Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"
Автор книги: Борис Галенин
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 71 страниц)
Эскадра ушла из порта Императора Александра III 2 октября 1904 года, не дождавшись крейсеров «Олег» и «Изумруд» и нескольких миноносцев, которым приказано было, однако, идти вдогонку.
4 октября Зиновий Петрович Рожественский был произведен Императорским указом в вице-адмиралы (приказ № 249 от 04.10.1904), а также назначен Генерал-Адъютантом и утвержден в должности начальника Главного Морского Штаба. В приказе по эскадре № 104 от 5 октября Адмирал назвал свое производство и назначение «милостью не по заслугам». Via dolorosa[181]181
Крестный путь; путь, исполненный страданий (лат.).
[Закрыть] 2-й эскадры еще только начинался.
В это время уже у многих были сомнения в достаточности сил 2-й эскадры для нанесения решительных ударов японцам. Но, как говорит Беклемишев, морская администрация, отправив эскадру, свободнее вздохнула, переложив дальнейшую ответственность на Командующего эскадрой.
Зато позднее под давлением вновь разгоравшейся агитации в печати и негласных воздействий, как секретных записок, так и личных докладов, было решено сформировать еще один отряд, который под командою контр-адмирала Небогатова вышел из Либавы 2 февраля 1905 года{163}. Официально для усиления 2-й эскадры. А вот для чего в скрываемой от нас действительности?
Путь 2-й эскадры адмирала Рожественского от Либавы через датские воды был совершен благополучно, однако при самых зловещих предостережениях. Агентские донесения и даже перехваченная переписка указывали, что готовятся покушения на эскадру посредством замаскированных миноносцев и с помощью плавучих мин. К вечеру 8 октября основные силы эскадры подходили в Северном море к южной оконечности так называемой Доггер-банки, расположенной в самом центре этого моря и занимающей почти треть его ширины по 54-й северной широте. Наименьшая глубина составляет там 14 м, что достаточно для безопасного плавания судов любого тогдашнего водоизмещения.
Опираясь на полученную «сверху» информацию о возможном нападении японских военно-морских сил уже в начале пути, адмирал З.П. Рожественский с первого дня установил на эскадре повышенную боевую готовность. Походная жизнь была подчинена главной цели – вместе выйти и вместе дойти до конечного пункта.
В связи с тем, что в истории мореплавания не было подобного похода такого большого и «разнокалиберного» соединения паровых кораблей и судов, то все заранее предусмотреть было, мягко говоря, трудно. Неизбежно возникающие в процессе движения вопросы часто превращались в трудноразрешимые проблемы.
Адмирала Рожественского часто упрекают в излишней скрытности, которая якобы привела к неудовлетворительной дипломатической подготовке плавания. Но трудно было Адмиралу, находясь в Петербурге, предполагать, что государства, объявившие правила нейтралитета, позже, по мере продвижения русских кораблей на восток, будут «корректировать» их. Это тоже было знамение настоящего, не календарного XX века.
Этот «цивилизованный» способ участия в войне на стороне неприятеля стоит того, чтобы о нем рассказать подробнее{164}. Так, французское правительство, подчиняясь требованиям Японии, «просило» не заходить вторично в свои порты корабли отряда контр-адмирала Д.Г. Фелькерзама, ссылаясь на то, что с момента предыдущего посещения их порта (Танжер) не прошло «законных» трех месяцев. Союзнички!
Иными словами, корабли, находящиеся в пути, были лишены возможности пополнять запасы угля, воды и продовольствия. Русским адмиралам, забыв о собственном здоровье, приходилось, в ущерб прежде всего боевой подготовке, выкручиваться из создавшегося положения.
