Текст книги "Почувствуй (СИ)"

Автор книги: Алейна Севимли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 59 страниц)

Кстати, он рассказал мне, почему хранил снимки, ещё и в доме дяди. Глядя на них, он считал себя непобедимым, как и я, после заверения врача, что с моим здоровьем всё будет в порядке через несколько месяцев. Хасан дополнял и работал над этой схемой несколько лет, выяснял новые детали, которые подписывал под фотографией того или иного человека, он так и не нашёл причины смерти Себахат, вернее смысла того, из-за чего её убили.

Он предполагал, что рано или поздно, чисто теоретически, кто-то сможет докопаться до её смерти, и вспомнить о нём, и тогда, наведавшись в его дом, схему найдут, и тогда его жизнь закончится.

А вот в доме дяди Али никому не позволено входить в его комнату, более того, он запирал её на ключ в своё отсутствие. Но в день моего визита, он вышел всего на несколько минут во внутренний двор и разговорился с Хюсревом, помощником по хозяйству. Хасан и предположить не мог, что я сижу в гостиной, и вскоре побегу за лекарством, и забегу в его убежище.

Подвал, где он держал меня, находился в старом доме его родителей, там он и скрывался от полиции, а попался совершенно случайно, зайдя в очередной раз в мелкий продуктовый магазин, где никто и подумать не мог, что парень разыскивается.

Судьба распорядилась так, что в тот день в магазин зашёл полицейский, до этого момента разглядывающий ориентировки, и уставший каждый день видеть на них физиономию Хасана и других преступников.

Если бы парень держал свою доску возмездия в этом доме, вероятно, мы бы никогда не нашли доказательств его виновности. Но до своего раскрытия он не бывал в родительском доме, и не вспомнил бы о нём, не появись перед ним необходимость зарыть труп, а затем и прятаться от полиции.

Биркан садится на водительское сидение, молча смотрит на меня, чему-то ухмыляется, пристёгивается и заводит автомобиль.

– Что ты делаешь? – Вопрошаю я, растеряно глядя на мужчину, не будь я на вокзале в состоянии небытия, не двинулась бы с места, и осталась ждать свой автобус.

– Не даю тебе уехать в Стамбул, – спокойно сообщает он, будто мы говорим о чём-то повседневном, не о нарушении моих планов, а о надоевшем и таком привычном дожде. – Ты же завидовала, что я проведу время на базе отдыха в лесу, вот, ты присоединишься ко мне.

– Ты в своём уме? У меня автобус, через два дня выходить на работу. Меня уволят.

– Если тебе так важно работать там, не уволят. Надеюсь, у тебя есть вещи для леса, я бы предложил заехать в магазин, но боюсь, что ты сбежишь.

– А из базы отдыха не сбегу? Остановись, пока не поздно.

– Да, давно мы не спорили в машине. Я скучал по этим временам. И да, сбежать ты не сможешь, автобусы оттуда не ходят, мобильная сеть не ловит. Увы, моя дорогая трудяга, придётся отдыхать.

– Биркан, это ты начальник, а я не могу просто так прогуливать работу. Я и так не появлялась там несколько месяцев, сначала отпуск, потом больничный.

– Осталось ещё в декрет уйти, – удивлённо смотрю на него, он ухмыляется, а я закатываю глаза. – А что? Нужно использовать все причины законно пропускать работу.

– Всё сказал? А теперь остановись. Если я опоздала на автобус, опять придётся объясняться и прощаться с тётей или отцом.

– Нет, мы едем отдыхать, а я немного работать. Знаешь, даже убийца, который хотел разлучить нас, сказал, что я ужасно поступил с тобой, и не считался с твоим мнением. Поэтому я решил измениться ради тебя.

– Поэтому сейчас ты снова не спросил моего мнения, и везёшь меня в неизвестном направлении?

– Именно.

– Отличный план, изменения на лицо.

– Извини, но ты не оставляешь мне выбора. Чтобы ты увидела, как я изменился, нужно чтобы ты была рядом.

– Ничего не выйдет, – устало вздыхаю я, отворачиваясь к окну. – Всё в прошлом.

