Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"

Автор книги: Борис Галенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 71 страниц)

9.3. «Дмитрий Донской»

Третий день боя

На этих страницах уже не раз встречалось имя ветерана Тихоокеанской эскадры, пришедшего в составе 2-й эскадры вновь на место своей боевой службы. Чтобы, как полагается воину, встретить смерть в бою. Строго говоря, благодаря «Дмитрию Донскому» к дням Цусимского боя следовало бы присоединить и 16 мая.

_{^{Крейсер 1-го ранга «Дмитрий Донской»}}[333]333
  Работа капитана 2-го ранга В.Э. Тюлькина.


[Закрыть] 

Исчерпав все средства сопротивления после ожесточенного боя с шестью японскими крейсерами, второго ночного боя с миноносцами врага и высадки, помимо своей команды, команды миноносца «Буйный» и спасенных с «Ослябя» на берег пустынного острова Дажелет, крейсер «Дмитрий Донской» утром 16 мая 1905 года был отведен своим старшим офицером капитаном 2-го ранга Константином Платоновичем Блохиным, заменившим в бою смертельно раненного командира, на глубокую воду, и с Андреевскими флагами на мачтах завершил свою 20-летнюю службу Российской Империи.

Крейсер и его князь

Свое донесение о бое кавторанг Блохин заключил словами: «Наконец, считаю не лишним отметить следующее случайное обстоятельство, которое осталось мной непроверенным: крейсер “Дмитрий Донской” окончил свою долгую службу и затонул 16 мая, в день, как говорят, смерти своего патрона – Великого Князя Дмитрия Донского».

Источники сообщают, что Великий Князь Дмитрий Донской умер 19 мая, а на 15 мая приходится память дня убиения Святого Царевича Дмитрия.

Таким образом, последний сражавшийся корабль Цусимы был смертельно ранен в день убиения Св. Царевича Дмитрия, а погиб за три дня до даты смерти пра-пра-…прадеда Царевича – Св. Великого Князя Дмитрия Донского. В 1905 году князь Дмитрий Донской еще не был причтен к лику святых. Произошло это уже в наши дни, и дата памяти его установлена 19 мая.

Так что капитан 2-го ранга Блохин, ощущая необычность, связанную с гибелью последнего крейсера Цусимы, не зря отметил это «случайное» обстоятельство[334]334
  В Троицесергиевой Лавре хранится храмовая икона крейсера – образ святого великомученика и воина Димитрия Солунского, написанный в рост. На иконе надпись: «Крейсер Дмитрий Донской 1901». По преданию, она всплыла на поверхность моря и была выловлена китайскими рыбаками. (Церковный вестник, № 10 [311]. Май 2005. История). Архимандрит Макарий (Веретенников) в статье «Святыни Троицесергие-вой Лавры. Памятники ратной славы» рассказывает, что после гибели крейсера икону прибило к берегу. Позднее, когда в 1948 году владыка Нестор (Анисимов) приехал из Китая в Москву, он вручил военную реликвию Святейшему Патриарху Алексию I, a тот передал ее в Троицесергиеву Лавру. Этот патриарший дар очень знаменателен для Троицесергиевой Лавры. Святой великомученик Дмитрий Солунский – небесный по-кровитель московского князя Дмитрия Донского (+1389; память 19 мая), и его ико-на попала в обитель, где князь в ХГУвеке брал благословение на битву с Мамаем, в обитель, где с тех пор установлена и поныне совершается Дмитровская родительская суббота, в обитель, где благоверный князь был канонизирован в год празднования 1000-летия Крещения Руси (Труды лаврских насельников. Пятые Макаровские чтения).


[Закрыть].

Присутствие мглы делало горизонт неясным

Ни в коем случае не собираясь вновь пересказывать ход сражения в Корейском проливе 14–15 мая 1905 года, покажем только несколько моментальных его снимков, снятых, так сказать, с мостика «Дмитрия Донского». При этом воспользуемся как донесением о бое^{277} старшего офицера крейсера капитана 2-го ранга Блохина, так и его показанием в Следственной Комиссии^{278}.

В начале своего донесения капитан Блохин отмечает, что 14 мая день был солнечный. Но присутствие мглы делало горизонт неясным.

«На телеграфной станции (радиостанции. – Б.Г.) нашего крейсера безостановочно получались знаки телеграфирования на непонятном языке. На судах нашей эскадры, по распоряжению Командующего, телеграф совершенно молчал».

