Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"

Автор книги: Борис Галенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 71 страниц)

«Светлана», выдержавшая перед этим неравный бой с «Отавой» и «Ниитакой», как и «Донской», не горела. Хотя и на роскошной великокняжеской яхте было чему гореть. А то, что «Отава» и «Ниитака» в бою со «Светланой» – полузатопленным крейсером – так легко отделались, так это потому, что у «Донского» на бой оставалась почти 1000 снарядов, а у «Светланы» – только то ли 50, то ли 120 на два уцелевших орудия. Остальные были в затопленных погребах.

И самый первый бой[347]347
  Здесь имеется в виду бой «Варяга» и «Корейца».


[Закрыть] русско-японской войны на море, и самый последний бой Цусимского сражения, сражения Порт-Артурской эскадры 27 января и 28 июля 1904 года и особенно бой крейсерской эскадры адмирала Иессена 1 августа 1904 года в Корейском проливе однозначно показывают каждому, кто желает видеть, что при «шимозе обыкновенной» у Того не было бы ни одного шанса задержать прорыв 2-й эскадры во Владивосток. Да, скорее всего, даже потопить хотя бы один русский броненосец. Даже при наличии перемоченного пироксилина в наших снарядах.

Вернемся к последнему бою «Дмитрия Донского». Весьма поучительная история.

Темнота сгущается

«В 9-м часу “Донской” получил несколько пробоин в бортах и в дымовых кожухах». Это за два-то часа боя при 100-кратном (возьмем среднюю цифру) огневом превосходстве и «блистательной стрельбе японцев!» – по лестной для нее оценке Константина Платоновича Блохина. Пробоины были надводные, хотя и близкие к ватерлинии. Но в трюмах показалась вода, а у крейсера появился крен.

«Желая, насколько возможно, состворить неприятеля и в то же время занять более выгодное положение с таким расчетом, чтобы “Донской” мог проектироваться для японцев на темном фоне высоко уже поднявшегося из воды Да-желета, я изменил курс вправо румбов на пять.

Старший сигнальщик и еще несколько человек утверждают, что около этого времени неприятельский крейсер, имевший крен, затонул.

Скоро темнота сгустилась, огонь японцев прекратился, и они нас оставили.

Один из последних снарядов разорвался в задней трубе и развернул ее по всей высоте. Передняя труба была пробита во многих местах осколками. Тяга упала, пар сел, и крейсер мог идти только малым ходом. Водоотливные средства крейсера успешно боролись с водой, но крен, сперва незначительный, по невыясненной причине стал увеличиваться и достиг уже 5°». Дойти до Владивостока – это еще 300 миль – не было никаких шансов. Снаряды практически закончились. Капитан 2-го ранга Блохин решительно повернул крейсер к Дажелету.

^{Капитан 2-го ранга Константин Платонович Блохин} 

Последняя ночь

Ночью были отражены три минные атаки.

«Стрелять при отражении атак пришлось по едва заметным в темноте контурам миноносцев, так как прожектора наши светить не могли (перебиты проводники). Один миноносец все-таки был потоплен, о чем я на мостике получил донесение (утром рано 16-го мая многие утверждали, что потоплено 2 миноносца). Приблизительно через час после минных атак “Донской” подошел к Дажелету с восточной его стороны.

Был полный штиль, и не теряя времени было приступлено к высадке на берег. Высадка продолжалась всю ночь и производилась на баркасе № 2, который был пробит и имел течь, но служить еще мог, и на шестерке – единственной уцелевшей шлюпке.

Первыми были свезены на берег люди ослябской команды, затем все раненые, потом команда миноносца “Буйный” и команда “Донского”. Пока производилась высадка, тела всех убитых были снесены и заперты в помещениях лазарета и кают-компании».

Не скажет ни камень, ни крест…

«Когда начало светать, я стал опасаться появления неприятеля и, желая ускорить высадку, приказал оставшимся еще на крейсере людям (около 160 человек) захватить с собой койки и другие плавучие предметы и переправляться на берег вплавь. Оставив при себе необходимое число людей, я отошел с крейсером на глубину и затопил его. Господа офицеры, кроме тех, которые были на берегу при команде, и последние нижние чины покинули крейсер со мною.

Через четверть часа после того как я оставил крейсер, он сразу повалился на левый борт, а еще через минуту, набрав всем корпусом воды, быстро выпрямился и скрылся под поверхностью моря, на глубине 100–200 сажен…»

Было 9 часов 15 минут утра 16 мая 1905 года, когда «Дмитрий Донской» тихо погрузился в морскую пучину. Скрылись под водой черный борт крейсера, его продырявленные трубы, затем мачты. Последними ушли с поверхности моря развевающиеся на трех мачтах Андреевские флаги.

