Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"

Автор книги: Борис Галенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 71 страниц)

8.3. Клятвопреступление. 15 мая. Утро

К утру 15 мая из 16 крупных кораблей, составлявших русскую эскадру перед наступлением темноты, в отряде спешно ушедшего контр-адмирала Небогатова осталось 5.

Остальные были добиты ночью японскими миноносцами, три крейсера, оставшись без Командующего эскадрой, ушли в Манилу, а несколько продолжали выполнять последний приказ адмирала Рожественского: «Курс норд-ост 23°!» К этим кораблям мы вскоре вернемся.

А сейчас скажем только, что в 10 часов утра 15 мая Небогатов предал вверенные ему суда неприятелю, подняв последовательно белый, а затем японский флаги. Сам этот позорный акт многократно описан, но здесь стоит привести слова Александровского о значении самого факта сдачи отряда Небогато ва для всей новейшей русской истории^{265}.

Рассказ об этом Георгий Борисович начинает со своей едва не состоявшейся встречи с Небогатовым в Северной Таврии жарким летом 1920 года.

Северная Таврия. Год 1920-й

«Был жаркий июньский день 1920 года. Солнце безжалостно палило на плоские степи Северной Таврии. Куда ни взглянешь, прозрачные волны горячего воздуха колыхались над покрытой бахчами равниной, точно свежий бриз щекотал волнующуюся поверхность моря. Но не было и следа какого-либо ветерка.

Село Михайловка. Огромное село, растянувшееся на много верст и населенное многими тысячами жителей. Пустынная, загаженная и облупившаяся железнодорожная станция за несколько верст от села. Три морских офицера, приписанные к одному из знаменитых “цветных” полков Добровольческой Армии, ждут вечернего поезда, чтобы попасть в свой полк. Кто-то на станции вспомнил, что в селе проживает адмирал вместе со своей дочерью, народной учительницей. Имя адмирала – Небогатов.

Мои два товарища, старше меня по Морскому Корпусу, решили скоротать время скучного ожидания на станции и отправились в село навестить Небогатова. Я отказался. Инстинктивно предпочел просидеть один несколько часов в душной и грязной станции, чем познакомиться с человеком, не прибавившим славы Андреевскому Флагу.

С тех пор прошло 35 лет. Этот далекий эпизод мне снова пришел в голову, когда я оказался перед самой трудной задачей при составлении описания Цусимского сражения – коснуться печальной главы, главным действующим лицом которой был человек, с которым я сознательно уклонился встретиться.

В течение долгих 35 лет я вспоминал этот эпизод и колебался – не дал ли я себя тогда зря увлечь чувствам, свойственным ранней юности, и не нанес ли я в своих мыслях моральную обиду невинному человеку?»

Невероятное сходство. Февральская Цусима

«Но теперь передо мною находится жуткий человеческий документ. Он называется: “Отчет о сдаче 15 мая 1905 года неприятелю судов отряда бывшего адмирала Небогатова”.

В этой толстой книге ничего не выдумано. В ней даны только свидетельские показания живых людей. Эта книга написана самой жизнью, но ни в одном романе не найти столько страниц описания пережитой трагедии, волнующих душевных переживаний и обличительного анализа действий своих и чужих.

Тогда, на станции села Михайловка, я не знал о существовании этой книги, и внутреннее чутье мне подсказало мою реакцию. Не видел я этой книги, когда 35 лет сомневался в правильности своего решения.

Но теперь, ознакомившись с ее содержанием, я был поражен и потрясен невероятным сходством событий, происшедших 15 мая 1905 года на судах отряда Небогатова в далеком Японском море, с теми, что прокатились по просторам всей России в роковые февральские дни 1917 года.

Время Русско-Японской войны не сохранилось в моей младенческой памяти, настолько я еще тогда был мал, но поступки и переживания участников сдачи кораблей отряда Небогатова мне оказались удивительно знакомыми, потому что те же поступки и те же переживания людей запечатлела моя юношеская память в дни “Великой и бескровной русской революции”, произошедшей 12 лет спустя.

