Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"

Автор книги: Борис Галенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 71 страниц)

Крейсера “Дмитрий Донской” и “Владимир Мономах” имели предельную скорость 13 узлов.

Наиболее тихоходные транспорты “Иртыш” и “Камчатка” доносили о неспособности держать ход более 10 узлов, но донесения эти не оправдались исследованиями флагманских механиков.

В бою головные броненосцы имели от 9 до 10 узлов хода, крейсера же имели переменные хода от 9 до 17 узлов».

Но почему?

«Вопрос 33. Почему на эскадре держали в бою такой небольшой ход?

Ответ. Принимая во внимание, что во 2-м отряде броненосцев “Наварин” не мог развивать более 12-ти, а 3-й отряд имел предельную скорость в 11¹/₂ узлов, головные броненосцы в сомкнутом строю не имели права держать более 10 узлов[273]273
  См. Часть вторая. Глава 4.4. 28 июля 1904 года, раздел: Как строить эскадру к бою. Следует также учесть, что в отличие от ситуации 28 июля 1904 года, когда все наши броненосцы были сравнимы по броне и вооружению и почти сравнимы по ходу, 14 мая 1905 года крохотные броненосцы береговой обороны никак нельзя было поставить во главу эскадры. Равно как и «музей образцов».


[Закрыть].

По ходячему ныне мнению, бой мог принять другой оборот, если бы броненосцы разной подвижности не стремились держаться соединенно, а распределены были на отдельно действующие отряды. Я не согласен с таким мнением».

Внесем ясность

Чтобы не возвращаться больше к вопросу о возможном раздельном маневрировании 2-й эскадры в бою, так же как и к вопросам о том, что

– 4 новых русских броненосца с неясно каким ходом должны были «броситься» на заведомо превосходящую в скорости японскую эскадру,

– о «талантливых тактических маневрах», которые так любят обсуждать Прибои с разными порядковыми номерами, дополним предыдущий ответ Адмирала строками его собственноручного письма к редактору «Нового времени», написанного в ответ на очередную профанацию в этом печатном органе, продолжавшем свою неутомимую работу «на пользу своего крысиного царства» Н.Л. Кладо.

Письма, опубликованного в отрывках в № 5 «Морского сборника» в 1913 году, семь лет спустя после написания.

Дело в том, что с нового 1906 года приказом Морского Министра адмирал Рожественский и его офицеры были лишены права на защиту от газетной и прочей клеветы. Действие этого приказа растянулось почти на сто лет. Воспроизведем текст этого письма, поскольку, повторим: «Нет более безопасного средства сохранить для потомства интересные документы, как печатный станок»[274]274
  Последняя строка публикатора письма А. Беломора в редакцию «Морского сборника».
  Письма приводятся с небольшими исключениями, не имеющими общего значения для выяснения обстоятельств боя. – Прим. ред. «Морского сборника».


[Закрыть].

О пользе многоотрядности и раздельного маневрирования

Письмо адмирала Рожественского редактору «Нового времени»^{246}

16-го января 1906 года

Многоуважаемый Александр Егорович.

…В сегодняшнем (10719) номере «Нового Времени» г. N. приводит следующий отзыв по поводу Цусимского боя из книги французского капитана Daveluy (уроки русско-японской войны):

«Построение русских в двух неравных колоннах было неудобоуправляемо, насколько возможно себе представить. В довершение несчастья адмирал находился не с той стороны, откуда неприятель нанес свой первый удар.

А между тем при наличности инициативы можно было выйти из затруднительного положения: как только Того начал свой поворот (поперек пути русской линии), левая русская колонна могла развернуться влево, тогда как четыре лучших броненосца, составлявших правую колонну, могли броситься на передовые корабли японцев. Тогда последние были бы атакованы с двух сторон».

Г. N. вполне присоединяется к этому отзыву и прибавляет, что на мне лежал долг использовать скорость четырех лучших броненосцев, отделившись от восьми товарищей и устроив японцам род обходного сюрприза.

Я печатно заявил, что наши броненосцы первыми открыли огонь в бою 14-го мая и были к моменту открытия огня в одной колонне[275]275
  Речь идет о «Письме в редакцию» адмирала Рожественского, напечатанном в газете «Новое время» от 21 декабря 1905 года, № 10693. Это письмо и послужило поводом для министерского запрета. Текст указанного письма полностью приводится ниже в Части пятой, в главе «Радиоразведка».


[Закрыть]…

Чтобы оценить совет г. N., безразлично, где находились четыре наших быстроходнейших броненосца – в голове ли остальных восьми, или спрятавшись за ними от неприятеля.