В 11 часов дня «Донской» принял участие в короткой перестрелке с японскими крейсерами, что благотворно повлияло на дух команды. Настроение команды хорошее и до того после нее стало просто праздничным. Надо еще раз сказать, что эту праздничность настроения команд подчеркивают в своих донесениях о бое офицеры «Орла» и «Сисоя», «Адмирала Нахимова» и «Владимира Мономаха», «Авроры» и «Олега», «Светланы» и «Адмирала Ушакова». Эскадра вступала в бой на высочайшем подъеме боевого духа.

К.П. Блохин подчеркивает, что с появлением главных сил неприятеля 1-й броненосный отряд под флагом Командующего эскадрой увеличил ход, занял место во главе 2-го и 3-го отрядов и построил линию кильватера. После этого около 2 часов завязался бой между главными силами.

Нравственная связь

В начале боя старый крейсер, по приказу адмирала Энквиста, остался охранять на пару с «Владимиром Мономахом» транспорты и был вдалеке от эпицентра боя. Большую часть сражения 14 мая старшему офицеру пришлось провести на заднем мостике крейсера:

«Рулевая машинка, служившая исправно за время перехода на Восток крейсера, в самом начале боя 14 мая почему-то отказала, пришлось править на ручном штурвале с заднего мостика, и командир поручил это дело мне, оставаясь сам на переднем мостике и управляя оттуда машиною.

Не знаю в точности, когда была исправлена рулевая машинка, но к управлению на паровом штурвале с переднего мостика перешли только в седьмом часу вечера, и до этого времени я безотлучно находился на заднем мостике. Могу с гордостью сказать, что Иван Николаевич, талантливо и смело управлявшийся, мне доверял…

^{Капитан 1-го ранга Иван Николаевич Лебедев}

Каждый раз, когда при маневрировании благополучно переживался какой-нибудь критический момент, а таких моментов было много, Иван Николаевич всегда бодрый и веселый, оборачиваясь ко мне, приветствовал меня жестом, я отвечал ему тем же, показывая, что и для меня не чужда морская оценка пережитого момента. Эти взаимные приветствия свидетельствовали о существовании непрерывной нравственной связи между мной и моим командиром, и мне приятно было это сознавать».

«Сражение продолжалось, и стали уже появляться его результаты. В начале 4-го часа мимо “Донского” прошел изящный крейсер “Светлана” с большим дифферентом на нос. Немного позже опрокинулся и затонул броненосец “Ослябя”.

Вышел из строя “Князь Суворов”, линия броненосцев стала уклоняться вправо…»

О передаче командования эскадрой

«В начале 6-го часа наши броненосцы шли в кильватерной колонне курсом близким к норду и вели бой правым бортом… Передовым в отряде броненосцев шел теперь “Бородино”, и японцы буквально засыпали его градом снарядов.

Около 6 часов вдоль линии наших судов пробежал миноносец “Буйный”, неся сигнал: “Командующий передает начальствование флотом адмиралу Небогатову”.

В Командующего верили, и потому сигнал этот, отрепетованный судами эскадры, произвел на всех тяжелое впечатление.

На броненосце “Император Николай I” (флаг контр-адмирала Небогатова) подняли ответ и скоро затем сигнал: “Броненосцам курс норд-ост 23°”».

В своем показании Следственной Комиссии капитан 2-го ранга Блохин к сказанному о передаче командования Небогатову прибавил следующие весьма важные сведения:

«Считаю нужным подробно остановиться на этом эпизоде. Сигнал этот о передаче командования был отрепетован большинством кораблей эскадры. Когда старший сигнальщик Зотов спросил меня:

– Можно ли спускать сигнал? Я ответил вопросом:

– Видят ли сигнал на “Николае I”?

Зотов доложил, что на “Николае I” поднят ответ. Мне это показалось странным, и я приказал сигнал держать[335]335
  Поднятый на «Николае» ответ означал лишь то, что сигнал «Буйного» принят к сведению, тогда как должен был быть поднят сигнал: «Принимаю командование эскадрой». Именно это и показалось странным капитану 2-го ранга Блохину.


[Закрыть]. На “Донском” сигнал этот был спущен по моему личному приказанию только тогда, когда сигнальщик Зотов доложил, что почти все корабли его спустили».

Сигнал был разобран

«Через месяц после боя, уже в плену, в местечке Ниносима (карантинный пункт, чрез который в Японии пропустились все военнопленные) мне пришлось встретиться с флагманским сигнальным кондуктором с броненосца “Николай I”.

Этот кондуктор в присутствии капитана 2-горанга Ивкова, бывшего старшего офицера броненосца “Сисой Великий”, подтвердил мне, что сигнал о передаче командования на “Николае I” был разобран.

