Текст книги "Ангел-стажёр (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 55 страниц)
Чувствуя, что у меня уже голова кругом идет от очередного водопада (Опять?!) каких-то неуместных слов, я твердо велела памяти умолкнуть, повернулась спиной к противоположному от окна концу дворика и пошла к мостику-немостику. Хватит раздумывать над непонятными и, судя по всему, ненужными образами из моей прошлой жизни – в нынешней вот этот объект реален, лучше разобраться, для чего он предназначен.
Естественно, то, что я назвала по старой памяти мостиком, таковым не оказалось. Едва ступив на него, мне пришлось тут же ухватиться руками за перила – его поверхность двинулась мне навстречу. Я пошла по ней – она ускорила движение. Я побежала – она понеслась вскачь. Я замедлила шаг – она тоже успокоилась.
Восторгу моему не было предела. Я уже заметила, что мне лучше всего думается на ходу, но комната моя, да и этот дворик были очень маленькими – буквально пару шагов, и приходилось разворачиваться. А здесь можно было идти и идти, и никакое мелькание окрестностей по сторонам не отвлекало…
На следующий день, однако, мне уже так не казалось. Сразу же после занятия я примчалась к этому бегущему мостику, но прошагав добрую сотню своих комнат и двориков вместе взятых, я вдруг почувствовала какую-то неправильность. Это мерное передвижение ногами казалось совершенно нереальным в абсолютной неподвижности окружающих предметов. Мысли, конечно, ни на что не отвлекались – их просто не было.
Остановившись, я снова окинула взглядом дворик. Может, не такой он уже и маленький? Дорожку бы сюда, вернулся непрошеный образ. Не ровную, принялся развиваться он, почувствовав отсутствие моего сопротивления, а чтобы петляла, вот от окна … или двери, не важно, и до…
Проследив глазами вдоль воображаемого маршрута, я вдруг заметила в дальнем конце дворика некую странность. Нет, вспомнила – заметила я ее еще в первый раз, когда эта дорожка перед глазами замаячила. Живая изгородь была покрыта густой листвой только в своей верхней части, а нижняя напоминала частокол из тонких веток с довольно широкими просветами между ними. А напротив окна виднелся один сплошной просвет, словно ветки лишь наверху переплелись, закрыв собой выход…
Любопытство мое взвилось фонтаном (Нет, только не вода!) … хорошо, гейзером (Спасибо, еще лучше!). Я вовсе никуда не собиралась выходить. Тем более, что выход этот мог быть не менее воображаемым, чем дорожка и все остальное, что мне в последние дни привиделось. Но присев перед оказавшимся вполне реальным просветом, я увидела еще более реальную дорожку за ним…
Меня просто вынесло из дворика – одним движением, несмотря на то, что согнуться в три погибели пришлось.
Выпрямившись, я огляделась по сторонам.
Дорожек там оказалось видимо-невидимо. Одна шла вдоль изгороди – и вправо, и влево от меня, все время чуть изгибаясь в одну сторону. От нее разбегались во все стороны другие – расходились, петляли, вновь сходились, теряясь вдалеке среди … да, деревьев. Многих деревьев, Лес, сад, парк, роща, затараторила память.
Я непроизвольно шагнула в их сторону, но вдруг засомневалась. Бабочка, вроде, ничего мне не говорила о всяких «Можно» и «Нельзя» в этом месте, но, с другой стороны, из всех наших разговоров вытекало, что главное для меня здесь – это учиться. Более того, что я только этого и хочу…
Так я же и хочу ходить, потому что мне так легче учится! И потом, она еще сказала, что я отныне сама выбираю, что мне делать. Вот и дополнительные материалы мы сами запрашиваем, и место мне самой выбрать дали, и что менять его нельзя, прямо сказали…
Я еще раз внимательно осмотрелась – нет ли где каких запрещающих знаков. Я не очень понимала, что это такое, но к счастью, на глаза мне не попалось ничего, требующего трактовки. Похоже, мне действительно дали полную свободу выбора.