Этим четырем быстроходнейшим следовало броситься на головуеще более быстроходных японских, а остальным восьми русским броненосцам надлежало начать развертываться влево в тот момент, когда замечено было, что японцы начали свой поворот поперек пути русской линии, чтобы лечь на курс, параллельный ей.

Г. N., кажется, твердо установил, что в такой момент головной из восьми менее быстроходных русских броненосцев шел курсом NO 23° и мог видеть головного из разворачивавшихся японцев румба на два, а может быть, и более впереди траверза, в расстоянии около 40 кабельтовов или, если угодно, в большем. Пусть он, вооружившись чертежными инструментами, изобразит рекомендуемое французом развертывание влево восьми русских броненосцев с максимальною для них в строю 11-узловою скоростью.

Ему станет ясно, что развертывания нельзя кончить ранее, чем все двенадцать японских кораблей, развивающих хотя бы 16 узлов, выправятся на избранном курсе и обрушатся на выскочивший вперед отряд четырех быстроходнейших русских судов, быстро удаляющийся от восьми их товарищей, пытающихся исполнить план, рекомендуемый г. N. под диктовку французского писателя.

Развертывание хвоста русской эскадры могло бы принести пользу, но лишь при уверенности, что голова этой эскадры не уйдет от такой помощи, то есть не воспользуется своей быстроходностью.

Я полагаю, что если Вы будете добры рассказать г. N. содержание этого письма, которого я не имею права печатать, то последующие заметки «Нового Времени» будут более обдуманы.

Простите за причиняемое Вам беспокойство и примите уверение в моем глубоком уважении и преданности.

3. Рожественский.

Нынешние поборники «теории многоотрядности и раздельного маневрирования» к чертежным инструментам могут смело добавить интеллектронную мощь «Пентиумов» и «Макинтошей». Соединение современной оргтехники с циркулем и линейкой, возможно, произведет благотворный сдвиг в их взглядах на русскую военно-морскую историю.

А мы вернемся к окончанию ответа адмирала Рожественского на вопрос 33.

В единстве – сила

«Двенадцать японских броненосцев действовали в сомкнутом строю, сосредоточивая свой огонь в первом периоде боя последовательно на головных из числа наших наиболее быстроходных броненосцев, которые все же при этом получали некоторую поддержку следовавших за ними мателотов.

Если бы четыре или пять наших броненосцев, развив свою предельную скорость, отделились от своих слабых товарищей, то японские броненосцы, имея возможность развить скорость большую, чем наши лучшие ходоки, держались бы своего образа действий и лишь в более короткий промежуток времени одолели бы сосредоточенными силами цвет нашей эскадры, чтобы затем шутя догнать и побороть покинутых.

Единственно правильной тактикой 2-й эскадры для нанесения сколько-нибудь чувствительного вреда японским главным силам было соединенное действие наших броненосных отрядов, возможно тесный строй и только захождение по мере надобности концевого отряда для действия из фронта или пеленга, хотя бы и неправильного, по хвосту забегающей в нашу голову японской броненосной эскадры.

Но и этот заходящий фланг не должен был отрываться от прочих судов линии.

Так вот, для того чтобы наша эскадра могла при настойчивом добром желании сохранять тесный строй и чтобы концевые, форсируя ходом, могли исполнять захождение, не разрывая строя, голова этого строя должна была бы иметь отнюдь не более 10 узлов».

Отметим для интересующихся, что изложенные выше взгляды адмирала Рожественского на оптимальное построение своих броненосцев в эскадренном бою вполне совпадают со взглядами адмирала Макарова на эскадренный бой[276]276
  См. Часть вторая. Глава 4.3. Витгерф в море не пойдет. И другим не позволит, раздел: Рассуждения по вопросам морской тактики.


[Закрыть].

Почему 2-я эскадра была введена в бой не в таком порядке…

Ответ Адмирала

«Вопрос 34. Почему эскадра была введена в бой не в таком порядке, чтобы все суда могли сосредоточить наисильнейший огонь по одной цели (рапорт капитана 1-го ранга Озерова)? Почему, несмотря на это, был сделан сигнал сосредоточить огонь на головном неприятельском корабле?»

Ответ Адмирала на этот вопрос столь важен, что стоит обратить на него особое внимание.

«Ответ. Я почитаю необходимым несколько подробнее остановиться на вопросе: почему 2-я эскадра была введена в бой не в таком порядке, чтобы все суда могли сосредоточить наисильнейший огонь на одной цели».

Строй эскадры в момент визуального контакта

«Несколько ранее 1 час. 20 мин. пополудни (по часам броненосца “Князь Суворов”) и несколько правее пути по курсу N0 23°, на котором лежал наш 1-й броненосный отряд (как и вся эскадра), открылся головной броненосец японских главных сил.