Вдали маячили японские крейсера, сторожившие выход нашего крейсера в открытое море. А невдалеке покачивался на воде японский миноносец, так и не отважившийся приблизиться к храброму русскому кораблю.

«В боях 14-го и особенно 15-го Мая офицеры и команда крейсера “Дмитрий Донской” дрались с неприятелем честно и исполняли свой долг как умели…

14-го Мая убитых на “Донском” не было; раненых было около 9 человек нижних чинов (привожу число на память), а из офицеров – легко ранен был я.

15-го Мая убиты: Подполковник Корпуса флотских штурманов Шольц, Лейтенанты Дурново, Гире и около 70-ти человек нижних чинов.

Ранены: Командир Капитан 1-го ранга Лебедев (смертельно), Капитан 2-го ранга Коломейцев, Лейтенант Шутов, Мичманы Вилькен, Кнюпфер, Храб-ро-Василевский, светлейший князь Ливен и около 130 нижних чинов…

Все вышеизложенное записано мною на свежую память и проверено опросами офицеров, с которыми я имел случай говорить…»

Последний доблестный бой русского корабля из состава 2-й Тихоокеанской эскадры стал не только последним боевым эпизодом Цусимского сражения, но по сути и всей японо-русской войны. Войны, в последние месяцы которой за громадную Империю воевала и сложила головы только 2-я эскадра флота Тихого океана.

Перефразируя слова капитана 2-го ранга Блохина, скажем: 2-я эскадра дралась с неприятелем честно и исполнила свой долг как умела.

Комментарии излишни…

Автор двухтомной «Истории военно-морского искусства», вышедшей под общей редакцией Главнокомандующего Военно-морским флотом Российской Федерации адмирала В.И. Куроедова, известный нам профессор ВМА В.Д. Доцен-ко, все описанные выше последние бои Цусимы удостоил двух предложений:

«События 15 мая ни в тактическом, ни в стратегическом отношении не интересны. В этот день происходило избиение и пленение деморализованного противника»[348]348
  Доценко В.Д. История военно-морского искусства. Том 2. Боевые действия флотов. С. 429. Впрочем, что уж придираться к тактическим или психологическим тонкостям данного сочинения, ежели в нем на основополагающей схеме Цусимского боя, приведенной на стр. 427 того же 2-го тома, морские мили на масштабной линейке практически равны километрам. Видимо, по мнению автора.


[Закрыть].

Действительно. Деморализация налицо. Но не моряков 2-й эскадры!

10. Круг замкнулся

Зеркально похожи

«Действия на море в 37–38 гг. Мейдзи» начинаются и заканчиваются почти зеркально похожими боями одинокого русского крейсера с эскадрой японских крейсеров, поддержанных флотилией миноносцев.

И даже адмирал японский там один и тот же – Уриу Сотокичи. И уровень японского военно-морского искусства в этих боях совершенно одинаковый: при абсолютном, тотальном превосходстве японцев русский крейсер наносит тяжелые повреждения противнику, не дает себя потопить и сам выходит из боя. Сам спасает команду и сам, открыв кингстоны, уходит в бессмертие под Андреевским флагом. В обоих боях русское руководство и боевое мастерство явно превосходят японские.

Но каждый из этих боев «одинокого крейсера» соседствует по времени с эскадренными боями: первый – с боем 27 января 1904 года, когда навстречу Того вышла ослабленная на треть вероломным ночным нападением Порт-Артурская эскадра под руководством «нерешительного» адмирала О.В. Старка и, нанеся врагу тяжелые повреждения, обратила в бегство более чем в два раза превосходящие ее только по численности броненосные боевые отряды Соединенного флота.

Бой 28 июля 1904 года, когда единственный раз за войну русская эскадра была примерно сравнима по «матчасти» с японской, был тактически выигран у Того «нерешительным не флотоводцем» Витгефтом. И если бы Витгефт во время сражения рассматривал фотокарточку жены не на от-крытом мостике, а где-нибудь под бронепалубой «Цесаревича» – так к 1 августа либо Желтое море от Соединенного флота очистил бы, либо адмирала Скрыдлова, глядишь, до инфаркта довел бы, приведя ему в Золотой Рог в целости и сохранности ту эскадру, которой Командующий уж три месяца сторонился, как черт ладана. Да еще со все-ми тремя крейсерами адмирала Иессена впридачу. Каков подарочек!

