Текст книги "Ангел-стажёр (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 55 страниц)
– Без проблем, – легко согласился он, и добавил с явным раздражением: – Она его все равно сама научит.
Макс наведался к нам только через день. И, судя по всему, скрытно – встречу он нам назначил в дальнем лесу, но ближе к нашему подготовительному центру, чем к темному.
Мы с Татьяной все это время упорно тренировались. Нивелировать убийственное влияние друг на друга в инвертации – в ее комнате, и распознавать внештатников – в лесу. Нам удалось обнаружить три их наблюдательных пункта, расположенных на наших обычных маршрутах. От этих наблюдательных пунктов они, впрочем, как я и предполагал, особенно не удалялись.
Но мы и еще кое-что заметили. Инвертированные внештатники нам обоим совсем не так сильно били по ощущениям. Татьяна, правда, все равно отказалась к ним приближаться, а я рискнул – и словно в промозглый день на улицу на земле выскочил. Вполне терпимо – мурашки по коже пошли, размяться захотелось. Я понял, что если придется схлестнуться с ними, на моей стороне будет не только преимущество неожиданности.
К моменту появления Макса мы уже волноваться начали. В тот день утром на столе Татьяны обнаружилось расписание ее следующих занятий – с номерами тренировочных павильонов и их очередностью. Я с удовольствием отметил, что первым в расписании стоит курс хранителей. С ее способностями и моей помощью будет она у меня отличницей. Так, чтобы сразу пришлась ей эта работа по душе, и все остальные курсы померкли на ее фоне. Но сначала нам нужно было разделаться с темными. Со всеми.
Макса мы тоже издалека распознали, и я с особым удовольствием помахал ему рукой еще на подходе.
– Ты смотри, не соврал, – заметил он, переходя в видимость.
– Давай работать, – бросил я ему уже без удовольствия. – Кто его знает, сколько это времени займет.
Но Татьяна и блок ставить на свои мысли научилась без особого, казалось, труда. Я прямо раздулся от гордости – сказал же, отличница! Хотя ей, наверно, филологическое прошлое помогло.
Макс приоткрыл в ее сторону свой блок и спросил ее, что она слышит. Именно так и сказал – не видит или читает, а слышит. Она нахмурилась, поджала губы, скосив глаза в мою сторону, но он уже, видимо, вернул блок на место, потому что вновь повторил свой вопрос.
– Тарабарщина какая-то, – снова нахмурилась она.
– А там было тоже самое, – спокойно обронил Макс, – только закодировано.
Татьяна какое-то время помолчала, напряженно думая.
– Буквы переставлены? – неуверенно спросила она. – Как в Скрабл?
Макс одобрительно кивнул, одновременно вскинув бровь с нарочитым удивлением.
– Но я же тогда только об этом и думать буду! – воскликнула Татьяна с несчастным видом.
– Люди используют свой мозг максимум на десять процентов, – высокомерно заметил Макс. – Мы можем позволить себе большее. Задай ему алгоритм и дай потренироваться. Дальше он все будет делать сам. Попробуй.
Татьяна опустила глаза, снова помолчала, хмурясь, затем снова вскинула их на Макса, глядя на него в упор.
– Судя по всему, – хмыкнул он, – там было что-то весьма нелестное для меня.
– Что посеешь, то и пожнешь, – ответила Татьяна с довольным видом.
– Алгоритм усложни, – бросил Макс, – этот при желании можно расшифровать. Я пошел.
– Куда? – возмутился я. – А меня послушать?
Макс повернулся ко мне с плотоядной ухмылкой.
– Тебе этот способ не годится, – произнес он, намеренно растягивая слова.
– Это почему еще? – поинтересовался я.
– У тебя большая часть мозга авантюрами и самолюбованием занята, – ответил он, и добавил: – Татьяна, тебе еще выдержку потренировать нужно. Я сейчас без слов догадался, что ты думаешь. А ему, серьезно, лучше рисунками думать.
– А если я рисовать не умею? – напомнил я ему о своем присутствии.