– Думаешь, у нас не получится начать что-то новое? Не то, что было раньше. А совсем иначе, взрослые отношения, без тех ошибок, что мы совершали раньше.

– А зачем? Я не останусь здесь, не вернусь к человеку, который бросил меня, просто потому что в какой-то момент его желание совпало с чьей-то просьбой, к человеку, который собирался жениться на другой девушке, едва я вышла за порог.

– Именно по этому, из-за твоего мнения, нам и нужно поговорить. Всё ведь не так, Кадер. Не так, как думают другие. Да и плевать, что думают другие. Почему ты не можешь выслушать меня? Не понимай, это твоё решение, но хотя бы выслушай.

– В этом нет смысла, всё в прошлом, – продолжала настаивать я. Мне было невыносимо больно говорить это, я всё ещё любила этого человека, но я не могу забыть его слов. – Останови машину, я должна уехать.

– Должна, но не на автобусе, а со мной, именно это ты сейчас и делаешь. Просто успокойся. Глубоко вдохни, посчитай до десяти, я не знаю, что ещё положено делать.

– Я не могу находиться здесь, мне нужно вернуться домой, работа…

– Твой дом здесь, Кадер. А если ты так волнуешься за работу, не волнуйся, я не позволю уволить тебя.

– А какое ты имеешь отношение к Стамбульской организации?

– Судьба регулярно сводит нас вместе, и вот, я стал одним из совладельцев фирмы, где ты работаешь. Здорово, правда?

– Ты решил мне закрыть все пути даже в другом городе? Куда бы я ни пошла, ты повсюду.

– Нет, дорогая, это всё судьба.

– Очень интересно, почему все эти месяцы ты молчал, ни слова не говорил о судьбе, о чувствах, о том, что испортишь мою поездку? Вчера ты ни слова об этом не сказал.

– Я предполагал, что ты можешь сбежать, а если бы я начал те разговоры раньше, ты бы перестала радоваться моему обществу, и нельзя было перенапрягать тебя в период восстановления. Ты даже сейчас напряглась, и относишься ко мне с прежней ненавистью.

– Это не ненависть, – тихо говорю я, глубоко задумавшись.

– А что это? За несколько минут мы снова отдалились, будто видимся второй раз после твоего возвращения, будто мы не разговаривали каждый день в больнице, не были близки душами.

– Я не могу сказать, что чувствую, просто сама не могу этого понять. Ты рядом, тот человек, которого когда-то я любила всем сердцем, не могу сказать, что сейчас у меня не осталось ничего от того чувства. Но всё иначе, я больше не верю тебе, не могу успокоиться, будто ты рядом до какого-то момента, и вскоре снова уйдёшь. А я останусь. Ты был очень дорог мне, дороже кого бы то ни было, один из немногих людей, кому я доверяла, с кем могла быть собой, для кого менялась, и ты, тот человек, кого я ждала всю свою жизнь, просто оставил меня одну. У меня были друзья, была семья, никто из них не оставил меня, но я никогда не чувствовала себя настолько одинокой. Опустошенной, будто внутри не осталось ничего, ни органов, ни души, ни чувств. Сложнее всего мне было выбраться из этого состояния, и теперь я ни за что не хочу попасть в ту яму вновь, а если я доверюсь тебе, то это обязательно случится.

Биркан напрягся, ничего не говорил около минуты. Молча припарковал машину у обочины, и пока я вытирала со щёк слёзы, он собирался с мыслями.

Эта тема была ему так же неприятна, как и мне, он понимал, что из такого пустякового дела, раздулось что-то огромное, что испортило состояние нас двоих. Глупость, которая напрочь сломала меня, а теперь я ломаю его.

– Кадер, – начал он, сделав тяжелый вздох. – Ни об одной вещи в мире я так не жалел, как о том эпизоде. После него происходили события, которых не должно было случаться, то, что мы не должны были пережить. Я причинил тебе много боли, сначала это скомканное объяснение, даже не смог нормально попрощаться с тобой.

– Ты сказал, что всё это было затянувшейся шуткой, и ты не знал, как избавиться от меня, – проговорила я слова, которые так пыталась забыть.