И там, и здесь одни и те же симптомы болезни – зловещие признаки тяжелого морального недуга, который не заметили ни судьи, судившие адмирала Небогатова и его офицеров, ни русская общественность, защищавшая с пеной у рта мотивы ложной гуманности, повлиявшие на решение адмирала Небогатова.

Точно Создатель, по неведомым причинам, ослепил всю Россию.

За невинными кустами на переднем плане русские люди не увидали огромного дремучего лиса, которому понадобилось только 12 лет, чтобы своим буйным ростом закрыть и проглотить в своих недрах страну с тысячелетними историческими устоями.

Нет, в июне 1920 года инстинкт меня не подвел. Небогатов… своим поступком показал дорогу тем, кто спустил национальный стяг с мачт не четырех кораблей (из них трех старых и одного тяжело поврежденного), а на всем пространстве огромной и могучей страны, имя которой было – Российская Империя…»

Адмирал Рожественский предвидел

«Увы, адмирал Рожественский оказался прав. Посланный ему в помощь 3-й отряд оказался не только лишней обузой, но еще хуже – он вписал в историю Русского флота самые печальные страницы».

«Ложногуманный» адмирал, объявив свое решение: «Я хочу сдать броненосец…» – с редкой неуклонностью стал приводить его в жизнь, отметая все возражения офицеров, многие из которых – но не флаг-офицеры Небогатова! – были в шоке и считали, что если нет возможности драться – следует открыть кингстоны.

Как только он понял, что «консенсуса» ему не достичь, «Небогатов не допустил следующих офицеров к слову и начал доказывать, что всякое сопротивление бесполезно, на что капитан 2 ранга Ведерников возразил:

“Сопротивление бесполезно для корабля, но оно полезно для России”.

Небогатов, показывая рукою на насторожившуюся команду, демагогически громко сказал: “Посмотрите на команду, многие еще жить не начали, неужели всех их утопить?”

Мичман Волковицкий начал возражать, что адмирал не имеет права сдавать эскадру, что уже позора довольно, что 2500 человек команд отряда ничто по сравнению с 30 000 солдат, погибших под Мукденом. Если нельзя сражаться, то нужно корабли затопить или взорвать.

Небогатов вышел из себя и стал кричать на Волковицкого, что он слишком молод, чтобы ему противоречить, и что всю ответственность он берет на себя…»

«Поднять японский флаг!»

«Мичман Виктор Владимирович Дыбовский, не подозревая, что происходит на мостике, зычно рапортует с марса фок-мачты:

“До неприятеля 60 кабельтовых”…

С неприятельской эскадры раздался пристрелочный выстрел по флагманскому кораблю. Офицеры поспешили разойтись по своим постам.

С Небогатовым случилась истерика…

Он сорвал фуражку и начал топтать ее ногами:

– Японцы не разобрали нашего сигнала. Скорее! Поднять белый флаг!

Неприятельские снаряды начали подымать фонтаны воды вокруг броненосца. Снаряд разорвался у боевой рубки. Был ранен флагманский штурман подполковник Дмитрий Николаевич Федотьев. Другой снаряд разорвался на баке. Несколько ударили в борт. Небогатов неистовствовал[317]317
  Японский флот в это время сближался с нашими судами и уже был в пределах досягаемости русских орудий.


[Закрыть]:

– Повернуть башни в сторону от неприятеля! Спустить наш флаг! Поднять японский флаг!

И опять нашелся другой услужливый флаг-офицер, который собственноручно поднял японский флаг”[318]318
  Первый сигнал о сдаче был поднят еще до совета с офицерами флаг-капитаном Кроссом.


[Закрыть].

Жалеть нужно Родину, а не солдат и матросов!

«“Николай I” застопорил машины. Японцы прекратили стрельбу.

Небогатов приказал созвать команду, к которой обратился со словами: “Братцы, мне не страшно умирать, но я не хочу губить вас – молодых. Весь позор я принимаю на себя. Пусть меня судят. Я готов пойти на смертную казнь”.