Отряды контр-адмирала Д.Г. Фелькерзама и вице-адмирала З.П. Рожественского не случайно шли к рандеву на Мадагаскаре разными путями: один – через Суэцкий канал, другой – вокруг Африки. Броненосцы были перегружены военным имуществом и запасами, а правила «нейтралитета» не позволяли в отведенное время осуществить неизбежную, при входе (для уменьшения осадок) и по завершении следования в узкости, разгрузочно-погрузочную операцию. Требования были неслыханно жесткими: стоянки в Суэце и Порт-Саиде не должны были превышать 24 часов.
Русские моряки, минуя Суэцкий канал, пошли навстречу пожеланиям египетских чиновников, что нисколько не помешало Министру иностранных дел этого государства[182]182
Египет в это время был фактически британской колонией.
[Закрыть] направить России «как бы на будущее время заявление о нарушении нашими миноносцами правил нейтралитета».
Заблаговременно подав заявку на пополнение запасов, из-за произвола местных должностных лиц в Порт-Саиде отряд адмирала Д.Г. Фелькерзама вместо заказанных 400 тонн пресной воды получил только 200. В бухте Носси-Бе, куда «попросили» зайти отряд, корабли подобными «жестами доброй воли» были поставлены в невыносимые условия: «На берегу был только 1 кран, да и тот не мог давать более 12 тонн воды в сутки». «Жидкость», которую принимали корабли с берега, не отвечала санитарным требованиям, и в Носси-Бе адмирал Рожественский издал приказ, запрещающий употреблять ее для питья.
Не лучше было и во французском Вьетнаме – Аннаме по-тогдашнему.
Голландия и Португалия в разное время вели подобную же дипломатическую войну и внесли свой вклад в разгром 2-й эскадры, пунктуально соблюдая «правила нейтралитета» в пользу Японии. Прямо-таки массовая моральная «подвижность».
Науськивая других, Великобритания, находясь в союзе с Японией, прибегала к более сильным демонстрациям. В Атлантическом океане 15 крейсеров «невоюющей» страны вызывающе держались подле русской эскадры, сближаясь ночью до полукабельтова. По такому случаю адмирал Рожественский доносил в Петербург: «Пушки были заряжены, и я не раз чувствовал, что залп наших 12-дюймовых орудий был бы уместен. Опасаюсь, что пушки застреляют без приказания, если такое в высшей степени наглое поведение будет продолжаться…»
Подобный «нейтралитет» не вызывал бы такого острого отвращения, тем более 100 лет спустя, если бы и к Японии подходили по меркам международного права. Но нет! Агрессору дружно дали карт-бланш.
Никем и никогда – уж во всяком случае нашим доблестным МИДом – не поднимался вопрос о нарушении нейтралитетов Кореи (то есть «расположение» японской армии и флота на территории невоюющей страны) и Китая (захват в Чифу разоруженного миноносца «Решительный»), Подобная участь могла быть уготована только России… Вспомним еще раз незабвенного графа Муравьева и его политику потакания Японии. Немудрено, что и достойный преемник Муравьева, тоже граф, Ламздорф, сделал все от него зависящее для проигрыша японской войны. Сначала дипломатического.
А военные неудачи, как правило, следуют за дипломатическими.
«К несчастью России, в снабжении ее противника военной контрабандой были заинтересованы все морские державы. Оставалось одно из двух: или отказаться от преследования нейтральных судов, направляющихся с оружием в Японию отовсюду, или воевать со всеми…»
И по меньшей мере странными выглядят рассуждения нынешних «патриотов» о том, что Россия могла выиграть ту войну с помощью войны крейсерской.
Скольких нервов стоил этот творческий нейтралитет командирам русских отрядов, можно только предполагать. Корабли «увязли» в частых приемках угля в открытом море или на неприспособленных рейдах.
Признаем все же, что учиться воевать в таких условиях весьма непросто.
А теперь вернемся в Северное море на Доггер-банку, где произошел пресловутый Гулльский инцидент.
