Текст книги "Ангел-стажёр (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 55 страниц)
– Я готов … почти готов выслушать все, что Вы можете вспомнить о необычном хранителе, – изрек он, пригвоздив меня к стулу пронизывающим взглядом, и мое впечатление неуклюжего увальня мгновенно испарилось.
Я постарался сделать свой рассказ об Анатолии максимально объективным, что прямо и непосредственно определило его краткость.
Гений выслушал меня, не перебив ни единым словом.
– Если я правильно Вас понял, – произнес он задумчиво, когда я закончил, – Вы предлагаете мне быть готовым к любым неожиданностям со стороны этого светлого.
– Абсолютно! – склонил я голову перед подтверждением способности Гения мгновенно увидеть суть явления.
– А Вы уверены, что мы о светлом говорим? – склонил он голову совершенно иначе – с задорным недоумением. – Как-то не соответствует это типичному образу законопослушного представителя доминирующей доктрины.
– С моей точки зрения, – добавил я легкую нотку субъективности к своему рассказу, – все светлые, с которыми я уже много лет сталкивался, соответствуют моим самым худшим о них представлениям.
– Все светлые? – склонил Гений голову к другому плечу, и задорный блеск в его глазах сменился охотничьим.
– Все, – уверенно подтвердил я. – Даже их внешняя охрана в открытую своим служебным положением злоупотребляет. Возможно, у них на земле все сдерживающие механизмы отказывают, – пожал я плечами, и добавил, кивнув на мемуары: – Здесь каждый из них получил возможность высказаться – я надеюсь, хоть Вам удастся понять причины и мотивы их сумасбродств.
– В задачу с кучей неизвестных еще добавилась одна, – пробормотал Гений, глядя на меня оценивающе, и отрывисто бросил мне: – Пойдемте.
Я вышел за ним в коридор, затем на лестничную площадку, и затем мы остановились перед массивной дверью напротив входа на этаж.
Когда-то, на заре моей деятельности, эти двери, расположенные на каждом этаже, вызывали у меня жгучее любопытство. Но после нескольких неудачных попыток проникнуть через них я решил, что они также ведут в наши опустевшие помещения и потому наглухо закрыты за ненадобностью. После чего я благополучно забыл даже думать о них.
– Мой выбор должен оправдаться, – снова забормотал Гений, заведя руку под одну из массивных панелей на двери и шевеля там пальцами, – и риск является ключом…
В двери что-то глухо щелкнуло, и Гений с явным усилием, обеими руками, толкнул ее вперед.
– Что Вы видите? – спросил он, повернувшись ко мне, когда дверь остановилась, открывшись наполовину.
Остолбенев, я рассматривал совершенно невероятную картину в дверной раме. Я бы сказал, земную картину – если бы это не было совершенно невозможно. В подтверждение сомневающимся глазам мой чувствительный нос уловил запахи цветущего луга, за которым виднелось вдалеке скопление деревьев.
– Это иллюзия? – неуверенно спросил я.
– В некотором роде, – довольно разулыбался Гений. – Вы можете выйти и наощупь убедиться в реальности этой растительности, а на самом деле, это – путь в наше победоносное будущее. С Вашей помощью.
Словно завороженный, я невольно сделал шаг вперед.
– Позже, – преградил мне путь Гений, и потянул дверь на себя.
– Я не понимаю, – совершенно искренне сказал ему я.
– Мы создали эту реальность для своих целей, – уклончиво ответил он, – но затем светлые потребовали совместного владения ею. Теперь же их ненасытная жадность обернется против них. Передайте загадочному хранителю, чтобы нашел подходящее для тайника место в лесу возле круглого павильона и передал его описание Вам.
– Какого павильона? – уточнил я, чувствуя легкое головокружение.
– Он поймет, – снова ушел от прямого ответа Гений. – Представив себе картину, которую Вы только что видели, Вы получите доступ прямо ко мне. Я буду вызывать Вас так же.
Я молча кивнул, пытаясь осознать факт своего непосредственного контакта с самым блистательным умом всего нашего течения.
– А нет, не спешите, – вдруг торопливо добавил он. – Подождите с этим до завтра. Я действительно хочу познакомиться с Вашими сумасбродными светлыми – из первых уст.
