Текст книги "Почувствуй (СИ)"
Автор книги: Алейна Севимли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 59 страниц)
– Это не так. Я люблю тебя.
– Я больше не смогу это терпеть, Биркан. Это не любовь. Одной рукой ты гладишь меня по щеке, а второй ударяешь. Одной рукой обнимаешь, а другой – вонзаешь нож меж рёбер. Я больше не могу.
– Всё изменится, я обещаю. С этого момента всё изменится.
– И что же будет? – С насмешкой спрашивает Кадер, лицо её отражает ещё большую боль.
– Выходи за меня замуж, прошу тебя, стань моей женой. Мы уедем, бросим всё и всех и уедем. Хоть в другую страну, хоть на край мира. Если захочешь, вернёмся, когда всё уляжется. Я сделаю всё, чтобы исправить свою ошибку. Сделаю всё, чтобы ты забыла об этих тяжелых днях, чтобы твоё сердце больше никогда не ныло от боли.
– Приведя меня сюда, на этот разговор, ты перестраховался. Не разорвал помолвку, пришёл сюда с невестой. Ты вновь не думаешь о чьих-то чувствах. Если пошлёт одна – вернёшься ко второй, и наоборот. Никогда не появляйся в моей жизни, пожалуйста. Оставь меня в покое. Хочешь, помни меня, хочешь, сотри все воспоминания обо мне. Делай, что хочешь, но не касайся меня своими действиями.
– Кадер… – шепчу я, чувствуя, как на мою душу опускается, тяжелейший камень, представляющий собой гору. – Я совершенно ничего не чувствую к Рувейде, ты единственная, кого я любил за всю свою жизнь. Я обещаю, всё изменится. Но ответь на мой вопрос: ты согласна стать моей женой?
Кадер никогда не умела отказывать. Обижать человека своим ответом, всегда готова помочь кому-то. Она не умела говорить «нет». Поэтому она проговорила:
– Нет. Если не хочешь сделать мне ещё хуже, исчезни. Дай моей боли утихнуть, не вонзай в зарастающую рану кинжал. Я не выйду за тебя. И я больше не могу любить тебя, прости, это слишком тяжело мне даётся.
И я стал первым человеком, кому она отказала.
Глава 58. Кадер
Выбегаю из дома Эрдала, уже без кольца на пальце, сажусь в такси. Продолжаю чувствовать себя необычайно легко, так, будто ничто и никогда не заботило меня, моё сердце, душа и голова отчистились, сбросили с себя груз и боль.
Захожу домой, перешагиваю через разбросанную отцом обувь, на полу валяется его плащ, после удачного похода в магазин. Ничего не поднимаю, не ставлю обувь на полку, не вешаю плащ на крючок.
Выхожу в столовую, миновав маленький беспорядок в кухне, отец, как в далекие времена, вновь лежит лицом на столе, обхватив пустую рюмку.
Это началось резко, неожиданно, и я не могу найти этому объяснения, или оправдания. Начал он два дня назад, когда закончит, неизвестно. Он оказался человеком слабой воли, а я ещё слабее, так ещё и трусиха.
Когда он пришёл пьяным, я спросила, зачем он вновь вернулся к этому, почему так поступает, а он твердил одну единственную фразу:
– Ты не была в моей шкуре, никто не был. Так не суди меня, пока не поймёшь.
В тот день я ничего не отвечала ему, молча помогла снять грязное пальто, которое пришлось выбросить, оно оказалось не только грязным, но и разорванным, затем помогла дойти до постели. С того дня мы не разговаривали.
Отец, прости, я сделаю всё, чтобы никогда не побывать в твоей шкуре, поэтому и приняла это решение. Ещё раз прошу прощения, но я больше не смогу так жить.
Глажу его по голове, словно хочу навсегда запомнить кончиками пальцев, какие на ощупь его короткие, жесткие волосы, когда-то они были длинны и кудрявы, а теперь коротки и сломлены, как мы сами.
Приношу из его комнаты тонкое одеяльце, стараясь не замечать интерьера, настолько, чтобы этот дом и комнаты в нём не врезались в мою память, я их никогда не забуду, но помнить не хочу. Накрываю спину и плечи отца одеялом, ведь в доме холодно, хочу помочь ему встать, но не хочу, чтобы наш последний разговор состоялся сейчас, пусть лучше не состоится вовсе. Я не смогу посмотреть в его глаза, хоть в сонные, хоть и в пьяные.