Знает он это потому, что сам со старшим сигнальщиком, находясь на мостике вне боевой рубки, флаги этого сигнала читал и чрез пролет под крышей боевой рубки докладывал о них флаг-капитану и флаг-офицерам, которые находились в рубке.

Он добавил, что если бы он не слыхал вслух прочитанного флаг-офицерами в сигнальных книгах значения этого сигнала, то он вообще не имел бы возможности знать его значение.

Тот же кондуктор показал, что после сигнала с миноносца другой миноносец[336]336
  «Безупречный». – Б.Г.


[Закрыть] подходил к борту “Николая I” и голосом передал на “Николай I” приказание Командующего: “Идти во Владивосток”.

Но он не помнит, чему непосредственно следовал поднятый на “Николае I” сигнал: “Броненосцам курс NO 23°”. Прочитанному ли с миноносца сигналу о передаче командования или полученному приказанию следовать во Владивосток с подошедшего к борту “Николая I” миноносца^{279}».

А теперь внимание! Говорит Следственная Комиссия

В своем показании Следственной Комиссии бывший контр-адмирал Небогатов, утверждает:

«Извещение о передаче адмиралом Рожественским командования мне я не получил.

Около же 5¹/₂ часов вечера флаг-офицер Сергеев доложил мне, что у нас по борту прошел миноносец, командир которого голосом и семафором передавал следующее: “Адмирал Рожественский приказал вам идти во Владивосток”»^{280}.

Прочтя показание капитана 2-го ранга Блохина, мы знаем теперь, что слова Небогатова, что «извещение о передаче адмиралом Рожественским командования он, Небогатов, не получил», являются откровенной ложью.

Сам Небогатов мог и не знать, что он изобличен.

Тем более, что миноносец «Безупречный», продублировавший последний приказ Адмирала, и наверняка продублировавший полностью – и о передаче командования, и о следовании соединенной эскадрой во Владивосток, – погиб в ночь на 15 мая в неравном бою с крейсером «Читосе». После гвардейского броненосца «Император Александр III» «Безупречный» стал вторым кораблем Цусимы, с которого не спасся ни один человек.

Так что Небогатов имел все основания считать, что версию его опровергнуть невозможно. Мертвые не воскреснут.

Но Следственная Комиссия обязана была знать, что бывший контр-адмирал врет. Кстати, оба показания – и Небогатова, и Блохина – помещены в одном и том же выпуске «Документов Следственной Комиссии о Цусимском бое».

Какой же вывод сделала Следственная Комиссия из своего знания?

Вот что написано в «Заключении Следственной Комиссии о Цусимском бое», в разделе. «Передача командования эскадрой»:

«Миноносец “Буйный” прошел с левой стороны от линии броненосцев, между ними и остальной эскадрой, держа сигнал: “Адмирал передает начальство адмиралу Небогатову”.

Сигнал этот, отрепетованный некоторыми крейсерами и транспортами, по показанию контр-адмирала Небогатова, не был понят на броненосце “Николай Г', принявшем с миноносца “Безупречный” только переданное в рупор известие о том, что Командующий эскадрой, раненый, находится на миноносце “Буйный” и что последнее приказание адмирала Рожественского – идти во Владивосток»^{281}.

Не был понят – что поделаешь!

И все! Без комментариев! Не был понят – что поделаешь!

Ложь, идущая уже от самой Комиссии, содержится и в словах «некоторыми крейсерами и транспортами». Документы, которыми располагала Комиссия, однозначно говорят о том, что сигнал этот был разобран и отрепетован почти всеми судами эскадры, как о том и свидетельствует капитан 2-го ранга Блохин. Читатель легко может убедиться в этом сам.

То, что эскадра видела и репетовала этот сигнал, подтверждают в своих донесениях о бое лейтенант Петр Павлович Сонцов со «Светланы»^{282} и лейтенант Евгений Александрович Максимов 4-й с броненосца «Адмирал Ушаков»^{283}.

Однако Следственная Комиссия в своих Заключении и Мнении ни за что считает и показание капитана 2-го ранга Блохина – одного из немногих официально признанных героев Цусимского боя, и донесения офицеров «Светланы» и «Ушакова», однозначно предпочитая таковым показание предателя Небогатова.

Видимо, к донесениям и показаниям о бое офицеров с дравшихся до конца кораблей у Комиссии была стойкая идиосинкразия[337]337
  Идиосинкразия – специфическая реакция организма. Вариант аллергии.