Обычно суть его сводят к тому, что 9 октября 1904 года в 0 часов 55 минут по полуночи наша эскадра ни с того ни с сего обстреляла английские рыбачьи суда, мирно ловившие кильку и прочую салаку прямо по курсу русской эскадры. Помните анекдот застойных времен про мирно пахавший советский трактор?
В Книге 1 в главе про адмирала Дубасова уже говорилось о международном уголовно-правовом симпозиуме в Париже, посвященном этому вопросу. Естественно, мнение наших моряков, видевших, по крайне мере, два миноносца, упорно не желавших походить на полные кефали шаланды, просвещенными мореплавателями и их сподручными во внимание принято не было. Ни тогда, ни сейчас.
Английская, в то время самая свободная в мире, а значит и правдивая, как примерно наша 1990-х годов, пресса, единодушно было взвывшая по поводу зверств, учиненных эскадрой «бешеной собаки», как с истинно британскими вежливостью и остроумием был поименован ею – свободной прессой – адмирал Рожественский, внезапно захрипела и чуть было не смолкла после следующего раздутого ею самой эпизода.
Миноносец на рассвете
В первоначальных сообщениях упоминалось, что на рассвете рыбачьи суда видели среди своих поврежденных сейнеров миноносец, принятый ими за русский и возбудивший негодование тем, что он сперва чинил какие-то свои миноносьи повреждения, а потом ушел, не оказав помощи поврежденным шаландам.
Гулльский инцидент глазами очевидца с нашей эскадры
К большому сожалению – не побоюсь сказать, разочарованию – прессы, никаких русских миноносцев в это время при эскадре не было. А стояли они мирно в порту Шербург. Возможно, даже под зонтиками. Узнав об этом печальном для каждого честного британца, а тем более журналиста, факте, пресса дисциплинированно заткнулась и больше об этом миноносце и знать не хотела. Ни видеть, ни нюхать. В смысле – обонять. На симпозиуме в Париже этот факт также не будировался и не муссировался. Не было миноносцев, и баста. Один минтай с мойвой.
Особенно умиляют наши современные авторы, которые, присоединяясь к той прессе в критике действий русского командования – в смысле открытия им огня, приводят в качестве крайнего аргумента такой. Что, мол, нынче опубликованы аглицкие, а может и не только, архивы, и никаких следов японских или Англией для Японии построенных миноносцев не обнаружено.
Это примерно то же, что ожидать, что Форин оффис официально признает гнусную роль британского посольства в Петербурге в подготовке и соучастии в Февральской революции.
Или, скажем, ЦРУ или какая там контора, над ним стоящая, расскажет когда-нибудь правду о том, что оно на самом деле учинило тем самым солнечным днем 11 сентября 2001 года в безоблачном нью-йоркском небе. Рыбакам как-то в данном случае верится больше.
Неразъясненная торпеда
В ноябре того же 1904 года на юго-восточном берегу Немецкого моря другими рыбаками была найдена самодвижущаяся мина Шваркопфа, по современной терминологии – торпеда, сильно избитая волнами о прибрежные камни. Фотография торпеды обошла все европейские иллюстрированные журналы, а в России была напечатана в «Хрониках войны», издаваемых как приложение к газете «Русь».
Как справедливо отметил в «Расплате» Владимир Семенов, каждое изделие такого рода на каждой детали имеет клеймо завода-изготовителя и порядковый номер, по которым не составляет труда узнать, где оно сделано и кому продано.
Наши миноносцы в Шербурге. Почтовая открытка того времени
Удивительно, что наша делегация в Париже прошла мимо и этой мины, и показаний рыбаков о чинившемся миноносце.
Единственное объяснение этому, по мнению капитана 2-го ранга Семенова, в том, что руководство действиями нашей делегации, а возможно и дозирование информации, осуществлялось нашей доблестной дипломатией…
Дальнейшие комментарии, думаю, излишни.