– Для наскальной живописи сойдет, – пожал он плечами.
Я вспомнил Татьянины психологические тесты и быстро представил себе череду геометрических фигур с максимально острыми углами на фоне всех оттенков багрового света, и добавил, подумав, пару черных клякс.
– О, и кубизм подойдет, – кивнул с довольным видом Макс, – только последовательность слишком очевидна.
Уже в полном бешенстве, я нагромоздил все образы в кучу и метнул в него. Какое-то время он молчал, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, словно разглядывая мое произведение.
– По-моему, – протянул он, наконец, насмешливо, – в правом верхнем углу – ощипанные перья, имеющие некоторое отношение ко мне.
– Макс, уйди! – напряженно сказал я, изо всех сил пытаясь остановить калейдоскоп совершенно безумных образов, производимых с бешеной скоростью моим оскорбленным мозгом.
– Не уйди, а спасибо и до скорой встречи! – небрежно бросил он. – Добавь окружностей и побольше голубого с белым. Тебе уж вовсе позорно самообладание терять.
Футуристический ураган у меня в голове прекратился через добрых часа полтора. Стоило мне вспомнить, что нужно звонить Стасу и выпрашивать приглашение для этого … нет, я не хочу больше никаких картинок! Спасибо, что он не предложил мне зашифровывать мысли под музыку! Вот я даже не подозревал, что у моего мозга столько накопилось против … Макса? Фу, обошлось.
Стас моего звонка явно ждал и сразу же пришел в отличное расположение духа. На некоторое время. Когда я сообщил ему, что Татьяна освоила оба необходимых для встречи умения, и подчеркнул, что теперь мы можем обойтись без участия темных в ее организации.
– Точно! – довольно хохотнул он, – лишний раз одалживаться у них нам совершенно незачем. Дам команду своим инструкторам, чтобы присмотрелись к Татьяне – похоже, наш кандидат.
А вот эту мысль нужно срочно выбить из его феноменальной памяти. Что можно сделать, лишь забросив в нее повод для размышлений о возможных, но не доказуемых нарушениях законов. Или договоренностей с противником, что в его глазах является куда более страшным преступлением.
– Стас, – словно между прочим обронил я, – мне на этой встрече Макс нужен.
– Не понял, – мгновенно и ожидаемо отреагировал он.
– Во-первых, нужно, чтобы он Игоря и Дарину научил. От наблюдателей чего угодно ждать можно, – подкорректировал я аргумент Макса.
– А во-вторых, ты уже с ним об этом договорился? – вкрадчиво поинтересовался Стас.
– Так договариваться же еще пока не о чем, – вывернулся я. – Я о другом подумал. Ты кого-то из своих брать будешь?
– Нет, сам буду, – ответил он. – Пока не выяснится, как это работает, лучше поменьше распространяться.
– Вот я и подумал, – повторил я, – что темные, возможно, тоже так рассуждают. С их стороны будет столько же народа, сколько и с нашей – так может, сузить их круг посвященных, введя туда Макса, который у тебя полностью под контролем.
– Точно сговорились, – не поддался на лесть Стас. – Утечка, похоже, у темных, раз он сам на тебя вышел. Это мы запомним. А вот что он тебе за это пообещал? – задумчиво добавил он.
– Стас, не говори ерунды, – совершенно искренне возразил ему я. Вот пусть в этом направлении и думает, и забудет о каких-либо инструкциях в отношении Татьяны.
– Насчет мелких я, пожалуй, соглашусь, – продолжил он, все также словно вслух размышляя. – Максу передай, что отныне он у меня действительно под полным контролем будет – пусть тебя за это благодарит. А ты впредь подписку о неразглашении давать будешь.
Минуточку, святые отцы-архангелы, я пошел на мелкие неприятности ради избежания более крупной! Уговора не было, что они начнут размножаться и расти.
– Если ты считаешь, что я недостоин доверия, – произнес я с надеждой и максимально оскорбленным тоном, – так, может, не стоит мне операцию у аналитиков доверять?
