Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"

Автор книги: Борис Галенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 71 страниц)

4.3. Как собирался воевать адмирал Небогатов

4. В документах Исторической Комиссии сохранились показания, свидетельствующие, что, по крайней мере, сам контр-адмирал Н.И. Небогатов, командир «Николая I» капитан 1-го ранга В.В. Смирнов и уже известный нам СИ. Григорьев 1-й вообще мечтали избежать боя с японцами, а заодно уж и встречи с грозным адмиралом Рожественским.

Так, например, санитар Артемий Долгополов с броненосца «Николай I» показал: «Насколько я помню, все говорили, что из Малаккского пролива мы пойдем не Корейским проливом, а направимся к Владивостоку кругом Японии. Однако нам это не удалось, так как в открытом море нас встретил паровой катер, с которого получили приказание присоединиться к Отряду Вице-Адмирала Рожественского»^{326}.

Вот не повезло – так не повезло!

Из показаний старшего механика броненосца «Адмирал Сенявин» флота поручика П.К. Яворовского: «…От своего командира, прибывшего из отпуска из Петербурга, пришлось услышать частным образом уверенное заявление, что дальше Суды (порт на о-ве Крит. – Б.Г.) наш отряд не пойдет. Потом, когда мы уже миновали Суду, я слышал от него жалобу на свою легковерность».

Не знаю, кто говорил Григорьеву насчет похода до Суды в Петербурге, но факт, что это было любимой идеей командира порта Императора Александра III в Либаве контр-адмирала А.И. Ирецкого, который на просьбы командиров кораблей о каких-либо ремонтных работах и дополнительном снабжении обычно отвечал: «Что же, вы думаете сражаться с неприятелем? Ведь вы идете только до Суды, и весь ваш поход есть не что иное, как демонстрация!»^{327}

Кто обманул самого Ирецкого, и откуда такая уверенность в том, что далеко идти не придется? Надеялись добиться отзыва или изменений, сделавших бы поход невозможным?

О своеобразной бдительности адмирала Небогатова

Н.И. Небогатов в своем показании говорит и о том, как замечательно его отряд соблюдал во время перехода из Либавы светомаскировку, проходя без огней Гибралтар (где в его флагманский хорошо затемненный броненосец чуть не врезался коммерческий пароход) и Малаккский пролив.

Возможно. В связи с этим кажется уместным привести выдержки из дневника участника этого перехода – известного уже нам мичмана И. А. Дитлова с броненосца «Адмирал Ушаков»:

«18 апреля/1 мая. Индийский океан….Еще идя Средиземным морем и даже раньше, всегда на ночь закупоривались наглухо, чтобы скрыть свое присутствие, и шли без огней, а эти дни, стоя в 90 милях от Малаккского берега, на ночь разбрасываемся вовсю.

Расстояние между судами доходит до 4 миль, всюду полное освещение, телеграф (радио) работает вовсю, передавая совсем пустые вещи, например, поздравление команды с праздником, а в заключение Небогатов вчера вечером телеграфом без всякого шифра дает инструкции для прохождения Малаккс-ким проливом и назначает отряду рандеву в случае разлучения в 40 милях на Ost от Сингапура. Таким образом, если в 20–30 милях от нас есть японский разведчик, то… они вполне в курсе наших дел.

20 апреля/3 мая. Малаккский пролив….Адмирал [Небогатов] продолжает играть в наивность: днем телеграфирует без стеснения, а вчера в 11 часу вечера произошел такой номер: мы идем крадучись без огней, тщательно наблюдая друг за другом, дабы ни одна полоска света не прорывалась наружу, в это время показываются в стороне огни, отряд стопорит машины и, следуя движению адмирала, все… зажигают на нокахреи огни, показывающие, что машина застопорена, а “Николай” начинает делать фонарем Табулевича позывные “Куронии”.

Иллюминация огромная, видная далеко, далеко…

22 апреля/5 мая. Китайское море. Пока нам везет: отряд, управляемый милостью Божией, благополучно миновал Малаккский пролив…»^{328}

Вам не кажется, что удивительным образом бдительность контр-адмирала Небогатова падала по мере приближения к театру военных действий?.

