Текст книги "Ангел-стажёр (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 55 страниц)
Глава 14. Раздвоение
Когда-то я рассматривал возможность того, что мы с Татьяной будем работать в разных подразделениях. Когда Тоша на земле появился. Она его из невидимости вытащила, словно пальцами щелкнула, и в такой оборот взяла, что он просто каждое ее слово ловил. Хотя это меня, между прочим, официально за ним присматривать назначили, и он об этом прекрасно знал.
Каюсь, мелькнула тогда мысль, что она – прирожденный наставник, и кто я такой, чтобы стоять на пути ее таланта. Ладно, смирил я тогда свои амбиции – я буду ей новичков поставлять, а она будет их воспитывать.
Только думал я так до того, как прожил с ней бок-о-бок много лет и другой жизни уже себе и представить не мог.
А вот безликие они скрупулезно и методично фиксировали каждую мою вздорную мимолетную мысль. Дожидаясь подходящего момента, чтобы мне же под нос ее и подсунуть, да еще и с видом величайшего одолжения – обратите внимание, уважаемый Ангел, как мы идем навстречу всем Вашим пожеланиям.
Меня бы спросили, я бы без малейшего сомнения сказал, что при выборе такого момента они с темными консультировались. Я ведь только-только целую стратегию разработал, как обойти Татьянино несоответствие нашим хранительским требованиям.
У меня вообще тогда ощущение массового заговора возникло. И наши инструкторы заявили, что с ее недостатком ничего нельзя сделать, вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями и преодолевать его.
И Стас – со всеми его «высочайшими критериями отбора кандидатов» – вдруг в упор перестал замечать этот ее недостаток и специально для нее, как мне почудилось, новую должность изобрел.
Ее в координаторы, а меня – так и быть – в рядовые бойцы? Это она меня координировать будет? Ей только намекни, что такое возможно. Нет, когда она других в хвост и гриву гоняла, я наблюдал за ней с гордостью, но предпочел бы и дальше в зрителях оставаться.
В первый же день занятий у карателей меня и этого удовольствия лишили. Меня где доверием облекли наблюдать за прогрессом обучения новичков, чтобы какой-то безымянный инструктор у меня перед носом дверь захлопывал? Ну и что, что договорились, что я их научу собратьев из невидимости выдергивать? А я говорил, когда начну? И вообще – хватит болтать! Собрать всех свободных от инструктажа – я с ними групповой тренинг проведу, нет в этом умении ничего сложного.
Где, вы думаете, они все собрались? Правильно, в самом дальнем помещении от того, где Татьяну заперли. Чтобы я даже отдаленно не смог услышать, что там с ней происходит. И это, скажете, не заговор?
Как я позже смог воочию убедиться, каждое помещение в павильоне карателей имитировало различные условия, в которых может происходить задержание. Предоставленное мне изображало пещеру – с угрожающе низким потолком, с неровным, усеянным камнями, полом и крайне тусклым освещением.
Набилось в эту «пещеру» сразу шестеро карателей Стаса. Это они от работы отлынивают или посменно работают, чтобы новички сразу критерии отбора прочувствовали? Инструкторы вольготно расселись по периметру «пещеры», привалившись спиной у ее стенам и то вытянув перед собой, то согнув в коленях ноги. Это что еще за вольности?
– Показываю один раз, – предупредил я их. – Сейчас инвертируетесь, и я вывожу вас в видимость по одному.
Они, все как один, мгновенно исчезли, и «пещера» тут же приобрела черты полной реальности, обдав меня промозглым холодом. Нет, черты полной реальности она приобрела, когда я представил себе тянущиеся ко мне со всех сторон руки карателей… И не одного Стаса, а шестерых его костоломов. На этот раз кровь у меня очень быстро по венам побежала. Тьфу ты, я же сам сказал – по одному!