– Узнаю, что Максу разболтал, чтобы саботировать эту операцию, – пообещал мне Стас, – получишь индивидуальный курс подготовки в моем павильоне.
Убедившись, что Стас уже обеими ногами стоит на ложном пути, я мысленно пожелал ему удачи в расследовании. Пусть ищет – то, чего не существует.
А я свою часть сделки с Максом выполнил, защиту Игорю обеспечил – самое время опять вплотную о нас с Татьяной подумать. Потренировались мы с ней неплохо, но на своих, даже включая Макса, а теперь нам предстоит встреча с темным более высокого полета.
– Ну что, – сказал я Татьяне после разговора со Стасом, – завтра мы все и узнаем.
Оказалось, она тоже об этом думала.
– А давай не завтра, а сегодня! – предложила она мне с мрачной решимостью.
Я представил себе еще один звонок Стасу и отчаянно замотал головой.
– Нет, сами, – правильно поняла меня она. – Вдруг эти темные как-то отличаются – еще опозоримся завтра. Ты говорил, что тот, у тайника, часто туда приходит? Давай подкрадемся и проверим. Мне завтра спокойнее будет, – добавила она, подняв на меня широко раскрытые глаза.
– Ну, блок хорошо было бы проверить, – задумчиво согласился я. – А если ты рядом с ним находиться не сможешь?
Татьяна вздохнула и смущенно отвела взгляд.
– А может, ты сам сходишь? – спросила она, все также не глядя на меня. – Если ты его не учуешь, то я и подавно. И если твой блок против него не сработает, то и мой тем более.
Я задумался. В словах ее был определенный смысл. В любой сложной ситуации я всегда предпочитал вызывать опасность на себя. Если завтра что-то пойдет не так, я примерно догадывался, чего можно ожидать от Стаса и Макса, а вот этого темного гения не мешало бы изучить.
– Его там может не быть, – уже решившись, предупредил я Татьяну. – Возможно, мне придется в засаде посидеть.
– Я подожду, – просто пообещала мне она.
Долго сидеть в засаде мне, однако, не пришлось. Похоже, этот шутник действительно часто к тайнику приходил – уж не знаю, то ли думать, то ли новые ловушки для меня придумывать. А вот сегодня была моя очередь.
Лишь только учуяв издалека волну морозного воздуха, я затаился, борясь с искушением зайти к нему с тыла и … пошутить. Ведь не исключено, что это мой последний шанс застать его врасплох. А если этот гений как-то меня расшифрует? Похитить у Татьяны лавры первооткрывателя? Тогда до конца вечности и от нее, и от Стаса прятаться придется. А где же я спрячусь, если уже и инвертация укрытием быть перестала?
Нет, что бы там Макс ни говорил, мое самообладание даже меня самого иногда поражало. Когда темный гений устроился возле поваленного дерева, я уже смог полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Находиться рядом с ним было более чем терпимо – я почти вплотную к нему приблизился. От него исходил холод, как и от всех инвертированных, но ощущался он как поток холодного воздуха из холодильника, открытого в нестерпимо жаркий летний день.
Я насторожился, ожидая и в этом приятном ощущении какой-то подвох, но темный гений никак не реагировал на мое присутствие. И на поток мыслей тоже. Что я, впрочем, ожидал – насколько мне было известно, в мысленном блоке была надобность только в видимости.
А вот завтра он нам понадобится, когда Татьяна будет проникновение через инвертацию демонстрировать. Нам всем, кроме темного гения, придется в видимость перейти – ради чистоты эксперимента.
Минуточку, но так же мы внештатников привлечем, как свеча ночных бабочек! И зачем я только от операции прикрытия отказался! Значит, в видимость переходить нельзя. И не переходить нельзя, чтобы Татьяна среди четырех печек не оказалась. Ну, ладно, трех – я с ней всегда мысленно обняться могу.