Захожу в свою комнату, снимаю праздничное платье, переодеваясь в удобную одежду, достаю из дальнего угла, специально забитого ненужными вещами, чтобы не видеть нужный предмет, чемодан, в нём мне вернули вещи из дома Ташлычунаров.
Вытрясаю из него вещи, на которые не удосужилась взглянуть за всё это время, укладываю на их место несколько предметов одежды на первое время, и другие необходимые вещи, не забываю чертежные инструменты и деньги, достаточно немалая сумма, отложенная на будущее, которое наступило сейчас.
Не думала, что была дома так долго, когда выхожу, уже стемнело, таксист терпеливо дожидается меня. Разворачиваюсь к дому лицом и смотрю на него, улыбаюсь, нехотя чувствую поднимающуюся к горлу боль.
Я никогда не покидала его надолго, как бы сильно ненавидела это место, как бы сильно не страдала здесь, я всегда возвращалась, а если и хотела уехать, представляла, как и когда вернусь. Но теперь всё иначе, я смотрела на этот дом в последний раз.
Знаю, что ни Эрдал, с ним я даже не поговорила, а оставила записку с кольцом, ни Биркан, не оставят меня в покое. Ещё меня будут искать отец, тётя и друзья, они не поддержат моего желания уехать, все, кроме одного человека.
Поступаю отвратительно и неправильно, сбегая, ничего никому не объяснив, так же, не собираясь поддерживать связи дальше, это слишком тяжело для меня. Ужасный поступок бросить всё и всех, но иначе я больше не могу, иначе не начнёшь новую жизнь.
Друг уже ждёт меня в маленьком доме, где раньше жила прислуга, но теперь находится что-то вроде комнаты отдыха, где мы раньше собирались и хорошо проводили время.
– Привет, я побеспокоила тебя своим звонком? – Нерешительно захожу внутрь, зная, что меня ожидают.
– Что ты, – немного взволнованно, совершенно не свойственно этому человеку, говорит он. – Я предполагаю, зачем ты пришла.
– Нет, не то, о чём ты думаешь. Мне нужна твоя помощь.
– Конечно, сделаю всё, что в моих силах, и немного больше.
– Настал момент побега. Я хочу не просто уехать, а сбежать, не оглядываясь, чтобы никто не знал где я, и не мог найти.
– Это из-за Биркана или Эрдала?
– Из-за всех сразу, в первую очередь, из-за самой себя. Не отговаривай меня, я всё решила.
– И не собирался. Ты права, сейчас это единственное верное решение, – произнеся это, парень вздыхает, отворачивается назад, словно ему резко захотелось рассмотреть книжную полку.
Несколько минут мы молчим, я нервно вожу пальцами по ручке чемодана, он сидит на спинке дивана, и смотрит в сторону. Думаем о разных вещах, он – о том, как всё пришло к этому моменту, я – о том, какие последствия будут у моего поступка.
– Так ты поможешь мне? – Нерешительно спрашиваю я, когда мысленно довела себя до тупика, из-за чего разозлилась на себя.
Он повернулся, внимательно посмотрел на меня, и после небольшой паузы, спокойно проговорил:
– Я почти ничего не знаю о тебе, Кадер, кроме некоторых элементов. Не знаю всех причин, вынудивших тебя сделать это, и виню себя за то, что не интересовался твоим душевным состоянием, – с сожалением произносит он, не собираясь меня отговаривать, я знала, поэтому и приехала сюда.
– Не знай, прошу тебя, не узнавай то, что характеризует моё прошлое, чьё-то мнение обо мне. Считай меня такой, какой я кажусь тебе, какой ты меня видишь. Вероятно, только в этом случае мнение будет правильным.
– Я знаю, какая ты, знаю, что все эти сплетни не достойны внимания. Ни один человек на свете, не способен заставить меня поверить в эти россказни.
– А что если я сама скажу, что это правда?
– И пусть, разве это моё дело? Ты придаёшь этому слишком большое значение, то событие не главная твоя характеристика, поверь мне.