Передав карающему мечу распоряжение для Анатолия и получив его ответ, я старательно запомнил его описание выбранного тайника. Сбор информации при возникновении загадочных обстоятельств уже давно стал моей второй натурой, и возможность контактов со светлыми на нейтральной территории заинтриговала меня донельзя. Возможно, эта воплощенная в реальность иллюзия не только внешне землю напоминает. Возможно, в ней пресс их догм тоже ослабевает, и они могут оказаться в состоянии хоть близоруко рассмотреть пороки этих догм.
Вызвав Гения, чтобы передать ему описание Анатолия, я застал его в крайне возбужденном состоянии.
– У меня к Вам будет еще одна просьба, – быстро заговорил он, едва дослушав меня до конца и проглатывая в спешке звуки. – Держите меня в курсе любых – я подчеркиваю, любых – необычных происшествий в Вашем окружении. В отношении светлых, людей, ваших младенцев – всех.
– Зачем? Что случилось? – спросил я, хватаясь за телефон, чтобы сразу по окончании контакта с Гением, позвонить Даре и убедиться, что она находится в безопасности своего дома.
– Пока ничего, – не слишком успокоил меня он. – Но, судя по вашим свидетельствам, земное направление окажется не менее интересным, чем брожение у светлых.
На несколько дней я вернулся к неотвязному следованию за Дарой, плотность которого немного ослабил в последнее время ввиду отсутствия каких-либо признаков повторной атаки на нее. Тогда же из ее разговоров с любимчиком светлых я узнал, что последнего взяла на работу Марина.
Я нисколько не сомневался в благотворительной природе этого ее шага и в очередной раз был неприятно поражен трепетным отношением всех окружающих к его непомерно раздутому самолюбию. Но этот факт, тем не менее, дал мне возможность вернуться к более тесному общению с ней.
Всякий раз я начинал с вопроса, нет ли новостей от Анатолия, и совершенно искренне – мне нужно было выяснить, дал ли результат предложенный им метод восстановления радикально модифицированной памяти. Некоторое время Марина ничего не могла мне ответить и лишь разражалась настолько яростной тирадой в адрес светлых, что ее даже их карающий меч не смог бы остановить.
Наконец, через несколько дней она сама нашла меня, и я понял, почему, еще до того, как она рот раскрыла – весь ее сияющий вид без слов свидетельствовал об успехе наших мемуаров.
А вот мне одного только слова светлого – пусть даже максимально заинтересованного – было недостаточно. Мне нужна была стопроцентная, непоколебимая уверенность в том, что заблокированные воспоминания могут быть реактивированы в полном объеме.
– Ты уверена, что Анатолий не выдает желаемое за действительное? – осторожно спросил я Марину.
– Это еще зачем? – сбилась она с восторженного тона.
– Ну как тебе сказать? – пожал я плечами. – Допустим, она вспомнила его и, почти наверняка, их сына. Ты уверена, что Анатолия всерьез интересует, насколько восстановились все ее другие воспоминания?
Марина грозно нахмурилась.
– Игорь от них обоих видеовстречу со всеми нами потребовал… – медленно произнесла она.
– Тогда все отлично! – широко развел я руками. – В конце концов, никто не знает ее лучше, чем ты, а значит – только у тебя есть право подтвердить слова Анатолия.
С моей точки зрения, она провела тестирование памяти Татьяны слегка поверхностно, но все же осталась полностью довольна его результатами. Я почувствовал, как меня понемногу отпускает напряжение – цельность личности Дары отныне гарантирована даже в случае моей неудачи в обеспечении ее неприкосновенности.
Затем оно отпустило меня еще немного – Татьяну уже включили в многоэтапную и непомерно растянутую систему образования светлых, а Марина напомнила Анатолию данное им обещание сеять семена правды среди его соплеменников. Что значило, что отсутствовать они будут еще долго и все это время внимание их отпрыска будет приковано к ним, избавив от этой сомнительной чести мою дочь.
А затем я вновь убедился, что, имея дело со светлыми, не имею права расслабляться ни на минуту.
То серое ничтожество, образ которого мне однажды передали, оказалось ангельским ребенком.
Как только я просмотрел его земную историю, я почувствовал, как все стало на свои места. Мрачный эгоцентрик, уверенный в недооценке своего величия окружающими и мстящий им за это при каждом удобном случае – передо мной был вылитый портрет Дариного кумира в будущем.
И тем не менее, светлые как-то протащили его к себе, вновь перечеркнув собственный закон обязательного присутствия поводыря-хранителя во время последней жизни будущего кандидата.