[Закрыть]. А насчет очевидной симпатии к Небогатову – сердцу не прикажешь, да и ворон ворону глаз не выклюет!

Даже свидетельство командира броненосца «Сисой Великий», так любимого Комиссией в иных случаях капитана 1-го ранга М.В. Озерова, вполне совпадающее с донесением Блохина, не помогает.

Поскольку свидетельство Озерова идет вразрез со словами главного и единственного – для всех времен и народов – доверенного лица Комиссии – бывшего адмирала Небогатова, оно не принимается ею – Комиссией – во внимание.

В строе кучи?

Чтобы не утомлять читателя, не будем подробно разоблачать еще одну ложь Небогатова, озвученную им и перешедшую в Заключение и Мнение Следственной Комиссии, что «эскадра была введена в бой в строе кучи». Комиссия, естественно, проигнорировала свидетельские показания, что эскадра встретила врага в строе кильватерной колонны, вот только 3-й отряд оттянул и скучился.

Потому и до «Микаса» своими пушками не дотянулся^{284}.

Мифотворчество собственное, комиссионное: 15 кабельтовов?!

Уже к собственному мифотворчеству Комиссии относится и вошедшая в ее Заключение очередная легенда о расстоянии в 15, а не в 8 кабельтовых между нашими двумя колоннами в момент встречи русской и японской эскадр, разоблаченная в показании адмирала Рожественского[338]338
  В показаниях и донесениях различных офицеров с разных судов расстояние это варьируется от 6 до 20 кабельтовов. Этот спектр мнений присутствует, например, в данных, полученных с одного-единственного броненосца «Орел». Что говорит лишь о том, что глазомер у всех разный и, пока вопрос не задали, никто всерьез к этому не относился. И решать его надо было, естественно, не методом усреднения, как это сделали Следственная Комиссия и граф Капнист.


[Закрыть].

Тут Комиссии и Небогатов не указ, так как он неосторожно сказал, что расстояние между колоннами было и вовсе 7 кабельтовов.

Первое же сообщение об этом расстоянии, вошедшее в первое донесение о Цусимском бое июньского выпуска (№6) «Морского сборника» за 1905 год, говорит вообще о 3 кабельтовых, со слов офицеров броненосца «Ослябя», доставленных во Владивосток миноносцем «Бравый» и не успевших пройти обработку ни рапортами адмирала Того, ни иную какую. При перепечатке этого донесения в выпуске 3 «Документов о бое» 3 кабельтова были заменены на 8.

Впрочем, готов допустить, что 3 кабельтова являются опечаткой «Морского сборника». Но 8 кабельтовов во всяком случае остаются.

Что характерно, о 8 кабельтовых говорит в своем рапорте от 16 мая 1905 года № 583 на имя командира Владивостокского порта и командир прорвавшегося сквозь Цусиму крейсера «Алмаз» флигель-адъютант, капитан 2-го ранга Иван Иванович Чагин^{285}. Мы знаем, что этот человек обладал глазомером прекрасного моряка и наблюдательностью профессионального разведчика.

Про 8 кабельтовых говорят все офицеры с «Суворова», в частности флагманский штурман полковник Филипповский, который специально наблюдал за этим по службе^{286}.[339]339
  Там же Филипповский говорит, что «Суворов» вступил в голову колонны на курс NO 23° в 1 час 40 минут – за 9 минут до начала боя.


[Закрыть] И даже, как видим, контр-адмирал Небогатов.

Последнее неудивительно: не понимая суть замысла Рожественского, а потому не видя в сокрытии и искажении этого факта особого смысла, он просто сообщает очевидное, чтобы по пустякам не подрывать свою репутацию классного специалиста-моряка.

Факт, а не мнение

Тяга к обвинению во чтобы то ни стало адмирала Рожественского просматривается почти по всему тексту Заключения и Мнения, на чем далее остановимся подробнее. На случае же с передачей командования я остановил внимание читателя уже сейчас потому, что здесь можно уличить как Небогатова, так и Следственную Комиссию в искажении конкретного факта, а не просто в неверном мнении.

^{Капитан 2-го ранга Иван Иванович Чагин}

Тут конкретная ложь, как, скажем, ложь капитана 1-го ранга Доценко в его пасквиле на капитана 1-го ранга Руднева о возможности «Варяга» идти с 23-узловой скоростью в день битвы у Чемульпо[340]340
  См. Часть первая. Глава: Мифы и легенды. Зловредные. Напомним, что скорость «Варяга» в день боя не могла быть более 14 узлов.