Но для первого раза я все же пошла по дорожке вдоль изгороди. И очень скоро пожалела об этом – уж очень мне это ходьбу на бегущем мостике напомнило. Дорожка словно бежала мне навстречу, а окрестности не менялись. Справа от меня все также стояли вдалеке деревья, а слева оставался все тот же кустарник. Над ним, правда, и тоже чуть в глубине возвышался светлый купол – наша аудитория, подумала я. А ведь из нее мы все расходились по своим комнатам, у каждой из которых наверняка свой дворик есть, как у меня, но за этими зарослями ничего же не видно!
Я уже было повернула назад, как вдруг заметила, что, по крайней мере, картина слева впереди явно изменилась. Пройдя еще немного, я словно в другой мир попала. Как в тех картинах, которыми нам историю человечества иллюстрировали – из первобытного в цивилизованный.
Да, у каждой комнаты действительно был свой дворик, отделенный от нее огромным окном-дверью, как у меня. Но только здесь все это было видно, поскольку буйная у меня изгородь здесь была аккуратно подстрижена со всех сторон и едва доходила мне до груди. А почему меня в дикую часть поместили? – слегка взбрыкнула раздражение. Это меня нужно от цивилизованного мира скрывать или его от меня? – снова победило его любопытство. Я пошла дальше, жадно всматриваясь в открытые, как на ладони, дворики.
Внешне они были точной копией моего и, вместе с тем, очень разными. В некоторых тоже были столики, в других просто на траве лежали полотнища какой-то материи. Моего бегущего мостика я больше нигде не видела, но вместо него почти везде были толстые металлические прутья в самых разных сочетаниях: вертикальные, горизонтальные, перекрещивающиеся, кольцевые… В одном дворике я даже увидела такой прут прямо на траве, с металлическими же дисками по бокам.
Обитатели этого цивилизованного мира большей частью находились в своих комнатах, но через огромные окна-двери я их, конечно же, узнала. И мне сразу стало неловко – они все явно занимались. За книгами, правда, сидели лишь некоторые, те, которые обычно писали на занятиях, и я удивилась – в отличие от меня, дополнительные материалы каждый день запрашивали все они.
Присмотревшись, я заметила, что у одних глаза были закрыты какими-то огромными штуками, а у других – уши. Очки и наушники, буркнула память, не удосужившись объяснить, что это такое. Ага, с гордостью догадалась я сама, наверно, им проще учиться, не читая, а видя или слыша, как на занятии. Ну вот, я же говорила – здесь у каждого есть право выбора! И у меня тоже – учиться на ходу.
Впрочем, мой выбор, судя по всему, оказался более чем необычным. Для начала, за все время своего выхода во внешний мир я не то, что не встретила – не увидела ни одной живой души на тех дорожках. И потом те студенты, которые заметили меня, провожали меня абсолютно изумленными взглядами. Один даже из комнаты вышел, вытянув шею мне вслед.
Очень мне неуютно стало под этими взглядами – я ведь, как будто, о занятиях подумать вышла, а сама смотрю вокруг, забыв обо всем на свете. Нет, пора возвращаться!
Я вдруг замерла на месте. А как я теперь свой дворик найду среди всей той буйной растительности? Я резко развернулась и быстро пошла назад, стараясь подавить панику. Сначала добраться до дикой части, там я совсем недолго шла, и мой ярко-белый столик наверняка должен хоть краешком среди веток мелькнуть…
Высматривать белое пятно в зелени кустарника мне не пришлось. Я еще издалека заметила несколько сломанных веток и окончательно расстроилась. Вот хотела попросить Бабочку, чтобы и мой дворик в порядок привели, а теперь неудобно. Она меня просила сообщать ей о дискомфорте, а не крушить все, самостоятельно устраняя его. Придется завтра аккуратнее выбираться.
