Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"
Автор книги: Борис Галенин
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 71 страниц)
Начнем с одного частного письма.
«Жаль мне Государя нашего, мученика, который лихорадочно ищет людей правды и совета и не находит их, который оклеветан […] и их орудиями перед народом своим, который остается заслоненным от этого народа мелкой интригой, корыстью и злобой,
который изверился во всех имеющих доступ к Престолу его и страдает больше, чем мог бы страдать заключенный в подземелье, лишенном света и воздуха».
Слова эти написал адмирал Зиновий Петрович Рожественский 16 февраля 1906 года в письме к своему другу – отставному флотскому офицеру барону Максимилиану Рудольфовичу фон Энгельгардту{302}.[357]357
Отметим, что замененные многоточием в квадратных скобках слова адмирала Рожественского в третьей строке письма содержат, видимо, столь по-морскому точное и краткое определение клевещущих и их орудий, что даже в рижском издании 1930 года воспроизвести их не осмелились! А в московском издании книги Горденева вся эта третья строка отсутствует вообще, что делает, как легко видеть, следующую строку, как минимум, стилистически несогласованной.
[Закрыть] Ими он совершенно ясно дает понять свое убеждение о наличии измены в близком окружении Государя.
Устои Русского Престола неустанно подтачивались теми людьми, которые по самому смыслу положения, занимаемого ими, должны были быть опорой трона, людьми правды и совета. Верными людьми. Но таких людей не видел адмирал Рожественский в окружении Русского Царя уже в 1905 году. Добром это кончиться не могло.
Физики говорят, что теория, не только объясняющая, но и предсказывающая факты, – верная теория. Мы слишком хорошо знаем, что «теория» Адмирала верно объяснила и предсказала слишком многие факты нашей истории. Приведем некоторые из фактов, свидетельствующих о том, что о наличии измены в правительственных сферах и в русском обществе адмирал Рожественский знал еще до войны. И имел все основания считать, что во время войны положение может только усугубиться. Причем у него были основания считать, что измена проникла и в военно-морские круги.
Часть фактов мы уже привели выше и здесь только перечислим их. К таковым относятся:
1. Аренда Порт-Артура и Дальнего вопреки мнению всех командующих Тихоокеанской эскадрой. Тем самым были испорчены дружественные отношения с Китаем, а Япония превращена в открытого врага России.
2. Отказ Министра Финансов Витте в кредитах на строительство флота и укреплений Порт-Артура.
3. Строительство тем же Витте под боком у необорудованного и незащищенного Порт-Артура суперсовременного города и порта Дальний. На украденные у флота деньги.
4. План работ по расширению Артурского порта, представленный Наместником еще в 1900 году, рассматривался в Петербурге три года особой комиссией из «высших государственных сановников». А ко дню войны оказался еще нерассмотренным и неутвержденным{303}.
5. Неуклюжие действия нашей дипломатии, фактически отдавшей Корею в руки японцев, чего опасался и о чем предупреждал адмирал Дубасов.
6. Япония ежегодно с 1900 года тратила на маневры своего флота более четверти миллиона рублей. Русский флот стоял в вооруженном резерве.
7. Прямой приказ Царя: Тихоокеанской эскадре – плавать, положен в сейф Военно-Морского ученого отдела по приказанию Морского Министра.
8. Вопреки протестам Наместника адмирала Алексеева Тихоокеанская эскадра была ослаблена в 1901 году отозванием в Кронштадт судов «Наварин», «Сисой Великий», «Владимир Мономах», «Дмитрий Донской», «Адмирал Нахимов», «Корнилов» единоличным решением Морского Министра (27.09.1901, телегр. № 920)[358]358
В 1905 году вновь назначенный Морской Министр адмирал Бирилев был настолько поражен этим фактом, что потребовал показать ему все соответствующие документы.
[Закрыть]. Все эти весьма не новые суда, так и не успев отремонтироваться и модернизироваться, пришли в мае 1905 года на Цусиму, полтора раза обогнув Земной шар по экватору. Повезло только «Корнилову». Ввиду совсем аварийного состояния он был оставлен в Кронштадте. Если хотя бы эти суда были в январе 1904 года в Порт-Артуре, еще неизвестно, как сложилась бы судьба всей кампании.