Второй бой «одинокого крейсера» соседствует с  эскадренным боем 14 мая 1905 года, когда, по меньшей мере, сравнимая по силе с Порт-Артурской эскадрой образца 27 января 1904 года русская броненосная эскадра, ведомая самым решительным адмиралом, – я думаю, не только русского флота – была наголову разбита тем же адмиралом Того.

^{Командующий Соединенным флотом адмирал Того Хейхатиро}

Того Хейхатиро действительно лучше воевать стал?

Он что, действительно лучше воевать научился за этот год, как пишут его поклонники? Сосредоточивать огонь на одном корабле противника и т.п.? Тогда чего же он своего адмирала Уриу хоть немного не подучил, а то как воевал тот в прошлом январе, так и в нынешнем мае не лучше.

Да и сам Того…

Мы видели, сколько раз он и его талантливые помощники русскую эскадру теряли. Как шарахались его крейсера с «шимозой обыкновенной» не то что от русских броненосцев, но и от крейсеров, если соотношение вдруг становилось хуже, чем 4 к 1, в пользу Соединенного флота, разумеется.

А уж броненосные крейсера Камимура в отрыве от броненосцев шефа и вовсе не рвались в бой с главными силами 2-й эскадры, уже лишенной двух флагманских кораблей. Предпочитая «увлеченно расстреливать» горящий и лишенный всей главной артиллерии «Суворов» и несчастную плавмастерскую – отважную «Камчатку».

При этом стоит привести на память факт, что вся японская эскадра имела годовой опыт блокады Порт-Артура, боя 28 июля у Шантунга и всех иных морских сражений и боевых эпизодов той войны. Большинство же офицерского и унтер-офицерского состава Соединенного флота вело боевую карьеру с японо-китайской войны. Моряки же 2-й эскадры, не считая нескольких офицеров – участников китайской кампании 1900 года, вступили 14 мая 1905 года в первый бой в своей жизни.

Против крутых японских ветеранов в Цусиме стояли русские новобранцы. Мы как-то часто забываем об этом. Вот японцы запомнили это надолго. По крайней мере, до декабря 1941 года.

Все это говорится для того, чтобы осознать, как пришлось потрудиться «мировому сообществу», чтобы адмирал Того Хейхатиро заблистал военно-морским гением, по сравнению с которым «сам Нельсон кажется жалким снобом». Напомню, что такого рода сообщения стал вдруг слать в родное Адмиралтейство капитан 1-го ранга Пэкинхэм примерно с февраля 1905 года – задолго до Цусимы.

Видно, знал наверняка, что гений заблещет и прикроет своим блеском всю, так сказать, техническую, организационную часть будущей неминуемой и невиданной победы. А что победа состоится, Пэкинхэм, отправляя свои прозорливые донесения, не сомневался. Меры были приняты.

^{Генерал Ноги Маресукэ} 

Слово о японских солдатах

Хочу сказать, чтобы не быть превратно понятым, что сама личность адмирала Того Хейхатиро не вызывает у меня ни малейшей антипатии. Напротив!

Храбрый, стойкий солдат, верный слуга своего Императора и Отечества и, конечно, хороший, очень хороший, выдающийся адмирал! Счастлива страна, которую защищают такие люди.

Сказанное в полной мере относится и к флагману 2-го боевого отряда – адмиралу Камимура Хиконадзо. Не только по вышедшему из строя «Суворову» и «Камчатке» стреляли в день 14 мая его броненосные крейсера, выпустившие многие тысячи восьми– и шестидюймовых снарядов с «жидким огнем» по русской эскадре. А скорая гибель «Ослябя» – вообще очевидная заслуга 2-го боевого отряда.

Как и его старший флагман, Камимура провел бой на открытом мостике «Ид-зумо», и именно он в своем рапорте донес до нас восхищение японских моряков геройским сопротивлением почти обезоруженного «Суворова». А упорное нежелание в одиночку противостать нашим главным силам во второй половине боя говорит, разумеется, не о неподвергаемой сомнению храбрости адмирала Камимура, а лишь о высоком мастерстве русских артиллеристов, слишком опасном для сравнительно слабой брони крейсеров 2-го отряда и до сих пор неоцененном в родной стране. К этому вопросу мы еще вернемся.

