Текст книги "Ангел-стажёр (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 55 страниц)
– Это что-то новенькое, – озадаченно скривился он. – Обычно проход открывается, когда Вы четко видите всю картину, как будто двери там нет. Как же Вы туда протиснулись? А ну, пойдемте, – схватил он меня за рукав, – покажете мне.
– Подождите, – остановил его я. – Я с удовольствием покажу Вам все, что смогу, но сначала у меня есть к Вам очень важный вопрос.
– Какой? – склонил он голову к плечу с хитрым видом.
Я максимально сжато передал ему суть своего разговора с главой нашего отдела, сделав акцент на условии, которым он ограничил свое разрешение.
– А вот и ничего подобного! – совершенно неожиданно развеселился Гений. – Решение отнюдь не за мной, а очень даже за Вами. И Вы, – подмигнул он мне, кивнув в сторону двери, – только что его нашли.
– Вы хотите сказать, – медленно проговорил я, в точности вспоминая слова своего главы, – что этот проход открывается не для всех?
– Проход закрыт обычной дверью, ее открыть немудрено, – провозгласил Гений, великодушно избавляя меня от мысли о моей исключительности. – Эта реальность создана нами, что значит, что любой наш единомышленник может сюда попасть. Другое дело, что большинство из них не могут ее принять.
– Что Вы имеете в виду? – окончательно запутался я.
– Когда они попадают сюда, – горестно вздохнул он, поведя в сторону рукой, – все это начинает … аннигилировать. Теряет цвет, четкость очертаний – одним словом, расплывается и рассеивается. Возможно, они не до конца верят в реальность увиденного мира. Возможно, не хотят верить в возможность существования земных условий у нас. А возможно, не хотят смириться с нашим сосуществованием здесь со светлыми. Это к вопросу о наиболее распространенной у нас точке зрения, – наставил он на меня палец, напоминая о недавнем разговоре.
Я раздраженно передернул плечами. Он только что вернул мне осознание моей особенности – только для того, чтобы ограничить ее способностью мириться со светлыми.
– Вы их плохо знаете, – упрямо повторил я. – По-моему, Вы сами говорили, что они вторглись даже в это, созданное исключительно нами, место.
– Если бы Вы знали, как я сейчас этому рад! – ничуть не смутился Гений. – Здесь всегда свежие мысли в голову приходят, а в последнее время, с появлением Анатолия, я вообще многое в новом свете вижу.
– Тогда Вам, наверно, будет интересно узнать, – не сдержал я ехидства, – что Анатолий намерен явиться на встречу с заблокированными мыслями, и обучение его их блокировке является условием моего на ней присутствия.
Гений молча уставился на меня, безмолвно шевеля губами и лихорадочно моргая.
– Ему нужен блок? – переспросил он меня.
– Да, – коротко ответил я.
– Ему нужно, чтобы Вы его научили? – В глазах Гений зажегся странный огонек.
Я молча кивнул.
– Перед встречей, то есть прямо сейчас? – продолжал допытываться он.
– Как можно быстрее, – уточнил я.
– Ну, тогда все понятно! – торжествующе воскликнул он. – Это не Вы в проход протиснулись, это он Вас через него протащил!
– Что он сделал? – Мне показалось, что страсть к шарадам и необъяснимая склонность к светлым сыграли с Гением злую шутку.
– Его закон надобности, – с совершенно серьезным видом намекнул он мне.
– Я ничего не понимаю, – сдался я.
– Вы не читали его воспоминания? – неодобрительно покачал головой Гений. – У него есть личная особенность: когда ему что-то очень нужно, его надобность воплощается в жизнь. Даже на земле, не говоря уже про эту искусственную реальность, в которую он абсолютно верит и которая подстраивается под него. Я с нетерпением жду подходящего случая, чтобы поинтересоваться, заметил ли он, как ему здесь все удается.