– Только так я мог отдалить тебя, и наверняка сохранить твою жизнь. Я столько раз слышал, что не должен был так поступать, мог спрятать тебя, уехать и тому подобное. Но никто не пытался понять меня. Да, я мог спрятать тебя в чужом городе, в другой стране, я думал об этом. Но я не мог рискнуть твоей жизнью, даже если на то был один процент. Я сходил с ума, когда Хасан приближал день расставания, и присылал мне фотографии, где на тебя направлена снайперская винтовка. И никто этого не замечал, ни люди, ни камеры, абсолютно никто. Да, я принял не самое лучшее решение, решив разбить тебе сердце, но пусть ты будешь ненавидеть меня, сторониться, злиться, как сейчас, но ты будешь живой. Когда ты уехала, я одновременно умер и вздохнул с облегчением, если мои люди не могли найти тебя, то и убийца не нашёл бы. Я знал, ты в безопасности, и мне не нужно было больше. Иногда я слышал, что Фериде разговаривает с тобой, это было моей маленькой болью, и большой радостью, ведь это было доказательством твоей жизни. Ты вернулась, и я испугался, ведь нам так и не удалось найти убийцу, что если он задумает что-то? Представь мой испуг, когда Танер рассказал, что ты знаешь, кто убийца, а потом ты исчезла. На полу нашлись разводы замытой крови, а тебя не было. Не было и на следующий день, и через неделю не было. Я запрещал думать себе, или твоим родителям, что ты погибла, побил одного журналиста, который осмелился написать, что ты стала ещё одной жертвой маньяка, никто не должен был так думать. Днём и ночью мы искали тебя, на улицах, в больницах, на камерах, прочесывали леса, но ничего, ни единого следа, как и раньше, когда мы искали убийцу. Потом поймали Хасана, и он не сказал, что ты жива, не проронил ни слова. Он не хотел говорить мне, что сделал с тобой, он хотел доиграть эту партию, и он промолчал бы, не будь у него чувства вины перед тобой. Знаешь, что он сказал? Указал направление, где нужно копать, чтобы увидеть тебя.

– Но всё ведь обошлось? Я жива, сижу рядом с тобой, – я снова плакала, впервые он говорил со мной откровенно, о своих чувствах, не боялся показать своих страхов. Настал мой черед успокаивать его.

– Да, но я никогда не смогу простить, что допустил это всё.

– Никто не мог знать, это случайность, и только моя ошибка. Мне не стоило заходить в его комнату, не стоило бежать домой, я могла сделать что-то, чтобы спасти себя, но я не сделала, не догадалась. Если и есть в том чья-то вина, то только моя.

– Нет, жертвой моих игр с Хасаном стала ты. Я ведь подозревал его, он казался мне странным, но я списывал это на ревность, а не стоило. Я избил его. Танер и охранники с трудом оттащили меня от него. Он даже не сопротивлялся, сделал бы тоже самое. Я бы убил его, и до сих пор хочу это сделать.

– Биркан, пожалуйста, перестань. Всё обошлось, я жива, почти здорова.

– Нет, не обошлось. Ты никогда не забудешь тот подвал, и я не забуду. Когда мы вошли, я думал, что ты мертва, но сердце не позволило мне остановиться, я бежал к тебе. Ты открыла глаза, я чуть не расплакался там, не допускал мысли о твоей смерти, но если бы это произошло… Мне не стало легче, ни на грамм, после нужно было спасать тебя.

– Ты успел. Я жива. Ничего ужасного не произошло, – продолжаю успокаивать его, с этими воспоминаниями он будто возвращается в тот день и переживает всё заново.

– Врачи не верили в твоё выздоровление, и я ничего не мог сделать. Абсолютно ничего. Я не доктор, не целитель, и божественной силой не располагаю. Оставалось только ждать и молиться. Только ты шла на поправку, как что-то происходило, и всё становилось ещё хуже. Эти два месяца, когда он похитил тебя, и эти бесконечные операции, стали самыми тяжелыми в моей жизни.

Ничего не отвечаю, в горле стоит ком, в глазах застыли слёзы. Из своей пустяковой проблемы я раздула огромную проблему, мешающую мне спокойно существовать более года, я оплакивала этого человека так, как не оплакивают покойников, хотя он сам страдал больше меня. У него была настоящая проблема, стоящие опасения, а я только усугубляла его состояние.