[Закрыть]. Факт. Упрямая вещь. Помните поговорку: «Солгавший раз, кто поверит тебе?» Но случай с передачей командования Небогатову гораздо серьезней, чем несуществующие 23 узла скорости у «Варяга». В конце концов, Доценко – не Следственная Комиссия. Может, он просто о битве при Чемульпо ничего и не знает толком, а написать захотелось. С кем не бывает.

Не позже, чем в 6 часов вечера 14 мая

Поскольку Небогатов несомненно знал о передаче ему командования эскадрой и сознательно не выполнил боевой приказ, то мы уже сейчас можем частично ответить на вопрос: когда стал предателем контр-адмирал Небогатов?

Именно: контр-адмирал Н.И. Небогатов доказано стал предателем не позже 6 часов вечера 14 мая 1905 года.

А то, что о передаче командования знали и также скрыли этот факт небогатовские флаг-капитан и флаг-офицеры, так услужливо поднявшие на следующий день белый и японский флаги на русском флагманском броненосце, говорит о том, что подбор чинов в штаб Небогатова был отнюдь не случаен.

На совести Небогатова и его штаба лежит гибель «Александра III» и «Бородино», поскольку броненосец «Император Николай I», подняв флаг Командующего эскадрой, еще в 6 часов обязан был встать во главе эскадры и нести полную ответственность за нее.

На Небогатове лежит вина, в конечном итоге, и за уход части крейсеров в Манилу, поскольку он никак себя не заявил как полновластный Начальник эскадры. На нем лежит гибель в ночных боях «героических стариков»: «Адмирала Нахимова», «Сисоя Великого», «ВладимираМономаха» и «Наварина».

Символичен следующий момент в показании о бое прапорщика Александра Ша-мие с флагманского броненосца Небогатова «Император Николай I»: «В это время перевернулся “Александр III”. На его киле стояло несколько человек. Мы, обгоняя вышедший из строя броненосец “Бородино”, волной своего хода смыли их»^{287}.

Так что, почему Небогатову вечером 14 мая выгодно было сделать вид, что он ничего не знает о передаче командования – это очевидно. Либо шкуру берег, либо спецзадание выполнял.

А вот какое и чье задание выполняла Следственная Комиссия, злостно обманывая Государя Императора и моряков своими заключениями и мнениями?!

Поставив этот вопрос здесь, вернемся к нему в Части пятой. А сейчас продолжим рассказ капитана 2-го ранга Блохина с того места, на котором прервали – с пресловутой передачи командования Небогатову.

Дивно и ужасно

«Дивно и ужасно было смотреть в это время боя на броненосец “Князь Суворов”: без трубы, почти в сплошном пожаре, броненосец двигался отдельно от остальных судов, изредка бросая свои снаряды неприятелю из уцелевших орудий.

Незадолго до захода солнца броненосец “Император Александр III”, имея крен, отстал от линии броненосцев и, опрокинувшись, затонул. Страшно горел броненосец “Бородино”; его скоро постигла участь броненосца “Император Александр III”. Он опрокинулся и, работая винтами, быстро ушел под поверхность воды. Место броненосца “Бородино” занял броненосец “Орел”».

Флагманы покидают эскадру

«При заходе солнца из-за линии японских судов показались отряды минной флотилии, очевидно, собираясь с наступлением темноты броситься в атаки. Наши броненосцы, круто изменив курс, легли приблизительно на зюйд-вест.

В это время крейсера наши следовали в кильватер крейсеру “Олег”; курс был норд-вест 23°. Наши миноносцы и транспорты теперь собрались и держались соединенно с крейсерами. Все 9 миноносцев (кавторанг Блохин подчеркивает в показании, что лично пересчитал все миноносцы. – Б.Г.) и минные крейсера шли в кильватерной колонне с левой стороны крейсеров, держась почти вплотную к ним; транспорты… шли слева и немного сзади крейсеров, стараясь держаться тоже в линии кильватера.

Стало быстро темнеть. На “Олеге” подняли сигнал “следовать за мною”, и “Олег” начал уклоняться к зюйду. Машины “Донского” работали полным ходом, но держаться за “Олегом” и “Авророй” наш старый крейсер, конечно, не мог и скоро начал заметно отставать. В начале 10 часа расстояние до крейсера “Аврора” настолько увеличилось, что при сгустившейся мгле мы совершенно его потеряли и, таким образом, отделились от Командующего крейсерами[341]341
  Капитан 2-го ранга Блохин говорит: «мы… отделились от Командующего крейсерами». На самом деле адмирал Энквист с подачи капитана 1-го ранга Добротворс кого сам бросил свой крейсерский отряд, подобно тому как Небогатов бросил всю эскадру. Почерк тот же. Говоря про почерк, имею в виду прежде всего господ Небогатова и Добротворского. Из дальнейшего изложения будет ясно почему.