– Пусть так, – шепчу я, чувствуя благодарность к другу, его слова сбросили вниз валун с моей души. – Но я хочу уехать не только поэтому.
– Знаю. Тебе сейчас больно?
– Если говорить откровенно, нет. В последнее время моё сердце и душа горели огнём и, видимо, сгорели. Я понимаю, что должна чувствовать, но этого больше нет, остались какие-то отголоски боли в воспоминаниях.
– Мне стоило раньше обратить внимание на это, извини за невнимательность.
– Ты не должен был замечать это, – печально улыбаюсь я. – Я позволила довести свою жизнь до этого момента, и поспособствовала многим делам, которые впоследствии и привели меня сюда с чемоданом в руке.
– Ты хочешь, чтобы я помог с переездом?
– Нет, билет я уже заказала, через несколько часов отправление, утром буду уже на месте. Я прошу замести мои следы. Никто не должен найти меня.
– Биркан спросит с меня, днём и ночью будут стоять у дверей, пока я не скажу, где ты.
– Пусть стоит, а ты не скажешь. Ты ведь мой друг? Как мне не сказал об убийце, оставаясь верным его тайне, так и Биркану обо мне не говори.
– Верно, настал черёд хранить твою тайну, – понимающе кивнул он, всё так же задумчиво глядя в пол. – Я улажу некоторые дела, так, чтобы эти два барана не опомнились и не смогли встретить тебя на месте, а потом провожу тебя. Побудешь здесь?
– Встретимся здесь через час, пока есть возможность, увижусь с некоторыми людьми. Попрощайся с Бурсу за меня, в больницу меня сегодня уже не пустят. И с Нихан, Анри, Озгюром, я не смогу предстать перед ними, не смогу попрощаться.
Первым делом навестила тётушку. Не собиралась заходить в квартиру, но она заставила, предчувствуя что-то нехорошее.
– Я уезжаю.
– Надолго? – Спокойно спрашивает она, сидя напротив меня, сложив руки на столе. Её взгляд напряжённый, на душе лежит камень, наверное, много лет назад, моя мама говорила с ней подобным образом.
– Возможно, навсегда.
– Это из-за него? Ты ведь любишь его, правда? – Смотрит на меня, а в глазах появляются слёзы.
– Из-за него, из-за себя, из-за всего. Я больше не могу находиться здесь, мне не хватает воздуха, будто с каждым вздохом я задыхаюсь. Не могу смотреть на эти улицы, ведь я больше не счастлива, когда хожу по ним. Весь мой мир, моя жизнь, всё было ограничено одним человеком, и всё… Этот город памяти, а я больше не хочу помнить.
– Дочка, проблемы ведь так не решаются, – тётя протянула руку через стол, чтобы коснуться моей руки. – Не каждый же раз тебе уезжать.
– Больше не уеду, потому что не собираюсь влюбляться. С меня достаточно.
– Дочка, не говори так, ты найдёшь другого человека, хорошего, достойного, любящего. Да, этот Эрдал мне не нравился, но помимо него вокруг куча других людей.
– Знаю, но я не хочу, не хочу.
– Ты же не хочешь быть как я? Остаться одной и всю свою жизнь посвящать работе?
– Хочу, чего угодно хочу, только бы забыть об этой противной, жгучей боли, оставить прошлую жизнь, начать с чистого листа.
– Скажи мне, что такое произошло между вами? Он что-то сделал? Почему ты так настроена? Вы же так подходили друг другу, как два кусочка пазла, как герои книги о любви.
– Может мы и были из одной книги, только истории у нас разные, пересекшиеся на пару мгновений, а дальше продолжаются по разным линиям. Мне достанется драма, а ему романтика, или боевик, а там, может, и в бизнес литературу подастся.
– Это твоё взвешенное решение? Ты не будешь жалеть?
– Буду, как и всегда, но уеду, пора что-то изменить. Ты присматривай, пожалуйста, за отцом, он не справится один.
– Справится, когда-то же он должен поумнеть, иногда буду заходить к нему. Ты даже не скажешь мне, куда уезжаешь?
– Нет, но как только найду место, позвоню тебе, хорошо?