– Биркан, – произношу я, наконец, собравшись с мыслями. – Мне стоило выслушать тебя ещё тогда, на свадьбе Нихан и Анри, но я этого не сделала. Не прислушалась, не попыталась понять.

– Ещё не поздно всё исправить.

– Поздно, – печально ухмыляюсь я, посмотрев бывшему возлюбленному в глаза. – Прошло много времени, много событий произошло. Нельзя сказать, что мы не изменились.

– Хорошо, попробуем подойти с другой стороны, – Биркан махнул головой, и посмотрел перед собой, пытаясь найти правильные слова. – Что ты чувствуешь ко мне?

– Я уже сказала, понятия не имею, что это за чувство, – немного раздражаюсь я, эта неопределенность пугает, становится жутко надоедливой, я словно начинаю терять над собой контроль.

– Давай так, сейчас мы поедем на базу отдыха, проведем эти две недели вместе…

– Две недели? Ты с ума сошёл? – Перебиваю я, наблюдая, как закатываются его глаза. – Меня точно уволят с работы.

– Я договорюсь, это не та тема, о которой тебе сейчас нужно думать.

Как давно моими делами не занимались, не устраивали меня на работу, не прикрывали, ни решали время и место моего отпуска. Не могу сказать приятно это, или раздражает, самостоятельную Кадер это даже злит, но все мои разделившиеся мнения молчат.

– Предположим, а дальше что?

– Мы проведём эти каникулы вместе, вдали от всего, и сделаем для себя выводы. Если ты так и не придёшь к конкретному решению, или если это решение будет в сторону того, чтобы никогда не видеть меня, я обещаю, оставлю тебя в покое и больше никогда не появлюсь на твоём пути.

– Ладно, ты прав, нам нужно хорошенько подумать и только потом принять окончательное решение, – соглашаюсь я, после минутного раздумья. – Но разве это не встреча с партнерами? Вы ведь собирались подписывать какие-то контракты. Разве я не помешаю?

Биркан странно ухмыльнулся, постарался скрыть свой хитрый взгляд, заново заводя автомобиль, и когда мы вновь выехали на трассу, ошарашил меня следующей новостью:

– Мои будущие партнёры люди исключительно семейные, в своём кругу не потерпят молодых людей с разгульной жизнью, неопределёнными целями.

– Только не говори этого.

– Да, я тоже назвался женатым человеком, поэтому, госпожа Кадер Ташлычунар, не забывайте о своём скромном супруге на нашем маленьком отдыхе.

Он на секунду оторвался от дороги, взял мою руку и приложился к ней губами, не забыв бросить на меня хитрый взгляд миндальных глаз. Растерянно смотрю на него, не забирая руки. Почему я опять ввязываюсь в авантюру?

Глава 67. Биркан

– Ответь мне на один вопрос, почему я согласилась на это?

– Ты не умеешь отрицательно отвечать на просьбы о помощи, – весело сообщаю я, въезжая за ворота на территорию коттеджного городка.

– Это даже не было просьбой, – пытаясь собрать в голове пазл из своих рассыпавшихся чувств, говорит девушка, глядя на потолок автомобиля, откинувшись на сидение. – Опять, опять.

– Что опять? – Едва сдерживаю смех от радости, что она согласилась провести со мной эти небольшие каникулы, а так же из-за её растерянно-непонимающего выражения лица.

– Стоило мне вернуться в этот город, и я опять стала бесхребетной овцой, не имеющей своего мнения, и не знающей слова «нет». Ты плохо на меня влияешь.

– Не исключаю подобного расклада, – пожимаю плечами я. – Будем сидеть в машине, или уже выйдем?

Кадер, не сдержав тяжелого вздоха, отстёгивает ремень безопасности, устало открыв дверцу, словно это отняло последние силы, цокнув языком, вываливается на улицу.

Пока достаю чемодан из багажника, она, задрав голову, смотрит на лазурно-голубое небо и кроны хвойных деревьев. Слышно пение птиц и стрекот сверчков, где-то вдали, подавляемая общими звуками природы, верещит кукушка, словно пытающаяся перекричать соловьёв.