9. Япония тратила в год на шпионаж против России более 220 тысяч рублей. Русская разведка на Дальнем Востоке как таковая отсутствовала.
10. Разнузданная революционная пропаганда и начинающийся революционный террор в Российской Империи не получали со стороны правительства должного отпора.
11. Секретность отсутствовала. Вспомним «секретное шифрованное предписание» «Варягу» о визите в Персидский залив, о котором с приходом крейсера из Суды в Пирей уже знали все поставщики русской эскадры. На «Варяге» о содержании шифрованной телеграммы кроме командира В.И. Бэра и старшего офицера не ведал никто. В своем донесении в ГМШ об этом малоприятном происшествии Бэр делал очевидный вывод: либо в Греции научились разбирать наш шифр, либо в ГМШ недостаточно внимательны к сохранению тайны{304}.
ГМШ, заметим, возглавлял тогда адмирал Ф.К.Авелан. На момент похода 2-й эскадры – Управляющий Морским Министерством.
О фактах приведенных, а также, возможно, и многих других адмирал Рожественский не мог быть не осведомлен в силу своих должностных обязанностей Начальника Главного Морского Штаба, каковые, мы помним, он исполнял с конца марта 1903 года по апрель 1904.[359]359
Часть вторая. Гл. 3.2, раздел: Достоинства не умаляются; Щеглов А.Н. Значение и работа Штаба.
[Закрыть] В апреле 1904-го на плечи Адмирала легла дополнительная обязанность – готовить в поход 2-ю эскадру флота Тихого океана. Другой подходящей кандидатуры в Русском Императорском Флоте не было.
Поведение адмирала Рожественского перед походом 2-й эскадры и во время его служит подтверждением наших предположений. Вот факты.
1. Только благодаря настойчивости Начальника ГМШ броненосец «Цесаревич» и крейсер «Баян» успели в последний момент в Порт-Артур.
2. Зная слабость Тихоокеанской эскадры, адмирал Рожественский еще зимой 1904 года ходатайствовал о поручении ему лично вести в Порт-Артур возвращаемый с полдороги отряд судов адмирала Вирениуса в составе броненосца «Ослябя» и крейсеров «Аврора» и «Дмитрий Донской», «так как по своему энергичному характеру он сознавал необходимость торопиться, но просьба его не была уважена»[360]360
Часть вторая. Гл. 3.2, раздел: Просьба не была уважена; Беклемишев Н.Н. О русско-японской войне на море. С. 44.
[Закрыть]. С самого начала войны Адмирал опасался, что не будут приняты адекватные меры для защиты Порт-Артура. И спешил помочь.
3. Перед выходом 2-й эскадры 30 сентября 1904 года Адмирал собрал у себя совещание командиров всех кораблей эскадры. На совещании был поставлен вопрос об усилении и соблюдении режима секретности. О необходимости соблюдения военной тайны.
Передав участникам совещания маршрут плавания эскадры до Мадагаскара, Командующий еще раз напомнил о сохранении тайны, от чего зависел во многом успех плавания. Адмирал Рожественский закончил свое обращение словами: «Мы не умеем держать секреты, но все же хоть на этот раз, я вас прошу…»
Этими словами Адмирал выразил почти уверенность, что, выйдя за круг участников похода, информация достигнет Японии и Англии. Об этом случае сообщил в своих показаниях Следственной Комиссии капитан 2-го ранга Оттон Оттонович Рихтер, добавив от себя, что у Рожественского были все основания для сказанных им горьких слов: «Да, мы не умеем держать секреты и военные планы, не умеем и теперь. Да, вряд ли, и когда научимся»{305}.
4. В походе Адмирал неоднократно менял в последний момент при прохождении опасных, с точки зрения возможной вражеской атаки, мест деление эскадры на отряды и маршруты их. О порядке прохождения эскадрой Малаккского пролива было сообщено буквально за несколько часов.
5. Во время стоянки на Мадагаскаре свои военные планы Адмирал публично не обсуждал: «На собраниях у Адмирала, их было немного, обсуждались вопросы чисто хозяйственные; ни тактика, ни стратегия не входили в круг совещания. Адмирал имел свой план, который он держал в секрете и проявленное им недоверие к своим помощникам – командирам имело свое основание»{306}.
За что Адмирал впоследствии был сурово осужден Следственной Комиссией в ее незабываемом Мнении.