Команда, которая только что безропотно приготовилась умереть или, затопив корабль, очутиться с малой надеждой быть спасенными в ледяной воде, мгновенно преобразилась. Напрасно машинный унтер-офицер Василий Федорович Бабушкин, полный Георгиевский кавалер, получивший восемнадцать ран под Порт-Артуром и добровольно пересевший в Сингапуре на броненосец, чтобы на нем идти снова в бой, выкрикнул:

“Братцы, да что это такое творится?! Жалеть нужно Родину, а не солдат и матросов! Адмирал – не сестра милосердия”…

Мичман Волковицкий тщетно пытался убедить матросов помочь ему открыть кингстоны. То же пытались сделать мичманы Борис Михайлович Четверухин и Дыбовский, но матросы возразили им, что адмирал им даровал жизнь, а офицеры молоды, чтобы отменять приказания адмирала.

Вскоре все три офицера были арестованы по просьбе русского начальства японцами”».

^{Контр-адмирал Николай Иванович Небогатов рис. фр. худ. времен той войны} 

«Мерзавцы. Даже умирать не умеют!»

«Инженер-механик подпоручик Николай Дмитриевич Беляев узнал о сдаче, находясь в машине. “Мерзавцы, – сорвалось у него. – Даже умирать не умеют”[319]319
  Судя по высказыванию, инженер-механик Беляев был весьма определенного мнения о своем адмирале и его офицерах.


[Закрыть].

Поднявшись наверх, он настаивал взорвать броненосец, на что Небогатов ему ответил: “Не делайте глупостей, топить поздно и нечестно”.

“Ваше Превосходительство, сдаваться – позор, я не сдаюсь”.

“Ну как знаете”, – отрезал Небогатов.

“Ну что же, стреляйтесь, если Вы себя считаете опозоренным, – возразил ему еще один флаг-офицер: А мы исполним приказание адмирала”…

Офицеры и сохранившие боевой дух матросы с отчаяния начали выкидывать за борт все, что не должно было попасть в руки неприятеля, но послушные исполнители приказания адмирала также ревностно следили, чтобы в руки врага все перешло в полной исправности. Иначе будет нечестно по отношению к противнику…

А “братцы”, только что ревностно исполнявшие каждое полученное ими приказание, вышли из повиновения, разбили ахтер-люк, перепились и начали грабить офицерские каюты. Адмирал им сам показал пример клятвопреступления.

Так бесславно закончил свою кампанию броненосец “Император Николай I”. Через 12 лет та же самая картина до мельчайших подробностей повторилась в грандиозных масштабах на всем пространстве нашей родины – и Русского государства не стало…»

Даже шлюпки были целы

«В японском порту Сасебо стояли рядом победители и побежденные.

Согласно рапорту лейтенанта Вячеслава Павловича Блинова с броненосца “Си-сой Великий”, а позднее прекрасного ротного командира в Морском Корпусе:

“… На японском флагманском корабле «Микаса» была сломлена грот-мачта, и пробоины в борту искусно заделаны парусиной. На броненосце «Сикишима» и броненосном крейсере «Ниссин» были тоже пробоины и поврежденные орудия, которые начали снимать.

Тут же стояли сдавшиеся корабли: «Николай», «Сенявин», «Апраксин» и «Бедовый». На «Николае» была пробоина в носу и прострелена труба, а на остальных кораблях не видно было ни одного повреждения, даже шлюпки были целы”»…

Их врагом была не Япония

«Заседания Суда над сдавшимися офицерами после их возвращения в Россию производили тягостное впечатление… Пораженные политической близорукостью русские интеллектуальные круги разрушали… устои национального бытия собственного государства.

Ослепленные политическими страстями, они не заметили героизма, проявленного ни самим адмиралом Рожественским, ни пятью тысячами русских моряков, защищавших до последней грани жизни честь своей Родины и нашедших могилу в холодных волнах далекого и чужого моря.

Сегодняшним их врагом была не Япония, а собственное правительство (эвфемизм для слова “Самодержавие”. – Б.Г.), а против этого противника даже Небогатов был хорош. Под влиянием этих настроений обвинения прокурора не были слишком суровыми, речи присяжных защитников были не лишены демагогии.

И даже часть тех лиц, кто при сдаче себя вел с достоинством, и те давали свои показания в пользу изменников присяге.