К своему огромному удивлению, я вдруг поняла, что у меня и мысли не возникло отказаться от своих прогулок. Вот только пойду я теперь к тем деревьям – там некому будет меня разглядывать. Напоследок я еще раз оглянулась на них, пытаясь понять ощущение, которое они у меня вызывали. Притяжение, буркнула память, и почему-то мне не нужно было объяснять это слово. Эти деревья просто манили меня – простором и покоем. Завтра!
Сосредоточиться в тот день мне больше так и не удалось, но я сделала все, что смогла, чтобы хоть повторить в памяти все, что от преподавателя услышала.
На следующий день, сразу после занятия, я ринулась к себе в комнату, затем во дворик и – на этот раз очень осторожно – вынырнула наружу. Нервно оглянувшись, не повредила ли я еще что-нибудь, я вдруг не обнаружила ни одной сломанной ветки. Интересно, если их убрали, нельзя было и остальные ветки подстричь? – опять проснулось раздражение. Терпение промолчало, а вот любопытство решило для разнообразия объединиться с раздражением, ехидно поинтересовавшись: «И как ты теперь дорогу назад найдешь?».
К счастью, терпение осталось мне верным. Я внимательно огляделась по сторонам в поисках каких-то ориентиров … и просто глазам своим не поверила. В двух шагах от моего заросшего входа, прямо у дорожки лежал небольшой камень необычного, слегка голубоватого цвета.. Да как же я его раньше не заметила? – подумала я, растерянно оглядываясь. А, да, я ведь сразу влево пошла, и потом, вчера я ни о каких указателях даже не подумала.
Решив эту загадку, я пошла наконец-то к деревьям. И лишь только я оказалась среди них, меня охватило еще ни разу не испытанное здесь чувство полного умиротворения. Я поверила Бабочке, когда она сказала, что я всегда сюда стремилась, что меня здесь давно ждут, мне было интересно на занятиях и совсем не скучно в одиночестве в своей комнате – но только среди этих деревьев на меня повеяло чем-то … не комфортным или интригующим, а просто родным.
Может, я на земле в лесу жила, потому меня в эти заросли и поместили?
Хотя в этом лесу не было никакой буйной растительности. Деревья были высокие, но листья на них были только сверху, и окрестности просматривались во все стороны. Вдалеке я рассмотрела очертания каких-то зданий, но решила туда даже не приближаться – хватит с меня недоуменных взглядов. Благо, между этими деревьями можно было бродить часами, не теряя из вида мой голубой маяк.
Вздохнув всей грудью, я задумалась, есть ли на земле такие места и почему люди не посещают их, чтобы избавиться от своей агрессивности.
Вот в тот самый момент мне и свалился впервые на голову этот постоянный источник раздражения – словно для того, чтобы доказать мне, что атмосфера покоя отнюдь не является панацеей от агрессии. Или проверить, как я научилась справляться с неприемлемым для Ангела чувством.
По правде говоря, я вспылила, как только увидела между деревьями эту стремительно приближающуюся ко мне фигуру. Ну вот, насладилась тишиной и безмятежностью! Я тут же свернула на первую уходящую в сторону дорожку, но фигура кинулась мне наперерез. С широко расставленными в сторону руками.
Я замерла на месте, нервно оглядываясь по сторонам. В этой стремительности было что-то, совершенно не соответствующее спокойному и ровному поведению всех знакомых мне Ангелов. Так скорее люди на земле в драку или бой бросались, еще и крича на ходу.
– Татьяна! Наконец-то! – завопил этот странный Ангел, бросаясь ко мне в последнем рывке и явно норовя обхватить меня руками.
Я невольно выбросила вперед руку, почему-то с поднятым указательным пальцем.
Ангел расплылся в ослепительной усмешке.
– Извините, пожалуйста, – старательно сдерживаясь, вежливо и негромко проговорила я, – мне кажется, что Вы меня с кем-то перепутали.