Второе лишение чувства исключительности далось мне с куда большим трудом. В немалой степени потому, что на сей раз Гений отвел мне роль железных опилок, притянутых мощным магнитом. Или мошки, неотвратимо привлекаемой ярким светом.
Я внес небольшие коррективы в свое предыдущее предположение: по всей видимости, необъяснимая склонность Гения к светлым начала играть злые шутки с его окружением. Впрочем, нельзя было также исключать пагубного влияния одного из наиболее испорченных экземпляров правящего большинства на не закаленный в земных условиях разум.
– Вас не интересует, что он хочет скрыть от Вас? – постарался я напомнить Гению цель его контакта с беглым хранителем.
– Очень интересует, – согласно закивал он. – Но я хочу, чтобы он сам открыл мне свои секреты. Я собственно и раньше его сознание не сканировал совершенно сознательно – мне нужно его доверие.
Я с легкой обидой отметил про себя, что во время моей с ним первой встречи он без колебаний вторгся в мое сознание – очевидно, мое доверие представлялось ему само собой разумеющимся.
– Тогда подскажите мне, пожалуйста, – натянуто произнес я, – где я могу его разыскать. Мне просто на месте не стоится – так и тянет реализовать его надобность.
– Не получится, – покачал головой Гений. – Вы Пути не знаете.
Я твердо запретил себе переспрашивать и удивленно таращить глаза. Оказалось, что после нескольких печальных экспериментов с проникновением наших сотрудников в созданную реальность, Гений решил минимизировать риск ее уничтожения. Он окружил нашу крепость полосой изощренных ловушек и препятствий, оставив между ними запутанный проход, который он назвал Путем и держал в строжайшей тайне.
– Секрет секретом остается, когда владеет им один, – пояснил он с чрезвычайно самодовольным видом. – Я думаю, внешние охранники светлых много бы дали, чтобы заполучить его схему. Решение получилось довольно изящным: неощутимый барьер не перекрывает ни зрение, ни слух, ни обоняние – и в то же время гарантированно препятствует, с одной стороны, нашему негативному воздействию на уникальный объект, а с другой – попыткам светлых проникнуть в нашу скромную обитель.
– А что произойдет с тем, кто все же попытается его преодолеть? – не выдержал я.
– Аннигиляция, – небрежно бросил Гений.
– Как при распылении? – задохнулся я. – Без какого-либо разбирательства и официального приговора? Нас же обвинят в превышении полномочий!
– А кому, Вы думаете, наш Творец поручил разработку распылителя? – удивленно глянул на меня Гений. – Принципы его работы – это наша интеллектуальная собственность. А количество созданных экземпляров и их модернизацию Творец не оговаривал.
– Значит, без Вас пройти через этот барьер невозможно? – уточнил я.
– Никак, – радостно закивал он. – Поэтому я Вас провожу. Где Вы договорились с Анатолием встретиться?
– Нигде, – замялся я, предчувствуя новые осложнения. – Я думал прямо к нему отправиться. С Вашей любезной помощью, конечно, если бы Вы согласились указать мне дорогу к месту его пребывания.
Гений молчал какое-то время, глядя на меня с недоверчивым восхищением.
– Хотел бы я попасть однажды в обитель этой простоты, – промурлыкал он, мечтательно прикрыв глаза, и затем встряхнулся. – Мой дорогой … Вы позволите? … Макс, мы не на земле. Здесь наше общение со светлыми практически исключено. Лишь на уровне внешней охраны наша обитель соединена с ними тоннелем – достаточно узким, чтобы избежать массированного вторжения с любой стороны. На всех остальных уровнях – особенно, необитаемых у нас – входы в нашу обитель просто замурованы. И даже здесь светлые держат под контролем большую часть нашей общей реальности. Вы хотите вот так запросто угодить к ним в руки на их территории?
Я признал необходимость возвращения на землю. И ожидания – Гений настоял на секретности моей встречи с Анатолием. Передача умения блокировать мысли светлому, сказал он, скорее всего встретит решительные возражения со стороны главы нашего отдела. Ему он сообщил, что хочет – перед важнейшей встречей – еще раз подвергнуть проверке мою безвредность для его творения.
