Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"
Автор книги: Борис Галенин
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 68 (всего у книги 71 страниц)
То есть теми же духовными качествами православного русского человека, проявленными в реальном огне Цусимы, которые и превращают этот трагический бой в победу русского православного воинского духа, трагический триумф русского флота.
В Цусимском бою Соединенному японскому флоту, вооружало который и за спиной которого стояло все мировое сообщество, неуклонно и неотвратимо противостояла всего одна русская эскадра под командованием русского же вице-адмирала Зиновия Петровича Рожественского.
Эскадру эту можно было расстрелять, сжечь или потопить, но не остановить или победить.
Русскую флотоводческую победу в завязке Цусимы, первый удар русской эскадры, едва не ставший роковым для Соединенного флота, лучше всех ощутили на себе и осознали сами японские адмиралы, полностью исказив в своих донесениях, и особенно в схемах начальной фазы Цусимы, истинную графическую картину начала боя.
Картину, ставящую крест на тактическом гении адмирала Того и заставляющую задуматься об истинных причинах цусимской катастрофы.
Только в свете этой победы русского флота, скрываемой до сих пор от мира, можно осознать, почему морской министр победоносной Японской империи адмирал Ямамото отчаянно подталкивал свое правительство – после Цусимы! – «к уступкам во имя заключения мира»[481]481
Книга 2. Часть третья. Гл. 2.2: Как это видели они сами; Книга 3. Часть пятая. Гл. 10.3, раздел: Адмирал Ямамото: «Это уже не спасет Японию».
[Закрыть].
Героические поход и бой 2-й эскадры сорвали в тот раз планы врагов России по ее уничтожению уже в 1905 году. Продлив существование Православной Империи на целых двенадцать лет.
А потому Цусима является стратегической победой русского народа и его флота. Над всем мировым сообществом!
XI. Предзнаменование конца?
33. Вместе с тем нестойкость, проявленная частью эскадры в лице отрядов Энквиста и Небогатова, показала кому надо, что работа по коррекции мировоззрения руководства русской армии и флота ведется в нужном направлении и начинает давать свои результаты.
Об этом свидетельствовали, в частности, данные судебного процесса о сдаче судов отряда бывшего адмирала Небогатова: случаев признания своей вины и покаяния практически не было, но, напротив, имело место бравирование своими действиями, как и на аналогичном процессе о сдаче Порт-Артура. Что было совершенно немыслимо еще во времена обороны Севастополя и свидетельствовало о полном непонимании или забвении смысла православного воинского служения. Или о пренебрежении им.
В дальнейшем некоторые из ушедших и сдавшихся, достигнув адмиральских чинов, приняли прямое или косвенное участие уже в Цусиме Февральской.
А потому, быть может, Цусимский бой действительно знаменует собой скорый конец Русской истории. Конец истории Третьего Рима, последнего Римского царства.
А значит – конец и всемирной истории.
Конец?..
Еще раз о победах военных и информационных
Подведем итоги. Неопровержимые факты свидетельствуют, что реально военная победа в русско-японской войне, как ни непривычно это звучит, была одержана именно Россией. И победа славная.
Славная тем, что Япония представляла лишь малую часть тех сил, что были реально задействованы в этой войне мировой Анти-Власти против нас. Верхушку всемирного, скажем так, Айсберга.
Но военная победа в кампании русско-японской была попросту без затей украдена у нас большой, можно сказать транснациональной, компанией. Вернее «братией». И превращена этой «братией», следуя накатанной схеме войны Крымско-международной[482]482
Книга 1. Часть третья. Гл. 2.2: Крымская война как война мирового глобализма с Россией.
[Закрыть], в крупнейшее информационное поражение России, последствия которого аукаются по сей день.
Технологии отрабатывались не сегодня
Суть произошедшего и происходящего была искажена настолько, что даже патриотически настроенные лица в руководстве страны сделали из случившегося в большинстве своем совершенно неверные выводы. Возможен, впрочем, вариант, что выводы большинством этого руководства сделаны были как раз верные, но препарированы соответствующим образом и только после доложены Государю.
Два самых очевидных и важных для нас примера.