Я вежливо и мысленно поздоровался с каждым из них за руку – как заезжая знаменитость со встречающими ее фанатами, сказал я себе. Атмосфера встречи теплела с каждым рукопожатием. Одному, правда, пришлось-таки дать подзатыльник – решил он, понимаешь, проверить, найду ли я его инвертированного. Откатился в сторону и залег за валуном. Вот там я и явил его общественности – под ее громкий хохот.
Закончив демонстрационную часть, я объяснил им сущность обнаруженного мной явления и предложил перейти к практике на мне.
– Так мы же Вас не зафиксируем, – подозрительно протянул один из них.
– Тем лучше, – оборвал я его, – сразу научитесь вслепую работать. Я буду оставаться на месте, – строго глянул я в сторону самого прыткого из них.
Вот очень не понравились мне их ухмылки при упоминании важности воображаемого физического контакта. А еще больше – как они все подобрались, как только я инвертировался – словно стая волков перед броском. К счастью, бросились они на меня практически одновременно.
– Вижу! Есть! Контакт! – раздалось со всех сторон, и я с облегчением перешел в видимость.
Они чуть не подрались за право первым занять мое место, но затем чуть не сорвали мне тренировку, наперебой советуя моей первой замене, как именно представлять себе физический контакт с каждым из них. Пришлось рявкнуть и предложить им продемонстрировать свои пожелания наяву. В раздавшемся гоготе один было решился, и пыхтящий от злости объект насмешек тут же оправдал высокие стандарты Стаса. На этот раз я сам остановил тренировки – чтобы он научил меня этому приему.
Все последующие сольные выступления состояли из двух частей – у каждого из обучаемых мной карателей обнаружился свой личный трюк. Как ни странно, раз за разом сбивая меня с ног и тыча физиономией в землю, они потом с куда большей готовностью следовали моим указаниям во время нашего основного обучения.
Меня же, несмотря на вопящие мышцы и уже намечающиеся синяки, постепенно отпускало раздражение – определенно этот день не впустую прошел.
Затем я оставил их упражняться друг на друге и вышел в коридор. Сквозь двери, в которые увели новичков, доносились звуки, типичные для начала подготовки к высоким стандартам: пыхтение, глухие удары и резкие окрики инструкторов. Эту часть точно можно пропустить – подключусь, когда хоть какие-то результаты пойдут.
За дверью, за которой изолировали Татьяну, наоборот, слышалось неторопливое журчание спокойной речи. Я бы даже сказал, задушевной дружеской беседы.
Раздражение вернулось. Я за полдня целую бригаду обучил, а она все с одним и тем же возится? Она забыла, с кем дело имеет? На увещевания у карателей иммунитет – они только приказы понимают. Вот я, к примеру, сразу сегодня правильный тон взял – и дело пошло.
Из-за двери меня так хлестнуло короткой резкой фразой, что я невольно отшатнулся. Святые отцы-архангелы, неужели я внушил? Или безликие они опять подсуетились с воплощением любой моей мысли? Или Стас еще одну приманку ей подсунул – право командовать его подчиненными еще до принятия ее к себе в подразделение? А чего – пусть она заранее тренируется, а они – привыкают.
Настроение вконец испортилось. Вернувшись в «пещеру», я какое-то время наблюдал, прямо у двери, за уверенными исчезновениями и появлениями моих сегодняшних подопечных. Они вошли в такой раж, что даже не заметили моего возвращения.
– Так, все, – громко хлопнул я, наконец, в ладоши. – Все молодцы. Всем спасибо. Все свободны.
– Еще чего? Какое свободны? А волну настроить? – посыпалось на меня со всех сторон, и я в самых ярких образах мысленно помянул высокие стандарты Стаса. Особенно в той их части, где собратьев в угол загоняют и за язык их там хватают.
– Я помню, – строго ответил я всем его энтузиастам. – Я сказал прекратить этот бардак. Вам было велено в парах работать или на всех без разбора кидаться? Все по местам расселись – мысленную волну нужно индивидуально настраивать.
Инструкторы Стаса переглянулись. Хмурясь.