Броненосцы 2-й эскадры были в этот момент построены так: 1-й отряд из 4-х судов – в правой колонне. 2-й и 3-й отряды, всего 8 судов – в левой. Расстояние между этими кильватерными колоннами было около 8 кабельтовов, а. головные корабли 1-го и 2-го отрядов были на одной высоте».

8 кабельтовов

«Я просил бы обратить внимание на мое категорическое утверждение, что расстояние между колоннами было около 8 кабельтовов, а не 15, как значится в историческом документе, помещенном в официозе, издаваемом Великим Князем Александром Михайловичем, который составлен на основании большого числа неверных данных, освещенных предвзятым враждебным намерением[277]277
  В освещении этом, как легко догадаться, принял активное участие и г. Кладо. Он имеется далее в виду и под «публицистом, сотрудником Великого Князя».


[Закрыть].

Строй двух колонн до боя вызван был обстоятельствами, подробно описанными в моем официальном рапорте. Получился он так: все три отряда броненосцев шли перед этим в одной кильватерной колонне со скоростью 9 узлов.

Головной первого отряда, не меняя хода, поворотил на 8 румбов вправо, а за ним ворочали последовательно 2-й, 3-й и 4-й по порядку мателоты, расстояния между которыми были в 2 кабельтова и, может быть, несколько меньшие, но никак не большие.

Когда 4-й корабль кончал свой поворот на 8 румбов вправо, головной 1-го отряда начал ворочать на 8 румбов влево, а головной 2-го отряда остался на курсе. Второй, третий и четвертый мателоты 1-го отряда, ворочая, в свою очередь, последовательно влево, образовали с “Князем Суворовым” в голове правую колонну.

Очевидно, что эта правая колонна не могла быть удалена от левой на 15 кабельтовов, а отстояла всего лишь около 8 кабельтовов, и что левая колонна была не впереди и не позади правой, а на одной высоте.

Как только с “Суворова” открыт был “Миказа”[278]278
  То есть чуть раньше 1 часа 20 минут.


[Закрыть], “Суворов” немедленно прибавил хода до 11¹/₂ узлов, сделав сигнал: “1-му отряду иметь 11 узлов”.

И склонился немного влево, чтобы войти в голову левой колонны.

В памятной книжке Великого Князя совершенно неверно утверждается, что:

“В 1час 20 минут правая колонна повернула вдруг на 8 румбов влево”, т.е. внутрь моря.

Я не настолько был парализован ужасом при появлении неприятеля, как то силится доказать публицист, сотрудник Великого Князя, имеющий, по-видимому, доступ ко всем официальным сведениям Морского Министерства.

Итак, головной первого отряда (“Суворов”) склонился влево в 1 час 20 минут, а в 1 час 49 минут выправился на курсе NO 23° впереди колонны 2-го и 3-го броненосных отрядов; 2-й, 3-й и 4-й мателоты 1-го отряда держали ему в кильватер все это время».

Вспомним Пифагора

«Чтобы определить, какое расстояние было в 1 час 49 минут между головным 1-го отряда и головным 2-го отряда, можно принять, что:

первый шел со средней скоростью, близкой к 11¹/₄ узлов, по линии, близкой к гипотенузе треугольника, 29 минут (и прошел, следовательно, около 5,5 миль);

а другой шел по большому катету со скоростью 9 узлов и прошел в 29 минут 4¹/₃ мили.

Так как малый катет того же треугольника (расстояние между колоннами) был равен 0,8 мили, то вся длина большого катета должна была быть у (5,5)² – (0,8)² равною 5,4 мили, а расстояние между “Суворовым” и “Ослябя” в 1 час 49 минут должно было быть 5,4–4,33 = 1,07 мили».

Представьте себе! Даже после внесения Адмиралом полной прозрачности в геометрию перестроения эскадры перед первым залпом его критики до сих пор ставят ему в вину, что он, видите ли, не указал румб, на который склонился влево «Суворов», а только-де – для скрытия своей бездарности и нераспорядительности – употребил выражение: склонился немного влево. Критикам имеет смысл открыть учебник начальной планиметрии и посмотреть раздел про прямоугольные треугольники. Возможно, после некоторых трудов они смогут удовлетворить свое столетнее любопытство.

Ввод в бой эскадры

«Таким образом, я ввел эскадру в бой с таким расчетом, что к моменту поворота моего флагманского корабля на курс колонны 2-го и 3-го броненосных отрядов все корабли 1-го отряда могли поместиться между моим флагманским и броненосцем “Ослябя”, даже считая двухкабельтовые расстояния корабля от корабля не между их центрами (серединами), а между форштевнем одного и ахтерштевнем другого.