Пример первый. Очевидно, что предательская деятельность генерала Куропаткина на сопках Маньчжурии, его покровителей и единомышленников не привела армию к катастрофе лишь благодаря невероятной стойкости Русской Императорской Армии в лице ее солдатского, офицерского и унтер-офицерского состава.
Причем прослойкой, скрепляющей, цементирующей массивы офицерский и солдатский, была прослойка унтер-офицерская. Русские унтер-офицеры скрепляли русскую армию в нерушимое целое в масштабах от взвода до полка, как минимум. Они были промежуточной инстанцией между офицерами и солдатами – и тем, и другим были близкие, свои.
Случаи нарушения дисциплины начались в армии только после заключения мира, когда ощутившей свою силу и готовой к победе армии приказано было с позором возвращаться домой. До высшего начальства было не добраться – зло срывали на ком придется. Как и в случае с командами небогатовских судов. На «Ушакове» был точно такой же состав экипажа. Но «Ушаков» не сдался, и его матросы любили и уважали своих офицеров, а «политикантов» били и даже убивали.
Волнения в Маньчжурской армии были вызваны только и единственно заключением мира при незаконченной очевидной победой войне, остальные причины, будь их хоть миллион, математически говоря, имели меру нуль. Справедливость этих слов однозначно доказывает триумфальная встреча этими же бунтующими солдатами адмирала Рожественского – человека, который шел до конца. То, что его в бессознательном состоянии сдали в плен, не играло никакой роли для знающих «цену крови» русских солдат.
В отличие от членов Следственной и прочих комиссий, а также историков, особенно военных, тех и прочих времен, они также прекрасно знали, что отряд Небогатова практически не принимал участия в бою и нутром чуяли, что была измена.
Таким образом, повторим еще раз, воюющая русская армия времен войны с Японией в подавляющей массе своей представляла нерушимое единство, скрепляемое своими унтер-офицерами.
Для будущей Февральской революции такая армия категорически не годилась. И кем надо были сделаны нужные выводы. Измена одного была заменена неумелостью многих.
Поражение нашей армии (якобы имевшее место в Маньчжурии, согласно отчету генерала Куропаткина, поддержанному Исторической Комиссией генерала В.И. Гурко[483]483
Того самого, что в конце 1916 – начале 1917 года саботирует приказ Государя Императора перевести с фронта в Петроград Гвардейский экипаж и Гвардейскую кавалерию, а в феврале своим докладом спровоцирует последний отъезд Государя в Ставку, поддержав телеграмму генерала-изменника М.В. Алексеева. О деятельности Комиссии Гурко подробно пишет в третьей части своего труда известный нам генерал Федор Петрович Рерберг.
[Закрыть] и начальником Генштаба генералом Ф.Ф. Палицыным) было приписано низкому уровню офицерской, и особенно солдатской, массы. А значит, и первым и непосредственным учителям этой массы – унтер-офицерам.
В этом проявили удивительное единство генералы Куропаткин, Гурко и Палицын. И явно не только они одни.
Чтобы удовлетворить общественному мнению и проявить объективность, к числу бездарных и неумелых пришлось, правда, причислить и самого Куропаткина. Но больше уж ни пальчиком, ни-ни.
Но неумелость многих просто объективно требовала проигрыша войны, хотя бы виртуального. Его и пришлось создать.
Чтобы спутать причины и следствия, до сих пор пишут и считают общим местом, что боевые действия в Маньчжурии пришлось прекратить из-за Первой «русской» революции 1905 года.
Поражения России в результате провоцируемой их стараниями революции действительно добивались Куропаткин и компания под Лаояном и Мукденом и русская интеллигенция на местах. Но еще столь высока была доблесть русской армии, спаянной в триединство солдат, унтеров и офицеров, столь силен был народный патриотизм, что только заключение мира при якобы проигранной, несмотря на жертвы, войне смогло перевести революцию в реальность.
На это, наконец, совершенно справедливо указал доктор исторических наук, член-корреспондент РАН Андрей Николаевич Сахаров:
«К лету 1905 года финансовое положение Японии было уже катастрофическим. Теперь должны были сказаться преимущества России в живой силе и ресурсах.
Конечно, закономерно встает вопрос – насколько внутреннее состояние России, размах революционного движения могли помешать окончательной победе над истощенным и надломленным противником?
