Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II"
Автор книги: Борис Галенин
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 71 страниц)
После гибели 2-й эскадры, усугубленной сдачей в плен ее остатков, многие люди в России, в том числе и среди моряков, стали задаваться вопросом, который мы уже ставили, а сейчас позволим себе повторить.
Почему все-таки тяжело больной и смертельно уставший Адмирал повел на весьма вероятный погром свою «армаду», как часто называли ее в разговорах офицеры «Суворова», да, вероятно, не только они одни?
Почему он, лучше всех знавший недостатки, в том числе и неустранимые, своей эскадры, более того, допускавший, и, как мы видели, не безосновательно, наличие измены в собственных рядах, не сказал во весь голос высшему руководству в Петербурге, что даже прорыв во Владивосток в создавшихся обстоятельствах имеет характер авантюры? Что лучше сохранить для России флот, пусть ценой его возвращения или интернирования. Ведь ясно, что, даже чудом прорвавшись во Владивосток, морем он «завладеть» не сможет. Японцы не справятся – англичане «подмогнут».
Пусть армия, в конце концов, сама справляется, раз ей флот до лампочки. Был бы не до лампочки – Порт-Артур не бросила бы. А справится – мы поправимся, почистимся, подучимся, броненосец «Слава» как раз в строй войдет. Глядишь, и еще чего умельцы построят. Вот тогда уж мы с новыми силами – и на Восток.
Так или примерно так рассуждали многие после Цусимы. Бывает, рассуждают и теперь.
Версия «сознательного» пролетария с морским отливом
Упрямство же Адмирала как только ни объяснялось. С пролетарской простотой Новикова-Прибоя: пошел, мол, на Цусиму потому, что самоуверенный дурак был. И к тому же трус: «Через всю книгу я провожу мысль, что Рожественский был трусом и бездарным человеком». «Что Рожественский был дураком, все мы знаем»{336}.
А главное – Царю угодить хотел. Ну изверг просто. Накось выкуси. Японцы не дали. Все же Новикову не откажешь в определенном даре. Не ясно, правда, в каком. Но в смысле сюра Дали рядом с ним рядом не стоит.
И ведь почитайте многих современных авторов, в глубине души, может, и патриотов, и якобы Русский Императорский Флот уважают, а вот новиковскую «Цусиму» чрезвычайно информативной и содержательной книгой величают. Ну да Бог с ними. Мало ли кто где свой интерес находит. А заодно информацию с содержанием.
Версия военно-интеллектуальная
Но есть, конечно, версии и значительно более утонченные. Наиболее отработанной, с учетом, разумеется, Мнения нашей самой Следственной в мире Комиссии, представляется версия Александра Немитца[372]372
Немитц (Биберштейн) Александр Васильевич (26.10.1879–01.10.1967). Контр-адмирал русского флота (18.07.1917) и вице-адмирал флота советского (21.05.1941). Из юнкеров флота произведен в офицеры в 1900 году. Преподаватель Николаевской морской академии (1910–1914), одновременно находился в прикомандировании к Морскому Генеральному Штабу для занятий (1912–1914). Во время Первой мировой войны – в штабе Ставки Верховного Главнокомандующего. В июле-декабре 1917 года в чине контр-адмирала командовал Черноморским флотом. С февраля 1920 по декабрь 1921 года командовал Морскими силами РСФСР и управлял делами Наркомата по морским вопросам. С 1930 года– заместитель инспектора ВМС РККА. Преподавал в Воен-но-морской и в Военно-воздушных академиях. Профессор (1927). С 1947 года в отставке. Автор трудов «Стратегическое исследование русско-японской войны на море» (1909–1910), «Очерки по истории русско-японской войны» (1912), «Прикладная стратегия» (1913), «Стратегия на море» (1952) и многих других. Воспоминания «Недавнее прошлое русского флота» (1940). Награжден многими царскими и советскими орденами.
[Закрыть], озвученная им в лекциях по прикладной стратегии в Николаевской морской академии в 1913/14 учебном году, а также в главе «Цусимская операция» в томе 15 «Истории русской армии и флота», посвященном морским операциям русско-японской войны. Вот ее суть.