Иван Александрович Дитлов продолжает: «Соединение эскадр произошло таким образом… Как оказалось позже, Рожественский, пройдя Малаккский пролив, принял меры перехватить наш отряд всюду, где мы могли пройти, и дал инструкции для соединения. Вот благодаря чему эскадры нашли друг друга»^{329}.

Одним словом, вокруг Японии уйти не дали.

Флагман 3-го отряда и его командиры

В записках, сделанных уже в японском плену, Дитлов пишет: «Кстати, вспомнил еще случай, рисующий Небогатова как начальника эскадры.

Среди его командиров был капитан N., человек отнюдь не воинственный, но вместе с тем стремившийся к адмиральскому чину. Будучи назначен командиром одного из судов, он колебался между желанием остаться в России и намерением кончить ценз[364]364
  Представляется уместным кратко познакомить читателя с так часто встречающимся словом «ценз».
  Морской ценз – совокупность условий, требуемых от офицера флота для производства в чины и назначения на строевые должности. «Положение о морском цензе» было утверждено в 1885 году с благой, по-видимому, целью уменьшения сверхкомплекта флотских офицеров за счет лиц, давно не плававших и вообще не несших строевой службы. Главными условиями ценза являлись плавание на военных судах и командование военными судами и их соединениями. Существовал предельный возраст нахождения в каждом чине, достигнув который офицер, не отвечавший условиям ценза, должен был уйти в отставку.
  Итогом введения «Положения» стало постоянное перемещение офицеров с одной должности на другую, вдобавок на разные корабли, что крайне отрицательно сказалось на подготовке к войне корабля как основной боевой единицы со сплоченной командой.
  Не менее вредоносным последствием введения ценза стало выдвижение, в том числе и на высшие должности, не наиболее способных, талантливых и преданных флоту и Родине офицеров, а тех, кто аккуратно и в срок выполнял его условия. В 1907 году правила морского ценза были переработаны, а в 1913-м отменены.
  Подробнее см.: Ливен А.А., вице-адмирал светлейший князь. Дух и дисциплина нашего флота.


[Закрыть] и, наконец, решил идти, твердо веря, что отряд дальше Крита не пойдет. Когда же мы миновали Суэцкий канал, опасение потерять жизнь в предстоящем бою заглушило в нем все остальные чувства, и он стал усиленно проситься о списании в Россию, прикидываясь больным. Небогатов отказал.

Тогда достойный командир дошел до того, что, окружая себя командой, он, обливаясь слезами, говорил на тему: “Куда мы идем? Что с нами делают? Нас гонят на убой!”, и прочее. В заключение (я сам долго не верил, считая это анекдотом, но это факт, подтвержденный несколькими очевидцами), незадолго до боя при стрижке головы, он приказал оставить себе хохол, “чтобы было за что вытащить, если буду тонуть”.

Все эти фокусы были сказкой всего отряда, деморализовали команду и не могли быть не известны Небогатову, но он на все приставания N. о списании упорно ему отказывал. Разумеется, такой господин с удовольствием ухватился за сигнал о сдаче и охотно следовал движению своего достойного начальника».

Подбор кадров

Командир небогатовского флагмана капитан 1-го ранга В.В. Смирнов был вполне подходящей парой капитану N., в котором легко узнается достойный командир «Сенявина» С.И. Григорьев 1-й.

Во время боя 14 мая Смирнов после легкого ранения в голову удалился к себе в каюту и в дальнейших боевых действиях участия не принимал. По показаниям свидетелей по «Делу о сдаче японцам эскадры контр-адмирала Небогатова», Смирнов был сторонником сдачи задолго до появления японского флота утром 15 мая[365]365
  Напомним, что и в отряде Небогатова нашелся героический броненосец «Адмирал Ушаков», уже после сдачи остатков эскадры в одиночку принявший неравный бой. Бессмертен подвиг капитана 1-го ранга В.Н. Миклухи и его команды.


[Закрыть].

Что ни говори, а тщательный подбор кадров налицо.