Мы обнялись, я уже стояла в дверях, надевая лёгкий бежевый плащ, который оставляла здесь давно, к вечеру похолодало, март – он везде март.
– Я поступаю как мама? – Спрашиваю напоследок, остановившись в дверном проёме?
– У вас разные ситуации, твой отъезд я одобряю.
– Так она просто уехала однажды? И как я сейчас, оставила на тебе ношу?
– Уехала, да, – впервые тётушка открыла эти тетради передо мной, впервые я слышала информацию о матери. – Только ты от любви уезжаешь, а она за ней уехала.
– Она встретила другого мужчину? – Спокойно спрашиваю я, уже не чувствуя обиды, или злости. Не мне судить её.
– Да, он вскружил ей голову, и её легкомысленность взяла верх над разумом. Но, наверное, её побег был удачным, раз она столько лет не объявлялась.
– Может, боится?
– Она ничего не боялась, просто не хочет. Так бывает, дочка. Есть отцы, которые не готовы становиться отцами, а есть такие матери. В твоём случае, никто не готов был стать родителем, – на мгновение мы замолчали, думая над её словами, затем тётя добавила. – Мне нужно было забрать тебя, тогда всё было бы иначе.
– Перестань, ты многое сделала для меня, но всё происходит так, как должно происходить. Судьба всю жизнь толкала меня в спину, чтобы я сделала шаг вперёд, но я падала и поднималась в том же месте, и вот, последний толчок сделал своё дело.
Через пятнадцать минут я стояла в тени деревьев, в абсолютной темноте, надеясь, что никто не замечает меня, настолько далеко, чтобы не видеть дома, подарившего и забравшего мою радость.
Наконец, в абсолютной темноте, ко мне двигалось два человека, один из них ещё на середине пути сорвался на бег, чтобы как можно скорее прыгнуть в мои руки, и крепко обнять за шею.
– Кадер, я так скучала по тебе, – выдыхает девочка, ещё сильнее прижимаясь ко мне, стало тяжело дышать, но я промолчала, пусть обнимает, только бы не отпускать её.
– И я по тебе. Добрый вечер, Сарихин, – здороваюсь с подошедшей горничной, сопровождавшей девочку.
– Биркан за тобой поехал, я не успела сказать ему, что мы встретимся в роще.
– И не нужно было говорить, сладкая моя. И после не говори, что мы виделись. Это будет наша тайна, твоя, моя и Сарихин.
– Госпожа Кадер, мы ненадолго, наше отсутствие могут заметить. В доме усилили охрану, нам нужно успеть до наступления второй смены.
– Нам нужно всего пару минут, спасибо, что привела её, – благодарю девушку, и вновь обращаюсь к малышке. – Красавица моя, я уезжаю.
– Опять? Ты больше никогда не будешь жить с нами? – Расстроенно восклицает девочка, чуть отстранившись от меня, печально смотрит в мои бесстыжие глаза.
– Скоро с вами будет жить Рувейда, тебе не будет скучно, – почему-то в этот момент в горле встаёт комок, пусть я и ушла из этого дома, не могу представить, что на моём прежнем месте будет кто-то другой.
– Не хочу Рувейду, хочу, чтобы ты и Биркан были вместе, чтобы всё было как раньше, – девочка надула губы, в глазах стояли слёзы.
– Не капризничай, Фериде. Ты ведь уже взрослая, правда? И понимаешь, что люди не всегда живут так, как им хочется.
– Но если им всем хочется? И тебе, и Биркану, и мне? Тогда разве нельзя?
– Есть вещи, которые даже при таком большом желании нельзя делать, понимаешь?
– Нет, не хочу, чтобы ты уезжала, – слёзы катятся по пухлым, детским щекам, она вновь прижимается ко мне, уложив голову на мои плечи.
– Я буду звонить тебе, каждую неделю будем разговаривать, – достаю из кармана маленький белый телефон с кнопками. – Вот, возьми, он не очень хороший, но будет связью между нами, хорошо?
– Там есть твой номер? – Малышка принимает телефон, а другой рукой вытирает слёзы.
– Пока нет, как только я приеду, и у меня появится телефон, я сразу позвоню тебе, хорошо? – Улыбаюсь, стараюсь не заплакать при ребёнке, ей будет ещё хуже, если и я потеряю контроль.