Когда в 1 час 49 минут “Суворов”, приведя на NO 23°, открыл огонь, мне показалось, что “Ослябя” находится не на створе мачт “Суворова”, а несколько левее, сажен на десять, на пятнадцать. Поэтому я приказал поднять сигнал: “2-му отряду быть в кильватере 1-го”[279]279
  В данном случае Адмирал допускает неточность, как водится, в ущерб себе. По счастью, исправляя ее своим ответом на вопрос 45. На самом деле сигнал «2-му отряду быть в кильватере 1-го» был поднят на «Суворове» не в 1 час 49 минут, а за некоторое время до первого выстрела, поскольку «Суворов» вышел на искомый курс раньше, с запасом, чему есть свидетельства. Приведем отрывок из показания Следственной Комиссии флагманского штурмана 2-й эскадры полковника Владимира Ивановича Филипповского: «На вопрос, был ли сделан сигнал в начале боя 2-му и 3-му броненосным отрядам вступить в кильватер 1-му броненосному отряду, показываю дополнительно: сигнал такой был, но не в начале боя, а за несколько минут до боя; после первого выстрела с “Суворова” уже никаких сигналов не поднималось». – Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга третья. Вып. 4. С. 109. Последнее вполне согласуется с известным нам свидетельством мичмана Демчинского, что Адмирал не позволял открыть огонь, пока лично не убедился, что кильватерная линия построена.


[Закрыть].

В настоящее время, по-видимому, выясняется, что броненосец “Орел” (4-й в 1-м отряде) при вышеизложенном построении оттянул и в 1 час 49 минут находился не на своем месте, а за правым бортом “Ослябя”. Я не имею права этого оспаривать. Может быть, “Орел” и оттянул по своей вине или по вине третьего в строе (второй номер шел за “Суворовым” в безупречном расстоянии).

Если это верно, то, значит, к моменту моего первого выстрела я ввел в бой не 12 кораблей, а только 11».

Возможно, Адмиралу было бы приятно узнать, что в настоящее время анализом свидетельских показаний и расчетами, проведенными Вячеславом Чистяковым, с учетом данных о бое как с нашей, так и с японской стороны показано, что «Ослябя» не закрывал «Орла».

«Ослябя». Конец легенды

Чтобы не быть голословным, сначала приведу отрывок из статьи В. Чистякова «До первого залпа»:

«Действительно, как мог З.П. Рожественский, которого даже явные недруги характеризовали как “отличного моряка”, допустить нелепейшую оплошность и вдруг забыть о следующих за “Суворовым” судах?.. Даже если расчет адмирала был верен, и если “кавардак” случился по вине какого-то из средних мателотов, который в ответственнейший момент вдруг “оттянул” – то и здесь Командующему эскадрой нет оправдания…

“Почему Рожественский не скомандовал быстроходному 1-му отряду просто прибавить ход и просто вывести свой «стреляющий» борт из-за «тени» левой колонны? – вопрошает в своей книге адмирал сэр Реджинальд Кастенс. – Ведь никакой необходимости в формировании строгого кильватера не было. А некоторое поперечное отстояние одной колонны от другой было бы даже желательно…”

Сам же Рожественский так описывает момент перестроения:

“Когда в 1 час 49 минут «Суворов», приведя на норд-ост 23°, открыл огонь… «Ослябя» находился не на створе мачт «Суворова», а несколько левее, сажен на 10, на 15. Поэтому я приказал поднять сигнал: «2-му отряду быть в кильватере 1-го»”.

Сажен 10–15… Казалось бы, мелочь, но эта “мелочь” изменяет устоявшуюся в наших умах картину самым радикальным образом! Оказывается, приведя на норд-ост 23°, “Суворов” не вышел на линию курса “Осляби”. С умыслом или нет, но Генерал-Адъютант совершил как раз то, что и советовал ему, задним числом, разумеется, сэр Реджинальд – он именно выдвинул 1-й отряд из-за “тени” левой колонны, сохранив между ними “желательное” поперечное отстояние в 10–15 сажен. Или, говоря по-другому, к моменту открытия огня русская формация представляла собой не правильную (или неправильную, как ее любят рисовать на схемах) линию, но сильно растянутый по длине и сжатый по ширине “уступ”[280]280
  На самом деле к моменту открытия огня эскадра заканчивала переформирования этого уступа в кильватерную, слегка вогнутую линию, в фокусе которой находилась японская точка поворота. Последнее и обеспечило необычно большое число наших попаданий в японские суда в первые же минуты боя. Подробнее об этом – в Части пятой.


[Закрыть].