Последний мазок или основная задача?

В свете приведенных сведений представляется, что пораженческая установка любой ценой избежать боя, а заодно и спасти свою ценную адмиральскую шкуру, и была главной причиной сдачи Небогатовым остатка эскадры, лишь замаскированной боевыми обстоятельствами.

Говоря современным языком, имела место государственная измена с заранее обдуманными намерениями. Не такой дурак был контр-адмирал Небогатов, чтобы не понять, что не четыре старых корабля сдает он врагу, а честь Русского флага, честь Родины и, в конечном счете, ее саму.

Вместе с тем складывается впечатление, что все это было результатом не личной инициативы самого Небогатова, а некоего приказа, которого он не мог не исполнить: приказа всемерно мешать действиям 2-й эскадры в бою, ослабляя ее. Приказ был выполнен и перевыполнен. Сдача – просто последний мазок на уже написанной картине.

Но нельзя исключить, что представляющееся штрихом и было основной задачей Небогатова, ради выполнения которой он и берег себя. Очень ведь удобно, когда желания человека и его же обязанности совпадают. Напомним, кстати, что на свою должность Небогатов был выбран адмиралом Скрыдловым. (Ответ адмирала Р. на дополнительный вопрос «С» Следственной Комиссии.)

4.4. К вопросу о контр-адмирале Небогатове и каперанге Добротворском

Задержка 2-й эскадры на Мадагаскаре была, как мы помним, вызвана приказом, подкрепленным Высочайшей санкцией, ожидать два совершенно не нужных эскадре отряда. Вначале крейсерский отряд капитана 1-го ранга Добротворского – в будущем главного «манильца», а затем «самотопный», а вернее – «самоедатный»[366]366
  Кроме, естественно, славного «Адмирала Ушакова», а также брошенного Небогатовым вместе с другими ветеранами крейсера «Владимир Мономах», со спокойным му-жеством ответившего на запрос «Сисоя Великого»: «Сам через полчаса пойду ко дну».


[Закрыть], 3-й отряд Небогатова.

Таким образом, наблюдается любопытный факт: командиры, ожидание отрядов которых сыграло роковую роль в судьбе 2-й эскадры, возглавили те самые 2-ю и 3-ю «референтные» группы – по «Критерию Цусимы», встав во главе «небогатовцев» и «манильцев».

В первом случае утверждение о «встав во главе» понятно само собой, относительно второго следует еще раз напомнить, что именно капитан 1-го ранга Добротворский был инициатором поворота двух сильнейших русских крейсеров на юг, навязав свое решение слабовольному контр-адмиралу Энквисту. Тем паче вспомним, что последний попал на эскадру с сухопутного поста градоначальника города Николаева, а Добротворский был плавающий и весьма опытный морской офицер. Отличный специалист. Как и контр-адмирал Небогатов.

Оба они всегда утверждали, что попали на свои командные – начальников отрядов – роли вполне случайно, а уж в том, что произошло вечером 14 и утром 15 мая, и вовсе виноват адмирал Рожественский. Не проиграй он бой – ни Небогатов бы не сдался, ни Добротворский на Манилу бы не ушел. Как Бог свят.

Забудем на некоторое время эти убедительные и, несомненно, искренние объяснения людей, чье поведение при Цусиме, по деликатному выражению Георгия Александровского, не прибавило славы Андреевскому флагу.

И вспомним то, о чем уже не раз говорилось выше. Если существует международная организация, имеющая «интересы» в Российской Империи, не совпадающие с жизненными интересами этой империи, то в состав этой организации обязан входить и «отдел кадров». Отдел кадров всемирного масштаба, или Международный Отдел Кадров. Аббревиатура – МОК. Не путать с Олимпийским комитетом! И отдел этот охулки на руку не берет.

Эта простая мысль заставила автора поинтересоваться, нет ли в прошлом «случайно назначенных» Небогатова и Добротворского чего-нибудь общего. Так сказать, объединяющего. Самое смешное, что оказалось – да! Таки есть! И это даже не относится к числу фактов скрытых, хотя, безусловно, к числу малоизвестных.