Улыбка медленно сползла с его лица. Нахмурившись, он принялся внимательно вглядываться в меня, все так же стоя у меня на пути. Я попробовала обойти его, но он сделал шаг в ту же сторону, не спуская с меня глаз. Повернуться к нему спиной я не решилась – только и оставалось, что тоже разглядывать его.
Это был несомненно Ангел. Я уже привыкла к тому, что у всех нас была яркая, броская внешность, да и зеркало мне весьма привлекательную картину показывало, но у этого выразительные сине-зеленые глаза горели неистовым огнем и мохнатые брови грозно сошлись не переносице. Он резко провел рукой по густым русым волосам, взлохматив их во все стороны, и я почти отшатнулась. От всей его невысокой, но стройной фигуры веяло такой … агрессией, не нашла я более подходящего слова, что я бы не удивилась, если бы он сорвался прямо сейчас с места и снес все, включая меня, на своем пути, даже не заметив.
У него и взгляд такой же был – впился мне в лицо, в глаза, как тот холодный белый свет…
Мне стало не по себе. А что, если у некоторых Ангелов эта агрессивность в наследство от земной жизни остается, как у меня раздражение? Я вспомнила из курса человеческой истории, что уступки этой агрессии никогда ни к чему хорошему не приводили – по крайней мере, на земле – и решительно выпрямилась, ответив ему таким же прямым взглядом.
– Ты меня совсем не помнишь? – неожиданно тихо спросил он.
– Я вижу Вас в первый раз в жизни, – как можно тверже и убедительнее ответила я.
– Мы были женаты. И очень счастливы, – отрывисто произнес он.
Ну, если у меня был такой ненормальный муж, то немудрено, что я постаралась забыть его. И не имею ни малейшего желания вспоминать.
– Вы ошиблись, – повторила я.
– А Игоря помнишь? – продолжил он, словно не слыша моего ответа. – Сына?
От неожиданности я глазами захлопала. У меня был сын?! Да нет же, быть такого не может!
– У меня не было сына, – уверила я скорее себя, чем его. – Я бы об этом помнила.
– А родителей – отца, с которым постоянно ругалась? – яростно мотнув головой, обрушил он на меня шквал вопросов, даже не дожидаясь моих ответов. – Подружек – Свету, Галю, Марину? Как ты меня к Марине приревновала? Как у Гали хранитель появился? Как ты его человеком заставила стать? Как Марина с темными связалась? Как мы с тобой ей хранителя организовали? Наблюдателей тоже не помнишь? Как они нам всю жизнь отравляли..?
Нет, он точно ненормальный, подумала я, прекратив его слушать. Интересно, сумасшедшие Ангелы бывают? Например, такие, которые не смогли полностью от земной жизни оторваться, и она у них в голове с новой перемешалась – в горячечный бред?
Я вдруг похолодела. В тот самый первый момент он назвал меня каким-то именем – не Ангелом. И мне тоже вместо общепринятого обращения постоянно в голову какие-то особые названия для всех окружающих лезут. Может, у меня уже начальная стадия такого безумия? Вот и раздражение все время возникает – а если оно потом в такое бешенство перерастет? А если это сумасшествие еще и заразно..?
– Извините еще раз, – пробормотала я, медленно пятясь от него, – я понятия не имею, о чем Вы говорите. Наверно, я просто похожа на того, кого Вы ищете. Давайте, Вы его дальше искать будете? А я пойду, мне заниматься нужно.
Я так и не решилась повернуться к нему спиной и отступала мелкими шажками, внимательно следя за его движениями.
Но он вдруг словно окаменел.
– Я все понял, – тихо произнес он с такой яростью, что я больше не раздумывала – круто развернулась и со всех ног ринулась под укрытие своей маленькой, изученной вдоль и поперек, но такой безопасной комнаты.
Я не помню, сколько дней из нее не выходила. Даже во дворик. Не то, чтобы я боялась – отдышавшись, я вспомнила слова Бабочки … нет!.. – нет, женщины-Ангела о том, что резкие всплески эмоций в Ангельском сообществе недопустимы. Значит, даже если на того Ангела временное помешательство нашло, его уже нашли и … не знаю, вылечили, наверно. Или, как и мне, ему напомнили о необходимости держать себя в руках.