В общем и целом, я бы не возражал, если бы и Дарин кумир удостоился подобной чести – мне вовсе не хотелось, чтобы ей потребовалась целая жизнь, чтобы разглядеть, что он из себя представляет.
Но, видимо, уже и первый экземпляр начал доставлять своим благодетелям определенные неудобства. И они тут же, ни на секунду не задумавшись, отнесли их на счет его дурной наследственности. Я снова словно воочию увидел, как моя дочь подвергается в будущем дискриминации по малейшему поводу – только лишь из-за принадлежности ее отца к оппозиционному течению.
Но больше всего меня возмутила та небрежность, с которой карающий меч попросил меня выяснить, не является ли подкидыш нашим потомком. Ему даже в голову не пришло, что, подтвердись такой факт, он будет означать преступное похищение нашего последователя и попытку переформатировать его еще не окрепшее сознание согласно правящим догмам.
Одна только вероятность такого вопиющего преступления требовала немедленного информирования главы моего отдела.
К несчастью, он оказался занят, и я решил начать с доклада Гению как непосредственно занимающемуся низвержением светлых лицемеров с их пьедестала.
Его реакция на мое известие сначала поставила меня в тупик.
– Искусно громоздя песчинки, – забормотал он, глядя сквозь меня, – нельзя о ветре забывать…
Я совершенно неподобающим образом вытаращил на него глаза.
– А так же, что нельзя сыскать две одинаковых снежинки, – добавил он, значительно покачав головой.
– Я Вас не понимаю, – напомнил я ему о своем присутствии.
– Вы когда-нибудь держали в руках калейдоскоп? – встряхнувшись, сфокусировал он на мне свой взор.
– Не знаю… Не помню… Наверно, – промямлил я, окончательно сбитый с толку.
– Очень трудно заметить, какая ячейка сдвинулась с места первой при его повороте, – попытался, как мне показалось, объяснить он. – Но картинка изменилась, и не важно, в какую сторону его повернули.
– Первая ячейка – это подкидыш? – сделал я предположение. – Кто тогда повернул этот калейдоскоп?
– Не важно, кто, – нетерпеливо махнул он рукой. – Главное, что одна из сторон сделала шаг, совершила действие, и предшествующее равновесие закончилось.
– В последнее время светлые начали собирать положительные отзывы обо всех ангельских детях, – сообщил я ему для полноты картины. – Вы полагаете, что раскол у них связан с последними?
– И да, и нет, – досадливо покачал головой Гений. – Раскол был неминуем, и поводом для него могло стать что угодно. Законы развития еще никому обойти не удавалось.
Мне уже хватило шарад вместо ответов – я просто молча смотрел на него.
– В мире нет ничего вечного, – перешел Гений от шарад к банальностям. – Толкните мяч – он покатится, но рано или поздно остановится. Посадите дерево – оно будет расти, но рано или поздно засохнет. У нашего Творца много шаров и деревьев – ему нравится запускать их, давать им жизнь и движение. Но именно поэтому ни один из них не нужен ему вечным. Именно поэтому в каждом его объекте заложено средство его уничтожения или, если хотите, обновления через уничтожение.
– Какое это имеет отношение к нам? – не удержался я.
– Самое непосредственное, – усмехнулся он. – Любое общество также подчинено законам развития. Однажды Творец отдал предпочтение доктрине светлых и предоставил им целый мир, чтобы реализовать ее. Нас же он оставил у них под боком, чтобы держать их в тонусе, пока он будет другими объектами заниматься. Которых, как я уже говорил, у него много.
– Откуда же взялся раскол? – спросил я, невольно заинтересовавшись.
– Светлая доктрина была официально признана, – философски пожал плечами Гений, – а значит, стала чрезвычайно привлекательной. Число ее сторонников множилось, их сообщество росло, а его структура усложнялась. Но вместе с ним росла его энтропия, и однажды светлые потеряли контроль над своим сообществом, не говоря уже о людях. Обратите внимание: среди людей все больше неверующих – не наших сторонников, а просто даже не задумывающихся о вечном. А у светлых начали появляться такие стихийные бунтари, как Ваш Анатолий.
– Вы хотите сказать, что приближается час крушения светлых? – У меня дыхание перехватило. – Что они просто уничтожат сами себя, изнутри?