Следующая группа фактов свидетельствует о том, как подозрения адмирала Рожественского перерастали в уверенность, подтверждаясь поведением Петербурга.
1. Задержка эскадры на два месяца на Мадагаскаре благодаря дезинформации Государя о действительном положении дел со стороны Генерал-Адмирала и Управляющего Морским Министерством, сделавшая практически невозмож-ным прорыв во Владивосток без боя или малой кровью. Именно эта задержка дала адмиралу Того возможность не только отремонтировать и исправить по-врежденные у Артура суда, «но и перевооружить их новой артиллерией, полу-ченной из Англии»{307}.
Небось, под те самые снаряды!
2. Совпавшая с приказами из Петербурга о задержке эскадры на Мадагаскаре измена немецких угольщиков. Вопреки контракту. «Можно думать, что немецкие пароходчики действовали по какому-то внушению в силу скрытого решения еще более замедлить движение русской эскадры»{308}.
Адмиралу пришлось попортить себе много крови, прежде чем Петербург соизволил урегулировать вопрос на высшем уровне.
3. Странная история с транспортом «Иртыш»[361]361
Часть вторая. Гл. 6.2, раздел: Внимание: авария «Иртыша». Своевременная; Часть четвертая. Гл. 7.4, раздел: «Вообще, с транспортом “Иртыш” распорядились очень странно».
[Закрыть].
4. Настойчивое навязывание Небогатова «в помощь». Это навязывание нельзя считать только недальновидным и некомпетентным желанием помочь Рожественскому, учитывая ту роль, которую отряд Небогатова в целом и отдельные его суда сыграли в дальнейшей судьбе эскадры и боя.
5. Непрерывное дерганье командующих отрядами даже по второстепенным вопросам приказами из Петербурга. Сохранилось письмо Н.Н. Беклемишеву командующего 2-м броненосным отрядом контр-адмирала Дмитрия Густавовича фон Фелькерзама, где последний «горько жалуется на затруднения, которые испытывал русский флот в своих передвижениях. Наша союзница (Франция), – говорил он, – вместо содействия преподает нам уроки географии, а указания из Петербурга настолько сбивали адмирала, что он просил оставить его в покое распоряжаться плаванием самому или немедленно сменить и назначить нового командующего»{309}.
6. Практически неустранимые конструктивные недостатки четырех новейших броненосцев. Не зря существовало общепринятое мнение, выраженное в печальной шутке про Морское Ведомство: «Главный Морской Штаб нехотя воюет с Японией, Морской Технический Комитет держит нейтралитет, Главное Управление Кораблестроения и Снабжений прямо враждебно России»{310}.
В каждой шутке есть доля истины!
7. Следующая доля этой истины – отвратительное качество «перемоченных» снарядов – по объективным последствиям очевидная диверсия, что стало известно только после боя, а на самом деле и вовсе после войны. И известие это держалось в тайне.
8. Очередная задержка эскадры у берегов Аннама (Вьетнама) почти на месяц. Отсюда Рожественский доложил в Петербург, что тяжело болен, а младший флагман контр-адмирал Фелькерзам – умирает. По-хорошему, эскадру некому вести в бой. Командир Крейсерского отряда контр-адмирал Оскар Адольфович Энквист по волевым качествам во флагманы не годился.
Никакой реакции Петербурга.
Перечислим теперь некоторые меры по дезинформации противника, принятые адмиралом Рожественским во время похода эскадры.
1. Вызывающая окраска судов эскадры в чёрный цвет. Это заставляло противника думать, что самые опасные места эскадра будет проходить ночью.
2. Приказ командиру крейсера «Олег» капитану 1-го ранга Л.Ф. Добротворскому – будущему главному «манильцу» – перекрасить крейсер из серого в черный.
3. Приказ Небогатову перекрасить трубы его сплошь черных броненосцев в желтый цвет, как на всей эскадре. Чтоб не выделялись.
4. Строгое сохранение тайны всех боевых планов. Нарочитое преуменьшение в приказах по эскадре ее достижений в стрельбе и маневрировании.
5. Резкие отзывы об эскадре в частных письмах в Петербург, которые обычно становились достоянием общественности и с большой вероятностью должны были дойти до японских ушей. Форсированное проявление несдержанности на людях – вроде битья биноклей. Все это должно было питать «вполне оправдавшуюся самонадеянность» адмирала Того, о которой говорил адмирал Рожественский в своих показаниях.