Я хотела было женщине-Ангелу рассказать об этом – очень большом – дискомфорте, но опять неловко стало. В конце концов, я ведь сама в тот лес-парк-сад пошла – вот и получила урок. Кстати, тогда в первый раз и мелькнула у меня мысль – а не была ли эта встреча совсем не случайной? Может мне так – не напрямик, деликатно – показали, что чрезмерно отступать от установленного порядка не стоит? А может, это своего рода наглядный дополнительный материал был – я же делала запрос об агрессивности?
Но размышляла я об этом недолго – у нас, наконец, начался новый курс, и на занятиях появился новый студент.
Новый цикл занятий рассказывал нам о социальном устройстве человеческого общества. Он не дал мне никаких разъяснений о причинах человеческой агрессивности, лишь подтвердил мое подозрение, что причины эти лежат в самой природе человека.
Даже в периоды между войнами люди не могли жить мирно. Они постоянно боролись за свободу, справедливость, равенство – и всякий раз оказывались под еще большим угнетением. Причем угнетенные, победив, тут же превращались в угнетателей – человечество будто на качелях всю жизнь туда-сюда каталось.
Еще более странным мне показалось то, что настоящих борцов среди людей всегда было совсем немного, но им каким-то образом всякий раз удавалось втянуть в свои революции, перевороты и освободительные движения остальное большинство, которое, однако, после каждой победы упрямо возвращалось к привычному укладу жизни. А если их лидеров это не устраивало, их просто устраняли всевозможными способами.
Я вспомнила слова Ба… нет, женщины-Ангела о неблагодарности людей – похоже, она была абсолютно права. В спокойные периоды медленного, но неуклонного улучшения жизни большинство человечества не довольствовалось им и искало встрясок, разрушительные последствия которых позволяли ему вновь оценить мир и благоденствие. Не свобода и справедливость были им нужны, а острые ощущения, в перерывах между которыми они не просто охотно, а с радостью возвращались к своему подчиненному и зависимому положению.
Более того, эта зависимость и подчиненность присутствовали у них на всех уровнях социальной жизни. В семьях у них были главы, на работе – начальники, в странах – короли и президенты, даже в играх, в любой группе людей, у них обязательно присутствовал какой-то лидер.
Самое интересное, что слушая нового преподавателя и прислушиваясь к своим ощущениям, я так и не смогла понять, принадлежала ли я на земле к ведущим или ведомым – ни одно слово никакого отклика во мне не вызвало. Вот точно где-то в лесу жила, а не среди людей, потому и вспомнить нечего!
Кстати, новый преподаватель мне тоже не понравился. В отличие от сухого и безжизненного преподавателя истории, этого бесчувственным назвать нельзя было – вот только он всегда демонстрировал одну и ту же эмоцию, и ту довольно неприятную. Даже с нами он держался подчеркнуто вежливо и не менее подчеркнуто высокомерно, выслушивая наши вопросы и замечания с высоко поднятыми бровями и полу-прикрытыми веками. Когда же он о людях говорил, не было никакого сомнения, что земля находится не просто внизу, а очень далеко внизу, и населена низшими существами.
В один из таких моментов у меня перед глазами вдруг всплыла картина крупной птицы, важно переваливающейся с ноги на ногу, задравшей клюв к небесам и презрительно косящей черной бусинкой глаза на землю у себя под ногами. Индюк, радостно отозвалась память, но я тут же осадила ее. Кто-то ведь обещал больше никаких посторонних имен не выдумывать, правда? Кому-то ведь не нужны никакие признаки прогрессирующего сумасшествия, правда?