– Вот не хотелось бы! – покрутил головой Гений, крякнув. – Если их сообщество прекратит свое существование, то и наше вместе с ним – мы неразделимы. А вот повернуть калейдоскоп – найти точки соприкосновения с их здоровыми представителями, договориться о новых принципах сосуществования…
– Они просто используют нас! – решительно возразил я. – Как делают это всегда.
– Вот сейчас я слышу самую распространенную в нашем отделе точку зрения, – вздохнул он. – Которая заранее хоронит любые переговоры. Большинство светлых закоснело в своей непогрешимости, большинство из нас зациклено на своем угнетенном положении и мечте о реванше. Реализуйся эта мечта, нас постигнет участь светлых и мы закончим ничуть не меньшими тиранами.
– Вы их просто не знаете, – заверил его я. – Вы с ними не сталкивались.
– А вот Вы сталкивались, – прищурился он, – и, насколько мне известно, довольно долго как-то с ними уживались. Значит, есть что-то, что этого стоит?
Я вновь вспомнил свою решимость на все что угодно ради Дары, но это был особый, совершенно уникальный случай, который не имел ни малейшего отношения к глобальному сотрудничеству с правящим большинством.
– Со светлыми можно иметь дело, – твердо обозначил я свою позицию, – в отдельных ситуациях, в конкретных обстоятельствах и в короткие промежутки времени. Но не более того.
– И вновь мы с Вами обратились к калейдоскопу бытия, – вернулся Гений к своим шарадам, и добавил уже обычным тоном: – Благодаря Вам я столкнулся вплотную с одним светлым и заочно познакомился еще с несколькими. И скажу Вам так: в ближайшее время все самое интересное будет происходить у них. В целом, их сообщество будет деградировать, катиться дальше вниз, во мрак тирании, но тем более яркие светила будут вспыхивать в этом мраке.
Вернулся я на землю, ничуть не убежденный в правоте Гения. Вне всякого сомнения, ему нет равных в построении моделей мироздания и нашего места в них, но видеть в окружающих меня представителях правящего течения яркие светила – это уже, простите, легкая форма безумия. Правда, тезис Гения о неминуемой дальнейшей деградации светлых полностью совпал с моим предчувствием и потому врезался мне в память.
До какой степени деградировали отдельные их представители я узнал буквально через несколько дней.
Эти несколько благословенных дней я был избавлен даже от вынужденных контактов со всеми ними. Разве что Марина, с которой мы вернулись к практически ежедневному общению, изредка упоминала то об одном, то о другом. Но не более чем упоминала – и всегда в связи со светлым отпрыском.
Судя по ее словам, его работа у нее в турагенстве сулила блестящие перспективы. Я усмехался – если он анализировал интересы ее клиентов так же, как и их с Дарой базу данных по ангельским детям, перспективы эти оставались весьма отдаленными. Когда же Марина с довольным видом обронила, что его, возможно, скоро привлекут к разработке операций карающего меча, я и вовсе развеселился. Если эти операции будут направлены против нас, то юное дарование непременно обеспечит им успех. Наш успех.
Разумеется, я оставил эти размышления при себе – и именно этот факт дал мне возможность убедиться, что светлые сделали еще один шаг на пути к тотальной слежке за, по крайней мере, нашими представителями. Подслушивания каналов мысленной связи им уже было недостаточно – они посягнули на свободу мыслеизъявления.
Кроме того, карающий меч еще и личные цели преследовал. Меня схватили не во время, а после встречи с Мариной, и – без ложной скромности замечу – для этого понадобилось четверо его подручных. По всей видимости, не хотелось ему демонстрировать Марине этот факт, равно как и отвечать на ее требование объяснений.
Его жалкие попытки обосновать абсолютно незаконное задержание представителя оппозиции лишь подтвердили глубину падения светлых. Он публично унизил меня для того, чтобы обратиться ко мне за содействием – такое может уложиться лишь в светлой голове, ушибленной манией величия.
Более того, ему потребовалось мое безоговорочное содействие – он даже не счел необходимым дать мне элементарное объяснение той срочности, с которой ему потребовался глава моего отдела. С его точки зрения, достаточно было бросить кость тщеславию презираемого меньшинства – в виде фразы о том, что руководство последних узнает о чем-то раньше рядовых светлых.
Что уже говорить о рядовых, в его понимании, сотрудниках нашего отдела. Воспользовавшись мной как отмычкой, чтобы получить доступ к моему руководителю и принудить его к контакту, он соизволил принести гротескные извинения лишь после того, как продержал еще добрый час ненужный ему более инструмент в заключении. И еще и сопроводить его на землю предложил под конвоем.