Главное, конечно, нехватка у Рожественского пресловутого «гражданского мужества». А именно.
Во-первых, эскадру и вовсе не следовало посылать, поскольку уже летом 1904-го было ясно, что Порт-Артур падет, а со 2-й эскадрой моря не завоюешь. Уже здесь священной обязанностью адмирала Рожественского было «твердо представить Высшей Власти», что смысл посылки 2-й эскадры перестал существовать.
Во-вторых, этот же вопрос встал перед Адмиралом во весь рост на Мадагаскаре, когда Порт-Артур действительно пал, а 1-я Тихоокеанская эскадра погибла. Однако:
«В своей переписке он указывал, что считает себя слишком слабым, чтобы бороться с японским флотом за море, но нигде не сказал категорически о том, что эскадру посылать нельзя, и он ее не поведет…
В третий раз, и с еще большей силою встал перед ним этот вопрос, этот роковой вопрос, когда эскадра, сосредоточившись у берегов Индокитая, готовилась к своему последнему переходу, окончившемуся в Корейском проливе ее разгромом. Из Камранга адмирал Рожественский опять писал в Петербург, что он считает свою эскадру слишком слабою для попыток вырвать у японского флота господство на море, указывал на различные частные недостатки и, наконец, просил сменить его вследствие того, что он болен.
Но и здесь у Адмирала не нашлось достаточно твердости, чтобы сказать, что эскадру нельзя посылать в бой, что ее ждет генеральное поражение[373]373
Необходимо заметить, что именно поражение и было запланировано и подготовлю но врагами России. Во всемирном масштабе. В том числе и в петербургских кабинетах.
[Закрыть]. Из Петербурга он получил предписание идти вперед. Не веря в возможность успеха, но будучи человеком смелым и решительным, лично бесстрашным, адмирал Рожественский, махнув рукой на все, кинул свою эскадру и себя в Цусимский пролив. Его цель была по-прежнему одна – с остатками эскадры прийти во Владивосток. Победу он считал невозможной. За нее он не боролся.
Победу над японским флотом он считал невозможною для своей эскадры. Отказ вести ее на поле сражения он считал невозможным для себя. Оставалось одно: прорваться сквозь японское расположение хотя бы с одним кораблем во Владивосток.
Россия от этого ничего не выигрывала. Тысячи русских людей должны погибнуть. Это правда. Но зато никто не мог бы адмирала Рожественского упрекнуть в отсутствии мужества и героизма: “да, он не выиграл сражения, но всякий признает, что это не по силам в данной обстановке и самому гению.
Но он провел Балтийский флот через три океана и с безумною смелостью и бешеной настойчивостью прорубился с наиболее удачными своими кораблями сквозь строй враждебных кораблей. Да, он не счастлив, но он герой”.
Так, нам кажется, психологически объясняется “Цусима”, поскольку она зависела от личных качеств вождя Балтийского флота. В этой психологии было слишком мало любви к России.
Судьба оказалась ужасно жестока к покойному нашему блестящему и незаурядному адмиралу. Его эскадра была не разбита, а уничтожена. Он не пробился ни с одним кораблем во Владивосток. И не как герой, а как опозоренный сдачею пленный, вернулся в Отечество.
С точки зрения такой психологии становятся понятными и все коренные стратегические и тактические ошибки покойного Адмирала, которые иначе были бы почти необъяснимы, так как он был достаточно талантлив и опытен, чтобы их не делать. Не стоило обучать эскадру, не стоило захватывать и организовывать базу для операции, не стоило заботиться о разведке и т.д., раз все равно поражение эскадры было принято заранее как неизбежное, и Адмирал шел только на то, чтобы после этого поражения с остатками эскадры уйти во Владивосток. И о чем было совещаться и говорить с командирами и офицерами, разве что Адмирал решил заранее отдать их на разгром в Цусимском проливе, спасая лишь со случайными кораблями свое имя прорывом во Владивосток?
Быть может, приведенная нами гипотеза внутренних переживаний, душевной драмы Командующего Второй Тихоокеанской эскадрой не точна, но нам она кажется единственным лучом, который может осветить темную область основных причин Цусимской катастрофы. Но если это объяснение отражает в себе действительность, то тогда Цусимская катастрофа представляет собою яркий пример того, какое несчастье для исхода войны представляет собою военный вождь, наделенный более себялюбием, чем нравственной военной волей»{337}.
