355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ханс Хенни Янн » Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая) » Текст книги (страница 59)
Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)
  • Текст добавлен: 6 ноября 2017, 22:30

Текст книги "Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)"


Автор книги: Ханс Хенни Янн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 59 страниц)

Комментарии Т. А. Баскаковой1

Это единственная глава, названная не по месяцу, но по конкретной дате (в романе не упоминающейся). 5 июля до недавнего времени отмечался католический праздник Богоматери – День семи радостей Марии. В романе Янна июльская глава включает в себя воспоминания о детстве Тутайна и Хорна (фактически – о детстве самого Янна), но прежде всего это рассказ о детстве и юности матери Хорна, предвосхищающий «Письмо Хорна к умершей матери», которым завершается роман (что побуждает рассматривать отношения Хорна с матерью как одну из основных, хоть и скрытых, сюжетных линий). Мотивы детства теснейшим образом переплетаются здесь с мотивами смерти: первые детские столкновения со смертью; подробное описание смерти и погребения Тутайна (хотя он умер, как говорится дальше, в октябре); двойственный образ семейства могильщика и его жены, матери многочисленного потомства.

2

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 9.

И тут я пережил потрясение. Расскажу вкратце, в чем дело: я услышал, из кучи свободно наваленных сухих еловых веток, биение крыльев крупного насекомого. Эпизод со стрекозой – позднейшая вставка. Через несколько месяцев после завершения первоначального варианта главы «5 июля», 22 декабря 1942 года, Янн пишет письмо Людвигу Фоссу, где впервые выражает сомнение в гармоничном устройстве мира (письмо это цитируется в: Деревянный корабль, с. 304, коммент. к с. 266).

3

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 11.

Все так, как оно есть, и это ужасно. См.: Деревянный корабль, с. 305 (коммент. к с. 268).

4

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 12.

Об Ио, родившей так много жеребят… Прототипы этой лошади и Илок – кобыла Ио и родившаяся от нее Лотта – часто упоминаются в письмах Янна. Интересно, что если в романе Тутайн неожиданно обнаруживает в себе способности барышника, то в действительности это произошло с самим Янном, когда он приехал на остров Борнхольм.

5

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 13.

Это наш дом, наше жилище. Три комнаты, с окнами на восток и на юг. Кухня, кладовая для корма, конюшня и гумно; длинный коридор расположен с северной стороны, он соединяет все помещения. Здесь фактически описан «дом Гранли» на острове Борнхольм – первоначально жилище бедного крестьянина, чей участок граничил с хутором Янна. В декабре 1935 года Янн купил этот дом, чтобы там спокойно работать. Однако дом оказался в нежилом состоянии, и Янну пришлось перестраивать его своими руками. Переезд в Гранли всего семейства Янна, потерявшего к тому времени хутор, состоялся лишь в декабре 1940 года. С января 1941-го начинается самый интенсивный период работы над «Свидетельством». План дома, начерченный рукой Янна, был вложен в рукопись романа. Вернеру Бенндорфу Янн писал (11–28 декабря 1940 года): «Мой письменный стол стоит в новом „рабочем кабинете“; это узкое, 2-метровой ширины, помещение, длиной 5 м., со стулом, кроватью, скамьей, и печкой. Книги стоят отчасти в предбаннике, который еще меньше моей комнаты, а вообще 4-метровая скамья служит складом для всего написанного и подлежащего прочтению. – Я чувствую себя еще не вполне по-домашнему. Когда утром просыпаюсь, мне кажется, будто я нахожусь в монастырской келье» (Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 44). В другой жилой комнате располагался большой деревянный сундук с документами из Угрино.

6

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 18.

Родители моей мамы и отец отца не дожили до моего рождения. С рассказа о деде начинаются беседы Янна с Мушгом (Gespräche, S. 11–12):

Вы только вдумайтесь: мой дед родился в 1782 году (я его не знал)… <…> Этот дед был последним независимым человеком. Он еще в молодости уехал в Англию. Когда однажды в Гамбурге объявили, что отдадут кораблестроительную верфь, бесплатно, тому, кто в этом разбирается, потому что в гильдиях не хватало рабочих рук, дед через полгода вернулся в Гамбург и начал строить деревянные корабли, хотя прежде и понятия о них не имел. Все расчеты, конструкции и бухгалтерию он держал в голове, но сумел привести свое дело к настоящему процветанию. Когда наступал день выплаты жалованья, он привозил на лодке, из Гамбурга, большой сундук с деньгами и раздавал деньги рабочим: а если денег не хватало, то обездоленным приходилось ждать до следующего расчетного дня.

По мнению организаторов выставки, посвященной «Реке без берегов» (Гамбург, 1994–1995), Янн запечатлел своего деда в образе Лайонела Макфи, создателя деревянного корабля. Они также отмечают, что Англия по-старинному пишется Engelland, то есть «страна ангелов» (Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 30).

7

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 18–19.

И текст песни был таким же смехотворным: «Ранним утром – когда петух закричит, но прежде, чем перепел закурлычет…». Немецкая народная песня XIX века. Ее первая строфа звучит так:

 
Ранним утром – когда петух закричит,
но прежде, чем перепел закурлычет,
чем рожок охотничий зазвучит,
и теплый ветер в кустах засвищет, —
как случалось прежде, опять и опять,
пойдет наш Господь по лесу гулять.
 
8

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 19.

Я и сейчас отчетливо вижу: тетушка стоит в мансарде перед зеркалом… Янн рассказывал о ней Мушгу (Gespräche, S. 38–39):

Я рос – в Штеллингене – больше у крестной, тетушки Йетты, чем у родителей: и она гораздо больше повлияла на меня, чем они. Она была сестрой моего отца и жила в доме уже умершего к тому времени деда. Она рассказывала мне истории, бесконечно, и мне это так нравилось, что я просил ее читать для меня, даже когда давно сам умел читать. Я убежден, что именно по этой причине еще и сегодня читаю так медленно; а читаю я ужасно медленно – раза в три медленнее, чем другие.

9

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 23.

Пустыня сдаваемых в аренду казарм придвинулась ближе, поскольку большой город расширялся и, по мере своего роста, заглатывал райский сад сельской местности. Янн описывает место, где он родился: сельскую общину Штеллинген-Лангенфельде. Оба поселка, Штеллинген и Лангенфельде, до 1864 года входили в состав Дании (отсюда – упоминаемое Янном здание таможни, таможни в Лангенфельде), потом – Пруссии. С 1927 года община подчинялась властям города Альтона, который в 1938 году стал одним из районов города Гамбурга.

10

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 23.

Только башня еще стояла: башня, на верхнем этаже которой какой-то мужчина убил и расчленил мальчика. В Лангенфельде была водонапорная башня, построенная в 1911 году. На верхнем этаже башни имелась смотровая галерея (Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 157).

11

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 24.

Я шагнул на своих ходулях к Мими… <…> Я ее поцеловал… Эту историю Янн рассказывал Мушгу (Gespräche, S. 41):

В девять или десять лет я пережил первое столкновение со смертью. Я в то время общался иногда с маленькой компанией ребят. Однажды, когда они учили меня, как пользоваться ходулями, я поцеловал девочку Мими, на что старшая из двух девочек откликнулась так: «Ох, теперь Мими непременно умрет!» Я до сих пор помню, как она это сказала, и даже то, что светила луна. Мими действительно умерла неделю спустя, от дифтерита. Это потрясло меня до глубины души, радикально изменило. Я сделался очень замкнутым и не помню, чтобы после когда-нибудь играл с этими детьми; определенно я больше с ними не играл.

12

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 25.

Теперь и мои родители покоятся там. Но не в упомянутом мною лесу. А в том месте, где все надгробия имеют каменные фундаменты. Родители Янна похоронены в Штеллингене. Янн создал эскиз гранитной фамильной усыпальницы, которая была построена Францем Бузе в марте 1920 года, когда умерла мать Янна, Элиза Ян. Усыпальница представляла собой стену с тремя глубокими, закругленными сверху нишами. В 1973 году она была демонтирована.

13

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 25.

Моего деда – это рассказывал отец – похоронили еще на старом кладбище, на глубине в пять метров. См. в беседах с Мушгом (Gespräche, S. 88):

Моего деда, к примеру, похоронили на глубине в шесть метров. Погребение было таким же экстравагантным, как и вся его жизнь. Его труп – поскольку смерть была столь абсурдной, да еще произошла в летнее время – уже через несколько часов почернел и вздулся, как хлебная опара. А поскольку дед и без того был необычайно тучным, для него пришлось сколотить чудовищных размеров дубовый гроб (это все рассказал мне отец). Когда похоронная процессия добралась до кладбища, оказалось, что могила мала и что сперва ее нужно расширить; в общем, невозможная история. Так вот: в этой могиле лежал и мой брат. <…> На могильной плите значилось: «Здесь покоится Ханс Хенни Ян»; я впервые прочитал это в жуткую сумеречную пору; и это было одним из самых ужасных, поистине сатанинских переживаний, которые мне довелось вынести в детстве.

Брата Янна на самом деле звали, как и фиктивного автора «Свидетельства», Густав Роберт Ян (1891–1893).

14

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 26.

– Если бы человек через каждые двадцать четыре часа все забывал… См. об этом: Свидетельство I, с. 769–770, коммент. к с. 33.

15

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 32.

Твой отец сохранил эту историю. И ты ее сохранил. О скупом докторе, которого в действительности звали Вольгаст, Янн рассказывал Мушгу (Gespräche, S. 12–13):

Во время одной из поездок дед в результате несчастного случая сломал руку. Он отправился к соседу, доктору Вольгасту – выдающемуся врачу, но и несравненному оригиналу. Доктор был неописуемо нечистоплотным и отвратительным скупердяем, хотя владел большим состоянием: собственных детей он принуждал к воровству и чуть ли не морил голодом; он и сам крал корм для своей лошади, когда посещал больных. Когда он решил построить для себя дом, он заказал чертежи сорока строительным подрядчикам, а потом сказал каждому, что тот в этом деле ничего не смыслит, и построил дом сам. Но из скупости он оставил дом наполовину недостроенным, почти совсем не отделанным и с мешковиной в окнах. Только флигель был построен с неслыханной роскошью: там жила жена доктора – женщина на тридцать лет моложе его и очень красивая, ради которой он буквально вышвыривал деньги на ветер. <…> Доктор Вольгаст оставил завещание, которое – под угрозой, что иначе оно потеряет силу, – нужно было вскрыть еще до похорон. В завещании доктор показал, что хотя всегда был скупым, но умереть умеет как богатый человек. Он, как выяснилось, не афишируя этого, уже построил на кладбище мавзолей: он хотел, чтобы его отвезли туда в экипаже, запряженном четверкой лошадей; а его жену, давно умершую, следовало эксгумировать и привезти туда же в экипаже, запряженном шестью лошадьми, – но ночью, когда только и подобает устраивать свидания с прекрасной дамой – – Так все и было сделано – к разочарованию многих, которые толпились на улице, желая увидеть главным образом экипаж с женой доктора, но к вечеру разошлись, ничего не увидев. Мне еще довелось посмотреть на слугу доктора, ужасного пьяницу.

В романе описание обстоятельств погребения жены доктора предвосхищает рассказ о мумификации и захоронении Тутайна.

16

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 32.

От одной такой фразы могут раздраться небеса… Аллюзия на евангельский рассказ о смерти Христа (Мф. 27, 50–51): «Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись…»

17

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 33.

Сам он хотел стать часовщиком. Первый засвидетельствованный в документах предок Янна, Иоганн Кристофер Ян (1754–1817), был часовым мастером из Ростока. Прапрадед Янна, часовой мастер Маттиас Фридрих Ян (1795-?), будто бы участвовал в создании знаменитых астрологических часов для любекской Мариенкирхе (см.: Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 30).

18

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 34.

…а они как раз недавно решили отказаться от лжи как средства самозащиты. См. об этом: Свидетельство I, с. 804, коммент. к с. 252.

19

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 34.

Это была «Stella Maris». Stella Maris (лат. Звезда моря) – эпитет Девы Марии как покровительницы моряков или звезды, указывающей человеческой душе направление в «море жизни». Мария Морская – это также Венера, богиня моря и любви: а еще раньше – Исида, покровительница моряков.

20

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 36.

Так и получилось, что я начал мало-помалу меркнуть пред очами Господа – как и ОН мало-помалу меркнул во мне. Янн рассказывал Мушгу (Gespräche, S. 69):

Мое благочестие было вентилем, который меня спасал. Оно началось в декабре, когда мне исполнилось семнадцать, и длилось до следующей осени, то есть охватило первые три четверти моего восемнадцатого года. Я тогда боролся не на жизнь, а на смерть со всеми силами мира и остался победителем. Эти переживания сгустились до настоящих видений, и знаком завоеванной победы стало то, что мне явился на стене распятый Христос.

Я переживал глубочайшую депрессию. Я хотел изобрести такой взрывчатый материал, немногих килограммов которого хватило бы, чтобы разом взорвать все человечество. Я был одержим этой идеей и колебался лишь в том, должен ли я убить себя или других. Я пришел к мировидению, которое отличалось от взглядов всех прочих людей и сводилось к тому, что человек – наихудшая из всех живых тварей; что только нетронутая человеком Природа величественна, тогда как все, что создает человек, дурно.

21

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 36.

Бог – нигде; его иносказательный образ – Нуль… См.: Деревянный корабль, с. 301–302 и 468; Свидетельство I, с. 787.

22

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 36.

…это каменная полость сердаба… Сердаб – замурованное помещение в древнеегипетской гробнице, где размещалась статуя умершего.

23

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 39.

Забойщиком скота, рядовым, работал отец другого мальчика. Очень приятного, упитанного, с маленьким ртом и слишком красными губами. Этот мальчик немного любил Тутайна. Звали его Диппель. Он постоянно хотел в чем-то каяться. Об этом мальчике Янн рассказывал Мушгу (Gespräche, S. 71–72):

Среди моих товарищей был Диппель, единственный сын забойщика скота. Ни одну профессию я, в детстве, не ненавидел так сильно, как эту; и тем не менее почти все мои дружеские знакомства приводили меня в соприкосновение именно с ней. С Диппелем я никогда не поддерживал тесных отношений, он ничего особенного из себя не представлял и стал хорош лишь в воспоминаниях. Но он во всех своих внутренних и внешних неурядицах обращался ко мне и устраивал передо мной настоящие исповеди; это приводило меня в благотворное спокойное расположение духа; его потребность исповедаться оказывала на меня умиротворяющее воздействие, потому что я легко мог успокоить его относительно овладевшей им тревоги и общего состояния мира.

24

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 39.

Краут – именно так его звали. Краут, несмотря на грубое телосложение и разницу в возрасте – он был старше, – любил непритязательно. Он только целовал предмет своего обожания, от чего жизненный опыт Тутайна не расширялся. Это воспоминание Тутайна восходит к детским впечатлениям Янна, который рассказывал Мушгу о своих переживаниях в школе в 1910 году (Gespräche, S. 62).

25

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 41.

…oremus et pro perfides Judaeis. «Помолимся и за неверных иудеев» (лат.). Слова, которые католический священник произносил во время службы в Страстную пятницу. Только в 1960 году по распоряжению Папы из этой фразы было удалено слово «неверных».

26

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 42.

…Католическая апостольская церковь. Речь идет об ирвингианах – секте, основанной в тридцатых годах XIX века в Лондоне пресвитерианским проповедником Эдвардом Ирвингом (1792–1834). Сами ирвингиане называли себя апостолами последних дней, Католической апостольской церковью, Староапостальской церковью. В настоящее время общины ирвингиан существуют во всех странах Европы и в Северной Америке, но их численность на конец XX века не превышала 50 000 человек.

27

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 43.

…Царицы Ночи… Царица Ночи – персонаж «Волшебной флейты» (1791) Моцарта.

28

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 43.

По дороге в школу я ежедневно проходил мимо старого концертного зала с позолоченным стеклянным куполом, напоминающего здание парламента или Верховного суда. Речь идет о гамбургском районе Санкт-Паули, где располагался дом деда Янна, Роберта Фридриха Яна. И там же, на острове Штайнвердер посреди Эльбы, была судостроительная верфь, на которой работал отец Янна. Янн рассказывал Мушгу (Gespraähe, S. 39):

В девять с половиной лет я поступил в класс Sexta реформированного реального училища в Санкт-Паули. Добираться до школы мне было очень далеко: час туда и час обратно. Я ехал на трамвае до Нового Лошадиного рынка, а оттуда шел к школе пешком. В этом районе я, в подростковом возрасте, собственно, и жил, он и есть моя «идеальная родина». В то время там действительно много чего можно было увидеть.

Упоминаемый Янном зал – Концертный зал Людвига, или Народная опера, – до 1908 года был крупнейшим концертным залом в Гамбурге; это роскошное здание, построенное по образцу венского придворного театра, не сохранилось.

29

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 44.

Несмотря на некоторые недоразумения, с отцом было очень приятно куда-то ходить, потому что он, казалось, всегда точно знал, как следует вести себя сообразно обстоятельствам, месту, поводу, времени года и суток, чтобы выглядеть безупречным бюргером и джентльменом. <…> Почти каждую субботу мы ужинали вне дома. Ср. в беседах с Мушгом (Gespräche, S. 54–55):

С отцом мы, собственно, бывали вместе только во время «выходов», то есть когда ужинали в ресторане (что случалось, как правило, в субботу вечером) или, в воскресенье после полудня, пили кофе на свежем воздухе. Это были совершенно официальные церемонии, но они невыразимо укрепляли мою уверенность в себе. Мы все красиво одевались, папа был в серой шляпе и курил сигару, чего в других случаях никогда не делал. Он лишь в последние годы стал обедать дома, а прежде только ужинал. <…> То есть как отец он, можно сказать, вообще в нашей жизни не присутствовал. Я его никогда не любил. Но маму я любил очень сильно – хотя понимаю это только теперь.

30

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 45.

…Симфонии до мажор. Симфония № 41, известная как «Юпитер» (1788).

31

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 45.

В ней были задействованы: поэт, режиссер, актеры. Речь идет о репетиции драмы Янна «Медея», поставленной в гамбургском Немецком театре в 1927 году. Янн рассказывал Мушгу (Gespraähe, S. 36):

«Медея» была написана в 1925 году. Я тогда жил в Клекене <в общине Угрино. – Т. Б.> и находился в ужасном положении. Как уже не раз случалось, грянула финансовая катастрофа: спонсоры, которые финансировали мой хутор в Люнебургской пустоши, чтобы дать мне возможность заниматься творчеством, внезапно сами оказались без средств. Моя жена уехала с Хармсом в Италию; немногие деньги, которые попадали мне в руки, я немедленно посылал ей; этого едва хватало, чтобы оплатить очередной счет в отеле, вернуться же в Гамбург она не могла. Мне самому буквально не на что было жить, и я чувствовал себя совершенно сломленным. Единственным, что я покупал для себя, был шнапс, какой-то отвратительной марки. Однажды, когда я среди бела дня валялся пьяный в постели, ко мне подошла моя тогдашняя секретарша, женщина, каких я никогда потом не встречал: она со сказочной аккуратностью вела мою корреспонденцию и постоянно заставляла меня вновь приниматься за работу. Тогда уже имелась первая редакция «Медеи»; из этого текста секретарша стала вырезать ножницами какие-то абзацы и давать их мне, чтобы я их переделывал в стихи. Я так и поступал, а она потом склеила эти стихотворные отрывки. В итоге получился интереснейший из моих манускриптов; женщина оказалась очень одаренной – хотя была, увы, свихнувшейся коммунисткой, – и совершенно особым образом поставила себя на службу моей работе.

По поводу репетиций «Медеи» Янн писал 9 февраля 1926 года Юргену Фейлингу (Briefe II, S. 261):

Первоначально у меня был план приехать в Берлин не на репетиции, а на речевые пробы: поскольку я не хотел допустить, чтобы во время премьеры, во первых, слишком подчеркивалось стиховое ударение и, во-вторых, чтобы действия персонажей сопровождались чересчур патетическими репликами.

Позже Янн объяснил Хансу Рихтеру смысл включения эпизода с репетицией в «Реку без берегов» (письмо от 13 декабря 1947 года; Fluß ohne Ufer. Fine Dokumentation, S. 129):

Это одно из немногих мест, показывающих, что я больше не воспринимаю всерьез культурную жизнь нашей цивилизации. Тут тройной персифляж. Цитируемые строки заимствованы из «Медеи»; они вложены в уста женщине, хотя в драме их произносит мужчина. Они представляют собой насмешку над поэтом и над театральным искусством, то есть направлены против меня самого. Сперва я хотел вычеркнуть это место. Но поскольку я нигде не нахожу даже начатков естественного отношения к тексту, поэтическому или музыкальному <…> – я решил, что издевательский пассаж все-таки должен остаться.

32

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 46.

мы имеем дело с epitheton necessarium. Традиция, идущая еще от античных времен, различает «необходимый эпитет» (epitheton necessarium) и «украшающий эпитет» (epitheton omans).

33

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 46.

…portato… Музыкальный термин: 1) в пении и при игре на духовом инструменте – скользящий переход от одного звука к другому; 2) в игре на фортепиано – указание играть протяжно, но не связно.

34

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 48.

…imbroglio… Путаница (итал.). Здесь: музыкальный термин, обозначающий одновременное соединение различных размеров.

35

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 48.

Мировоззрение Моцарта, выраженное в строфах язвительной заключительной сцены… В постановках «Дон Жуана», в XIX, а часто и в первой половине XX века, опера заканчивалась появлением Командора, а заключительный секстет выпускался (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 870).

36

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 52.

…напротив «Шара времени»… «Шар времени» – приспособление для оптической сигнализации точного времени. Как правило, представляет собой деревянный или металлический шар, поднимаемый на мачту и в определенное время падающий. «Шары времени» относительно широко использовались в XIX веке, главным образом – для упрощения морской навигации. Моряки сверяли по ним корабельные хронометры.

37

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 52.

Герхард ван Вау… Герхард ван Вау (или Герт Вау ван Кемпен, ок. 1440–1527) – знаменитый голландский мастер колоколов; его лучшим произведением считается колокол «Глориоза» в Эрфуртском соборе.

38

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 53.

Любой из смертных может в день единый… <…> …Благочестивый, гордый – ненавистен (цитата из «Аякса» Софокла: Аякс, 131–133).

39

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 54.

между тринадцатью и четырнадцатью годами я начал сочинять музыку… См. в беседах с Мушгом (Gespräche, S. 102):

Мое музыкальное образование заключалось в довольно посредственных уроках игры на рояле, которые я получал в подростковом возрасте. Но я очень рано начал свободно фантазировать – к ужасу всех домашних, в чьем представлении это уже не было музыкой.

40

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 55.

А в семнадцатилетнем возрасте мне встретился мужчина… думаю, я ему нравился – я имею в виду, что ему нравилась моя плоть; но сам он никогда ничего такого не говорил. С ним я должен был играть сонаты Баха для скрипки и фортепьяно. Янн рассказывает здесь о встрече с Фридрихом Лоренцем Юргенсеном (1878–1934), знакомым Хармса, которая произошла в 1913 году, когда Янн вернулся в семью после неудачной попытки бежать из дому с Хармсом (Хармс заболел тифом). Юргенсен был коммерсантом, который после многолетней деятельности в Индии в 1906 году вернулся в Гамбург. В 1915 году он дал Янну и Хармсу деньги на поездку в Норвегию, а потом материально поддерживал общину Угрино и сам был ее членом. Он вел переписку с Янном, читал его первые сочинения и поощрял интерес начинающего писателя к литературе и живописи. В норвежских дневниках Янна есть набросок будущего романа («Перрудья»), прототипом для героя которого должен был послужить Юргенсен (Угрино и Инграбания, с. 349–353). О Юргенсене Янн рассказывал Мушгу (Gespräche, S. 90–92):

Еще в том дворянском поместье <где Хармс заболел, после чего владелец поместья вызвал родителей обоих юношей. – Т. Б.> нас настигло длинное письмо Ю., где он выражал готовность оказать нам любую помощь. Теперь я его поблагодарил и рассказал, как все закончилось. Он пригласил меня к себе.

Я пошел к нему. В первый раз переступил я порог знаменитого дома в Вандсбеке <район Гамбурга. – Т. Б.>, где когда-то почти ежедневно бывал Брамс. Ю. не был женат, хозяйство вела его мать. Меня ждали великолепно накрытый стол, сказочные кушанья и много бутылок вина. Хозяин предложил, чтобы мы сыграли вдвоем: он – на скрипке, а я – на рояле. Мы стали играть сонаты Баха – сперва медленные, а потом и более быстрые куски, хотя поначалу я отказывался, считая их слишком трудными; но он обещал, что подстроится под меня, – а в промежутках мы пили и разговаривали. Наконец я спросил о расписании поездов. Он вытащил часы и сказал, что последний поезд отходит через пять минут, я на него не успею и лучше мне переночевать здесь, – тут я вскочил, заверил его, что точно еще могу успеть, и убежал. Я буквально почувствовал суть ситуации кончиками пальцев.

Так началось мое знакомство с Ю., которому я, несмотря ни на что, благодарен, потому что позже получил от него замечательную поддержку. На протяжении больших промежутков времени мы все жили только благодаря его помощи. После этого первого посещения мы с ним обменивались письмами; он, в своих, знакомил меня с Францем Марком, Коринтом, французскими импрессионистами, Стриндбергом, а той первой атаки больше не повторял. Он дружил с Хансом Франком. В последующее время я много раз бывал у него и часто проводил с ним совершенно замечательные часы. Мы неспешно играли на рояле и скрипке; он поощрял меня к сочинению музыки, полагая, что у меня имеются соответствующие способности. Тогда я и создал свою первую композицию. (Музыка во второй части «Перрудьи», с. 244–245, позаимствована из моей композиции по мотивам «Эпоса о Гильгамеше».)

Ю. родился во Фленсбурге. Он был необычной личностью, человеком во многих отношениях умным и одаренным, но – остановившимся на пороге XX столетия. Он пережил много авантюр и, видимо, всяческих безумств, однако ни словом о них не упоминал. <…> Его невозможно устранить из моей жизни, хотя все между нами началось с моего яростного неприятия, даже отвращения. С момента первой нашей встречи в Вензене он утверждал, что, когда разговаривает со мной, ему кажется, будто он беседует с божеством. Он имел величайшую, безусловную веру в меня, как и наш домашний врач, и воображал, будто совершенно мне подчинился; это, как и его твердая уверенность в судьбе, пошло мне на пользу. В то время я начал больше писать; возникла пьеса «Ханс Генрих», которую я ему прочел, очень его этим воодушевив. <…> Для Ю. знакомство со мной означало перемену в его собственной жизни. Когда мы познакомились, он уже дошел до края. Он общался с отбросами общества, с болтающимися на улицах парнями из рабочей среды, и из всего этого создал философию безнадежной закупоренности мира, которую и излагал в виде неопровержимых сентенций. Но теперь он все это обратил в духовную сферу, потому что был по сути человеком возвышенных взглядов, который много о чем думал; он, собственно, отказался от своей пораженческой позиции; и благодаря всему этому, благодаря его вере в хороший исход всего происходящего, и в частности моей жизни, он оказал на меня благотворное воздействие и стал для меня опорой.

41

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 55.

…exeunt… Уходят (лат.). Обычная ремарка в пьесах, означающая уход нескольких актеров со сцены.

42

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 55–56.

Я должен был понять исчисление бесконечно малых, Шекспира, богатого цитатами Гёте (на которого можно ссылаться при любых жизненных обстоятельствах)… Мушгу Янн говорил о Гёте (Gespräche, S. 32):

Задумайтесь о том, что теперь никто не знает чистейшее выражение немецкого характера, «Мессию» <Клопштока. – Т. Б.>. А кто читает Клейста? Зато дело дошло до возникновения культа Гёте. Произведшего необозримые опустошения. Вы, может, убьете меня, но я очень не люблю Гёте. У него есть один большой недостаток: он слишком мелок, чтобы оказывать такое влияние. Он воплощает все возможности немцев, как хорошие, так и плохие, – и потому представляет собой чудовищную опасность. Нет такого мнения, которого он хоть раз ни высказывал бы: на его авторитет может сослаться кто угодно. Люди так и поступают. А действительно великого в нем никто не замечает. Я однажды прочитал все его письма из Лейпцига, до момента возвращения на родину и болезни; и я вам скажу: это невозможно понять, пока не заметишь на всем этом налет типичного поведения туберкулезника. Какой-то принципиальный оптимизм, который все конфликты сглаживает, поверхностно подлаживая под себя, – это и есть позиция туберкулезника. Вспомните, что Гёте – писатель, который меньше всех других страдал от депрессий, который обладал способностью всякий раз собственными силами преодолевать депрессию. Это великое и примечательное качество, уникальное, но совершенно не годящееся для того, чтобы превозносить его в качестве примера для всех. Несчастье немцев начинается с Гёте.

Этот пассаж возвращает нас к первой, можно сказать, программной странице «Свидетельства» (Свидетельство I, с. 9):

Люди обычно рассматривают судьбу глазами своей болезни; это учение я усвоил. А болезнь есть явление общего порядка, она распространена повсеместно: иногда она навязывается человеку, но, как правило, он сам ее выбирает.

19 января 1941 года Янн пишет Хильмару Треде (Briefe II, S. 9–10):

В «Реке без берегов» есть такая фраза: «Люди обычно рассматривают судьбу глазами своей болезни». – Я же так дерзок, что вообще не принимаю во внимание здорового человека, ибо его не существует, как не существует и пресловутого нормального человека.

43

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 56.

И в один прекрасный день говорят: Я это Я. Великое слово, порождающее великий страх… Эта фраза напоминает эпизод из незаконченного автобиографического сочинения Жан-Поля (1763–1825) «Описание само-восприятия» (Selberlebensbeschreibung; Jean Paul III, S. 723):

Я никогда не забуду еще никому не рассказанного явления во мне: когда я присутствовал при рождении собственного самосознания; и даже мог бы указать место и время этого события. Однажды утром я, еще очень маленький ребенок, стоял перед крыльцом и смотрел налево, на поленницу, как вдруг внутреннее видение – «я это Я» – мелькнуло, словно молния с неба, передо мной и с тех пор всегда оставалось рядом, светящееся: так мое Я увидело себя самого, впервые и навсегда.

Вообще проза Янна очень близка к текстам Жан-Поля, которого занимали прежде всего проблемы соотношения действительной и фантазийной реальностей и расщепления творческой личности (в романе «Обмолотные годы», например, Вальт и его демонический брат-близнец Вульт вместе сочиняют роман, а их отношения описывает третий персонаж, И. П. Ф. Рихтер, то есть сам Жан-Поль). Однако вопрос об отношении Янна к Жан-Полю заслуживает специального исследования.