Чтобы не томить читателя далее, приведем отрывок из воспоминаний Флигель-Адъютанта контр-адмирала С.С. Фабрицкого[367]367
  Фабрицкий Симеон Симеонович (1874–1941), контр-адмирал, флигель-адъютант. Окончил Морской корпус (1894). В 1894–1910 годах служил на кораблях Балтийского флота. С 1910 года командовал эсминцем, дивизионом эсминцев, Отдельной морской бригадой Балтийского флота. В начале 1917 года командовал Морской дивизией на Черноморском флоте. Участник Белого движения. Командовал Донской флотилией. С 1920 года в эмиграции. С 1935 года в Бельгии. Умер в Брюсселе. Автор книги «Из прошлого. Воспоминания флигель-адъютанта» (Берлин, 1926). – Шмаглит Р.Г. Белое движение. 900 биографий крупнейших представителей русского военного зарубежья. М., 2006. С. 269; Мартиролог русской военно-морской эмиграции. С. 139.


[Закрыть], изданных в Берлине в 1926 году. Посвящены эти мемуары «большой Цусиме» Российской Империи – ее крушению в феврале 1917 года и вызывают доверие как достойной позицией автора во время описываемых событий, так и тоном самих воспоминаний. Если дойдем когда-нибудь в наших изысканиях до Февраля 1917-го, к этим запискам придется вернуться вполне капитально.

А пока приведем только маленький отрывок из них, в котором Фабрицкий вспоминает, как юным мичманом или лейтенантом ему довелось недолгое время служить в составе Тихоокеанской эскадры. Заметим, что описываемые события относятся ко второй половине 1890-х годов, как раз ко времени занятия нами на свою голову Порт-Артура, и к Цусиме сами по себе не имеют ни малейшего отношения.

На крейсере «Адмирал Нахимов». 1897–1898 годы

На Тихом океане

По прибытии на Тихоокеанскую эскадру, незадолго до принятия начальствования ею адмирала Федора Васильевича Дубасова^{330}, молодой моряк вошел в состав офицеров крейсера 1-го ранга «Адмирал Нахимов», считавшегося в то время одним из лучших кораблей флота.

Однако велико же было разочарование: «…Крейсер “Адмирал Нахимов”, в состав которого вошел я, имел командиром капитана 1-го ранга Небогатова, занятого исключительно хозяйственными соображениями, а старшим офицером капитана 2-го ранга Добротворского, не признающего уставов и законных положений и руководствующегося лишь своими желаниями…

Служба на корабле поставлена была ужасно, и во всем царили полный хаос и самоуправство. Каждый вахтенный начальник делал, что ему вздумается, так как общее руководство отсутствовало…»

Далее Фабрицкий пишет о том, как встряхнулась эскадра с приходом грозного Дубасова, о своем скромном участии в занятии Порт-Артура в качестве вахтенного начальника канлодки «Отважный» в отряде адмирала Реунова, державшего флаг на крейсере «Адмирал Нахимов»:

«Часа через два после нашего прихода пришел английский отряд, также из 2-х крейсеров и одной лодки, и стал по точно такой же диспозиции, но так, что очутился между нашими судами и берегом, то есть как бы прикрывая берег от нас…

Через несколько дней положение разъяснилось, и адмирал Реунов получил извещение, что острый момент миновал, так как Англия согласилась на захват нами полуострова… Англичане ушли, и мы остались единственными хозяевами положения. Вскоре в Порт-Артур подтянулась вся эскадра с Начальником ее, который приказал крейсеру “Адмирал Нахимов” приготовиться к переходу в Россию, куда крейсер вызывали для капитального ремонта и перестройки.

Перед самым уходом крейсера, не запрашивая моего согласия, приказом Начальника эскадры я был переведен снова на крейсер “Адмирал Нахимов”, что означало скорое возвращение на родину».

Путь домой

«После сурового адмиральского смотра, на котором Начальник, не скрывая, высказал командиру нашему свое неудовольствие плохим состоянием крейсера во всех отношениях, мы ушли в Нагасаки за углем, а затем тронулись в дальний путь через Гонконг, Сингапур, Коломбо, Аден и Суэц на родину.