Наконец, почти через сутки, я снова стоял рядом с ним перед массивной дверью. Она открылась почти мгновенно – и я бы чрезвычайно гордился скоростью воссоздания картины луга и леса в своем сознании, если бы не энтузиазм Анатолия в телефонном разговоре накануне, когда мы обсуждали место встречи.
Выйдя наружу, я пошел вслед за Гением по лугу – шаг в шаг, как несколько раз повторил он. Практически на каждом из этих шагов я испытывал некое сопротивление, но, скорее всего, это была реакция сознания на риск исчезнуть, испариться, аннигилировать – причем совершенно бездарно, впустую, бесцельно, словно оступившись в топком болоте.
Сцепив зубы, я мысленно повторял себе, что это – Путь к безопасности моей дочери.
Когда луг закончился, Гений проводил меня к назначенному им же месту, и я по достоинству оценил его выбор. По дороге оказалось множество легко узнаваемых ориентиров, чтобы я без труда нашел путь назад, и с нашей стороны подойти к нему можно было скрытно, тогда как со стороны светлых большая часть пространства была открыта всем взорам.
Всю дорогу Гений сетовал на невозможность хотя бы заочного знакомства с Татьяной – открытие последней исключило его присутствие на встрече в инвертации. Указав мне издалека небольшую поляну на другом конце леса, он тут же ушел, бубня себе под нос, что любые вызовы творческой мысли лишь стимулируют ее развитие.
К концу встречи с Татьяной и Анатолием я полностью с ним согласился. Она оказалась недолгой, о чем я позаботился заранее, во время своего вынужденного ожидания на земле.
В свое время мой учитель по кодированию мыслей говорил мне, что процесс обучения, а затем и использования этого навыка идет намного проще и естественнее, если в качестве ключа к коду подобрать нечто близкое обучаемому. Нечто такое, к чему он имеет либо природную склонность, либо уже освоил в своем предыдущем опыте.
Татьяне я предложил ключ из ее земного лингвистического прошлого, и, судя по той легкости, с которой она уловила мою мысль, мой учитель оказался дважды прав: игры со словами были ей не чужды. Поэтому не прошло и получаса, как я счел свою задачу выполненной. В конце концов, меня просили научить ее лишь ставить блок, а не закреплять его, и я не имел ни малейшего желания отступать от буквы нашего договора с Анатолием.
Чего не скажешь о нем: подобно всем светлым, он был искренне убежден, что любое изначально паритетное соглашение должно заканчиваться бонусами с нашей стороны. Особенно соглашения с ним – я вспомнил слова Гения о том, что этот баловень судьбы всегда получает то, что ему нужно. Даже если для этого требуется заставить меня пройти через наглухо закрытые двери и по полному смертельных ловушек лугу.
Мое предложение ему мыслить картинами возникло именно из этого образа и спонтанно – исходя из нашего договора, я даже не задумался над ключом к его коду перед встречей. Но он принял мои слова всерьез, и на меня обрушилась вакханалия несуразных форм и кричащих красок, в которой, как в зеркале, отразилось его полное отсутствие контроля над собой. Усмехнувшись, я с готовностью поспособствовал ему в последнем, надеясь выбить его из равновесия перед более важной встречей.
Она оказалась еще значительнее, чем я ожидал. Я понял в самом ее начале, зачем Анатолию – именно ему, а не Татьяне – понадобилось научиться кодировать свои мысли. Как обычно, светлые представили нам на рассмотрение лишь то свое открытие, в природе которого разобраться без нас не смогли. А вот насильный вывод из невидимости – более того, из инвертации – они нам хвастливо продемонстрировали, оставив его секрет при себе.
И все же, несмотря на шок от всех их открытий, больше всего на этой встрече поразил меня Гений. Наверно, потому что от светлых я привычно ожидал, чего угодно, а к его, с позволения сказать, нарочитой экстравагантности оказался не готов.