Я снова замер, ухватив, наконец, за хвост ту постоянно ускользающую от меня мысль. Татьяне совершенно незачем волноваться было – дело не в объятиях. Они только нам с ней нужны – мы слишком сильно друг на друга действуем. Дело в физическом контакте – недаром у обычных хранителей на земле система защиты от него прямо в сознание встроена – любое прикосновение к объекту хранения, и марш в невидимость! А то я не помню.
Наконец-то пойманная мысль потребовала немедленного подтверждения. Я вдруг вспомнил, как темный гений меня за руку в чемоданчике схватил. Должно хватить. Я сосредоточился, глядя на источник холода и детально представляя себе ощущение его руки на своем запястье…
И таки увидел его. Вернее, часть его. Оказалось, что он устроился на земле за поваленным деревом, над которым мне только голову его и было видно. Обычную круглую голову, с торчащими во все стороны вихрами, с травинкой, зажатой в зубах, и устремленным куда-то вдаль взглядом чуть прищуренных глаз.
Я тут же отпустил это видение – мало ли что этот гений учуять может? Главное, что получилось.
С Максом я вспомню наши – с Тошей – крепко сжатые руки, когда нас в последний раз с земли утаскивали после инцидента с наблюдателем Игоря.
А со Стасом… С ним придется вспомнить заломленную за спину руку. Неприятно, конечно, но точно лучше, чем представлять себе его руки, сжатые у меня шее.
К Татьяне я прилетел на крыльях вдохновения и, не скрою, сознания, что и я не лыком шит. А то уже прямо комплекс неполноценности образовываться начал.
– Темного идентифицировал, блок проверил, – чуть покривил я душой, чтобы и ей сюрприз завтра устроить.
– Пойдем погуляем, – ткнулась Татьяна лбом мне в плечо.
По дороге к лесу она была как-то необычно молчалива. И в дальний лес не пошла. Я бережно взял ее под руку, стараясь передать ей свою уверенность в завтрашнем дне.
– Все будет хорошо, – негромко сказал ей я.
– Конечно, – кивнула она. – Но если все же нет, я хочу, чтобы ты сейчас кое-что узнал. И не забывай, что ангелы не злятся.
Я остановился, настороженно глядя на нее.
– Помнишь, мы читали историю Тени? – спросила она, и, не дождавшись моего ответа, продолжила: – Так вот, это несправедливо.
– Что несправедливо? – не понял я.
– Он такой же, как наш Игорь, – ответила она. – И даже не знает об этом.
– Татьяна, – быстро проговорил я, – я тебя прошу: давай не будем ничего придумывать!
– Я ничего не придумываю! – вспыхнула она. – Ты только вспомни, что с Игорем творилось, пока он не узнал, кто он.
– А что он творил, когда узнал, ты помнишь? – спросил я.
– Помню, – кивнула она. – Но и тогда он не один был. Он и сейчас не один – если что, ему помогут. А Тень всегда был, не понимая, почему он от окружающих отличается.
– Ну, и что мы можем с этим сделать? – пожал я плечами. – В прошлое не вернешься. Он свою жизнь уже прожил.
Татьяна какое-то время молчала, глядя в сторону. Слава Всевышнему, подумал я, увидела, наконец, очевидное.
– Я дала ему почитать нашу историю, – вдруг произнесла она, уставившись на меня исподлобья.
Мне показалось, что я ослышался. Знаете, как бывает: порыв ветра, писк птицы, визг тормозов, звон стекла, глухой звук удара – и за всеми этими звуками вам случайно слышится совсем не то, что было сказано.
– Ты … что сделала? – переспросил я, внимательно следя за ее губами, чтобы по ним ответ прочитать.
– Не прикидывайся глухим, – отчетливо выговорила она.
– Нашу историю? – еще раз уточнил я.
Она молча кивнула.
– Этой бледной немочи? – решил я исключить любую обмолвку.
Она поджала губы.
– Всю нашу жизнь? – все еще не мог поверить я. – Во всех ее подробностях? Которые еще вчера ты не хотела темному показывать?
– И что? – даже не покраснела она. – Ты же сам, по-моему, собирался ее всем направо и налево раздавать!