По пятам…
Девять месяцев спустя после случая на Доггер-банке капитан Семенов лежал в японском госпитале в городе Сасебо. От ходячих больных он узнал, что в соседнем бараке лечится японский лейтенант, бывший командир миноносца. Лечился лейтенант от острого ревматизма, нажитого во время тяжелого осенне-зимнего перехода из Европы в Японию. В Портсмуте уже шли мирные переговоры, и лейтенант особо не секретничал. Прямым текстом он сказал, что шли они под нейтральными флагами по пятам отряда адмирала Фелькерзама, когда тот проходил Суэц. На прямой же вопрос о Гулльском инциденте лейтенант засмеялся и просил пощадить его скромность.
Н.Н. Беклемишев в своих чтениях о русско-японской войне говорит совершенно определенно и независимо от В.И. Семенова, что «теперь едва ли может существовать сомнение, что следом за нашим отрядом адмирала фон Фелькерзама шла группа замаскированных японских миноносцев, которые и пришли в Японию раньше наших судов»{165}.
Но что эти торпеды, лейтенанты и миноносцы для наследников духа и дел нашей замечательной дипломатии и прочих полезных для России организаций!
Тщательно нагнетаемое возмущение подданных Великобритании усугублялось уязвленным национальным самолюбием: это как же такое можно терпеть?! В непосредственной близости от метрополии эскадра другой нации, да еще русской, во главе с совершенно самостоятельным Адмиралом поставила свою безопасность превыше возможных осложнений с Владычицей морей. Кроме всего, корабли, посмевшие «свое суждение иметь», благополучно дошли до испанского порта Виго, не встретив ни одного судна самого большого в мире флота. И только 19 октября британские крейсера начали свои запоздалые и далеко не безопасные демонстрации вокруг 2-й эскадры.
Так как пострадали случайные люди, правительство России сразу же объявило, что «все убытки частных лиц будут удовлетворены безоговорочно». Материальная компенсация в 65 000[183]183
Чтобы быть точным, Гулльская комиссия признала законной сумму в 60 023 ф.ст., а оставшиеся деньги были присвоены британским правительством под предлогом о «воз-ожных непредвиденных требованиях».
[Закрыть] фунтов стерлингов, как только пострадавшая сторона определила итоговую сумму, была немедленно выплачена.
«Государь Император изволил отправить 12 октября телеграмму с выражением сожаления и соболезнования жертвам несчастного случая…»
Вместе с тем Государь выразил полное доверие адмиралу Рожественскому, направив в его адрес сердечную телеграмму.
«А ведь организаторы и участники нагнетания истерии должны были бы еще помнить, как в таких случаях вели себя российские власти. Сам же “Коварный Альбион” и явился автором прецедента, когда в 1900 году, во время подавления восстания ихэтуаней в Китае, британские моряки, открыв ночью стрельбу по подозрительным, с их точки зрения, фигурам, убили двух русских матросов, и нескольких ранили. Инцидент был быстро исчерпан: русский адмирал (по-моему, Гильдебрандт. – Б.Г.) принял извинения главного британского начальника, “вполне поверив их искренности”.
Это английское “оскорбление” не имело дальнейших последствий. Никакой воинственной агитации не было поднято русской печатью… Русское правительство не потребовало денежного вознаграждения, и Англия не предлагала его семействам убитых и раненых…»{166} Все-таки мы действительно «дикая» страна.
И все же первый бой адмирал Рожественский выиграл: сначала в ночь Гулльского инцидента, затем в международном суде (точка зрения русской стороны основывалась на докладе Командующего). «Daily Chronicle» даже назвала решение комиссии «первой за нынешнюю войну победой России». А уж охотники устраивать провокации перед эскадрой грозного Адмирала как-то сразу перевелись.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что, не настояв на окончательном обсуждении вопроса о присутствии миноносцев в районе лова рыбы, русское правительство, как всегда, ограничилось полумерами, а в международных вопросах такое поведение совершенно недопустимо.