[Закрыть]. Последний замеченный на “Донском” курс, когда можно еще было видеть “Аврору”, был зюйд-вест 10°.

Немного впереди и вправо от нас был виден силуэт крейсера “Владимир Мономах”: он, вероятно, тоже потерял адмирала. Около 10 часов “Мономах” вдруг бросился влево, и на “Донском”, чтобы избежать столкновения и пропустить “Мономаха”, пришлось положить лево на борт (разошлись чрезвычайно близко).

“Мономах” проскочил мимо нашего тарана и скрылся в темноте, и почти в ту же минуту в его направлении послышалась оживленная стрельба. Немного позднее вдоль левого борта “Донского” прошел встречным курсом крейсер “Светлана”, на наш оклик со “Светланы” ответили и спросили в мегафон: на “Донском”, “не знаете ли где…” – последнее слово нельзя было разобрать, но, вероятно, Капитан 1-го ранга Шеин (голос был Командира “Светланы”) желал знать, где был адмирал[342]342
  Энквист.


[Закрыть]; от нас успели крикнуть “не знаем”, и “Светлана” скрылась».

^{Группа офицеров крейсера «Дмитрий Донской»} 

На прорыв

«…Теперь, когда мы оказались одни, Командир для выяснения дальнейшей задачи крейсера собрал на мостике совет. На этом совете единогласно было решено прорываться во Владивосток. В 10¹/₂ часов взяли курс норд-ост 45°, стараясь обойти и оставить с левой стороны какие-то суда, которые временами светили прожекторами и стреляли. Ночью появились и стали держаться за кормой “Донского” два миноносца; скоро показался и третий, который шел некоторое время тоже соединенно с нами…

С рассветом выяснилось, что за нами держались миноносцы “Бедовый” и “Грозный”… В 6-м часу справа за кормой появились три японских миноносца и, держась далеко, стали следить за нами.

В 7 часу была получена телеграмма с миноносца “Буйный” – “прошу остановиться”. “Донской” повернул обратно и, правя на дымок, еще заметный на горизонте, приблизился к “Буйному”. “Бедовый” и “Грозный” следовали за нами, а японские миноносцы, изменив курс, скрылись; очевидно, они шли сообщить о нас своим более крупным силам.

Подойдя к “Буйному”, мы узнали, что на миноносце находится сильно раненый Командующий эскадрою с частью своего штаба и несколько офицеров с двумястами нижних чинов погибшего броненосца “Ослябя”. Сам миноносец “Буйный”, имея неисправности в машинной части, не мог дать большого хода и нуждался в угле для перехода во Владивосток.

Командующего эскадрою и “ослябцев”, сильно переполнявших миноносец, надо было снять с него. С “Донского” были спущены катера и баркас. На катере раненый Адмирал по желанию штаба был перевезен на миноносец “Бедовый”, а баркас занялся доставкою с миноносца на “Донской” чинов “ослябской” команды.

С Адмиралом на “Бедовый” были перевезены и чины его штаба[343]343
  Включая 5 нижних чинов штаба.


[Закрыть]… С нашего крейсера для ухода за больным Адмиралом был отправлен младший судовой врач титулярный советник Тржемесский, после чего “Бедовый” дал ход и, сопровождаемый миноносцем “Грозный”, ушел по направлению на норд.

…С “Буйного” на “Донской” прибыли: Подполковник Осипов, Мичманы Бар-теньев, Казмичев, князь Горчаков, князь Ливен и около 140 нижних чинов…

В 12 часов на “Буйном”, который опять отстал, подняли сигнал о бедствии. “Донской” повернул и пошел к миноносцу. Командир миноносца, когда мы подошли, сообщил, что миноносец идти дальше не может, так как котлы его совершенно отказываются служить. Тогда, по предложению Командира крейсера, все люди с “Буйного” были взяты на “Донской”[344]344
  Капитан 2-го ранга Блохин об этом не пишет, но либо в первой, либо во второй партии «ослябцев» были, по свидетельству капитана 2-го ранга Коломейцова, и 11 нижних чинов, спасенных «Буйным» из экипажа «Суворова», следы которых затем теряются.


[Закрыть], а миноносец был потоплен выстрелами из 6-дюймового орудия.