Как видим теперь, легенда о вытеснении из строя “Бородино” и (или) “Орла” есть не более чем легенда. При данном характере строя – “растянутый уступ”, эти суда просто не могли быть вытеснены. Кстати сказать, о “вытеснении” концевых 1-го отряда свидетельствуют только те, кто наблюдал их сзади – с борта “Осляби”, “Сисоя”, “Наварина”…

Но те, кто смотрел на линию с мостиков “Суворова” (сам адмирал, Семенов, мичман Леонтьев и пр.), никаких “вытесненных” судов не видели, что и естественно: “Бородино” и “Орел” просто держали точный кильватер за своим головным! Да и сам адмиральский сигнал “2-му отряду быть в кильватере 1-го” служит хорошим тому подтверждением – если б “Орел” и “Бородино” действительно оказались вне строя, то Рожественскому логичнее было бы поднять сигнал типа “такому-то занять место в строю” или что-то в этом роде

“Ну, хорошо, – согласится читатель, – допустим, вы правы. Но ведь вполне могло статься, что к 1 часу 49 минутам концевой «Орел» или даже «Бородино» не успели выйти из-за борта «Осляби»?” Что ж, давайте, предположим, что так и было.

Допустим, что в самый момент, когда по фалам “Суворова” взлетел адмиральский сигнал “открыть огонь”, “Орел” действительно был закрыт “ослябским” бортом. И башни доложили бы на мостик: “Стрелять не могу. Мешает «Ослябя»!”

Возможно ли, чтобы кто-нибудь из “орловских” офицеров запамятовал бы о подобном эпизоде? Думаю, что вряд ли. Как правило, моменты такого рода врезаются в человеческую память на всю жизнь. А потому давайте потревожим оставшихся в живых “орловцев” и начнем по старшинству.

Старший офицер “Орла” капитан 2 ранга Шведе:

“В 1 час 50 минут с «Князя Суворова» был открыт огонь и поднят сигнал «I». Вслед затем, почти одновременно^ открыли огонь: «Ослябя», «Император Александр III», «Бородино» и «Орел» и остальные суда нашей колонны. Из левой 6-дюймовой башни «Орла» была начата пристрелка по «Микаса» (согласно сигнала Адмирала «I» – так как цифра «I» значила стрелять по первому судну в неприятельской колонне)”^{247}.

“Почти одновременно”! И совершенно не упомянуто о каких-либо помехах. И слово “колонна” в единственном числе – значит, к моменту открытия огня перестроение закончилось.

Старший артиллерийский офицер лейтенант Шамшев:

“С поднятием на «Суворове» боевого флага мы могли (курсив мой. – В.Ч.) открыть огонь по неприятелю…”^{248}

Командир кормовой башни главного калибра мичман Щербачев:

“Броненосцы его (т.е. неприятеля. – В.Ч.) последовательно поворачивают влево (на нас) и, следуя в кильватер «Микаса», выстраиваются в одну колонну, ложась на параллельный с нами курс. Я смотрю на часы: 1 час 50 минут (за особую точность не ручаюсь, так как я свои поставил приблизительно по судовым). На циферблате стрелка начинает двигаться и показывает: «пристрелка». Впереди слышны выстрелы: наш отряд вступает в бой”^{249}.

Как видим, о препятствиях стрельбе опять ни слова. Но зато Щербачев – из кормовой башни, заметим! – отчетливо наблюдал неприятельский поворот и “Микаса”. Следовательно, поля зрения ему ничто не закрывало. Вывод очевиден.

К 1 часу 49 минутам “Орел” (а тем более “Бородино”!) вышел из-за борта “Ослябя” и мог действовать по неприятелю всеми своими башнями, в том числе и кормовой.

Теперь, читатель, обратимся к нашему последнему “персонажу” – эскадренному броненосцу “Ослябя”. Как свидетельствуют не слишком разнящиеся в основных деталях показания многих очевидцев, корабль этот действительно замедлял ход и, возможно, даже стопорил его на какое-то время. Но тут нам полезно припомнить еще раз, что машинно-телеграфный “стоп” отнюдь не означает “стопа” в смысле физическом, то есть неподвижного стояния относительно воды[281]281
  Так, известный «Титаник» после команд «Стоп машина!» и «Полный назад!» прошел еще два с лишним кабельтова почти не снизив скорости. Благодаря чему и распорол 90 метров обшивки о зловредный айсберг. Но и это не сразу остановило его неуклонное движение вперед. И хотя «Ослябя» раза в три полегче красавца лайнера, и ход его был раза в два с половиной меньше, но остановить бронированную махину в 15 000 тонн водоизмещением даже на скорости 17 км/час очень не просто и не быстро. Тем более, подчеркнем еще раз, достоверные данные, что была команда «Стоп машина!» или хотя бы «Малый ход!», как мы увидим чуть ниже, отсутствуют. Наиболее вероятно, что «Ослябя» незначительно – до 8 узлов – замедлил ход при вступлении в кильватер 1-му отряду, подняв на мачте соответствующий сигнал. В этот момент «Микаса», ложащийся на курс NO 67°, и оказался на левом траверзе «Ослябя». – Б.Г.