6. Распускание слухов, что от Мадагаскара эскадра после пересечения Индийского океана пойдет Зондским проливом. Пошла самым опасным – Малаккским. Никто и думать не смел.
7. На последних маневрах – эволюциях 13 мая 1905 года – демонстрировалась встреча неприятеля строем фронта. На самом деле, помня артурскую склонность разбегаться куда попало, Адмирал предполагал вступить в бой кильватерной колонной, как и произошло в действительности.
8. Сведение к минимуму общения личного состава 2-й и 3-й эскадр.
4. Как сдавали эскадру
К следующей группе фактов относятся свидетельства, подтверждающие наличие изменнических действий перед боем и нелояльного поведения в бою.
1. Адмирал Рожественский рассчитывал быть в средней точке Корейского пролива в полдень 13 мая, чтобы до прохода этой точки и после нее иметь «в распоряжении наибольший (возможный) промежуток светлого времени для прохода мест, угрожаемых японским минным флотом»{311}.
Японские источники подтверждают, что 13 мая из-за тумана и свежей погоды, говоря попросту – шторма, все их разведчики вынуждены были укрыться по портам. И в этом случае прорыв 2-й эскадры удался бы однозначно.
Странное повреждение
Однако повреждение в машине броненосца береговой обороны «Адмирал Сенявин» 12 мая вынудило эскадру всю ночь с 12 на 13 мая идти малым ходом. «Вследствие повреждения машины “Сенявина” потеряна была надежда пройти Корейский пролив 13 мая»{312}.[362]362
А ведь до сего времени не перевелись мудрецы, объясняющие задержку эскадры тем, что «придворный адмирал» Рожественский хотел подгадать бой именно к 14 мая – годовщине Коронации, чтобы победой поздравить Императора! Да Адмирал бы лучше Его Величество 14 мая из Владивостока поздравил. И было бы с чем в этом случае, и телеграф под рукой.
[Закрыть]
С повреждением этим, надо сказать, не все ясно. Сигнал о повреждении в машине был поднят по приказу командира «Сенявина».
Вместе с тем старший механик броненосца поручик Павел Казимирович Яворовский совершенно определенно говорит в своем показании Следственной Комиссии: остановок и задержек «из-за повреждений в машине» в походе и в бою «…не было ни одной, хотя во время боя ожидались каждую минуту…»{313}
Такая вот странная история, на которую Комиссия не обратила, понятно, ни малейшего внимания. Но это опять цветочки.
Таким образом, проход Корейского пролива был отложен на 14 мая, а возникшие 4 часа временного запаса Адмирал решил посвятить эволюциям. Днем 13 мая наша эскадра еще не была обнаружена, и японцы переговаривались по радио открытым текстом, не прибегая к шифру.
«На первых изданных в Японии планах боя эскадра показана идущей из-под южного берега Кореи. Значит, японцы полагали, что мы (зачем-то) направились в глубь Желтого моря и обогнули Квельпарт с севера. Ясно, что они нас совершенно потеряли из виду в этот период времени»{314}.
Несанкционированный радиообмен. Глупость или измена?
2. Вечером 13 мая командир того же броненосца береговой обороны «Адмирал Сенявин», машина которого так некстати и странно сломалась накануне, капитан 1-го ранга С.И. Григорьев 1-й, несмотря на категорический запрет Командующего эскадрой пользоваться радиотелеграфированием, решил вмешаться в радиопереговоры врага, чтобы «перебить японцев». А затем воспользовался «замеченным» японским позывным и под этим позывным послал в эфир некое сообщение.
На это сообщение был получен от японцев ответ: «Ясно вижу»{315}.[363]363
Показание капитана 2-го ранга Ф.Ф. Артшвагера – старшего офицера «Сенявина»: «13 мая в продолжение всего дня получались неприятельские телеграммы по беспроволочному телеграфу… С разреше-ния командира наш аппарат был один раз пущен ненадолго, чтобы помешать японс-ким переговорам, на подмеченный японский позывной сигнал получался ответ».
[Закрыть]
В развернутом виде на «морском языке» означающий: «Ясно вижу и понял».