Испанская грусть
«Суворов», ведя отряд со средней скоростью 10 узлов, 13 октября пришел в испанский порт Виго, где штаб Рожественского наконец узнал, какие грандиозные размеры принял инцидент со стрельбой по миноносным шаландам в Северном море. Эскадра флота метрополии, так называемый Home squadron, полным ходом двинулась к Гибралтару. Туда же наперехват русского флота спешила английская эскадра Средиземного моря.
Адмиралу Рожественскому прочли выдержку из английской газеты, в которой говорилось, что, если он поведет свой отряд дальше, грозная сила английского флота – 28 броненосцев и 18 крейсеров – без труда его уничтожит. Адмирал засмеялся:
– Охота считать и подсчитывать! Если кончится разрывом, то для нас имеют значение первые 4 броненосца, с которыми мы будем драться, а сколько их еще будет нас добивать – 24 или 124, – не все ли равно?
Напуганные испанские власти отказались грузить уголь на русские броненосцы «бешеной собаки». Полетели телеграммы в Мадрид и Петербург. Рожественский поехал с визитом к губернатору Виго. Маленький испанский крейсер «Эстрамадура» встал у входа в гавань. Пока вопрос решался на высоком уровне, к борту «Суворова» ринулись испанские шлюпки с торговцами всевозможным товаром. С кормового балкона, с трапов и через орудийные порты русским морякам буквально навязывались фрукты, одежда и разные там сувениры с открытками.
Пусть власти трусили, но зато Рожественскому на берегу население устроило овацию, русского адмирала забросали цветами. Испанцы традиционно ненавидели своего векового врага Англию. Жива была и память о поведении Англии во время недавней испано-американской войны. Местные газеты недвусмысленно выразились, что «враг союзника собственного врага должен считаться другом».
Однако из Мадрида пришла телеграмма – воздержаться пока от погрузки угля. В маленьком жизнерадостном испанском городке, громоздившемся на склоне горы, увенчанной старинной крепостью с башнями, царил переполох в местных верхах на фоне народного воодушевления. На немецкие угольщики, ждавшие эскадру в Виго, пришли испанские жандармы, чтобы запретить погрузку угля. Пока Петербург и Лондон обменивались резкими нотами, Мадрид испуганно молчал.
Английские газеты кричали о нарушении испанского нейтралитета, требуя ухода или разоружения русских броненосцев. Рожественский отдал приказ загасить топки на броненосцах, оставив по одному котлу для поддержания электрического освещения и вентиляции, и ввести строжайшую экономию пресной воды. Отряд английских крейсеров подошел к Виго, блокировав порт.
14 октября около 13:00 Рожественский получил от местного губернатора уведомление, что он может погрузить на броненосцы только 400 тонн угля. На погрузку дано 18 часов. Погрузка должна производиться под строгим наблюдением испанских портовых властей, чтобы гарантировать соблюдение испанского нейтралитета. Немедленно на все корабли был передан приказ Рожественского: успеть за это время погрузить по 800 т угля, чтобы утром 15 октября уйти из Виго. На погрузку угля на «Суворове» вышли все, включая священника. Испанские наблюдатели накачивались в это время способствующими напитками в кают-компании «Суворова».
Уголь погрузили, но утром 15 октября пришел приказ из Петербурга: 1-му отряду оставаться в Виго впредь до улаживания дела с Гулльским инцидентом, ожидая дальнейших распоряжений. Первая задержка из Петербурга.
«Мы больше всего боялись, – писал родным будущий герой Цусимы лейтенант Петр Александрович Вырубов, – чтобы не напортила наша милая дипломатия и чтобы не пришлось разоружиться или возвращаться в Либаву».
С верою и крепкой надеждой
Вечером 15 октября вышел и был прочитан при собрании офицеров и команд знаменитый приказ Адмирала:
«Сегодня, 15 октября, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР осчастливил нас нижеследующей Всемилостивейшею телеграммой:
“Мысленно, душою с вами и Моей дорогою эскадрой. Уверен, что недоразумение скоро кончится. ВСЯ РОССИЯ С ВЕРОЮ И КРЕПКОЙ НАДЕЖДОЙ ВЗИРАЕТ НА ВАС.