Но как бы ни назывался этот преподаватель, мне его взгляд на людей почему-то казался слишком упрощенным, мне хотелось до причин человеческой противоречивости добраться, и я снова послала запрос, решив, правда, перефразировать его во что-то вроде «Социальное неравенство как результат человеческого стремления к подавлению и доминированию». Книги по социальному неравенству во всех формах человеческого общества – от племен до империй – я получила, а относительно второй части запроса, к книгам была приложена записка все с той же фразой: «Человеческая природа будет рассмотрена в последующих курсах». И на том спасибо – будет, чем у себя в комнате заняться, никуда не выходя!
Нет, отдельное спасибо каналу связи за то, что я с новым студентом познакомилась.
Он появился в аудитории на одном из первых занятий этого курса. Вместе со всеми, но из комнаты, расположенной между моей и комнатами коли… других студентов. Его, похоже, тоже в дикую часть поместили, подумала я с внезапно вспыхнувшим расположением. Он тоже чуть замешкался в начале занятия и тоже не стал спускаться к остальным студентам, сев в стороне от них, чуть впереди и наискосок от меня. Что дало мне возможность как следует рассмотреть его.
Первой мне бросилась в глаза его совершенно неброская внешность – это был первый на моей памяти Ангел, чей вид не привлекал мгновенно внимания. Бледный, с едва заметными на лице бровями и губами, цвет глаз мне не было видно, с короткими пепельными волосами. Наверно, высокий, потому что сидел, ссутулившись и сложив перед собой руки. Тень, мелькнуло у меня в голове, но я тут же подавила очередное неуместное название.
Через время я также заметила его абсолютную неподвижность. В отличие от меня, он не стрелял глазами во все стороны ни исподтишка, ни в открытую, а сидел, потупив их и полностью уйдя то ли в слух, то ли в свои мысли.
Впервые он пошевелился только в конце занятия, когда пришло время посылать запросы на дополнительные материалы. Убрав руки со стола, он снова замер, шаря по нему глазами.
– Справа, в углу, – негромко сказала я ему, вспомнив свою растерянность.
Он покосился в мою сторону, все также не поворачивая головы, и я постучала пальцем по пластине регистрации возле канала связи на своем столе.
Повторив мое движение, он мгновенно зарегистрировался и молча кивнул открывшемуся углублению. Но писать ничего не стал. Вместо этого, он повернул наконец-то голову в мою сторону и снова кивнул. На сей раз мне и очевидно в знак благодарности. Мне еще больше захотелось ему помочь.
– Запросы нужно на вот этих листиках писать и вон туда их опускать, – сказала я ему, вставая, когда занятие закончилось.
– Спасибо, – коротко ответил он, тоже вставая и поворачиваясь ко мне. Нет, наверно, к выходу.
– Вы целый курс пропустили, по истории, – добавила я. – Вам, наверно, нужно по нему материалы запросить.
– Меня снабдили книгами, – сказал он, на мгновение подняв на меня глаза. Настолько светлые, что они казались прозрачными.
– У Вас тоже книги? – не удержалась я, испытывая к нему все большую симпатию.
– Да, – снова замкнулся он в себе.
Мне очень не хотелось заканчивать этот разговор. Наконец-то кто-то общается со мной! Наконец-то кто-то похож на меня, хотя бы немного! Наконец-то кто-то может нуждаться во мне, хотя бы просто в моем совете!
– Если Вам что-то будет непонятно, – предложила я, – обращайтесь, не стесняйтесь, я с удовольствием помогу Вам.
– Спасибо, – снова повторил он, все также не поднимая глаз.
На следующий день в конце занятия он не сделал ни малейшей попытки обратиться ко мне, но я не смогла удержаться. Мало ли, вдруг он просто не решается беспокоить меня.
– Ну что, никаких вопросов не возникло? – особенно дружелюбно поинтересовалась я.
– Спасибо, – повторил он как заведенный, – я уже во всем разобрался.
От неожиданности я совершенно недопустимым для Ангела образом вытаращила на него глаза. Во всем разобрался за один день? Или он уже давно здесь? А почему тогда меня без всякой подготовки на занятия отправили?