Также симпатичен мне «порт-артурский» генерал Ноги Маресукэ, не жалевший ни себя, ни солдат, ни собственных детей в выполнении своего долга перед Императором и Империей. Японцы-солдаты вообще симпатичны русскому сердцу. Во всяком случае те – эпохи Мэйдзи. Как и сам их сюзерен.

Но хороший адмирал и военный гений – вещи разные.

Сам Того не виноват в появлении легенд о своей гениальности. Его необходимо было сделать гением для сокрытия того, что сражение с эскадрой адмирала Рожественского велось врагами православной Русской Империи еще до выхода эскадры из Либавы.

Бой в Цусимском проливе – это всего лишь завершение этого многомесячного сражения со 2-й эскадрой, само наличие которого и призвана скрыть легенда о гениальности японского и бездарности русского адмирала. Этой «неизвестной Цусиме» и посвящена следующая, заключительная часть трилогии.

11. Вопросы остаются

Внимательный читатель, несомненно, заметил, что в рассказе о бое и его завязке остался без ответа вопрос: каким образом адмирал Рожественский смог обмануть многоопытного и осторожного адмирала Того так, что тот сам подставил себя и свои броненосцы под первый удар русской эскадры – маломаневренной и тихоходной?

Риск или изыск?

Можно, конечно, ответить в духе наших тогопоклонников – в погонах и без, – что, мол, Того и не рисковал почти вовсе, а петлю свою нарисовал исключительно из любви к каллиграфии и вообще японской гравюре, в подражание, например, Хокусаю.

Просто нарисовать палочку над «Т» русской эскадры, которую японский адмирал начал уже чертить, приказав своим главным силам – 1-му и 2-му боевым отрядам – лечь на курс NW 34° в 1 час 40 минут по меридиану Киото, то есть в 1 час 21 минуту по часам русской эскадры, было слишком элементарно для гения масштаба адмирала Того, считают они. Душа его просила изыска.

Что ж, он получил его. По японским, никак не преувеличенным, данным, «Микаса» с 1 часа 51 минуты до 2 часов 06 минут русского времени (с 2:10 до 2:25 – японского) получил попадания десятью снарядами только крупного калибра, т.е. калибра не менее 10 дюймов^{288}.[349]349
  По Кэмпбеллу: «Микаса» за первые 15 минут получил попадания пятью 12-дюймовыми и четырнадцатью 6-дюймовыми снарядами. – Campbell N. J.M. Tsushima. – Warship, № 6,1978. P. 130. Тоже не слабо.


[Закрыть]

Даже если Того стопроцентно знал, что русская эскадра стреляет стальными болванками вместо снарядов, с действием которых он так основательно познакомился 28 июля, риск – ради любви к прекрасному – чересчур велик. А учитывая, что характерными чертами Того как флотоводца были прежде всего осторожность и нелюбовь к риску, что, собственно, он демонстрировал потом и в этот день 14 мая, то «петля» никак не соответствует психологическому портрету японского адмирала.

Недаром он давал потом такие дурацкие объяснения своему «маневру» – типа он аж целых 3 минуты демонстрировал нашей эскадре, что хочет разойтись с ней на контркурсах.

Настойчиво возвращается мысль, что Того оправдывается, победив. Правда, вопрос, перед кем оправдывается адмирал Того, остается открыт. Настолько открыт, что требует даже не изучения, а просто беглого взгляда на роль, отведенную Японии в целом, и Того в частности, в этой войне.

Ну и, разумеется, адмирал Того никак не ожидал такой прицельной стрельбы от русской эскадры в первые же мгновения боя. О меткости русской стрельбы единодушно свидетельствуют иностранные наблюдатели на японской эскадре, оценивая ее значительно выше классом, чем стрельба обученной Порт-Артурской эскадры. Весьма, кстати, недурная.

Похоже, что если бы Того подозревал хоть что-то подобное – он бы в свою петлю не полез. А разошелся бы со 2-й эскадрой поаккуратнее. Подумаешь, потерял бы полчаса времени, зато риска никакого.

Не в этом ли сказалась «оправдавшаяся вполне самонадеянность» адмирала Того, о которой говорил в своем показании адмирал Рожественский, равно как и «ошибочный» расчет. Но вот кто способствовал росту этой «вполне оправдавшейся»?

Не по причине моей сообразительности…

Из ответов Командующего 2-й эскадрой на вопросы Следственной Комиссии ясно: он прекрасно понимал, что переиграл адмирала Того как флотоводца в той единственно возможной для него начальной фазе боя, где имел решающее значение только талант флотоводца, а не качество снарядов, которыми снабдили эскадры.