…Плавание наше было отличное в смысле морском, так как шли мы почти все время при дивной погоде, что обыкновенно бывает ранней весной. Но очень тяжелое в нравственном отношении, так как и командир и старший офицер, воспользовавшись дальностью расстояния до высшего начальства, перестали стесняться, и на крейсере творились дивные дела, благодаря которым я твердо решил по приходе в Россию уйти из флота, где командиры могли заниматься хозяйственными оборотами, приносящими пользу их собственному карману, а в строевом отношении руководствоваться не уставами и положениями, а тем, “чего моя левая нога захочет”.

В первых числах мая месяца 1898 года мы, наконец, увидели родной Финский залив и, не доходя Кронштадта, свернули в Биоркэ-Зунд с целью простоять там несколько дней и привести крейсер в полный порядок к предстоящим смотрам.

Не успели мы, по постановке на якорь, начать чистку, мытье и окраску, как пришла телеграмма от Главного Морского Штаба с приказанием следовать немедленно в Кронштадт, так как Главный Начальник флота Великий Князь Алексей Александрович собирается ехать на отдых за границу, а перед отъездом желает сделать смотр крейсеру».

На Большом Кронштадском

«На другой же день на рассвете мы снялись и к 9 часам утра стояли уже на якоре на Большом Кронштадтском рейде. Как только мы прошли входные бочки, к борту подошел катер Штаба Порта с адъютантом штаба, который, войдя на палубу, поздравил с приходом и сообщил, что Великий Князь вчера уехал за границу, а Главный Командир сейчас в Петербурге у Государя, и неизвестно, когда вернется. Поэтому было условлено, что крейсер будет ожидать посещения Главного Командира вплоть до сигнала на мачте Штаба Порта с разрешением иметь сообщение с берегом, что будет означать о невозможности Главному Командиру посетить крейсер в этот же день.

Благодаря этому по постановке на якорь крейсер спустил только паровой катер, на котором командир в полной парадной форме поехал на берег для явки по начальству, а мы все остались на крейсере в ожидании возможного смотра.

Около 5 часов вечера после бесплодного и нудного ожидания, когда у большинства офицеров на берегу были семьи, ожидавшие их по три и больше года, с вахты прислали сообщить радостную весть, что поднят сигнал с разрешением иметь сообщение с берегом, то есть, что означало, что смотр откладывается на другой день.

Немедленно было приказано снять парадную форму, а матросам первосрочное обмундирование, затем спустить второй паровой катер, на котором все свободные офицеры отправились на берег. В том числе был и я. Подходя к воротам гавани, мы встретили наш же катер с командиром (каперангом Небогатовым. – Б.Г.), который по свойственной ему вежливости на наше отдание чести отвернул голову в другую сторону.

Идя дальше, мы встретили катер с Главным Командиром Генерал-Адъютан-том Кознаковым и двумя дамами, направляющимися, по-видимому, на рейд. Это заставило нас остановиться и обсудить вопрос, что делать, но, приняв во внимание, что командир прошел мимо, ничего нам не передав, а Главный Командир идет с дамами, было решено, что последний просто делает частную поездку по рейду, где в это время собралось несколько кораблей из заграничного плавания. Таким образом, решили идти дальше и сойти на берег.

На другое утро мы узнали, что, рассуждая логично, мы оказались неправыми и что Главный Командир сделал смотр крейсеру, оставшись крайне недовольным отсутствием офицеров.

Командир наш, вместо того чтобы правдиво изложить начальнику, почему это произошло, взвалил всю вину на гг. офицеров, заявив, что большинство уехало самовольно.

Кроме того, оказалось, что подход катера Главного Командира не был своевременно замечен вахтой, почему чуть-чуть не спустили на него баркас, а заметив ошибку, растерялись и бросили баркас в воду с большой высоты, почему переломалась стрела и чуть не убила гребца на баркасе. Главному Командиру пришлось самому первому подать помощь раненому.