Вот я знал, что идея Марины рано или поздно мне боком вылезет!
– Так это же для пользы дела! – рявкнул я на обеих.
– И я для дела! – запальчиво воскликнула Татьяна.
Я похолодел. Судорожно вспоминая, не оставлял ли где, в пределах досягаемости Татьяны, телефон. Если они как-то связались, если они как-то сговорились, если они заявят мне, что это всего лишь логическое продолжение идеи Марины … которую я обещал реализовать…
– Для какого дела? – спросил я, прищуриваясь.
– Нам нужен Тень, – продолжила Татьяна. – Он может послужить ярчайшим примером того, к чему приводит сокрытие истины в отношении наших детей.
– Мы не знаем, зачем он здесь появился, – напомнил я ей.
– Вот именно! – обрадовалась она так, словно я поддержал ее. – Мы ничего не знаем. О прообразе Игоря, между прочим. А Тень нам может об этом рассказать. Памяти его почему-то не лишили. И в ней он теперь все иначе видит. И готов помочь нам облегчить жизнь Игоря.
– А тебе не кажется, что это подозрительно? – ухватился я за еще одно соображение. – Тебя заставили забыть об Игоре. Потом вдруг его прообраз, как ты изволила выразиться, рядом появляется. А потом ты с ним вдруг теснейшим образом общаться начинаешь.
– Не я, а мы, – поправила она меня. – Тебя сюда направили нашу группу изучать? Вот и изучай самых ярких ее представителей.
Откуда она узнала, что я намеревался отличницу из нее сделать?
– А я ведь все также ничего не помню, – широко раскрыла она глаза. – И с ним я еще и раньше общалась, а потом ты появился. И если ты за мной ухаживаешь, то тебе должно быть интересно мое окружение.
Я вообще дар речи потерял. Это она мне, что … мыльную оперу здесь предлагает? Ей первого дурацкого спектакля мало было? Хотя недоумкам-внештатникам должно понравиться.
= И вообще, – продолжала тем временем Татьяна, – я самую главную часть дела сделала. И он мне поверил. Теперь ты давай подключайся. Ты же, в конце концов, прирожденный психолог! Если уж ты с Игорем в конечном счете общий язык смог найти… – Она привстала на цыпочки и глянула куда-то поверх моего плеча.
Последним усилием воли я попытался вжать в это плечо голову, но она как будто сама повернулась.
От подготовительного центра, через пустое пространство до леса, к нам направлялось это бледное недоразумение. Не быстро, но целеустремленно. Пристально глядя в нашу сторону. С выражением ожидания на лице.
Святые отцы-архангелы, за что? За что мне еще одна работа?!
Глава 10. Штаб
Самое интересное в любой операции начинается после ее запуска. Как бы тщательно ни прорабатывался ее план, как бы скрупулезно ни прописывались все ее стадии, как бы детально ни инструктировались все ее участники – как только дается команда «Старт», появляются новые, непредвиденные входящие. И все согласованные и выверенные планы А, Б, В и так далее отходят на второй план – действовать приходится по ситуации.
Именно эту необходимость быть всегда готовым к импровизации я и ценил больше всего в своей работе. За кресло свое я никогда не держался, как за трон – оно мне, скорее, представлялось центральной позицией в командном пункте, в который стекается вся информация и в котором принимаются окончательные решения.
Хотя, не скрою, и вес оно мне давало в аргументации своего видения этих решений, и возможности надавить, по необходимости, для их реализации.
Нет, осознание важности работы моего отряда тоже всегда присутствовало, но вот этот элемент непредсказуемости придавал каждой операции привкус личного вызова. А ее успешному завершению – ощущение чемпиона, в который раз отстоявшего свой титул.
Так и нес я этот титул непревзойденного стратега много лет, пока не направили меня однажды на операцию к этим психам на земле. Главной непредвиденной вводной в которой оказался Анатолий. Самое смешное, что он к ней вообще прямого отношения не имел – мне нужно было прикрыть другого хранителя, Тошу.