В этот раз на «Донской» с миноносца доставлены: Командир миноносца “Буйный” – Капитан 2-го ранга Коломейцев, Лейтенант Вурм, Мичманы Храбро-Василевский и Алышевский, Инженер-Механик Поручик Даниленко, 70 человек команды миноносца и около 60 человек оставшихся еще на “Буйном” “ослябцев”.

Пересадив людей и потопив миноносец, на что потребовалось около 2 часов времени[345]345
  Еще одно яркое свидетельство качества снарядов, данных Морским Ведомством 2-й эскадре.


[Закрыть], крейсер продолжал свое плавание».

Появление неприятеля

«Около 4 часов с правой стороны были усмотрены дымы, а затем и рангоуты больших судов: офицер с марса дал знать, что видит 4 неприятельских крейсера и 4 миноносца, которые правят по одному с нами курсу. Командир “Донского” изменил курс на 3 румба влево, но мы были уже замечены. Неприятельские крейсера, поворотив все вдруг, стали держать на “Донской”.

Сближение между нами и противником происходило медленно, но заметно, и неизбежность боя была очевидна. Остров Дажелет в это время поднимался уже над горизонтом. Совет, собранный Командиром на мостике… не успел еще высказать окончательного решения, когда дали знать, что с левой стороны приближаются еще 2 неприятельских крейсера (“Ниитака” и “Отава”)[346]346
  Потопившие крейсер «Светлану» и заставившие выброситься на берег миноносец «Быстрый».


[Закрыть] и 3 миноносца».

Соотношение сил в предстоящем бою, заметим, – примерно как в бою «Варяга» при Чемульпо. А «Дмитрий Донской» – никак не новейший крейсер. И «Корейца» с его 8-дюймовыми пушками рядом с ним не было. 6 шестидюймовок вместо 12 таковых на «Варяге» и 10 пятидюймовой, не считая совсем малокалиберных пушек – все, что мог противопоставить старый крейсер японской эскадре.

«Командир изменил курс, взяв на Дажелет, и сообщил нам свое намерение: приблизиться к острову и разбиться о скалы его берега, если исход неравного боя для нашего крейсера будет роковой. В начале седьмого часа бывшие от нас слева крейсера “Ниитака” и “Отава” приблизились к “Донскому” кабельтовов на 50 и открыли огонь».

«Донской» принимает бой

«“Донской” поднял стеньговые флаги и принял бой. До Дажелета оставалось в это время миль 35». В своем показании Блохин пишет, что командир крейсера Иван Николаевич Лебедев перед самым началом боя «повернулся ко мне с глазами, полными слез, но улыбающийся, пожал мне руку и сказал спокойно: “Если со мной что-нибудь случится, позаботьтесь о моих двух маленьких девочках”.

Японцы скоро пристрелялись и стали засыпать наш крейсер снарядами. “Неприятельские снаряды сыпались около нашего борта и рвались на крейсере. На “Донском” было приказано стрелять не торопясь, чтобы не тратить снаряды даром».

Не тратить снаряды даром!

Лейтмотив всех морских сражений русско-японской войны! От первого боя «Варяга» с приказом комендорам «стрелять не торопясь» до крика души адмирала Рожественского перед самым боем: «Не бросать снаряды даром!»

Экономные Морское и Финансовое ведомства в достатке снарядов запасти не могли! Даже наших – худших в мире. Вот так и воюй.

А тут, кстати, справа и наш старый знакомый – контр-адмирал Уриу Сотокичи – подоспел со своим 4-м боевым отрядом: 4 крейсера – «Нанива», «Такачихо», «Акаси», «Цусима» – и 4 миноносца. Как же, он ведь начинал войну – ему и заканчивать. И соотношение сил привычное.

Продолжает кавторанг Блохин: «Через четверть часа ввязался в бой отряд 4-х японских крейсеров (дивизия адмирала Уриу), шедший от нас с правой стороны. Теперь “Донской” принужден был биться на оба борта, и сражение приняло крайне ожесточенный характер».

«Вначале, когда дистанция боя была большая, командир “Донского”, желая уменьшить действительность неприятельского огня, изменял немного курс в ту или другую сторону каждый раз, как японские снаряды начинали ложиться кучно, близ бортов крейсера…

Позднее, когда дистанция боя значительно уменьшилась, на “Донском” строго держались курса, стараясь не допускать уклонений в стороны, в интересах улучшения качества стрельбы крейсера».

Командующий не зря приказ давал

И в своем донесении о бое, и в показании Следственной Комиссии Блохин отмечает, что, несмотря на большие потери от неприятельского огня, «команда работала прекрасно, проявляя инициативу и самостоятельность в тех случаях, когда обстановка требовала немедленного действия, не ожидая приказания старшего.