44

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 57.

Грезы изнуряют. Они – кровоизлияния души. Об использовании этой цитаты Рольфом Дитером Бринкманом см.: Деревянный корабль, с. 500. (Для слова Träume, «грезы», там дан другой возможный перевод: «сновидения».) Насколько буквально Янн понимал это выражение, видно из его письма Херберту Егеру от 7 июля 1950 года (Briefe II, S. 624–625):

До сих пор единственный – разгромный – разбор «Свидетельства» имел место на Мюнхенском радио. Там меня разнесли в пух и прах. Как ни странно, я злюсь, когда меня так грубо недопонимают, искажают. Я тогда сразу чувствую свою бездомность: бездомность во времени, в которое меня занесло. И мною овладевает странное оцепенение. Мой мозг сжимается, а чувственная экзистенция испытывает стыд, который ничем не смоешь. «Свобода», выразителем которой я являюсь, сразу становится своего рода исступлением, сопровождаемым полным кровоизлиянием души, чем-то противоестественно-естественным.

45

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 58.

любовную стрелу, умащенную священными силами чудодейственных гормонов. Органы размножения, как женские, так и мужские, у улитки расположены непосредственно позади головы. Поэтому когда улитки располагаются бок о бок, каждая из них может играть в спаривании одновременно роль самца и самки.

46

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 59.

После двадцати лет брака моя мама еще раз вернулась на родину и в свои девичьи воспоминания. Янн рассказывает здесь и далее о поездке, которую совершил в двенадцать или тринадцать лет с матерью на ее мекленбургскую родину. Под именем Небель (Nebel; буквально: туман) описывается городок Бютцов, расположенный у слияния рек Варнов и Небель. Гастов – в действительности город Гюстров. 8 августа 1943 года Янн, вспоминая о давней поездке, писал брату Людвигу: «Я провел в Бютцове поистине драгоценные недели, которые все еще живы у меня в памяти, – возможно, самые прекрасные в моей жизни» (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 872). Мушгу он рассказывал (Gespräche, S. 43): «Там, в Бютцове, в тринадцать лет я пережил свою первую любовь; но я не знал, что это была любовь».

47

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 63.

Я увидел ведьму. Я громко вскрикнул. Я настолько потерял самообладание, что маме пришлось меня тут же увести. См. в беседах с Мушгом (Gespräche, S. 25):

Меня, двенадцатилетнего мальчика, мама однажды взяла с собой в Мекленбург: к отдаленной родственнице, похожей на уродливую ведьму. Эта женщина так меня напугала, что ничто не могло заставить меня оставаться с ней в одной комнате, и маме пришлось отвести меня в отель, в чужом городе, чего она долго потом не могла мне простить.

48

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 64.

Братья были мещанами-земледельцами. То есть горожанами, имеющими и обрабатывающими участок земли за городом.

49

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 66.

…чем у ангел-махерши. Ангел-махершами (Engelmacherin) называли женщин, которые за определенное вознаграждение брали в приюте детей, якобы на воспитание, а на самом деле посредством недостаточного питания и плохого ухода постепенно доводили их до смерти.

50

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 66.

…«картофельным животом»… Такой живот бывает у маленьких детей, страдающих нарушением пищеварения – из-за того, что они питаются исключительно картофелем.

51

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 67.

…был кровяной суп, именуемый также черной солянкой. Blutsuppe (Schwarzsauer) – традиционное крестьянское блюдо в Северной Германии и Восточной Пруссии.

52

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 74.

Стези Твои источают тук. Пс. 64, 12–14.

53

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 74.

…vice versa. Наоборот (лат.).

54

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 77.

Жена пекаря – я ее называл тетей – была голландкой. Высокая, полная… Она управляла обширным хозяйством, демонстрируя властную силу и доброту. Янн здесь и далее описывает семейство пекаря Мейера и его жены Ренске Мейер, в девичестве Геркес (Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 171).

55

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 79.

В то лето у нашего хозяина гостили еще и две его внучки, дочери лесного объездчика. См. в беседах с Мушгом (Gespräche, S. 43):

В доме наших мекленбургских родственников жили две кузины, которые совершенно явно пытались флиртовать со мной; но я вообще не понимал, чего они хотят.

56

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 80.

Он был сыном забойщика скота, чей низенький дам я видел на противоположной стороне улицы. Речь идет о семействе Фрица Финка, чья мясная лавка находилась напротив пекарни. Фотографии этого семейства – самого Фрица Финка, его первой жены Анны, матери Альфреда (в романе он носит имя Конрад), Карла, сводного брата Альфреда (в романе его зовут Франц), и мачехи, Софи, – а также фотографии обоих домов можно увидеть в издании: Fluß oihne Ufer. Eine Dokumentation (S. 170–172).

Имя этого мальчика, Альфред, Янн, может быть, подарил своему персонажу Альфреду Тутайну, Конрад – имя другого мальчика, школьного товарища Янна, чуть позже сыгравшего в его жизни сходную роль (Gespräche, S. 61–62):

Шел 1910 год. <…> Среди школьных товарищей двое были для меня особенно важны. Конрад М. имел дерзкий профиль и большие, карие, поистине колодезной глубины глаза. Он был фантастической фигурой, красивым извергом, – но я это понимал так же мало, как и то, что я его люблю. В школе я сидел сразу за ним; волосы у него вились, и я все время смотрел на них, потому что у меня таких локонов не было. Я любил его и сочинял о нем стихи – в полнейшей невинности. <…> …я никогда не вступал в более тесные отношения с М., разве что он вовлек меня в движение перелетных птиц <юношеское туристическое движение. – Т. Б>. <…> М. определенно был нехорошим типом, но я об этом не догадывался. Позже он, заболев сифилисом, отправился на войну и погиб там.

57

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 87.

…Puls, Gloriosa, Царь-Колокол, La Savoyarde, Maxima, Dreifaltigkeit, Banchloche, Большой Том, Святой Петр, Сигизмунд, Мария или как там их всех зовут… Puls (Пульс) – так в Германии часто называли самый большой колокол церкви с самым глубоким звуком; Gloriosa (Славная, лат.) – тоже колокол с глубоким звуком, звучащий по праздникам; La Savoyarde – самый большой колокол Франции; находится в Париже, в базилике Сакре-Кёр; Maxima (Наибольший, лат.) – колокол, отлитый в 1853 году для Люксембурга; ныне хранится в немецком музее колоколов в Херренберге; Dreifaltigkeit (Троица, нем.) – большой колокол в церкви Санкт-Галлена (Швейцария).

58

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 90.

…будто дуют в шофарот и должны обрушить стены Иерихона. Шофар – еврейский ритуальный духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога животного. Интересно, что Янн здесь правильно использует ивритскую форму множественного числа.

59

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 91.

Башня старой монастырской церкви казалась покосившейся. На ней, наверное, когда-то кувыркался дьявол. В церкви был орган XVI века. Янн впервые побывал в Бютцовской церкви в 1905/1906 году, когда орган был уже разобран на части и сохранялся только его «проспект», то есть описание (Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 167).

60

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 91.

…от педальных башен… Эти башни, располагающиеся по сторонам органа, заключают в себе самые крупные трубы, которыми органист управляет посредством педалей.

61

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 91.

Я не осмеливался зайти туда, так сильно смущала, восхищала, изумляла меня эта едкая гармоническая соль. Соль земли. О «соленых звуках» см.: Свидетельство I, с. 859, коммент. к с. 593. Бютцовский орган Янн вспоминал много раз, например в письме к Людвигу и Эльзе Ян от 8 октября 1943 года (Briefe II, S. 177):

В Бютцове я также – чего тогда не осознавал – впервые услышал то органное звучание, которое позднее стало исходным пунктом для моих работ и органной реформы. Дело в том, что в тамошней монастырской церкви тогда еще находилась существенная часть старого инструмента, диспозиция которого была попросту совершенной. Этот старый орган исчез, то есть был демонтирован, потому что никто не знал, какую ценность он собой представляет.

62

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 92.

Стези Твои источают лýны и тук. Об этом выражении см.: Свидетельство I, с. 397–398 и 403.

63

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 93.

Нет, Конрад не верит, что его мама продолжает существовать где-то на Западе. На Западе, по представлениям древних египтян, пребывают умершие.

64

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 93–94.

Тела исчезают, другие пребывают… <…> Следуй своему сердцу, пока ты живешь! «Песнь арфиста», древнеегипетский текст эпохи Среднего царства (перевод Г. П. Францова).

65

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 97.

Той ночи предшествовали наши с Конрадом поездки на повозке с лошадью… Янн рассказывал Мушгу об этих поездках с Альфредом (Gespräche, S. 43):

Там <в Бютцове, в доме родственников. – Т. Б.> был еще один очень дальний родственник, парень лет пятнадцати, сын забойщика скота, который должен был выполнять поручения своего отца, разъезжая в запряженной лошадью повозке по всей просторной округе. Мне это необычайно нравилось, и я ездил с ним по мекленбургским дорогам. То была счастливейшая пора моей жизни. Я не знал, что люблю его, это была чисто сострадательная любовь, совершенно метафизическая склонность – не знаю, поймете ли вы меня. Он, конечно, ни о чем таком не догадывался. Мы сидели рядом на облучке, и он рассказывал мне множество историй – особенно о разбойниках с бютцовского кладбища, – которые так пугали меня, что я больше не мог по ночам мимо этого кладбища ходить.

66

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 97.

Евреи подвергаются карам потому, что похвалялись в священных книгах: они-де перерезали жилы многим тысячам коней. См., например, в Книге Иисуса Навина о ханаанеянах (11: 6, 9): «Но Господь сказал Иисусу: не бойся их, ибо завтра, около сего времени, Я предам всех их на избиение сынам Израиля; коням же их перережь жилы и колесницы их сожги огнем. <…> И поступил Иисус с ними так, как сказал ему Господь: коням их перерезал жилы и колесницы их сжег огнем».

67

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 98.

Влекомый конями или павианами… В Древнем Египте павианы считались служителями солнечного бога.

68

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 102.

Даже царь-еретик Эхнатон не мог. Аменхотеп IV (позднее Эхнатон; 1375–1336 гг. до н. э.) – египетский фараон из XVIII династии, который осуществил религиозную реформу, запретив поклоняться всем богам, кроме единственного: Атона (изображаемого в виде солнечного диска).

69

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 102.

Ты тот, кто созидает дитя в женщине… <…> …И даруешь ему все, в чем оно нуждается. Отрывок из гимна солнцу («Гимн Атону»), написанного фараоном Эхнатоном.

70

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 103.

Хвала Господу… <…> …к бессильным небесам… Парафраз мотивов из «Домашних проповедей» (1926) Бертольда Брехта, прежде всего – из входящего в этот цикл «Большого благодарственного хорала».

71

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 111.

Мама говорила мне, что было некое знамение, указавшее на скорую смерть ее отца. См. в беседах с Мушгом (Gespräche, S. 51–52):

Моя бабушка с материнской стороны умерла, рожая маму, и дед с материнской стороны тоже рано умер. Он был «баумайстером» – то есть архитектором, который одновременно работает как строительный подрядчик. Он жил в Бютцове. В нем примечательно то, что его смерть заявила о себе загодя. Дед был на охоте и как раз целился в косулю, как вдруг кто-то воздвигся перед ним, медленно поднял доску и замахнулся ею. Дед, защищаясь, поднял руку, но в это мгновение все пропало, а сам он вскоре умер… Так вот: дед женился вторично, и сестра его второй жены была той «ведьмой», от которой я сбежал, когда был ребенком.

72

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 113.

Я написал письмо Конраду. Янн рассказывал Мушгу о своих отношениях с Альфредом (Gespräche, S. 43–44):

Только спустя год я понял, что люблю его. Тогда-то, на пороге своего четырнадцатилетия, я и совершил нечто невообразимое, совершенно идиотическое: написал ему любовное письмо, опять-таки в совершенно метафизическом смысле. Ответ был предсказуемым: он написал мне на открытой почтовой карточке, и уже одного этого хватило, чтобы тотчас меня отрезвить. К счастью, я с ним никогда больше не встречался; он еще жив и вроде бы стал тучным забойщиком скота. Все в целом выглядело гротескно. По-настоящему счастливое время мы распознаем лишь задним числом. Эта история стала основой для одной главы в «Перрудье».

Упомянутая здесь глава романа «Перрудья» опубликована по-русски (Циркуль – см. в списке сокращений).

73

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 125.

Внутри нас действуют многие, кого мы даже не знаем: не только наши предки, но и цели Мироздания, принявшие человеческий облик, разгуливают с нами рядом. На том корабле много кого собралось. О возможных толкованиях этой фразы см.: Свидетельство I, с. 479–488.

74

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 126.

Иоас погиб в буре страстей. Все животные, описанные в романе, окружали Янна в реальной жизни. Только таксу Янн – в романе – поменял на символического черного пуделя, спутника Мефистофеля.

75

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 127.

И все-таки они приятные животные: эти вечные жертвы, мыши. 24 мая 1946 года Янн писал Вернеру Хелвигу и его жене Ивонне (Briefe II, S. 355):

Против мышиных шорохов нет никакого средства, и мне тоже мыши порой мешали; но я с ними разобрался. Я теперь с ними на дружеской ноге. В «Реке» им, вместе с лисами, посвящена особая главка. Они ведь маленькие, очень беззащитные звери, с очень быстро бьющимся сердцем. Дело кончилось тем, что они сидели на моем письменном столе, пока я писал, и наблюдали за мной. Одна мышка долгое время навещала меня через открытое окно. По ночам я порой очень тревожился, когда она шебуршилась в моих бумагах, потому что знал, что она начнет их грызть. Я тогда зажигал свет и разговаривал с ней, убеждая удалиться через окно. Иногда она так и делала, иногда нет.

76

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 130.

Нико повредил мне носовую кость. А из-за неудачно положенной железной решетки я чуть не провалился в люк погреба. В автобиографическом тексте «Колбасный палец господина учителя» (1928) Янн писал (Werke und Tagebücher VII, S. 295): «То было время грез, в моем случае особенно глубоко врéзавшихся в сознание, потому что годом раньше один товарищ по играм повредил мне ударом лопаты носовую кость».

О падении в погреб см.: Свидетельство I, с. 802 (коммент. к с. 236). В другой раз Янн рассказывал Мушгу (Gespräche, S. 47):

Потом, когда мне было четырнадцать или пятнадцать, произошло это падение в люк погреба, с его катастрофическими последствиями, из-за которых я забыл все другое. Из-за неудовлетворительных результатов учебы меня оставили на второй год, и я провел год в другом классе, это был для меня год выздоровления. Когда все закончилось, я перешел в высшее реальное училище и для меня началась совсем другая жизнь. Совершенно другой дух царил среди этих учеников, школа утратила для меня катастрофический характер и вообще уже не была так важна, как прежде. Я теперь сделался хорошим учеником.

77

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 131.

Иногда, зная, что я один в доме, я прижимал к носу и рту ватный тампон, смоченный хлороформом… Янн рассказывал Мушгу о чуть более позднем времени, когда он учился в высшем реальном училище (Gespräche, S. 47; курсив[4]4
  В файле далее по всему тексту в цитатах: курсив – полужирный, подчеркнутый – полужирный + код (Прим. верст.).


[Закрыть]
 мой. – Т. Б.):

Я экспериментировал и работал, превышая человеческие силы. Я жил с беспримерной интенсивностью. <…> В этот период высшего реального училища, с шестнадцати до девятнадцати лет, я спал в среднем максимум по пять часов. <…> Я довел отца до того, что он разрешил мне устроить химическую лабораторию, пусть и скромную. <…> Я перешел к сумасшедшим экспериментам над собой. Среди моих химикалий был и хлороформ. Я поставил задачу: выяснить, теряет ли человек под наркозом в первую очередь сознание или – ощущение боли. Я вводил себя в наркотическое состояние, наверное, раз сто; и в таком состоянии наносил себе раны, с определенными временными промежутками. Я установил, что ощущение боли исчезает гораздо раньше; что с определенного момента я могу, не чувствуя боли, наносить себе любые раны; и что, с другой стороны, сознание на последней стадии принимает ритмические формы: в нем появляются ритмизованные фигуры, видения, которые растворяются в числовых процессах, а те, в свою очередь, выливаются в представление о бесконечности. Тот и другой итог, может, и заслуживают научной проверки, но мне они стоили здоровья.

В письме к Хуберту Фихте от 29 августа 1955 года Янн объясняет опыты с хлороформом несколько иначе (Briefe II, S. 854–855; курсив мой. – Т. Б.):

В своих принципах я, непосредственно после начала поры полового созревания, был очень строг. По отношению и к себе, и к другим. Что я при этом грешил против себя, это точно: онанизм невозможно победить тем, что ты вдыхаешь хлороформ. Я должен был бы просто принять это явление как данность. Что произошло – к сожалению – очень поздно. <…> Я начал с христианства, как подлинно верующий человек. И я пережил в себе крушение этой религиозной системы, которая, как понял еще Юстиниан, враждебна по отношению к тварному миру, не принимает во внимание животных – а значит, и то доброе и справедливое животное, что таится внутри человека. Враждебность этой религии ко всему телесному, ее антисексуальная направленность чуть не стоили мне моего тела. И первым из моих позитивных поступков определенно было то, что я повернулся лицом к этому телу – и к телам моих ближайших друзей. В этом корни моего антимилитаризма (если оставить в стороне разумные познания). <…> Когда же я наконец попал в Норвегию, я попытался найти центр тяжести в себе самом. Я начал заниматься поэзией, музыкальной композицией, архитектурой – и наконец… органным строительством. <…> Все, что бы я ни делал, связывалось одно с другим посредством экспансивной фантазии.

78

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 131.

Физически я уже был взрослым. Но воспоминания мои оставались целиком и полностью детскими. Я робел и навлекал на себя неприязнь окружающих. Я им давал лживые сведения о себе. Мой дух отличался теперь задиристой резкостью. Я читал и учился. См. в беседах с Мушгом (Gespräche, S. 44):

Когда мне пошел четырнадцатый год, для меня заиграла литература! <…> Я жил в глубокой изоляции, вечно оказывался в неловком положении. Я ведь постоянно как бы бросал вызов товарищам, потому что жил в своей, другой реальности, где ощущал себя могущественным.

79

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 133.

Она любила говорить по-французски; но это было патуа в наихудшем виде… Патуá (фр. patois) – лингвистический термин, название местных наречий французского языка; примерно соответствует русскому термину «наречие».

80

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 138.

И дам тебе венец жизни! Цитата из Откровения Иоанна Богослова (2, 10).

81

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 139.

Когда ему исполнилось четырнадцать, они послали его на море. В четырнадцать лет для Густава открывается мир книг (см. выше, с. 715), Тутайн же в четырнадцать лет начинает свои морские странствия (как, между прочим, и Вульт, герой «Обмолотных годов» Жан-Поля, в четырнадцать лет сбегает из дому и странствует по всей Европе, чтобы вернуться к брату-близнецу, когда им обоим исполнится двадцать четыре)… Возникает предположение, что Тутайн – та часть личности Хорна, которая отправляется в мысленные странствия, когда перед Хорном открывается мир описанных в книгах авантюр. Но тогда любовь Хорна к Тутайну – это, среди прочего, и верность собственному детству, стремление инкорпорировать подростковое мировидение в свой, теперь уже взрослый, мир. В автобиографическом тексте «Колбасный палец господина учителя» Янн, характеризуя свою и своих школьных товарищей жизнь в возрасте «тринадцати, четырнадцати, пятнадцати лет», говорит, что она была заполнена «грезами об уединенных островах, клятвах, кровном братстве» (Werke und Tagebticher VII, S. 295–296): все это – сюжетообразующие моменты для романа «Река без берегов».

82

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 145.

Прошлой осенью и в первые погожие недели новой весны мы опять посадили семь тысяч дубов. Янн действительно сажал в больших количествах дубы. 5 апреля 1938 года он пишет Вальтеру Мушгу (Briefe I, S. 1133):

Лес просыпается. Распускаются миллионы бело-розовых анемонов. Маленькая долина ручья со склонами, поросшими деревьями, сегодня утром согрела мне сердце. Недавно мы посадили там 1400 маленьких дубовых деревьев. Это наш вклад в благополучие будущего мира.

83

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 150–151.

…железный обруч, который сковал мне сердце, лопнул. В немецкой сказке «Железный Генрих» превращенный в лягушку принц снова превращается в прекрасного юношу после того, как женится на королевской дочери. Когда молодожены едут в карете, у верного слуги Генриха лопаются на груди три железных обруча, которыми он когда-то сковал свое сердце из сострадания к заколдованному принцу.

84

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 152.

…тиллантин… Тиллантин – препарат меди и мышьяка (темно-серый порошок) для протравливания семян.

85

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 162.

В монастырской церкви Эрбаха… Эрбах – община в окрестностях Бамберга (Бавария).

86

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 162.

На надгробии короля Генриха II Французского и Екатерины Медичи, работы Жермена Пилона… Жермен Пилон (1537–1590) – крупнейший французский скульптор эпохи маньеризма. Упомянутое надгробие находится в Париже, в базилике Сен-Дени.

87

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 164.

Arterie et vene femoralis… Артерии и вены бедер (лат.).

88

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 168.

…несколько слов с одиннадцатой таблицы «Эпоса о Гильгамеше»… На самом деле далее цитируется двенадцатая таблица эпоса, но не совсем точно. В подлиннике написано: «Скажи мне, друг мой, скажи мне, друг мой, / Закон Земли, что ты видел, скажи мне!» (Эпос о Гильгамеше, с. 85; курсив мой. – Т. Б.).

89

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 172–173.

Позже эта щель, которая в сумеречном предвечернем свете казалась черной линией, вновь и вновь возникала у меня перед глазами – и когда я спал, и когда бодрствовал; но она преобразилась в глубокий длинный ров, внезапно наполнявшийся потоком белейшей ртути. <…> Поток белейшей ртути, который никто не способен переплыть, разделяет нас. В этом отрывке «черная линия» предстает как граница между двумя мирами (миром живых и мертвых? миром снов и действительности?). Сходный образ всплывает в письме Янна к Карлу Мумму от 13 октября 1946 года (Briefе II, S. 521):

Я, увы, обладаю даром видеть прошлое в его связи с будущим. Может быть, именно по этой причине мои предсказания столь… безошибочны. Будущее заключено в настоящем. А настоящее отображает то отвратительное место действия, для которого мы избраны, – в виде черной сновидческой линии. Не только руины противостоят нам, немцам, настаивающим на том, что Германия должна выстоять как государство духовности; теперь это еще и тени.

90

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 174.

Теперь ящик превратился в троговую долину, заполненную черным льдом. Трог, троговая долина (от нем. Trog, корыто) – долина в ледниковой области с корытообразным поперечным профилем, широким дном и крутыми вогнутыми бортами.

91

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 175.

Это был ветеринар. Льен. 18 декабря 1944 года Янн пишет Хелене Штейниус, что в этот трудный период его навестил «наш ветеринар, который, несмотря на напряженную обстановку в Дании <где тогда очень плохо относились к немцам. – Т. Б.>, хотел продемонстрировать нам свою дружбу» (Briefe II, S. 224).

92

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 180.

…порошок от желудочных колик, смешанный с истицином… Истицин – лекарство, синтетически получаемое из коры хинного дерева; кристаллический порошок оранжевого цвета, без запаха и вкуса, обладающий слабительным действием.

93

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 181.

…празднование Йоля обычно растягивается от Дня святого Николая до Дня Трех царей… То есть с 6 декабря по 6 января включительно.

94

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 185.

…это был мой прежний товарищ, русский… Янн рассказывал Мушгу о первых школьных годах в Штеллингене (Gespräche, S. 40–41):

Постоянных, надежных товарищей я вообще не имел. Только время от времени у меня завязывались с кем-то недолговечные отношения. Такой была и моя первая «сострадательная любовь» к русскому мальчику, чьи родители бежали от русской революции. Я познакомился с ним в 1906 году, когда его семья внезапно поселилась в съемной квартире в Штеллингене. Семья была бедной: отец рабочий, мать очень верующая. У них было двое сыновей, но старшего благочестивая мать ненавидела, потому что он при купании потерял свой крестильный крест. Она каким-то невообразимым образом всегда показывала, что предпочитает младшего; братья ненавидели друг друга, я же жалел старшего и подружился с ним. Мы с ним играли вместе, я научился от него каким-то крохам русского языка и русскому национальному гимну. Но эта дружба длилась самое большее три месяца, потому что его семья внезапно переехала.

95

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 187.

…в Palas des Schlosses… Это странное искаженное франко-немецкое словосочетание можно перевести как «дворец дворцов».

96

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 191.

Если возможно, чтобы мы всего несколькими каплями какого-то вещества вызвали эструс у животного… Эструс (от греч. страсть, ярость) – психофизиологическое состояние самок млекопитающих, предшествующее спариванию.

97

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 193.

Но наша душа начала, как бы под воздействием яда, погружаться в некую грезу: во вторую искусственную действительность. Янн, выступая в 1946 году (в Гамбурге) на вечере, где актер читал отрывки из «Свидетельства Густава Аниаса Хорна», сказал (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 729):

Что наша душа может измениться под воздействием ядов, и в частности яда книг, – в этом наша единственная надежда на будущее. У власти нет никакой надежды; надежда заключена в музыке, в слове, в храмах, в аллеях деревьев.

98

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 194.

Из одного сделай два, как сказано в «ведьминой таблице умножения». Искаженная – видимо, намеренно – цитата из первой части «Фауста» Гёте (сцена «Кухня ведьмы»): «Ты из одной / Десятку строй <…> Вот ведьмина таблица умноженья» (перевод Б. Пастернака).

99

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 197.

Могильщик из Остеркнуда… Соседка Янна на острове Борнхольм рассказывала (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 879):

В зимнее время Янн, возможно, наведывался к могильщику, переехавшему сюда с женой и девятнадцатью детьми из Ольскера, где у них был маленький участок земли, который едва обеспечивал такой большой семье каждодневное пропитание: однако, насколько я знаю, все дети выросли и стали порядочными людьми, сумели найти себе место в жизни.

100

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 198.

…то есть стал футтермайстером… Футтермайстер (Futtermeister) – тот, кто дает корм домашним животным.

101

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 199.

Он носит библейское имя Миха, имя одного из малых пророков. В русском синодальном переводе Библии имя этого пророка – Михей.

102

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 201.

…«Horrinj»… Мальчик-подросток, еще не достигший совершеннолетия (датск.).

103

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 203.

Mater omnipotens et alma… Матерь всемогущая и кормящая (лат.). Титул «кормящая матерь» в Древнем Риме носили богини Церера, Теллус (Земля) и Венера.

104

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 204.

И земля становится безвидной и пустой (Und die Erde wird wüste und leer). Аллюзия на начало библейского рассказа о сотворении мира (Быт. 1, 2; в лютеровском переводе: Und die Erde war wüst und leer).

105

По кельтской традиции, в августе отмечается праздник лугнасад – первый из трех праздников урожая, посвященный богу Лугу. Он отмечается 1 августа, но мог и переноситься на другой день: когда фактически завершалась жатва. Название праздника переводится как «сборище Луга», или «свадьба Луга», или «смерть Луга». Лугнасад напоминает о жертвенной смерти (и о будущем возрождении) бога зерна – одной из ипостасей солнечного бога. Праздник означает начало осени. В романе Янна именно в этой главе рассказывается, как Хорн узнаёт, что написанная им большая симфония будет исполняться в Америке (то есть что его творчество принесло зримые плоды), и устраивает по этому поводу праздник, приглашая семейства Зелмера и Льена.

106

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 208.

…каменных человечков… Каменные человечки (Steinmännchen) – маленькие горки, или башенки, из камней, которые использовались с архаических времен в разных культурах мира и используются до сих пор как путевые знаки, особенно в труднопроходимых местностях.

107

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 209.

…которые в пору собачьих дней… «Собачьими днями» в Европе называют самые жаркие дни лета, с 23 июля по 23 августа.

108

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 210.

Небо и земля прейдут, но Слава Его не прейдет. Измененная цитата из Евангелия от Матфея (24, 35): «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут».

109

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 212.

Другие морские существа носят светильник перед собой, на отростке. Имеются в виду разные виды глубоководных удильщиков, которые обитают на глубине до 3000 м. и относятся к числу самых страшных рыб в мире. Их отличительная особенность – отросток на голове у самок, на конце которого располагается мешочек со светящимися бактериями. Он выполняет роль приманки для других глубоководных рыб.

110

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 214.

Фалькенберг… Фалькенберг («Соколиная гора») – город на юго-западе Швеции, в лене Халланд, расположенный в устье реки Этран.

111

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 217.

ВАМ ГОВОРЮ Я, ВСЕ ПРОХОДЯЩИЕ МИМО: ВЗГЛЯНИТЕ И УВИДИТЕ, ЕСТЬ ЛИ ГОРЕ, ПОДОБНОЕ МОЕМУ ГОРЮ, ЧТО ПОСТИГЛО МЕНЯ. Цитата из Плача Иеремии (1, 12). В русском синодальном переводе: «Да не будет этого с вами, все проходящие путем! Взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь, какая постигла меня…»

112

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 217.

ТРОЙСТВЕННА СТЕЗЯ, ЧТО ОТЛИЧАЕТ БЛАГОРОДНОГО МУЖА, НО МНЕ ЭТО НЕ ПО СИЛАМ: ЧЕЛОВЕЧНЫЙ НЕ ТРЕВОЖИТСЯ, ЗНАЮЩИЙ НЕ СОМНЕВАЕТСЯ, СМЕЛЫЙ НЕ БОИТСЯ. Цитата из «Изречений» Конфуция: Луньюй, 28. Янн позаимствовал это высказывание из календаря. См.: Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 823.

113

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 219.

HE СКАЖУ Я, ДРУГ МОЙ, НЕ СКАЖУ Я, ДРУГ МОЙ; КОЛЬ ТЕБЕ 0 ПОРЯДКЕ НИЖНЕМИРЬЯ, КОТОРЫЙ Я ВИДЕЛ, СКАЗАЛ БЫ, СИДЕТЬ БЫ ТЕБЕ ВО ВСЕ ДНИ ТВОИ И ПЛАКАТЬ. Слегка измененная цитата из «Эпоса о Гильгамеше». В переводе И. М. Дьяконова она звучит так: «Не скажу я, друг мой, не скажу я, друг мой, / Если б закон Земли, что я видел, сказал я – / Сидеть тебе и плакать!» (Эпос о Гильгамеше, с. 86).