Мы не будем говорить сейчас, что вся конструкция Александра Немитца построена, по крайней мере, на трех ложных посылках. Читатель, знакомый с предыдущим материалом, сам легко увидит это. Интереснее то, что только так: себялюбием и отсутствием «нравственной военной воли», что, видимо, эквивалентно отсутствию «гражданского мужества», – может объяснить себе поведение и мотивацию адмирала Рожественского будущий дважды адмирал – Русского и Советского флотов, человек, более половины своей 88-летней жизни посвятивший профессиональным занятиям морской стратегией. По крайней мере, в ее теоретическом аспекте.
Поскольку практических стратегических достижений за контр-адмиралом Александром Немитцем, командовавшим Черноморским флотом душным летом 1917 года, не числится. Во всяком случае в области морской стратегии. Ну, да говоря словами самого Немитца, всякий признает, что это не по силам было в данной обстановке и самому гению. Но в теории-то морской стратегии Александр Немитц – профессионал. Один из весьма известных.
И только почему-то до сих пор никто не желает послушать самого адмирала Рожественского, который ведь действительно провел Балтийский флот через три океана, действительно с невероятным упорством и настойчивостью довел этот флот до стана врага и отважно бросил во главе с собой в заведомо неравный бой.
Так ради чего он все-таки это сделал? Во имя чего? Почему до сих пор с непонятным упорством скрывается точка зрения самого Адмирала, прямо и честно высказанная им в его показаниях Следственной Комиссии? Мы привели ее в главе «Цусима в вопросах и ответах», но к месту повторить избранные моменты из нее и сейчас.
С уверенностью в неизбежности боя
Дабы известием об уходе эскадры…
«В это же время (речь идет о пребывании 2-й эскадры на Мадагаскаре. – Б.Г.) получены были известия о поражении наших армий под Мукденом и слухи об опасном положении Владивостока. Тогда я и получил разрешение переплыть со 2-ю эскадрой Индийский океан, не ожидая присоединения отряда контр-адмирала Небогатова, дабы известием об уходе эскадры от Мадагаскара парализовать ту часть японского флота, которая могла быть приведена в готовность для операций против Владивостока»{338}.
И парализовал, кстати! Японцы в ожидании морского генерального сражения не предприняли уже намеченную операцию против Владивостока, оставив орудия и гарнизоны в своих приморских крепостях{339}.
Только вот почему-то никто до сих пор не скажет спасибо Адмиралу, благодаря которому хоть Владивосток пока еще русский город, и вообще на этом факте как-то не акцентируют внимание. А ведь при куропаткинской стратегии японцы спокойно Владивосток бы взяли. Он в то время практически не был защищен. Это после японской войны его чуть ли не лучшей приморской крепостью мира Государь Николай Александрович успел сделать. И флота во Владивостоке оставалось два крейсера – «Россия» и «Громобой». Не Порт-Артур, который был хоть как-то подготовлен к обороне.
Так что вернись эскадра с Мадагаскара, о чем некоторые патриоты, начиная с того же Немитца, а скорее всего и до него, говорят до сих пор как о желанном для России развитии событий, то при умелом ведении дел Куропаткиным и Кº у Витте были все шансы вместо графа Полусахалинского стать графом Полусибирским.
Но вновь слово Адмиралу.
Последний ресурс эскадры
«С прибытием 2-й эскадры к берегам Аннама положение ее оказалось тяжелым сверх ожидания.
Агенты наши за два месяца не успели получить даже приказания из Петербурга о найме угольщиков… Поздние усилия наших агентов организовать снабжение углем не имели успеха…
Во второй половине апреля 1905 года стянуты были к Аннамскому берегу угольщики, укрывавшиеся еще в Зондском архипелаге, но это был уже последний ресурс эскадры.
В конце апреля, когда прибыл к Аннаму и догрузился углем отряд контр-адмирала Небогатова, эскадра имела наибольший запас угля за весь период пребывания в тех водах; но запаса этого могло быть достаточно примерно на десять дней стоянки под парами в половинном числе котлов и на переход экономическим ходом во Владивосток».