Через несколько часов после получения на «Сенявине» фразы «Ясно вижу!» японский разведчик «Синано-Мару» в кромешной тьме майской ночи, в еще не рассеявшемся тумане «совершенно случайно» находит окрашенную в черный цвет эскадру.
Чтобы понять цену подобной «случайности», приведем единственный, но хорошо известный нам факт. Через двое суток, вечером 15 мая, после тяжелого боя с шестью японскими крейсерами уже сильно поврежденный ветеран 2-й эскадры «Дмитрий Донской» сумел, немного оторвавшись от противника, зайти в тень острова Даже лет. После чего был немедленно потерян им из виду и оставлен в покое до утра, не считая неудачных миноносных атак вдогонку.
Это дало ему возможность спокойно свести команду на берег и, отойдя на глубокую воду, достойно завершить долгую службу Родине, затонув под Андреевским флагом.
Без огней эти суда идти не могли
А ведь известно было, где искать «Донского», да и уйти он далеко не мог. А тут, скажи на милость, – случайность. Традиционно объясняется эта случайность тем, что «Синано-Мару» обнаружить эскадру помог «ярко освещенный» госпитальный корабль – то ли «Кострома», то ли «Орел» – тезка броненосца. Из чего читатели долгие десятилетия делают вывод, что «Орел» освещен был примерно, как «Титаник» перед столкновением с айсбергом. Да еще эскадру прожектором высвечивал – чтоб не потеряться, а ведь и в самом деле – темно.
На самом деле «Орел» нес минимум огней, предусмотренных для госпитальных судов Женевской конвенцией, – без чего они считались бы военными судами со всеми вытекающими, – и терявшихся в «начавшем рассеиваться» тумане за несколько сот метров. Вообще без огней эти суда идти не могли. Адмирал Рожественский не мог полностью исключать того, что эскадра все же открыта. В этом случае госпитальные суда, идущие без огней, могли быть специально потоплены, чтобы обвинить в этом Командующего эскадрой и в его лице Российскую Империю.
И шли «Орел» с «Костромой» в значительном удалении: в 40–50 кабельтовах, то есть по-простому в 8–10 км, – от соблюдавшей строгую светомаскировку черной эскадры. Об отдаленности госпитальных судов от эскадры свидетельствует, в частности, в своем донесении о бое командир «Сисоя» каперанг Озеров Мануил Васильевич. А адмирал Энквист Оскар Адольфович уже в показании Следственной Комиссии и вовсе настаивает на том, что госпитали шли на таком удалении от эскадры, что не могли способствовать ее демаскировке{316}.
На каждом же корабле окрашенной черным эскадры до боли в глазах всматривались в ночную темь сигнальщики, знавшие, что от их внимательности зависят жизнь и судьба товарищей и их самих. «Синано-Мару», что характерно, эти десятки внимательных глаз не заметили. А «Синано» был отнюдь не черной масти и выделялся в темноте лучше черных судов нашей эскадры.
А вот был ли он вообще, этот «Синано»?
А был ли мальчик?
«Ясно виденную» по радио уже накануне вечером русскую эскадру с ее заранее известным 9-узловым ходом и уточненным – наконец! – маршрутом можно было теперь спокойно, не шибко утруждаясь, просчитать и встретить утром в высчитанной точке при входе в проход Крузенштерна. Что и сделал, когда рассвело, крейсер «Идзуми». После получения радиограммы с «Сенявина» стало ясно, где нас ждать. Другого пути у эскадры не было.
Думается, что Командующий эскадрой все же предпринял бы определенные контрмеры, если бы вовремя узнал о тайных художествах своих командиров{317}.
Любопытно, что о своем воинском преступлении – нарушении приказа Командования и содействии врагу в деле обнаружения потерянной японцами 2-й эскадры, С.И. Григорьев 1-й сообщает Следственной Комиссии вполне браво, с чувством выполненного долга: «Тем и кончилось наше вмешательство в телеграфирование японцев»{318}.
Кончилось – лучше не придумаешь.
Насчет выполненного долга – может, так и было? Во всяком случае ни в каких мнениях Комиссии подвиг Григорьева 1-го натурально не упомянут.
Зачем? Пусть себе мальчики шутят.