НИКОЛАЙ”.
Я ответил ГОСУДАРЮ: “Эскадра единою душою у престола ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА”.
– Так ведь, товарищи? Что повелит ЦАРЬ, то и сделаем. Ура!»
– А жаль, что не дошло до разрыва с Англией! – полушутя, полусерьезно заявил капитану 2-го ранга Семенову лейтенант Богданов, старый знакомый его со времен штурма фортов Таку.
– Почему так?
– Да потому, что тогда, как вышли бы в море, тут нас сразу же и раскатали бы! А теперь – извольте за тем же самым ехать так далеко!
Для лучшей участи и на пользу крысиного царства…
Вечером 16 октября на «Суворов» пришло сообщение, что по поводу инцидента в Северном море будет назначена международная следственная комиссия, и с каждого корабля в качестве свидетеля откомандировываются в распоряжение комиссии по одному офицеру для дачи показаний. С «Суворова» был послан капитан 2-го ранга Кладо, будущий злой гений 2-й эскадры.
Семенов говорит, что его, да и других офицеров, удивило это назначение, поскольку большую часть «инцидента» тот проспал. К тому же в штабе адмирала Рожественского Кладо был как бы представителем самого Скрыдлова, Командующего флотом Тихого океана. Только что прибыл с театра военных действий и хоть сам, как и его патрон, не воевал, «но стоял, можно сказать, в центре дела».
«– Вы где же думаете догнать эскадру? – не удержался я, чтобы не спросить отъезжающего. Он ответил как-то неопределенно, уклончиво.
…Лейтенант Свенторжецкий, оказавшийся, как и я, случайным свидетелем этой сцены, взял меня под руку и с таинственным видом заявил:
– Знаете примету? Говорят, что еще задолго до пожара крысы покидают корабль. Чуют! Инстинкт! Они – звери умные, берегут свои головы для лучшей участи и на пользу крысиного царства…»{167}
Как видим, достойный офицер штаба своего достойного «Командующего-в-приглядку-Тихоокеанским флотом» адмирала Скрыдлова капитан 2-го ранга Кладо за время недолгого своего пребывания на 2-й эскадре успел произвести на соплавателей вполне определенное впечатление.
18 октября на «Суворов» пришла телеграмма из Петербурга с разрешением следовать далее. 19 октября в 07:00 «Князь Суворов» вывел отряд из Виго. Крейсер «Эстрамадура» сопровождал броненосцы до выхода из территориальных вод.
Но не успели скрыться из вида испанские берега, как на траверзе эскадры снова появился старый «приятель» эскадры британский крейсер «Ланкастер», к которому вскоре присоединилось еще пять крейсеров. На всех кораблях отряда сыграли боевую тревогу и навели на англичан орудия. Вскоре отряд остановился из-за повреждения «Орла». Чувство, с которым смотрели русские моряки на наглых «нейтралов», выразил в письме домой флагманский инженер эскадры Евгений Сигизмундович Политовский:
«Когда броненосцы остановились, то англичане, вероятно, приняли эту остановку за враждебную демонстрацию. Они быстро собрались за кормой отряда и выстроились в боевой порядок. Ну и мерзавцы же!
Это вечный враг России, коварный, сильный и всюду нахальный».
Вечером на «Суворове» состоялась панихида в память десятилетия кончины Императора Александра III.
Английские крейсеры окружили русский отряд полукольцом. Число их увеличилось до десяти. «Ланкастер» вызывающе шел в полукабельтове от «Суворова». Английские корабли всю ночь конвоировали отряд, а утром 21 октября, убедившись, что броненосцы идут в Танжер, круто повернули на восток – в Гибралтар.