Небогатов на суде уже не всхлипывал, как 15 мая 1905 года, не ожидал сокрушенно смертной казни, когда он искал сочувствия у матросов, стараясь разбудить в них инстинкт самосохранения, и которым он, якобы жертвуя собою, дарил жизнь…

В его последнем слове нельзя найти намека на сожаление, что своим решением он нанес непоправимый моральный ущерб русскому имени в глазах истории и всего мира…

А Суд забыл, что его приговор должен был укрепить, а не поколебать идею государства в сознании русского народа, и постановил ходатайствовать перед Государем о смягчении приговора к смертной казни, вынесенного Небогатову и трем командирам, как будто степень их ответственности была одинаковой. Смертный приговор был заменен им осуждением на 10 лет заключения в крепости, но они были освобождены задолго до истечения срока наказания. Три старших офицера были осуждены к нескольким месяцам тюрьмы.

Суд освободил от обвинения всех остальных, и в том числе и тех, кто собственноручно спустил Андреевские флаги и поднял японские».

Прервав Георгия Борисовича, скажем, что по счастью в 1906 году, кроме слишком гуманного официального суда, был еще суд офицерской чести, суд кают-компании. И суд этот признал, что большинству офицеров 3-го отряда – свыше 60 человек – не подобает оставаться во флоте. Приговор этот сочли несправедливым и эти «свыше 60», и сочувствующие им либерально-революционные круги.

Не потому ли в феврале 1917-го первый удар «великой бескровной» с зверской жестокостью обрушился именно на «кают-компанию» – лучших адмиралов и офицеров русского флота?

Такая страна не способна устоять

«Нет ничего удивительного, что спустя 12 лет, в самый критический момент существования Российской Империи, в февральские дни 1917 года, появился не один Небогатов, а десятки их.

Одиночные голоса патриотов… были сразу осаждены ложным авторитетом новых “Небогатовых”, а позднее заглушены пьяным ревом и улюлюканьем получивших “свободу” и перепившихся “братцев”.

А еще через несколько месяцев пришла очередь “плакать на реках Вавилонских” всем тем, кто призывал быть изменниками присяге.

Страна, граждане которой не умели держать данного ими честного слова[320]320
  Защита Престола и Отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. (Свод основных государственных законов Российской Империи. Ст. 70.)


[Закрыть], была опасно больна и не способна устоять…»

К сказанному Александровским остается добавить, что страна, теряющая, а хуже того – предающая веру, автоматически теряет и верность.

Такая страна, действительно, не способна устоять.

8.4. Барон! Полный вперед! Не сдаваться!

К счастью, даже в окружении Небогатова нашелся корабль, не подчинившийся приказу о сдаче. Крейсер «Изумруд» под командованием капитана 2-го ранга барона Василия Николаевича Ферзена, столь нелюбимого почему-то буфетчиком-мореходом, вырвался из кольца японского флота.

И что с того, что сел «Изумруд» у Владивостока в тумане на камни и был взорван экипажем. Это так, фатальное невезение, столь часто сопутствовавшее нам в ту войну. Видно, попущенное Господом Богом для вразумления русским людям, коему они в полной мере не вняли. Но честь русского флага «Изумруд» спас.

Подвиг «Изумруда», его командира и экипажа уникален тем, что он показал, что остались на русском флоте моряки, помнящие и понимающие не букву, а дух Морского устава, запрещающий сдачу кораблей под флагом Святого Андрея Первозванного при любых обстоятельствах. Для которых приказ о сдаче не был и не мог быть приказом. По тому же самому Морскому уставу, адмирал русского флота, отдавший приказ о сдаче, автоматически до всякого судебного разбирательства переставал быть адмиралом и командиром и становился государственным преступником. Предателем.

К сожалению, история «Изумруда» известна широкому читателю лишь из совершенно неудовлетворительного пересказа ее в «Цусиме» А.С. Новикова-Прибоя. Чтобы понять тональность изложения русской истории бывшим раздатчиком рома с броненосца «Орел», приведем для сравнения строчки воспоминаний об «Изумруде» и его офицерах судового врача крейсера Владимира Семеновича Кравченко (с Мадагаскара – врач на «Авроре»), автора книги «Через три океана». И сравним с компиляциями Новикова-Прибоя.