Дамы на катере Главного Командира оказались женами наших офицеров, которые стояли на пристани в ожидании съезда мужей. Главный Командир, увидя их, предложил им проехаться с ним и раньше увидеть мужей своих, на что они, конечно, с радостью согласились. А мужья их шли на нашем катере и прошли мимо своих жен, не узнав их после трехлетней разлуки. Так встретила наша главная база корабль, проплававший около 7 лет за границей».

Боевая стрельба «Адмирала Нахимова»

«Начался ряд смотров всевозможных начальствующих лиц перед окончательным смотром особо назначенной комиссии, производящей смотр по особой установленной программе.

С этой целью наш крейсер и еще три корабля, тоже возвратившиеся из заграничного плавания, перешли в Биоркэ-Зунд, имея на своем борту комиссию. На переходе от Кронштадта до Биоркэ был произведен ряд учений одновременно на всех кораблях, как, например, спуск шлюпки для спасения упавшего за борт человека и т.п.

На якоре в Биоркэ всем кораблям то всей комиссией, то отдельными ее членами делался самый точный экзамен по всем отраслям. Закончился смотр боевой стрельбой в открытом море по плавающему щиту.

Здесь наш крейсер отличился особенно, расстреляв три щита, которые адмирал не приказал даже подымать, настолько они были избиты…

После бессчетных смотров Высочайший смотр показался самым легким, а Государь и Императрица были, как всегда, бесконечно милостивы и ласковы, благодаря личный состав за службу и долгое заграничное плавание…»

Под начальством достойных командиров

«Совершенно неожиданно для себя я получил срочное предписание Штаба Порта выехать в г. Либаву для явки на учебное судно отряда Морского Кадетского Корпуса “Князь Пожарский”, на котором я когда-то сам плавал кадетом. Пришлось немедленно выехать в Либаву, где я и явился к своему новому месту службы.

Учебное судно “Князь Пожарский” когда-то было грозным бронированным крейсером, вооруженным 8-ю орудиями восьмидюймового калибра и 2-мя – шестидюймового. Теперь же орудия были сняты, судно давно не ремонтировано и плавало только 3 месяца в году специально для практики кадет Морского Корпуса. Оказалось, что судно задержалось в Либаве специально ради меня, так как настолько был велик некомплект в офицерах, что затруднительно было плавать. Немедленно после моей явки мы снялись и вышли в море, направляясь в Финский залив.

Как ни был стар корабль, не имеющий даже электрического освещения, как ни было скучно плавание с кадетами после кругосветного плавания на одном из лучших судов русского флота, все же я почувствовал себя снова в нормальной морской обстановке, в товарищеской среде морских офицеров и под начальством достойных командиров, что и побудило меня переменить мое решение о выходе из морской службы»^{331}.

Что следует из изложенного

Из изложенных в приведенном отрывке фактов следует несколько любопытных выводов:

1. Контр-адмирал Небогатов и капитан 1-го ранга Добротворский были знакомы по службе, и весьма.

2. Оба они были шкурниками, использующими служебное положение в личных целях. Люди такого типа – по опыту это знает каждый – бывают весьма ненадежны в острых ситуациях, отличаясь повышенной заботой о той самой своей шкуре. Любой ценой и под любым предлогом.

3. Будущий контр-адмирал Небогатов был хам по натуре и подлец, готовый подставить своих офицеров за свою собственную вину. Явление весьма нетипичное для Русского Императорского Флота, где, как правило, бывало с точностью до наоборот. Своих не сдавали. Вспомним, к примеру, кругосветное плавание крейсера «Африка» и его командира капитан-лейтенанта Е.И. Алексеева[368]368
  Книга 2. Часть вторая. Гл. 1.1.


[Закрыть].

4. Небогатов был превосходный артиллерист. Щиты после его стрельб можно было не проверять. Классный специалист! В скобках заметим, что всеми источниками как прекрасный специалистом характеризуется и Добротворский.

Свидетельство капитана 1-го ранга Кетлинского

О том, что Небогатов был выдающимся артиллеристом, свидетельствует участник русско-японской войны Казимир Филиппович Кетлинский: «…насколько я знаю и помню, в первый раз управление огнем в современном смысле (не как “залповая стрельба по индикатору”) была проведена на крейсере “Адмирал Нахимов” в 1895–1897 гг. старшим артиллеристом крейсера лейтенантом A.M. Герасимовым.