А вот адмирал Рожественский, кажется, так и не узнал никогда о смелой инициативе командира «Сенявина». Пеленгаторов тогда не было. А Комиссия, думается мне почему-то, Адмиралу о сем курьезе не сообщила. Но ощущение если не измены, то некоей странности, непроясненности обстоятельств, при которых была открыта врагами его эскадра, у Адмирала присутствовало. В своих показаниях Следственной Комиссии он сказал (ответ на вопрос 28): «Я и в настоящее время не могу утвердительно сказать, когда именно неприятельские разведчики открыли нас…»
Адмирал чувствовал неладное, как и в случае неожиданной для него «плохой» стрельбы эскадры в первую четверть часа боя.
Адмиральскую интуицию Комиссия гордо проигнорировала.
3. Контр-адмирал Небогатов грубо нарушил приказ адмирала Рожественского о необходимости строго соблюдать не более чем 2-кабельтовый интервал между судами в боевой кильватерной колонне, чтобы эскадра могла действовать в бою одновременно орудиями всех броненосцев. Только это оправдывало в какой-то степени присоединение ко 2-й эскадре 3-го броненосного отряда.
Самому Адмиралу хотелось верить, «что 12 кораблей в боевой линии сделают больше, чем 8»{319}. Но заметное отставание небогатовского отряда уже в завязке боя, в дальнейшем его течении все более превращало железный кильватерный строй эскадры в призрак боевой линии, а потому и 12 кораблей, по словам адмирала Рожественского, сделали гораздо меньше, чем могли бы сделать 8.{320}
«Оттянул и скучился». Действительный строй эскадры
Приведем ряд свидетельских показаний о том, как руководил Небогатов своим отрядом в начале и во время боя, а также о действительном строе нашей эскадры 14 мая 1905 года в 1 час 49 минут дня по Владивостоку.
«Относительно строя, в котором эскадра вступила в бой, не доверяя памяти, привожу подлинное выражение из моего дневника, писанного под свежим впечатлением: “…Эскадра заканчивала перестроение, когда в 1 час 49 минут был сделан первый выстрел с «Суворова». В этот момент я находился на заднем мостике”. Мое впечатление, поныне сохранившееся, таково, что “Ослябя” вступал в кильватер “Орлу” как корабль, случайно вышедший из строя и вновь занимающий свое место, то есть он был влево от линии кильватера 1-го броненосного отряда, но немного».
Из дневника очевидца – капитана 2-го ранга Владимира Семенова – однозначно следует также, что «Ослябя» в момент первого выстрела не закрывал «Орла», а значит, все 12 линейных судов 2-й эскадры имели возможность в этот же момент обрушить весь огонь главной артиллерии и всех орудий левого борта эскадры на флагманский корабль адмирала Того.
О том же говорит флагманский минный офицер лейтенант Евгений Александрович Леонтьев 1-й: «В момент начала боя я был на левом крыле заднего мостика и видел, что… «Ослябя», вступая в кильватер 1-му отряду, показывал нам свой левый борт с носу так, что, смотря с траверза эскадры, он казался бы в строе кильватера. Как видно из донесений японцев, не рассчитывая на этот маневр (построение 2-й эскадры в одну кильватерную колонну. – Б.Г.), адмирал Того шел на левую сторону, чтобы атаковать сначала слабейшую левую колонну».
Свидетельство о строе эскадры продолжает кавторанг Семенов: «За ним (броненосцем “Ослябя”. – Б.Г.), изогнув строй кильватера в дугу (но не крутую), следовал 2-й броненосный отряд; 3-й броненосный отряд был оттянувшись и, как мне показалось, скучившись».
К вопросу о строе эскадры Семенов возвращается в своих ответах «на дополнительные вопросы членов Комиссии»:
«О строе эскадры при начале боя (первый выстрел) я уже говорил и могу добавить лишь, что, по сохранившемуся у меня впечатлению, ни одно из судов главных сил не могло препятствовать огню другого. Если даже концевые не стреляли (разобрать было трудно), то единственно из-за дальности дистанции, так как 3-й броненосный отряд оттянулся.
Случайно образовавшийся изгиб кильватерной колонны в дугу только увеличивал угол обстрела концевых».
То есть строй нашей эскадры в начале боя – первый выстрел «Суворова» – представлял собой часть окружности, в фокусе которой и находилась точка поворота 1-го и 2-го боевых отрядов Соединенного флота.