Вполне ожидаемо, Гений сразу схватил суть Татьяниного открытия и даже задал всем направление его индивидуального применения. И, должен заметить, ехидное замечание Анатолия в адрес моей специфики распознавания ангелов существенно подтолкнуло меня в этом направлении.
Я всегда отличался обостренным обонянием. Мои коллеги даже иногда шутили, что я и добычу, и опасность носом чую. Инвертация же не мне затычки в нос вставляла, как изволил выразиться Анатолий, а источник запахов запечатывала в некоем резервуаре. И проник я в нее, отдав должное Татьяне как автору открытия и представив себе ее в виде флакона изысканных духов, из которого я вынул пробку.
С остальными задержка образовалась, пока я каждому подходящую емкость не подобрал.
Анатолию, как ни странно, лучше всего подошла канистра с бензином – запах резкий, но не неприятный.
Карающий меч прекрасно уместился в банку с аммиаком, при открытии которой я почти отшатнулся.
Гений же представился мне бутылкой выдержанного вина, букет которого может оценить только истинный гурман.
Я только успел удивиться разнообразию этих запахов, которое абсолютно не ощущал в невидимости, как бесценное выдержанное вино, доверенное моим заботам, забурлило как молодое.
Не раз во время этой встречи у меня возникало ощущение, что Гений задался целью сломать все существующие стереотипы нашего мышления и поведения.
Он пошел на поводу – и, судя по всему, уже давно – у Анатолия с его дурной земной привычкой тыкать всем вокруг.
Он открыто заявил, что пытался просканировать мысли Татьяны.
Он с совершенно неподобающим благодушием отнесся к кличке, которую она ему небрежно дала.
Он в открытую и во всеуслышание предложил ей работу в нашем отделе – не в осторожных и личных переговорах, а прямо под носом карающего меча.
Я понял, что имел в виду глава моего отдела, говоря о моей первоочередной задаче на этой встрече – мне нужно было обеспечить безопасность Гения от него самого. К чему я и приступил, лишь только он заявил, что готов переметнуться к светлым, если Татьяне его предложение не подходит. Любой ценой, вспомнил я, и взглядом пообещал карающему мечу невосполнимый ущерб при малейшем движении.
Мне показалось, что какое-то время он оценивал свои шансы – и пришел к правильному выводу: за все время нашего общения ему удалось нейтрализовать меня лишь однажды, много лет назад, с помощью Марины и только частично. Надменным кивком он дал нам с Гением возможность удалиться.
Последний, по всей видимости, тоже уже пришел в себя и позволил мне увести себя без излишних пререканий. Отбросив принятую у нас неприязнь к необоснованному физическому контакту, я крепко поддерживал его под локоть. Он словно и не замечал этого. Мне даже показалось, что он наконец-то осознал всю абсурдность своих недавних эскапад и замкнулся в мрачном раскаянии.
Как только мы отошли на безопасное расстояние, я предложил, чтобы отвлечь его, инвертироваться.
– Что такое аналитический отдел? – спросил я, глубоко вдыхая пьянящий аромат, обрушившийся на меня.
Гений бросил в мою сторону острый взгляд, тут же прикрыв глаза рукой.
– Группа светлых, – ответил он, отвернувшись в сторону, – которые пытаются модернизировать устои.
– Эта модернизация имеет отношение к нам? – догадался я, вспомнив неожиданный вопрос нашего главы.
– Давайте вернемся в видимое состояние, – поморщился Гений. – Вот как-то не ожидал я таких неудобств – придется срочно защитные меры разрабатывать.
Материализовавшись, он тут же принялся что-то бубнить себе под нос, абсолютно забыв о моем существовании и постепенно ускоряя шаг. Я не настаивал на продолжении разговора. Возможно, благородный запах ударил мне в голову, но я чуть ли не подгонял его – сейчас важнее всего было передать приобретенное умение моей дочери.