– И правда, лес, – задумчиво проговаривает девушка, вертя головой по сторонам, широко раскрыв глаза, горящие заинтересованностью. – А это что за звук? Вода шумит?

– Там небольшой ручей, рядом с нашим коттеджем. А в пределах полутора километров есть река.

Воздух напитан свежестью и запахом шишек и хвои, Фериде назвала бы это новогодним запахам, почти так же пахнет рождественская ель, разве что легкого морозца нет.

– Совсем не такой лес, как рядом с отцовским домом. Помнишь тот утёс? Там совсем иначе, слишком городской лесок.

– Я рад, что тебе понравилось, – улыбаюсь я, идя в след, за девушкой, не отпуская из рук её чемодана.

Мы подходим к деревянным дорожкам, разделённым на четыре части, каждая из них ведёт к коттеджам, чтобы пройти к нашему, нужно свернуть направо. Кадер останавливается, не зная куда идти, смотрит на чистое небо, больше не скрытое громоздкими деревьями, здесь их чуть меньше, чем при въезде.

Со стороны левой дорожки к нам выходит немолодая женщина, госпожа Семиха, жена одного из будущих партнеров. Заметив нас, подходит ближе, тем самым напугав ничего не подозревающую Кадер.

– Господин Биркан, вы приехали, – радушно встречает нас женщина. – Добро пожаловать.

– Благодарим вас, – ответно киваю я, подхожу ближе к девушке и приобнимаю её за плечи. – Хочу представить вам, это моя жена госпожа Кадер. А это госпожа Семиха.

– Здравствуйте, очень рада с вами познакомиться, – через секундную паузу говорит девушка, когда я назвал её женой, она странно посмотрела на меня.

– И я очень рада, госпожа Кадер, что-ж, не буду вам мешать, вы ведь только приехали, нужно обустроиться. Встретимся позже за обедом, – женщина мило улыбнулась, с некоторым одобрением взглянув мне в глаза. – Я собиралась поиграть в теннис, если захотите присоединиться, буду очень рада.

– Благодарю за приглашение. До встречи, – в ответ улыбнулась ей Кадер, и мы разошлись по разным сторонам.

Возле нашего деревянного коттеджа с большими окнами, размером почти во всю стену, протекал небольшой и неглубокий ручей, через него вёл короткий мостик, длиной всего в три шага.

На этом мосту можно было сесть и свесить ноги к прохладной воде, что и я собирался сделать сегодня вечером, пригласив с собой Кадер. Это событие виделось мне очень уютным.

Дом представлял собой постройку в современном стиле, большая гостиная, с двумя диванами в центре комнаты и меховым ковром между ними, напротив разместился каменный камин, а над ним плазменный телевизор.

Есть две спальни, совершенно одинаковые на вид, не отходящие от общей современной тематики дома.

На втором этаже только одна комната, на половину меньше первого этажа, что-то вроде библиотеки, или рабочего кабинета, в стороне стоит небольшой диван, несколько книжных шкафов, где все книги обернуты в одинаковые обложки, кажется, будто это просто симпатичный фон. Есть письменный стол с зелёной настольной лампой, и кресло. Но самое главное наверху. На потолке большое окно, через которое видно небо.

– Я буду спать здесь, – заявила девушка, едва обнаружила главную особенность дома.

– На этом диванчике? – Насмехаюсь я. – На нём сидеть то не очень удобно.

– Я принесу матрас из спальни, сделаю себе удобное ложе. На полу спать даже приятнее, это я тебе заявляю, как человек, у которого в квартире даже кровати нет.

– Ты год спишь на полу?

– Да, и мне очень нравится. Мой матрас стоит дороже любой кровати, на нём очень удобно, нет никакой разницы, есть ли подо мной деревянное основание.

– В любом случае, надеюсь, ты хорошо проведёшь время здесь, и мы о многом подумаем.

– Ты уходишь?

– Свои вещи я ведь оставил в багажнике, да и тебе нужно разместиться.

– Подожди, здесь нигде связь не ловит? Я обещала сообщить всем, когда буду в Стамбуле. Отец будет волноваться, если я снова исчезну.