– Мне нельзя будет говорить брату?
– Нет, это ведь наша маленькая тайна.
– А если он тоже будет скучать по тебе? Захочет поговорить?
– Всё равно не говори, и тогда это будет только наше время.
– А если я не смогу? Вдруг он меня поймает? Увидит, как я звоню тебе? – Испугалась девочка, кажется, я наоборот обременила её, а не сделала расставание легче.
– Ничего страшного, правда, не бойся, всё будет хорошо, – целую девочку в макушку, сами собой из глаз выскочили слёзы, но я тут же вытерла их.
– Фериде, нам нужно возвращаться, я уже видела машину охранников, – к нам подбежала Сарихин, ранее наблюдавшая за дорогой.
– Я люблю тебя, Кадер, – проговорила девочка, целуя меня в щёку. – Мы больше никогда не увидимся?
– И я тебя, малышка, – напоследок крепко-крепко обнимаю её, затем ставлю на землю. Не тороплюсь отвечать на её последний вопрос.
– Удачи, госпожа Кадер, надеюсь, на новом месте вы будете счастливы, – говорит Сарихин, беря малышку за руку.
– И тебе всего хорошего, присматривай за ней, пожалуйста. И передай мои наилучшие пожелания госпоже Мехтебер и Чичек.
У меня оставалось совсем немного времени, Танер уже ожидал меня в назначенном месте, в том домике, где я оставила чемодан, но мне нужно было завершить последнее дело, посетить ещё одного человека.
В темноте, без какого-либо освещения на кладбище сложно ориентироваться, так ещё и страшно, нет, я не верила в существование призраков, но в ночное время контакт с мертвыми будто бы усиливался.
Почти не разговаривала с Джаном, мне хватало просто сидеть рядом, и чувствовать, что он меня полностью понимает, так, как я никогда не смогла бы выразиться словами.
– Ты был прав, нужно было сбежать тогда, всё было бы иначе, но, наверное, всё происходит именно тогда, когда должно происходить. Я ещё не скоро приду к тебе, но это не будет значить, что забуду. Можно сказать, что ты переезжаешь со мной, в моей душе и голове.
Выхожу к дороге, останавливается знакомая машина, открывается дверь, сажусь внутрь.
– Так и знал, что ты будешь здесь. Биркан звонил, сказал, что ездил к тебе домой, и не нашёл тебя.
– А ты что сказал?
– Что он дурак, наверное, он о чём-то догадывается.
– Будто просто так вы любезностями не обмениваетесь. С чего бы ему понять?
– Чувствует, надо успеть посадить тебя на автобус, после он уже ничего не сможет сделать, потеряет твой след.
– И ты будешь отрицать, что помогал мне?
– Зачем? Он разозлится, конечно, но это справедливо, я скрывал от тебя его тайну, теперь наоборот. Придумала, что будешь делать на новом месте?
– Жить, но на этот раз совсем иначе. А у тебя какие планы?
– В первую очередь добраться до этой стервы Кара. А потом что-нибудь придумаю.
– Заранее приглашаю вас с Бурсу в гости, у меня, конечно, пока нет дома, но я буду рада видеть вас.
– А мы рады принять твоё приглашение, даже если у тебя нет дома.
– Странно, но чем дальше мы едем, тем спокойнее мне становится, и совесть совсем не мучает.
– Она достаточно тебя мучила, а теперь ты свободна.
– Остановишься здесь? Я скоро вернусь.
Адвокат молча тормозит, прижимаясь к краю дороги, я достаю из кармана телефон и решительно выхожу из машины, иду к большому деревянному мосту, разместившемуся над глубоким, узким проливом, бросаю телефон в воду. Появилось такое ощущение, будто кто-то и до меня делал нечто похожее.
Вздыхаю с облегчением, теперь точно чувствую себя легче.
– Со мной ты тоже больше не будешь больше связываться?
– Я переписала несколько номеров, а это, чтобы не было соблазна позвонить кому-то лишнему. Даже номер отца не переписала, не смогу позвонить, будто ничего не произошло.
– Он простит тебя. А выбросила ты правильно, Эрдал или Биркан могли вычислить тебя по нему.