Я счел себя недостаточно достойным столь высокой чести. Собственно говоря, я даже не имел ни малейшего намерения сразу туда возвращаться. Меня крайне встревожили настойчивые расспросы карающего меча о Даре, которыми он бомбардировал меня в ожидании появления моего главы. Размышляя над ними под молчаливым – благодарение Творцу! – надзором его подручных, я сделал единственно возможный вывод. Срочная информация касается безопасности Дары, и меня оставили в неведении, чтобы я не приступил к ее немедленной эвакуации.
За подтверждением или опровержением своей догадки я отправился – прямо из логова карающего меча – к своему главе. Его ответ оставил у меня крайне неприятный осадок. Мне было объявлено, что поступившая информация меня не касается, но потенциально имеет огромное значение и требует фундаментальной проверки, которая поручена специалистам в этом вопросе.
Я отметил про себя, что об отсутствии связи полученной информации с моей дочерью мой глава не упомянул.
По возвращении на землю беспокойство мое только усилилось. Оказалось, что карающий меч поставил Марину в известность о новой операции, в которой срочно потребовалось мое участие. При моем отказе он бы немедленно понял, что его маневр разгадан, и всего лишь усложнил бы его. С другой стороны, согласие существенно связало мне руки в сопровождении Дары, к которому мне снова пришлось вернуться. Причем с удвоенным вниманием – впервые в жизни мне пришла в голову мысль, что нападения можно ожидать не только со стороны светлых, и, с горечью вспоминая слова Гения о необходимости переговоров с ними, я ломал себе голову над вопросом, чем карающий меч мог прельстить моего главу.
Ответ на этот вопрос пришел с совершенно неожиданной стороны. Когда мне позвонил Анатолий с просьбой научить его ставить мысленный блок, сначала я услышал в его словах лишь подтверждение того, что светлые взяли весь мыслительный процесс под полный контроль. Но его последующее сообщение о грядущей встрече с нашими представителями и о ее целях просто оглушило меня.
Проникновение в инвертацию было тем самым поворотом калейдоскопа Гения, после которого картина мира полностью изменилась. Изменились все правила нашего противостояния светлым. Нам нужна была новая тактика. У нас больше не было возможности укрыться от их нападений. Впрочем … они также потеряли эффект неожиданности в своих атаках.
Я понял скрытность своего главы, его желание втайне проверить реальность крушения существующего порядка вещей.
Я почти понял мотивы карающего меча – уничтожение средств нашей защиты давало ему возможность вернуться к открытым погоням и применению грубой силы.
Но я абсолютно не мог понять Анатолия. Он думал о том, как скрыть какие-то частности великого открытия от нас, а не о том, как поделиться им с собственным сыном. Моей же первой мыслью в отходящем от шока мозге было: «Теперь никто и никогда не сможет застать Дару врасплох!».
Такая возможность стоила и передачи светлым элементарной уловки блокирования мыслей, и риска прямого неповиновения моему главе.
Мне показалось, что он именно так и воспринял мой внеплановый и срочный визит. И мое впервые заблокированное в его присутствии сознание также явно внесло свой вклад в его настороженность. Которая сменилась каменным выражением лица при первых же моих словах.
– Я считаю своим долгом сообщить Вам, – начал я, – что мне случилось узнать об открытии, сделанным светлыми, и об их намерении посвятить в него нас.
– Складывается впечатление, – проговорил мой глава одними губами, – что служба внешней охраны весьма вольно трактует заключенные договоренности. Придется-таки предоставить ее руководителю выделенную линию – чтобы хоть как-то контролировать данное им слово.
– Прошу Вашего разрешения, – не стал я разубеждать его, – присутствовать на назначенной встрече.
– Я вижу, что Ваш источник, – промелькнула в его голосе язвительная нотка, – забыл упомянуть о решении ограничиться минимальным числом участников. С нашей стороны планируется присутствие Гения и мое собственное. Кого из нас Вы намерены заменить?
– Я не хотел бы, чтобы Вы услышали в моих словах критику, – осторожно продолжил я, – но Вам не кажется, что такое представительство совершенно не равноправно? С нашей стороны – глава всего нашего течения и один из его самых блистательных умов; в то время как с их – всего лишь начальник одного из отделов и рядовой хранитель, причем, бывший, насколько я понимаю, и даже не имеющий непосредственного отношения к открытию.