Вернувшись на землю, я немедленно схватился за телефон. И все же остановил себя в последний момент. Назначь я ей встречу заранее – вместе с ее кумиром и втайне от ее опекуна – она только испугается и вряд ли сможет полностью скрыть это если не от последнего, так от наблюдателя.
Намного проще было встретить ее на следующий день после занятий. Не один день сопровождая ее повсюду, я обнаружил, что в университет наблюдатели за ними не следуют. И если при этом окажется, что ее кумир именно в этот день решил устроить себе выходной – так тому и быть.
Нарушить данное Анатолию слово мне не удалось. Не исключено, что оковы его надобности и на земле до меня дотянулись, скрипнул я зубами, наблюдая через окно машины, как моя дочь со светлым наследником, держась за руки, сбегают по ступенькам университетского здания.
Набрав ее номер, я с удовольствием отметил, что ей пришлось забрать у него руку, чтобы ответить на мой звонок.
– Привет, уже освободилась? – непринужденно поинтересовался я. – Хотел встретиться.
– Ну давай, подъезжай к дому, – неуверенно ответила Дара, переглядываясь со своим кумиром. – Я часа через два буду.
– Я уже подъехал, посмотри налево, – сообщил ей я, давая короткий сигнал.
– А с чего это срочность такая? – недовольно буркнула она.
– Все объясню, – пообещал ей я. – И вы мне оба нужны.
Она мгновенно отключилась и что-то быстро бросила светлому отпрыску. Они синхронно посмотрели в мою сторону, затем снова переглянулись и настороженно двинулись к машине.
Когда они сели в нее, я раздраженно отметил про себя, что у обоих стоит мысленный блок. Дариным я никогда не уставал любоваться – она прятала свои мысли, как на картинке «Найди животное в джунглях», среди пышной и красочной растительности. У ее кумира они скрывались в густом, клубящемся тумане – их присутствие и движение были явственно ощутимы, но не различимы.
– Понятно, подготовились, – проворчал я вместо приветствия.
– Что случилось? – спросила Дара с тревогой в голосе.
Светлый отпрыск просто молча смотрел на меня – точь-в-точь, как его мать, когда Гений пригласил ее к нам в отдел.
Я коротко рассказал им об инвертации и о появившейся возможности проникать в нее. Я объяснил им значимость такого умения для их защиты от нападения любых недругов и сообщил, что ему вполне возможно научиться, чем и предложил немедленно заняться.
В город уже пришла весна. Она оказалась ранней и дружной, и всех вышедших из здания студентов уже словно ветром сдуло. Еще раз, для полной уверенности, осмотрев окрестности, я перешел в невидимость.
– Вы меня ощущаете? – спросил я ради чистоты эксперимента, ничуть не сомневаясь в ответе.
– Ну, конечно, – пожала плечами Дара.
– А сейчас? – повторил я, и инвертировался.
Они озадаченно переглянулись, и у меня мелькнула мысль, что им для мысленного обмена никакие блоки преградой не являются. Что отнюдь не добавило мне симпатий к обладателю привилегии, недоступной для меня.
– Ну … да, – удивленно бросила Дара, переводя взгляд точно в то место, где она – по всем правилам – ничего не должна была ощущать.
От неожиданности я отшатнулся.
– Ты сейчас дернулся, – прыснув, прокомментировала моя дочь.
Я материализовался, сосредоточенно соображая. Со всей очевидностью процесс их обучения распознаванию инвертированных ангелов прошел намного быстрее, чем я предполагал. Что позволило мне уделить высвободившееся время изучению причин столь невероятного успеха.
На все мои вопросы они отвечали с таким видом, словно я у них таблицу умножения проверял. Их умение определять ангелов в невидимости давно уже стало в нашей земной резиденции общепризнанным фактом, но как они это делают, объяснить они не могли. Не называя имен, я описал им свои ощущения, а также ощущения Гения и Татьяны, озвученные во время исторической встречи.