Революционные настроения в обществе, пораженческая пропаганда либералов и радикалов, естественно, влияли на общее отношение жителей страны к войне. Эти настроения не могли не передаваться воюющей армии. И все же следует отметить, что пик революционного движения – всеобщая октябрьская стачка – был еще впереди, как и вооруженные столкновения революционных сил с войсками.
Да, внутреннее состояние империи было тревожным, но думается, что степень этой тревожности – во многом плод фантазии либеральных и радикальных, в том числе большевистских, органов печати. Внешне облик империи, ритм жизни ее городов и сел, во всяком случае до октября 1905 года, мало изменился»{550}.
И потребовались большие усилия внутренних и внешних «друзей» России, чтобы склонить Государя к переговорам о мире.
А от скатывания в революцию до заключения мира удержала страну 2-я эскадра флота Тихого океана, погибшая при Цусиме. Подвиг эскадры прекрасно поняли и оценили простые солдаты Маньчжурской армии, показав это триумфальной встречей «железного адмирала».
Пример второй. В бою при Цусиме 14 мая 1905 года не было измены ни Адмирала, ни личного состава. Храбрые японские адмиралы содрогнулись перед «нечеловеческим упорством», с которым 2-я эскадра, лишившаяся в первый час боя двух флагманских кораблей, прорывалась на север «ставшим историческим курсом NO 23°». И мы знаем, какие силы в масштабах всего Земного шара были задействованы, чтобы остановить этот прорыв.
Но стрелки перевели и здесь. Без особых фантазий. В общественном мнении адмирала Рожественского, как и генерала Куропаткина, объявили бездарным. Но «бездарностью» Куропаткина прикрыли, прежде всего, измену самого Куропаткина. А «бездарностью» адмирала Рожественского – измену или, как минимум, вредительство петербургских верхов и, уж тем более, деятельность их международных подельщиков.
Дискредитация и уничтожение
И конечно, как и в случае с солдатами, унтер-офицерами и офицерами Маньчжурской армии, объявили неумелым личный состав 2-й эскадры, а в его лице и весь Русский Императорский Флот.
Необходимо было дискредитировать, как и в случае с армией, офицерский и унтер-офицерский состав. Так, отдаление, объективно существующее между солдатами, матросами и офицерами, превратилось, а вернее сказать, было сознательно и умело превращено, в пропасть.
Влияние унтер-офицеров было резко ослаблено. Их травля в обществе и в армии дошла до того, что солдаты отказывались идти в унтера. Высшее начальство единомышленно с Госдумой считало, что России нужен свободный гражданин-солдат, гражданин-матрос. И свободный гражданин – солдат и матрос – развернулся в полную силу в Февральскую, а затем Октябрьскую революции, убивая, пытая и топя своих офицеров. И не только их. Все необходимые меры для этого были приняты загодя.
Героические же унтер-офицеры русско-японской войны в массе своей вынуждены были с тяжелым чувством незаслуженной обиды уйти в запас, за штат. А с началом Первой мировой войны они первыми ринулись в действующую армию, часто сверх штата. Они-то ведь были «За Веру, Царя и Отечество». Известный военный историк профессор Николай Николаевич Яковлев в своем знаменитом «1 августа 1914 года» с некоторым недоумением пишет про первые дни Великой войны:
«Сверх штата прибыло много тех, кто по праву составлял золотой фонд армии, – запасных унтер-офицеров, часто с георгиевскими крестами и медалями за японскую войну. За отсутствием вакансий старших унтер-офицеров назначали вместо взвода на отделение, а немало младших унтер-офицеров встали в строй рядовыми. Так было повсеместно…
В иных ротах в рядовых ходило до двух десятков закаленных в японской войне и на службе унтер-офицеров…
Они и разделили судьбу рядовых – легли в первых боях.
У противника была иная практика – значительная часть кадрового унтер-офицерского состава осталась в тылу для подготовки развертывавшейся армии».
Уничтожение кадрового унтер-офицерства в первых же сражениях начавшейся войны Н.Н. Яковлев называет всего лишь фатальной ошибкой, вызванной желанием выступить во всеоружии. Это прямо как с уничтоженной в тех же сражениях Гвардией! Нет, ну одни дураки и бездарности сидели у нас в Генштабе! Отнюдь!
Лучший в мире русский унтер-офицерский корпус, опора Престол-Отечества был сначала дезавуирован, а затем уничтожен высокоталантливыми действиями высшего армейского руководства. По-своему не менее гениальными, чем действия Куропаткина в Маньчжурии. Как гениально была уничтожена этим руководством Русская Императорская Гвардия{551}.
А они всё – ошибка, недомыслие, случайность…
Нам-то с вами мозги парить теперь немножко сложнее.
Да, и еще. Уничтожение старого унтер-офицерского кадра и возникшая в результате пропасть между солдатами и офицерами сыграли решающую роль, возможно, и в том, что во время Гражданской войны – войны русского народа со всемирным антихристианским интернационалом – две части русского сопротивления – Белая армия и крестьянство – сражались порознь друг от друга и были разбиты по частям.
И, кстати, не восстановлен профессиональный унтер-офицерский корпус – этот «скелет армии», по словам не то Манштейна, не то Гудериана, в русской армии до наших дней. Как не восстановлен он был и в советской, кроме краткой послевоенной поры. Опять недомыслие!
Действительность оказалась еще хуже…
Дабы нагляднее представить себе, как происходил процесс уничижения офицерского и унтер-офицерского состава после русско-японской войны, как русское образованное общество трудолюбиво сплетало себе петлю на шею, приведем небольшой отрывок из замечательной книги «Осиное гнездо».
Ее автор – православный русский офицер Василий Николаевич Биркин из старого (XIV век) русского военно-дворянского рода Биркиных, ветеран русско-японской войны, а затем офицер 4-го саперного батальона в гнезде революционеров – в Тифлисе[484]484
В дальнейшем В.Н. Биркин – полковник 6-го гренадерского полка, преподаватель Донского кадетского корпуса, ветеран Белого движения: участник Степного похода, начальник группы Донского Кадетского корпуса. 25 февраля 1918 года в станице Веселой присоединился к Добровольческой армии. Участник «Ледяного похода» в 4-й роте офицерского полка. Затем вернулся в Донской кадетский корпус. Эвакуирован с корпусом из Новороссийска в Египет. В эмиграции жил в Германии. Умер после 1939 года. Автор воспоминаний «Повести минувших лет». Здесь речь идет о части 4 «Осиное гнездо» (Берлин, 1930). Цитаты ниже приводятся по переизданию: Биркин В.Н. Осиное гнездо. – Краснов П.Н., Биркин В.Н. Атаман Платов. М., 2008. С.284, 360, 362–366, 378, 420, 476.
[Закрыть].
Я прочел «Осиное гнездо», когда работа над «Цусимой» подошла к концу и, казалось бы, представлял себе немного ту работу, что проводили кому надо с армией и флотом перед революцией. Но действительность, как всегда, оказалась еще хуже. Просто потрясающе, что армия после всего этого еще до 1917 года продержалась и почти Великую войну выиграла. Судите сами.
Старая армия была крепка, как железо
«Старая армия до этой несчастной войны с Японией была крепка, как железо, благодаря аристократии казармы… фельдфебелям Андреевым, взводным Елисеевым и ефрейторам Касперовичам. Их убеждения были, что они начальство, а потому должны охранять Веру, Царя и Отечество, должны и солдат учить этой первой заповеди воина».
«В казарму раньше входили как в свой собственный дом. Между нами и нашими послушными солдатами была связь самая живая, несокрушимая. Если случалось кому из ребят крепко набедокурить, так, что нужно было отдавать под суд, – все офицеры сокрушались о провинившемся. Солдаты тоже боялись суда и часто шли к своим офицерам с просьбой заступиться за виновного.
– Плачет ён, – говорили они, – сознает, что глупостей наделал… Набейте ему морду хорошенько, ваше благородие, не отдавайте только парня под суд: пропадет».
И офицеры совместно с унтерами выручали солдат, часто рискуя служебным положением и деньгами. Да, виновных учили по-отечески. И те на всю жизнь оставались благодарными отцам-командирам за эту учебу, заменившую страшный и сейчас для любого из нас суд со всеми вытекающими.
«О политике не было ни слуху, ни духу, потому что нельзя было болтать “здря”. Кулаки непосредственного начальства были еще тверже их твердых убеждений в своем праве учить». При этом «Смею заверить, что безрассудства или злобы не было, злоупотребления кулаком не было тоже. Хорошего,работящего и честного солдата не били никогда».
Как видим, к этой армии в полной мере приложимы известные слова Александра Блока о русской армии: «Это ясная, твердая, верная сталь…» При наличии такой армии Россия была несокрушима, даже при измене отдельных представителей высшего командования. Японская война показала это с полной отчетливостью.
Подобное безобразие следовало срочно прекратить.
И армия оказалась расколотой
«После японской войны стали искать стрелочника и нашли его в лице унтер-офицерского состава… Вместо того чтобы понять свои ошибки, свою лень, свои неумение и порочность, общество накинулось страстно и безудержно… на ни в чем неповинного строевого офицера и его помощника – унтера. И добилось того, что дискредитировало своими неосновательными рассуждениями офицеров, а еще больше наших помощников – фельдфебелей и унтеров…
Вместо того чтобы улучшить положение унтер-офицерского класса, его стали унижать, сводить на нет. Явилось новое направление и у солдат: нежелание быть унтер-офицером. Добились того, что унтер-офицер стал переходить на сторону солдата. И армия оказалось расколотой».
Русская армия не оказалась расколотой. Ее раскололи умышленно. Как умышленно привели в негодность наши снаряды для Цусимы. В.Н. Биркин несколько идеализирует ситуацию.
«Были сбиты с толку даже и многие офицеры… Эти офицеры тоже стали смотреть с пренебрежением на унтера и безжалостно уничтожали их права и обычаем наросшие традиции. А вместе с тем уничтожалась и та стальная прослойка, что была между народом и барами, охраняя последних от народного недовольствия…
Обрушиваясь в своих писаниях на жандармерию, на полицию и на армию, борзописцы совершенно не понимали, что рубят сук, на котором сидят сами. Вот уж, истинно… сказано – если Господь захочет наказать, то прежде всего отнимет разум». Причем во многом это безобразие «хило сверху, от той власти, которая возглавляла все Российское здание.
Не сам Царь, нет, он был первым офицером России, и от него мы, другие офицеры, видели много забот и даже любви.
Но… милует царь, да не жалует псарь».
Внимательный читатель уже не раз встречал этот рефрен на страницах книги.
Нет Бога – не нужен Царь. Не нужно даже Отечество…
И, конечно же, удар наносился по религии, по вере. Важно было внести в армию дух вольномыслия, пренебрежения уставами и обрядами православной церкви, особенно в офицерской среде. Об этом я лично слышал от потомков старых офицеров, вернувшихся из эмиграции. Только там они осознали, к чему привело это свободомыслие. И справедливо говорит штабс-капитан Биркин:
«Раз наша религия является у нас господствующей и ни один русский не имеет права переменить ее, то и соблюдай строго все предписания и уставы церковные. Соблюдать же только одну формальную сторону не годится, неискренно и не по чести.
Ведь мы клянемся защищать Веру, Царя и Отечество. А далеко ли от одного нарушения до другого?.. Нет Бога – не нужен Царь. Не нужно даже Отечество…»
Это мы очень даже понимаем, сами наглядно видим.
За Веру, Царя и Отечество… до последней капли крови!
Но вернемся к последним годам Империи. Общественность вбивала клин не только между солдатами и офицерами, но и между офицерами и унтерами:
«Писаки разные писали в таком духе, что солдата, мол, учит больше унтер, а офицер ничего не делает. Писаки не понимали, что дело-то наше много труднее. Вся наша служба, работа и жизнь зиждились на формуле: “За Веру, Царя и Отечество… до последней капли крови!”
Разве можно объяснить веру? Разве не известно было, что всякая попытка объяснить веру приводит к безверию и к ересям? Что мы смеем объяснять в вере? Какое право мы имеем говорить о Боге?.. Значит, и не болтай попусту. Молись утром и вечером перед иконой или пой молитвы, стой навытяжку. Перед Богом стоишь! Кланяйся Ему в землю…
Второе – Царь. Можно ли объяснить Царя? Начнешь объяснять, да так запутаешься… Царь для солдата должен быть почти таким же недосягаемым, как Бог. И он будет слушаться не рассуждая…
Зазубрил, что такое знамя, и почитай его как святыню, тоже не рассуждая. Начнешь рассуждать и заменишь святое знамя с изображением креста и лика Спасителя какой-нибудь красной тряпкой. Это мы уже видали.
Отечество! Защищай его до последней капли крови. Бей врагов внешних и внутренних. Тоже и здесь немного нужно рассуждений. Рассуждения непременно приведут к спорам да ссорам, к партиям и… Эрфуртской программе. И это мы уже видели».
Видим это и мы.
Вопрос о воспитании нации
Одна из главных бед заключалась в том, что у нас до революции практически отсутствовало патриотическое воспитание молодежи, говоря современным языком. Почти как сейчас в демократичной РФ. Правда, тогда народ был в массе верующим, что как-то сглаживало издержки воспитания до поры до времени. Но тем не менее.
Если немецкий и японский учитель был главным проповедником и учителем патриотизма и иных гражданских добродетелей, то русский создавал нигилистов. В лучшем случае.
«Я отлично понимал, – продолжает Василий Николаевич, – что прежде чем обучать сознательно солдата, нужно обучить всю Россию. Нужно, чтобы каждый, до последнего мужика (и гимназиста. – Б.Г.), был наставлен в школе в вере и в любви к Царю и к Отечеству… тогда на этом “фундаменте” можно было бы и выводить узоры по системе наших теоретиков.
А у нас не только обучения всеобщего не было, а никто [ни] из представителей власти, ни из русской интеллигенции не задавался даже вопросом о воспитании нации. Не нашлось тогда человека в России, который эту задачу поставил бы во главу угла. Как важнейшую и главнейшую, как жизненную задачу».
В результате: «Немногочисленные (солдатские) школы попали в руки революционеров… Дисциплина ослабла. А разве может существовать хоть какая-нибудь армия без дисциплины?»
Здесь штабс-капитан Биркин также несколько идеализирует положение, сводя его опять к нерасторопности и недомыслию власти, в том числе и военного руководства, в результате чего произошел перекос в деле образования и воспитания солдат в антигосударственном направлении. На самом деле безобразие это и в этом случае во многом шло сверху.
Выше мы говорили, что циркуляром Главного Штаба № 197 от 27 ноября 1908 года Комитетом по образованию войск рекомендована к широкому обращению в войсках, особенно для нижних чинов (!), «История Русско-Японской войны» в пяти томах под редакцией гг. Бархатова и Функе. По характеру изложения материала – вполне думско-масонская.
Так что говорить про нерасторопность и недомыслие не приходится.
Самый проигрыш войны переложили на их плечи
И, конечно, всячески принижала и искажала общественность подвиг армии и флота в прошедшей войне:
«Война опять-таки показала и следующее: наибольший процент потерь несли в своем составе офицеры, за ними унтера. Значит, и те и другие служили по чести. Общественное мнение не поняло даже и этого и как бешеное накинулось на них.
Плохие учителя… вынесло оно им приговор после неудачной войны. И стало, походя, поносить и ругать их. Дошли до того, что даже самый проигрыш войны переложили на их плечи».
«Общество не поняло ни подвига, ни трагедии офицерской и солдатской души и осудило нас же за Тюренчен, за Порт-Артур и за Цусиму. Общество напало на свою армию, стало даже радоваться ее неуспехам и безумно кричать: “чем хуже, тем лучше!”
Общество стало ругать офицера и солдата, а в то же время рукоплескать иудам-предателям, хлопотавшим заграницей, чтобы иностранцы, – упаси Бог, – не дали денег на продолжение войны».
Слово сказано. И напрасно думает честный русский офицер Биркин, что общественное мнение не поняло. То есть обыватели не поняли, разумеется. Они и сто лет спустя не желают что-либо понять. Но вот создатели этого общественного мнения, обвинители Русской Императорской Армии и Русского Императорского Флота и выносители им приговора – отнюдь! Все они знают и понимают. И мы слишком хорошо знаем, что приговор этот был приведен в исполнение.
И потому горько и стыдно, как будто и сам виноват, читать следующие строки, где герой маньчжурских сражений словно оправдывает и себя, и всех русских солдат, вернувшихся и не вернувшихся с той войны.
Честные слуги Царя и России
«А что могли сделать эти честные слуги Царя и России, когда их посылали в бой по частям? Они безропотно шли и бились то под Тюренченом, то под Вафангоу, то защищая крепость Порт-Артур, которая, к слову сказать, только в воображении профанов была крепостью. Их, как пешки, двигали и в огонь и в воду. Они не рассуждая, безропотно несли свою жизнь. По старой русской формуле – переносили холод, голод и прочие солдатские нужды… Во имя защиты Веры, Царя и Отечества!..
Я любил строй, любил солдат, любил армию больше всего на свете. Сколько раз у меня проступали даже слезы обиды, когда я читал несправедливые нападки на нее, бездоказательные, нечестные, злобные нападки. Хорошее, славное, подвижническое не замечалось… А сколько их было этих подвигов!..
В последние дни Артура на Высокую Гору приходили солдаты поодиночке со словами: “Умирать пришли за Веру, Царя и Отечество”. Приходили добровольно умирать… Пусть приведут подобный пример из жизни другой армии!..
Вот матросы, не желающие сдавать миноносец. Они тонут вместе с ним. И уходя в холодную, бездонную пропасть океана, они прощаются с жизнью кличем: За Веру, Царя и Отечество!..
Вот солдаты, тщетно старающиеся удержать вдесятеро сильнейшую армию, переправляющуюся через Ялу. Их засыпают градом снарядов в их жалких окопчиках… Не давали денег на укрепление позиций. Живым мясом хотели заградить путь врагу. А мясо и впрямь было лихо подготовлено. Не прикажи отступать, и все полегли бы до одного за “Веру, Царя и Отечество”».
Мы знаем, что все было еще хуже, чем почти идеалистически думает Василий Биркин. Врагу не хотели заградить путь. Ему хотели построить золотой мост.
Но вот русская императорская пехота была и впрямь лихо подготовлена. И не оттягивай ее за пояс назад, сбросила бы врага в воду и под Тюренченом, и под Киньчжоу!
Но это будет уже не сила твоя, а слабость
«Общество не заметило великого подвига своего офицера, унтера и солдата. Глаза общества были залиты злобой, что наполняла прессу тех годов. Общество, глупо повторяя злые слова об армии, обидело не ее, а себя, весь народ свой».
«Эх, наша Россия! Бедный народ наш! – думал я. – Ты и не подозреваешь, что, облаивая армию, облаиваешь себя самого и себя самого ослабляешь; что придет день, когда горько раскаешься ты в этом, но будет поздно.
Своей преступной несправедливостью ты обижаешь своих детей и вернейших слуг, лучших в мире офицеров и унтер-офицеров. И теряешь их, простых, скромных, но крепких, как сталь.
Вместо них на сцену появляются уже хамелеоны, обученные тобой вертеться между долгом и молвой… Но это будет уже не сила твоя, а слабость»…
Весьма актуальные строки!
Главный враг и главная цель
Но, в конце концов, солдаты и офицеры, даже унтер-офицеры, даже армия и флот – это все частности. Умные люди уже в том самом 1905 году быстро уловили подсказываемую причину всех наших бед: наш дикий, отсталый политический строй – Самодержавие!
Вот главный враг и главная цель.
Именно против русского Самодержавия (как с опозданием выяснилось – и против себя) и вело войну русское образованное общество, и как часть его разные исторические и следственные комиссии вкупе с официальными и, уж конечно, с неофициальными историками.
Потому и выводы по итогам войны были сделаны прямо противоречащие реальному положению дел, причем не только общественностью, но и правительством.
Казалось бы, очевидно
В самом деле. Казалось бы, как любил говаривать незабвенный граф Муравьев-Квантунский, все очевидно.
Верными во время войны в тылу и на фронте проявили себя простые православные русские люди и в массе своей все военные люди.
Изменнически вела себя многонациональная атеистическая русская интеллигенция, говоря шире – русское образованное общество. И сопутствующая пресса.
Казалось бы, должен был быть сделан не менее очевидный вывод. Кратко и четко сформулирован он в письме адмирала Рожественского с Мадагаскара:
«…Миндальничание во время войны до добра не доведет. Это именно пора, в какую следует держать все в кулаках, и кулаки самые – в полной готовности к действию…
Теперь именно надо войском все задушить и всем вольностям конец положить: запретить стачки самые благонамеренные и душить без милосердия главарей»{552}.
В самом же войске наградить, поощрить и максимально усилить проявившие себя достойно в борьбе с врагом внешним и внутренним офицерские, унтер-офицерские и солдатские кадры.
Воинство Святого Георгия
А к наведению порядка в стране следовало привлечь и здоровые силы гражданского общества, максимально усилить роль Воинства Святого Георгия – Союза Русского Народа и родственных ему организаций[485]485
Для ознакомления рекомендую одноименную книгу: Воинство Святого Георгия. Жизнеописания русских монархистов начала XX века. СПб., 2006.
[Закрыть], к коим принадлежали или разделяли их идеи, сочувствовали и помогали многие из героев этого труда и просто известные русские люди:
Адмирал Федор Дубасов и генерал Георгий Мин, князь Николай Жевахов и дипломат Юрий Карцов, гвардии полковник Федор Винберг и скульптор Александр Опекушин, Святой Праведный Иоанн Кронштадтский и будущий Патриарх Алексий I (Симанский), дипломат Николай Игнатьев и митрополит Анастасий (Грибановский), генерал Михаил Дитерихс и митрополит Антоний (Храповицкий), Святой Патриарх Тихон и теоретик монархизма Лев Тихомиров, генерал Александр Нечволодов и статс-секретарь Петр Дурново[486]486
Автор знаменитой Записки, в которой в начале 1914 года с абсолютно точностью были предсказаны пагубные для обеих империй последствия войны Германии с Россией.
[Закрыть], публицист и историк Николай Тальберг и генерал барон Александр Меллер-Закомельский[487]487
В январе 1906 года генерал Меллер-Закомельский по поручению Государя с двумястами гвардейцев очистил от революционеров Великий Сибирский путь. С минимальными жертвами при неуклонной твердости.
[Закрыть], генерал граф Федор Келлер и профессор Дмитрий Цветаев[488]488
Похоже, дядя Марины Цветаевой.
[Закрыть], знаменитый историк Дмитрий Иловайский и генерал барон Александр Каульбарс.
И многие сотни, тысячи и миллионы лучших русских людей всех сословий.
Казалось бы, готовая Единая Россия тех времен, вдобавок самоорганизованная, самоотверженная и готовая не щадить жизни за Престол-Отечество, что неоднократно было доказано делом. И Государь относился к Союзу с очевидной симпатией.
Иначе и революции не будет
Но вместо наведения порядка в стране и поощрения достойных из войска вынимают скрепляющий его унтер-офицерский костяк, максимально унижают офицера, а той самой русской интеллигенции дают трибуну – Госдуму, где истинно русского голоса до самого Февраля 1917-го не услышишь. Про после и вовсе умолчим.
Хотя тот же Союз Русского Народа численно превышал остальные партии суммарно настолько, что ежели составлять ту же Думу пропорционально численности партийных рядов, СРН занял бы там места от партера до галерки, оставив прочим пару рядов где-нибудь из вежливости и для внесения здорового развлекательного элемента – для драки между собой за народные идеалы.
И при этом никакой реальной власти эта самая массовая организация русского народа до самого 1917 года не имела. Как-то загадочно с самого начала действовала у нас выборная система. Почти как сейчас.
Можно только представить себе, – зная, хотя бы на примере Порт-Артура и судьбы 2-й эскадры, как подается информация в Высочайших докладах, – какие аргументы и факты были приведены Государю для того, чтобы вырвать у него из рук сначала кусочек власти. И каким духом были уже тогда пронизаны верхние эшелоны этой власти. Собственно, мы это знаем и так. Но на примерах всегда нагляднее. Хорошо работал Международный Отдел Кадров, а еще лучше система коррекции мировоззрения и обработки общественного мнения.