– Не будет, – пожимаю плечами, спустившись на одну ступеньку вниз. – Мы разговаривали с ним по этому поводу.

– Он знал, что ты увезёшь меня и ничего не сказал? – Начинает возмущаться девушка.

– Да, – небрежно отвечаю я, и иду по своим делам.

Всей компанией мы собрались только к вечеру, приехали ещё несколько партнёров, а те, кто находился с нами на базе отдыха, тоже освободились только к ужину, ибо весь день мы обсуждали предстоящий проект.

Стол установили на улице, над ним развесили небольшие фонарики, аналогичные светила протягивались по всей территории, начиная от въезда, заканчивая коттеджами и остальными зданиями с персоналом, и местами развлечений.

За ужином мы не обсуждали работу, наоборот, говорили о чём-то отстранённом, о путешествиях, увлечениях и семьях. Нас было всего восемь человек, поэтому тема обсуждалась коллективно, без разбивания на небольшие группы.

– Чем же вы занимаетесь, Кадер? – Спросила новая молодая жена моего партнёра, перед ужином мы договорились общаться без условностей, называя друг друга господином, госпожой.

Памук – моя ровесница, и сравнительно недавно связала себя узами брака с господином Абассом, чей возраст сравнялся с возрастом моего дедушки. Девушка не пользовалась популярностью в этих кругах, и если были какие-то события с жёнами, Аббас предпочитал оставить супругу дома.

Неизвестно откуда взялась Памук, мне она очень напоминала некогда коллегу Кадер, нынешнюю, и даже постоянную, любовницу Ялмаза. В первые годы их брака, девушка была совершенно не выносима, разговаривала так, что невозможно было понять ни слова, эта особенность была вызвана тем, что девушка изначально приехала из Боснии, посему плохо справлялась с турецким языком. Немного позже, изучив большинство лёгких слов, она стала использовать только глаголы: купи, хочу, дай, зачем, уйди.

И то были лучшие времена в жизни Аббаса, стала гораздо хуже, когда она научилась говорить, начали прорываться едкие замечания и сплетни, Памук откровенно хамила всем, кто встречался на её пути. Делала она это не со зла, просто считала, что иначе нельзя, все должны говорить то, о чём думают.

– Я архитектор, – кротко ответила Кадер, не желая, чтобы разговор продолжался о ней. – А вы чем занимаетесь?

– Ничем, – отмахнулась девушка, перед ней появился новый объект интереса, она не собиралась отставать от неизвестной личности. – У вас был брак по решению родителей? Здесь многие так женятся. Хочу понять ваши чувства друг к другу.

Повисло молчание, всех не столько интересовал наш «брак», сколько смущала ненужная прямолинейность жены партнёра.

– Памук, не думаю, что наши чувства нуждаются в вашей оценке, – надменно улыбаюсь я.

– Это, без сомнения, исключительно ваше дело, – вклинилась в разговор Семиха. – Но, Биркан, нам бы очень хотелось узнать, как же вы с Кадер познакомились. Не обижайтесь, просто я люблю подобные истории.

– Как и любую другую романтическую лабуду, – недовольно пробурчал её супруг, поднося ко рту стакан, наполненный айраном. – Что ты на меня смотришь? Будто это неправда…

– Таковы женщины, – хмыкнул Аббас, радуясь, что его супруга замолчала, ибо ей преподнесли стейк из форели, и она переключилась на еду. – Но и мне было бы интересно послушать эту историю.

Кадер смутилась, растерянно взглянула на меня, ожидая поддержки, а затем, едва я поймал её взгляд, чему-то огорчилась. И я знал почему, она расстраивалась каждый раз, когда приходилось обращаться за моей помощью, привыкла быть самостоятельной, но в моём обществе она неосознанно меняется. И это изменение ей не нравится.

– Однажды мы с друзьями мучились от жары, и судьба завела нас в кафе, где работала Кадер.

– Архитекторы работают в кафе? – Спросила Памук, отвлекаясь от поедания стейка.

– Тогда я работала официантом, – печально пояснила девушка, словно погружаясь в воспоминания, которые огорчали её.