Однако, как выяснилось впоследствии, Анатолий был свято убежден, что имеет самое непосредственное отношение ко всему, что происходит в радиусе пары сотен километров от него. Я такой мании величия даже у внештатников не наблюдал. Неудивительно, что его вечно окружала зона турбулентности, в которую затягивало всех, кому не повезло рядом оказаться. Даже меня.
Операцию с мелкими я просчитал особо тщательно. Не давала она мне покоя, поскольку не было у нас объективных причин для столь решительного вмешательства, но чуть ли не впервые мне было велено держать свое мнение при себе. А также любые детали ее разработки.
Зря они это сделали. Высшая воля – это, конечно, святое, но к ее исполнителям не мешало бы с уважением относиться. Не идут в ногу слепое следование приказу и эффективность его исполнения.
А там был и еще один момент, который меня напряг. Вокруг мелких у нас уже давно брожение шло – вспомнить хоть, сколько свидетелей захотели дать показания против наблюдателей, когда те на открытом процессе попытались с этими мелкими разделаться. А тут указание вывести их из игры дают мне всего два члена Высшего Совета. Да еще и требуют режима максимальной секретности.
Отказаться я не мог. Сдать полномочия – нет проблем, но свято место пусто не бывает. Я спланировал операцию так, чтобы лишить мелких сознания на минимально возможный срок. Чтобы целители просто не успели им радикально память почистить. Я даже пошел на то, чтобы окольными путями людей предупредить, чтобы они при известии об аварии в панику не ударились. С ангелами контактировать мне прямо запретили, но они должны были догадаться, что ни о чем необратимом речь не идет.
И все же что-то грызло меня. И тоже особо въедливо. Строя план операции, я столько возможных проколов в голове перебрал, что волноваться, казалось, было не о чем. Я бы и не волновался, если бы уже отправленный мной в путь грузовик двигался куда угодно, только не в направлении этих психов.
Когда мне позвонила Марина, я был уверен, что, несмотря на твердое обещание мне, Татьяна все же рассказала Анатолию о моей операции. Но как ему удалось затащить ее в эту машину вместо мелких, если она знала, что эту машину ждет?
Изменить я уже ничего не успел. Татьяна трубку не сняла, а Анатолий процедил мне, что занят, и отключился. Я мысленно связался со старшим группы.
– Отбой. Грузовик на обочину и назад, – отдал я уже единственно возможный приказ.
– Да в этом снегу не разберешь, где дорога, а где обочина, – напряженно ответил он.
– Сейчас буду, – пресек я дальнейшие разговоры.
Все решилось в ту долю секунды, которая мне потребовалась, чтобы материализоваться в кабине грузовика. Доклад группы мне не понадобился – через лобовое стекло, в бешеной снежной круговерти, я увидел внизу хорошо знакомую мне машину. Развернутую в сторону и покореженную.
Я вывалился из кабины и буквально наощупь добрался до машины Анатолия – глаза слепило снегом и ноги расползались на каждом шагу. Рванув на себя водительскую дверь, я увидел, что Анатолий – без сознания. А вот с Татьяной было все – удар пришелся с ее стороны.
Если бы не она, я бы оставил все, как есть. И в рапорте указал бы причину срыва операции. А там пусть этого зарвавшегося кретина судят, дисквалифицируют, сажают, распыляют … от бешенства мне в тот момент все равно было. Если он с моими ребятами разбираться поехал, какого лешего человека под удар подставлять было?!
Но Татьяну по протоколу ожидало возвращение на землю. На еще одну жизнь. Где, когда, в каком облике – неизвестно. Вот пусть и ищет ее до посинения, со злостью подумал я, лишь бы от меня подальше.
Но у меня уже был опыт Марины. Которая, несмотря на всю обработку, предыдущую жизнь вспомнила. А Татьяна изначально намного больше ее знала. Где гарантия, что мне же и не придется в один далеко не прекрасный день эти всплески памяти нейтрализовать? У меня перед глазами встало ее отрешенное лицо в ту нашу последнюю встречу на земле, когда она попросила меня не отменять операцию против мелких – и стало мне совсем паршиво.