– Сомневаюсь, что если они захотят, что-то им помешает.
– Конечно, помешает, я лично это сделаю. Пока ты не скажешь перестать им мешать.
– Не скажу, – улыбаюсь я, с каждым метром, отдаляющим меня от этого города, чувствую себя лучше, будто это и было моей единственной проблемой.
– Знаешь, что странно? Именно возле этого моста пропал сигнал телефона Джана.
– Наши с ним истории закончились в одном месте, хоть и в разное время. Ты когда-нибудь найдёшь его убийцу?
– Надеюсь на это. Дело получилось не по зубам мне.
– Может, разгадка куда ближе, чем мы думаем?
– Так всегда и бывает.
Не скажу, что наше прощание с Танером было душещипательным, мы попрощались так, будто прощаемся на неделю, не больше, словно нас не будут разделять сотни километров.
Мы обнялись, с совершенно спокойными сердцами, он посадил меня на автобус, помогая загрузить чемодан, и какое-то время махал вслед сбегающей из города мне.
Дорога в Стамбул оказалась моим лучшим воспоминанием, потому что это стало первым воспоминанием в моей новой жизни. Едва я перешагнула ступеньки автобуса, стала такой счастливой, какой никогда не была.
Глава 59. Кадер
Достаточно быстро нашла маленькую квартиру, которую скорее можно было назвать комнатой. На первом этаже сидела хозяйка дома, она помогала со всеми нуждами жильцов, и часто селила в комнаты туристов, из-за чего наш дом иногда напоминал отель. Что-то вроде хостела для бюджетных туристов.
Моя комната маленькая, но мне всего хватало. Слева от входа у меня маленькая кухня, где была всего одна тумба, мини-холодильник, и электрическая плитка, напротив кухонной зоны размещалась моя небольшая, но очень удобная кровать. В стороне, всоседней мини-комнате, находилась ванная комната, и там действительно была ванная, едва вместилась в этом помещении, а рядом с ней, почти впритык, стоял туалет. Раковины не было, ни на кухне, ни в туалете, поэтому посуду я мыла в тазу, который ставила прямо в ванну.
Комната была меньше, чем мой старый дом, в чём-то хуже, и не комфортнее, но на новом месте было очень уютно. Я быстро привела всё в порядок, купила несколько деталей, и счастливо жила, полностью довольная своей жилплощадью.
На стене, напротив кровати, я рисовала. Часто покупала краски, стелила на пол газеты, и рисовала на некогда белой стене что-то странное. Сначала просто закрашивала её яркими цветами, будто разбрасывала краски. Потом это приобрело какой-то единый фон, что-то вроде закатного неба, и я рисовала новые детали, вдали виднелись утренние горы, ночной город, манящий своими огнями, а в центре, в самой главной экспозиции была мостовая, как раз во время захода солнца.
В будущем, на других стенах я планировала нарисовать нечто подобное, но с разными временами года, чем дальше я жила там, тем меньше находилось времени на рисование.
Устроилась на работу, в хорошую фирму, архитектором. Любила свою работу, как никогда не любила её раньше. Получала от этого небывалое удовольствие, часто оставалась допоздна, занимаясь любимыми проектами.
У меня были прекрасные отношения с коллегами, с некоторыми девушками мы стали настоящими друзьями, часто выходили гулять, бродили по кафе, и караоке-барам, моя новая подруга Озге обожала петь, и таскала нас в караоке каждый четверг.
В моей жизни пытались появиться новые мужчины, почему-то, теперь я привлекала много внимания к себе, со стороны противоположного пола. Но мне это вновь было неинтересно, от возможности близкого знакомства я бежала, не успевая услышать имени собеседника.
Сложнее становилось, когда я нравилась кому-то из коллег, тут уж приходилось общаться чуть больше, но я усердно держала дистанцию.
Подруги не понимали, почему я так веду себя. Как же так, ведь Оздемир такой хороший парень, красивый, умный, получает хорошую зарплату, и семья у него замечательная, а уж какой характер, всем парень хорош, одна у него проблема, не может добиться взаимности от неприкосновенной, а главное, глупой, девушки, по имени Кадер.