– Едва я заметил Кадер, мир остановился, жизнь будто проходила мимо меня, все люди, которых я видел раньше и видел позже, смешались. Я перестал различать их лица, они все стали одинаковыми, превратились в фон, и только Кадер выделялась, она стала единственной частью всего, что было в моей жизни, что я различал, а не относил к общему фону.

Девушка смотрела на меня так, будто слушала историю нашего знакомства впервые, как и эти чужие люди, только для неё эта история оказалась болезненной. Будто то была не история знакомства, а величайшая трагедия.

– Кадер не хотела разговаривать, даже смотреть не собиралась, словом, безумно ненавидела меня, – продолжал я, присутствующие за столом женщины, охнули, мило поглядывая на нас, даже Памук не удержалась.

– Я и сейчас ненавижу, – тихо проговорила Кадер, опустив голову, вспоминая вместе со мной, она вспомнила не только хорошие моменты, но и неприятные. Обстоятельства, заставляющие её огорчаться и по сей день.

– Как вам удалось преодолеть это? – Спросила Сема, жена другого партнёра, чьего имени я даже не знал, весь этот вечер мужчина упорно молчал.

– Очень легко, – вдруг вмешалась Кадер, перебив мой не начавшийся рассказ. – Биркан дождался проблем в моей семье, а затем купил меня, в счёт долга. С каждым днём я ненавидела его всё больше, даже тошнить начало в какой-то момент.

Все присутствующие не поверили её словам, но очень удивились, если верить их синхронно округлившимся глазам. Но они не перебивали, вторили каждому её слову. Я тоже не вмешивался, Кадер редко можно вывести на откровенность, пусть хоть так сообщает о своих эмоциях и чувствах, главное сейчас, услышать её.

– А однажды, – продолжала она, словно захлёбываясь словами, по-прежнему глядя в стол, будто там видела отражение прожитых событий. – Он привёл меня в кабинет, говорит, смотри Кадер, какая там девушка красивая.

– И это было зеркало? – Вмешалась Семиха, сложив руки домиком, будто восхищаясь чему-то, её, видимо не смущали другие обстоятельства нашего общения. – Он сделал вам комплимент, выразил свои чувства.

– Нет, – наигранно протянула Кадер, бросив на меня взгляд из-за плеча. – То была другая девушка, на которой он потом женился.

Закончила она без прежней иронии, теперь это звучало трагично. Мне хватило, именно в тот момент я надломил её веру, тогда она перестала доверять моим словам. Не поверила и сейчас, когда я утверждал, что так и не женился на Рувейде.

– А сама ты замуж не собиралась? Не успел я за дверь выйти, как у тебя уже предложения посыпались.

– Кто бы говорил, я даже выходить не собиралась, когда у тебя появилась невеста.

– Но даже этот разлад ничего не смог изменить. Вскоре, я сделал ей предложение на свадьбе наших друзей.

– И ты согласилась? – Уверенная в своей правоте, ибо уже знала, что я называл Кадер женой, спросила Сема.

– Нет, сбежала на год в Стамбул, и жила бы спокойно дальше, но мне позвонила его бывшая девушка, которая несколько раз пыталась убить меня, позвонила, чтобы, вероятно, попробовать убить ещё раз.

Повисло молчание, люди не понимали, верить им сейчас, или не верить, пожалуй, это единственное событие, которые они запомнят за этот отпуск, а ещё, никогда не поверят в сказанное, до конца жизни считая, что у Кадер специфическое, но такое развитое чувство юмора. Поделившись этой историей с кем угодно, можно столкнуться с такой реакцией, всего этого просто не могло бы произойти в обычной жизни, но у нас произошло.

– Шучу, – проговорила Кадер, не отрывая от меня неприязненного взгляда. – Конечно, согласилась. И с тех пор мы счастливы.

Ни слова правды, но в это верят все.

– Не думал, что тебя задел тот момент в кабинете.

– А чего ты ожидал? Что я обрадуюсь?

– Не знал, что ты сделаешь, поэтому и сделал это. Мне хотелось понять, что ты чувствуешь ко мне. Соглашусь, это был не лучший вариант.