– Командир сказал, общую найти, – произнес один из них. – И ему доложить, для координации, чтобы без разброда и шатаний.
Через час я понял причину отсутствия какой бы то ни было демократии в силовых структурах – без разброда и шатаний они умеют только прямые приказы выполнять. Поиски общих воспоминаний в творческой дискуссии опять чуть дракой не закончились.
Каждое предложение любого из них встречалось шквалом критики, немедленно переходящей на личность говорящего, которого обвиняли в стремлении выпятить свои персональные заслуги в предлагаемой ситуации.
Вышеупомянутая личность тут же отвечала взаимностью, напоминая критикам, что если бы не их вопиющие ошибки, они бы тоже могли блеснуть успехами.
В ответ критики сыпали примерами его собственных промашек в других операциях, блистали остроумием в их оценке и вызывались сходить за своими собратьями, трудящимися с новичками, для подтверждения их слов.
Элементарный получасовой поиск общей точки соприкосновения грозил обернуться превращением службы внешней охраны ангельского сообщества в сборище враждующих кланов. И что-то подсказывало мне, что начальник этой службы ни на секунду не задумается, кого назначить ответственным за этот раскол.
– Замолчали все! – грозно рыкнул я, вспотев при мысли о вежливых расспросах Стаса, не обсуждалась ли с темным гением идея внесения смятения во вверенное ему подразделение. – Больше никаких дискуссий – отвечать только на мои вопросы.
У них словно звук у всех отключили – рты захлопнулись, спины в струнку выпрямились, лица повернулись ко мне и глаза уставились на меня с ожиданием и готовностью.
На этот раз я покрылся холодным потом – узнай Стас о моей неизменной способности держать любую ситуацию под контролем, он и мне специальную должность у себя изобретет. Цербером над его костоломами. Чтобы Татьяне легче их координировать было. Такой аргумент мне не то, что руки – всего меня в бараний рог скрутит. И прощай возвращение в родной отдел.
– В качестве общей волны, – срочно вернулся я к обычному тону, – нужно выбрать воспоминание, объединяющее всех вас и не очень явно в глаза бросающееся. В какой операции вы все участвовали?
Они вновь переглянулись. Задумчиво.
– Нет таких, – решительно заявил, наконец, один. – Вот разве что логово темных однажды штурмовать пойдем…
– Без рассуждений! – снова не сдержался я. – На земле есть место, которое вы все посещаете? Не знаю, бар какой-нибудь, – добавил я, вспомнив разговоры Стаса о внеочередной увольнительной, которую ему пришлось дать своему подчиненному, доставившему наши воспоминания.
На этот раз они переглянулись с острым любопытством. Взаимным.
– У каждого свои предпочтения, – уклончиво ответил другой под аккомпанемент коротких смешков.
– А у нас? – не сдавался я. – Ваш этаж не пойдет – слишком явно. Этот павильон тоже. Где еще бываете?
– Да нигде, – ухмыльнулся третий. – Что мы там забыли? Но если надо… – Он поиграл бровями, косясь на соседей. – Вон к внештатникам можно наведаться…
Снова послышались смешки. Нездорово оживленные.
– Я сказал, только отвечать на мои вопросы! – опять пришлось мне повысить голос, хотя идея нашла во мне самый живой отклик.
Вот за этим я бы понаблюдал. Издалека. Но кто бы ни победил в этой схватке, несколько минут моего триумфа закончатся вежливыми расспросами Стаса, кто именно надоумил меня провоцировать открытое противостояние между силовыми структурами ангельского сообщества. Это если его костоломы выиграют. Если они проиграют, с него станется заговорить о моей подрывной деятельности в виде привязки волны связи его подчиненных к месту поражения.
Минуточку, а ведь с ним мы нашу волну вовсе не на место настроили! Я почувствовал прилив вдохновенного самопожертвования. Который оставил за собой ясную, четкую картину моей полной незаменимости для Стаса и моего центрального, скрепляющего и объединяющего положения в его подразделении.