Наши наследники лишь недоуменно переглядывались и пожимали плечами – они просто знали о присутствии ангелов, и все.
Такая их особенность определенно требовала доклада и моему главе, и Гению. Я намеревался особо подчеркнуть их естественную близость к нам и их прирожденное обладание навыками, которые нам потребовалось приобретать. Но для убедительной аргументации мне самому нужна была стопроцентная уверенность в этом.
Мы встречались еще не один раз, экспериментируя с моим переходом в невидимость и инвертацию – никаких физических ощущений у них при этом не возникало. Правда, в инвертации мое присутствие казалось им более слабым и размытым – как фигура человека через залитое водой стекло, сказала Дара.
– Мы таких не раз встречали, – беззаботно добавила она.
– Где встречали? – резко выпрямился я.
– Да везде, – дернула она плечом.
– Они безвредны, – вдруг подал голос ее кумир.
– Это еще почему? – процедил я сквозь зубы, готовясь дать достойную отповедь самоуверенному молокососу, внушающему моей дочери чувство ложной безопасности.
– От них никогда не исходит агрессия, – коротко ответил он. – Такая, как от моего наблюдателя.
– И от моего когда-то давно, – поддакнула ему Дара. – Это он сейчас любопытством сочится.
– Любопытство тоже разным бывает, – одернул ее я. – Но это значит, что какую-то окраску их присутствие все же для вас имеет – пусть не физическую, а эмоциональную.
– Я не думаю, что это с ангелами связано, – глубокомысленно изрек юный «знаток» опасностей нашего сообщества. – Такие же волны и от людей исходят: неприязни, приветливости, равнодушия…
– Это точно! – рассмеялась Дара. – От ангелов только сильнее. Вот ты сейчас, – состроила она мне хитрую рожицу, – излучаешь озадаченность, любопытство и менее сильное, чем обычно, раздражение, но если я скажу, что твоему любопытству самое время заменить раздражение, ты же возмутишься, правда?
Я открыл рот … и тут же закрыл его, чтобы не сделать именно то, о чем она говорила.
– А можно я еще скажу? – снова вмешался источник моих, точно подмеченных ею, эмоций. – Я, кажется, понял, в чем дело.
Я молча кивнул ему, одинаково прочно удерживая в узде оба упомянутых моей дочерью чувства.
– По-моему, – заговорил он, старательно супя брови, – это связано с нашим происхождением. Для всех вас реакция на ангелов – приобретенная, после смерти, а мы среди них с самого рождения находимся. Так ребенок на родном языке говорит естественнее, чем любой иностранец, этот язык изучающий. Наверно, поэтому мы и инвертированных всегда ощущали – мы просто не знали, что должна быть какая-то разница.
У меня в ушах зазвучало объяснение Татьяны, данное нам в отношении ее открытия. Против всех моих усилий у меня возникла мысль, что моя дочь со своим кумиром составляют неплохой тандем. Ее несравненное умение располагать к себе окружающих создает благоприятную атмосферу, в которой его слова начинают звучать почти разумно. По крайней мере, отсутствие тлетворного влияния его зазнавшегося отца определенно идет ему на пользу.
– Твоя мать тоже это заметила, – подчеркнул я, чтобы сразу избавить его от наследственного чувства превосходства над всеми.
И тут светлого отпрыска просто прорвало.
– Вы ее видели? Где? Как она? Что она делает? Она уже заканчивает учиться? Наверно, да – если ее уже такому учат? Вы говорите, что это новый навык – он же не входит в обычную программу, да? – обрушилась на меня лавина вопросов.
– По правде говоря, она первая в инвертацию проникла, – неосторожно обронил я, ошарашенно тряхнув головой.
Юное дарование вытаращило на меня глаза и тут же прикрыло их веками, сосредоточенно шевеля бровями.
– Игорь, – произнесла вдруг Дара.