– Неужели у тебя были какие-то сомнения на этот счет?

– Были, так же, как и у тебя. Ведь мы оба так старательно верили в нашу ложь о чувствах.

Кадер стоит напротив меня, вернувшись с ужина, мы просто встали у стен, друг напротив друга. Какое-то время девушка молча смотрела на меня, вспоминая, или анализируя что-то, или же страдая от недопонимания.

Я стоял рядом, но не слишком, чтобы не давить на неё, стоял, и смотрел на её прекрасное, столь дорогое моему сердцу, лицо, на эти изумрудные глаза, в коих отражалось столько печали, размышлений, и главное, сомнений.

– Почему ты признался мне в чувствах вскоре? Из-за жалости? Ведь вечером я, в который раз, нашла приключения на свою голову.

– Не совсем. Глупо отрицать, что тот момент, когда я встретил тебя на парковке, никак не повлиял на столь скорое решение. Я переживал за тебя, не мог допустить, чтобы что-то произошло, боялся не успеть. Но ведь я не всегда мог сказать тебе, будь осторожнее, не ходи туда-то, дождись меня, ты бы ответила, что это не моё дело, и в чём-то была бы права.

– Странно, ведь отсутствие между нами какой либо связи никогда не мешало тебе раздавать мне указания.

– Это другое. Я допускал, что ты откажешься от выполнения этих указаний, а когда твоей жизни стало что-то угрожать…

– Я умело находила причины для угрозы жизни, каждый день находила проблемы. И продолжаю делать это сейчас. Но ты не спешил признаваться в чувствах.

– Одно накладывается на другое, Кадер. Я боялся умереть сам, не признавшись тебе в любви, так же, боялся потерять и тебя. С каждым разом, когда твоя жизнь висела на волоске, я осознавал, что не всесилен, каких бы мер не предпринимал, что-то происходило. Так же произошло и сейчас. Я бы мог играть в твои игры, ходить годами вокруг и около тебя, не давать сделать шагу здесь или в Стамбуле, но после того события… Жизнь будто даёт мне знак, что я не должен отпускать тебя.

Кадер молчала, анализируя мои слова, смотрела куда-то мимо меня, и продолжала молчать.

– Боюсь, что в какой-то момент ты опять скажешь, не люблю, найдёшь другую девушку, и в тот же день моя жизнь снова разрушится. Я думала, что стала сильнее, но нет, если это случится вновь, я снова не буду знать, как с этим справиться.

– Ты продолжаешь вспоминать это? – Огорчаюсь я, осознавая, какую боль причинил теми словами, тогда я не думал, что забрать их будет так тяжело.

– Нет, не вспоминаю, я живу этим моментом. Стоит только глаза прикрыть, как я вижу твои глаза, твои безразличные, скучающие глаза, за мгновение до того, как ты разбил мне сердце. Стоит повиснуть тишине, как я, раз за разом, слышу эти слова, – её глаза наполнились слезами, и от этого моё сердце сжалось, если бы я мог стереть это воспоминание из её головы.

Делаю шаг вперёд, обнимаю её, она отстраняется, так, что даже не упирает руки в мою грудь. Не касаюсь ладонями её спины, держу рядом, чувствуя тепло, исходящее от её тела. Между нами нет телесного контакта, словно прикосновение причинит ей невыносимую боль.

– Не прикоснусь к тебе, в жизни не дотронусь, – это прозвучало не так внушительно, как ей хотелось бы, но я уважал это её решение, и не пытался быть более навязчивым.

– Мне хватит одного твоего дыхания рядом.

Продолжаем молча стоять так, она едва заметно опускает голову на моё плечо, почти не чувствую её, так же, как и она не чувствует мои руки на своей спине.

За дверью ещё громче слышен стрекот кузнечика, где-то недалеко ухает сова, журчит ручей, и мы молча стоим в центре этой красоты, любимая, пусть и злится на меня, но она рядом, и больше мне ничего не нужно.

– Не могу поверить, мы же на отдыхе, почему я должна готовить? – Возмущалась Памук, услышав новость о том, что на кухне заболел повар, а остальные работники приносят свои извинения и предлагают постояльцам самим приготовить себе еду.