К этому он возвращается несколько раз, отвечая на вопрос Комиссии под номером 34, заданный по наводке каперанга Озерова, почему эскадра была введена в бой якобы не в должном порядке.

В первый раз Адмирал говорит: «…я ввел в бой 2-ю эскадру в строе, при котором все мои броненосцы должны были иметь возможность стрелять в первый момент по головному японской линии с расстояний прицельной его досягаемости для главных калибров.

Не по причине моей сообразительности, а по оправдавшейся вполне самонадеянности, а может быть, и по ошибочному расчету японского адмирала, в момент первого выстрела с “Суворова” один только броненосец “Миказа” успел уже лечь на курс, параллельный или несколько сходящийся с курсом 2-й эскадры».

Затем: «…точка, в которой находился “Миказа” в момент первого выстрела с “Суворова” и в которую последовательно приходили вслед за “Миказа” еще 11 японских броненосцев, оставалась под выстрелами всей 2-й эскадры (под так называемым первым ударом ее) столько времени, сколько потребовалось японской линии длиною в 2,8 мили, чтобы пробежать через эту точку…

Причем в эту точку могли бы быть наводимы все орудия левого борта эскадры и все башни с орудиями больших калибров».

Дальше Адмирал повторяет: «Очевидно, по обстоятельствам, хотя и не от меня зависевшим, первый удар нашей эскадры был поставлен движениями моего флагманского корабля в необычайно выгодные условия. В момент первого выстрела с “Суворова” головной японский броненосец один мог отвечать на огонь 12… наших броненосцев.

А затем в течение десяти минут, пока японцы собирали свою линию, самый отдаленный из наших кораблей мог и должен был уменьшить свое расстояние от японской линии с 42¹/₂ кабельтовов до 35 кабельтовов».

И наконец: «Прежде чем продолжать показание, я прошу позволения повторить, что моим движением с 1 часа 20 минут до 1 часа 49 минут и самонадеянностью адмирала Того 2-я эскадра должна была быть поставлена в неожиданно выгодные условия для нанесения первого удара неприятелю…

Но, без сомнения, наша неспособность воспользоваться этою выгодою лежит всецело на моей ответственности: я виноват и в дурной стрельбе наших судов, и в том, что они не удержались так, как я им предоставил возможность держаться».

В этом показании Адмирал, как всегда, взял на себя ответственность за все, в том числе и за «плохую стрельбу» 2-й эскадры.

Знал бы он, что в первые 10–15 минут боя он – будь у него хотя бы порт-артурские снаряды! – на самом деле уничтожил бы Того и, возможно, потопил «Микаса». Это при своих-то «не стрелявших и необученных» комендорах.

Может, тогда хоть лишний бы год прожил.

Но об этом потом. Сейчас нас интересует только завязка боя.

Обреченный на непонимание

Адмирал Рожественский прекрасно знал, что ему не дадут высказаться открыто, и даже в ответах Следственной Комиссии следует соблюдать максимальную аккуратность. Рассчитывая, как и с рапортом Министру с ответами на обвинения лейтенанта Щеглова, только «на случай изысканий других летописцев и реформаторов».

Поэтому его слова: «не по причине моей сообразительности», «по обстоятельствам, хотя и не от меня зависевшим» и подобные им – это горькая ирония человека, обреченного на непонимание современников, да и не только их. Ведь даже Владимир Семенов в своем «Бое при Цусиме» не вполне понимает, чем вызван «маневр Того» и почему адмирал Рожественский с такой уверенностью в ответ на слова Семенова:

«Вот они, Ваше Превосходительство! Все шесть, как 28 июля…» – сказанные в момент первого визуального контакта главных сил, «не оборачиваясь, отрицательно покачал головой…

– Нет, больше: все тут! – и начал спускаться в боевую рубку».

И только вслед за его словами капитан 2-го ранга увидел: «Действительно: вслед за первыми шестью кораблями медленно выступили из мглы слегка оттянувшие крейсера Камимура…»

У адмирала Рожественского, что – локатор спрятан где был? За туманный горизонт заглянуть?

В результате остаются невыясненными три вопроса:

1) роль адмирала Рожественского в организации «петли Того»;

2) почему адмирал Рожественский был так уверен в «оправдавшейся вполне самонадеянности», а также, возможно, «ошибочномрасчете японского адмирала»;

3) что все-таки заменяло Адмиралу отсутствие обычной разведки. Посильные ответы на эти и на возникающие по ходу изложения вопросы так-же будут даны в заключительной части трилогии.