От Оздемира с хорошей работой и восхитительным характером мне приходилось убегать. В прямом смысле слова. Каждый раз, когда он предлагал проводить меня до дома. Тогда, едва заканчивался рабочий день, я быстро швыряла вещи в сумку и убегала из офиса, едва он успевал опомниться.
Дело усугубилось, когда он узнал о наших четверговых песнопениях в баре с Озге, вскоре он составлял нам компанию, будучи единственным мужчиной в нашем обществе.
К счастью, он никогда не переходил границ, просто держался рядом, готовый помочь, подставить своё широкое плечо, надеясь, что вскоре я одумаюсь.
В фильмах и сериалах часто пропускают время после расставания возлюбленных, внизу экрана появляется надпись «спустя несколько месяцев», а иногда и лет.
Люди меняются, но нам неизвестно, как это происходит. Мы видим лишь краткую боль героев в тот момент, но не знаем, что происходило в этом промежутке времени.
Для меня это не прошло так бесследно, и я считала это чем-то ненормальным, в фильмах же люди так не страдают. Для них это раз и всё, следующая встреча, новая любовь, другая жизнь.
К сожалению, в моей жизни не произошло резкого временного скачка, где я забыла всех обидчиков, начала жизнь с чистого листа, не замирала вдруг от какого-то слова, которое используют все люди, но вспоминаю я его из уст одного человека.
Нет, время прошло, многое изменилось, но это приходилось нести на себе, сквозь боль, воспоминания, делать всё, чтобы изменить какой-то крошечный аспект жизни.
Если бы я не уехала, продолжили бы замирать в середине улицы, вспоминая нас на этом месте, помнила каждый разговор, слово в слово, каждую его интонацию.
Та лёгкость, та свобода, ощутимая при отъезде длилась не так долго, ночами я возвращалась к нему, горько плача в подушку. А иногда прошлая жизнь вырывалась в процессе повседневных вещей, в такие странные моменты, как смена постельного белья, или приготовление ужина. Не было ничего больнее этих воспоминаний. Тосковала не только по Биркану, но и по отцу, тёте, друзьям.
Я купила телефон, но ещё ни разу не позвонила с него близким. Разговаривала с ними раз в неделю по стационарному телефону, размещавшемуся на стене, возле стойки хозяйки дома.
Садилась на почти барный стул, а в действительности, на удлинённую табуретку, и рассказывала новости, и слушала новости от них.
Не хотела, чтобы кто-то знал мой номер, мог вдруг позвонить, или узнать моё местонахождение. Только Танеру известно, что я переехала в Стамбул.
Иногда разговаривала с Бурсу, она тоже надежно хранила мою тайну. Никто ни разу не напомнил о Биркане, не сказал ни единого словечка о нём, и я не знаю, хотела ли я что-то услышать или нет.
Скорее всего, боялась услышать, именно поэтому разговаривала всего раз в неделю, и во время разговора нервничала, ожидая услышать болезненную новость.
Об отце знала чуть больше, он вновь взялся за голову, хотя нельзя сказать, что совсем бросил пить, вероятно, тётя просто не хочет говорить об этом. Теперь он вновь работает у дяди Али, постепенно ремонтирует дом, и медленно, но верно, влюбляется в нашу овдовевшую соседку, сестру Дефне.
Фериде, пусть ещё ребёнок, но тоже не тревожила меня, ни единого раза не упомянула брата в беседе, хотя говорила обо всех, бабушке, дедушке, Чичек, Сарихин, Ферхате, и других жителях дома. Сарихин, к слову, вышла замуж, и немного реже появляется в доме Ташлычунаров. Я лично звонила и поздравляла её с этим радостным событием.
Жизнь текла своим чередом, я была счастлива, пусть иногда и погружалась в неприятные воспоминания, и вот, в череде этих дней наступила дата, которая, как и любой другой день, сам по себе, ничего не значит. Но из-за совокупности событий, стал заведомо чем-то неприятным.
Пятнадцатое мая – семнадцатилетняя годовщина ухода моей матери из семьи, а так же день, когда мы познакомились с Бирканом. Второе событие произошло год назад, первую половину года, я провела с ним, а вторую уже без него.
Не хотела придавать какого-то значения этому дню, надеялась даже не вспоминать о нём, но стоило увидеть календарь, как воспоминания навалились подобно снежному кому.