114

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 219.

ДРУГ МОЙ, ТЕЛО МОЕ, КОТОРОГО ТЫ КАСАЛСЯ, ВЕСЕЛИЛ СВОЕ СЕРДЦЕ, – КАК СТАРОЕ ПЛАТЬЕ, ЕДЯТ ЕГО ЧЕРВИ! Цитата из «Эпоса о Гильгамеше» (там же, с. 86).

115

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 220–221.

Как не впасть моим щекам <…> Чтобы не встать во веки веков? Цитата из «Эпоса о Гильгамеше»; места, отличающиеся от перевода И. М. Дьяконова, выделены курсивом (там же, с. 69–70).

116

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 221.

ТЕМНОТА ГУСТА, НЕ ВИДНО СВЕТА, НИ ВПЕРЕД, НИ НАЗАД НЕЛЬЗЯ ЕМУ ВИДЕТЬ. Цитата из «Эпоса о Гильгамеше» (Эпос о Гильгамеше, с. 60).

117

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 221.

Vivace… Быстро, живо (итал.).

118

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 222.

Она рассчитана на целый вечер; таково было изначально поставленное мне условие. Письмо, где Янн уподобляет симфонию своему роману (ссылаясь на эту фразу), процитировано в: Свидетельство I, с. 887, коммент. к с. 751.

119

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 222.

…что ожидал от одновременности элементов чего-то такого, что можно передать только путем их последовательного расположения… Этот музыкальный прием связан с представлением Хорна (и Янна) о времени как об одновременности прошлого и будущего. В письме к Маргрит и Карлу Мумм от 23 декабря 1942 года Янн объяснял эту свою концепцию так (Briefe II, S. 117; курсив мой. – Т. Б.):

Более чем когда-либо я размышляю сейчас о том, как мы должны представлять себе временнóе измерение. Физика нам тут совершенно не помогает. Время – это величина, в которой оказывается погребенной наша так называемая свободная воля. У нас нет выбора, стареть или оставаться молодыми, – это понимает каждый; но мы даже не обладаем силой решения, необходимой, чтобы, скажем, сделать выбор между двумя жизненными путями. Мы лишь иногда предвосхищаем, наперед, – и После дает нам подтверждение этого, – что пространство, предусмотренное для нас, с самого начала не подлежало изменениям. Мы даже не можем хотеть быть другими, чем мы есть. Во времени звезд, добирающемся до нас, наше время обращается вспять. Объективное время, не распадающееся на Прошлое и Будущее (Настоящего, строго говоря, не существует), очевидно, содержит нашу судьбу, со всеми ее не поддающимися изменению деталями, и наше тело вновь и вновь становится жестом действия для событий, которые изначально были для него предусмотрены. Учитывая все это, трудно верить в какой-то принцип – скажем, божественный или гармоникальный. Судьба становится просто измерением – таким же, как пространство. Композитора, который сегодня пишет какую-то композицию, тем самым привнося в мир что-то новое, и вчера и вообще всегда можно было понять исходя из этой композиции, которую он напишет только в определенный временной момент своей жизни. После его смерти (например) все это станет для нас почти понятным, как целостная история. Постараюсь яснее выразить свою мысль: явление призраков есть, возможно, лишь руина отошедшего в прошлое времени, снова выныривающая, подобно свету звезды, который, может быть, представляет собой результат события, имевшего место тысячу лет назад. Два последних отрезка «Реки» отчасти затерялись в такого рода рассуждениях. Последние два месяца жизни ее «героя», Аниаса Густава Хорна, настолько отчетливо определены временем, его временем, что ему являются, во плоти, привидения – обломки его прежней жизни. Он знает, что делает все неправильно; но он также знает, что все предостережения и все познания напрасны, ибо всякое Прежде является одним из звеньев, составляющих После: одно есть функция от другого. – Эти мысли очень затруднили для меня работу на завершающей стадии. Когда я писал «Деревянный корабль», я еще не знал, что явление судовладельца в трюме судна будет объяснено. Что оно поддается объяснению. Мне нужно было просто дождаться момента, когда решение само придет ко мне.

120

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 224.

«Юнион Джек». Неофициальное название флага Великобритании.

121

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 225.

Кастор. Считалось, что братья Диоскуры, по очереди, пребывают то на Олимпе, то в подземном царстве; это сказание связано с представлением о них как о богах рассвета и сумерек, причем один был утренней, другой – вечерней звездой. Изначально Кастор был смертным братом, Поллукс – бессмертным.

122

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 225.

Мертвец. Мумия. Неподвижный белый человек. Мертвец – «одно из обличий дьявола, служащее зрительной метафорой его сущностного определения как князя смерти» (Махов, с. 249).

123

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 225.

…фирмы «Берберри»… Британская компания, производитель одежды (главным образом плащей), преимущественно из ткани «шотландка», а также аксессуаров и парфюмерии класса люкс; основана в 1886 году Томасом Берберри.

124

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 206.

Лицо нераспознаваемо: покрыто толстым слоем белой пудры или театрального грима. Ресницы позолочены, брови и губы небрежно подкрашены зеленым. Руки, в белых перчатках, не разглядеть. Ступни торчат строго перпендикулярно желтоватым брючинам: светло-красные остроносые ботинки будто надеты не на ноги, а на деревяшки. Ср. у Грейвса: «Священнослужительницы Белой Богини в древние времена, видимо, закрашивали лицо мелом, имитируя белый диск луны» (Белая Богиня, с. 562). Зеленый цвет губ и бровей может намекать на возрождение. Один из персонажей, связанных с кельтским праздником лугнасад, именуется, по-разному: «Зеленый человек», «Ивовый человек», «Человек зерна» или «Дух растений».

Аякс в момент своего появления имеет сходство с Косарем-Смертью, как он описан в «Новом „Любекском танце смерти“» (Деревянный корабль, с. 252):

Косарь носит серебряную маску-череп, которая на выпуклостях и по краям блестит, углубления же на ней – матовые, словно присыпанные серым пеплом. Он закутан в серую струящуюся пелену. Кисти рук и ступни – серебряные. У него патетические жесты, очень спокойные и величественные.

Позже Косарь предстает как амбивалентное божество смерти и жизни, цитирует (применительно к себе) строки из вавилонской «молитвы к Лунному богу» (Деревянный корабль, с. 261 и коммент. на с. 303).

В романе «Это настигнет каждого» в грезах Матье появляется персонаж, похожий на Аякса: матрос Лейф (древнескандинавск. Наследник, Потомок), он же ангел смерти Аббадона, который пытается склонить Матье к растительному существованию, заставить его забыть о прежнем друге, о творчестве, о своем прошлом (Это настигнет каждого, с. 295–297; подчеркивание мое. – Т. Б.):

Вопрос лишь в том, что будет со взрослым Матье. Ну вот он заставит себя – два или три раза – забыть, что оно не от Гари исходит, это другое человеческое тепло. Он, чтобы забыть, будет неотрывно смотреть на своего идола… на плоть, на плоть, на единственную плоть… на Единственное… на единственное Единственное, которым он жив… и которое его сокрушает. Потом в какой-то момент все останется позади. Его выведут из дому… Они заранее договорились с Аббадоной, с этим матросом Лейфом, с Третьим. Теперь Третий ждет у дверей… несказанно спокойный, равнодушный… с напудренным белым лицом, губами, покрытыми зеленым пигментом, золочеными ресницами… очень красивый, если кому-то нравится на такое смотреть.

Внешний вид и Аякса, и Лейфа соответствует тому, что говорится в апокрифической первой книге Еноха (2, 8) о падшем ангеле Азазеле (цитирую по: Махов, с. 315): «Азазель <…> научил людей делать мечи, ножи, щиты, доспехи и зеркала; он научил их изготовлять браслеты и украшения, искусству красить брови, украшать себя драгоценными камнями и пользоваться всеми видами краски, так что люди развратились…»

Красный – «второй по значимости цвет дьявола, цвет крови и огня… <…> Таков цвет языков адского пламени – но и „красного дракона“, упомянутого в Апокалипсисе (Откр. 12, 3); в тексте Вульгаты этот цвет определен как rufus – ярко-красный, рыжий. Эта „рыжесть“ дьявола, однако, воспринималась, видимо, не как яркий цвет, но скорее как более бледный цвет по сравнению с насыщенным, кроваво-красным» (Махов, с. 361–362).

125

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 234.

Судьба «башни ахейцев»… «Башня ахейцев» – неточная аллюзия на «Илиаду» Гомера (Илиада VII, 219), где говорится: «Быстро Аякс подходил, пред собою несущий, как башню, / Медяный щит семикожный».

126

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 237.

– Фон Ухри, – ответил. – Аякс фон Ухри. Ухри (Uchri) – один из вариантов названия западнославянского племени (другие названия: ýкры, укрáны, укря́не, Ukranen, Ukrer, Ukri, Vukraner); люди эти жили с VI до XII века на побережьях реки Укер (Ucker), в междуречье Эльбы и Зале и выше до Щецинской лагуны, – в тех районах Померании и Прусской Германии, которые сегодня носят наименование Уккермарк (на северо-востоке современной земли Бранденбург и, частично, земли Мекленбург-Передняя Померания). Получается, таким образом, что в лице Аякса фон Ухри мы имеем дело с «северным» Аяксом, ведущим свое происхождение из Северной Германии, – что сближает его с самим Янном, чья мать происходила из Мекленбурга (и эта ее родина подробно описывается в предшествующей главе романа, «5 июля», как родина матери Хорна).

127

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 238.

Во всяком случае, отец мне ничего не оставил – кроме пропитанной льняным маслом биты для какой-то мексиканской игры в мяч. Я очень гордился этой дубинкой. Игра в мяч (иногда – с использованием бит) была важнейшим ритуальным действом, распространенным во всей доколумбовой Мезоамерике. Она основывалась на мифе о борьбе божественных близнецов с богами подземного мира. Победив богов смерти в игре в мяч, братья превращаются в Солнце и Луну. Наряду с парой близнецов в мифе майя-кекчи фигурирует и третий, младший брат. Его можно соотнести с известным по материалам иконографии богом кукурузы. Игра (в мифе и в ритуале) заканчивалась убийством проигравших игроков (или капитана проигравшей команды) у мирового дерева в «Месте жертвоприношений при игре в мяч». Богиня Луны могла выступать как главная покровительница этой игры. А. А. Бородатова в статье «Игра в мяч как путь в пещеру предков» пишет (Игра в мяч, с. 139, 148):

Обряд игры с церемониями, открывающими и завершающими его, можно, видимо, интерпретировать как театрализованную постановку близнечного мифа, своего рода инициационную мистерию <…> главная часть которой воспроизводила спуск героев в преисподнюю, их игру в мяч с антагонистами, которых представляла команда фратрии-соперницы, символическую смерть героев и их второе рождение в пещере.

Упоминание «биты» предвосхищает эпизод убийства Хорна Аяксом в конце романа (и, может быть, намекает на связь Аякса с древнейшими божествами).

128

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 239.

…crescendo. Нарастание (итал.).

129

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 241.

У него был план. Ср. слова Густава Аниаса Хорна, которыми заканчивается глава «Ноябрь» в первой части «Свидетельства»: «У меня есть план» (Свидетельство I, с. 33).

130

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 247.

…ликером Cordial Médoc… Этот же ликер упоминается в «Деревянном корабле», где кок Пауль Клык называет его «дистиллированными хмельными слезами» (Деревянный корабль, с. 71 и 459), и в первой части «Свидетельства», где Тутайн и Хорн пьют его после ночи «исступления» (Свидетельство I, с. 721).

131

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 248.

Куст синеголовника… Растение, похожее на чертополох.

132

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 249.

Строфа, воспевающая смерть, капала со звезд. СВЕТ БЕЛОЙ ЛУНЫ ПАДАЕТ НА ДОРОГУ. ОН КАК СНЕГ —. Это стихотворение Ли Бо, состоящее всего из трех строк («Свет белой луны падает на дорогу. Он как снег. Я думаю о родине») Янн цитирует в статье «Одиночество поэзии» в числе немногих приводимых им лучших образцов древнего поэтического искусства (Werke und Tagebücher VII, S. 55).

133

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 249.

О ночах темных, грозовых, когда я порой, как сейчас, имел спутника: мою тень, моего Противника, голос Тутайна. С эпизода такого рода начинается «Свидетельство» Хорна (глава «Ноябрь», Свидетельство I, с. 19):

Теперь буря подскочила ко мне сбоку. Наклонилась к лицу. Хлестнула по щеке так, что та вспыхнула холодным огнем. <…> Я остановился и признался своей испуганной душе, что, собственно, обратился в бегство. Сколько-то времени назад я впал в странное состояние неосознанного думания. И на последнем отрезке пути спорил с Чужаком из гостиницы. Он до недавнего времени оставался частью медного дребезжания грома на краю моего одиночества, как мой – превосходящий меня силой – оппонент.

Аякс здесь сопоставляется с Чужаком (der Fremde). А вот что пишет о том же термине (переводя его как «ЧУЖОЙ») Махов (Махов, с. 366):

Одно из аллегорических именований дьявола в патристике. Практически все упоминания о «чужом» и «чужих» в Вульгате, кто бы там ни имелся в виду на самом деле, переосмысляются как упоминания о дьяволе или демонах. <…> Монашеский завет гласил: «Будь стражем своего сердца, дабы не вошел в него кто-нибудь чужой…»

134

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 252.

– Я бы хотел еще раз сходить на танцы, – сказал он неожиданно. – Сегодня суббота; там будет особенно весело и много самых разных людей. Танцы – тоже одна из прерогатив дьявола (Махов, с. 352–353).

135

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 253.

…на их куттере… Куттер – одномачтовое парусное судно или рыболовный катер.

136

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 253.

Он охотно общается – смешивается – с людьми. И приспосабливается к ним, сам мгновенно преображаясь. <…> Мне вспоминается Тутайн, который тоже легко, без каких-либо усилий с его стороны, становился центром любой человеческой группы. Но есть разница: люди тянулись к Тутайну, искали его общества, потому что он им нравился; он не терял себя среди них. Фон Ухри, напротив, сам ищет других; после общения с ними ему приходится возвращаться на поверхность собственного «я»: как ныряльщику, который долгое время пробыл под водой. Здесь Фон Ухри сопоставляется (или отождествляется?) с «ныряльщиком», то есть с Аугустусом, персонажем главы «Март» первой части «Свидетельства» (см. комментарии об Аугустусе: Свидетельство I, с. 812–814). Может быть, не случайно, что он является Хорну именно в августе (August).

Об умении дьявола подлаживаться под людей Махов пишет (Махов, с. 272):

Но есть и другая причина многоликости дьявола. Дьяволу отказано во всяком устойчивом бытии, и потому личины, которые он принимает, тут же растворяются, уступая место другим, также обреченным на исчезновение. Демоны, как утверждает Вейер, просто не способны долго удерживаться в границах какого-либо обличил по причине «быстроты и разреженности» создаваемого ими тела, поэтому личины их, при всей их внешней правдоподобности, пугающе изменчивы…

137

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 253.

Непохожее выдает себя за похожее, и мне не хватает внутренней твердости, чтобы четко отделить одно от другого. Ср. письмо Янна к Хелвигу от 1 февраля 1947 года (Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 175): «Убийца Фон Ухри хотя и не похож на Тутайна, но производит такое впечатление, как если бы был похож, потому что их внутренняя секреция почти одинакова».

138

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 255.

Великолепный оркестр, знаменитый дирижер… Филадельфийский симфонический оркестр возглавлял в 1912–1936 годах Леопольд Стоковский (1882–1977).

139

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 256.

Аякса фон Ухри я не могу считать другом. Он пожелал стать моим слугой. Ср. представления о дьяволе (Махов, с. 151):

Отношения между человеком и дьяволом не имеют никаких оснований в сфере чувств, будь то любовь или ненависть… <…> Поэтому дьявол стремится заключить договор с человеком…

140

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 257.

Темпы симфонии, сопроводительные тексты к ней позволяют заключить, что это трагическое сочинение. Броненосный крейсер. О сравнении симфонии с крейсером см.: Деревянный корабль, с. 489–491.

141

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 257.

Балки слипа… Слип – наклонная береговая площадка для спуска судов со стапеля на воду или подъема из воды.

142

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 258.

Жалующийся пророк на развалинах Иерусалима – кто из живущих ныне людей еще видит его? Слова, которые он диктовал между стонами – сам он не мог писать, его бросили в земляную яму, выбили ему зубы, отшибли почки, – эти слова всё еще существуют: чистые и менее искаженные, чем было в то время лицо пророка. Янн цитирует отрывок из «Плача Иеремии» в статье «Одиночество поэзии», где приводит свою выборку лучших образцов поэтического искусства, и сопровождает эту цитату такими словами (Werke und Tagebücher VII, S. 55):

Это слова некоего Иеремии, которого его соотечественники обвинили в государственной измене, бросили в тюрьму, отбили ему почки, потому что он пытался предостеречь их от бессмысленной политики и бессмысленных приготовлений к войне.

Историю Иеремии Янн излагает на основании слов самого пророка (Плач Иерем. 3, 6–7, 12–16).

143

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 259.

Я вижу, конечно, что Мироздание хорошо сбалансировано… См. реплику Принца, обращенную к Докладчику, в «Новом „Любекском танце смерти“»: «Ты обволакиваешь меня лестью, опьяняешь обещанием юности, длящейся миллиарды лет. Ко мне не проникает ни один голос, который говорил бы другое. Увы, это ужасно! Я тебе не верю. Все, дескать, сбалансировано. Движение во все стороны. Мужское и женское. Покой их соединения не имеет никакой длительности. Если свести все к абстракции, благое подпрыгивает на тех же весах, что и ужасное» (Деревянный корабль, с. 271).

144

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 260.

А симфония – может, я никогда не услышу, как ее исполняют. Мое теперешнее опьянение похоже на сон. Все так, как если бы этого не было. Иными словами: творческое опьянение, или фантазия, на время освобождает грезящего от того жестокого закона реального мира, который впервые был сформулирован в «Новом „Любекском танце смерти“» (Деревянный корабль, с. 268) и затем многократно звучит, как лейтмотив, в «Реке без берегов»: «Все так, как оно есть. И это ужасно!» В письме к Вальтеру и Элли Мушгу от 3 октября 1939 года Янн писал (Briefe I, S. 1298):

Помочь человечеству могло бы разве что невозможное: тот Случай, который изгоняет наш разум в область Чуда. Мы, к сожалению, знаем, что новое знание не оказывает никакого воздействия на массы. И потому все так, как оно есть. И это ужасно. И нет никакого выхода. Никакой справедливости.

145

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 261.

Первого ноября, согласно обычаю, батраки и служанки на нашем острове могут покинуть хозяина и наняться работать на другой хутор. Этот обычай существует в Дании с 1791 года и вплоть до настоящего времени (он был зафиксирован последний раз в 1967 году). См.: Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 881.

146

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 264.

…судебное убийство. Судебное убийство (Justizmord) – смертный приговор, вынесенный невиновному по ошибке или намеренно.

147

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 274.

…несказанную ясность стеклянных мыслей. «Стеклянные мысли» упоминаются в «Новом „Любекском танце смерти“» (Деревянный корабль, с. 279). О метафоре «стеклянного мира» как мира фантазий и галлюцинаций см.: там же, с. 293–294, коммент. к с. 250.

148

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 275.

…сбрызнутые киршем. Кирш – крепкий алкогольный напиток, получаемый методом дистилляции забродившего сусла черной черешни вместе с косточками.

149

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 279.

…симпатии и антипатии, обусловленные любовью и ненавистью, которые никогда не прояснятся, но выпирают из бессознательного, как торчат из моря обломки потерпевшего крушение судна. Похожие мысли Янн позже выскажет в письме к издателю Петеру Зуркампу от 7 мая 1958 года (Briefe II, S. 955):

Я никогда и не научился быть писателем в том смысле, как многие другие, которые берутся за какой-то сюжет и потом – более или менее умело, более или менее поэтически – облекают в слова этот процесс. Писательство, само по себе, дается мне тяжело, и моя борьба со средствами выражения стала со временем скорее отчаяннее, чем легче, потому что наша обиходная речь в большой мере обесценила язык как таковой. Кроме того – и, может, это самая серьезная моя ошибка, – я пытаюсь показать сущность человеческой натуры не через последовательные действия… а скорее ухватить ее как нечто пробирающееся ощупью, алогичное, вновь и вновь прерываемое и бессмысленное, влекомое течением, то есть напрасное. Я знаю: мы хотели бы придать нашим действиям некий непрерывный смысл – мы подвигаем их на правильное, как нам кажется, место. Но то, что мы подвинули на правильное место (das Zurechtgertickte), в конечном счете не выстаивает перед реальностью. Моя собственная жизнь представляет собой череду незавершенных или не поддающихся завершению процессов. Я мог бы стать музыкантом, точнее: композитором. Моя первая эмиграция сдвинула такое намерение. Мне пришлось, не по своей воле, стать конструктором органов – и я кардинально изменил практику органного строительства.

150

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 279.

Мои мысли с незапамятных пор обладают той смущающей особенностью, что предвосхищают итог, к которому должны подвести… Ср. рассуждение Янна о предвосхищении в статье «О поводе» (Деревянный корабль, с. 395–398).

151

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 287.

Чтобы восполнить этот пробел, один из брюшных плавников – у скатов и акул – был преобразован в орган оплодотворения. Имеются в виду птеригоподии – видоизмененные брюшные плавники у самцов акул и скатов, приспособленные для оплодотворения.

152

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 288.

– Мы, человек (Wir, Mensch), – сказал он… Эти слова можно интерпретировать так, что Аякс и Хорн (в представлении произносящего эту реплику Аякса) являются частями одной личности.

153

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 288.

Этеменанки… Этеменанки (шумерск. É.TEMEN.AN.KI, «Дом основания неба и земли») – зиккурат в Древнем Вавилоне. Неизвестно, когда именно было осуществлено первоначальное строительство этой башни, но она существовала уже во время правления Хаммурапи (1792–1750 до н. э.).

154

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 288.

Люди прислушиваются к сказкам, вырастающим из земли. Сказки эти многочисленны, как могут быть многочисленны мысли. Все мыслимые превращения случаются в них: превращения, коим противится Природа. В них вершится чудовищное таинство таинственного. По мнению Янна, в сказках сохраняется дохристианский, языческий мир. В статье «Одиночество поэзии» он пишет (Werke und Tagebücher VII, S. 58):

Слово опасно. И чудовищно выносливо. Оно может впитывать в себя целые культуры и – в измененном состоянии – сохранять их. Когда христианство, вслед за политическими аферами, вторглось в Северную Европу, нижнесаксонская культура была уничтожена. Сакральная поэзия и поэзия народа, столкнувшись с такой катастрофой, должны были спрятаться, затвориться в гробах сказок и саг. <…> Люди, которые до той поры открыто смотрели на солнце, луну и небесный свод, которые с пылким, хотя, может, и не лишенным жестокости братским чувством относились к воде, камням, деревьям, животным, теперь болезненно думали о прошлом как о бытии, полном демонов. <…> Но убитые жертвы из числа покоренных и обращенных в христианство народов определенно порой становились такими же живыми, как живые. Истекшие кровью люди и звери продолжают говорить, произносят заклинания, поэтическими средствами осуществляют подспудное преобразование мира! Кости поют, черепа танцуют. Звери выскакивают из удобренной мертвецами земли. Деревья получают золотые листья. Бури порождают дикие охоты призраков. Море зовет, утонувшие заманивают. Усопшие, похоже, нашептывают свою волю поэтам. Сила магического слова никуда не исчезла. Этот наш сказочный мир – один из фундаментов немецкого языка.

155

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 288.

Деревья говорят… Здесь опровергается мысль, высказанная в самом начале «Свидетельства», в главе «Ноябрь» (Свидетельство I, с. 22):

«Деревья не говорят. Деревья не говорят. Деревья не говорят…» – подсказывала мне память. «С визгом обрушиваются… удары Случая».

Впервые о кричащих деревьях Янн упоминает в письме к Людвигу Фоссу от 22 декабря 1942 года, где говорит о том, как он утратил веру в гармоникальную систему мира (это письмо цитируется в: Деревянный корабль, с. 304, коммент. к с. 266).

156

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 288.

Кровяная колбаса кричит Ливерной колбасе: «Добраться бы до тебя, я ведь тебя хотела!» Отсылка к сказке братьев Гримм «Удивительная пирушка» (Die wunderliche Gasterei, № 43). Янн называет эту сказку «сюрреалистически-жуткой историей» и полностью цитирует в статье «Одиночество поэзии» (Vereinsamung der Dichtung, 1953: Werke und Tagebücher VII, S. 59). В сказке Кровяная колбаса приглашает Ливерную колбасу в гости. Еще не успев зайти в горницу Кровяной колбасы, Ливерная колбаса видит удивительные вещи: веник и совок, которые дерутся друг с другом, обезьяну с раной на голове… Кровяная колбаса уклоняется от объяснений. Когда она выходит из комнаты, кто-то предупреждает Ливерную колбасу, что та попала в логово убийцы. Она поспешно выбегает из дома и, оглянувшись, видит в чердачном окне Кровяную колбасу, которая грозит ей ножом и выкрикивает процитированную фразу.

157

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 289.

В Лундском соборе, мол, стоит великан Финн и охраняет источник… Великан Финн – резное изображение на колонне в крипте Лундского собора (Южная Швеция). Согласно преданию, когда святой Лаврентий хотел построить в Лунде церковь, некий тролль по ночам разрушал все сделанное днем. В конце концов тролль и святой заключили договор: тролль потребовал солнце, луну и глаза святого, если тот не угадает его имя. Но Лаврентий подслушал, как внутри холма жена тролля утешает плачущего ребенка: «Скоро придет твой отец Финн с глазами святого Лаврентия». Когда святой назвал тролля по имени, тот в гневе хотел разрушить церковь. Он схватился руками за колонну, его жена с ребенком – за другую. Но тут семейство троллей окаменело.

158

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 289.

Когда под Нидаросом извлекли из могилы святого Олафа, на этом месте забил источник. Теперь этот источник заключен в одну из колонн октогональной церкви, и из него черпают пасхальную воду… Святой Олаф (995–1030) – норвежский король (с 1015 г.) и покровитель Норвегии. Погиб в битве при Стикластадире, его останки были тайно перезахоронены в соборе основанного им города Нидароса (нынешний Тронхейм). На месте первоначального захоронения забил, согласно преданию, чудотворный источник.

159

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 289.

В сосновом бору под Сундвиком расхаживает человек без головы… Сундвик – город в Южной Швеции (провинция Сконе). Безголовые привидения часто встречаются в скандинавских сагах.

160

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 289.

На Эр Маньё пророчествовал черный конь из девяти дубовых дубинок… Найти сведения о таком предании мне не удалось. Эр Маньё (Er Manieu) – холм с менгирами эпохи бронзы в Бретани (Финистер).

161

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 289.

Мы нуждаемся в нереальной форме реальности. Это программное для Янна заявление, выражающее его взгляды на задачи поэзии и, шире, литературы. В статье 1927 года «Алхимия современной драмы» он объяснял эту мысль так (Угрино и Инграбания, с. 305, 309–311):

Позволю себе маленькое отступление: сегодняшний прогресс – это не прогресс в сфере духа, не прогресс в смысле большей полноты чувственного восприятия цветущей жизни, а прогресс, достигнутый благодаря хитроумным машинам. <…>

Поэт же, все еще, – вестник неведомого Бога… Благодаря достижению одиночки у нас появляется новая Сказочная страна, Нереальность, монастырская удаленность от жизни, которая только на поверхностный взгляд выглядит как современность, только притворяется обыкновенной. По правде же она далека от Европы, как звезды. Она возникает благодаря беспримерной жертвенности творящих – вопреки их голоду, вопреки насмешкам, которые они пожинают. Ибо в чем заключается миссия творческих людей? В том, чтобы неправильно понимать современность! Они окунают ее в волшебство, которого сама она лишена. Они начинают формировать прозу, которую отделяют от современности целые вечности. Они создают фантастическое царство и изо всех сил стараются доказать: это, дескать, и есть современная реальность.

Поэтому они умеют растворить историю человечества, привнести в наше настоящее нечто такое, что существовало тысячу лет назад, и оно будет для нас как случившееся вчера. Оно будет сердцем вчерашнего дня, сновидением вчерашнего дня, тем частным проявлением вчерашнего дня, которым поэты восторгаются, в которое они проникают.

162

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 290.

Девочка спускает из окна длинные косы, достающие до земли, ведьма взбирается по ним вверх, день за днем, и злоупотребляет доверием едва начавшего взрослеть ребенка, который спасется лишь после того, как рыцарь, случайно оказавшийся в этих местах, тоже воспользуется редкостной висячей лестницей. Янн пересказывает здесь сюжет сказки братьев Гримм «Рапунцель».

163

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 290.

Когда Жанна д’Арк привела французского короля для коронации в Реймс… Карл VII (1403–1461) был провозглашен королем в 1422 году, но коронован только в 1429-м.

164

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 290.

Жилю де Рэ поручили доставить священный сосуд с елеем. Ср. у Батая: «Карла VII коронуют в соборе Реймса в присутствии Жанны д’Арк. Жилю де Рэ поручено привезти из аббатства Сен-Реми, куда он въезжает на коне, сосуд со святым елеем для миропомазания короля. В тот же день он становится маршалом Франции. Ему нет еще двадцати пяти лет» (Процесс, с. 77).

165

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 290.

Один клирик из Италии… Франческо Прелати.

166

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 291.

И УПОМЯНУТЫЙ ГОСПОДИН <…> ЧТОБЫ МУЧЕНИЯ ДЛИЛИСЬ ДОЛЬШЕ. Показания Анрие, слуги и камердинера Жиля де Рэ. См. у Батая: Процесс, с. 287 (я даю свой перевод, более точно отражающий текст Янна). Интересно отметить, что Янн передает изуверские подробности преступления в максимально сокращенном пересказе.

167

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 296.

Numisma est mensura omnium rerum. Деньги есть мера всех вещей (лат.). Это произошло в правление Людовика XI (1423–1483), который считается основателем абсолютной монархии во Франции.

168

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 298.

…когда старое кладбище – такое же старое, как и сам Париж, – уничтожили, гнилую плоть вывезли и на этом месте построили рынок. В 1780 году одна общая могила дала трещину и «изрыгнула» трупы в подвалы домов на примыкавшей к городской стене улице Белья. Кладбище закрыли, а хоронить в черте города запретили. Содержимое массовых захоронений в течение пятнадцати месяцев перевозили в заброшенные карьеры Томб-Исуар под Парижем, где останки дезинфицировали и складывали в штабеля. В 1786 году на месте кладбища разместили рынок.