Итак, Кравченко:

«…Среди этой суеты (“Изумруд” достраивался на Невском судостроительном заводе) с большим трудом разыскал я командира крейсера, капитана 2 ранга барона Василия Николаевича Ферзена, которому должен был явиться по случаю назначения на крейсер судовым врачом.

Барон – голубоглазый великан с открытым добродушным выражением лица, любезно предложил показать мне будущие владения…

…Обходя помещения, я знакомился со своими будущими товарищами, среди которых был рад встретить старых знакомцев – соплавателей… во время русско-китайской войны….Приятно было слышать отзывы о командире и старшем офицере Петре Ивановиче Паттон-Фантон де Веррайоне. Ими не нахвалятся. Все рвутся на “Изумруд” в надежде заслужить ему славу “Новика”».

^{Офицеры и строители «Изумруда».}

^{Во втором ряду третий слева – В.Н. Ферзен. В третьем ряду третий справа – B.C. Кравченко} 

Далее Кравченко говорит о спаянности, единодушии, энергии и неутомимости офицерского состава «Изумруда». Благодаря чему удалось превратить с бору-сосенки набранный судовой экипаж в единый боевой организм^{266}.

Теперь Новиков-Прибой:

«Командир крейсера “Изумруд” капитан 2-го ранга барон Ферзен был выходцем из Остзейского края…. Он снисходил до частных разговоров даже с мичманами и матросами. При этом на его круглом и краснощеком лице с рыжевато-белобрысыми бакенбардами… играла отрепетированная улыбка….Самоуверенный, он не допускал никаких возражений со стороны своих офицеров.

Плохую помощь оказывал ему старший офицер Паттон-Фантон де Веррайон. Этот небольшого роста толстяк больше занимался выпивкой в кают-компании, чем судовыми делами. Глупый и самолюбивый, он придирался к матросам… всячески издеваясь над ними… Командир и старший офицер не ладили между собой…»^{267}

Комментарии здесь не нужны.

Чтобы читатель представил себе, как все происходило на самом деле утром 15 мая, приведем несколько слов из доклада капитана 2-го ранга Бориса Всеволодовича Соловьева[321]321
  Соловьев 2-й Борис Всеволодович (20.04.1886–09.06.1957) – мичман, вахтенный офицер кр. 2-го ранга «Изумруд». Окончил Морской кадетский корпус (1904). Мичман (28.01.1904). Лейтенант (13.04.1908). Старший лейтенант «за отличие по службе» (19.01.1915, со старшинством с 01.01.1915). Капитан 2-го ранга (28.03.1920, производство ген. П.Н. Врангеля). В 1905–1914 годах проходил службу на кораблях Сибирской флотилии. С 1913 года – командир подводной лодки «Касатка», с 22.04.1913 по 29.11.1913 – ст. флаг-оф. штаба Командующего Сибирской флотилией. С началом Первой мировой войны переведен на Черноморский флот. С 18.04.1915 – командир подводной лодки «Нерпа»,с18.08.1915– начальник 4-го дивизиона подводных лодок Черного моря. В 1917–1918 годах служил в Донской армии, с 1918 года – в Вооруженных силах Юга России: офицер связи с франц. мор. командованием в Севастополе, служил в Русской армии до эвакуации Крыма. С 1921 года в эмиграции во Франции. Умер в Париже. Похоронен на Сент-Женевьев-де-Буа.


[Закрыть] – в Цусимском бою мичмана на «Изумруде», прочитанного по случаю 25-летия со дня боя в Военно-Морском Историческом кружке 25 мая 1930 года и напечатанного в том же году в виде литографированного приложения к «Морскому журналу»:

«…Вдруг на броненосце “Император Николай I” взвился сигнал по международному своду. На правом крыле переднего мостика “Изумруда” четыре офицера лихорадочно разбирают сигнал. На кормовом мостике сигнальщики уже репетуют его, отвечая до половины.

^{«Изумруд» идет на прорыв} 

“Окружен, сдаюсь, сдача”, – гласит сигнал. Все четыре офицера, как бы сговорившись, кричат на кормовой мостик крепкое русское выражение, а затем:

– Спустить сигнал! Не репетовать сигнала!