– Но это же очевидно! – повернулся он к ней с лихорадочным блеском в глазах. – Вместе с памятью ее лишили всех рассказов отца об ангелах, всех устоявшихся предрассудков. Она теперь ни одним из них не ограничена, и если смогла преодолеть один…
– Игорь, – повторила моя дочь с нажимом, пристально глядя ему в глаза.
Ее кумир осекся, стрельнув в меня взглядом, и я вдруг осознал, что она его предостерегает в отношении меня. Это было очень сильное ощущение. Не сравнимое с тем, когда ее у меня посторонние отобрать пытались. Не сравнимое с опасением потерять ее физически. Не сравнимое с моей инстинктивной неприязнью к ее идолу.
– Ты права, – привлек я ее внимание к себе, – осторожность имеет сейчас особое значение. Именно поэтому я прошу тебя не посвящать в только что услышанное твоего … отца твоей сестры.
– Почему? – подозрительно нахмурилась Дара. – У родителей Игоря секретов от него никогда не было.
– На данном этапе этот навык держится в тайне, – терпеливо объяснил я, и все же не удержался от язвительного дополнения: – По высочайшему распоряжению самого Стаса.
– А тебе он эту тайну доверил? – недоверчиво прищурилась моя дочь, и меня снова до невидимой крови расцарапало сильным чувством.
– Представь себе, – сдержанно ответил я. – Как и многое другое. В частности, самые напряженные участки в своих рейдах. Или ты думала, что мы с ним только на вечеринках встречаемся?
Дара вопросительно глянула на своего кумира, он едва заметно качнул головой.
– Я предпочел бы проходить детектор лжи исключительно со своего согласия, – еще холоднее заметил я.
– Мне вовсе незачем было прислушиваться к Вам, – обратился ко мне полиграф во плоти. – Отец недавно сказал мне, что, несмотря на все разногласия, в действительно нужный момент вы все всегда по одну сторону баррикады оказываетесь.
– Упомянул ли при этом твой отец, – поинтересовался я, уязвленный напоминанием о недавнем унижении, – что обычно это происходит в действительно нужный ему момент?
– Я так не думаю, – серьезно покачал головой достойный наследник самоуверенности Анатолия. – Анализ всего Вашего взаимодействия со Стасом тоже однозначно указывает на его полное доверие Вам.
Если юный льстец надеялся умиротворить меня, то добился он совершенно обратного результата. Марина, в ответ на мой прямой вопрос, округлила глаза и напомнила мне свои слова о том, что едва оперившийся талант начал делать анализ для Стаса.
– Анализ или прогноз? – уточнил я.
– Анализ, – успокоила она меня, но ненадолго. – Сейчас его записку Стасу передали, он решит, привлекать ли Игоря к более серьезной работе.
Решение карающего меча не заставило себя ждать, что, впрочем можно было предугадать заранее, как и его содержание. Но узнал я об этом лишь тогда, когда меня пригласили на совещание у Марины по нашей текущей операции.
В первый момент у меня мелькнула мысль, что ее решили отменить за бесперспективностью. По совершенно не понятным мне причинам, светлые решили взяться за патологических лжецов – людей с настолько низким уровнем самооценки, что для его поднятия они постоянно поддакивают любому собеседнику и говорят только то, что тот хочет от них услышать, вызывая в нем необоснованное чувство близости и взаимопонимания.
Я не видел никакого смысла активно противодействовать им, поскольку все попавшиеся на их удочку люди рано или поздно уставали от такого эха собственных слов и расставались с иллюзорной родственной душой, несмотря на вечно готовые отговорки и объяснения последней.
Но юного правдоборца эта операция не могла, разумеется, оставить равнодушным. Положа руку на сердце, самому себе я признал, что его аргументация была выстроена настолько искусно, что даже на меня произвела впечатление.