Вообще… производство учений по заранее составленному плану (приказ Командующего эскадрой), как выяснилось в бою, принесло громадную пользу. Унтер-офицеры были настоящими помощниками своих плутонговых командиров… Учения, по заранее составленному плану, производились на крейсере каждый день по два раза в течение двух недель, предшествовавших бою; учения продолжались, обыкновенно, по полчаса утром и вечером».

Были отчасти убиты

«Большую помеху во время боя представляла бывшая на крейсере Ослябская команда. Ослябцы, пережив катастрофу своего броненосца, были до известной степени деморализованы и, попав 15 числа опять в бой, почти обезумели.

Отец Петр Никитич Добровольский, наш священник, свидетельствует, что Ослябцы производили страшное впечатление своим отчаянием и плачем (двое во время боя выбросились за борт). Много было потрачено трудов и энергии господами офицерами на то, чтобы удержать этих несчастных в указанном для них помещении жилой палубы и не выпускать наверх под выстрелы. Но несколько человек “ослябской” команды, успевшие выбежать на батарейную палубу, за свою панику поплатились жизнью; они были перебиты осколками разорвавшегося в этот момент у шпиля снаряда».

Один из этих «удерживающих» офицеров, мичман Мориц Кнюпффер, пишет в своем показании об этом печальном эпизоде так: «Команда броненосца “Ослябя” была успокоена, главным образом, прапорщиком Августовским. Несколько человек, вырвавшихся все-таки наверх, были отчасти убиты. Остальных удалось мичману Гернету и мне вернуть обратно».

Капитан 2-го ранга Коломейцов и его люди

«Команда миноносца “Буйный” вела себя… очень хорошо». Капитан 2-го ранга Коломейцев сразу предоставил себя и своих людей в распоряжение командования крейсера. Команду миноносца послали в оружейную палубу на замену выбывших, а Коломейцеву предоставили самому избрать занятие.

Командир «Буйного» со своими офицерами тушил пожары на верхней палубе под дождем японских снарядов.

«Сдаю Вам командование»

«Было около 8 часов, – продолжает кавторанг Блохин, – когда мне дали знать, что Командир ранен; на мостике, куда я бросился, Командир встретил меня словами: “сдаю Вам командование”. Сильно раненный, он еле держался на ногах, навалившись корпусом на штурвал. Лейтенанты Дурново, Гире и все нижние чины, бывшие на мостике, лежали мертвые.

Положив Командира на палубу, я послал ординарца к доктору и за носилками, а сам стал на штурвал. Но штурвал вертелся вхолостую, так как привод к рулевой машинке был разбит. Пришлось перенести управление крейсером на задний мостик и править на ручном штурвале. Стало темнеть.

“Донской” продолжал развивать бойкий огонь, хотя много орудий было уже подбито. Один японский крейсер горел, другой имел значительный крен».

При шимозе обыкновенной – ни одного шанса!

По данным летописца 2-й эскадры капитана 2-го ранга Владимира Семенова – данным, вполне подтверждающимся фактами, новой «латиноамериканской начинкой», «жидким огнем», успели перевооружить, только 1-ю и 2-ю броненосные эскадры – те 12 броненосцев и броненосных крейсеров, что вели бой под командой Того с нашими главными силами. Это подтверждает и Георгий Александровский в своем «Цусимском бою».

Остальные бронепалубные крейсера и миноносцы по-прежнему оставались вооружены снарядами, начиненными «шимозой обыкновенной», которые по расчетам являются все равно в 15–30 раз эффективнее наших «порт-артурских» – с учетом скорострельности японских орудий. И именно их и только их принимают в расчет критики адмирала Рожественского, рассматривающие бой главных сил 14 мая.

У «Донского» были снаряды хуже «порт-артурских», но против «шимозы обыкновенной» их все равно, как мы видим, хватало: «Один крейсер горел, другой имел значительный крен».

Это при том, что против 6 шестидюймовок «Донского» было 32 шестидюймовки японские, и против его 10 пятидюймовок – 12 японских.

Так что формально огневое превосходство и здесь было в 70–150 раз в пользу японцев. И что же?

Старый русский броненосный фрегат в единоборстве с 6 японскими крейсерами нанес тяжелые повреждения, как минимум, двум вражеским кораблям, потопил один или два миноносца и, не дав себя потопить, сам вышел из боя. При этом на «Донском» практически не было пожаров, а те что были легко ликвидировались. А уж дерева на крейсере было существенно больше, чем на новейших броненосцах, огромными факелами горевших в бою 14 мая.