[Закрыть].

Сколько времени сохранял “Ослябя” действительную неподвижность? Минуту? Две? Пять? Достоверных данных на сей счет у нас нет, а потому давайте предположим заведомо самое худшее – будто в момент открытия “Суворовым” огня, то есть в 1 час 49 минут, “Ослябя” не только держал телеграф на “стопе”, но и был по-настоящему неподвижен. Допустим также, что броненосец “Орел” находился в этот момент точно за корпусом “Ослябя”, что, как мы знаем, заведомый “перебор”, но пусть будет так[282]282
  На самом деле есть неопровержимые данные, что к моменту открытия огня «Суворовым» броненосец «Ослябя» как раз вступал в кильватер «Орлу». С ними читатель будет ознакомлен ниже. См. Часть пятая. Глава 4.2.


[Закрыть]!

Перейдем теперь непосредственно к вычислениям.

“Орел” в 1 час 49 минут и все дальнейшее время держал ход 9 узлов. “Ослябя” же, как логично предположить, сохранял свою неподвижность только лишь затем, чтобы выпустить “Орла” вперед на некое минимальное расстояние, то есть на длину его корпуса плюс какой-то интервал. Возьмем это расстояние, тоже заведомо с “перебором”, равным 4 кабельтовым и поделим на скорость “Орла”. Получим:

0,4 : 9 = 0,04 часа = 2,6 минуты.

А теперь естественно спросить – какое максимальное число снарядов могли выпустить японцы по “Ослябя” за эти самые 2,6 минуты? Ответ известен заранее – ни одного. Да, ни единого снаряда!

Ибо в официальном японском описании зафиксировано с полной достоверностью, что первый выстрел по “Ослябя” был сделан в 1 час 54 минуты – ровно через 5 минут после выстрела “Суворова” и спустя 2,4 минуты после того, как “Ослябя”, при всех завышенных допущениях, должен был дать ход.

Иначе говоря, русский броненосец ни секунды не представлял собой «неподвижную мишень»! А что касается небывало скорой гибели “Ослябя”, то причины ее следует изыскивать не в стоянии на “стопе”, а в чем-то совсем ином…»^{250}

Еще раз о воспоминаниях и донесениях

К сказанному Чистяковым добавим только:

1) по-любому кажется весьма маловероятным, чтобы четыре броненосца 1-го отряда, с промежутками в два кабельтова обогнувшие мыс Доброй Надежды в 11-балльный шторм, вдруг не смогли выдержать строй в самый ответственный момент при сравнительно спокойном море;

2) в донесениях о бое офицеров «Ослябя» лейтенантов Саблина 1-го и Колокольцева, спасенных миноносцем «Бравый» и избежавших японского плена, вообще не упоминается не только о полной остановке родного броненосца, но даже о замедлении им хода:

«Около половины 12-го наша эскадра броненосных кораблей находилась в 2-х кильватерных колоннах. Правая колонна состояла из броненосцев типа “Бородино”, а левая – из второго и третьего броненосных отрядов, имея головным “Ослябя”.

Как только показалась неприятельская эскадра, “Суворов” повернул влево и, увеличив ход, приблизился к левой колонне и начал ее обгонять, приказав “Ослябе” вступить в кильватер. Неприятель, пройдя в большом расстоянии у нас перед носом, повернул налево и лег контркурсом. Когда головная часть неприятельской эскадры легла на последний курс, начался бой.

В первый период боя в “Ослябя” было много попаданий…»^{251}

«Бой начался около 2 часов пополудни. Когда, будучи командиром 1 группы[283]283
  1-я группа – группа орудий правого нестреляющего борта. Поэтому первые полчаса боя лейтенант Колокольцев и его комендоры главным образом помогали своим коллегам 2-й группы левого борта, возглавляемой мичманом князем Сергеем Васильевичем Горчаковым. И у лейтенанта Колокольцева, как он сам отмечает, было относительно больше возможности наблюдать за тем, что делается на корабле. В частности, он говорит, что «в продолжение получаса непрерывной стрельбы орудиями левого борта снарядов в верхнюю батарею не попадало, причем один снаряд ударил без последствий в броню носового 6-дюймового каземата». Основные попадания и неприятности от них начались на этом участке боя через полчаса после открытия огня.


[Закрыть], я пришел в верхний носовой 6-дюймовый каземат правого борта, я увидел по носу неприятельский флот, сближающийся с нами и идущий в кильватерной колонне на пересечку нашего курса по направлению к нашему курсу почти перпендикулярному.