В его интерпретации эти болтуны выглядели не самовлюбленными болтунами, любующимися собой через глаза окружающих, а смертоносными вампирами, высасывающими из людей жизненные силы, веру в себя и оптимизм. И наносимый ими ущерб представлялся совершенно в другом свете: разочаровавшись в одном словоблуде, люди винили в этом свою открытость и доверчивость и вооружались подозрительностью против всего человечества. А заодно и против представителей нашего течения, затрудняя нам работу, мелькнула у меня мысль.
Чтобы свести этот ущерб к минимуму, юный правдолюб предлагал не ждать, пока моральная пиявка исчерпает запас доверия окружающих, а массово создавать вокруг нее ситуации, проявляющие ее истинную сущность. Последним, разумеется, должны заниматься наши сотрудники, обладающие необходимым иммунитетом, что позволит уберечь от крушения идеалов невинных людей и значительно очистить моральную атмосферу в их обществе. Признание высоких качеств наших сотрудников звучит свежо и многообещающе, мелькнула у меня мысль.
Одним словом, к концу этой пламенной речи у Марины в глазах вновь бушевало пламя истового борца за благополучие всего человечества. Дарин опекун расплылся в блаженной улыбке, представляя себе, вне всякого сомнения, обработку данных при планировании процесса обложения недостойного силками и ловушками и загона его в них.
Карающий меч мечтательно замер, уже явно мысленно принимая поздравления в успехе беспрецедентно крупномасштабной операции и размышляя над дополнительными привилегиями, которые он сможет за это потребовать.
А я представил себе этого юного фанатика, трудящегося над ближайшей операцией светлых, направленной против нашего отдела.
После этого, с позволения сказать, совещания я подошел к карающему мечу.
– Хочу тебя сразу предупредить, – прямо приступил я к делу. – Если тебе нужно наше участие в таких масштабах, то ты его получишь только под письменное обязательство не задействовать этого оратора против нас. Ни в каком виде.
– Ты уже тоже понял? – уставился он на меня пристальным взглядом.
– Что именно? – прищурился я. – Его одержимость чистотой ваших белоснежных идеалов?
– Нет, его ценность, – напряженно ответил он. – Вот ты все пыхтишь, что та авария на твою мелкую была нацелена…
– Я попросил бы! – перебил его я.
– … а вот мне все больше кажется, – продолжил он, пропустив мимо ушей мою реплику, – что метили как раз в него.
– Великодушная правящая линия не терпит конкуренции? – насмешливо бросил ему я. – Все, что не вписывается в устоявшуюся догму, должно быть купировано?
– Вопрос – устранить ли его хотели? – Он устало потер лоб. – Вон аксакала мелкого к нам протащили, и непонятно, кто и как. И главное – зачем.
– Напротив, очень даже понятно, – презрительно усмехнулся я. – Кто – ваши. Как – наплевав на ими же установленные правила. Зачем – использовать, как вы всех вокруг используете. А если при этом побочные потери в лице моей Дары…
– Ты тоже так думаешь? – перебил на этот раз он меня.
– Что думаю? – немного сбился я с тона.
– Что на мелкого кто-то глаз положил? – объяснил он.
– Вне всякого сомнения! – вернулся ко мне потерянный было тон с солидной добавкой яда. – В беспрецедентных талантах юного дарования никто не сомневается – с самого его рождения, заметь.
– Да хорош ерничать, – поморщился он. – Лучше мозгами раскинь. Мать его – не успела к нам попасть, что утворила? Она вообще как будто родилась, чтобы ангелом стать – все с лету хватает. И папаша его в последнее время прямо заколосился способностями… – Он вдруг резко остановился.
– Какими? – недоверчиво прищурился я.
Карающий меч помолчал еще немного, потом махнул рукой.
– А, ладно, – вздохнул он. – Они все равно с этим вашим ненормальным исповедоваться друг к другу бегают – ничего с этим поделать не могу.
Я озабоченно нахмурился, вспоминая исключительно восторженные эпитеты, которыми Гений наделял Анатолия. Карающим меч наблюдал за мной с плохо скрытым расчетливым выражением.