169

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 298.

«У бедных мертвецов, увы, свои печали»… Строка из стихотворения Шарля Бодлера «Служанка скромная с великою душой…» («Цветы зла», CIX; перевод П. Якубовича).

170

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 300–301.

…беспокойства надежд и темного голоса неразумной крови – их тоже больше нет. Я думаю, что в символическом романе Янна эти феномены, или качества, несовместимые с процессом старения, олицетворены, соответственно, в образах Эллены и Тутайна.

171

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 303.

Как если бы часть меня погружалась в пенные воды, тогда как другая часть, с взбаламученными чувствами, со стороны наблюдала за этим: так я себя ощущал. <…> …мое тело, как если бы его омывали тысячи теневых сновидений… Метафорическое описание этого психического состояния – заключительная сцена гибели судна в первой части трилогии (Деревянный корабль, с. 214–215).

172

Неоязычники в день осеннего равноденствия (между 20 и 23 сентября) отмечают Мабон – второй праздник урожая. Сентябрь назывался «месяцем урожая» еще во времена Карла Великого. Название праздника – Мабон – современное и восходит к имени кельтского бога Мапона или Мабона. Главная часть праздника – обильное пиршество с красным вином. В «Свидетельстве» описание пиршества (на сей раз рассчитанного только на двух участников, Хорна и Аякса) занимает большую часть главы «Сентябрь». Поводом для этого праздника опять-таки служит творческий «урожай» Хорна: завершение им второй клавирной сонаты.

В образе Аякса уже успело обнаружиться так много черт, сближающих его с дьяволом (который, правда, у Янна больше похож на демона, на одного из языческих божеств), что возникает мысль о возможности интерпретировать всю историю взаимоотношений Аякса и Хорна как историю (растянутого во времени) искушения. Махов пишет (Махов, с. 215), что первые козни дьявола – это «чревоугодие, сладострастие, блуд». В главе «Сентябрь» описываются второе устроенное Аяксом пиршество и первая попытка соблазнения Хорна.

173

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 310.

Ночи окрашивают листву деревьев непреклонной и таинственно-роскошной смертью. Имеется в виду желтый цвет умирающих листьев (см.: Деревянный корабль, с. 305, коммент. к с. 270).

174

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 314.

…«Мессиады» Клопштока. «Мессиада» – эпическая поэма Ф. Г. Клопштока (1724–1803) на сюжет Нового Завета. Во второй и девятнадцатой песнях рассказывается история ангела Аббадоны, который переходит на сторону Сатаны, но позже раскаивается, и на Страшном суде Христос прощает его. К истории Аббадоны Янн обращается в романе «Это настигнет каждого», отождествляя с ним матроса Лейфа – образ, во многом близкий к образу Аякса (см. выше, с. 723, коммент. к с. 226).

175

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 315.

Нил, зажатый между дважды четырнадцатью берегами… Имеются в виду номы (области), на которые делилась территория Древнего Египта.

176

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 314–316.

Еще раз на лик Умирающего румянец жизни вернулся <…> Выгнулось над Голгофой, как над тленом – свод гробовой. <…> Но утихла Земля еще прежде, чем потемнело. <…> Закутавшись, угомонились земные поля и души, умолкли. Янн цитирует эти строки Клопштока в статье «Одиночество поэзии».

177

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 316.

Рядом с поэмой Клопштока, справа от меня, лежит история римского императора Тиберия. Тиберий Юлий Цезарь Август (42 г. до н. э. – 37 г. н. э.) – второй римский император (с 14 г.) из династии Юлиев-Клавдиев.

178

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 316.

…с Лестницы рыданий… Лестница рыданий, или Гемониева терраса, – спуск с Капитолийского холма к Тибру, по которому крючьями тащили в реку тела казненных. Впервые упоминается при императоре Тиберии (Светоний, Тиберий, 53, 61, 75).

179

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 316.

Но когда Тиберий захотел устранить семью Сеяна… Луций Элий Сеян (ок. 20 г. до н. э. – 31 г. н. э.) – командующий преторианской гвардией с 14 (или 15) года н. э., консул в 31 году, временщик при принцепсе Тиберии. После добровольного удаления Тиберия на остров Капри – фактический правитель Рима. В 31 году, находясь в зените могущества, был схвачен и казнен по обвинению в заговоре. Его дети были убиты, а его имя приговорено к забвению.

180

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 316.

…а уж потом удавить и сбросить по окровавленным ступеням. См. Тацит, Анналы, Книга шестая (V. 9):

После этого было сочтено нужным расправиться и с остальными детьми Сеяна, хотя народный гнев успел уже поостыть и большинство было удовлетворено предыдущими казнями. Итак, их доставляют в темницу, причем мальчик догадывался, какая судьба его ожидает, а девочка была еще до того несмышленой, что спрашивала, за какой проступок и куда ее тащат, говорила, что она больше не будет так делать, пусть лучше ее постегают розгами. Писатели того времени передают, что так как удавить девственницу было делом неслыханным, то палач сперва надругался над нею, а потом уже накинул на нее петлю; после того как они были задушены, их детские трупы выбросили на Гемонии.

181

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 316.

«Смогут другие создать… <…> …и смирять войною надменных – —» …Цитата из «Энеиды» Вергилия (Энеида VI, 847–853).

182

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 317.

…концертную симфонию… Концертная симфония – произведение для одного или нескольких солистов-инструменталистов и оркестра, промежуточная музыкальная форма между симфонией и инструментальным концертом.

183

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 317.

Tutti… Итальянский музыкальный термин, обозначающий участие всех исполнителей как в оркестре, так и в хоре.

184

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 317.

…пишу партитуру для оркестра. По мнению Уве Швайкерта, комментатора романа, прототипом для этого произведения Хорна послужила Концертная симфония Моцарта К 297Ь для солирующих гобоя, кларнета, валторны, фагота и оркестра, состоящего из двух валторн, двух гобоев и струнных (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 883).

185

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 319.

Через два или три дня будет полнолуние; потом атмосферная ситуация переменится. Хорошо бы, чтобы к этому времени ты закончил работу. Аякс хочет связать предстоящий праздник с полнолунием, что вновь (как и белый грим в день появления) указывает на его связь с Луной (см. с. 722, коммент. к с. 226).

186

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 320.

– Вино веселит сердце человека, – откликнулся я, – так написано в одной из священных книг. В Псалтири: 103, 15 («И вино, которое веселит сердце человека…»).

187

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 322.

Опять этот страх, связанный с творчеством, этот колокольный звон, долетающий сюда от врат смерти… Еще в юношеские годы Янн записал в дневнике (24 ноября 1914 года) придуманную им легенду о затонувшем замке Угрино, откуда порой доносится рокот колокола – звуки давней предсмертной молитвы жителей замка (Угрино и Инграбания, с. 344–345).

В 1933 году Янн рассказывал Мушгу (Gespräche, S. 113):

Название Угрино, между прочим, я просто придумал. Оно означает ту самую страну, которая отделена воображаемой границей от всех прочих стран на земле… Врата памяти.

188

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 323.

Даже память притупилась; все, что она мне выдавала из прошлого, ограничивалось иллюминатором моей каюты на борту «Лаис»: когда этот иллюминатор, во время бури, оказался ниже уровня воды и его погасила зеленая ночь. См.: Деревянный корабль, с. 99–102.

189

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 302.

Я мог бы подумать, что это качающаяся свеча в кардановом подвесе. Свеча в кардановом подвесе (как олицетворение внутреннего равновесия) является важным символом в «Деревянном корабле». Она упоминается и в эпизоде с иллюминатором (с. 99). См. об этом образе: Деревянный корабль, с. 225–226 (коммент. к с. 59).

190

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 327.

…почему я должен свернуть влево? Ср. ремарку в пьесе «Новый „Любекский танец смерти“» (Деревянный корабль, с. 258): «Справа от святого всадника – сторона силы и власти, слева – сторона бесправных и бессильных».

191

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 328.

Конечно, стол накрыт для всех… Ср. выше (с. 209): «Пожирать и быть пожранным: этот процесс теперь происходит за вновь накрытым столом».

192

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 329.

Тот угол, где прежде на большом низком столе громоздились – или были разбросаны по всей поверхности – принадлежности Тутайна для письма, живописи и рисования, превратился в зеркальный кабинет. О «зеркальности» дьявола см. Махов, с. 128–129:

Дьявол, таким образом, как бы обратно пропорционален бытию: он представляет собой его обратное отражение. Чем слабее бытие, тем сильнее дьявол, и наоборот. Наш главный враг – в то же время и наше отражение, причем обратное: отражая в себе нашу слабость, дьявол усиливается и овладевает нами; отражая в себе нашу силу, он ослабевает и умаляется. <…> Эта агрессивно-активная взаимная отраженность предполагает и некоторое взаимопереплетение: некая часть человека не просто принадлежит демону или используется демоном; она и есть – «демон». Чаще всего такой частью оказывается тело.

193

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 329–330.

Между обоими отполированными зеркальными стеклами помещен маленький столик, который буквально наводнен всякими пиалами, коробочками и флаконами, напоминая запас одеколонов и средств для укладки волос, выставленных на обозрение каким-нибудь процветающим парикмахером. Однако больше всего меня удивило положение кровати. Она теперь отодвинута от стены и стоит, как святилище, на большом ковре посреди комнаты. Комната Аякса – с формальной точки зрения – удивительно напоминает то помещение, в котором Старик когда-то показывал Хорну мертвого Аугустуса (Свидетельство I, с. 297). См. также текст о «зеркальных стенах» матросского кубрика (Деревянный корабль, с. 111–114). Махов по этому поводу пишет (с. 198):

Иллюзии (illusiones, именуемые также phantasia, simulacra praestigia и т. п.) – продукт дьявольской игры (ludus): окружая человека вымороченными, призрачными предметами и образами, демоны пытаются его запутать, сбить с пути, вовлечь в тот или иной грех.

194

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 331.

«Lacrimae Christi». Lacryma Christi (буквально: «Слезы Христа») – знаменитое итальянское вино из винограда, произрастающего на склонах Везувия. Согласно старинной легенде, Христос пролил слезы над этой местностью, когда оплакивал низвергнутого с неба Люцифера. Это вино пили Хорн и Гемма в день своего объяснения в любви (Свидетельство I, с. 649).

195

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 332.

Я узнавал только шляпы (капоры и другие: большие, как тележные колеса, со страусовыми перьями), перчатки и рюмки. О символе «тележного колеса» см.: Свидетельство I, с. 825–826, коммент. к с. 322. Добавлю еще, что в неоязычестве (основанном на кельтских преданиях) существенную роль играет понятие календарного «колеса года».

196

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 333.

…из церкви в Мо. Мо – городок в 40 км. к востоку от Парижа на реке Марне, притоке Сены (современный департамент Сена и Марна).

197

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 333.

…в Готском альманахе… Готский альманах (Almanack de Gotha) – авторитетнейший европейский генеалогический сборник, который издавался ежегодно с 1763 года до конца Второй мировой войны в немецком городе Гота. Альманах включал родословные росписи правящих домов и наиболее значительных родов титулованного дворянства Европы.

198

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 335.

А я предоставлю доказательства того, что достоин находиться возле тебя, что я себя не щажу. (Самое позднее в эту секунду он продумал последние детали своего плана – своего рискованного предложения —.) Ср. характеристику Аббадоны/Лейфа, о котором говорилось выше ( с. 723, коммент. к с. 226) (Это настигнет каждого, с. 277–278; курсив мой. – Т. Б.):

Как бы то ни было, он разучился отличать красоту от уродства. Он отдался бы даже вонючему юнге Иеремии. Он способен на любые гнусности… но не на то, чтобы опомниться, вспомнив о собственной красоте… очиститься, связав свое желание нравиться со стремлением к подлинной любви. Он нечеловечески красив… и в этом смысле сравним лишь с ангелами… А внутри испорчен, как какая-нибудь дешевая тварь, как завшивевший юнга. <…> Но он хороший товарищ… Он, в меру сил, помогает каждому… я уже об этом упоминал… и работает он старательнее всех прочих. Если речь идет об опасном поручении, вызывается первым. Себя не щадит.

199

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 338.

…красному «Мориллону»… Вино из винограда сорта Шардоне. …который мечтал отведать – на смертном одре – еще Франсуа Вийон. Имеется в виду заключительная строфа «Большого Завещания» Вийона:

 
Принц, навряд ли тебя удивит,
Что он, прежде чем скончаться,
Еще мориллона чуток пригубит,
С миром решив распрощаться.
 

Возможно, не случайна и отсылка к предсмертному желанию Вийона.

200

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 342.

В промежутках Аякс прихлебывал вино… а в какой-то момент, намекнув, что и сам, может быть, является переодетым хищником, он выпил за мое здоровье и меня тоже принудил опустошить полный бокал. Между прочим, его слова о больших кошках я запомнил не очень точно. Едва появившись у Хорна, Аякс, как и подобает хищнику, стал жаловаться на «волчий голод» ( с. 227). Что касается «больших кошек», то о них есть интересная запись в дневнике Янна от 19 декабря 1915 года (Это настигнет каждого, с. 377–378):

Моими друзьями всегда были хищники. Это беспокоит меня, потому что с ними ни в чем нельзя быть уверенным. Они очень красивые, очень гибкие; во всем, что они делают, прослеживается удивительный ритм, только одно в них плохо: они убивают других зверей. Но вот недавно я услышал, что пантеры, убив какое-нибудь животное, проявляют к нему величайшую любовь: они его облизывают и тычутся в него мордой, а когда начинают пожирать, то испытывают чуть ли не чувственное наслаждение от его слабости. Эти сведения открывают новую перспективу. Разве не может быть, что между хищником и его жертвой существует некое особое отношение, о котором мы вообще ничего не знаем?

Подобные рассуждения были и в главе «5 июля» ( с. 126–129) – там речь шла о коте и мышах.

201

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 342.

…как лопнувшее чрево Иуды… О смерти Иуды рассказывается в «Золотой легенде» (см. Epilog. Bornholmer Aufeeichnungen, S. 883): «…и пошел, и повесился, и чрево его лопнуло, так что выпали внутренности».

202

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 345.

…коринки… Мелкий изюм без косточек.

203

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 345.

…шодо… Шодó (фр. chaudeau, chaudau, от chaud eau, «теплая вода») – французский десерт (приготовленный на водяной бане) из желтков, взбитых на белом вине с сахаром.

204

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 347.

Архаичные формы собрались воедино: плоским и лишенным теней, словно высеченное из обветренного камня, предстало передо мной это загадочное двойственное лицо. Похоже описывается и лицо Аббадоны/Лейфа (Это настигнет каждого, с. 268–269).

Что касается двойственнности лица Аякса («негритянский женственный рот и гранитный лоб», Свидетельство II, с. 386), то этим Аякс напоминает самого Янна, как видно по скульптурному портрету писателя работы Генриха Штегемана (Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 178–179). О прозвище Янна – Белый негр – см.: Деревянный корабль, с. 220–221, коммент. к с. 20.

205

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 349.

Аромат сильного парфюмерного средства, из пачули или мускуса, ударил мне в нос. Запахи – средство соблазна, которым часто пользуется дьявол (Махов, с. 216).

206

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 351.

…перед этим безупречным, несомненным, сильным юношеским телом, готовым ради меня на все… Ср. характеристику Аббадоны/Лейфа, о котором говорилось в коммент. к с. 226 (Это настигнет каждого, с. 296; подчеркивание мое. – Т. Б.):

Танцор держится с достоинством, кажется равнодушным и вместе с тем как бы бросающим вызов, но и пребывающим в мире с собой, покоящимся в себе… однако ко всему готовым.

207

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 353.

…асафетида… См. Свидетельство I, с. 797, коммент. к с. 183.

208

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 357.

Кляну тот день и каждый час… Записи этой и других народных песен (чаще всего в обработке для лютни или других музыкальных инструментов), упоминаемых на с. 357–360, содержатся в песенных сборниках XV–XVII веков.

209

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 358.

Я сидел рядом с ней на одном из обтянутых зеленым плюшем, совершенно уродливых диванов в доме капитана, в то время как она произносила вслух греческие стихи, растягивая гласные. Интересно это указание на связь Эллены с греческой поэзией. 22 ноября 1939 года Янн в письме к Юдит Караш и Эрнсту Эггерсу упоминает «гуманный разум (Vernunft), под которым я имею в виду подлинную сестру духа (Geist)» (Briefe I, S. 1310–1311). Быть может, эта идея тоже воплотилась в образе Эллены, к которой Густав в самом деле относится скорее по-братски, нежели как к любимой женщине.

210

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 360.

Она заметила, что мой репертуар изменился… Если считать, что Эллена – Муза, то кажется неслучайным, что она обучает юного Густава (или он в ее присутствии обучается) старинным народным песням.

211

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 360.

«Одна девушка с радостью говорила: / Я любимого к груди притулила —». Немецкая песня, вошедшая в сборник «Волшебный рог мальчика». Там, правда, сказано: «Одна девушка с хитрецой (mit Listen, а не mit Lüsten, как у Янна) говорила…». Янн целиком цитирует эту песню в «Перрудье» (Perrudja, S. 310–311).

212

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 363.

Мироздание размалывает своих детей жерновами – с помощью искушения, для которого нет соответствия в исполнении желаемого. Ветряная мельница – часть символической сцены, украшающей музыкальный автомат в главе «Февраль» (см.: Свидетельство I, с. 156 и коммент. на с. 793, 825–826). В «Обмолотных годах» Жан-Поля роман, который пишут братья-близнецы Вальт и Вульт, назван «божественной ветряной мельницей, перегоняющей голубой эфир» (Flegeljahre, S. 664).

213

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 366.

Позолоченные кариатиды и атланты из давно обратившегося в прах танцевального театра восстают из руин, собираются вокруг меня, как это однажды случилось с матросами на борту «Лаис», когда злой рок совокупился с картинами сладострастия в их мозгах. См.: Деревянный корабль, с. 111–114.

214

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 366.

Кариатиды обращают ко мне мертвые формы своих архаичных лиц. В видении с кариатидами высвобождаются архаичные, примитивные формы человеческой психики. Но интересно, что в первой части трилогии этот рассказ завершается так (Деревянный корабль, 114):

То были минуты кризиса, когда человеку приходится заплатить за свое рождение. Превращения, какие случаются при встрече лицом к лицу с ангелом смерти.

То есть глава о кариатидах в «Деревянном корабле» предвосхищает состояние Хорна после празднества с Аяксом, чуть ниже (с. 385) буквально и названным «ангелом смерти».

215

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 369.

Аякс не желал предаваться меланхолии – в отличие от Антиноя, в конце концов утопившегося в Ниле. Обстоятельства гибели Антиноя (ок. 111–130), любимца императора Адриана, неясны. Гибель в воде сближает судьбу Антиноя с судьбой ныряльщика Аугустуса.

216

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 371.

…с белой богиней, обхватившей ногами буг. Об этом образе см.: Деревянный корабль, с. 441–442.

217

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 373.

Я когда-то подумал и записал, что так могло бы быть: что над нами установлено наблюдение, что нас преследует какая-то тень. Шепот умирающего генерала проник в мое ухо. См.: Свидетельство I, с. 607–613. Речь идет о фантазиях Хорна, связанных с обстоятельствами гибели «Лаис».

218

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 376.

Я произнес эти слова – «обломком луны», – потому что я, или чужой во мне, вдруг вспомнил о пространствах Универсума, не поддающихся обогреву. О «чужом» см. выше, с. 725–726, коммент. к с. 249.

219

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 377.

…страдал от Angina pectoris… Angina pectoris (грудная жаба, лат.), или стенокардия, – заболевание, характеризующееся болезненным ощущением или чувством дискомфорта за грудиной.

220

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 378.

Освобожденный от всех одежд, однако сплошь покрытый втертым в кожу и волосы пигментом цвета «английский красный», похожий на демона или ангела, неузнаваемый, но отлитый в изложницу собственного внешнего облика, я вернулся в спальню. Упоминание цвета «английский красный» определенно отсылает к словам Тутайна, которые он произнес после обмена кровью с Хорном, в период своего постепенного умирания (Свидетельство I, с. 744 и коммент. на с. 885–886):

Я теперь совершенно отчетливо вижу сквозь свою кожу. Так, как когда-то увидел тебя на французской картине. Я вижу – здесь и сейчас – ангела, ангела цвета «английский красный», каких Жан Фуке нарисовал на картине, где Агнес Сорель, знаменитая возлюбленная Карла VII Французского, представлена в образе Девы Марии.

О возможной связи термина «английский» с ангелами (старинное написание слова Англия – Engelland) см. выше, с. 697, коммент. к с. 18.

221

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 382.

…большие куски ликованных парусов… Ликованные паруса – паруса, обшитые для большей прочности специальным тросом из растительных материалов или из стали (ликом).

222

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 385.

…а ведь Аякс в самый решающий момент своей деятельности был замаскирован. Это отличительное качество насекомых – носить маски. То есть Хорн приравнивает Аякса к представителям самой примитивной, с его точки зрения, формы жизни. Интересно, что Аббадон, которому можно уподобить Аякса (см. с. 722, коммент. к с. 226: Лейф), представлен в Откровении Иоанна Богослова как демон, командующий полчищами саранчи («Царем над собой имела она ангела бездны; имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион», Откр. 9, 11).

223

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 386.

Аякс вышел и вернулся с алмазом. Простая оправа из белого золота удерживала необычайно крупный сверкающий камень, в который словно вросло зеленое дыхание холодного вечернего неба. Этот драгоценный камень выступает в качестве символа твердости, прочности, блеска и света. Согласно поверью, алмаз должен приходить в руки к человеку честным путем, без применения силы, иначе он может оказать негативное влияние на нового владельца. Алмаз связан со знаком Весов, то есть с сентябрем. Это камень Солнца. Зеленые алмазы – самые редкие. Юнг пишет, что алмаз – «символ законченной индивидуации в восточных источниках (вспомните „алмазные“ стены буддийской мандалы» (Душа и миф, с. 22).

224

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 386.

Это так называемый солитер, фантазийный камень. Фантазийные алмазы – то же, что цветные алмазы.

225

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 387.

…и надел кольцо мне на палец… Можно подумать, что Аякс таким образом «обручился» с Хорном: как прежде, после расторжения помолвки Хорна и Геммы, «обручился» с ним Тутайн (Свидетельство I, с. 698–699).

Позже об этом кольце говорится (там же, с. 706), что Тутайн «так никогда и не снял его».

Но если Хорн обручился с «ангелом смерти» Аяксом, то понятно, что с этого момента начинается отсчет последних отпущенных ему недель жизни. В письме к Маргрит и Карлу Мумм (см. выше, коммент. к с. 222) Янн выделяет как особый период «последние два месяца» жизни Хорна, то есть как раз период с середины сентября до начала или середины ноября.

226

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 388.

Меня обложили со всех сторон. Ср. в «Новом „Любекском танце смерти“»: «Нас обложили со всех сторон. Бегство – это не выход» (Деревянный корабль, с. 259); «Нас обложили со всех сторон. Ты называешь это одиночеством. Бренностью. Я же знаю, что дело в соседстве Неумолимого. Само его дыхание – опасность. Его прикосновение – худшее, что только может быть» (там же, с. 260); «Меня обложили со всех сторон! Бегство – это не выход» (там же, с. 284). Комментарий к этому выражению: там же, с. 301. Речь (в данном случае) идет о неизбежности смерти. Интересно, что философ В. В. Бибихин прибегает к той же метафоре, когда в лекции 1994 года «Непостижимая собственность. Мировой автомат» говорит о положении человека в Универсуме, о фактическом отсутствии возможностей для проявления нашей свободной воли (Собственность, с. 331):

Мы, так сказать, обставлены – во всех смыслах – со всех сторон, мы не можем буквально шевельнуться, чтобы наша так называемая свободная воля не пресеклась и через нас не стало говорить что-то властное, очень сильное и нашему контролю не поддающееся, как род например.

227

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 390.

Телесную боль, когда она достигает определенного уровня, можно считать одним из предвестников смерти. Непосредственно после «обручения» с Аяксом в «Свидетельстве» Хорна впервые начинают упоминаться предчувствия близкой смерти, что вскоре приводит его к осознанию необходимости похоронить Тутайна.

228

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 396.

Мне кажется, будто я вновь нашел одно из своих старейших воспоминаний – о том, как у меня открылся музыкальный слух, о сказке детства. Мальчик идет в вечерних сумерках вдоль опушки леса и плачет. Этот мотив перекликается со вставной новеллой «Мальчик плачет» в романе «Перрудья» (Perrudja, S. 98). Там мальчик плачет потому, что впервые на ярмарке, в Осло, слышит звуки встроенного в карусель органа.

229

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 397.

Chanson des Oiseaux… «Пение птиц» Клемана Жанекена (ок. 1475 – после 1558) – произведение, по мотивам которого создал свою одноименную композицию Густав Хорн (Свидетельство I, с. 469–472 и коммент. на с. 847 к с. 469).

230

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 397.

А эту встречу с тенью, видимой только лошадиному глазу: встречу с подземным жителем, всадником на шестиногом жеребце? О шестиногих сказочных конях см.: Свидетельство I, с. 782, коммент. к с. 101. Встреча кобылы с призраком описана в начале главы «Май» (там же, с. 548–549, и коммент. на с. 854).

231

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 397.

Глас вопиющего в пустыне… Цитата из Книги пророка Исаии (40, 3).

232

Октябрь – месяц, связанный с водным знаком Скорпиона. Именно в этом месяце Хорн погребает в море тело Тутайна. В «Эпосе о Гильгамеше» упоминаются «люди-скорпионы», которые охраняют ворота Солнца – рубеж, за которым начинается иной мир (Эпос о Гильгамеше, с. 57–58).

В романе берег, напротив которого – в море – погребут Тутайна, тоже представлен как уединенное место, центр первобытного культа. Там живут лишь рыбак Ениус Зассер и его сестра-возлюбленная Олива (ждущая от него ребенка). Узкий выход из гавани Зассера, обрамленный утесами, напоминает ворота…

Самый конец месяца – ночь с 31 октября на 1 ноября – это кельтский праздник самайн. Отмечали его, собственно, семь суток (по трое суток до и после самайна). Самайн – праздник окончания уборки урожая (последний, третий, праздник урожая) и одновременно праздник мертвых, когда ворота в иной мир открыты. В неоязычестве время празднования может немного сдвигаться, потому что праздник стараются привязать к лунному календарю (например, к полнолунию).

Вся эта глава полнится сверхъестественными явлениями (Аякс и сам предстает как оборотень, и рассказывает о своей фантастической встрече с чудовищами и призраками, с. 453); праздник же отмечается тогда, когда «до третьего ноября остается еще несколько дней» (с. 529). Хотя особого повода для праздника как будто нет, задним числом оказывается, что он тоже связан с музыкальными успехами Хорна (с началом подготовки к исполнению в Лондоне большой симфонии). На самом празднике Хорн излагает гостям чуть ли не всю совокупность своих представлений об искусстве и подвергает переосмыслению отношения с давно умершим Тутайном – то есть подводит итог собственной жизни.

В этой главе Аякс устраивает для Хорна третье и последнее пиршество и второй раз пытается его соблазнить.

233

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 404.

Его речь была как огонь, который я не мог погасить. Ср. представления о дьяволе (Махов, с. 13):

Если Бог – это свет, но в то же время и вода жизни, то дьявол – это тьма, но в то же время и огонь, который не светит и не греет, но служит орудием мучения: темный огонь пытки.

234

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 404.

…но я остаюсь твоим другом… Ср. мотив «дьявол как друг» в средневековой литературе (Махов, с. 207):

В каком же смысле дьявол стремится «дружить» с человеком? Он, по утверждению многих авторов, в самом деле ищет себе «товарищей по несчастью», не желая гибнуть в одиночестве: он стремится «иметь сотоварищей в наказании (in supplitio participes)», «сопутников для своей вины (socios ad culpam)»…

235

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 406.

Tibia retusa… Название органного регистра; буквально: глухая флейта.

236

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 407.

Но человек порочен. И, кроме того, безумен. Качества, сближающие человека вообще (и Хорна, в частности) с мифологическим Аяксом и с Аяксом фон Ухри, персонажем романа.

237

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 410.

Брат моей Оливы рыбак… Оливы были священными деревьями Афины и именовались «деревьями судьбы», причем сама Афина мыслилась как Судьба и Великая Богиня-Мать (в архаической мифологии родительница и губительница всего живого). Аполлону было посвящено дикое оливковое дерево, которое сажали при входе в его храмы. Олива была очень почитаемым деревом и у кельтов, где она ассоциировалась с осенним равноденствием.

238

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 414.

Груди действительно налились; но все же еще напоминали о росте зерновых на папе, напоенном благостью весенней поры. Эта странная метафора намекает на связь Оливы с богинями плодородия.

239

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 416.

…без похожих на пальмы ясеней. Ср. у Юнга (Душа и миф, с. 152): «Танец на Делосе исполнялся в честь бога, явившегося в мир возле священного пальмового дерева, т. е. <он был посвящен> юному Аполлону».

240

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 418.

Когда кто-то играет роль Ангела смерти, ему платят две тысячи; но перевозчик через Ахерон – всего лишь поденщик… Граница между сушей и морем, где похоронен Тутайн, предстает здесь как граница между обычным и Нижним миром.

241

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 420.

…храмами для потерпевшего неудачу Бога. Эту концепцию Янн подробно изложил в драматическом отрывке «Той книги первый и последний лист», опубликованном в 1921 году как манифест общины Угрино, в котором речь идет о задачах людей искусства, мастеров, фактически берущих на себя функцию поддержания веры, создания утопий (Угрино и Инграбания, с. 261):

Видишь ли – Бог один, сотворенных же существ много. Их запутанные желания всегда будут убивать Его мудрость и милосердие. Между Ним и нами существует некое подобие. Наше сообщество в этом мире никогда не превзойдет численностью сборище безрассудно-желающих. Но как Бог вечен, так же и наши произведения сохраняются очень долго.

242

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 421.

Эти благоуханные колени Тутайна и Эллены, так часто подвергавшиеся превращениям, пронизанные кровью столь многих сердец… и надо мной – занавешенный взгляд их всех, взгляд моей матери… О возможной интерпретации этого образа как Великой Богини или Музы (и одновременно – как меняющихся проекций души) см.: Деревянный корабль, с. 429–430, 441–442 и 467–468.

243

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 421.