– Вы давно у нас? – решила уточнить я.
– Со вчера, – вновь последовал лаконичный ответ.
Я бы, наверно, прекратила к нему приставать ввиду такого явного нежелания поддержать знакомство, но мне очень захотелось проверить, не врет ли он. Если есть способ еще быстрее читать, он мне очень даже может пригодиться.
– И Вы уже выучили весь пропущенный материал? – спросила я, прищурившись.
– Нет, – ответил он, стрельнув в меня глазами – похоже, недоверие у меня в голосе таки прорвалось. – Я его … просто знаю.
Вот точно врет! Стесняется, что ли? Ну что стыдного в том, что других догонять нужно, если ты позже заниматься начал?
– А я вот заметила, – медленно проговорила я, внимательно вглядываясь в его вдруг напрягшееся лицо, – что Вы и вчера, и сегодня никаких запросов не делали. То, что нам сейчас рассказывают, Вы тоже знаете?
– Да, – сказал он, и вдруг поднял на меня свои прозрачные глаза. В которых я увидела вызов и одновременно … обреченность.
– Да откуда Вы все это знаете? – изумилась я, неожиданно для себя поверив ему.
Несколько мгновений он пристально смотрел на меня, чуть склонив голову набок и словно прислушиваясь к чему-то в моих словах. И вдруг явно расслабился.
– Я все это на земле изучал, – все еще неохотно, но уже не так односложно ответил он.
– И Вы все помните? – На этот раз мне было совершенно безразлично, что Ангелам не положено демонстрировать крайности в своих ощущениях.
Странный новичок глянул на меня с таким же удивлением.
– Конечно, – чуть шевельнул он плечом. – Здесь, кстати, только общие положения рассказывают. На самом деле, жизнь на земле намного … суровее.
На этот раз я услышала что-то, скрытое в его словах. Что-то болезненное.
– А Вы могли бы рассказать мне, что помните? – быстро проговорила я.
– Зачем? – снова удивился он, и добавил, чуть дернув уголком рта. – Мы ведь оставили позади свою земную жизнь.
– Понимаете, я из своей ничего не помню.., – с досадой призналась я.
– Завидую Вам, – перебил он меня.
– Но это как-то неправильно, – возразила я ему. – Я имею в виду изучать человеческую жизнь только по книгам. Возможно, у меня ничего запоминающегося не было, но я бы с удовольствием ее живого свидетеля послушала.
– В моих воспоминаниях позитивного немного, – снова опустив глаза, предупредил он меня.
– Ничего, – отмахнулась я, – главное, что это настоящие воспоминания. И потом, – добавила я, чтобы заинтересовать его, – Вам наверное говорили, что нам нужно избавляться от слишком сильных и, главное, отрицательных эмоций. Вот Вы их выскажете и больше держать в себе не будете.
Одним словом, уговорила я его. И через некоторое время мне пришлось признать, что его человеческая жизнь была совсем не из веселых. На земле он был очень талантлив, причем во всем, за что брался, и с самых юных лет. И людям это не нравилось. Поначалу их притягивало к нему, они им восхищались, не только его способностями, но даже внешностью – я едва удержала выражение ровного интереса на лице.
– Поэтому здесь я первым делом создал себе как можно более незаметный облик, – добавил он, заметив, очевидно, мое усилие.
– Вы … что?! – На этот раз мне никакое усилие не помогло.
– Изменил свой облик, – со значительно меньшим моего удивлением объяснил он. – А Вы нет?
– Не помню, – расстроенно ответила я. Вот и гадай теперь: я всегда так привлекательно выглядела или на земле даже внешне ничего особенного из себя не представляла – поэтому ничего особенного со мной и не происходило.
Необыкновенный Ангел тем временем продолжал. Восторга окружающих в его человеческой жизни всегда хватало ненадолго, и очень скоро у них появлялась зависть, ревность и, в конечном счете, крайняя неприязнь. Со временем он уже начал ожидать всего этого от людей, что, в свою очередь, провоцировало их на более активное проявление антипатии. И такое отношение он встречал всю свою земную жизнь – даже от относительно близких ему людей, которых постепенно становилось все меньше.