На что он никогда не пойдет.
Даже ради Татьяны с ее талантами.
А мне независимый канал связи с его подчиненными никогда не помешает. Начнет опять руки выкручивать, получит восстание против тирана.
– Настраиваем волну вот здесь, – решительно заявил я потенциальным сообщникам, ткнув пальцем себе под ноги.
– Так об этом месте все же знают, – недоуменно протянул один из них.
– А о моих занятиях с вами в нем – нет! – отрезал я, и добавил безапелляционно: – С остальными я тоже здесь работать буду. Значит так: сейчас каждый представляет момент, когда я его в видимость выводил…
Они вдруг снова все подобрались, оживленно переглядываясь и плотоядно ухмыляясь.
– Да нет, – утробно проурчал тот, на ком они первом тренировались, – через физический контакт как-то надежнее будет…
Для полноты картины у них даже глаза засветились, и я еще успел подумать, что у стаи волков центральной, скрепляющей и объединяющей фигурой зачастую олень бывает…
Потом на меня градом посыпались картины. Их демонстрации мне своих приемов. Вместе с очень яркими физическими ощущениями. Которые воспринимались отнюдь не воображаемыми.
Если бы олень знал о нападении, он бы сбежал. Или рухнул. А так пришлось отбиваться. Не за жизнь, конечно, сражаясь, но за самоуважение точно. После первого момента растерянности я принялся отбрасывать в памяти унизительные картины и выдергивать оттуда другие – в которых мне уже удалось овладеть каждым трюком. Не особенно заботясь об их хронологической последовательности.
Судя по всему, мобилизованные мной сцены попали все же в цель – одна за другой до меня начала доходить ответная реакция. Мысленная. Эдакое насмешливое, слегка удивленное одобрение, словно олень умудрился им всем копытами по лбам настучать. До звона в ушах.
– Слушай, – с воодушевлением бросил мне один из них, уже выходя из «пещеры», – давай ты завтра остальных отмуштруешь, а потом мы как-то вечерком здесь все вместе соберемся?
– Раны сперва залижите, – пренебрежительно бросил ему я, скрестив на груди руки, чтобы не видно было, что они дрожат.
Когда они все вышли, меня еще хватило, чтобы доковылять до стены и медленно – очень медленно – сползти по ней на землю.
Отдышавшись, я в несколько заходов поднял себя с нее, попереступал с ноги на ногу, проверяя, не подкосятся ли они, и вышел в коридор – неторопливой, почти непринужденной походкой.
В коридоре никого не было. Кроме Татьяны. То жаркое нетерпение, с которым она бросилась мне навстречу, почти примирило меня с близким знакомством с высокими стандартами Стаса.
Но не надолго. Оказалось, что она ждала меня, всего лишь чтобы похвастаться успешным натаскиванием одного из Стасовых костоломов. Одного! За целый день! И больше всего меня насторожил тот восторг, с которым она говорила о тонком душевном контакте с – вы только подумайте! – карателем.
Она уже не видела ничего плохого в сотрудничестве с ними.
Она уже представляла себе работу у них как помощь.
Она уже нарисовала себе картину возвращения на землю в их рядах.
Она уже вкусила отраву их солдафонских манер.
Когда она повысила на меня голос, я сдержался. С трудом. Старательно напоминая себе, что когда на нее блажь находила, ее всегда нужно было мягкостью и терпением в здравый рассудок приводить.
Вот только это неоспоримое прежде правило осталось на земле – вместе с той Татьяной, с которой оно всегда там работало. Я в очередной раз проклял безликих их, лишивших Татьяну памяти – даже после ее возвращения моя возвышенная мечтательница необратимо изменилась. И видеть в ней даже отдельные черты решительной хищницы, все более похожей на Марину, было … тяжело.
Когда она предложила мне попробовать «преодолеть нашу реакцию друг на друга в инвертации», я ушам своим не поверил. Оставим в стороне формулировку, но ведь мы же уже это сделали! Я вообще готов был навсегда инвертироваться, чтобы всю вечность с ней в обнимку провести.