…облик некоего рожденного женою, издалека идущего нам навстречу… О выражении «рожденный женою» см.: Деревянный корабль, с. 244, коммент. к с. 192.

244

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 421.

Получить это утешение и ответить плодоносным выбросом собственной неугомонной крови… В своей самой первой дневниковой записи, в мае 1913 года, девятнадцатилетний Янн желал себе (Угрино и Инграбания, с. 315):

Всегда – изливать кровь сердца – в слова: чтобы тот, кто прочтет их, едва не обезумел – – и делать это для двух-трех человек – и взамен позволять, чтобы эти люди давали мне хлеб и одежду.

В том же 1913 году Янн написал драму «Кровь сердца» (Herzblut), где речь идет о поэте, для которого писать – значит отдавать «кровь сердца». См.: Угрино и Инграбания, с. 363, коммент. к с. 315 и 366, коммент. к с. 327.

245

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 422.

Гроб соскользнул вниз. 6 января 1943 года Янн пишет Сибилле Грютер-Филипс (бывшей жене Хармса) по поводу смерти своего друга, члена общины Угрино Эрнста Эггерса (Briefe II, S. 120):

Чтó он значил для меня, и в хорошем и в плохом, ты знаешь. Вместе с ним обрушился в море времен (Meer der Zeiten) чудовищный блок моего прошлого.

246

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 425.

Чтобы мы превратились в близнечную пару лжецов? Еще одна отсылка к близнечному мифу. Но если раньше речь шла о том, что в результате переливания крови братьями-близнецами стали Тутайн и Хорн, то теперь на роль близнеца (лживо?) претендует Аякс. Есть, впрочем, еще один допустимый вариант интерпретации. Подобно тому, как о герое Гильгамеше в древнем эпосе говорится: «На две трети он бог, на одну – человек он!» (таблица IX: Эпос о Гильгамеше, с. 57–58), – так и здесь речь может идти о трех братьях: человеке Хорне и двух его демонических двойниках, Тутайне и Аяксе.

247

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 426.

Губы теперешнего Вопрошающего столь близко придвинулись к моему лицу, будто Аякс хотел в следующее мгновение прикоснуться ко мне… использовать свой рот против меня как оружие. О мотиве «языка как обнаженного оружия» (Махов, с. 377) в описаниях дьявола см.: там же, с. 379:

Однако обнаженный язык – символ не только овнешненного и уже в силу этого деградировавшего слова. Высунутый язык демона и его слуг фигурирует во всех трех вышеупомянутых областях греховного: как метафора фаллоса, как часть жрущей пасти и как орудие празднословия (т. е. как атрибут и знак неистинной речи, лже-логоса).

248

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 427.

Да и шаги, которые ты слышал, это отзвук собственных твоих шагов, следовавший за тобою как эхо. – Ты избран, чтобы оставаться самим собой, – вот и вся тайна. См. об этом трудном месте: Деревянный корабль, с. 447–448.

249

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 427.

…так сладостно расширилось сердце. «Расширение сердца» – древнеегипетский фразеологический оборот, обозначающий радость.

250

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 429.

…с искусственным раем… «Искусственный рай» (буквально: «Искусственные парадизы», Les Paradis artificiels, 1860) – книга Шарля Бодлера, куда вошли три очерка («Вино и гашиш», «Поэма о гашише» и «Опиоман») о воздействии гашиша и опиума на сознание человека и художника.

251

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 432.

– Это был сон. – Конечно, сон… как другие сны. – Но в нем присутствовало и нечто реальное. Вода… и язык, лакающий воду. – Это была не собака. Это был волк. Жаждущий волк… Отождествление Аякса с волком (волком-оборотнем) в романе постоянно балансирует на грани реальности и нереальности. Н. С. Широкова пишет (Мифы кельтских народов, с. 115), что у кельтов «божество Другого Мира могло превращаться в различных животных, таких как лошадь, бык или волк». За волков-оборотней прежде принимали людей, заболевших бешенством в результате укуса животного: для них характерны страх перед водой и одновременно сильная жажда, спазматические глотательные движения. Вера в духов, напоминающих оборотней, распространена на Борнхольме: такой дух поселяется в человеке, но по ночам покидает его тело и бродит по округе; эти духи (Alben) испытывают особое влечение к беременным женщинам и оказывают вредоносное воздействие на вынашиваемый плод (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 883–884). Волк – одно из обличий дьявола (Средневековый образ, с. 78–79). Но важнее всего для понимания этого эпизода – то, что говорится о человеческом теле в «Так говорил Заратустра» (Ницше, с. 574):

Ибо страх – наследственное, основное чувство человека; страхом объясняется все – наследственный грех и наследственная добродетель. <…>

Ибо страх перед дикими животными – этот страх дольше всего воспитывался в человеке, включая и страх перед тем животным, которого человек прячет и страшится в себе самом. – Заратустра называет его «внутренней скотиной» (das innere Vieh).

252

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 434.

Вижу это препятствие – этот камень преткновения, который мне не одолеть… Выражение «камень преткновения» встречается в Библии (Ис. 8, 13–15):

Господа Саваофа – Его чтите свято, и Он – страх ваш, и Он – трепет ваш! И будет Он освящением, и камнем преткновения, и скалою соблазна для обоих домов Израиля, петлею и сетью для жителей Иерусалима. И многие из них преткнутся, и упадут, и разобьются, и запутаются в сети, и будут уловлены.

Однако в романе «Это настигнет каждого» Гари подставляет в эту формулу – на место Бога – просто случайно встреченного человека, который отныне станет его другом, его «вторым я» (Это настигнет каждого, с. 316):

Дух его, высвобожденный, пытается найти себе оправдание. Где-то в ветреной дождливой ночи, в темноте над свежевспаханным полем голос его сетует: «Кто я? Я не лепил себя. Я просто преткнулся об это препятствие: этого человека, чужого. Я его не искал».

253

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 436.

Он только потребовал, чтобы я для него что-то предпринял. Чтобы сделал его уже не слугой, а домоправителем. О метафоре «дома» в средневековых текстах о дьяволе (Махов, с. 158–159):

Дьяволу – несмотря на то, что он является князем мира, – места в бытии не дано: вернее, оно им окончательно, безвозвратно утрачено. Он бездомен в некоем абсолютном смысле слова: сами понятия дьявола и дома – несовместимы.

Вот почему дьявол так упорно пытается завладеть чужим домом – разумеется, домом в том расширенном смысле слова, о котором мы говорили выше. Человек, понимаемый как дом, не может быть пустым: если в нем не живет Бог, то его захватит дьявол.

254

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 437.

Я увяз в судебном разбирательстве; все, что случается, это меры, принимаемые судом, а предметом расследования и приговора является моя жизнь. О мотиве судебного процесса в романе см.: Деревянный корабль, с. 416–422, 438–455. Уве Швайкерт пишет о влиянии Кафки на «метафорику суда» в романе и отмечает, что в период жизни на Борнхольме в библиотеке Янна были такие книги Кафки, как «Процесс», «Замок», «Описание борьбы», «Рассказы и малая проза» (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 884). 20 марта 1943 года Янн писал о своем романе Густаву Грюндгенсу (Briefe II, S. 129–130): «Я сам некоторое время думал, что в нем можно найти параллели к книге Пруста. Теперь мне это представляется принципиально неверным: скорее уж следует искать духовное родство с Кафкой, с одиноким Кафкой. Конечно, мой темперамент совсем другой. Сравнения обычно хромают».

255

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 446.

…судей в биреттах и таларах… Биретта – традиционный головной убор священников латинского обряда, представляющий собой четырехугольную шапку с тремя или четырьмя гребнями наверху, увенчанными помпоном посередине; талар – старинное длинное, до пят, черное одеяние священников, судей и т. д. Носилось с белым нагрудником-беффхеном.

256

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 451.

Кто стоит в конце траектории твоего падения? В чьи распростертые руки должны мы себя отдать? Согласно «Новому „Любекскому танцу смерти“», таким «ловцом падающих» является Косарь-Смерть.

В новелле Янна «Свинцовая ночь» юношу Матье, который «выпадает» из судьбоносного для него кошмарного сна, подхватывает его друг Гари, он же Малах Га-Мовет, то есть «ангел смерти» (Это настигнет каждого, с. 114–115).

257

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 453.

Он лежал с Оливой между деревьями, в какой-то впадине, где-то в общинном лесу. Чудовищно раздутые твари, с пылающими глазами, и твари помельче – но ядовитые и кровожадные, – давным-давно сгнившие великаны и драконы: все они восстали из мертвых. Вся эта рассказанная Аяксом история кажется бредом или кошмарным сном. Она, однако, согласуется с представлением об Аяксе как об Эндимионе, которого Селена навещала в лесном гроте (см. ниже, с. 463). Дьявол тоже существо бездомное (см. выше, с. 748, коммент. к с. 436) и охотно выбирает для своего обитания «заброшенные и невозделанные пустынные места» или «места влажные и болотистые (humida et paludosa)» (Махов, с. 252). Махов также пишет, что на рубеже XVII и XVIII века дьявол-«комедиант» рассматривался как «творец опасных галлюцинаций, которые вызывают некое подобие психического расстройства» (там же, с. 146). То есть Аякс, рассказывая Хорну эту историю, возможно, хотел напугать его или даже ввергнуть в безумие.

258

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 454.

…что небо представляет собой черную купальную дыру, из которой свисают на цепях тысячи хрустальных ламп… Ср. описание (идеального) храма на острове Инграбания (Угрино и Инграбания, с. 124–125).

259

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 455.

Из темноты – а здесь одновременно светло и темно – выступают они, обе фиолетовые возлюбленные… Сон отсылает к эпизоду, описанному в: Свидетельство I, с. 263–269 (см. также коммент. на с. 808–809).

260

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 458.

Серым или лунно-белым было и холодное сияние солнца, разбиваемое волнами на куски жидкого серебра. В этом пейзаже даже сияние солнца выглядит «лунным» и отсылает к недавнему сну Хорна с фиолетовыми негритянками (см. выше, с. 455), которым когда-то, много лет назад, за ночь любви были подарены «два бледных лунных камня, оправленных в серебро» (Свидетельство I, с. 269).

261

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 458.

…показал мне на большой фаллос вдали – поросший лишайниками менгир… Фотография такого менгира-фаллоса, с подписью, сделанной рукою Янна («Мужской менгир из Тингстеда») опубликована в: Fluß ohne Ufer. Eine Dokumentation, S. 183.

262

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 461.

Лицо, лишенное теней, несет на себе приметы ума и принадлежности к расе упрямцев. Лишенным теней, плоским представляется Хорну и лицо Аякса (см. выше, с. 739, коммент. к с. 347). Хорн, похоже, воспринимает эту особенность как признак архаичности, глубокой древности данного человеческого типа.

263

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 464.

Божественный дон Антонио де Кабесон, которому суждено было появиться на свет слепым… См.: Деревянный корабль, с. 366, коммент. к с. 362.

264

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 464.

Ян Питерсзон Свелинк… См.: Деревянный корабль, с. 402, коммент. к с. 396.

265

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 464.

Дитрих Букстехуде – после того как однажды совершил государственную измену, дважды поменял отечество и пережил множество любовных приключений – добился благосостояния и почета… См.: Свидетельство I, с. 864–865, коммент. к с. 628.

266

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 464.

…был «веркмейстером»… Веркмейстер (Werkmeister): в данном случае – счетовод (в любекской Мариенкирхе).

267

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 464.

…он отображал Природу, беззвучное движение планет… См.: Свидетельство I, с. 821, коммент. к с. 312.

268

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 464–465.

…и в тридцать один год добровольно принял на себя наказание, женившись на сварливой женщине с суровым лицом. См. выше, коммент. к с. 464 (Букстехуде).

269

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 465.

Иоганну Себастьяну Баху приходилось во многом себя ограничивать: свои лучшие инструментальные сочинения он писал для увеселения посетителей одной лейпцигской кофейни… Бах с 1729 г. время от времени писал музыкальные произведения по заказу владельца кофейного дома Циммермана в Лейпциге. К числу произведений, написанных Бахом для этой кофейни, относится, например, «Кофейная кантата» (1734, опубликована в 1837-м).

270

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 465.

Самуэль Шейдт… См.: Свидетельство I, с. 795, коммент. к с. 178.

271

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 465.

…уже корректуру своего первого сочинения – напечатанного в Гамбурге, знаменитом ганзейском городе, Михаэлем Херингом, – он смог просмотреть лишь частично… Речь идет о «Священных песнопениях» (Cantiones sacrae, Hamburg 1620).

272

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 465–466.

…криками о помощи, обращенными к Михаэлю Пухбергу. См.: Деревянный корабль, с. 400, коммент. к с. 381.

273

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 466.

Даже Джованни Пьерлуиджи – избранный судьбой, чтобы дать позднейшей Католической церкви образцы литургической музыки, словно отлитые из бронзы… Джованни Пьерлуиджи да Палестрина (1525/1526 – 1594) – итальянский композитор, один из самых авторитетных полифонистов эпохи Ренессанса.

274

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 466.

…он отчаивался, когда завидующие ему певцы Сикстинской капеллы захотели отнять у него место и жалованье, а его работодатели – сменявшие друг друга папы, – стали беспощадными инструментами интриг этих самодовольных лицемеров. Палестрина поступил на службу в Сикстинскую капеллу в 1555 году, при папе Юлии III. В апреле 1555 года папой стал Марцелл II, возглавлявший Ватикан меньше месяца. Преемник Марцелла II, папа Павел IV, ввел в капелле более строгий устав, дополнив его, в частности, обетом безбрачия, и в сентябре 1555 года Палестрина, поскольку он был женат, лишился своего места, получив взамен лишь скудную пенсию.

275

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 476.

Мне приснилось, например, что Альфред Тутайн навестил меня в каком-то подвале. Ср. описание сна Янна об умершем Готлибе Хармсе в «Борнхольмском дневнике» 1935 года (Свидетельство I, с. 764).

276

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 480.

Я способен на все… «Абтумист», то есть «способный (или пригодный) ко всему» – так назывался английский («ангельский», см. выше, коммент. к с. 18 на с. 697) корабль, с которого сошел на берег матрос, прежде плававший на «Лаис» (Поллукс), встреча с которым и привела в конечном итоге к появлению в доме Хорна Аякса (см.: Свидетельство I, коммент. к с. 153 на с. 792 и сцена встречи с матросом: там же, с. 223–229).

277

Свидетельство II (наст. изд.), ком. к с. 480.

Ты уже провалился сквозь все перекрытия между этажами. Ты стоишь в подвале. Но ведь и я нахожусь, в лучшем случае, только одним этажом выше. С тобой я мог бы завязать товарищеские отношения, на всю жизнь. Это и есть таящийся в тебе соблазн. Об изображении Янном «разных этажей „я“» см.: Деревянный корабль, с. 502. В этом монологе Аякс, похоже, пытается убедить Хорна в сходстве между собой, просто маргиналом, и им, маргиналом-художником. Интересно, что в письме к Юдит Караш от 9 августа 1936 года (Briefe I, S. 937) Янн формулирует волнующую его в этот момент проблему следующим образом: «Противоположностью для бюргерского образа жизни (Bürgerlichkeit) вновь и вновь оказывается преступление».

278

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 481.

Ты – рассудительный авантюрист… Янн первоначально думал назвать свою трилогию «Авантюрист» (Abenteuerer): так он ее называет – в период завершения работы над «Деревянным кораблем» – в письме к Юдит Караш от 9 августа 1936 года (Briefe I, S. 937).

279

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 481.

…пред снежными глазами вечного Времени… Ср. реплику тучного Косаря в «Новом „Любекском танце смерти“» (Деревянный корабль, с. 251):

Мы втиснуты в человека-массу, мы больше не свободная раса кровных родичей. Устремляя вдаль последние жаркие взгляды, мы ищем далекие от нас снежные глаза Бога. Но оставляем после себя мир, который носит имя Человек и напоминает – из-за суеты без влечений – бесплодную пустыню.

В главе «НОЯБРЬ» упоминаются «далекие снежные глаза Не-Сущего» (Свидетельство I, с. 14). А в письме к Мушгу от 14 ноября 1939 года Янн пишет (Briefe I, S. 1307) о «решении снежного Случая» (которое могло бы воспрепятствовать его жизни на Борнхольме). В главе «МАЙ» связь между снегом и судьбой, снегом и Случаем, снегом и смертью представлена так (Свидетельство I, с. 550):

Детеныши косулей пережили последний снегопад. Но некоторые, с удивленными глазами, все же умерли из-за него. И их матери с тревогой и болью носили под собой переполненное, чуть ли не лопающееся вымя. Первый выводок зайцев погиб. (Для всех новорождённых, которые умерли таким образом, яркое северное сияние имело неотвратимую значимость. Оно означало холод. Всегда означает холод. Холод – родич Косаря-Смерти, приходится ему братом… А вот Сон – не брат им обоим. Ибо полнится сновидениями.)

280

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 481–482.

Мне важно лишь, чтобы я оставался в доме в день истечения срока нашего договора… То есть до 1 ноября (см. с. 261), дня праздника самайн, которому у католиков соответствует День всех святых.

281

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 482.

Пусть будет по-твоему, – сказал я. – За дверь я тебя выставлю третьего ноября. Третье ноября – это День святого Губерта, покровителя охотников. Святой Губерт (ок. 655–727) был миссионером и епископом Льежским, сыном герцога Аквитанского. По легенде, в молодости он был страстным охотником, но после того, как ему явился олень с сияющим крестом между рогами, обратился в христианство и начал заботиться обо всех животных, видя в них божьих созданий. В XV веке в Германии был основан орден Святого Губерта под названием орден Охотничьего Рога (Orden vom Horn) – что сразу ассоциируется с именем Густава Аниаса Хорна (Gustav Anias Horn). Девизом ордена стали слова «IN TRAU VAST» («Стойкий в верности») – что тоже напоминает один из лейтмотивов романа, понятие «выстаивать» (о словах Хорна «выстаивает только бренное» см. Свидетельство I, с. 753 и коммент. на с. 888). Согласно многовековому обычаю, горнисты перед охотой или после ее завершения исполняют на своих инструментах так называемую «Губертову мессу», заменяющую церковную музыку. (Возможно, фамилия Хорн отсылает и к волшебному рогу эльфа Оберона, описанному в поэме Кристофа Мартина Виланда «Оберон».)

282

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 485–486.

Аякс присел на край кровати, схватил меня за руки, встряхнул: у него возникла потребность ласково встряхнуть меня. – Теперь мы снова начнем нашу братскую жизнь, – сказал он… <…> А теперь вставай и выпей со мной коньяку или что там у нас найдется, чтобы подкрепить нашу обоюдную связь… Ср. объяснение изображения на одной средневековой миниатюре (Махов, с. 154):

Теофил приносит оммаж дьяволу, вкладывая свои руки в его руки, как это подобает при заключении феодального договора о вассалитете; дьявол держит договор, на котором написано: «Я твой вассал».

283

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 486.

…как все нимфы Лукаса Кранаха… Лукас Кранах (1472–1553) – немецкий художник, придворный живописец саксонского курфюрста Фридриха Мудрого в Виттенберге (1505–1550), глава крупной мастерской, сторонник идей Реформации и друг Лютера. Картину «Отдыхающая нимфа» (или «Нимфа источника») он писал в 1530-х годах, в нескольких вариантах.

284

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 486.

…и весь «Страшный Суд» Ханса Мемлинга… Об этой картине Янн писал в статье «Позднеготический поворот» (Деревянный корабль, с. 318 и коммент. на с. 325).

285

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 486.

…и все прекрасные изображения Евы и Венеры, созданные Джорджоне и сотней других живописцев… «Спящая Венера» – картина, созданная венецианским художником Джорджоне (1476/1477 – 1510) незадолго до его смерти. Это рассуждение Хорна подтверждает – или еще раз подчеркивает – возможность уподобления Оливы Еве (ср. с. 750, коммент. к с. 461). Оно означает также, что в образе Оливы (как и в образе Аякса) слились различные, существовавшие на протяжении многих веков человеческие (и божественные) типы.

286

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 487.

Почему, собственно, нам-подобные принесли в мир разделение на добро и зло? «К ним не применима мера добра и зла», думал когда-то Хорн о древнейших богах (см. Свидетельство I, с. 124).

287

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 487.

Что наша душа имеет сходство с неким Третьим, которого небезызвестный трибунал назовет идентичностью с нами самими… <…> с тем Неотвратимым, которому ты посвятил великую симфонию… Речь, похоже, идет о том, с кем из своих «двойников» – Аяксом или Тутайном – должен отождествить себя Хорн. Аякс, произносящий эти слова, подчеркивает свою человеческую близость, или общность, с Хорном. Для него «Третьим» является Тутайн. В романе «Это настигнет каждого», напротив, Матье боится связать свою жизнь с матросом Лейфом (вариантом образа Аякса), которого он называет «Третьим» и противопоставляет Гари (выполняющему в этом романе функцию, аналогичную функции Тутайна). В диалоге же «Тупиковая ситуация, или Отмеченные, или Дело X. X. Янна, писателя, против X. X. Янна, специалиста по органостроению, изложенное Хансом Хенни Янном Третьим» (Деревянный корабль, с. 333–449) в качестве «Третьего» выступает тот, кто записывает историю (аналог Хорна как автора «Свидетельства»), тогда как две его творческие ипостаси ведут между собой судебную тяжбу.

О Тутайне как высшей и бессмертной части личности (воплощении ее призвания) см.: Деревянный корабль, с. 475.

Об Аяксе как низшей части личности, «унтерменше», см.: с. 237, с. 480 (и коммент. на с. 751), с. 762.

Упомянутый здесь «трибунал» – чрезвычайный суд, так или иначе противопоставленный регулярным судам общей юрисдикции. То есть речь в разбираемом отрывке может идти о потустороннем суде или суде в том смысле, как его понимал Кафка (см. выше, с. 748, коммент. к с. 437).

288

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 487.

А нам в возмещение этого страшного изнасилования достанется только нехорошее удовольствие… Мотив насильственного овладения человеком со стороны некоего высшего существа присутствует и в сказке о Кебаде Кении, и в эпизоде «исступления» Тутайна и Хорна. См. об этом: Деревянный корабль, с. 471–472.

289

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 487.

– За наше братское единство! – сказал. Я все еще медлил. Обдумывая, что бы мог значить такой тост. Прежде Аякс никогда не говорил о братстве-близнячестве. См. выше, с. 754, коммент. к с. 487 («Что наша душа имеет сходство с неким Третьим…») и с. 746, коммент. к с. 425 («близнецы»).

290

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 489.

Тем не менее у меня сложилось впечатление, что он обижен и старается скрыть оставшуюся от ранения ссадину. Ср. характеристику дьявола (Махов, с. 175; курсив автора. – Т. Б.):

Роль своего рода «борца за справедливость», обвинителя Бога, изобличителя странных нелогичностей его установлений дьявол возьмет на себя и в своих искушениях, являющихся прямым следствием зависти.

В целом зависть – реакция дьявола на развитие космической судьбы человека, которая пространственно выглядит как движение снизу вверх (в то время как судьба дьявола имеет обратную направленность). Дьявол видит это движение к небу – и завидует. Этой завистью спровоцированы все его дальнейшие действия, направленные на одну цель: не дать человеку двигаться вверх.

291

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 489.

И ходит по искривленным путям, как все мы. О мотиве кривизны в трилогии Янна см.: Деревянный корабль, с. 450–451.

292

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 490.

Мы многое принимаем как нищие: дескать, один грош – это тоже кое-что. Интересная параллель к этому высказыванию Аякса (Махов, с. 175):

В средневековых агиографических легендах завистливость дьявола утрирована, доведена до парадокса: так, могущественный дьявол, предложивший некогда Иисусу «все царства мира и славу их» (Мф. 4, 8), завидует жалкой милостыне, которую святая Виборада ежедневно дает нищему калеке; приняв его облик, демон появился под ее окном на костылях и притворился, что умрет с голоду, если сейчас же не получит своей похлебки…

293

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 492.

Какие нищие духом… Отсылка к Евангелию от Матфея (5, 3). Первоначало, Нулевой пункт в лямбда-конструкции египетских мыслителей… О нуле в гармоникальной системе мира см.: Деревянный корабль, с. 302, коммент. к с. 260 и 402, коммент. к с. 391, Свидетельство I, с. 787, коммент. к с. 123. Лямбда – символ, обозначающий длину звуковой волны; на соотношении таких величин построено гармоникальное учение (см. о нем: Деревянный корабль, с. 399, коммент. к с. 371).

294

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 493.

Я отошел от окна, и мне сразу представилось некое построение из семи звуков: строфа, которая, странным, образом, позволяла себя растягивать и обновлять, к которой подлетали контрапункты, как если бы она была благоухающим ярким цветком, окруженным роем усердных насекомых… И как раз такой строфы мне недоставало для заключительной части симфонии. Прототипом для этого эпизода послужило одно место из письма композитора Карла Нильсена, о чем Янн рассказывает в статье «О поводе» (Деревянный корабль, с. 376–378).

295

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 494.

Я хотел положить на музыку, целиком, «Эпос о Гильгамеше», создав таким образом памятник Альфреду Тутайну… Это пытался сделать сам Янн, но еще до того, как Хармс умер. Ноты на текст XII таблицы эпоса включены в роман «Перрудья» 1929 года (Perrudja, S. 573).

296

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 495.

…потому что я вновь и вновь вступал в борьбу с демоном уныния. Уныние (acedia) – один из семи смертных грехов, связанный с меланхолией (Махов, с. 301): «В раннем христианстве возникает идея распределения грехов между демонами, каждый из которых отвечает за конкретный грех».

297

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 495.

Ураганные порывы ветра бичевали остров, когда семейства Льена и Зелмера – шесть человек, сидящие чуть не на головах другу друга, – подъехали к нашему дому в автомобиле ветеринара. Ужин, приготовленный Аяксом, был в самом деле простым… О характере этого праздника см. выше, коммент. к с. 743 («ОКТЯБРЬ»), Здесь важна еще и трагическая «декорация» праздника («ураганные порывы ветра»), отсылающая к таким ключевым эпизодам романа, как глава «Буря» в «Деревянном корабле» (с. 90–109), эпизоды встречи с Чужаком (Свидетельство I, с. 9–22) и убийства Хорна (Свидетельство II, с. 678–680).

298

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 495.

…симфоническая ода… То есть большая симфония Хорна «Неотвратимое».

299

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 496.

…собор Сен-Фрон в Перигё… Этот собор XII века упоминается и в первой части «Свидетельства» (Свидетельство I, с. 458–459); о нем также говорится в статье «Позднеготический поворот» (Деревянный корабль, с. 316 и коммент. на с. 325).

300

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 496.

…по архитектурному рисунку Гайлабо. Жюль Гайлабо (Jules Gailhabaud; 1810–1888) – французский историк искусства, основатель «Археологического журнала» (Revue archéologique).

301

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 496.

…с которым «в плане абстрактной красоты не сравнится ни одно здание в мире»… Янн цитирует здесь многотомное иллюстрированное издание «Церковное зодчество Западной Европы» (Georg Dehio und Georg von Bezold. Kirchliche Baukunst des Abendlandes. 1884–1902. Bd. I, S. 337f.).

302

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 496.

…еще до того, как оно было обезображено Виалле-ле-Дюком. Эжен Эммануэль Виолле-ле-Дюк (1814–1879) – французский архитектор, реставратор, искусствовед и историк архитектуры, идеолог неоготики, основоположник архитектурной реставрации.

303

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 496.

…он исказил это купальное здание, сделав его уж слишком абстрактным… В ходе реконструкции собора (1852–1882) арки, паруса, купола были полностью разобраны и построены заново. Купола первоначально имели другие размеры.

304

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 496.

…по отношению к основаниям парусов. Парус, или пандати́в (от фр. pendentif), – часть свода, элемент купольной конструкции, посредством которого осуществляется переход от прямоугольного основания к купольному перекрытию или его барабану.

305

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 497.

В низкой конхе… Конха (греч. раковина) – элемент византийской храмовой архитектуры, представляющий собой перекрытие в форме полукупола над полуцилиндрическими частями зданий, такими как апсида или ниша.

306

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 497.

…монастырскую церковь в Солиньяке. Романская церковь в департаменте Верхняя Вьенна (юго-запад центральной части Франции), построенная в XII–XIII веках.

307

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 497.

…гравюру Пиранези. Джованни Баттиста Пиранези (1720–1778) – итальянский археолог, архитектор и художник-график, мастер архитектурных пейзажей. С его именем связывают понятие «бумажная архитектура» (Янн называет ее «фантазийной архитектурой»). Одно из самых известных произведений Пиранези – серия гравюр «Фантастические изображения тюрем» (или просто «Тюрьмы»), изданная в 1749 году и, в переработанном виде, десять лет спустя.

308

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 497.

Фантазийная архитектура… Здесь имеются в виду архитектурные сооружения, существующие только на бумаге – в виде рисунков или чертежей.

309

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 498.

Бога теперь почитают в какой-нибудь дощатой будке… «Дощатыми будками» Хорн пренебрежительно называет молитвенные дома сектантов, которые видел в Норвегии (Свидетельство I, с. 388), и вообще церкви тамошних христиан (там же, с. 393).

310

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 498.

Здесь перед вами рисунки – вон на той стене висит еще и третий, – то есть белые плоскости, плотно покрытые штрихами, из которых наши глаза, с помощью памяти или фантазии, выводят пространства, вообще не существующие. Здесь затронут принципиальный для Янна вопрос о том, могут ли пространство фантазии, пространство искусства влиять на жизнь. В раннем драматическом фрагменте «Той книги первый и последний лист» (см. о нем выше, с. 745, коммент. к с. 420) Янн писал (Угрино и Инграбания, с. 262):

Может наступить такой день, когда человеческая масса, которая не способна умножаться, ибо она снова и снова умирает, а своим семенем лишь воспроизводит определенную норму плоти, увидит себя обставленной столь многими произведениями Духа, что более не станет уклоняться, а вынуждена будет признать правоту творцов иного мира – поскольку ряды ее поредеют в результате процесса деградации.

В 1946 году на вечере, где читались отрывки из «Реки без берегов», Янн высказывается гораздо более пессимистично, но в том же ключе (Epilog. Bornholmer Aufzeichnung, S. 729):

Если когда-нибудь в ближайшем или отдаленном будущем вы будете держать в руках мой эпос «Река без берегов» и если от этого сюрреалистического повествования вас охватит телесный страх, потому что записанное слово проникнет в ваше нутро, – тогда, пожалуйста, не переставайте думать о прочитанном: ибо мое желание состоит в том, чтобы человеческий мир изменился. Он должен измениться, ведь следующий шаг в прежнем направлении приведет к его гибели и к гибели дружественных нам крупных теплокровных животных.