Мой глава ничего не ответил, но губы у него сжались в тонкую ниточку на потемневшем лице.
– Не слишком ли много чести? – усилил я нажим, чувствуя, что нашел нужный тон. – Я уверен, что они делятся с нами этим открытием вовсе не бескорыстно. Стоит ли идти у них на поводу? Стоит ли демонстрировать им такую заинтересованность?
В прищуренным глазах моего главы появилось хищное, опасное выражение.
– Что Вы знаете об аналитическом отделе? – неожиданно спросил он.
– О чем? – сбился я с мысли.
– Почему Вы хотите присутствовать при встрече? – словно не заметил он отсутствие моего ответа.
– Чтобы приобрести это умение и передать его дочери, – объяснил я, четко выговаривая каждый звук. – Я не верю, что светлые совсем оставили попытки ликвидировать ее.
На этот раз мой глава молчал дольше, словно взвешивая каждое мое слово по очереди и оценивая его по каким-то только ему известным критериям.
– Хорошо, – проговорил он наконец. – Я даю Вам разрешение заменить меня на переговорах. Однако, – пресек он уже вырвавшееся у меня изъявление благодарности хлопком ладони по столу, – если Вам удастся попасть на них, к Вашей основной задаче добавятся еще две.
– Если удастся? – глянул я на него в недоумении.
– Окончательное слово остается за Гением, – загадочно отозвался мой глава.
– Какие задачи? – тряхнул я головой, чтобы отогнать мысль о том, что игра в шарады становится слишком популярна у нас в отделе.
– Во-первых, безопасность Гения должна быть обеспечена любой ценой, – отчеканил он. – Я подчеркиваю, любой. Во-вторых, меня будет интересовать Ваша оценка бывшего хранителя. Он действительно получил новый статус, и я хочу знать, как это на него повлияло.
Я с готовностью кивнул и попросил разрешения удалиться. Уже у самой двери я вдруг вспомнил произнесенную в самом начале разговора фразу.
– Еще раз прошу прощения, – вновь повернулся я лицом в своему главе, – правильно ли я понял, что руководитель внешней охраны потребовал выделенную линию связи?
– Да, – досадливо поморщился он, – и вопреки Вашему предположению, эта линия будет ему предоставлена одноразово.
– Зачем же? – усмехнулся я. – Можно обучить его блокированию мыслей, не вводя его в курс дела, а потом настроить линию на ключ от его блока. И таким образом и дальше контролировать его верность данному слову. И не только.
– Я вижу, Вам удалось сохранить не только острый глаз, но и изобретательность в ответных ударах, – тонко улыбнулся мой глава, и я, кивком приняв комплимент, наконец-то вышел.
Отправился я, не долго думая, прямо к Гению. В конце концов, меня только что поставили в известность, что решающее слово о моем участии в контакте со светлыми принадлежит ему, и мне очень хотелось, чтобы оно прозвучало как можно скорее.
В том помещении, где произошла наша с ним первая и пока еще единственная встреча, его не оказалось. Я мысленно упрекнул себя в самонадеянности – элементарные правила приличия требовали согласования визита со специалистом такого уровня. Единственным оправданием мне могла стать глубокая тревога за Дару и длительное пребывание на земле, где эта тревога обретала куда более реальные очертания, чем здесь, в моем отделе.
С извинений подобного рода я и решил начать свое обращение к Гению, воссоздавая в памяти картину почти земной реальности за массивной дверью. Гений откликнулся почти мгновенно и, как мне показалось, принял мою просьбу о личной встрече вполне благосклонно. Узнав, что я уже нахожусь в его апартаментах, он не стал откладывать ее и велел мне непременно дождаться его, сказав, что присоединится ко мне, как только сможет.
С каждой минутой терпеливое ожидание давалось мне все с большим трудом. Моя дочь оставалась на земле без должной защиты. Приобретение ценнейшего навыка для укрепления этой защиты оставалось под вопросом. И, кроме того, оставалась нерешенной задача обучения Татьяны и Анатолия установке мысленного блока, что последний выставил условием обеспечения согласия карающего меча на мой доступ к их открытию.
Из нескольких оброненных Гением слов я сделал уверенное предположение, что они находятся где-то там, в созданной нами реальности. Устав прохаживаться в нетерпении взад и вперед по апартаментам Гения, я вышел наконец на лестницу, к массивной двери. У меня не было и тени намерения пренебрегать отзывчивостью Гения, просто любопытно было посмотреть, как открывается эта дверь.