Обычно за выбор такого строя – действительно оптимального при стрельбе в точку фокуса! – отечественные тоголюбцы хвалят своего кумира. Но кумир, проиграв первый удар без особых потерь, – спасибо Петербургу! – в дальнейшем мог использовать свое абсолютное превосходство в огне и скорости. У нашего Адмирала был единственный шанс. Но его он использовал с блеском.
Вернемся к свидетелям. Младший флаг-офицер мичман Владимир Николаевич Демчинский: «Перед началом боя, когда с флагманского корабля был замечен японский флот, проходящий по носу эскадры, мы стали строиться в кильватерную колонну. Несмотря на настойчивые просьбы командира броненосца “Суворов” о разрешении открыть огонь, Адмирал не позволял до тех пор, пока он сам не убедился, что колонна построена. Тогда было позволено сделать первый выстрел. Это было во время поворота японской эскадры на параллельный курс».
Флагманский штурман полковник Владимир Иванович Филипповский: «Скорость эскадренные броненосцы нового типа могли развить узлов 13, не более, в особенности под большим сомнением были “Бородино” и “Орел”, а вся эскадра и этого хода не могла дать. В бою у нас ход был 9 узлов и то 3-й броненосный отряд оттягивал».
Старший флаг-офицер штаба Командующего отрядом крейсеров лейтенант Дмитрий Владимирович фон Ден 1-й (во время боя был на крейсере «Олег»): «Вообще заметно было отставание отряда адмирала Небогатова»…{321}
Об отставании отряда Небогатова в бою, в силу чего резко уменьшалась эффективность его стрельбы, говорит в своей записке о бое и флагманский штурман отряда крейсеров капитан 2-го ранга Сергей Рудольфович де Ливрон, также прошедший сражение на крейсере «Олег»:
«…между тем наши концевые корабли, а в особенности 3-й броненосный отряд, сильно растягивались и отставали, вероятность их попадания этим самым, то есть увеличением расстояния до неприятеля, уменьшалась, и стрельба не могла быть сосредоточена все время на одном неприятельском корабле.
Большую часть времени эти концевые могли действовать только носовою артиллериею и иногда должны были и совсем прекращать стрельбу, так как им мешали передние мателоты. Командир “Жемчуга”, Капитан 2-го ранга Левицкий, которому приходилось несколько раз пересекать путь броненосцев, переходя на сторону противоположную от неприятеля, говорит, что видел несколько раз, как на 3-м броненосном отряде башни были повернуты в сторону от неприятеля, так как свои же корабли мешали стрелять»{322}.
Мы видим, что свое участие в бою 14 мая Небогатов начал с того, что постарался сразу держаться максимально далеко от места, где стреляют. Тормознув свой флагманский броненосец и введя тем самым свой 3-й отряд в бой в том самом «строе кучи», который в своих показаниях он приписал адмиралу Рожественскому.
Типичное поведение преступника.
Но Следственная Комиссия версию Небогатова с благодарностью приняла.
То, как 3-й отряд держал интервалы во время боя, видно из показаний командира крейсера «Жемчуг» капитана 2-го ранга Павла Павловича Левицкого:
«“Жемчуг”, выйдя большим ходом на левую сторону “Орла”, приблизился к концевым кораблям неприятельских броненосцев “Ниссин” и “Кассуга” до расстояния в 25 кабельтовов и, обстреливаемый ими, повернул обратно, прошел по левой стороне нашей эскадры, намереваясь пройти снова на свое место, если это окажется возможным, обогнув эскадру в ее замке.
Увидя, что суда отряда адмирала Небогатова растянулись настолько, что интервалы между ними доходят до 5 кабельтовов и больше, крейсер прошел снова на правую сторону эскадры под кормою броненосца “Генерал-Адмирал Апраксин” и оказался между броненосцами и транспортами»{323}.
Отставание в бою отряда Небогатова отметили и японцы: «Не прошло еще и получаса боя… 3-й броненосный отряд и остальные суда за недостатком скорости хода значительно отстали…»{324}
Почти ироническим комментарием к этому «недостатку скорости хода» служат слова из донесения адмирала Энквиста о бое в Корейском проливе, относящиеся примерно к этим же минутам боя: «…корабли 3-го броненосного отряда отставали, несмотря на то, что ход эскадры был не более 10 узлов»{325}.
Почитать похожее на эту книгу
Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных с ...Автор: Борис Галенин