Мушгу Янн рассказывал о своих архитектурных набросках 20-х годов (Gespräche, S. 120–121):

Я занимался грандиознейшим бесчинством: пытался выйти за пределы человеческого мира и взглянуть на другой, лежащий рядом с ним мир так, чтобы увидеть его во всех подробностях; чтобы воспроизвести мир, которого не существует, совершенно реалистически, как я это сделал и в «Перрудье».

311

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 498.

…сторона квадрата каждой травеи… Травéя – прямоугольная в плане, ограниченная четырьмя (шестью) столбами и опирающимися на них ребрами арок структурная ячейка внутреннего пространства некоторых романских и преимущественно готических храмов.

312

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 499.

…аркбутаны… Аркбутан – один из типов используемых в церковной архитектуре контрфорсов в форме наружной полуарки, передающей горизонтальное усилие распора от сводов постройки на опорный столб и расположенной за пределами основного объема здания.

313

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 499.

Готические мастера одержали победу над зодчеством. Эта очень важная для Янна идея подробно обосновывается в статье «Позднеготический поворот» (Деревянный корабль, с. 316–326).

314

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 499.

…могут сохранить себя, только следуя громовой поступью по предназначенной для них орбите… Выражение «громовая поступь» (Donnergang) – в связи с концепцией музыки небесных сфер – употребляли, например, Клопшток (первым, в «Мессии») и Гёте. «Пролог на небе» в «Фаусте» начинается так (в переводе Б. Пастернака):

 
В пространстве, хором сфер объятом,
Свой голос солнце подает,
Свершая с громовым раскатом
Предписанный круговорот.
(…Und ihre vorgeschriebne Reise
Vollendet sie mit Donnergang.)
 

У Клопштока сказано: «…Бог ходит среди людей / своим сокровенным путем, неслышно, но в конце концов, / когда приближается к цели, – громовой поступью того, кто принял решение (mit dem Donnergang der Entscheidung)».

315

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 500.

Об обрамленных высокими стенами дорогах в храмовом комплексе Зимбабве… Имеется в виду так называемый Большой Зимбабве – каменные руины древнего южноафриканского города, расположенного в провинции Масвинго государства Зимбабве. Большой Зимбабве, как считается, был главной святыней и культовым центром предков народа шона (народ группы банту). Город был основан ок. 1130 года н. э. и существовал в течение двух-трех столетий. В древности это был центр государства Мономотапа. В 1928–1929 годах руины Большого Зимбабве исследовала Гертруда Катон-Томпсон, археолог из Великобритании.

316

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 500.

О гигантских колонных залах Карнака и Луксора какой-то невежда однажды сказал, что они построены «словно для слепых». Он хотел выразить упрек. А на самом деле это безграничная хвала: что даже слепые могут «видеть» такие колоннады – благодаря незримому воздействию самих каменных масс. Янн рассказывал Мушгу о своих архитектурных идеях эпохи общины Угрино (Gespräche, S. 118–119):

Настоящее зодчество обращается не только к глазу и к чувству осязания, но и к почти утраченному органу: к внутреннему уху, к органу равновесия, обеспечивающему нам способность прямохождения. Какой-то глупый ученый заявил однажды, что храм в Карнаке построен словно для слепых, – и, сам того не подозревая, высказал важную вещь: египетскую расстановку колонн может воспринимать даже слепой – воспринимать внутренним ухом. <…>

То, что я думал обо всем этом, – моя величайшая заслуга и величайшая способность. У меня есть сокровенное ощущение, будто я призван для зодчества, – разве могут что-то значить по сравнению с этим мое повествовательное искусство, мое отношение к музыке?

317

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 501.

…и зодчие ганзейской готики… «Ганзейская» (называемая также «кирпичной», или «северогерманской») готика – разновидность готического стиля архитектуры, получившая распространение в Северной Германии, Польше и Прибалтике в XIII–XVI веках. Для ганзейской готики характерны, с одной стороны, отсутствие скульптурных украшений, которые невозможно выполнить из кирпича, и, с другой – богатство орнаментальных деталей кладки и структуризация плоскостей за счет чередования красного либо глазурованного кирпича и известковой побелки стен.

318

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 501.

персидский тромп… Тромп (фр. Trompe) – сводчатая конструкция в форме части конуса, внешне обычно имеющая вид ступенчатой ниши. Является конструктивным элементом, обеспечивающим перенос нагрузки и визуальный переход от сферического купола или верхнего восьмерика к кубическому (или близкому к нему) объему нижнего помещения; используется, как правило, в храмовой архитектуре.

319

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 502.

…монастырский свод… Монастырский свод образуется наклонными по заданной кривой продолжениями стен – лотками (щеками), которые опираются по всему периметру на стены и сходятся в одной точке при перекрытии квадратного в плане помещения.

320

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 502.

Выполнен Альфредом Тутайном, моим другом… Подобные рисунки и планы «большого центрального строения» (храма) для общины Угрино создавал сам Янн в 1919–1920 годах (они опубликованы в: Fluß ohne Ufer. Fine Dokumentation, S. 206–207).

321

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 503.

Это походило на тупик. Десять долгих лет готовить что-то бесполезное, неосуществимое. Создавать чертежи и планы, которые никогда не воплотятся в камне… Этим занимался сам Янн как «главный зодчий» общины Угрино (в 1919–1926 годах и раньше, в Норвегии). Мушгу он рассказывал (Gespräche, S. 138):

Моей целью было: строить, строить, строить – то есть ритмически членить подручный камень. Я создавал сотни набросков, а сверх того – рисунки для задуманной мною «Теории свода».

322

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 505.

…Леонардо да Винчи. Он тоже когда-то изобразил на огромном листе бумаги большую женщину… Гравюра из «Анатомических тетрадей» Леонардо, которая упоминается в статье «Позднеготический поворот» (Деревянный корабль, с. 324).

323

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 506.

…это называется сюрреализмом или веризмом… В 1946 году, в выступлении на вечере, где читались отрывки из «Реки без берегов», Янн назвал примененный в этом романе способ повествования «сюрреалистическим», eine surrealistische Darstellung (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 729). Термин «веризм» образован от итал. vero («истинный, правдивый»), но, вероятно, Янн не использует его в общеупотребительном смысле (как обозначение реалистического направления в итальянской литературе, музыке и изобразительном искусстве конца XIX века) – скорее в смысле, близком к нашему понятию «гиперреализм».

324

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 507.

И руки Адле… О том, как Тутайн рисовал руки Адле, рассказывается в.: Свидетельство I, с. 464 (см. также коммент. на с. 847).

325

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 509.

…соответствовать и мальчику, лежащему на досках над навозной ямой… Отсылка к рассказанной Тутайном истории о его подростковой дружбе с Георгом (Свидетельство II, с. 33–35).

326

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 509.

…и матросу второго ранга, пахнущему гальюном… Имеется в виду эпизод, непосредственно предшествующий признанию Тутайна в убийстве Эллены (Свидетельство I, с. 50–51).

327

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 510.

«Пророк опрокинул кувшин с водой, когда архангел Гавриил взял его, чтобы вместе с ним пролететь через все семь небес, – а когда они вернулись, вода еще не полностью вытекла из кувшина». Этот рассказ сохранился не в Коране, а в предании. В Коране же (17, 1) содержится лишь намек на «ночное путешествие» Мухаммеда.

328

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 521.

С тех пор прошло двадцать пять лет. Я давно забыл… я вообще больше не знал, что в то время мы, он и я, были очень молоды и обладали качествами, которые за истекшие с той поры годы мы растеряли, как дерево теряет листву. Речь идет о времени жизни Хорна и Тутайна в Норвегии. Обмен кровью произошел несколько позже, в шведском городе Халмберге. Если считать этот обмен аналогом договора между Фаустом и Мефистофелем, то получается, что Хорну был отпущен – для зрелого творчества – точно такой же срок жизни, что и Фаусту: двадцать четыре года. См.: Деревянный корабль, с. 428 и 435.

329

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 522.

…эти Тиндариды… Тиндариды – Кастор, Поллукс и Елена, сыновья и дочь Леды, жены царя Спарты Тиндарея.

330

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 522.

Кастор и Поллукс; полунегр; молодой штурман; помощник кока… в общей сложности человек шесть или восемь – которые все привнесли те или иные черты в образ Тутайна, оставшийся в моей памяти от времени нашего с ним первого знакомства. Об обитателях деревянного корабля как частях одной личности см.: Деревянный корабль, с. 479–491. Видимо, «катастрофа взросления» для Густава закончилась тем, что действовавшие внутри его разнонаправленные и неуправляемые силы соединились в один дружественный ему образ Тутайна (после чего началась долгая работа с этим образом).

331

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 522.

Но я уже не помнил когда-то захлестнувшую меня тайную радость – оттого что этот человек, впервые пробудившийся к себе самому, так прекрасно сложён. См.: Свидетельство I, с. 93–94, и (особенно) 105–106.

332

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 522.

То было время, когда я подвергался всяким соблазнам и делал первые трудные шаги в своем творчестве. Это важное высказывание, связывающее начало дружбы с Тутайном (то есть «пробуждения к себе самому», с. 522) не только с «кризисом взросления», но и с началом творчества. Об аналогичных взглядах Ницше см.: Деревянный корабль, с. 461–463.

333

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 523.

Человек способен на все. Человек, это он и я. О выражении «человек способен на все» см. выше, с. 751, коммент. к с. 480. Высказывание «человек, это он и я» напоминает слова Аякса «Мы, человек» (см. выше, с. 729, коммент. к с. 288). Аякс хочет, чтобы Хорн отождествил себя с ним; хочет подчеркнуть их тождество либо то, что оба они – части одной личности. Вспоминается реплика судьи из текста Янна «тупиковая ситуация…». Судья говорит Х. X. Янну, специалисту по органам (Деревянный корабль, с. 335):

Я вас считал достаточно умным (поскольку – как унтерменш – вы писатель), чтобы вы сами могли понять: нас интересует ваше отношение к так называемому поэту Янну.

Здесь, в романе, в роли такого «унтерменша» (то есть низшей личности, см. коммент. к процитированным словам: там же, с. 344) выступает, похоже, Аякс.

334

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 525.

Неужели дело дошло до того, что он боится меня? Он, волк, – боится меня? Ср. средневековые представления о дьяволе (Махов, с. 351–352):

Феномен зеркальности демона – его зависимости от состояний, мыслей и поступков того человека, на которого он был ориентирован <…> проявлялся и в ситуациях страха. Если человек переставал бояться демона, то демон начинал бояться человека: демон и здесь был зеркалом человека, отображавшим его – как и настоящее зеркало – в перевернутом (относительно оси симметрии) виде. Иначе говоря, побежденный страх перед демоном не исчезал, но перетекал в самого демона…

Поворотным моментом в отношениях Аякса и Хорна становится открывшийся для Хорна (благодаря рисункам) шанс вспомнить Тутайна и себя прежнего.

335

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 530.

«Статуя богини, увиденной мною в семистах метрах над долиной Уррланда». Об этом эпизоде см.: Деревянный корабль, с. 439–442.

336

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 531.

Я припоминаю тот вечер, когда пошел прогуляться вверх по долине, к озеру. На обратном пути местные парни подстерегли меня возле каменной осыпи и стали швырять в меня камни. Поранили мне лодыжку. См.: Свидетельство I, с. 491–492.

337

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 538.

Аякс чувствовал в себе этого первопредка, этого полубога, этого прародителя человечества, которое способно на все. То есть Хорн прослеживает (или переживает, следуя в регрессивном направлении) эволюцию Аякса (дьявола) вплоть до эпохи того первобытного бога, которого он однажды увидел в лавке китайца Ма-Фу (Свидетельство I, с. 123), или даже до еще более ранней эпохи, когда сам лес «был божеством, изрыгающим пищу и чудовищ» (Свидетельство II, с. 536).

338

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 538.

Его лицо сделалось совершенно каменным: предстало передо мной в удивительной, беспримесной жесткости. Оно было отмечено гордостью (Stolz), потому что в сознании Аякса не осталось ограничений. Ср. описание гордыни как главного греха дьявола с точки зрения средневековых богословов (Махов, с. 107–108):

Первое деяние дьявола было продиктовано гордыней; можно сказать, что, возгордившись, он сразу же тем самым из ангела превратился в дьявола. Гордыня, таким образом, не есть некое статическое моральное «свойство»: она – поступок-превращение, ибо она немедленно изменяет саму сущность того, кто ее испытал. «Возгордиться» – значит перестать быть самим собой, стать иным: из блаженного превратиться в падшего.

Однако, испытав гордыню, ангел изменил не только себя (немедленно превратившись в дьявола), но и весь мир: в мир вошел грех. Гордыня – это еще и космическая катастрофа.

339

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 538.

Но мало-помалу лицо это стало распадаться, перемещаясь сквозь тысячелетия. К нему подмешивалась другая человеческая натура, с более боязливыми предками. На него воздействовал Закон. Оно начало дрожать… Имя дьяволу «легион» (Лк. 8, 30–31). «Дьяволу присуща особого рода внутренняя множественность, которая вовсе не сводится к тому простому факту, что демонов – много. <…> Способность дьявола умножаться на глазах, превращаться в толпу не вызывает у монаха никакого восхищения: он понимает, что дьяволу попросту отказано в том простом даре, которым обладает человек, – всегда быть самим собой» (Махов, с. 254 и 256).

340

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 541.

Обнаруженная им – как ему кажется – темная дыра чужой души, тоже изгнанной в пространства Безмерности, внушила ему ложную надежду на чудо двойного отщепенства: на безмолвное совокупление двух проклятых тел. Аякс здесь явно выступает в роли дьявола или демона (см.: Махов, с. 356–357):

Если дьяволу в его обреченности и доступно некое утешение, то оно состоит в том, чтобы навечно задержать человека рядом с собой (преградив ему путь вверх, к закрытому для дьявола небу), превратить его в «товарища по несчастью». <…>

Так в демонологических текстах появляются понятия «сообщничества», содружества, утешения (socium, consortium), даже «единокровности»… <…> Разумеется, все эти понятия в области отношений с дьяволом отчуждаются от своего «естественного» значения, приобретают некий гротескно-пародийный характер. Никакой близости к демону, никакого сочувствия к нему и товарищества с ним быть не может.

Выражение «темная (или теневая) дыра» (Das Schattenloch). применительно к душе, приводит на память «дыру» (Loch) как вход в Нижний мир (Unterwelt), в Деревянном корабле: с. 32–33, 35, 43, 64, 121 (и коммент. на с. 238), 127, 196, 200. Встречается это понятие и в Свидетельстве I: 275, 347, 357 (и коммент. на с. 832), 699, 723. О возможности интерпретации Нижнего мира как подсознания см.: Деревянный корабль, с. 482–483.

341

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 541.

Он был куском Первобытности, с самого рождения. Был… отставшим от части солдатом… <…> Каждый человек устроен как он. Каждый – если не развивал себя – пребывает в плену у своих личин, в подчинении у своей плоти, в страхе перед своей беспомощностью. Ср. средневековые представления о дьяволе (Махов, с. 103):

Дьявол – этот, по излюбленной в патристике формуле, hostis antiquus, «древний враг», – в то же время враг предельно обобщенный. <…> Эта новая для идеи врага обобщенность – если не сказать универсальность – проецируется и на временную ось: враг – «древний», а это означает, что он был таким всегда, с начала рода человеческого.

342

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 542.

Он – это плоть, которая стала человеком… Если Христос – богочеловек: дух, ставший плотью (Ин. 1, 14: «Слово стало плотию»), то Аякс – это «человек-животное» (Свидетельство II, с 543: «В зале суда он стоит совершенно один, в полном одиночестве, презираемый всеми: человек-животное, беззащитный, как все животные»); (чистая) плоть, ставшая человеком. Но точно таким был в начале своего преображения и Тутайн (Свидетельство I, с. 106): «Очень одинокий, но и запачканный какой-то грязью – или обремененный какой-то помехой, которая выражается в глупости, в непостижимом непонимании, демонстрируемом по отношению к Чуду» (подчеркивание[5]5
  В файле – полужирный. – Прим. верст.


[Закрыть]
в обеих цитатах мое. – Т. Б.). Разница лишь в том, что встреча с Тутайном происходит, когда взрослая жизнь Хорна только начинается, когда он и Тутайн способны меняться; Аякс же является Хорну незадолго до смерти последнего, когда сил на развитие уже точно нет и неясно, хватит ли сил для защиты последних рубежей своей личностной позиции.

343

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 544.

«Кто бы мог подумать? – тихо сказал я себе. – Он не дождался меня. Его тело больше не хочет ждать. Он не щепетилен, но ему не хватает терпения». Нетерпение – характерное качество дьявола (Махов, с. 265–366).

344

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 545.

– Нет, – ответил он грубо, – у мельничного жернова. См. выше, с. 740, коммент. к с. 363.

345

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 545.

Теперь я притворился раздраженным. Я снова заговорил об увольнении и о том, что третьего ноября он должен будет отсюда съехать. В Средние века «экзорсизм мыслился – как, впрочем, и борьба с дьяволом в целом, – в пространственных категориях: дьявол должен быть изгнан с территории, которая ему не принадлежит» (Махов, с. 368). Поэтому твердое решение изгнать Аякса из дома – первая несомненная победа над ним Хорна.

346

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 545.

Слегка подурневшая, всклокоченная голова Аякса… «Характерный для средневековых изображений дьявола мотив вздыбленных, стреловидно торчащих волос метафорически сближает волосы с языками адского пламени: волосы как бы пылают огнем» (Махов, с. 194).

347

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 545.

«Возможно ли, – спрашивал я себя, – что я его больше не боюсь, не испытываю к нему любви-жалости, могу без него обойтись? Неужели он полностью погаснет для меня, еще прежде, чем уйдет отсюда? <…>». Ср.: «Смех и презрение – наилучшее выражение мнимости дьявола, его подлинного ничтожного места в Божественном доме бытия, и задача человека состоит именно в том, чтобы осознать и выразить эту ничтожность» (Махов, с. 88).

348

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 547.

Свет заурядности падает на нас обоих. «Заурядный», «заурядность» в данном случае просто синонимы «нормального», «нормальности». О высказывании Янна «Моя борьба – против нормального человека, которого в природе не существует…» см.: Деревянный корабль, с. 418–419.

349

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 547.

И тут же – думаю, это случилось у него ненамеренно – скорчил мне рожу. Да, его лицо словно распалось на части, а вновь собралось в одно целое далеко не сразу. При этом он еще и дрожал всем телом. Это тоже черты, характерные для средневековых представлений о дьяволе (Махов, с. 128 и 194):

В описании Вейера демон лишен всякого участия в устойчивом, пребывающем бытии: принимая ту или иную форму, он не в состоянии в ней долго удержаться и тут же перетекает в другую: «Тело демона, испытав, вместе с его душой, какое-либо воздействие, меняет вид и цвета, как и тело человека, но гораздо проворнее, поскольку тело демона более послушно его душе, чем тело человека. Однако все это быстро распадается, из-за быстроты и разреженности тела. <…>». <…> Его лицо <…> искажают гримасы.

350

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 547.

Для меня жизнь почти ничего не значит. Это – свидетельство неподдельности моей ставки. «В народных средневековых преданиях дьявол обожает азартную игру, всяческие пари и соревнования. <…> Сам ад – владение дьявола – может изображаться как место азартной игры. В фольклоре многих европейских народов представлен сюжет о карточном игроке (бражнике, солдате и т. п.), который, попав в ад, играет в карты с чертями (или со смертью) и отыгрывает у них души грешников» (Махов, с. 186–187). Это пристрастие к азартной игре сближает Аякса с циничным Чужаком, «любителем игры в рулетку» (Свидетельство II, с. 621), встреча с которым (в главе «Ноябрь», Свидетельство I, с. 9–22) и побуждает Хорна сперва попытаться добиться от нового знакомого «приговора» (там же, с. 10), а спустя год – начать записывать «свидетельство» о своей жизни.

351

Ноябрь в системе трилогии Янна – конец одного годового цикла и начало нового, о чем свидетельствует уже название этой главы (November, abermals). В этой главе наконец отчетливо проступает структура книги.

Все начинается и заканчивается ветром, который играет особую роль в главах «НОЯБРЬ» и «НОЯБРЬ, СНОВА». Старое немецкое название ноября (введенное Карлом Великим) – Windmond, «месяц ветра». Но в книге Ницше ученик, истолковывающий сон Заратустры, говорит ему: «Не ты ли сам этот ветер, с пронзительным свистом распахивающий ворота в замке Смерти?» (Ницше, с. 456).

Если в первой части «Свидетельства» Хорн переживает процесс внутренней трансформации (становления самости, см.: Деревянный корабль, с. 475) как бы в сновидческой реальности, наполненной алхимическими символами, то во второй части преобладает его диалог с внутренним собеседником, Аяксом.

Отношения между Аяксом и Хорном изображены в романе как погружение Хорна в «нижний мир» подсознания и мира мертвых, как бы отложивших в этом подсознании слои собственных представлений. Хорн постепенно и с большим трудом осмысливает то, что ему в Аяксе не нравится, и заканчивается это изгнанием Аякса. А все хорошее, что было в Аяксе, похоже, сосредотачивается для него в столь же архаическом, как образ Аякса, образе Оливы.

Густав, подобно Аугустусу, умирает – только в конце годового цикла – как принесенный в жертву бог. История его смерти и погребения – очевидная параллель к сказке о Кебаде Кении (Деревянный корабль, с. 119–129 и 470–472). Чуть ли не в последний момент перед смертью он принимает решение о передаче части своего наследства – и имени – только что родившемуся мальчику, что делает еще более отчетливой тему «вечного круговращения» жизни, выраженную уже в названии этой главы.

352

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 549.

…не сбежал ни к Оливе, ни к этим мельничным жерновам. О мельнице см. выше, с. 740, коммент. к с. 363.

353

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 557.

Да, не будь я именно тем, кто я есть, непреложно – Густавом Аниасом Хорном, слушателем из иного мира (der Zuhörer aus einer anderen Welt)… Понятие «слушатель из иного мира» по-немецки выражено двусмысленно, так как может означать и «слушатель, принадлежащий к иному миру», и «тот, кто прислушивается к иному миру».

354

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 557.

…противиться алчности и коварству Аякса, его безграничному цинизму. Если попытаться обобщить в одном слове все неприятные качества Аякса, то таким обобщением и будет «цинизм» – качество, очень характерное именно для современного мира. 9 августа 1949 года Янн писал своему издателю Вайзману (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 889):

Вам определенно пришлось бы искать где-то очень далеко от европейской литературы, чтобы найти изображение человека, подобного этому Аяксу фон Ухри в его коварном (boöartigen) и вместе с тем невинном богатом развертывании. Правда, Вы здесь не найдете иной морали, кроме морали, свойственной самому Мирозданию.

355

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 557.

Его настойчивое стремление соблазнить меня было мне совершенно непонятно. Мне стоило больших усилий осознать, что для Аякса важно лишь одно: чтобы его не прогнали. В образовавшуюся брешь он бросил и свое тело, и тело Оливы. См. выше, с. 748, коммент. к с. 436.

356

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 557.

В голосе Аякса, который все еще атаковал меня – но теперь казался умоляющим, верноподданническим, мягким и темным, сравнимым с мехом животного, – я угадывал жуткую речь моего Противника, моего Искусителя или моей Смерти. «В Новом Завете Сатана – враг Бога, одновременно искуситель, лжец и грабитель <…> способный принимать „вид Ангела света“» (2 Кор. 11, 14)… (Махов, с. 327).

357

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 560.

Палудремотное молчание Аякса, казалось, сгущалось вокруг ледяного хаоса. Ср. средневековые представления о демонах (Махов, с. 128–129):

Демоны, несмотря на связь с адским пламенем, холодны. <…> Демоны холодны и у Евагрия: они «морозят своими телами, ибо холодны тела демонов и подобны льду»…

358

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 567.

Мне показалось, что дух моей руки и моего рта, то есть частей собственного тела, посланных мною вперед, чтобы… чтобы обнять, поцеловать Другого, – что этот дух наткнулся на ледяной блок. «Дух» (еврейск. rûah, греческ. pneuma, лат. spiritus, нем. Geist) означает прежде всего «подвижный воздух, ветер». Животным и людям он дает «дыхание жизни». Как жизненное начало rûah есть собственность Бога: живые существа умирают, когда Бог лишает их дыхания. О «ледяном блоке» см. выше, коммент. к с. 560.

359

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 567.

– Я не понимаю причины наших страданий. Страданий людей и животных… Все воспринималось бы так легко – любой разговор и любое предложение, – если бы душа была зримой… если бы нам не приходилось полагаться только на свои догадки… <…> – Ты что же, требуешь, – крикнул он, – ты требуешь, чтобы я теперь, еще в эту ночь, приволок к тебе Оливу?!! Я думаю (судя по структуре диалога), что предложение Аякса прислать Оливу является непосредственным откликом на выраженное Густавом желание – увидеть душу; что Аякс не может не подчиниться такому желанию и что Олива это и есть душа.

360

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 568.

– Я отдался тебе под нож. Это было твое желание. Под конец оно стало и моим. Да, но не за такую же цену: не за ту цену, что ты будешь ухмыляться мне в лицо, как ухмыляется живодер, когда приканчивает стонущую, смертельно больную скотину. Ты живодер! В новелле Янна «Свинцовая ночь» – в сновидческом городе – встреченное героем, Матье, его «второе Я», пятнадцатилетний Андерс, рассказывает, как какой-то житель города подвергает его истязаниям (очевидно, имеется в виду сам Матье, подвергающий собственное прошлое объективно-логическому, не окрашенному любовью анализу: Это настигнет каждого, с. 78; курсив мой. – Т. Б.):

– У тебя что, нет родителей?

– Нет, – ответил мальчик.

– И никого, кому ты приятен… кто был бы готов помочь тебе?

– Только один, которому я нравлюсь, когда он видит, как течет моя кровь. Он ежедневно наносит мне раны… и день ото дня худшие…

– Ты лжешь…

– Он хочет расчленить меня… разобрать на части, как часовой механизм. Раньше я верил, что он имеет на это право… что протестовать бессмысленно. Я вел себя тихо. Разве что скулил. У меня не было воли. Сегодня он глубоко заглянул в меня… через разверстую щель…

Аякс, по сути, такой же двойник Хорна, как Андерс – двойник Матье, разве что он старше Андерса; но отношения между ним и Хорном развиваются приблизительно так же.

361

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 573.

Скопившаяся внутри Аякса мерзость окончательно исчерпала себя в треске, свисте и барабанной дроби ругани, в этом бесчинстве оскорблений… <…> Против таких слов бесполезно обороняться. Что они вообще значат? Как возникают? Понятно, что это только слова, а отнюдь не отчетливые представления; что происхождение их установить невозможно, как и для любых орудий уничтожения… производящих важные перемены… Ср. средневековые представления о дьяволе (Махов, с. 366, 375, 384):

Сравнения языка с оружием сочувственно восприняты и глубоко разработаны средневековыми авторами. Так, Цезарий Арелатский, призывая монахов вести неустанную брань с собственными пороками, предлагает «убрать в ножны мечи языков (linguae gladios recondamus)», чтобы не ранить друг друга в этой схватке… <…> Итак, обнажение языка – и жест агрессии (наносящий, в частности, «внутренние раны» Христу), и знак греховности.

362

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 573.

…в речи Аякса прозвучала и такая потрясшая меня фраза: «Я хорошо себя чувствовал в этом доме; это первое встретившееся мне место, где я хотел бы родиться – и где желаю себе умереть, в собственной постели». Поскольку у дьявола нет своего дома, единственная его надежда – удержаться в доме приютившего его человека (см. выше, с. 748, коммент. к с. 436). На сей раз Аякс пытается соблазнить Хорна, внушая ему жалость к себе (и к участи человека вообще?). То, что Хорн (чисто интуитивно) не поддается на этот соблазн, видимо, понимается Янном как большая победа. Подтверждение тому – аналогичный эпизод в «Угрино и Инграбании». В ночь после кораблекрушения, которое пережил рассказчик, его попутчик – Косарь-Смерть, как выяснится позднее, – ссылаясь на свой страх, просит разделить с ним постель, но обмануть молодого человека ему не удается (Угрино и Инграбания, с. 42–44).

363

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 574.

Нетерпение, которое ты проявлял в отношениях со мной, не просто свидетельствует об отсутствии у тебя снисходительности – оно порочно. Ты предаешься тайному греху: завидуешь мне из-за моего маленького состояния… О нетерпении и зависти как качествах дьявола см. выше, с. 765, коммент. к с. 544, и с. 754–755, коммент. к с. 489.

364

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 574.

– Мне в руки, тебе в руки… – проворчал он, но запнулся и ничего больше не сказал. Возможно, Аякс хочет сказать, что между ним и Хорном нет разницы (см. с. 729, коммент. к с. 288: «Мы, человек»).

365

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 575.

Сегодня третье ноября. Аякс уходит тогда, когда Хорн и собирался его выгнать, – в День святого Губерта (см. выше, с. 752–753, коммент. к с. 482). В этот день, возможно, сам Хорн (как когда-то святой Губерт) переживает некую духовную трансформацию.

366

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 575–576.

Я теперь думаю, что не любил Аякса: я только восхищался им; я ему завидовал. То есть Хорн признает в себе качество, которое прежде приписывал Аяксу (и которое характерно для дьявола): см. выше, с. 754–755, коммент. к с. 489.

367

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 578.

Вы ощущаете себя игрушкой слепых сил Мироздания, тогда как на самом деле вас назначили суверенным строительным мастером. Вы неблагодарны. Вы разбазариваете ценный строительный материал… Под «материалом», видимо, имеется в виду сама личность Хорна. В трагедии Янна «Ханс Генрих» (1913/1917/1921) есть такие слова (Угрино и Инграбания, с. 440): «Небо и ад борются за нас. Мы должны на что-то решиться. Мы – тот материал, из которого Далекий чеканит души».

368

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 580.

Льен меня уважает, сочувствует мне и в любой момент придет на помощь; но он не признáет за мной ни одной из тех привилегий, которыми обладают, в его глазах, Тутайн и Аякс. Мне ничего не простят, потому что я – неприятный человек. Важно, что Льен признает только (бессмертных) двойников Хорна, но не его самого.

369

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 580–581.