Вернувшись из-за границы, крейсер произвел блестящую стрельбу, произведшую фурор. В это время нигде за границей не было еще управляемой централизованной стрельбы»^{332}.

Видимые несоответствия

В рамках проводимого нами военно-исторического расследования обстоятельств Цусимского боя, его предъистории и последствий мы обнаруживаем некоторые несоответствия с приведенными выше фактами и выводами из них.

Во-первых, контр-адмирал Небогатов характеризуется почти всеми участниками его действительно беспримерного по скорости перехода от Либавы к берегам Аннама[369]369
  Три корабля из судов 3-го отряда были броненосцами береговой обороны, построенными для плавания на плесах между шхерами Балтийского моря. Борта их еле возвышались над водой, а мореходные качества были ниже всякой критики. Приходится только удивляться, как эти корабли, годные только для береговой обороны, совершили переход через несколько океанов и многочисленные моря и приняли участие в Цусимском бою.


[Закрыть] как удивительно заботливый отец-командир, что в принципе не вписывается в приведенные выше кронштадтский и иные эпизоды. В этом возрасте люди меняются лишь в худшую сторону, если внезапно не обращаются ко Христу. Но обратившиеся не предают Престол и Отечество.

Из поведения контр-адмирала Небогатова во время перехода на соединение со 2-й эскадрой следует еще один безусловный вывод, который в качестве гипотезы был уже приведен выше. Играя роль отца-командира, Небогатов выполнял предписание, ослушаться которого не мог. Это было необходимо для достижения психологической правды во время судебного разбирательства. Для правдоподобного озвучивания версии, что он сдал остатки эскадры жалея людей.

Во-вторых, стрельба «галош» отряда Небогатова превзошла по точности все ожидания, что отметили все иностранные наблюдатели на эскадре Того. Однако бывший адмирал Небогатов совершенно не акцентировал внимания ни Следственной Комиссии, ни уголовного суда на результатах этой стрельбы. Эффективности стрельбы отряда Небогатова способствовало и то, что ее вооружили нормальными снарядами, с неперемоченным пироксилином.

Сначала их хотели послать Рожественскому. Но потом пришел приказ вооружить ими Небогатова: «Во время стоянки в Носси-Бе… суда выходили для практики маневрирования и стрельбы в цель. К сожалению, ограниченность запаса снарядов не позволила дать широкую практику стрельбе, так как обещанный транспорт снарядов не был выслан из России, послужив для укомплектования судов отряда Небогатова»^{333}.

К тому же на судах его отряда были кадровые комендоры – единственные на эскадре. «Скромность» Небогатова в его показании Комиссии необходима была для того, чтобы максимально затушевать результаты невыполнения им приказа Командующего эскадрой о стрельбе по головному из-за преступного отставания 3-го отряда в завязке боя. А также «замять» постоянное оттягивание этого отряда в течение боя.

Показания Небогатова стоят, впрочем, отдельного разбора, поскольку представляют собой нагромождение плохо камуфлированной лжи, которая и была положена в основу официальной версии о Цусиме. Но, похоже, ложь эта отнюдь не является продуктом только самобытного творчества бывшего адмирала.

Синтез теории и практики: два источника и две составные части

Акцентируем внимание на следующем любопытном и также не отмеченном нигде факте. В документах Исторической Комиссии о Цусимском бое, в первых трех томах донесений о бое, нет донесения бывшего Командующего 3-м броненосным отрядом!

Донесения офицеров с «Николая» имеются, а вот донесения их флагмана нет. И мы, вероятно, никогда не узнаем первую, непосредственную реакцию Небогатова на обстоятельства Цусимского сражения[370]370
  Впрочем, возможно, донесение Небогатова хранится в соответствующих архивах.


[Закрыть]. В документах есть только его показание Следственной Комиссии, сделанное много позже боя, когда у Небогатова уже было время «посоветоваться с товарищами». Выработать, так сказать, единую линию поведения.