Первым в кильватерной колонне был броненосец “Микаса”, затем – “Шикишима”, “Асахи”, “Фудзи”, “Ниссин” и “Кассуга”; дальше шли крейсера 1-го класса, но, кажется, до них шло еще большое судно[284]284
  Как видим, наши офицеры совершенно верно с первого взгляда определяли поименный состав вражеского флота. В связи с этим вызывают удивление слова кэптена Пэкинхэма в его Отчете о бое, что ввиду мглистой погоды японцы с трудом различали наши корабли. И далеко не всегда могли определить, в каком порядке они идут в строю. И, кстати, обратите внимание на это неучтенное большое судно между 1-м и 2-м боевыми отрядами. Может, конечно, и привиделось.


[Закрыть].

Неприятельский флот перешел на левую сторону, и с броненосца “Ослябя”, после нескольких пристрелочных выстрелов из 6-дюймовых орудий был открыт огонь»^{252}.

Как видим, ни слова об остановке или хотя бы замедлении хода. А ведь это первые сообщения о Цусимском бое, сделанные буквально несколько часов спустя после событий. Странно предположить, что спасенные с погибшего броненосца офицеры не отметили бы главного фактора его гибели – по мнению других свидетелей – резкого замедления хода или даже полной остановки хотя бы на несколько минут. Ни слова об остановке «Ослябя» или уменьшении им хода нет и в обобщенном донесении о бое Командующего Маньчжурской армией генерала Линевича. Последнее неудивительно. Как легко может каждый убедиться лично, часть донесения, описывающая начальную фазу боя броненосных отрядов, составлена именно со слов лейтенантов с «Ослябя».

Нет также ни слова о пресловутых двух колоннах.

Сообщения о замедлении флагманом 2-го отряда хода и даже полной его остановке стали появляться только в донесениях офицеров («Ослябя», «Орла», «Сисоя Великого» и ряда других броненосцев), побывавших в японском плену и, как следствие, имевших возможность общаться с Небогатовым, офицерами его штаба и прочими «небогатовцами»[285]285
  К «небогатовским» можно добавить достаточно маловразумительные и противоречащие друг другу «манильские» донесения и воспоминания на ту же тему.


[Закрыть].

Из последних кругов и пошли, например, сведения, что на кораблях 3-го отряда были не опытные комендоры, а новички, – ложь, разоблаченная еще адмиралом Бирилевым, а в наши дни каперангом Грибовским, в целом очень сочувственно относящимся к Небогатову и крестному пути его отряда. Но ложь, вполне устроившая нашу самую Следственную Комиссию. И много еще чего пошло из тех кругов интересного, иллюстрирующего самые правдивые показания о Цусиме храброго и верного адмирала Небогатова, в частности, о «скучивании» эскадры в начале боя. Причем частично это перешло даже в показания и донесения людей из 1-го отряда – отряда верных. Так что к трем основным отрядам Критерия Цусимы следовало бы, строго говоря, добавить 4-й отряд – отряд введенных в заблуждение.

Нельзя отрицать, что у контр-адмирала Небогатова была своеобразная харизма, весьма специфического толка!

Владимир Семенов в предисловии ко второму изданию «Боя при Цусиме» говорит о своем малом доверии к воспоминаниям участников о ходе боевых действий и приводит убедительные примеры своей правоты. Читатель, не поленившийся просмотреть донесения участников боя, описывающие хотя бы первые полчаса огневого контакта эскадр и четверть часа до его начала, сможет умножить число таких примеров пропорционально своему трудолюбию.

И кавторанг Семенов заключает:

«Вот почему… связанный обязательством быть в своем изложении документально точным, – я не осмеливаюсь верить ни своим, ни чужим “воспоминаниям”, раз только они не подтверждены хотя бы самой краткой записью, сделанной в момент совершавшегося события.

Но что записано – то было. За это я ручаюсь»^{253}.

В Части первой этой книги подробно говорилось, что официальных документов о Цусимском бое – вахтенных журналов главных действующих лиц Цусимы – русских броненосцев, по понятным причинам не сохранилось. И практически все наши знания о бое вынужденно базируются на мнениях и воспоминаниях участников и очевидцев, оформленных в виде рапортов, донесений и показаний.

Но в таком случае совершенно очевидно следует предпочесть воспоминания, записанные по горячим следам самого сражения и не прошедшие длительной идеологической и иной обработки. Ценность первичных показаний свидетелей подтвердит любой юрист.

И в этом смысле донесения о бое старшего минного и младшего артиллерийского офицеров «Ослябя» – лейтенантов Михаила Петровича Саблина 1-го и Павла Александровича Колокольцева – стоят абсолютно вне конкуренции по своей достоверности и адекватности в сравнении со всеми иными позднейшими донесениями, показаниями и рапортами о начале боя. Недаром их мнениями вовсе не заинтересовалась Следственная Комиссия, и в ее материалах присутствуют свидетельства только сторонников «кучи».