На этот день у меня выпал выходной, я не хотела оставаться одна в четырех стенах, поэтому собиралась погулять, и стоило мне спуститься на первый этаж, как ко мне вылетела хозяйка дома, которая до этого занимала свой пост за столешницей с ключами и учётной книгой.
– Кадер, дочка, можешь посидеть здесь минут двадцать? У сына дома что-то с трубой, он на работе, мне нужно дождаться мастеров, а я не могу оставить всё здесь без присмотра. Ещё и Кадиру понадобилось именно сегодня ехать за продуктами, будь он не ладен.
– Конечно, тётушка Шивекяр, я присмотрю за домом. Жильцов запишу в книгу, ключи передам, я всё знаю, не волнуйся.
Довольная женщина, несколько раз пылко поблагодарила меня, и выбежала на улицу. Я не впервые заменяю её, дело уже привычное, пусть прогулка и откладывается на недолгое время.
Сбегала к себе за книгой, и без интереса читала текст. Этот странный роман я читала раз десять, единственная книга, которая у меня есть, которую я беру в руки каждый раз, когда больше нечем заняться.
Вдруг в помещение забегает хорошо одетая дама, с крупными серьгами в ушах, и большим количеством колец на пальцах. Она подходит ко мне, улыбаясь.
– Ох, милая, от вас можно позвонить? Телефон разрядился, а мне срочно нужно позвонить сестре, волнуется уже, наверное.
– Конечно, телефон вот, – показываю на аппарат, висящий прямо перед её носом, глупо было это говорить, но нужно было что-то сказать.
– Ах, дорогая, спасибо тебе большое. Осталось только найти номер, – с этими словами она полезла в свою огромную сумку, и принялась вынимать оттуда сотню вещей, вываливая их на мой столик.
Каждую вещь она комментировала, вот платок, как вовремя она нашла его, ведь через час она пойдёт в мечеть, а вот, бусы, она купила их на Египетском базаре, привезёт их родственникам, которые живут в районе Бейоглу.
– Ох, а это посмотри, это моя любимая красавица племянница, – женщина достала небольшую пачку фотографий, скорее даже плакатов, такие большие были снимки. Любовно посмотрела на них, а затем протянула мне. – Это прилагается к приглашениям на свадьбу, что-то вроде презента на память. Для нас было такое счастье, новость о её замужестве. Мы сотню фотографий делали, всем хотели показать. Я и сюда приехала, всем эти фотографии раздам, пусть завидуют, пусть смотрят на мою красавицу.
Я так и не выпустила снимки из рук, а женщина вынула ещё пару вещей, и наконец, добралась до записной книжки, сразу набрала номер, и несколько минут щебетала в трубку. Когда закончила разговор, вновь взглянула на меня.
– Ты чего стоишь, будто приведение увидела? Красивая у меня племянница? Жених, правда, какой-то неулыбчивый, но это к счастью, он когда улыбается, кровь в жилах стынет, будто он тебя живьём растерзает.
– Очень красивая у вас племянница, – говорю я, мертвенно-бледным голосом, совсем бесстрастным, словно голос мог иметь цвет.
– Спасибо, хочешь, оставь одну фотографию себе, мне на всех хватит. Хоть сейчас пойду по улице раздавать, каждому прохожему вручу, пусть все знают, что Карахан празднуют свадьбу.
Она забрала у меня из рук кипу снимков, оставив на столике один, ещё раз поблагодарила меня, попрощалась и вышла.
Безмолвно стояла на ногах, не отводя взгляда от презента, до тех пор, пока не вернулась тётушка Шивекяр. Она обеспокоенно посмотрела на меня, спросила, что произошло, но я не ответила, молча вернулась в комнату, забыв, что на этот день у меня были планы.
Сажусь на пол, прислонившись спиной к кровати, лицом разворачиваюсь к своей любимой разукрашенной стене, продолжаю сжимать в руке фотографию. Слёзы текут по щекам, мне снова больно так, как было больно при расставании.
Сквозь пелену слёз смотрю на прекрасную Рувейду в свадебном платье, и обнимающего её Биркана, внизу что-то написано, красивым, ярким шрифтом, но я не могу прочитать, будто не умею читать.