Заведя руку под массивную панель точно в том месте, где это делал Гений, я не нащупал там абсолютно ничего. Кроме гладкой поверхности самой панели, с виду сделанной из дерева, но затвердевшего от времени до прочности вороненой стали. Пробежав пальцами по всей ее задней стенке, я так ничего и не обнаружил.
По всей видимости, подумал я, дверь открывается некой, известной только Гению, комбинацией нажатий. Или вообще реагирует на отпечатки пальцев. Жаль – сейчас, стоя перед этой безжизненной преградой и все еще пытаясь воспроизвести движения пальцев Гения, я вдруг увидел скрываемую дверью картину намного явственнее, чем в первый раз. Мне даже почудились запахи, которые донеслись до меня тогда…
Раздался глухой щелчок, и я резко пришел в себя. В полном смущении я ожидал появления Гения в дверном проеме и его удивленный вопрос, что я здесь делаю. Дверь не двигалась с места. Я попробовал слегка толкнуть ее и почувствовал движение под пальцами, но едва ощутимое. Усилия двух рук оказались более результативными – как и у Гения – и я озадаченно огляделся по сторонам.
Картина вокруг меня действительно была ярче, живее, чем в прошлый раз. Трава на лугу чуть шевелилась, словно под ветром, и в ней вспыхивали сочные вкрапления всевозможных цветов, от которых на меня накатывали легкие волны нежных ароматов.
Деревьев на краю луга оказалось намного больше, чем запечатлелось у меня в памяти – это действительно был густой лес, раскинувшийся вдоль всей линии горизонта…
Обводя ее взглядом, я вдруг осознал, что переступил порог двери, даже не заметив этого. Резко обернувшись, я увидел, что дверь закрылась. Более того, на этой стороне она была абсолютно гладкой, без каких-либо выступов и впадин – там просто не за что было ухватиться, чтобы хотя бы попробовать потянуть ее на себя.
Я попытался вызвать Гения, но картина, запомнившаяся мне в первый раз, не восстанавливалась, постоянно затмеваемая своей усовершенствованной версией. Я отворачивался к двери, закрывал глаза, даже нос и уши зажал – Гений не отзывался.
Я снова оглянулся по сторонам, размышляя, обращаться ли к своему главе с повинной и просьбой о помощи или попытаться сначала разыскать круглый павильон, о котором говорил Гений и в котором, по всей видимости, находятся Анатолий и Татьяна.
Щит мысленного блока и прикрытие их отпрыска от нападений из инвертации вполне могли уравновесить досрочную передачу их открытия мне. По крайней мере, максимально быстрое обеспечение безопасности моей дочери стоило такой попытки.
Решая, в какую сторону направиться, я вдруг заметил движение среди деревьев прямо перед собой – и не успел я насторожиться, как из леса вышел Гений, избавив меня от проблемы выбора.
С глубоким вздохом облегчения я шагнул ему навстречу.
– Стоять! – хлестнул меня изменившийся до неузнаваемости голос Гений, его физический, а не мысленный окрик.
Я замер на месте, предчувствуя более серьезные последствия своей опрометчивости, чем простой выговор.
Гений приближался ко мне, но не прямой, а каким-то странным путем. Он все время менял направление, где-то делая несколько мелких шажков, где-то устремляясь вперед почти скачками, где-то обойдя невидимое препятствие. И при этом постоянно бросал на меня быстрые взгляды, словно чтобы убедиться, что я продолжаю повиноваться его приказу.
Последние его шаги были целеустремленными и размашистыми. Я виновато склонил голову.
– Как Вы активировали проход? – донесся до меня его полный любопытства голос.
– Не знаю, – честно ответил я. – Возможно, я случайно наткнулся на скрытый рычаг в панели…
– Там нет никаких рычагов, – нетерпеливым жестом руки отбросил он мое предположение. – Что Вы ощущали перед тем, как дверь открылась?
– Ничего особенного, – в замешательстве пожал я плечами. – Я хотел вновь обратиться к Вам, но картина вызова почему-то оказалась намного более реалистичной…
– Мы видим то, во что мы верим, – забормотал Гений с довольным видом, – и верим в то, во что хотим. Стойте, – вдруг нахмурился он, – я показал Вам только часть картины. Как Вы дорисовали остальное?
– Я видел то же самое, что и в первый раз, – заверил его я.