Между тем всякие псевдонаучные измышления о Цусимском бое, приводящие уже сто лет в восторг «теоретиков» военно-морского искусства, стал первым распространять известный нам Прибой № 1 – Н.Л. Кладо еще в то время, когда почти все уцелевшие «действующие лица» находились в японском плену: «С большим интересом читали кабинетный разбор Цусимского боя в “Новом Времени” Кладо, который со свойственным ему апломбом “врал, как очевидец”»^{334}.

Очевидно возникновение своеобразного симбиоза: предавший вверенную ему эскадру и Россию адмирал-практик и обосновавший необходимость посылки его отряда капитан-теоретик нашли и прекрасно дополнили друг друга.

А были ли они знакомы лично? Скорее всего, да. Круг старших офицеров флота ограничен. Может быть, не они нашли друг друга, а «их нашли» и использовали по назначению. Каждого в отдельности, в свойственном каждому амплуа. Тем паче, что Кладо был флаг-офицером адмирала Скрыдлова – начальником военно-морского отдела штаба Командующего Тихоокеанским флотом[371]371
  Разрабатывал, между прочим, планы операций Особого отряда Владивостокских крейсеров. Не в хитроумной ли голове талантливого теоретика родился, например, пункт 6 инструкции, данной адмиралу Иессену на будущий бой в Корейском проливе? См.: Часть вторая. Глава 5.1, раздел: Стратегический шедевр адмирала Скрыдлова.


[Закрыть], а Небогатов был назначен на должность начальника 3-й эскадры по избранию этого Командующего.

Теперь смотрите сами. Небогатов, судя по всем данным, был прекрасный моряк, хороший артиллерист, но флотоводец никакой даже в теории. Между тем Кладо – признанный теоретик, хотя не очень ясно, как он смог выплавать ценз хотя бы и на капитана 2-го ранга. От практики военно-морского дела он шарахался, как черт от ладана, предпочитая ему уютные и безопасные кабинетные построения. Сейчас не обсуждается заданность этих построений и на чью мельницу они льют воду, в них содержащуюся.

Речь идет о том, что сочетание двух таких разных и удивительно дополняющих друг друга фигур способно дать:

– с одной стороны, этакий «виртуальный образ» адмирала, не только прекрасного, плавающего моряка, но и в вопросах военно-морского искусства высказавшего взгляды, совпавшие с последним – оказавшимся действительно последним – словом отечественной военно-морской теории…

– с другой стороны, кабинетные построения будущего профессора почти дословно дополнялись словами опытного моряка, прошедшего океаны воды, правда, не пожелавшего лезть в медные трубы и, тем более, в огонь.

Зеркальное сходство схоластики капитана Кладо с «практическими» показаниями адмирала Небогатова говорит о том, что они имеют общий источник, А вместе они представляют «два источника и две составные части» «официально достоверных» сведений о битве в Корейском проливе. И парадокс состоит в том, что из этого очевидно враждебного России источника до сих отечественная военно-историческая мысль черпает свои умозаключения о Цусиме.

Ведь именно «построения» Кладо вкупе с «показаниями» Небогатова составили «методологическую базу» оценки Цусимского боя как Следственной Комиссией, так, увы, и Исторической. Большинство других отечественных трудов о Цусиме также носит отчетливо эпигонский характер. Так что вред полученный симбиоз «теории с практикой» стал приносить сразу, вводя иногда вполне достойных людей в добросовестное заблуждение.

Скажем, в известном сочинении капитана 2-го ранга М.И Смирнова^{335}, будущего контр-адмирала и Управляющего Морским Министерством в правительстве Колчака, глубокомысленно объясняется и оправдывается необходимость ожидания 2-й эскадрой у Мадагаскара отряда Небогатова. Критика же действий адмирала Рожественского идентична таковой в «источниках».

Георгий Александровский говорит, что в эмиграции адмирал Михаил Смирнов признал свою вину перед адмиралом Рожественским, бил себя в грудь и кричал, что не прав был – простите ребята! Но было поздно, однако.