Я вернулся в кабину грузовика и принялся действовать.
Первое: мобилизовать весь мой отряд на поиски аварий с максимально похожими на Татьяну и Анатолия трупами. Плюс еще один – для водителя грузовика. Плюс оформить ему подходящие документы.
Второе: сообщить целителям, что их услуги по очистке памяти пока не требуются. Плюс заявка на их услуги по смягчению удара для людей из компании этих психов. Плюс модерация их памяти, чтобы они Татьяну и Анатолия в погибших «узнали».
Третье: известить высшее руководство о случившемся. Плюс сигнал в соответствующую службу для приема Татьяны. Плюс сигнал … нет, с Анатолием без меня разберутся.
Когда я доставил их к нам наверх, Анатолия действительно уже ждали. Внештатники. Я чуть было не потребовал у них расписку в получении его все еще бесчувственного тела, но судьба Татьяны было сейчас важнее. Этот вопрос нужно решить, пока он в себя не пришел. Иначе нам здесь одна сплошная зона тяжелой турбулентности светит – и тогда он точно под распыление загремит.
При всей моей нелюбви к писанине этот рапорт дался мне особенно тяжело. Мне пришлось не просто докладывать о провале, но еще и изображать его как следствие одного форс мажора за другим. Максимально правдоподобно. Выводя при этом из-под удара своих ребят и все время подчеркивая, что практически подошедший к черте перехода к нам человек не может нести ответственность за целую череду случайностей.
Отправив рапорт, я связался со своей группой. Инсценировка аварии прошла намного удачнее, чем она сама. Я велел им анонимно вызвать земную полицию и возвращаться.
Сообщив руководству об успехе операции прикрытия, я узнал о созыве внеочередного заседания контрольной комиссии и о своем вызове на нее.
Теперь мне предстояло не менее сложное.
На все время после аварии я заблокировал канал связи с Мариной – нужно было действовать. И потом, коротко сообщив ей, что сейчас буду, я еще посидел у себя в кабинете, собираясь с мыслями. Мне совершенно не улыбалось распрощаться ни с нашим плодотворным сотрудничеством на земле, ни с перспективой заполучить ее однажды в свой отряд.
В ее приветственной речи не оказалось ничего нового – полетели громы и молнии и в адрес всего нашего сообщества, и в мой лично, и на голову Анатолия, естественно. Я только не ожидал вопроса «Что делать?». У нас все, что нужно, я уже сделал, а на земле – с какого, спрашивается, перепуга я знаю?
А вот кто меня по-настоящему удивил, так это Тоша. И Марину укоротил так, что у той челюсть отвисла, и с мелкими нужный тон нашел, и даже с Максом их вечные разборки в сторону отложил. Хотя, честно, договариваться с темными об имитации распыления и еще давать им шанс набрать на этом очки респектабельности – это уже перебор.
Но когда он мою мысль с пол-звука улавливать начал – прямо как мои орлы! – я на него вообще новыми глазами глянул. С ним напрямую мы, пожалуй, сработаемся. Я решил сделать все возможное и невозможное, чтобы Татьяну – а вместо с ней и Анатолия – у нас оставили. Тогда за этот вверенный мне участок земного фронта можно быть спокойным.
До невозможного не дошло. Я настроился взять всю вину на себя, прошение об отставке на стол положить, если потребуется, и давить всем своим весом на тот факт, что человек не должен пострадать из-за нашей – моей – ошибки.
Меня выслушали. После чего, даже без обсуждения, сообщили мне, что мое заключение полностью совпадает с выводами комиссии. Татьяна принята и проходит подготовку к переводу в центр первичного обучения.
Более того, на проведение операции по моделированию памяти мелких наложен временный мораторий.
Что меня не столько обрадовало, сколько еще больше насторожило. Как-то слишком легко мы отделались. Впрочем, об Анатолии даже слова не прозвучало. Не исключено, что у комиссии свои каналы информации есть, по которым и просочились данные о его роли в моем провале. Тогда основной удар вполне мог на него прийтись.