Но ее это уже, похоже, не привлекало. Ей теперь интереснее было эксперименты ставить – на живых, между прочим, существах. У одного подопытного кролика получилось – подайте другого. И ведь знала, что этот другой на нее намного сильнее реагирует, но это ерунда. Главное – закрепить достигнутый успех.
Когда мое и так уже сегодня истерзанное тело сначала сковало, а потом начало словно ножами резать бездушным космическим холодом, я только в глаза ей смотрел. Голосовые связки тоже онемели, но я зубы все же сцепил, чтобы вой наружу не вырвался, и руки в кулаки сжал до хруста, чтобы не броситься обнимать ее, чего отчаянным визгом требовал мозг. Я смотрел ей в глаза, с ужасом ожидая появления в ее взгляде того охотничьего интереса, с которым меня чуть раньше Стасова волчья стая разглядывала.
Спасибо, отцы-архангелы, до этого не дошло. Дошло до много худшего. Неодобрительно поджав губы, она тут же вызвалась показать мне, что прекрасно может без меня даже с адским пламенем справиться. Более того, она захотела, чтобы я – хранитель! – сам и развел вокруг нее это пламя и спокойно наблюдал, как она пытается его игнорировать.
Снова, совсем некстати, Марина на ум пришла – как она тоже постоянно норовила огонь на себя вызвать в операциях Стаса. Только это не он, а я ее однажды откачивал. Эта деталь не всплыла в Татьяниных воспоминаниях? Или ей лавры звезды карателей уже мерещатся?
Я решил дать ей на своем собственном опыте убедиться, что лавры обычно рука об руку с шипами идут. И не смог. Не успел я инвертироваться, как она начала задыхаться и даже руки перед собой инстинктивно выставила, пытаясь укрыться от жара.
И я тут же сдался.
Не могу я, хранитель, опасности своего человека подвергать – у меня каждый атом моего существа настроен на предотвращение такой опасности.
Не могу я, хранитель, всем капризам своего человека потакать, особенно, когда ясно вижу, в какую трясину они ведут его – моя задача мягко и ненавязчиво возвращать этого человека на истинный путь.
С тех пор каждый день я терпеливо выслушивал, как она захлебывается в дифирамбах своей новой стае, и раз за разом предлагал ей позвонить кому-нибудь из наших на земле. Даже Марину мы несколько раз набирали, но первым моим предложением всегда был, конечно, Игорь.
В одном из разговоров он гордо сообщил нам, что начал делать анализ и даже прогнозирование операций Стаса. Я вскипел – он еще не забыл, что его основная задача сейчас учиться? Татьяна же глянула на меня с искренним удивлением и засыпала Игоря вопросами о его новой «работе». И говорили они так, словно меня рядом вообще не было.
Я почувствовал, что у меня земля из-под ног уходит. Именно земля – все мои мечты о вечности строились на нашей жизни там, а теперь Стас, гад, взялся всю мою семью, как дичь, со всех сторон обкладывать и загонять в свои владения. В которых мне эта вечность была просто не нужна – мне там только выть хотелось.
Сколько я ни пытался отвлечь от них Татьяну, она ни о чем другом не говорила и даже, казалось, не думала. После того разговора с Игорем она вдруг загорелась идеей и себя в анализе попробовать. Вы думаете, она взялась анализировать причины своей неудачи в физической подготовке у хранителей? Чтобы все же постараться попасть к ним? Как бы не так! У нее же уже подручные каратели появились!
Она вообще больше ни одного моего слова не слышала. И если и спрашивала меня о чем-то, то это были ее соученики и, естественно, их успехи в павильоне Стаса. Причем я ясно видел, что вопросы она задает исключительно для того, чтобы продемонстрировать вежливый интерес к моему времяпрепровождению, и, удовлетворившись самыми короткими ответами, тут же возвращается к одам Стасовым солдафонам.