Затем все бросаются к командиру, стоявшему у машинного телеграфа:

– Барон! Лево на борт! Полный вперед! Не сдаваться!

Но в это мгновение Командир сам уже перекладывал ручки телеграфа на полный ход. Последовал его спокойный ответ:

– Господа, я уже дал ход, мы не сдадимся, прошу разойтись по своим местам!» «Изумруд» развил полный ход и, сопровождаемый клубами черного дыма, поднявшимися из труб крейсера, вырвался из-под обстрела всего японского флота. Команды остающихся кораблей смотрели с восхищением и завистью, как уходил быстроходный, но слабовооруженный и небронированный крейсер, которым, однако, командовал командир с сердцем настоящего воина.

В качестве небольшого штриха отметим, что в огне Цусимы 14 мая 1905 года капитан 2-горанга Василий Николаевич Ферзен встретил свое 47-летие.

Барон Ферзен не избалован вниманием историков, о герое Цусимы нет ни строчки даже в «Словаре биографическом морском», поэтому даже краткая биографическая справка о храбром русском моряке и патриоте представляется уместной.

Барон Ферзен Василий (Вильям) Николаевич (14.05.1858–06.05.1937)

Вице-адмирал (14.04.1913). В отставке с 13.04.1917 года. Дата отставки однозначно говорит о том, что вице-адмирал Ферзен пришелся не ко двору новой власти. А значит и в Февральской Цусиме барон остался верным присяге и долгу.

Окончил Морское училище в 1879 году. Командир миноносца «Взрыв» (1896–1897), старший офицер нашего старого знакомца – крейсера 2-го ранга «Африка». В 1899–1902 годах – военно-морской агент в США. Командир крейсера 2-го ранга «Изумруд» (1902–1905).

После Цусимы во главе морских батальонов очищал от революционной заразы Эстляндию (19.12.1905–27.01.1906). 1-й и 2-й батальоны под командованием капитана 2-го ранга 0.0. Рихтера и капитана 1-го ранга В.Н. Ферзена (он же – начальник отряда морских охранных батальонов в Эстляндии) покинули Кронштадт 19 и 24 декабря 1905 года. Решительные действия моряков заслужили высокую оценку Государя Императора, в письме к матери от 29 декабря отметившего, что моряки «…действуют отлично, много банд уничтожено… На террор нужно отвечать террором».

И это так!

Исполняющий должность командира Владивостокского порта (1906–1907). Командир крейсера «Аврора» (1907–1908). В 1908–1911 годах – командующий под брейд-вымпелом, а с 18.04.1910 года – начальник Дивизии миноносцев (с 12 марта 1909–2-й Минной дивизии) Балтийского моря. Затем последовательно начальник Бригады крейсеров (1911–1913) и Бригады линейных кораблей (1913–1914) эскадры Балтийского моря. В 1914–1917 годах – член Главного военно-морского суда. Умер в эмиграции в городе Пярну (Эстония)^{268}.

Барону повезло, он вовремя умер. Году так в 1940-м не посмотрели бы на возраст, а только на борьбу с революцией, и в лучшем случае – сразу к стенке.

Приведем еще несколько строк, посвященных Василию Николаевичу в мемуарах Гаральда Карловича Графа:

«Начальник 1-й бригады линейных кораблей вице-адмирал барон Ферзен был прекрасный человек и отличный моряк. В Цусимском бою он доблестно командовал легким крейсером “Изумруд”, который прорвался через японское окружение и дошел до русского берега, но из-за недостатка в угле ему пришлось зайти в бухту Надежда, недалеко от Владивостока. Там он выскочил на камни и погиб[322]322
  Опасаясь встречи с крейсерами противника на подходах к Владивостоку, Ферзен повел корабль в бухту Владимира, а затем в бухту Ольги. При попытке войти в нее в условиях плохой видимости «Изумруд» вылетел на камни и был взорван экипажем. – Там же. Примечание 30 (с. 314).


[Закрыть].

Единственно, что можно было поставить в упрек адмиралу, что он был слишком добрый человек и держал в недостаточной строгости личный состав. В те времена он был лучшим флагманом адмирала Эссена»^{269}.