Я вдруг почувствовал ненависть ко всему человечеству, включая и самого себя. Но эта ненависть была тотчас парализована ситуацией беспросветного одиночества, в которой я оказался. Состояния гнева, ненависти, безумия, страха уподобляют Хорна Аяксу, но вообще, видимо, по мнению Янна, они неизбежны для мастеров, периодически переживающих творческий кризис. Ср. описания таких состояний в «Угрино и Инграбании» (Угрино и Инграбания, с. 113, 122, 126):

О, я гневался часто, из-за этого и заболел мой разум, стал взрывным. Тысячу раз я пытался вломиться в сердца людей, а поскольку они всегда лишь насмехались надо мной, я потерял разум, забыл, забыл, как сильно подстегивал себя к действиям: возвращаются только отвратные картины.

370

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 584–585.

Я надеюсь на милость, на какую-то малость милости для такого Приносимого-в-жертву… для обремененного тяжкой ношей, которого постепенно разрушил собственный гений. О мотиве жертвоприношения в трилогии см.: Свидетельство I, с. 476–477.

371

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 585.

Я верю, что существует гравитация: непосредственное соседство наших противоположностей, которые хотят побрататься с нами… В письме к Вальтеру и Элли Мушгу от 23 сентября 1939 года Янн писал (Briefe I, S. 1292):

Пространство Универсума, наверное, пусто и заполнено только алмазной горой, несущей на себе все: гравитацией.

Сходная мысль звучит и в письме к Людвигу и Анне Фосс от 9 октября 1939 года (там же, с. 1299): «Я сознаю, что на вершине горы, построенной из Закона (des Gebirges aus Gesetz), восседает на троне Случай…» А в письме к Хильмару Треде от 29 декабря 1938 года (там же, с. 1241) он связывает это представление с собственным творчеством:

Впрочем, я страшусь подниматься – в духе – на алмазные горы гравитации, потому что сознаю свою ограниченность: конструировать что-то, уходящее в бесконечность, – этого я не могу.

См. также: с. 56, 284, 499, 614, 675 (и коммент. на с. 787: в каркасные конструкции небес). «Алмазные горы гравитации» (или связанные с этим концептом понятия) упоминаются в «Свидетельстве» Хорна неоднократно: Свидетельство I, с. 164 («алмазные горы гравитации»), с. 178 («алмазный шар гравитации, на самой внешней сфере которого свет какого бы то ни было времени никогда не становится прошлым»), с. 525 («алмазный океан гравитации»), с. 725 («алмазная гора гравитации со всеми ее замерзшими звездами»); Свидетельство II, с. 461 («пространство алмазной гравитации»), с. 677 («Мироздание, с его разными измерениями, образует алмазную конструкцию…»), с. 585 («судьба <…> алмазно-твердая»).

372

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 585.

…я также верю, что песнопение – любое песнопение – насквозь пронизывает материю и помогает строить ее из бесконечно малых частиц. Речь идет об участии мастеров (то есть людей искусства) в сотворении Универсума. Ср. высказывание Ханса в драматическом отрывке «Той книги первый и последний лист», который в 1921 году был опубликован как манифест общины Угрино (Угрино и Инграбания, с. 257):

Бог стал для нас существом великим, мудрым, ребячливым и прекрасным, но беспомощным – обремененным бесконечно болезненным душевным недугом. Наше отношение к Нему уже не может быть конвенциональным. Мы вынуждены отказаться от надежды, что Он будет нам помогать; более того, мы вынуждены отдать все свои силы и способности в помощь Ему… Я не откажу Богу в руинах моей силы, не буду стараться сберечь какие-то ее крохи для себя.

373

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 589.

Много ли я сумел почерпнуть из звучащего пространства… См. выше: «Да, не будь я именно тем, кто я есть, непреложно – уставом Аниасом Хорном, слушателем из иного мира (der Zuhörer aus einer anderen Welt)…», c. 557 и коммент. на с. 767.

374

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 589–590.

…или тому фантастическому яду, который на какие-то мгновения преображает материальную часть нашей души. См.: Деревянный корабль, с. 478–479 (о фантазии и «яде книг»).

375

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 590.

У меня, конечно, есть какие-то мысли, как и у любого другого, и они наверняка очень наивны, как и у других людей; но я порой вижу образ этого мира, который не могу ни забыть, ни истолковать. Здесь важно противопоставление словесно оформленной мысли интуитивно воспринимаемому (и не поддающемуся рациональному толкованию) целостному зримому образу (ein Bild). Такие «зримые образы» реальности, образы-эмблемы, создавал, например, Р. М. Рильке в сборниках «Книга картин» (Das Buck der Bilder, 1902/1906), «Новые стихотворения» (1907), «Новых стихотворений вторая часть» (1908).

376

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 591.

Ее лицо, обтянутое серой пятнистой кожей, поблескивает светлыми жемчужинками… Параллель к этому месту встречается в самом начале записей Хорна (Свидетельство I, с. 27): «Я шел между надгробными памятниками моего духа. Моя душа – от жажды – покрылась пятнами. Бессильная неуспокоенность…» В средневековых текстах человеческие души сопоставлялись с «каплями чистого света» (Махов, с. 130).

377

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 592.

Лицо Оливы теперь выражало чистое, без теней, простодушие. Оно было круглым, жарко-пунцовым, совершенно лишенным морщин и горьких складочек. Конечно, в нем теперь проступило и самодовольное равнодушие, эта печать, которую Природа накладывает на всех беременных женщин… Персонажа, подобного Оливе, рассказчик из романа «Угрино и Инграбания» встречает в замке Угрино. Речь идет о женщине, с которой он зачинает детей – свои произведения, – но потом забывает об этом (Угрино и Инграбания, с. 432–433 и 370). Встреча описывается кратко, но по сути почти так же, как в «Свидетельстве» Хорна (Угрино и Инграбания, с. 110):

Я отвернулся от окна, прошел несколько шагов. И передо мной возникла стройная, бледная, удивительно красивая женщина: посмотрела на меня, протянула ко мне руки… Я рухнул перед ней на колени, поцеловал кончики ее туфель. Я ведь не знал, что еще сделать. Я никогда прежде ее не видел, не знал и ее имени, но это не имело значения. Она каким-то образом оказалась здесь, а понять это, как и другие вещи, было выше моих сил. Да и не все ли равно, перед кем ты бросаешься на колени; главное, что так или иначе нас можно принудить к молитве.

378

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 593.

Такие осенние вечера – долгие. Неприветливая погода превращает освещенные комнаты в прекрасные острова, где часы протекают счастливо. Здесь происходит великое отречение от Вечности. Свет закапсулирован, то есть плавает в пределах замкнутого пространства, вдалеке от гавани Смерти… Имеются в виду, видимо, острова фантазии, наподобие острова Угрино. Первый вечер в замке Угрино Янн когда-то описывал так (Угрино и Инграбания, с. 82):

Я с радостью почувствовал, как тепло в этом помещении, и только теперь вспомнил, что снаружи холодно, что весной пока и не пахнет. <…> И опять во мне что-то всколыхнулось, как в могильном склепе… Все же за каждым окном есть надземное пространство… <…>

379

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 595.

AEUIA. Олива пытается связать имя любимого, Аякса, со всеми гласными слова ALLELUIA («Аллилуйя»).

380

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 598.

…земельного участка размером больше пятидесяти тонн… Датская старинная мера измерения пахотных площадей, тонна, равнялась 5516 кв. м.

381

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 606.

Как делает Анкер Зонне (Anker Sonne), часовщик с Восточной улицы (Oststrafß)… Часовщика (в буквальном переводе) зовут Анкер Солнце; Анкер – спусковой механизм часов, получающий энергию от зубчатой шестерни.

382

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 607.

Бессобытийный путь, который лишь по видимости ведет сквозь реальность… См.: Деревянный корабль, с. 494–495.

383

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 609.

Моя память перевернулась и вытекла. Отсылка к преданию о «ночном путешествии» Мухаммада (см. выше, с. 761, коммент. к с. 510).

384

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 610.

…протогиппус… Вымершая трехпалая лошадь.

385

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 611.

Но постепенно из этого получился разговор между мною и другим «я». Одна сущность высказывала общепринятое мнение, другая ей возражала. Здесь описывается та же ситуация, которая открывает «Свидетельство» (встреча с Чужаком в гостинице: Свидетельство I, 9–22). Ср. интерпретацию подобной ситуации у Юнга (Душа и миф, с. 268–269; подчеркивание мое. – Т. Б.):

Для нас предпочтительнее всегда быть «Я» и ничем другим. Но мы оказываемся лицом к лицу с живущим в нас другим человеком, а друг он нам или враг, зависит от нас.

Вовсе не обязательно быть душевнобольным, чтобы слышать его голос. Наоборот, это самая простая и естественная вещь. Например, можно задать себе вопрос, а на него ответит «он». Беседа далее может быть продолжена, как любой другой диалог. Это выглядит как простое «движение ассоциаций», или «разговор с самим собой», или как размышление – не зря древние алхимики называли своих собеседников aliquem alium internum (некий другой внутри). <…>

Бывают, конечно, ситуации, когда «другой» оказывается таким же однобоким, как и эго. Тем не менее конфликт между ними может указать путь к истине, но при условии, если «эго» способно признать другого личностью. Впрочем, этот другой так или иначе уже является личностью, подобной голосам душевнобольных, ведь собеседование становится возможным лишь тогда, когда эго признает существование партнера по дискуссии.

386

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 612.

Он, собственно, прошел только теперь, как бы в первый раз, но в точности так, как это было когда-то: как если бы то, что я увидел сегодня, было оригиналам, а увиденное годы назад – воспоминанием; поэтому мне показалось, что время обратилось вспять. См. об этом эпизоде: Деревянный корабль, с. 474–475.

387

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 615.

…и тот другой, когда я, за дверью кубрика на борту фрахтового парохода, услышал шаги судовладельца. См.: Свидетельство I, с. 51–52 и 55–56.

388

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 618.

Но они уже заранее боятся тяжких слов китайского поэта. См. выше, с. 725, коммент. к с. 249.

389

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 618.

«– conclamatum est —» Его позвали по имени. То есть: окликнули мертвого перед тем, как сжечь. Об этой фразе см.: Деревянный корабль, с. 432–433.

390

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 620.

…самым чистым регистрам органа, принципалам. Принципал – основной регистр органа.

391

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 620.

Ваш Пичем (Peachum). Уве Швайкерт видит в этом имени возможную аллюзию на Томаса Бичема (Thomas Beecham; 1879–1961), британского дирижера, оперного и балетного импресарио, дирижера Лондонского филармонического оркестра в 1932–1940 годах (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 888). Бичем всегда выбирал программы, полагаясь на собственный вкус и не ориентируясь на запросы публики.

392

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 621.

Перечитывая свой отчет, я не без удивления обнаружил, что человечество, государства, их политика, войны не описываются в качестве реальностей – а только как идеи, как дурные болезненные идеи дают мне повод для странных комментариев. Об этом Янн писал также в статье «Мое становление и мои сочинения» (Деревянный корабль, с. 362–363).

393

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 621.

В «Свидетельстве» нет ни единого намека на то, каких страхов нам стоила необходимость вступать в контакт с властями, чтобы продлевать срок годности наших персональных документов и разрешения на временное пребывание. Все это в полной мере пришлось испытать самому Янну, который жил на Борнхольме, имея немецкий паспорт, как неблагонадежный квазиэмигрант, представитель «дегенеративного искусства» (уже 17 марта 1933 года в его гамбургском доме был произведен первый обыск, см.: Briefe II, S. 1181), и к тому же укрывал у себя на протяжении всех лет нацистской диктатуры еврейку Юдит Караш. 12 августа 1945 года Янн после долгого перерыва написал своим друзьям Вернеру Хелвшу и Генри Ковертсу в Лихтенштейн и рассказал, как он провел последние военные годы (Briefe II, S. 249):

Наше экономическое положение было настолько чрезвычайно-плохим, что я едва ли сумею кому-то это объяснить. Я вообще не понимаю, как мы продержались. Пять раз меня посещали чиновники гестапо: я никогда не знал, чтó они у меня ищут или чтó хотят от меня узнать. Лишь с трудом удавалось мне казаться в такой мере не-подозрительным, чтобы никто из моих знакомых не подвергся опасности.

В другом письме Хелвигу, от 20 марта 1946 года, Янн дополняет эту картину (ibid., S. 293):

Последний период <немецкой> оккупации <острова> отнюдь не был идиллией. Юдит, в отличие от многих других, не захотела бежать в Швецию, и потому каждый раз, когда к нам наведывались сотрудники гестапо, некоторым членам моей семьи приходилось прятаться в лесу: тогда как я, сидя за письменным столом, парировал перекрестные вопросы.

394

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 623.

С тех пор я пошел на убыль (Ich habe abgenommen). «Пошел на убыль» – выражение, которое можно было бы отнести к луне. Роману Янна «Перрудья» (1929) предпослано, в качестве пролога, «Краткое содержание», из которого видно, что «Река без берегов» представляет собой еще один вариант раскрытия темы этого незаконченного произведения (Угрино и Инграбания, с. 389, 392–394; подчеркивание мое. – Т. Б.):

В этой книге рассказывается немаловажная часть истории человека, имевшего много сильных свойств из тех, что могут быть свойственны человеку, за исключением одного: быть героем. <…> Тенденция жизни этого человека – по мере накопления наших знаний о его бытии – будет казаться нам все более бесцветной. И в какой-то момент мы заметим, что он в наших глазах как бы идет на убыль. Что единственный его жребий – становиться все легче и легче. Прирастающие дни навязывают ему проблемы, с которыми он не умеет справляться иначе как исходя из случайных условий существования, из не зависящей от его воли ситуации. <…> Он уподобится животному, которое, не по своей вине виноватое, претерпевает все искушения и сны бытия, всецело предается им. А потом о них забывает. <…> Будет, наконец, показано, что от Слабого – после того как он позволит себе упасть в безответственность – поднимется большая штормовая волна наичеловечнейшего: в силу удивительного процесса амальгамирования, который чаще всего возникает в жизни человека, никем и ничем не управляемого, а только увлекаемого общим потоком. <…> Он был призван к тому, чтобы совершить движение по некоей траектории и разбиться вдребезги в момент кульминации (как если бы был героем). <…> Потому что настроение у него было такое, что хоть плачь; и он смутно подозревал, что сострадание есть первая – предварительная – ступень к великому единству человечества.

395

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 623.

Глаза не спрашивают, они что-то объясняют; они всегда говорят одно и то же, с незапамятных пор: «Уж так оно есть». То есть Олива отчасти подтверждает мысль, которая проходит, как лейтмотив, через все «Свидетельство» Хорна: «Все так, как оно есть. И это ужасно». См. выше, с. 695, коммент. к с. 11.

396

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 626.

Его появление у меня сравнимо с новой надеждой, даруемой благодатным временем года… Под небом веют теплые ветры, и может начаться рост. Все впечатления, душевные и чувственные, опять гордятся своим плодородием, как лес весной. Происходит непостижимое умножение сущностей. Ср. характеристику Косаря как изначального божества природы в «Новом „Любекском танце смерти“»: Деревянный корабль, с. 261 (и коммент. на с. 303).

397

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 628.

Однажды утрам в постели лежал мужчина, белый как известь. Из-за этой смерти замок ускользнул из сознания мальчика. Видимо, в эпизоде с замком идет речь о родине (находящейся в потустороннем мире или в невозвратном прошлом) как некоем райском месте – но представления о таком рае окончательно разбиваются в момент первого соприкосновения человека со смертью. Эпизод восходит к «Запискам Мальте Лауридса Бригге» Райнера Марии Рильке (Мальте, с. 19–20):

Было мне тогда лет двенадцать, никак не больше тринадцати. Отец взял меня с собою в Урнеклостер. Уж не знаю, зачем понадобилось ему наведаться к тестю. Они не виделись давно, с самой смерти моей матери, и отец не бывал в старом замке, куда лишь незадолго до того удалился от света старый граф Брае. Я никогда потом уж не видел удивительного дома, который по смерти деда перешел в чужие руки. Детское воображение не вверило его моей памяти цельной постройкой. Он весь раздробился во мне; там комната, там другая, а там отрывок коридора, но коридор этот не связывает двух комнат, но остается сам по себе, отдельным фрагментом. И так разъединено во мне все: залы, степенный спуск ступеней и другие, юркие вьющиеся лесенки, которые, как кровь по жилам, гонят тебя во тьме; башенные покои и повисающие над высотой галереи, нежданные террасы, на которые тебя швыряют вдруг маленькие дверцы, – все это до сих пор во мне и будет во мне всегда. Будто образ дома упал с безмерной высоты на дно моей души и там разбился.

С этого же образа начинается роман Янна «Угрино и Инграбания» (Угрино и Инграбания, с. 31–33):

На дне моей души лежит особый мир; но он как будто разрушен и разбит, ибо упал с высоты. Я даже не помню последовательность помещений в крепостях и замках, которые имею в виду; они – как распавшиеся части целого. <…>

Когда же ты это пережил? – терзал я себя. Я определенно знал, что еще маленьким мальчиком искал эту чуждую жизнь. Я помнил, как притягивали меня старые дома и церкви. Мне пришло в голову, что я в то время заглядывал в семейные склепы и бездонные колодцы, что смотрел на луну, пока все перед глазами не расплывалось; но ничто из того, что я видел, не было тем миром. – Когда, когда же он разбился во мне? – В момент твоего рождения, сказало что-то.

О влиянии Рильке на Янна см.: Угрино и Инграбания, с. 371, коммент. к с. 359.

398

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 628.

Они не стыдились себя и не роптали на судьбу. Они приветствовали жизнь, отвечая ей дикарским согласием. Речь идет о проблематике подлинной и неподлинной жизни, подлинной и неподлинной смерти. Этому посвящен роман Рильке «Записки Мальте Лауридса Бригге», к которому в романе Янна косвенно отсылает эпизод с «белым замком» (см. выше, с. 777, коммент. к с. 628).

399

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 629.

Грехи, которые я когда-то был готов совершить, но не совершил, а потом днями и неделями испытывал жгучее сожаление, что не сделал этого. Проблематика несовершенных грехов рассматривается в «Деревянном корабле», в главе «Одинокий человек» (Деревянный корабль, с. 178–183).

400

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 629.

Убить многих, многих, многих… Я думал об этом. Брался судить кого-то и выносить смертный приговор посреди всей этой нашей убогости и беззащитности! Пацифист Янн в межвоенный период все-таки думая о том, что война, возможно, спасла бы мир от еще худшей антропологической и экологической катастрофы. В статье 1927 года «Алхимия современной драмы» он выразил эту мысль (Угрино и Инграбания, с. 311):

Если бы удалось объединить такие силовые потоки <потоки подлинной духовности, высказывания людей искусства. – Т. Б.>, добиться, чтобы они тысячекратно приносили плоды – всё новые отклики, – Европа была бы спасена. Но, увы, это невозможно. А потому на Востоке уже грохочет будущая катастрофа. Хочется надеяться, что она нагрянет скоро (прежде чем у нас какой-нибудь безумец найдет в химической лаборатории способ, как одной газовой гранатой убить все живое). Тогда Европа Духа все-таки воскреснет – в телах бастардов.

Однако уже в последнем фрагменте, на котором обрывается роман «Перрудья», Янн показывает несостоятельность этой концепции (русский перевод фрагмента: Прозрачная стена). О «праве судить» – точнее, об отсутствии такого права – рассуждает Густав в главе «Буря» (Деревянный корабль, с. 91–93).

401

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 629.

…похитить где-нибудь огонь спасения… Аллюзия на огонь, похищенный с неба Прометеем.

402

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 630.

…не просто играть со звуками, не просто с помощью законов Случая исчерпать все возможности гармоний и их развития: я грезил о том, что стану новым, еще лучшим Рамо, то есть мастером, принуждающим неизменный закон абстракции, в сфере гармонии, к такому выражению, которое, будучи неслыханно смелым и чистым, становится соответствием Вечного, как мы его понимаем… Здесь Хорн формулирует концепцию искусства, противоположную той, которую мог бы отстаивать «человек с рулеткой» (см. главу «НОЯБРЬ»: Свидетельство I, с. 10–18). Жан-Филипп Рамо (1683–1764) – французский композитор и теоретик музыки эпохи барокко.

403

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 630.

Я как-то уже говорил, что являюсь приверженцем более старого и жесткого пласта музыкальной выразительности. Этот фрагмент о музыке (как и фрагменты в первой части «Свидетельства»: Свидетельство I, с. 491–497 и 635–647) представляет собой замаскированное рассуждение о литературном методе Янна. Он был вставлен в роман очень поздно, на стадии работы над корректурой (в 1949 г.). Янн, как он пишет 14 июня 1949 года своему издателю Вайзману, хотел показать, что «полифония родственна хаосу, то есть мирозданию как таковому: гомофония же, которая даже при наличии диссонансов остается гармонией, есть воплощение неподвижности, бесплодности, собственно – той божественной сущности, которой не существует» (Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 888). Этот кусок Янн включил в статью 1954 года «О поводе» (Деревянный корабль, с. 367–371) – видимо, считая его квинтэссенцией содержания «Реки без берегов».

404

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 631.

…из мажорной гаммы я ничего, соответствующего моим наклонностям, вывести не могу. Я подпускал ее к себе только как унаследованную последовательность звуков; она была для меня необходимой условностью, которой я иногда стыдился. Позволю себе сравнение: для меня это не более чем железный каркас, используемый скульптором при изготовлении глиняной формы и, по сути, чуждый самому понятию пластики; то есть конструкция из металлических прутьев и проволоки, которую даже не назовешь скелетом; она скорее напоминает виселицу: на нее подвешивают влажные, пластичные комки материи, которые потом будут ограничивать снаружи (как панцирь у рака) какую-то плоть. Возможно, под «унаследованной последовательностью звуков» имеется в виду традиция (например, мифологическая), которой пользовался и сам Янн.

Метафора виселицы уподобляет художника таким божествам, как Вотан, который говорит: «Мне кажется, что я висел на дереве ветров, висел девять ночей; я был ранен копьем и принесен в жертву Вотану, самому себе, на дереве, о котором никто не знает, каковы его корни» (Душа и миф, с. 329), – и кельтский бог Езус, в жертву которому приносили людей, повешенных на дереве, которого отождествляют с Меркурием (либо Марсом) и Одином (Вотаном).

А вот что говорит Юнг, который посвятил Вотану особую работу (Душа и миф, с. 369):

Вотана можно назвать фундаментальным атрибутом немецкой души, иррациональным психологическим фактором, обрушивающимся на область высокого давления цивилизации подобно циклону, и сметающим ее.

Именно так – как раздвоившегося Вотана (как Хорна в диалоге с Аяксом) – изображает поэта, Заратустру, и Ницше («Дионисийские дифирамбы»; см. ниже, особенно с. 897–900 и 906–909).

Об образе Вотана в первой части «Свидетельства» см.: Деревянный корабль, с. 473; Свидетельство I, с. 799–800.

405

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 632.

Но, в отличие от любого другого человека (такова уж моя роль как родича записанных нот)… Как следует из ранних дневников Янна, он в тот период считал написанные им драмы своими детьми – и, возможно, воспринял такое ощущение от любимого им писателя Цезаря Флайшена (Угрино и Инграбания, с. 370).

406

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 633.

Холод одиночества, страх с его удушающей хваткой убивают священный багрянец этого влекущего вдаль желания. См.: Деревянный корабль, с. 443.

407

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 633.

Петер Тигесен, еще много лет назад, написал исследование о некоей постоянной закономерности в моем построении тем… Янн писал об этом, применительно к собственному творчеству, в статье 1948–1949 годов «Мое становление и мои сочинения» (Деревянный корабль, с. 352):

Кто-то из моих новейших критиков сказал обо мне, что я с безошибочной уверенностью всегда провожу одну тему. Я отчасти с ним согласился и задним числом проверил свои работы на предмет того, насколько справедливо это высказывание. Что я хотел изображать со всей последовательностью проблему смерти, тления и сомнительного бессмертия вкупе с его вероятной причиной (способностью некоторых людей обогащать жизнь тоскованием и радостью) или, иными словами, изображать то жизненное пространство, которое не связано непосредственно с будничной деловой активностью, – в этом я отдавал себе отчет всегда.

408

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 634.

…архаические темы ранних фуг, если взглянуть на них как на целое, очень хорошо позволяют распознать то ядро, из которого выросла по крайней мере часть моих последующих идей. Под «ранними фугами» Янн, видимо, имеет в виду собственные ранние драмы. См. эссе Янна «Мое становление и мои сочинения» (Деревянный корабль, с. 350–361), его драму «Анна Вольтер» (Угрино и Инграбания, с. 149–237) и мою статью о раннем творчестве Янна (там же, с. 410–471), а также мою статью «Иисус стал шпильманом» (Иисус).

409

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 634–635.

Ноты (1–3). Цитаты из ранних композиций Юнгве Яна Треде (1933–2010), усыновленного Янном в 1950 году. Янн вставил в роман эти музыкальные цитаты на завершающей стадии работы, в 1949 году.

410

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 636.

…в позднейших темах, из которых я строил более жесткие, полные заговорщицкой одержимости сочинения периода моего одиночества и отчаяния, моей бесполезной теперь любви, моего разрыва с Богом. Речь идет о времени после смерти Готлиба Хармса в 1931 году. См. об этом в статье «Мое становление и мои сочинения» (Деревянный корабль, с. 362).

411

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 636.

…во всех мелодиях, когда-либо воспользовавшихся мною. Ср. высказывание Ханса о работе мастеров в драматическом фрагменте «Той книги первый и последний лист» (Угрино и Инграбания, с. 272):

Но не всякую работу имею я в виду: не ту, что, разделившись на тысячу профессий, попусту расточается на слабые творения; а ту, другую, что постепенно стала рабовладельцем нашей души, что с присущей ей последовательностью периодически навязывала нам и мрак ничего-не-делания, что стала причиной наших неудач, что могла бы быть доя нас высочайшим блаженством, если бы не несла с собой цепенящего осознания бесполезности борьбы, которая доится уже много тысячелетий…

412

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 637.

Ноты (1). Цитата из клавирной сонаты Моцарта фа мажор (KV 280).

413

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 637.

Ноты (2). Цитата из финала «Дон Жуана» (2-е действие, картина 3-я). Дон Жуан поет: «Эта ночь словно создана для любви и наслажденья» (Vivan le femmine, vivo il buon vino, sostegna e gloria d’umanita, буквально: «Да здравствуют женщины, да здравствует хорошее вино, эти опоры и слава человечества!»).

414

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 637.

Когда холодный и гулкий голос, один раз уже сотрясавший воздух кладбища, раздается во второй раз и звучит это властное требование – «Кайся же!», то есть: «Измени свою жизнь!», – гордый музыкант бесстрашно отвечает: «Нет!» Сцена с Командором (2-е действие, картина 5-я). Мотив отказа от покаяния в «Дон Жуане» определенно выражает и главную мысль трилогии «Река без берегов». В драматическом фрагменте «Той книги первый и последний лист» Ханс берет на себя роль защитника творческих людей перед лицом возмущенного их поведением обывателя (Угрино и Инграбания, с. 270–271):

Слушайте же, преступление это вот что: быть всегда умеренным и в своем уме. Избегать сладострастных удовольствий и проявлять мелочность, торговаться из-за каждого пустяка, экономить на всем без определенной цели. <…>

Что такое незначительный дефект, который человек с неосознанной чувственностью претворяет пусть даже в тысячу эротических актов насилия, по сравнению с виной, которая присуща государству уже в силу его существования, потому что эта машина с принятием каждого нового закона становится преступником по отношению к тысячам людей, которых она насилует?

415

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 638.

…Моцарт беседовал с фактотумом Йозефом Дайнером, который служил и ему. Йозеф Дайнер (1751–1823) был «домоправителем», фактически просто слугой Моцарта. Приступ в трактире случился с Моцартом 18 ноября 1791 года.

416

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 638.

…вышедший из-под пера одного вполне заурядного писателя… Янн пользовался книгой: Bernhard Paumgartner. Mozart. Berlin/Zürich 1940, S, 589 (там упомянуто, что на могиле не было даже деревянного креста).

417

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 638–639.

В конце «Дон Жуана» оставшиеся в живых сварливо поют секстет надгробных проклятий, как будто самим им никогда не приходилось оступаться. Однако звуки оркестра, пронизывающие этот неумолимый земной приговор, возвещают оправдание от всех грехов и заблуждений, налагаемых на нас устройством нашего организма. Тема безусловного посмертного оправдания звучит и в трилогии Янна (см., например: Деревянный корабль, с. 448, 455).

418

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 639.

Ноты. Часть оркестрового сопровождения заключительного секстета (2-е действие, картина 5-я), который прежде во многих постановках «Дон Жуана» опускался.

419

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 640.

«Скажи мне, друг мой, скажи мне, друг мой <…> Сидеть бы тебе во все дни твои и плакать». Этот отрывок в переводе И. М. Дьяконова (Эпос о Гильгамеше, с. 85–86) звучит так:

 
«Скажи мне, друг мой, скажи мне, друг мой,
Закон Земли, что ты видел, скажи мне!»
«Не скажу я, друг мой, не скажу я, друг мой,
Если б закон Земли, что я видел, сказал я —
Сидеть тебе и плакать!»
 
420

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 640.

Я в конце концов написал весь этот песенный диалог. См. выше, с. 756, коммент. к с. 494.

421

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 640.

«Друг мой, тело мое, которого ты касался <…> Как старое платье, едят его черви». Перевод И. М. Дьяконова (Эпос о Гильгамеше, с. 86).

422

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 641.

…еще и первую таблицу «Эпоса»… См.: Свидетельство I, с. 855, коммент. к с. 566.

423

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 641.

…возникла большая симфония. Симфоническая ода «Неотвратимое».

424

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 641.

Трубные сигналы, пригрезившиеся мне на мостовой Копенгагена… См.: Свидетельство I, с. 751.

425

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 642.

В Уррланде я однажды лежал на мостках, над водой, и чувствовал гальку на речном дне, крошечных юных лососей, собственные внутренности, ценность моей меланхоличной юности. См.: Свидетельство I, с. 469–472.

426

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 642–643.

Ноты. Ноты к XII таблице «Эпоса о Гильгамеше». Цитата из композиции, сочиненной самим Янном в 1924 году (см. выше, с. 756, коммент. к с. 494, и с. 705–706, коммент к с. 55: «Перрудья»).

427

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 644.

Я мог бы совершить странствие к Утнапишти… Утнапишти – персонаж «Эпоса о Гильгамеше» (XI таблица): человек, который некогда спас людей от потопа, и за это боги даровали ему вечную жизнь, позволив жить на острове «при устье рек», на краю мира.

428

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 646.