Я свои занятия с ними давно закончил. На второй же день. Во-первых, знал уже, чего от них ожидать, и пресек все их разглагольствования на корню. Да и вторая группа, похоже, выведала у первой, что от них требуется. Свою плату новыми приемами я у них тоже, конечно, взял, но держался настороже, и на этот раз обошлось без унизительных тычков носом в землю. После чего и мысленная волна у нас настроилась в более уважительной атмосфере.
Я сразу же вернулся к наблюдению за новичками. После личного общения с их инструкторами я ни секунды не сомневался, что их отчет будет носить слегка односторонний характер. И потом, хотелось для разнообразия со стороны полюбоваться, как они свое мастерство в других вбивают.
Так же, как и в нашем павильоне, Татьянина группа демонстрировала весьма средние способности в любом силовом действии – как в защите, так и в нападении. Кроме Тени. У которого явно просматривался перекос в восприятии ситуации – он нападал всегда, даже в совершенно неблагоприятных для себя условиях обороны.
Я мысленно поздравил себя с той спонтанной идеей дать ему дополнительную тренировку в нашем павильоне. И даже начал подумывать, не возобновить ли ее, поделившись с ним вновь приобретенными навыками. Нельзя, в конце концов, допустить, чтобы столь яркое дарование осталось незамеченным на фоне зацикленности Стаса на Татьяне. Я его с удовольствием расциклю – чтобы он на более подходящего фаворита переключился.
Выяснилось, однако, что его стандарты были даже выше моего представления о них после их демонстрации на моей собственной персоне.
Инструкторы Стаса периодически напоминали мне о своем предложении устроить мне великое побоище всей их командой. Я всякий раз объяснял, что после тренировки в павильоне мне нужно провести опрос единственного изолированного из группы новичка.
Эти невежи кивали с понимающим видом и плохо скрытыми ухмылками, и все, как один, заявляли мне, что им и без опросов понятно, что Татьяна – гений.
Я скрипел зубами, получив очередное доказательство заговора против нас с ней и представляя себе, что еще чуть-чуть – и она мне сама то же самое заявит, как тот темный пес безродный.
Один из инструкторов настолько обнаглел, что поведал мне о своей зависти моей возможности проводить столько времени в обществе Татьяны. В тот день я чуть было не согласился на предложенную мне схватку.
Но нельзя было Татьяну без присмотра оставлять. Даже если она этот присмотр уже в упор не замечает.
– Слушай, а может, вам на нем поупражняться? – кивнул я в сторону Тени. – Как по мне, так самый ваш кандидат – в бой без устали рвется. Пусть сразу к вам притирается.
Инструктор проследил за моим взглядом и категорически покачал головой.
– Нет, этот не наш, – уверенно бросил он. – Такого командир точно не возьмет.
– Какого такого? – не понял я.
– Во-первых, он одиночка, – объяснил он. – Такой в любой команде все планы разрушит. А во-вторых, у него даже на тренировках одна цель – уничтожить оппонента. Не переиграть его, не обойти умением, даже не нейтрализовать – задавить. Нам такое даже против темных не надо – они тем же ответят, а там понесется – не остановишь. А на земле и так войн хватает – наше дело их предотвращать, а не начинать.
Я чуть не крякнул. Это он мне будет рассказывать про недопустимость «задавить оппонента»? Или у них допустимо только всей сворой давить, а если одиночка – то ни-ни? Или у них это стремление исключительно их внутренним приемом считается, а у посторонних они его как посягательство на свою исключительность воспринимают? Это такому они Татьяну научат, заманив ее к себе?
На тренировках в павильоне я еще как-то отвлекался, снова начав пристально приглядываться к Тени. Темный гений тоже говорил о его одержимости доминированием, но честное слово, я не увидел никакого противоречия между его напористостью и указаниями инструкторов.
А после занятий все эти мысли множились у меня в голове, как снежный ком, грозя разнести ее ко всем темным. И уж точно этот ком похоронил под собой всякую чушь, вроде мягкости, терпения и ненавязчивости, которые бесхребетно не препятствовали Татьяне воздвигать новую стенку между нами.
С такими стенками у меня всегда разговор был короткий. На земле, правда. Там ей никто зубы гениальностью и исключительностью не заговаривал. Там только я один о ее уникальности знал.
Я попробовал внушать ей воспоминания об этом – она поведала мне, что наконец-то нашла применение своему воображению.
Я попробовал прямо сказать ей, что ее используют – она принялась с жаром доказывать мне, насколько несправедливо бытующее мнение о карателях.
Я решительно попросил ее прекратить нести полный бред – она охотно согласилась, с головой уйдя в какие-то свои записи.
Я стал проводить все время во дворе, вспомнив, что мое отсутствие всегда приводило ее в чувство и восстанавливало порядок приоритетов. Не может она его не заметить. Во время моих отлучек с земли больше всего меня всегда тревожила мысль, что она сотворит что-нибудь, чтобы разыскать меня. Не может она не выйти…
Наконец, однажды она вышла. Чтобы поинтересоваться, не стоит ли нам показать Стасу результаты ее изысканий.
От этого «нам» у меня все тормоза сорвало. Хочет цену себе набивать – пожалуйста, но меня зачем так откровенно в прицеп записывать? Тащиться за кем бы то ни было в обозе я еще в самые первые дни нашего знакомства наотрез отказался.
Про Игоря я зря начал. Но и ей нечего было мне круглые глаза делать – под присмотром, понимаешь, ребенок. У кого? У самых зубастых из наших знакомых? Он Маугли, что ли? Это при живых-то родителях!
Дальше я уже не мог остановиться.
До сих пор не могу вспомнить, что я тогда наговорил, но судя по ее лицу, в какой-то момент я хватил лишку. Ничего – она сама меня вынудила встряску ей дать.
Глядя на ее окаменевшую спину, когда она пошла назад в комнату, я подумал, что, пожалуй, хватил лишку не один раз. Ничего – пусть подумает, когда это я ей хоть слово неправды говорил.
Увидев, как спустя несколько минут она снова вышла из комнаты и пошла вперед, глядя прямо перед собой ничего не видящими глазами, я подумал, а не снес ли я вместе с той стенкой и ее заодно. И шагнул к ней, чтобы срочно начинать мириться.
Она прошла мимо меня, как мимо пустого места, и холодно бросила через плечо, что идет на занятия.
У меня опять кровь закипела. Ей уже так не терпится в каратели, что она и свободное время рядом со мной проводить не хочет? Пусть идет, куда хочет – хоть ко всем темным!
Нет! Святые отцы-архангелы, это не я подумал, это недостойная Ангела злость ляпнула! Все беру назад, все до единого слова – и ни единого больше не издам, только не отправляйте ее никуда, кроме павильона!
Додумал я свое обращение к отцам-архангелам уже за пределами двора. Где увидел, что Татьяна уже приближается к лесу. Я открыл рот, чтобы окликнуть ее, но тут же захлопнул его – лучше, от греха, сдержать обещание, данное высшим силам.
Это на земле я наотрез отказался в обозе трястись, а здесь так и дотащился прицепом за Татьяной до самого павильона карателей. Молча. Она ни разу не оглянулась по дороге и, переступив порог павильона, также без колебаний прямо направилась в свое обычное помещение.
Мысленно поблагодарив отцов-архангелов, я пошел по коридору, с ноги открывая каждую дверь. Никого из студентов в такую рань там еще, конечно, не было, но инструкторы Стаса находились на рабочих местах круглосуточно. В тот день они получили свою долгожданную схватку со мной.
Когда часть из них ушла тренировать студентов, я даже расстроился – только-только раззадорил их как следует, а теперь весь их пыл на бестолковых новичков уйдет. Зато остальным я в тот день показал, что стандарты хранителей – по крайней мере, их старой гвардии – ничуть не ниже их собственных.
Спустя некоторое время еще двое ретировались – вроде, как с Татьяной заниматься. Ну да, конечно, сразу вдвоем! Или Татьяна уже в многостаночницы записалась?
Окончательно рассвирепев, я бросился было на оставшихся с букетом их же приемов в руках, но сбежавшая парочка неожиданно быстро вернулась. С третьим – одним из тех, которые ушли раньше. Свистнув с порога, он жестом призвал мои уже почти поверженные жертвы и принялся негромко что-то говорить им, возбужденно жестикулируя.
– Мне вам техническое поражение засчитать? – раздраженно рявкнул я.
– Слушай, давай в другой раз закончим, – повернулся ко мне оратор с извиняющимся видом. – Нам срочно нужно командира вызвать.
– Что случилось? – напрягся я.
– Эта девчонка – просто клад! – У него снова глаза по-волчьи засветились. – Она ангелов в видимости засечь может…
– Где она? – заорал я, не дослушав.
– Ушла, – озадаченно нахмурился он
Я вылетел из «пещеры», от всей души расшвыряв в стороны тех, кто попался мне под руки и ноги.
Значит, вот как, Татьяна Сергеевна? Вот зачем Вам так не терпелось сегодня к своим новым собратьям попасть? Еще сильнее удивить их захотелось? Очередным своим талантом впечатлить? Гром их восторгов чуть поутих – освежить понадобилось?
Выскочив из павильона карателей, я даже инвертироваться не стал – понесся к круглому зданию с такой скоростью, что меня все равно никто бы не заметил.
Открытое пространство вообще за пару прыжков преодолел.
И кустарник перед Татьяниным двором даже не заметил.
А за ним остановился как вкопанный.
Татьяны там не оказалось. Ни во дворе, ни в комнате. Более того, стеклянная дверь в комнату так и стояла полностью открытой, как она ее утром оставила.
Она еще прятаться от меня будет? Я настроился на нашу волну и прорычал мысленно ее имя.
В ответ у меня возникло очень странное, совершенно незнакомое ощущение. Она не отозвалась, но я ясно ощущал ее где-то там. Как будто сигнал мой до нее дошел, а она не захотела отвечать. Или не смогла.
Я еще несколько раз позвал ее, уже не так в ярости, как в тревоге. Которая только росла с каждым моим призывом, безответно повисающим в пространстве.
Да уж, рано поблагодарил я отцов-архангелов – первое мое пожелание они все-таки уважили. Куда же она могла пойти? Куда ее могло занести? А если ее внештатники задержали за праздное шатание в учебное время и без сопровождения? Или еще хуже – темные застали без всякой защиты…
Вернулся в павильон карателей я еще быстрее.
В «пещеру» их уже набилось еще больше, и гвалт там стоял такой, что искать их по тренировочным залам мне не пришлось. Зато пришлось три раза изо всех сил дверью хлопнуть, чтобы они заметили мое появление.
– Она сказала, куда пошла? – без всякого вступления рявкнул я, обращаясь ко всем сразу.
– Да нет, – пожал плечами тот, который сообщил мне о ее уходе. – Просто сказала, что нехорошо себя чувствует и хочет отдохнуть.
Я со всего размаха врезал кулаком по стене «пещеры». Хотелось головой, но пусть лучше рука болит – голова мне сейчас ясная нужна.
– Да чего ты пыхтишь? – снова подал голос не в меру говорливый каратель. – Она сказала, что завтра вернется. Сейчас важнее командиру о ее чутье доложить, только так, чтобы не прослушали…
– Вам доложить важнее? – заорал я. – А ничего, что это чутье исчезло в неизвестном направлении? Его искать срочно нужно! А то будет ваш командир иметь бледный вид перед лицом руководства, а вы потом и вовсе зеленый – перед его лицом.
– А тебе какое дело до нашего вида? – набычились они все, как один.
– Никакого! – заверил их я. – До вас. А до нее очень большое. Она – моя жена.