Я избрал последнее решение
«Таким образом, оставалось избрать одно из трех решений:
– возвратиться в Кронштадт, испросив на то разрешение англичан, которые, вероятно, не отказали бы и в средствах на обратный поход,
– или дожигать в бездействии уголь и затем интернироваться в нейтральных портах, убедившись, что и месячным присутствием эскадры в Южно-Китайском море нельзя было воспользоваться для переговоров о мире,
– или, наконец, идти во Владивосток с уверенностью в неизбежности боя с противником, имевшим во всех отношениях большие преимущества.
Я избрал последнее решение».
Взрыву народного негодования не было бы границ
«В настоящее время ни во флоте, ни в народе не найдется голоса за такое решение: оно представляется безумным предательством с тех пор, как для самых бедных умов открыта степень моего невежества в военно-морском деле и неподготовленность личного состава погубленной мной эскадры.
Мне же и теперь ясно и тогда было очевидно, что если бы я повернул вспять от Мадагаскара или от Аннама или если бы я предпочел интернироваться в нейтральных портах, то взрыву народного негодования не было бы границ, а разложение флота, первопричиною которого ныне считается Цусимское поражение, удивило бы крайних анархистов»{340}.
Ответственность за все
Следует подчеркнуть, что Адмирал здесь более чем прав. Даже с прославленного в боях отряда Владивостокских крейсеров адмирала Иессена, со сложившимися и закаленными экипажами, по пути домой (после Портсмутского мира) пришлось отправить вперед слишком активных товарищей. Наиболее восприимчивых к усиленной разлагающей агитации, которой были подвергнуты русские моряки во всех портах следования{341}.
А возвращенная без боя 2-я эскадра явилась бы домой под красными флагами. Немедленным следствием этого возвращения стало бы возмущение, переходящее в бунт, Маньчжурской армии. Бунт, который вряд ли бы смогли остановить даже Меллер-Закомельский и Ренненкампф.
И вот в этом случае истинная цель непрекращаемой войны мирового сообщества с Российской Империей, ведшейся в 1904–1905 годах посредством японской армии и Соединенного флота, – свержение Самодержавия и в результате гибель православной России – была бы достигнута достаточно экономным точечным ударом. А так народное негодование и разложение флота 12 лет еще устраивать пришлось. Всеевропейскую войну для этого организовать. Одних денег ушло – не счесть.
Слова Адмирала совершенно четко свидетельствуют о выношенном им у берегов Мадагаскара и Аннама и подтвержденном развитием событий в стране понимании, что его отказ от прорыва 2-й эскадры во Владивосток привел бы к победе революции, сопровождаемой в результате наступившей бы анархии развалом или полураспадом страны. Развалом или полураспадом, который произошел бы почти на сто лет раньше и имел бы еще более выраженные последствия, нежели мы наблюдаем сейчас.
Упрекать в отсутствии гражданского мужества человека, взявшего на себя ответственность за судьбы страны и народа, могут либо добросовестно не понимающие или не могущие осознать этот непреложный факт, либо злонамеренные клеветники, не обладающие не только гражданским мужеством, но и зачатками совести.
Сам Адмирал однажды, когда, видно, припекли в очередной раз с этим вопросом, сказал с привычной горечью, смягчая ее усмешкой: «Будь у меня хоть искра гражданского мужества, я должен был бы кричать на весь мир: “Берегите эти последние ресурсы флота! Не отсылайте их на истребление! Что вы будете показывать на смотрах, когда окончится война?” Но у меня не оказалось нужной искры».
Слова «показывать на смотрах» с такой очевидностью выявляют саркастический характер высказывания Адмирала, что просто умиляет наивность авторов, приводящих его в доказательство признания самим Рожественским отсутствия у него упомянутого мужества{342}. Подчеркнем еще раз: этот человек взял на себя ответственность за все. И победил!
6. Победный бой Адмирала
Несмотря на глупость и измену, царившие вокруг, Адмирал продолжал служить. Не правительству и чинам – Царю и России. Во все время похода Адмирал внимательно следил за развитием ситуации в России, видел, как она стремительно выходит из-под контроля правительства. Еще 20 февраля 1905 года Рожественский писал жене с Мадагаскара:
«…А что за безобразия творятся у вас в Петербурге и в весях Европейской России. Миндальничание во время войны до добра не доведет. Это именно пора, в какую следует держать все в кулаках и кулаки самые – в полной готовности к действию, а у вас все головы потеряли и бобы разводят. Теперь именно надо войском все задушить и всем вольностям конец положить: запретить стачки самые благонамеренные и душить без милосердия главарей»{343}.
Сто лет спустя надо быть большим лицемером или ненавистником России, скрытым или явным, чтобы не признать абсолютную правоту этих слов.
И Адмирал не ограничивался эпистолярным протестом. Зиновий Петрович понимал, что после Артура и Мукдена необходимо зримо показать всему миру, что не пропала еще русская сила, есть еще русский дух. На тот момент это было важнее даже соображений секретности. Переход 2-й эскадры через Индийский океан был похож на марш победителей. Ночами суда несли все отличительные огни, что тоже было потом отнесено к числу тактических ошибок Рожественского. Со стороны эскадра казалась освещенным городом в тропической ночи.
«Милей на пять линии двух кильватерных колонн со своими многочисленными разноцветными огнями представляются громадной, хорошо освещенной улицей вроде Невского, возникшей посреди океана», – писал в своих путевых заметках командир «Авроры» капитан 1-го ранга Е.Р. Егорьев.
И эскадра верно поняла своего Адмирала: «Идем, не хоронимся, никого не боимся, приходи хоть сейчас», – и это еще более подняло веру в свои силы, в свою даже, возможно, непобедимость{344}.
Не случайно японцы побоялись брать Владивосток.
Адмирал знал и чувствовал, что революционные и боевые действия взаимно корректируются. Известно, кто платит, тот и музыку заказывает. Платили Витте, Шифф, Варбург, Ротшильд, Мендельсон и компания. Как будут платить потом, в 1915–1917 годах. Но тогда на их пути уже не будет его, не встретится им опять адмирал Рожественский.
Революция и война шли рука об руку и в 1905 году. Не хватало последнего штриха. Им, по замыслу врагов России, и должен был стать поворот назад или интернирование 2-й эскадры, непобедимость которой была загодя так широко разрекламирована российской прессой, известно под чьим патронажем существующей и в чьих руках находящейся. «Ведь не только вся сухопутная Россия, но даже и мы – моряки в Порт-Артуре – верили в силу 2-й эскадры»{345} …
В народе усердно распускались слухи об измене, причем, как обычно, с указанием не на истинных врагов России, а вовсе наоборот. Ругался «режим», под которым однозначно понимался Государь Император. В такой ситуации любое отклонение Адмирала от похода и боя воспринято было бы как действие, обусловленное позицией Царя и правительства, которых народ – по не-до-уме-нию – не разделял. И квалифицировалось бы это действие народом как измена! Измена самого Царя России.
Провокация февраля 1917-го могла осуществиться на 12 лет раньше. Судьба державы висела на волоске. Но волосок этот – на счастье России – в этот раз держал в своей верной руке «железный адмирал» Зиновий Петрович Рожественский.
За что класть эскадру
Перед выходом эскадры из России, еще в Ревеле, Командующий эскадрой, сетуя на задержки, сказал в разговоре с Н.Н. Беклемишевым: «Я сентиментальностью не заражен и готов в бою положить всю эту эскадру, но было бы из-за чего. А вдруг мы сделаем все переходы, а Порт-Артур падет ранее, и Тихоокеанская эскадра погибнет»{346}.[374]374
Что характерно, первая фраза известна больше в переложении Небогатова, скравшего ее для употребления на судебном процессе. Красиво выглядеть хотел.
[Закрыть] Сейчас сбылись худшие предчувствия Адмирала.
Порт-Артур пал, 1-я эскадра погибла, не нанеся почти урона врагу. Армия после ряда необъяснимых поражений замерла в каком-то ступоре на Сыпингайских позициях. 2-я эскадра была не сравнима по реальной боевой мощи с Соединенным японским флотом, даже без учета катастрофического качества русских снарядов. Последнее, к сожалению, ошибочно принималось de facto равным японскому на основании опыта Порт-Артура. Рожественскому противостояла военная машина, прошедшая многомесячную обкатку боем. Обстрелянный личный состав, гордящийся своими победами. Корабли, только что прошедшие ремонт и модернизацию, с эскадренной скоростью хода, в полтора раза превышающей ход русской эскадры.
Так было ли действительно из-за чего класть в бою эскадру?
Для себя Адмирал ответил на этот вопрос.
В мае 1905 года он вел бой не только с японским флотом, но со всеми врагами Русской Православной Империи, губителями ее внешними и внутренними.
Своим решением идти вперед до конца адмирал Рожественский выиграл в тот раз всемирную войну против России. Не будет преувеличением сказать, что 2-я эскадра в день 14 мая 1905 года сражалась не просто с Соединенным флотом, а с главным врагом православной Империи – антихристианским интернационалом. И в сражении этом одержала победу. Причем именно военную победу, без всяких иносказаний.
Вспомним определение: «Победа (воен.) – боевой успех… достижение целей, поставленных на бой, операцию, войну в целом…»{347}
Цель, поставленная мировым сообществом на русско-японскую войну в целом, нам известна и очевидна. А значит, также очевидна победа в этой войне 2-й эскадры и ее Адмирала. Да, победа была одержана ценой проигрыша одного сражения, хотя и оно могло стать триумфом русского флота.
Но главный бой, бой за само право на существование исторической России, вице-адмирал Зиновий Рожественский выиграл. Уничтожить историческую Россию уже в 1905 году не удалось, несмотря на все усилия тогдашних архитекторов новых мировых порядков. Сражение в Корейском проливе 14 мая 1905 года стало стратегической победой Российской Империи. Империи, унесенной в небытие неверием и еще могущей возродиться покаянием.
Цена крови
То, что это была именно Победа, хорошо ощутили простые матросы из числа «верных» и солдаты Маньчжурской армии, нутром солдатским понимавшие, что не как должно воевали их генералы.
Возвращение Адмирала из японского плена поездом по мятежной Сибири и далее по Центральной России превратилось в своеобразный триумф. Те самые «разложенные» солдаты собирались у адмиральского поезда в многотысячные митинги. К Адмиралу посылали представителей, чтобы он оказал честь разлившемуся вокруг солдатскому морю – подошел бы хоть на минуту к окну вагона.
И когда Зиновий Петрович выходил к ним на сибирский мороз с перевязанной головой, в одной адмиральской тужурке, чувства собравшихся стихийно изливались в импровизированные овации. В воздух летели папахи, фуражки и картузы.
– Дай Бог здоровья! Век прожить! Старик, а кровь проливал! Не то, что наши! У вас иначе – сам в первую голову!
Поезд трогался, сопровождаемый громовым «ура».
Километрами, утопая в снегу, бежали за поездом Адмирала, пропуская его везде как сверхсрочный воинский эшелон. Даже во время всероссийской забастовки железнодорожников{348}.
Эти солдаты знали цену крови, и то, что у России остались военачальники духа Рожественского, а не только куропаткины и небогатовы[375]375
Каким-то образом солдатам уже было известно, что небогатовский отряд в бою фактически не участвовал, а держался далеко сзади. Только вот до Следственной Комиссии этот факт упорно не доходил.
[Закрыть], говорило им без слов, что и их жертвы были не напрасны, и не зря проливали они кровь за Царя и Отечество.
Простить не могут…
Так один Адмирал свел, по существу, к ничто работу тысяч вражеских агитаторов и агентов. От откровенных революционеров до притворявшихся до времени слугами Престол-Отечества. Пришлось им, бедным, ждать 1917-го.
Такого Адмиралу простить не могли. Сначала в Петербурге декабря 1905 года, когда никто из официальных чинов Морского Ведомства не встретил Адмирал на перроне вокзала. Ни потом, когда истинные виновники Цусимы поощряли газетную кампанию травли и клеветы против него и его эскадры, тщательно скрывая от народа донесения и показания Адмирала и других верных о бое. Да что говорить…
И до сих пор не могут…
Почитать похожее на эту книгу
Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных с ...Автор: Борис Галенин