Так что если бы вопрос «кучи», остановки «Ослябя» и вытеснения из строя следующих за ним броненосцев действительно зависел бы только от оценки степени достоверности воспоминаний участников, то и в этом случае сказанного было бы достаточно, чтобы понять, откуда растут уши этих столетне-недоброкачественных легенды и мифа о русском флоте.

Но в данном случае у нас есть, по счастью, и письменное свидетельство о строе эскадры при начале огневого контакта. Подлинное свидетельство из дневника капитана 2-го ранга Владимира Семенова, записанное им еще на «Суворове» «под свежим впечатлением», подкрепленное единодушными свидетельствами флагманских специалистов. И на которое, понятное дело, не обратила ни малейшего внимания Следственная Комиссия. С совокупностью этих свидетельств мы ознакомимся чуть позже[286]286
  Часть пятая. Гл. 4.2, раздел: «Оттянул и скучился». Действительный строй эскадры.


[Закрыть].

А сейчас скажем только, что адмирал Рожественский действительно ввел в бой эскадру в полном составе – 12 линейных судов; построенных в одну кильватерную колонну.

Вновь слово Адмиралу.

Все мои броненосцы

«Необходимо, однако же, иметь в виду, что когда с “Суворова” сделан был первый выстрел по броненосцу “Миказа” с расстояния в 32 кабельтова, тогда “Миказа” был менее одного румба впереди траверза “Суворова”. А так как длина строя трех отрядов броненосцев второй эскадры должна была составлять 2,8 мили, то от концевого мателота в 3-м отряде до броненосца “Миказа” расстояние должно было быть не более 42¹/₂ кабельтовов.

Таким образом, я ввел в бой 2-ю эскадру в строе, при котором все мои броненосцы должны были иметь возможность стрелять в первый момент по головному японской линии с расстояний прицельной его досягаемости для главных калибров.

Не по причине моей сообразительности, а по оправдавшейся вполне самонадеянности, а может быть, и по ошибочному расчету японского адмирала, в момент первого выстрела с “Суворова” один только броненосец “Миказа” успел уже лечь на курс, параллельный или несколько сходящийся с курсом 2-й эскадры.

Из прочих же японских броненосцев два разворачивались вслед за “Миказа”, а остальные девять еще не подошли к точке последовательного поворота и лежали по отношению ко 2-й эскадре за “Миказа” носом в зюйд-вестовую четверть».

Первый удар 2-й эскадры

«Поэтому точка, в которой находился “Миказа” в момент первого выстрела с “Суворова” и в которую последовательно приходили вслед за “Миказа” еще 11 японских броненосцев, оставалась под выстрелами всей 2-й эскадры (под так называемым первым ударом ее) столько времени, сколько потребовалось японской линии длиною в 2,8 мили, чтобы пробежать через эту точку.

Если принять, что японцы циркулировали даже с огромною скоростью в 16 узлов, то на пробег 2,8 мили им требовалось не менее десяти минут.

А за эти 10 минут наша эскадра все же продвигалась вперед со скоростью хотя бы и 9 узлов.

Значит, и концевой нашего 3-го броненосного отряда мог продвинуться по курсу NO 23°на 1,5 мили; и, следовательно, его расстояние до точки, в которую один за другим приходили японские корабли, могло непрерывно уменьшаться и к концу перестроения японцев уменьшиться до 35 кабельтовов.

Причем в эту точку могли бы быть наводимы все орудия левого борта эскадры и все башни с орудиями больших калибров».

Мог и должен был

«Очевидно, по обстоятельствам, хотя и не от меня зависившим, первый удар нашей эскадры был поставлен движениями моего флагманского корабля в необычайно выгодные условия. В момент первого выстрела с “Суворова” головной японский броненосец один мог отвечать на огонь 12 – или, если допустить, что “Орел” не вышел еще тогда из-за борта “Ослябя”, то 11 – наших броненосцев.

А затем в течение десяти минут, пока японцы собирали свою линию, самый отдаленный из наших кораблей мог и должен был уменьшить свое расстояние от японской линии с 42¹/₂ кабельтовов до 35 кабельтовов».

Следует добавить, что, точно выполнив приказ Адмирала, самый отдаленный из наших кораблей мог и должен был стрелять «по головному японской линии с расстояний прицельной его досягаемости для главных калибров» не только в момент первого выстрела «Суворова», но в течение, по крайней мере, первых 10 минут боя.

Сетования неосновательны

«Пока петля японских броненосцев развязывалась, “Суворов” проходил вперед, а от траверза кончавших циркуляции японских броненосцев приходился ближе “Суворова” флагманский корабль нашего 2-го броненосного отряда “Ослябя”.