Стоит ли удивляться, что он согласился с моей идеей о внутренней агрессивности человечества? Скорее, крайней жестокости, даже добавил он. Но дальше мы разошлись с ним во мнениях. Мне казалось, что наша задача как раз и заключается в том, чтобы помочь людям избавиться от этой нетерпимости – он считал это бесполезной затеей.
– Но ведь мы же откуда-то взялись! – возразила ему я. – Значит, есть среди них такие, которые даже на земле разделяют наши взгляды.
– А Вы обратили внимание на размер этой аудитории, – повел он вокруг себя рукой, – и на количество бывших людей, обучающихся в ней? Похоже, число тех, кто на это способен, решительно сокращается.
Я задумалась. Действительно, если агрессивность людей усиливается, то при менее строгом отборе появляется риск переноса ее в ангельскую жизнь.
И в серьезности такого риска я вновь убедилась буквально через несколько дней.
Поначалу мы с этим новым Ангелом парой фраз после занятий обменивались, но у меня дополнительные книги скоро закончились, а он в них и вовсе не нуждался, и мы стали задерживаться в аудитории, чтобы обменяться впечатлением от услышанного. А потом и своими соображениями по этому поводу. А потом и вообще своими мыслями.
Эти наши дискуссии тоже удостоились удивленных взглядов со стороны других студентов. Мне казалось, что я ощущаю эти взгляды даже после того, как наши соученики скрывались каждый в своей комнате. И не только я – мой собеседник тоже под ними ежился. Слишком тесное общение за пределами занятий у нас определенно не приветствовалось. Пригласить его к себе или самой к нему в гости напроситься мне даже в голову не пришло – это вообще выходило за рамки мыслимого.
И тут я вспомнила тишину и покой леса-парка-сада. До появления того ненормального Ангела, конечно. Но он уже наверняка отправился дальше свою пропажу искать, успокоила себя я. Или его куда-нибудь отправили … от агрессии избавляться.
– А Вы никогда не пробовали за пределы нашей территории выйти? – в конце концов, решилась я однажды.
– Зачем? – снова удивился странный Ангел.
Во мне опять вскинулось любопытство. А вот терпение от него отстало.
– А что Вы вообще у себя делаете? – выпалила я, не успев подумать, и смутившись, добавила: – Заниматься ведь Вам не нужно, Вы и так все знаете.
– У меня на лужайке отличный набор тренажеров, – чуть ли не впервые заметно оживился он.
Я нахмурилась, отчаянно теребя память. Но не получила ни объяснений, ни образов – только отчетливое ощущение чего-то крайне неприятного.
– Ради незаметности мне пришлось и от крепкого сложения отказаться, – вдруг услышала я совсем не то объяснение, которое искала. – Вот теперь восстанавливаю форму, чтобы она с содержанием в гармонии оставалась, – с легкой насмешкой добавил необычный Ангел, явно в ответ на еще большее недоумение у меня на лице.
Странно, для меня гармония с тренажерами никак не сочеталась. У меня это только что и впервые прозвучавшее слово мгновенно вызвало совершенно другой образ. Долгая неспешная прогулка по тропинкам среди деревьев, под дождем и в разговорах с … кем-то. А что такое дождь?
Это когда вода падает с неба, крупными или мелкими каплями, а также .., радостно затараторила память, стараясь реабилитироваться. Спасибо, резко одернула я ее, воды не надо. Прямо хоть запрос завтра пиши, нельзя ли здесь где-то эту воду найти, чтобы посмотреть, что в ней такого, что она мне все время на ум приходит!
Впрочем, все остальные элементы моего образа гармонии были у меня под рукой. А ходьба, судя по присутствию бегущего мостика в моем дворике, тоже тренажером считается. Так я странному Ангелу и сказала.