Вернувшись к себе, я попытался выйти с ним на мысленную связь. Ответом мне было глухое молчание. Я почувствовал, что закипаю. Я же ему личный, прямой канал предоставил – какого лешего он меня блокирует?
В последующие несколько дней у меня из головы не выходил тот последний раз, когда он резко оборвал связь со мной – и чем это кончилось.
Я послал официальный запрос хранителям и внештатникам. Первые отделались отпиской: «Дело находится на рассмотрении». Вторые не менее официально поинтересовались причиной интереса к сотруднику чужого подразделения.
Попытка связаться непосредственно с главой хранителей тоже не дала результатов. Мысленный голос его звучал необычно сухо и сообщил мне, что вверенное ему подразделение вполне способно решить свои внутренние проблемы без посторонней помощи.
Дошло до того, что пришлось у Макса личную аудиенцию выпрашивать, чтобы выяснить, не получали ли темные наряд на распыление.
И постоянно врать – в первую очередь, Марине – что ситуация под контролем. С каждым разом все менее убедительно – за отсутствием хоть каких-то деталей этого контроля.
Явился Анатолий, когда на земле уже настоящая паника началась. Увидев эту наглую рожу, ввалившуюся в мой кабинет в мое отсутствие и без какого бы то ни было разрешения, я испытал такое облегчение, что сжатое в тугую пружину напряжение последних дней вырвалось наружу, сорвав попутно мне крышу.
И вот тут-то началось самое интересное. Как выяснилось, это не он меня блокировал, а ему любую связь, равно как и свободу передвижения. Правомерно, подумал я, поморщившись: карцер за все его самодурство – это еще не самый худший вариант.
А вот все разбирательство по поводу этого самодурства закончилось передачей права вынесения приговора в руки обвиняемого. Я, конечно, знал, что дисциплина у наблюдателей на уровне плинтуса, что и Киса не так давно подтвердил, но это вообще ни в какие рамки не вписывалось.
Мне показалось, что я понял, в чем заключался подвох. И был он поистине иезуитским. Ему сообщили, что Татьяна у нас – но не место ее пребывания. Ему не перекрыли доступ к ней – но не к единственному источнику информации, как ее найти. То есть, ко мне.
С этого момента я слушал особо внимательно. Сжимая все услышанное в еще более тугую пружину. Чтобы выстрелить ею уже целенаправленно. Нарвались, однако, внештатники.
Мне, значит, не положено проявлять интерес к сотруднику другого подразделения? А им, значит, позволено блокировать подходы к моему? Посты ставить у меня на пороге? Пользуясь тем, что нам некогда по этажам разгуливать? И даже не поставив меня об этом в известность?
Я как можно быстрее спровадил Анатолия к Татьяне. При этом пришлось проследить, чтобы он ничего тяжелого из моего кабинета не стырил. Мне нужно было, чтобы он оказался как можно дальше от внештатников, и от меня заодно. Это во-первых.
Во-вторых, мне нужно было, чтобы он там оказался целым и невредимым – никак мне не улыбалось снова его по карцерам разыскивать. И, наконец, в-третьих, мне нужны были целыми и невредимыми внештатники – и на своем посту.
Отправив Анатолия, я вызвал своих свободных от операций на земле ребят и обрисовал им ситуацию, сложившуюся на наших рубежах. Как и следовало ожидать, мы оказались едины во мнении – пресечь. Но, внес я стратегическую поправку, остужая самые горячие головы, не на нелегальном блокпосту зарвавшихся ищеек, а в их логове.
Выбрав из своих орлов двух самых сдержанных, я велел им быть наготове и отправился наверх.
Увидев меня, внештатники на посту обменялись обеспокоенным взглядом и вытянулись по стойке «Смирно». Я остановился двумя ступеньками ниже и обвел их тяжелым взглядом. Они чуть посторонились, давая мне пройти. Но разве что бочком.