Потому что обнаружил, всего в пяти или шести метрах от двери, мертвую косулю. Этому прекрасному животному кто-то, четырьмя острыми зубами, перекусил на шее сонные артерии. Робкая косуля – в сказках и мифологии – является, так же как и олень, животным Госпожи Holle, или Хель (см. о ней: Свидетельство I, с. 799, коммент. к с. 195), и часто заманивает героев в глубь леса, в зону потустороннего мира. Она символизирует инстинктивные силы, ранимость, отсутствие агрессивности, бессознательное. Косуля также воплощает детский, невинный, девический аспект триединой богини. Поскольку само слово «косуля» (das Reh) произошло от корня, первоначально означавшего «пятнистый», в романе Янна она может ассоциироваться с Оливой (см. выше, с. 773, коммент. к с. 591).

429

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 646.

Однажды за ним уже тянулся след из мертвых животных. См.: Свидетельство II, с. 433.

430

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 647.

Мертвую косулю я завтра похороню. Я должен считаться с тем, что и мой конец может оказаться столь же внезапным. Я хочу еще сегодня составить завещание. Обнаружение мертвой косули – именно то событие, которое заставляет Хорна осознать непосредственную близость собственной смерти и попытаться в этот момент добиться осуществления своей последней воли.

431

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 648.

В конце концов, деньги, которыми я владею, мне не принадлежат. Мы их как бы взяли взаймы, Тутайн и я: потому что не вынесли бы бедности, обычной бедности. <…> Я должен когда-то эти деньги отдать. Янна всегда очень беспокоило положение писателя в современном обществе. 3 июля 1951 года он делает в дневнике запись о разговоре с коллегой по поводу того, что «культурная политика Федеративной Германии обрекает творческих людей на вымирание» (Späte Prosa, S. 324–325):

Поэт не имеет хозяйственного значения: это знает каждый. Боюсь, что мы навлечем на себя новое презрение, если будем привлекать к себе внимание. Чего мы требуем? В конечном счете лишь одного: поддержки, меценатов, денег как таковых, потому что публика раскупает большие тиражи только актуальных книг – таких, например, как «Гитлер надевает рубашку» или «Черчилль подарит по сигаре и немцам тоже». <…> Мы принадлежим к той части нации, которая стала ненужной.

Чуть раньше, 1 июля того же года, он описал в дневнике свой разговор с приемным сыном, Юнгве Треде (там же, с. 320):

Я ответил ему, что мне тоже встречались помощники, которые укрепляли и поддерживали меня; что всякий человек, имеющий волю или потребность выразить себя творчески, находит – по крайней мере, в ранние годы – поддержку, в которой он безусловно нуждается. Всем тем, кому не достается этот черствый хлеб утешения, грозит опасность захиреть, духовно погибнуть. Потому что как раз одаренные люди меньше всех других являются героями.

Поэтому своим персонажам, над которыми он хочет произвести чистый эксперимент, Янн дает возможность пользоваться неким сказочным, неизвестно как попавшим в их руки, сокровищем. Это касается и Перрудьи, и Хорна.

432

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 649.

…Сатану, или Сёрена, то наделенное сознанием существо с лицом козла и лошадиными копытами, что скрывается за Мирозданием и несет ответственность за все мерзости. Сёрен – в Дании эвфемизм, обозначающий дьявола. Подобную точку зрения ранее уже высказывали норвежский пастор («Пастор Рад никогда не верил во всемогущество Бога, а только в неизмеримое коварство дьявола»: Свидетельство I, с. 425) и Фалтин («Всё в целом – государство дьявола, а Бог сидит в зарешеченной камере и в лучшем случае, если нет тумана, может выглянуть из окна»: там же, с. 756).

433

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 653.

Его облик воплощал странное смешение человеческой мерзости и звериного простодушия. Ларс предстает здесь как вариант, или одно из отражений, Аякса – «человека-животного».

434

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 655.

…теперь я точно знал, что он сделает мне предложение – вернувшись к разговору, который состоялся между нами пару лет назад. См. конец главы «5 июля» (Свидетельство II, с. 197–204).

435

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 658.

…призраки Вечности (Gespenster der Ewigkeit)… В узком смысле Gespenster – это призраки умерших.

436

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 659.

Но мое человеческое лицо изменилось: в эти минуты оно было разрушено. Некий демон упадка (Ein Dämon des Untergangs) занялся тем, что стал моделировать его заново. Демон упадка – это Аббадон, «Губитель», чье имя произведено от еврейск. Abad, «упадок (нем. Untergang), уничтожение, бездна».

437

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 660.

Боюсь… что я зачинал пушечное мясо. Ларс – в результате смерти жены – приходит к тому же выводу (неприятию расхожей морали), к какому пришел в свое время молодой Янн, описавший это в тексте 1932 года «Маленькая автобиография» (Угрино и Инграбания, с. 386).

438

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 661.

…эту часть человека, его имя… Согласно древнеегипетским представлениям, для поддержания посмертного существования человека достаточно уже того, чтобы сохранным оставалось его – записанное где-то – имя.

439

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 661.

Моего дедушку звали Роберт. Я тоже ношу это имя, как третье. Густав Аниас Роберт. Правда, от третьего имени я совсем отвык – я им никогда не пользовался. Густав Роберт Ян (1891–1893) – так звали брата Ханса Хенни Янна, умершего за год до его рождения, с которым он себя отождествлял.

Дедушку Янна с отцовской стороны (того самого, что побывал в Англии и был кораблестроителем) звали Фридрих Роберт Ян (1819–1889). Имя Роберт произошло от древнегерманского (H)rod-berht, означающего «сверкающий славой». О том, что Хорн получил и имя Роберт, впервые упоминается здесь. Полное имя (Густав Аниас Роберт Хорн) используется также в завещании и в «Эпилоге».

440

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 667.

…что я уклонился от трактирной драки (Wirtshausstreit), в которой меня бы непременно убили. Здесь употреблено именно старинное слово «трактирная (драка)». Можно предположить, что это аллюзия на смерть Кристофера Марло, одного из важнейших для Янна драматургов. Марло был зарезан в таверне города Дептфорда 30 мая 1593 года, в результате внезапно возникшей ссоры (возможно, по поручению английской секретной службы). Янн упоминает этот факт – как пример трагической судьбы художника – и в романе «Угрино и Инграбания» (Угрино и Инграбания, с. 93), и в драматическом фрагменте «Той книги первый и последний лист» (там же, с. 276). О влиянии «Фауста» Марло на сюжет «Реки без берегов» см.: Деревянный корабль, с. 432–437.

441

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 668.

Отец всяческого коварства (der Vater aller Hinterhälte)… Здесь имеется в виду дьявол, ср. Ин. 8, 44: «Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он – лжец и отец лжи». Непонятно только (поскольку здесь в любом случае должен быть употреблен определенный артикль), идет ли речь о дьяволе вообще или именно об Аяксе как дьяволе, как «(этом) отце всяческого коварства».

442

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 668.

…вдунуть (einzublasen) в меня новую разновидность страха… новый вид тошноты. Ср. Быт. 2, 7: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою».

443

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 671.

…для вендов… Венды (Wenden) – средневековое германское собирательное название всех соседних немцам славян. К настоящему времени название закрепилось за всеми полабскими славянами и в более узком значении – за лужицкими сербами и кашубами.

444

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 671.

…как у выпуклоголовой лошади… Лошади некоторых пород – тяжеловозы, «барочные» лошади – бывают выпуклоголовыми (ramsköpflg, «бараноголовыми», от англ. ram, «баран») или с вогнутой лобной частью головы (hechtköpflg, «щукоголовые»). Первые отличаются особой норовистостью.

445

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 672.

…мой друг Уильям Соррель. Прототипом для Уильяма Сорреля послужил Фридрих Лоренц Юргенсен, чья история уже рассказывалась в главе «5 ИЮЛЯ» (см. выше, с. 704, коммент. к с. 55: А в семнадцатилетнем возрасте).

446

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 673.

…в той же комнате, где я, еще будучи молодым человеком, слышал, как играет Иоганнес Брамс… См. выше, с. 704, коммент. к с. 55: А в семнадцатилетнем возрасте…

447

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 674–675.

Каждая нота у вас – самокопательская (grüblerisch) и жесткая, словно камень. Das Grübeln (слово, образованное от graben, «копать»): немецкие психологи понимают под этим склонность к депрессивным размышлениям по поводу каких-то не поддающихся разрешению проблем (например, проблемы смысла жизни). Такую склонность начинают считать патологией со времени Вильгельма Гризингера (1817–1868), который охарактеризовал ее как «навязчивое представление в вопросительной форме».

448

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 675.

…в каркасные конструкции небес (Himmelsgerüsten). Himmelsgerüst – слово, встречающееся в старинных немецких книгах. Оно может быть синонимом выражения «армиллярная сфера» (от лат. armilla, «браслет, кольцо») – так назывался астрономический инструмент: космический глобус, показывающий взаимное расположение орбит.

449

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 675.

…подобны скованным рабам… рабам с дивно-красивыми телами, но страдающим. «Рабы» (или «пленники», prigioni) – цикл скульптур, созданных Микеланджело и предназначавшихся для гробницы Папы Юлия II (этот проект, в первоначальном виде, не был осуществлен). Две законченные луврские статуи изображают прекрасных юношей, один из которых пытается разорвать путы, а другой бессильно повисает на них. В первоначальном плане мавзолея, по утверждению Вазари (в «Жизнеописании Микеланджело»), «пленники эти <…> олицетворяли все добродетели и хитроумные искусства, изображенные там потому, что и они были подчинены смерти, и в не меньшей степени, чем сам первосвященник, который столь успешно им покровительствовал».

450

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 677.

Человек с карманной рулеткой был лишь предлогом, чтобы я, насколько могу, подвел итог своей жизни. Отсылка к эпизоду, которым открывается «Свидетельство» (Свидетельство I, с. 9–22). Ср. средневековые представления о двойнике (Махов, с. 118–119):

Борьба с дьяволом легко переходила в борьбу с самим собой, причем эта последняя нередко принимала объективированную, внешнюю форму: монах мог, например, разговаривать с собой и обличать себя или некую часть себя (например, свои «дурные помыслы»), воспринимая эту дурную свою часть как нечто внешнее. <…>

Телесность воспринимается как нечто внешнее по отношению к личности: личность отбрасывала от себя телесность, которая тем самым превращалась в своего рода двойника человека, постоянно с ним соприсутствующего… <…>

Но такому отчуждению могла подвергаться не только телесность, но и собственная душа или некая часть души.

451

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 677.

Обвинитель миров не извлечет из него особой пользы для своего архива. «Обвинитель» – буквальный перевод слова «сатана». В качестве обвинителя на божественном суде сатана выступает, например, в Книге Иова.

452

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 678.

…вновь и вновь возвращаясь… «Вечное возвращение» – одно из основных понятий философии жизни Ницше, которое явилось ему как откровение в августе 1881 года. Он характеризовал эту мысль как «высшую формулу утверждения, которая вообще может быть достигнута». Эта тема раскрывается в «Так говорил Заратустра», в главе «Выздоравливающий» (Ницше, с. 516).

453

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 680.

Только две буквы выписаны с удивительной отчетливостью, «с. е.». Их без натяжки можно истолковать как сокращенное «conclamatum est». См. об этих фразах: Деревянный корабль, с. 433.

454

Тина-Карен Пуссе (Pusse: см. в Списке сокращений) считает, что письмо Хорна умершей матери хронологически предшествует «Свидетельству»; что смерть матери как раз и послужила поводом для написания «Свидетельства». Действительно, в первой части «Свидетельства» – в главе «МАЙ» – рассказывается, что мать присылала Хорну письма с просьбой «Оправдай себя!» (Свидетельство I, с. 580–582, 585). Когда мать умерла, не сказано; но, может, это произошло в июле, потому что именно июльская глава преимущественно посвящена ей.

455

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 682.

Как ребенка меня не в чем обвинить, как мертвый я оправдан. См.: Деревянный корабль, с. 438–439.

456

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 684.

Эта малость была совсем крошечной, и часто казалось, что такой избыток чувства вот-вот перейдет на другой объект. (И в самом деле случалось, что он доставался то какой-то девушке, то лошади, то Моцарту или Жоскену.) Похожие мысли высказывал Фалтин (Свидетельство I, с. 671): «Но он больше не любит себя. Между тем (теперь это почти забылось) раньше он любил многое: животных, книги, музыку, греческий мрамор…» (и так далее).

457

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 685.

…теперь, в могиле, ты должна полюбить меня уже как взрослого – и полюбить его, другого, как второго сына. См.: Деревянный корабль, с. 438–439 и 452.

458

Текст «Заверенная копия протокола» носит фантастический характер – хотя бы потому, что непонятно, о каком протоколе идет речь (здесь смешаны в одно текст завещания и показания, касающиеся убийства).

17 февраля 1954 года Янн писал Хорсту Хартману (Briefe II, S. 800; курсив мой. – Т. Б.):

Вы спрашиваете меня, какой конечный пункт – доя «Реки без берегов» – представляет собой или будет собой представлять «Эпилог». Действие будет опять перенесено на просторы человеческого мира. Вместо одного персонажа Густава Аниаса Хорна появится много персонажей – детей, которые подрастают или уже подросли и принимают наследство жизни (die Erbschaft des Lebens). Я бы хотел еще упомянуть, что «убийца» Аякс фон Ухри будет жить и в «Эпилоге», как человек, «который способен на все».

459

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 686.

Слушалось в этом городе Мариахафене, в среду, 24 марта 19.. Мариахафен – немецкое название города Мариехамн, главного города Аландских островов, автономной территории в составе Финляндии (с 1921 г.). В заключительной части трилогии Янна, «Эпилоге», рассказывается, как сын Хорна Николай приезжает, уже после похорон, посмотреть могилу отца (Epilog, S. 104–104): молодой человек едет до Стокгольма; оттуда, морем, до Мариахафена; спуда, на автомобиле, до Борревига, где живет ветеринар Даниэль Льен, который и отводит Николая к расположенной неподалеку могиле отца. Мариехамн, общины Сальтвик («Соленая бухта») и Гета (Ета), упомянутые далее в завещании, расположены на острове Аланд. (Гета упоминалась один раз и ранее: см. Свидетельство I, с. 308 и 820; глава «Март»). Получается, как будто бы, что Хорн пишет свое «Свидетельство» на острове Аланд. Но в романе остров называется Фастахольм (см.: Свидетельство I, с. 776), Тутайн и Хорн получили в свое время не финское, а шведское гражданство (Epilog, S. 126), да и в самой «Заверенной копии протокола» почему-то упомянут «шведский консул» (Свидетельство II, с. 686; о Мариахафене см.: Деревянный корабль, с. 452).

Дата записи «протокола» тоже кажется странной и наводит на мысль о необходимости сопоставить ее с календарным циклом. 24 марта – дата, близкая к весеннему равноденствию (21 марта), которое является одним из праздников викканского (кельтского новоязыческого) цикла: ОСТАРА. Это первый день весны, который у кельтов и германцев был ориентиром для начала земледельческих работ. В христианской традиции соответствующий праздник был заменен Благовещеньем, которое приходится на 25 марта.

Считается, что богиня, известная как Остара (или Остерн), была богиней рассвета и плодородия у северных европейских народов, и ее имя происходит от архаичного слова, обозначающего весну – «eastre». Имя это будто бы (согласно новоязыческим верованиям) имеет общий корень с именами Астрея, Астарта, Иштар, Ашторет и Эос, то есть оно ассоциируется с утренней зарей, восточным направлением, началом и «утренней звездой» – планетой Венера. Кроме того, у древних народов Средиземно-морского региона на весеннее равноденствие приходились торжества, связанные с воскрешением и/или возвращением – в мир живых – мужчин-спутников богинь-матерей (Аттиса, Адониса, Таммуза-Думузи), что также обозначало весеннее оживление природы. Именно в главе «Март» было рассказано о гибели Аугустуса. Здесь же, в завещании, дальше пойдет речь о двух маленьких мальчиках, которым достанется часть наследства Хорна (и которые, видимо, станут его преемниками).

То есть текст «протокола», кажется, заключает в себе идею вечного повторения годового цикла и некоей человеческой преемственности. Эта идея преемственности – в поэтическом творчестве – выражена и в романе Жан-Поля «Обмолотные годы», где в открывающем роман завещании Ван дер Кабеля (который оставляет наследство никому не известному молодому поэту) сказано (Flegeljahre, S. 588):

Как известно, сам я прежде получил это ожидающее его наследство от моего незабвенного приемного отца Ван дер Кабеля – в Брёке, в Ватерланде; и за это я почти ничего не мог ему предложить, кроме двух жалких слов: Фридрих Рихтер, – то есть моего имени. Харниш опять-таки их унаследует, если, как объяснено дальше, снова воспроизведет и проживет мою жизнь.

460

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 686.

…ветеринар господин Даниэль Льен, проживающий в местечке Борревиг… Даниэль – мужское имя арамейского происхождения, восходящее к имени библейского пророка Даниила. Буквальный перевод: «судья мой Бог», «Бог мой судья», «Бог есть судья». Ранее приводилось другое имя Льена – Аксель (с. 277).

461

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 686.

…в дочернем приходе Осебек (Aasebaek)… Осебек означает «корчма Осе». Осе – так звали мать Пера Гюнта. См.: Деревянный корабль, с. 452.

462

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 686.

…банковский чиновник господин Вяйня Кауппи… Финское имя Вяйня происходит от имени главного персонажа финского эпоса «Калевала» – Вяйнямёйнена (Вяйно). Согласно «Калевале», Вяйнямёйнен родился сразу после сотворения мира и стал первым человеком. Он – богатырь, вещий рунопевец, сеятель и мудрец, родившийся от Ильматар, дочери воздушного пространства. В соответствии с «шаманской» сущностью Вяйно его основные подвиги связаны с многократным катабасисам – нисхождением в царство мертвых (в карельском эпосе это всегда путешествие на север: в Похьёлу, «страну мрака и тумана»), Вяйнямёйнен не просто заклинатель, то есть колдун, он еще и поэт. Интересно, что этого персонажа упоминает Юнг – в контексте рассмотрения архетипа божественного младенца, потому что Вяйно встречает чудо-ребенка Сампсу (Душа и миф, с. 49–51). Еще интереснее, что Вяйнямёйнен строит корабль с помощью песен – и, когда ему не хватает трех слов, спускается за ними в царство мертвых (Калевала, XVI, 101–109).

То есть получается, что Вяйнямёйнена можно рассматривать как мифологический прообраз Густава Аниаса Хорна, тем более что и само имя Вяйнямёйнен произошло от слова, обозначающего «широкий, спокойно текущий участок реки в устье».

463

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 686.

…господин Ларс Монссон (Lars Maansson)… Ларс – шведский вариант имени Лаврентий, происходящего либо от слова «лавр», либо от названия древнего города Лаврента в Лациуме. Лавр был посвящен богу Аполлону и символизировал бессмертие. Маап – луна (нидерландск.), то есть фамилия этого персонажа переводится как «Сын Луны».

464

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 686.

…господин старший вахмистр Фэлт Оаку (Fätl Oaku)… Фэлт Оаку – очень странное словосочетание, таких имен нет. Соблазнительно понять это имя как «Тот, кто валит дуб» (от нем. fällt, «валит» и англ. oak, «дуб»).

«Тот, кто валит дуб» – это может быть кельтский бог, миф о котором известен только по двум рельефам. На рельефе из Парижа, украшающем «алтарь корабельщиков» начала I века н. э., изображен бородатый человек, замахнувшийся топором, которым он обрубает ветви или рубит само дерево. В верхней части рельефа высечено имя «Езус». На соседнем рельефе изображен бык со стоящими на его спине тремя журавлями. На рельефе алтаря, найденного в Трире, – безбородый человек, рубящий дерево. В листве дерева можно различить голову быка и трех журавлей, сидящих на ветвях.

Езуса отождествляют с Марсом или Меркурием, а также с германским Одином (см. выше, с. 780, коммент. к с. 631), однако изображения могут восходить к еще более древнему культу бога растительности, воплощения которого (дерево, бык, три журавля) периодически уничтожались. Изображение быка на парижском рельефе подписано словами Tarvos Trigaranus («Бык с тремя журавлями»); по мнению некоторых исследователей, это своего рода ребус, передающий понятие Tarvos Trikarenos («Бык трехголовый»).

Рис. 1а. Изображение бога Езуса на «алтаре корабельщиков» из Парижа (прорисовка).

Рис. 1б. Изображение «Быка с тремя журавлями» на «алтаре корабельщиков» из Парижа.

465

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 686.

…врач, господин Торальф Грин-Энгель (Torolf Green-Engell)… Скандинавское имя Торольф происходит от Тор, «гром»: имя бога Тора, образ которого восходит к кельтскому богу грома Таранису; Таранис – «бог с колесом», кельтский Юпитер. Фамилия врача прочитывается как «зеленый ангел». Имя и профессия этого персонажа напоминают то, как показан в главе «Апрель» таинственный «доктор», или Старик. См.: Свидетельство I, с. 814, 826 и 891–892.

466

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 686.

…предстал 15 ноября прошлого года композитор Густав Аниас Хорн из Осебека… 15 ноября – День святой Елены.

467

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 687.

…мое имущество, моя недвижимость и будущие гонорары за мои музыкальные произведения должны перейти к моей родной общине Осебек… Ср. последнюю волю Кебада Кении, который ничего не оставляет слугам, как и Хорн лишает наследства своего бывшего слугу Аякса (Деревянный корабль, с. 120).

468

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 687.

Теперешнему младенцу Роберту Сандагеру, родившемуся 3 ноября сего года в Остеркнуде (Österknud)… Роберт Сандагер, выходит, родился именно в тот день, когда Хорн изгнал из своего дома Аякса (см. выше, с. 752, коммент. к с. 482).

469

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 687.

Принадлежащие мне лес, утесы, недавно посаженные деревья и живущие в тех местах дикие животные должны быть оставлены в покое. Ср. последнюю волю Кебада Кении (Деревянный корабль, с. 121):

Среди моих лесов – там, где они сходятся с четырех сторон света – есть пустынная прогалина. Земля там бесплодная и каменистая. На ней растут только можжевельник, остролистый падуб и вереск. <…> Эта прогалина не должна принадлежать никому. Пусть она останется мне.

470

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 687.

На поросшем вереском плато была проделана посредством взрывов похожая на колодезную шахту дыра в каменной породе. Я хотел бы, чтобы меня похоронили на дне этой шахты. Ср. последнюю волю Кебада Кении (там же).

471

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 687–688.

Я прошу для себя очень долгого могильного покоя. Поскольку выражение «вечный покой» ни к чему не обязывает, я назначаю срок в триста лет. Кебад Кения пролежал в могиле (пока не умер по-настоящему и не воскрес) двести лет (там же, с. 127).

472

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 688.

Если получится, что я проживу так долго, что моя лошадь Илок достигнет двадцатилетнего возраста, я прошу убить ее и похоронить вместе со мной в этой гробничной шахте. Ср. последнюю волю Кебада Кении (там же, с. 121).

473

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 688.

…давать кобыле «хлеб милости»… Выражение «хлеб милости» известно с XVIII века: это именно корм, который дают старой лошади.

474

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 688.

…notarius publicus… Общественный нотариус (лат.).

475

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 689.

Восьмого декабря я подъехал к дому своего друга. 8 декабря – день Непорочного зачатия Девы Марии (то есть зачатия Марии ее родителями).

476

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 690.

…Однако сами бумаги – музыкальные композиции и дневниковые записи… Здесь употреблено не слово «свидетельство» (Niederschrift), а именно «записи» (Aufeeichnungen), как в «Записках Мальте Лауридса Бригге» Рильке.

477

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 690.

…13 декабря, то есть в День всех святых по старому стилю, похороны наконец состоялись. День всех святых (который по дате совпадает с кельтским самайном) сейчас празднуется 1 ноября. Эта отсылка на отсчет дней «по старому стилю» встречается здесь единственный раз и кажется непонятной. Вообще же 13 декабря в католических и протестантских странах отмечается День святой Люсии, которая, по легенде, была женой шведского рыбака и однажды, когда ее муж был в море, а нечистая сила во время бури погасила маяк, вышла на скалу с фонарем, чтобы освещать лодочнику путь к причалу. Черти напали на нее и отрезали ей голову. Но даже после смерти ее призрак стоял на скале с фонарем.

478

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 691.

…композиции и дневниковые записи, относительно которых в завещании никаких указаний нет, следует передать музею в Мариахафене… См. об этом: Деревянный корабль, с. 452.

479

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 691.

…жребий пал на Иоганнеса Оге Мадсена (Aage Madsen). Имя Иоанн, Иоганнес (от евр. Иоханан) означает «Бог оказал милость». Так называли ребенка, чье рождение воспринималось как дар; Ore (Åge) – датская и норвежская форма уменьшительного древнескандинавского Áki, от имени с составной частью «предок»; Мадсен – скандинавская фамилия, которая означает «сын Матье/Матфея». А Матфей (евр. Маттияху) значит «дар Бога», «человек, дарованный Богом» – то есть это имя идентично по значению имени Иоганнес.

480

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 693.

…господину полицмейстеру Оливенкроне… Фамилия этого чиновника означает «венок из ветвей оливы».

481

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 693.

Смертельный удар, видимо, был нанесен 20 или 21 ноября. 21 ноября – праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы; 20 ноября – День святого Эдмунда, покровителя Англии. В 869 году, когда на побережье Восточной Англии высадились викинги, англо-саксонский король Эдмунд возглавил войско, но вскоре попал в плен. Его мученическая кончина случилась 20 ноября 869 года. Святой Эдмунд считается покровителем людей, страдающих от эпидемий и пыток, а также защитникам от волков. Впоследствии английская легенда отождествила его со святым Себастьяном.

482

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 694.

…господина судебного медицинского эксперта Финзена (Finsen). Возможно, имя выбрано по аналогии с именем Нильса Рюберга Финзена (Finsen; 1860–1904) – фарерско-датского физиотерапевта. В 1903 году он стал первым датским лауреатом Нобелевской премии.

483

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 694.

Луукка. Это должен быть тот самый нотариус, который составлял протокол (с. 686). Луукка (Luukka) – финское написание имени Лука (например, в названии Евангелия от Луки). Имени Антли (Antli) вроде бы не существует.

484

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 694.

(loco sigilli). Место печати (лат.).

485

КОНЕЦ Свидетельства Густава Аниаса Хорна, записанного после того, как ему исполнилось сорок девять лет. Тина-Карен Пуссе (Pusse) обратила внимание на три странных факта, разрушающих представление читателя «Свидетельства» о том, что он имеет дело с автобиографическим повествованием. Во первых, словам «Свидетельство Густава Аниаса Хорна» – на титульном листе – предшествует имя другого автора и указание на фиктивный характер повествования: «Ханс Хенни Янн. Река без берегов. Роман в трех частях». Во-вторых, в конце второй части свидетельства слова «КОНЕЦ Свидетельства Густава Аниаса Хорна…» выглядят как подпись составителя этого текста, но стоят после дополнительных документов – письма к умершей матери и «копии протокола», – тоща как составитель свидетельства был убит на несколько месяцев раньше, чем был составлен протокол. И наконец, хотя в конце протокола отведено «место для печати», никакой печати там нет.

Разгадка, как мне кажется, скрывается в ранних текстах Янна. В драматическом фрагменте «Той книги первый и последний лист» мастер Ханс беседует с двумя своими персонажами или двойниками (см. выше, с. 754, коммент. к с. 487). Из беседы следует, что эти трое воспринимают себя как некое единство, но существуют в какой-то сновидческой сфере и что один из них может убить кого-то из двух других ради получения знания (Угрино и Инграбания, с. 262–263 и 274; курсив мой. – Т. Б.):

Ханс.Наши сновидения обмеривали земли других людей. Мы, может, тоже грезили, что умрем или сойдем с ума, – но были сохранены для чего-то иного. Мы не сделали последнего вывода из проблемы сладострастия или неисцелимого страдания. Антихристу приходится долго терзать нас, постепенно уничтожать нашу веру, ломать силу сопротивления – и только потом он передает нас, уже разодранных в клочья, духам болезни и разложения. Мы должны будем погибнуть, если не победим… Но победа останется за нами. Бог уже стал для нас глиной, отданной в наши руки: наши слезы формуют его, наш смех моделирует, судорога наших ладоней убивает его застывший контур.

Мы пока еще должны жить, и этот жизненный путь не закончится, не изменится, пока один из нас не умрет; тогда мы соберемся вокруг его хладного тела, постоим в темноте и подумаем о своей любви… <…>

Я перестану писать драмы, которые развлекают. Я пойду по улицам и буду говорить с людьми. Я буду сопровождать каждого до перекрестка, где навстречу выйдет другой человек, и потом начну говорить с тем: я буду к нему принюхиваться, присматриваться. <…> Закончить с этим я намереваюсь только тогда, когда кто-нибудь умрет под моими руками. <…> И те познания, которые я извлеку из случившегося, я запишу, пусть даже это будет один лист, одно положение из большой книги закона, который после столь длительного периода, потраченного без всяких усилий, наконец следует сформулировать, – закона о нашем теле.

Лишь так (послушайте, я снова прихожу к этому выводу!) мы еще можем приблизиться к пониманию того, какой закон – безошибочным и совершенным образом – управляет миром, который принадлежит нам и всем прочим тварям…

Все это не так уж отличается от истории убийства Хорна: ведь и Аякс, когда в «Эпилоге» он знакомится с сыном Хорна Николаем, представляется как Тутайн и, похоже, ничего не помнит о недавнем убийстве: таким образом, история Хорна может повториться сначала, но теперь она произойдет с его сыном (который тоже хочет стать композитором).

Янн создает свой вариант мифа об умирающем и воскресающем боге, но это юнгианский миф – миф о «превращении того, что во мне смертно, в то, что бессмертно» (См. Деревянный корабль, с. 475). Можно сказать и так: миф о бесконечных странствиях бессмертного персонажа (или бессмертных близнецов) Тутайна/Аякса, который, если попытаться обобщить сказанное Янном, представляет собой олицетворение совокупных архетипических представлений о божественном. Компактный символ этой идеи у Янна – тот самый «зеленый алмаз», который предлагает Хорну Аякс. Юнг описывает подобный камень, «камень самости», когда разбирает важную для исламского мистицизма легенду о Хадире, «Зеленом» (Душа и миф, с. 272–286).

В «Эпилоге» же незримый для других необычный камень станет знаком избранничества: для его обладателя «чувства, тоскования, отвергнутые предложения счастья <…> будут становиться зримыми <…> – хотя и останутся недостижимыми фантомами» (Epilog, S. 374).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю