Текст книги "Дурацкие игры магов. Книга вторая."

Автор книги: Анфиса Кохинор

Соавторы: Полина Кохинор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 59 страниц)

Дмитрий машинально потёр палец, на котором когда-то носил кольцо, и растерянно пожал плечами:

– Понятия не имею о чём Вы.

– Ты его потерял, подарил, продал? Куда ты его дел?

– Не знаю. – Дима посмотрел на свои руки и со вздохом спросил: – Почему Вас так интересует судьба какой-то безделушки? Пропала и ладно! Если Вы хотите, чтобы я носил кольцо, я не против. Пусть Тёма сотворит мне что-нибудь красивое, как он любит, или сами сделайте.

– Хорошо. – Маг-путешественник стянул с пальца массивный перстень с прозрачным овальным камнем: – Посмотри, он ничего тебе не напоминает?

– Нет.

– Что ж, диагноз неутешительный: маг, поработивший Смерть, весьма силён и искусен. Ты носил это кольцо, – Олефир помахал перстнем перед носом племянника, – двадцать лет! И вдруг начисто забыл о нём! И, что интересно, никто из вас троих о нём не помнит. А ведь вы очень сильные маги.

Дмитрий, Артём и Валентин тревожно переглянулись и заговорили разом:

– Вы считаете, что дело в кольце?

– Давайте уничтожим кольцо раньше, чем оно попадёт к врагу!

– А ты откуда знаешь?

Олефир закатил глаза к потолку и раздраженно помотал головой.

– О кольце только что рассказал Дима, правда, тут же об этом забыл, как, впрочем, и ты, Валя, и ты, Артём. Скорее всего, Смерть подчинили именно с помощью моего перстня, но подробностей не спрашивайте – сам не знаю. И отдельно для Тёмы. – Голос Олефира стал жёстким и повелительным: – Я запрещаю тебе использовать свои временные способности без прямого приказа! Моего или… – Он вернул перстень на палец, бросил на племянника суровый взгляд и хлёстко закончил: – или Димы. Ясно?

– Да! – отчеканил Артём.

– Значит, прежде всего, мне надо найти это чёртово кольцо, – задумчиво проговорил Дмитрий.

– Найти и уничтожить! Причём так, чтобы ни одна частичка у врага не осталась, – уточнил Олефир. – И ещё: сиди в Камии до тех пор, пока не найдёшь способ контролировать Смерть хотя бы частично! Появишься в Лайфгарме с белыми глазками, считай, что проиграл. Твой неведомый враг объединится со Смертью и уничтожит Диму. Как думаешь, кто погибнет вместе с ним?

Дима побледнел, а Тёма испуганно ойкнул.

– Вот-вот. Вы сильно облегчили врагу жизнь, создав замечательную и очень опасную связь между вами. Насколько я понял, именно ты, Дима, автор сего нетривиального заклятья?

– Ага! – встрял Артём. – Я хотел убить его, а он не дал, связав наши жизни! Здорово, правда?

– Н-да… – Повелитель Камии озабоченно потёр лоб: – Ты можешь её разрушить, Дима?

– Я её даже не вижу. Почти вся моя магия используется как оболочка для Смерти. Маг сейчас из меня никудышный…

– Но голова-то у тебя по-прежнему на плечах! Думай! У тебя две первостепенные задачи – найти способ держать в узде Смерть и разорвать связь с Тёмой, чтобы обезопасить его. И повторяю ещё раз: не смей соваться в Лайфгарм бесконтрольной Смертью! Сам сдохнешь и друзей за собой потянешь, и не только друзей – в загробном мире тесно станет. Ладно, о плохом лучше не думать… – Олефир побарабанил пальцами по столу, о чём-то размышляя, и после долгой паузы произнёс: – Вернёшься в Лайфгарм, поговори с Витусом, возможно, он даст тебе дельный совет.

– А Вы уверены, что Витус не является моим загадочным недругом? Всё-таки он высший маг и всегда поддерживал решения Совета. Я не доверяю ему.

– Что ж, дело твоё, – едва заметно улыбнулся Олефир и подмигнул Валечке: – Но ты-то навестишь учителя?

– Конечно, – важно кивнул Солнечный Друг. – Мне необходимо обсудить с ним ряд животрепещущих вопросов, весьма важных для моего дальнейшего развития как мага, а также проведать мамочку. Я ведь просил Витуса позаботиться о ней.

– Ну-ну. Поцелуй мамочку, обсуди животрепещущие вопросы и передай старому прохвосту привет и огромную благодарность за всё хорошее, что он для меня сделал. Только сообщи ему всё это в начале встречи, а то, боюсь, к концу у тебя язык ворочаться не будет.

Повелитель Камии благодушно рассмеялся, а Валентин поджал губы и, буркнув: "Ладно", демонстративно отвернулся.

– Что ж, Тёма, время служить пришло, – отсмеявшись, заявил Олефир. – Забирай друзей и отправляйся в Камию, в ту минуту, откуда пришёл. Ты должен помочь Диме справиться с его врагом. И ко мне больше не возвращайся. Встретимся в будущем. Действуй!

– Есть!

– Спасибо, дядя, – прошептал Дмитрий и задохнулся от подступивших к горлу слёз: он стоял в спальне камийской мечты и смотрел на безжизненное тело возлюбленной…

Крики принца и целителя смолкли так резко, что Хавзе показалось, будто он оглох. Камиец потряс головой, потёр уши и неверяще уставился на магов: меч князя исчез, холодные белые искры в глазах потухли, а Валентин и Артём, ещё мгновение назад трясшие Дмитрия за плечи и оравшие, как полоумные, в глубоком молчании стояли по обе стороны от друга, точно скорбные каменные изваяния.

Несколько секунд в спальне царила тишина, а потом бледное лицо Димы исказила гримаса отчаяния. С губ слетел краткий, полный боли стон, и в рукоять кинжала, торчащего из груди Милены Маквелл, вонзился ослепительно белый луч. Распавшись на бесчисленные сияющие нити, он оплёл мёртвую женщину и пропал вместе с ней.

– Прощай, Маша… – еле слышно проговорил маг и, повернувшись спиной к кровати, зашагал к двери.

– Стой! – хрипло, словно простуженный ворон, гаркнул Ричард и заступил побратиму дорогу: – Ты не имел права так поступать! Почему ты не дал мне проститься с ней?

Нереально белое лицо Дмитрия болезненно исказилось, в глазах заплясали опасные точки. Объяснять Ричарду причины своего поступка не было ни сил, ни желания: едва Артём вернул их в настоящее, в сознание вновь хлынули чудовищные картины пыток, а Смерть забился в стенах своей тюрьмы, требуя кровавой мести. Покосившись на дверь, маг вздохнул и с бесконечным терпением уставился в грозные серые глаза.

– Ричи! – К инмарцу подскочил землянин. – Оставь Диму, я объясню…

– Заткнись! – У Ричарда руки чесались дать побратиму в морду, и не будь они заняты спящей Никой, он сделал бы это не раздумывая. – Твоя болтовня мне не интересна, Валя! Я хочу услышать Димины объяснения, иначе…

– Что, иначе? В драку полезешь? Решил одним махом ото всех избавиться? Имей в виду, если Дима не удержит Смерть, нам хана! Понял?!

Ричард всем корпусом повернулся к Вале и посмотрел на него сверху вниз:

– Что ты несёшь?

Воспользовавшись заминкой, Дмитрий обошёл побратима и продолжил спасительный путь к дверям, а Валечка быстро ответил:

– Объясняю суть дела. Дима не может позволить себе роскошь оплакать Машу, как полагается. И не потому, что не хочет… Если найдёшь в себе силы успокоиться и выслушать меня, то всё поймёшь. Идёт?

Инмарец вгляделся в непривычно серьёзное лицо Солнечного Друга и мрачно выплюнул:

– Я выслушаю тебя, но…

– Вот и отлично! Давай-ка, для начала, устроим Нику, а потом сядем и поговорим.

– Ага, – встрял Артём, оторвав, наконец, глаза от опустевшей постели. – Отнесите Веренику в мои покои, и… – Он скользнул быстрым взглядом по лицу спящей девочки и отвернулся. – Боюсь, вам придётся и дальше заботиться о ней. Я должен быть рядом с Димой. Это приказ магистра и моё желание. Я найду вас, если что.

Временной маг замолчал, шумно выдохнул и исчез. Ричард огорошено взглянул на то место, где только что стоял их друг, и с тревогой посмотрел на Солнечного Друга:

– Причём здесь Олефир? Или Тёма уже с покойниками беседует?

– И об этом я расскажу. – Валентин уныло вздохнул и обратился к Хавзе, который тенью стоял у стены. – Ты с нами?

Камиец согласно кивнул, и комната опустела. Мгновение – и в гулкой, безмолвной тишине празднично-яркая спальня камийской мечты стала преображаться. В призрачной ряби исчезли картины и гобелены. Словно раны затянулись окна и дверные проёмы. На девственно-чистых стенах вспыхнули магические светильники, каменный пол покрылся лёгкой изморозью. И лишь широкая массивная кровать почти не изменилась: скомканное в изножье покрывало, отброшенное в сторону одеяло, шелковые простыни в грязных бурых пятнах, примятая подушка, а на ней – одинокие угольки красно-оранжевой орхидеи…

Глава 2.

Лишённый надежды.

Почувствовав тупую, ноющую боль в спине, Витус открыл глаза. Он не заметил, как задремал. "Надо же, как я вымотался", – рассеяно подумал гном, потянулся, расправляя затёкшие мышцы, и прислушался. За те несколько часов, что он спал, в мире ничего не изменилось и это несказанно радовало.

– Значит, Фира справился. Великолепно.

Витус сотворил кубок благоухающего хноца, сделал приличный глоток и откинулся на спинку кресла. Получив возможность перекроить будущее, Олефир оставил его прежним, и целитель мысленно отсалютовал бывшему ученику, поборовшему соблазн изменить мир. Временная петля затянулась, и действовать нужно было осторожно, тщательно просчитывая каждый шаг, по крайней мере, до тех пор, пока не придёт видение. В том, что оно последует, Витус не сомневался: Артёма в Лайфгарме не было, и влиять на провидческие способности магов он не мог. А вот на всё остальное… Витус многое бы отдал, чтобы хоть одним глазком заглянуть в Камию и узнать, что там происходит. Тонкая ниточка связи с Валентином, исчезнувшая на пару минут, восстановилась, но странно пульсировала, словно рыжеволосый пройдоха испытывал постоянную смену эмоций, попеременно впадая в их крайние степени. "Надеюсь, он не сошёл с ума, как Тёма, для Розы это стало бы ударом. А потрясений в нашей жизни и так хватает!"

Допив хноц, Витус уничтожил кубок, расслабленно опустил ладони на подлокотники и потянулся в Керон. Мысленно проскользнул по коридорам и залам, пробежался по крылу, где обитали слуги, потом по заднему двору и вновь вернулся в замок.

– Где же этот проказник? – добродушно проворчал гном, нахмурился и направил взгляд в подземелья.

От мощных, сотканных из безумия и страха щитов Хранительницы в каменных тоннелях искрился воздух, и отыскать здесь человека без магических способностей было невозможно. Но Витус справился. Он поймал рыжеволосого мальчишку в двух шагах от смертоносного поля, оттащил к лестнице и наставительно шепнул: "Мёртвым ты ему не поможешь".

Алекс запоздало ойкнул и завертел головой:

– Где Вы?

"Далеко, – усмехнулся гном. – Но это не важно".

– Почему?

"Потому что я всё равно не в силах помочь Кевину".

– Но Вы же маг!

"Именно поэтому я не могу проникнуть в замок – королева тут же почует меня".

Алекс опустился на щербатые каменные ступени, дрожащими руками обхватил колени и задумчиво уставился в темноту.

– Кевин умрёт? – после длительного молчания спросил он.

"Хочется верить, что нет".

– Знаете, господин целитель, Тан объяснил мне, что такое раб… Если бы я раньше знал, я бы… – Алекс смахнул со щеки слезу: – Как ему помочь?

– Витус! – донёсся из-за двери требовательный голос Розалии, и гном поспешил закончить разговор.

"Отправляйся к родителям, Алекс. Обещаю, скоро я свяжусь с тобой".

– Но…

"Все вопросы потом, мальчик. Ты очень нужен мне и Кевину, так что беги и не дай себя поймать".

– Хорошо, – кивнул юный керонец, поднялся и, перескакивая через ступеньки, понёсся вверх по лестнице.

Витус поморщился: ему претила мысль использовать мальчишку, да ещё не мага, но выбирать не приходилось, и, тяжело вздохнув, гном поднялся из кресла за мгновение до того, как дверь распахнулась и в гостиную ворвалась Розалия.

– Мне нужен твой совет!

– Я весь во внимании, дорогая, – улыбнулся маг. Он подошёл к раскрасневшейся жене, заглянул в блестящие от возбуждения глаза и с тревогой спросил: – Ты поспала хоть немного?

– Брось, Витус, какой тут сон?! – Землянка махнула рукой: – Я всю ночь принимала министров. Ты же понимаешь: что бы ни говорила Станислава, я осталась наместницей, годарцы надеются на меня. И лирийцы, и инмарцы тоже. – Розалия уселась в кресло, ещё хранившее тепло мужа, и сплела пальцы на коленях. – Вернулись Корней и Михаил.

– Знаю.

– Никак не могу решить, стоит встречаться с ними или действовать за их спинами.

Витус посмотрел на тлеющие в камине угли:

– Самое разумное, что ты можешь сделать, Роза, это оставить всё, как есть.

– То есть? – Розалия недоумённо распахнула глаза: – Предлагаешь бросить Лайфгарм на произвол судьбы? Отдать Годар в руки Хранительницы и позволить Корнею с Михаилом разорить Лирию и Инмар?

Витус подошёл к камину, присел на корточки и, взяв с подставки кочергу, стал неторопливо ворошить угли.

– Пока я не могу точно сказать, что нас ждёт, Роза.

– Это не значит, что жизнь нужно пустить на самотёк!

Кочерга с громким лязгом скребнула камни очага и замерла.

– Что бы ты ни делала – всё впустую, Роза. Если события будут разворачиваться, как я рассчитываю, Дима ещё долго не вернётся в Лайфгарм.

– Объяснись!

Землянка до боли стиснула пальцы и подалась вперёд, впитывая каждое слово.

– Я считаю, что это Лайфгарм выбросил Диму в Камию, чтобы он не попал в руки мага, который сейчас контролирует Станиславу.

– А Тёма, Валя и остальные?

– Лишний повод, чтобы Смерть не возвращался. Друзья рядом и в Лайфгарме ему делать нечего.

– Он король!

– Опасный для своих подданных, как никогда. – Витус поставил кочергу на место и выпрямился: – Пойми, Роза, мы вступили в игру, на кону которой – существование мира.

– Ты что-то знаешь! Знаешь и молчишь!

– Я не хочу, чтобы ты вмешивалась. Поверь, эта ноша тебе не по силам.

Резко поднявшись, Розалия шагнула к мужу и подбоченилась:

– Чтобы меня остановить, тебе придётся привести аргументы повесомее! У тебя нет видений, а, значит, будущее туманно. Мы должны этим воспользоваться, Витус! Возможно, нам впервые представился шанс что-то изменить, и я не откажусь от него. Не позволю Станиславе и тому уроду, что прячется за её спиной, разрушить Лайфгарм! Слишком много сил я отдала, чтобы люди и маги чувствовали уверенность в завтрашнем дне. Я не брошу их, Витус!

– Да, дорогая, – пробормотал гном и отвёл глаза: когда землянка источала воинственность и решимость, спорить с ней было бесполезно.

Покладистость мужа немного остудила пыл наместницы. Она глубоко вздохнула и заговорила более спокойно:

– Я не хочу ссориться, любимый, поэтому не заставляй меня просто сидеть и смотреть. Я не маг-наблюдатель. Я привыкла строить жизнь своими руками.

– Прости…

– Не уводи разговор в сторону! Что было – быльём поросло. Лучше помоги Кевину, а я… Я всё-таки встречусь с Корнеем и Михаилом. – Розалия с нежностью коснулась ладонью щеки мужа и запечатлела на его губах долгий поцелуй. – Ты подстрахуешь меня?

– Само собой, – проклиная свою уступчивость, выдохнул гном и сжал жену в объятьях…

Тихий писк, осторожное шуршание, снова писк. "Почему так темно?" – заторможено подумал Кевин и запоздало сообразил, что у него закрыты глаза. Поднять распухшие, омертвелые веки было почти непосильной задачей. Но глаза всё же распахнулись, и юноша увидел мышь. Упитанную, с лоснящейся серой шкуркой и забавными короткими усиками. Мышь сидела у лица камийца, водила чёрным носиком и попискивала, то ли смеясь, то ли сочувствуя пленнику. "Всё-таки смеётся, – решил Кевин и закрыл глаза. – Я бы тоже смеялся, если б мог. Интересно, почему я не чувствую боли?" Юноша напрягся и, по привычке воззвав к великому Олефиру, попытался шевельнуть рукой. Лучше бы он этого не делал! В ушах прозвучал тревожный звон, обезболивающее заклинание лопнуло, как мыльный пузырь, и чудовищная, сумасшедшая боль взорвала тело.

– А-а-а!!! – заорал камиец, желая, чтобы истошный крик, выдрал из его тела душу и подарил желанный покой.

Но умереть пленнику не позволили. Боль неожиданно отступила и затаилась, давая передышку. Кевин судорожно вздохнул и заплакал: на смену боли пришли кошмарные воспоминания – бесконечная череда пыток и торжествующая улыбка королевы.

– Очнулся?

Ненавистный голос заставил юношу напрячься и задрожать, как в ознобе: "Не надо, пожалуйста, я больше не выдержу". Рядом прозвучали и затихли мягкие шаги. Камиец порадовался, что не чувствует тела, он боялся повернуть голову и прочесть удовлетворение на лице мучительницы. Он хотел бы вообще никогда не видеть её лица.

– Кевин, мальчик мой, – приторно-ласково позвала Станислава. – Ты слышишь меня?

С каким бы удовольствием Кевин оставил вопрос без ответа. Но молчать нельзя. За долгие часы пыток он прекрасно усвоил, что бывает, когда королева недовольна. Юноша разомкнул сухие, ломкие губы и с запинкой выдавил:

– Д-да-а.

Ответ прозвучал рвано и жалко, но камийцу было наплевать: грёзы о свободе умерли под зазубренным лезвием ножа, оставив в сердце горечь утраты и могильную пустоту.

– Вставай! – приказала Хранительница, и юноша зашёлся в приступе немого истеричного смеха.

Большего идиотизма ему слышать не приходилось: "Как можно встать, если не чувствуешь ног? Если совсем не чувствуешь тела? Она издевается!"

– Прекрати истерику и вставай!

Повторный приказ прозвучал зловеще, и смеяться расхотелось: "Ну, почему я не умер? Почему она не убила меня? Зачем всё это?" Тонкая струйка животворной магии потекла в тело, но почти сразу иссякла, и, мысленно проклиная мучительницу, Кевин завозился на столе. После нескольких неудачных попыток, ему удалось перевернуться на живот и опереться на руки. Однако стоило опустить ноги на пол, камера закружилась и завертелась. Юноша словно оказался внутри волчка и, потеряв равновесие, полетел на пол. Удар едва не выбил из пленника дух, но каким-то чудом он удержал сознание, не позволив себе отключиться. Кожа на щеках, груди и коленях горела огнём, из носа текла кровь, противный металлический привкус вызывал тошноту, волны желчи обжигали горло. "Ну вот, теперь она совсем озвереет", – отстранённо подумал камиец и по-детски зашмыгал носом – кровавая лужица у его лица покрылась рябью и запузырилась.

Поняв, что мальчишка не в состоянии выполнить приказ, Хранительница смачно выругалась, подобрала подол шёлкового нежно-зелёного платья и склонилась над изувеченным пленником. От прикосновения тёплой ладони по телу вновь разлилась живительная магия, и Кевин едва не зарыдал. "Ещё! Ещё!" – хотел закричать он, но, как и в предыдущий раз, магия исчезла, не принеся особого облегчения. Юноша по-прежнему чувствовал себя разбитым и обессиленным.

– Но встать ты уже можешь, – уверено заявила Хранительница.

Кевин тяжело поднялся и опёрся руками на стол. Голова кружилась, во рту было сухо, как в Харшидской пустыне, но комната больше не раскачивалась, да и ноги дрожали совсем чуть-чуть. Стася молчала, позволяя пленнику перевести дух: она приготовила для него множество "приятных" сюрпризов, и он должен был пережить их все. "Я раскрою секреты заплечных дел мастеров, и когда ты попадёшь в мои руки, Дима… Я буду купаться в твоей боли!"

"Тебе ещё многому предстоит научиться, – насмешливо отозвался голос. – Твой братец не чета этому выродку, он знает, что такое боль. Придётся очень постараться, чтобы его удивить!"

"Значит, постараюсь".

Кевин покосился на замершую королеву. Безразличный взгляд изумрудных глаз скользил по его лицу, пунцовые правильные губы чуть кривились, тонкие, ухоженные пальцы мягко поглаживали шёлковую ткань платья. "Как есть сумасшедшая", – съёжившись, подумал юноша, опустил голову, и крик отчаяния сорвался с потрескавшихся, обескровленных губ: на нём почти не было одежды, разве что несколько засохших от крови лоскутов, а тело походило на сплошной тёмно-бурый синяк, испещрённый длинными вздувшимися полосами.

Крик вывел Хранительницу из задумчивости. С лукавой усмешкой она взглянула на перекошенное от ужаса лицо пленника и проворковала:

– Замечательно выглядишь, мальчик. А твой братец будет выглядеть ещё лучше! Идём! – Стася развернулась, шагнула к двери, но остановилась. – Нет, пожалуй, так будет слишком.

Повернувшись к Кевину, она поморщилась и сделала нетерпеливый жест рукой, будто отряхивая пальцы. Кожу лизнул ветерок, и на плечи легла грубая плотная ткань. "Ну, хоть не голый", – оглядев холщовую рубаху до колен, подумал Кевин и вздрогнул, услышав весёлый смешок Хранительницы.

– Прелесть какая! Ты похож на раскаявшегося грешника, Кеви.

Камиец шутки не понял, а спрашивать желания не было, и как только королева растворила дверь и вышла в мрачный коридор, покорно побрёл за ней. Юношу не интересовало, куда и зачем они идут. "Чтобы Хранительница не затеяла, ничего хорошего меня не ждёт. Только боль… До самой смерти. Поскорей бы!" Могильный холод подземелья приятно ласкал горящие раны и синяки, однако каменные осколки впивались в ступни, не позволяя расслабиться. Кевин морщился, когда особо острый камешек вонзался в кожу, нагибался, выдёргивал его и торопился нагнать королеву. Он не хотел провоцировать её на новые пытки, хотя понимал – этой женщине повода не нужно. По каким-то причинам Станислава ненавидела свою семью и, не имея возможности отомстить Олефиру и Диме, отыгрывалась на нём. "Прямо как дедушка Фабиан! Вот бы его сюда, на пару бы надо мной поглумились. Впрочем, покойный дедуля не позволял себе и сотой доли того, что творит эта…" Во взгляде юноши полыхнула ненависть, и он поспешно опустил глаза.

– Мне плевать на твои чувства, – бросила через плечо Хранительница.

Кевин согласно кивнул. За эту ночь он многое понял, и в первую очередь то, что Витус глубоко ошибался насчёт Дмитрия. Человек, сестра которого упивается чужими муками, не отпустит на свободу какого-то раба. Просто потому, что никогда до этого не додумается. "Такие, как он и Хранительница, смотрят на мир иначе, чем целитель. Пусть в Лайфгарме рабства нет, но кто осмелится спорить со всемогущими магами, если они решат позабавиться со мной? Да и кому я, в сущности, нужен. Сдохну – никто не заметит!"

Они дошли до лестницы и стали подниматься по неровным, выщербленным ступеням. На двадцатой Кевин начал задыхаться. На тридцать пятой вернулась боль: то ноющая, то колющая, она казалась нескончаемой и, словно трясина, засасывала мага. Тёмные пятна перед глазами сменялись яркими звёздочками, но, держась за стену, Кевин упрямо заставлял себя двигаться вперёд, до тех пор, пока ноги не подкосились. Рухнув на колени, камиец посмотрел в спину мучительнице и опустил голову: "Сейчас начнётся…"

В гнетущей тишине гулко простучали высокие каблуки, и точно из тумана вынырнуло недовольное лицо Хранительницы.

– Долго сидеть собираешься?

Кевин безразлично кивнул и получил звонкую затрещину, от которой противно зазвенело в ушах.

– Мелкая камийская дрянь! Привык на господских перинах нежиться!

– Я?

Из груди юноши вырвался булькающий смех.

– Ты! Смазливый потаскун!

"Не спорь! Она же сумасшедшая!" – напомнил себе Кевин и отвёл взгляд от изумрудных глаз, полыхающих презрением и гадливостью. А зря! Хранительница восприняла молчание, как подтверждение собственным словам, и, вцепившись в ворот рубахи, зашипела:

– Такие, как ты, зря коптят небо!

– Так убей меня, – выдохнул камиец, и ухоженные ногти впились в его горло.

"Ну, давай же! Не останавливайся! – умолял Кевин. – Пусть кошмар закончится!" Но его желанию не суждено было сбыться: по лицу Станиславы пробежала нервная судорога, и, отдёрнув руки, она отшатнулась от пленника:

– Рано.

Юноша закашлялся, потянулся к саднящей шее и зажмурился от яркого солнечного света, брызнувшего в лицо. Стена исчезла. Лишившись опоры, Кевин завалился на бок и получил сердитый пинок.

– Не вздумай запачкать полы – весь зал мыть будешь! – грозно заявила Хранительница и направилась к сервированному столу.

Смахнув с ресниц выступившие слёзы, камиец посмотрел ей вслед: "Да если б ты, вместо того чтобы бить, полы меня мыть заставила – я б тебе ноги целовал!" Стася услышала его мысль, но всерьёз не восприняла. С царственным видом опустилась на стул, расправила шёлковое платье и постучала по ободку фарфоровой чашки. Служанка, стоявшая справа от королевы, вздрогнула, отвела испуганный взгляд от изувеченного брата короля и нетвёрдой рукой наполнила чашку. Кевин отрешёно проследил, как тонкая коричневая струйка льётся из изогнутого носика кофейника, и содрогнулся, осознав, что на него смотрят несколько десятков керонцев. Керонцев, которые знали его совсем другим.

Кое-как сев, юноша прикрыл колени подолом рубахи, затравленно огляделся, и краска стыда залила лицо: он знал всех людей в зале. Было невыносимо больно ловить на себе их сочувственные взгляды. Великая камийская заповедь – сила главное в человеке – раскалёнными буквами вспыхнула в сознании, и, забыв о ранах и нечеловеческой усталости, маг сжал зубы и поднялся на ноги, вызвав злобное удивление королевы.

– Вот как? Притворялся, значит.

Кевин не ответил. Он смотрел прямо в глаза сестре, испытывая странное чувство освобождения. Бедный дрожащий раб спрятался за спину брата короля и ученика целителя, предоставив тому выпутываться самостоятельно. Краем глаза юноша заметил, как взволновано переглядываются керонцы, как поспешно отступает к стене служанка с кофейником, убираясь с пути разъярённой королевы.

Стася подошла к брату и с яростью взглянула ему в глаза:

– Насколько хорошо ты владеешь даром?

– Я…

Кевин лихорадочно подбирал ответ, но приходящие на ум слова звучали недостаточно веско – и для лжи, и для правды.

– Не бойся. – Улыбка Хранительницы сочилась ядом. – Скажи правду. Всё равно тебе не представится случая направить магию против меня.

– Я и не собирался, – пробормотал камиец и, не удержавшись, добавил: – Но если б захотел, то сумел бы убить тебя.

С видом заботливой мамочки Станислава отвела грязный русый локон от лица юноши и потрепала его по щеке.

– А ты наглец… – упоительно ласково протянула она и с размаха залепила брату пощёчину. – Смазливая мразь!

Кевин схватился за щёку, хотел что-то сказать, но тут боль, охватившая его после пробуждения и "заботливо" убранная Хранительницей, вернулась. Юноше показалось, что его кости крошатся, сухожилия сворачиваются узлами, а голова вот-вот расколется пополам. Он надрывно простонал, повалился на колени, упёрся ладонями в пол и стиснул зубы, запрещая себе кричать.

– Оставляю тебя наедине с наказанием, Кеви, – словно из-под толстого слоя ваты донёсся насмешливый голос Хранительницы. – Геройствуй, мой маленький упрямец, а когда попросишь пощады, поговорим о хороших манерах.

Юноше очень хотелось быть гордым и сильным, но он знал, что долго не продержится. "Не хочу, чтобы они видели, как я ползаю на коленях! Не хочу, чтобы она победила! Или не она, а тот, кто за ней стоит! Я не раб! Лучше умереть!" Обжигающая судорога пробежала вдоль позвоночника, руки разъехались в стороны, и Кевин упал лицом вниз. Из носа снова брызнула кровь, но юноша ничего не почувствовал: захлебнувшись в океане боли, он покорно опускался на дно, моля великого Олефира о смерти.

– Какой ты всё-таки глупый и наивный, братец. – Хранительница склонилась над распростёртым на полу телом. – Силёнок у тебя для подвига маловато. Да и стойкости явно не хватает. – Она схватила юношу за волосы, рывком поставила на колени и заглянула в мутные, стекленеющие глаза: – Очнись, Кеви, боли-то уже нет.

Камиец громко всхлипнул: боль действительно ушла, тело расслабилось, даже кровь из носа больше не капала, но ощущение, что это ненадолго, что в любую минуту агония вернётся, не давала успокоиться. Плечи юноши нервно подрагивали, а полубезумные голубые глаза ошалело бегали по трапезному залу.

– Не смей отключаться! – Станислава схватила его за подбородок. – День только начинается! – Она провела ладонью по грязным русым волосам, и глаза камийца стали осмысленными. – Так лучше?

Кевин дёрнулся, стремясь ускользнуть от издевательской ласки, и Стася не стала его удерживать. Выпрямившись, она на секунду прикрыла глаза, а потом погрозила юноше пальцем и, бросив: "Сиди и не двигайся", быстро покинула зал.

Двери за королевой плавно закрылись, и у камийца вырвался облегчённый вздох – на какое-то время его оставили в покое. "Нельзя терять ни минуты!" – подумал он, зыркнул на застывших у стен керонцев и устроился на полу, натянув подол рубахи на поджатые ноги. Юноша собрался с духом, зажмурился и позвал:

"Учитель".

Витус не откликнулся, и Кевин заволновался: "Хранительница не могла справиться с ним. А её покровитель?". Камиец обхватил плечи руками: стало зябко и тоскливо, словно из тёплого трапезного зала он перенёсся в холод и темноту подземелья. Голова закружилось, перед глазами поплыл кровавый туман. В распалённом воображении рыжеволосая Хранительница предстала огромным многоголовым чудовищем, поглотившим и небо, и солнце. Вспыхнули огненно-зелёные глаза, распахнулись острозубые пасти, и чудовище потянулось к пленнику…

– Кевин!

Испуганный голосок, прозвучавший над ухом, заставил юношу сжаться и приподнять веки. Но кошмарные фантазии не исчезли: и слуги-керонцы, бесшумно двигавшиеся по трапезному залу, и рыжеволосый, вихрастый мальчишка, стоящий рядом с ним на коленях, казались опасными сумрачными тенями, рабами многоголового монстра.

– Кеви, взгляни на меня, это я – Алекс! Узнаёшь? Нет? Вот свинство!

Маленькая ладошка сжала предплечье, в ноздри ударил горьковатый аромат луговых трав, от которого голова стала пустой и звонкой. Камиец дёрнулся.

– Тише ты, разольёшь!

В зубы упёрлась какая-то склянка. Кевин попытался отодвинуться, но склянка последовала за ним.

– Пей, Кеви, времени нет! Ну же! Давай, приятель! – требовал звонкий голос, и, сдавшись, камиец обхватил губами стеклянное горлышко.

Нёбо точно крапивой обожгло. Кевин закашлялся, утирая рукавом хлынувшие по щекам слёзы, и посмотрел на приятеля:

– Что это было, Алекс?

– Ты меня узнал! Замечательно! – Рыжеволосый мальчишка уселся на пол и с видом заправского лекаря осмотрел лицо камийца: – Та-ак… Глаза стали чуть светлей, правильно. С кожей непонятно, уж больно ты грязный, Кеви.

– Что ты мне дал?

Алекс огляделся по сторонам и, убедившись, что слуги достаточно далеко, наклонился и еле слышно прошептал:

– Это зелье поможет тебе остаться в здравом уме.

– Вот спасибо, – буркнул Кевин и замолчал. "Да и о чём говорить? Рассказывать о пытках? Зачем? Их последствия, то есть, некоторую часть, Алекс и сам прекрасно видит. Вон какой бледный, только в лицо смотреть старается".

– Алекс. – Камиец успокаивающе похлопал мальчика по спине. – Спасибо, но теперь уходи. Не стоит Хранительницу дожидаться. И передай Витусу, что я благодарен ему, хоть и не понимаю, зачем он это делает.

– Я тоже не понимаю, – уныло кивнул Алекс: – Я думал, он тебя спасёт или ещё как поможет, а он: рассудок для Кевина важнее всего.

– Значит, это так.

Приятели немного помолчали, а потом Алекс осторожно спросил:

– Правду говорят, что ты сам королеве сдался?

– Да.

– Почему?

– Она королева.

– Ну да… Но всё-таки…Ты ведь тоже не бродяга – принц…