Текст книги "Почувствуй (СИ)"

Автор книги: Алейна Севимли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 59 страниц)

– И каким же? – Мне не хотелось признавать этого, но её слова задели меня.

– Алчным, избалованным мальчишкой, который считает, что всё в этом мире ему позволено из-за денег его родителей. Которые он может прожигать на любую безделушку, и получать всё что угодно и кого он только захочет. И, конечно, сейчас ты столкнулся с отказом, но как хорошо, что у людей есть проблемы, поэтому и тут ты получил желаемое.

– Всё сказала? – Железным тоном осведомился я, чувствуя, как мои глаза расширяются от злости. – Если да, то хотелось бы услышать ответ.

– Нет, не всё. Неужели всё так плохо, и даже продажные девушки не желают иметь с тобой дел? И теперь ты просишь одну единственную ночь с какой-то официанткой.

– С чего бы это одну? – Поспешил я «обрадовать» её. – Ты будешь жить в моем доме, в моей комнате, и ночевать в моей кровати.

– А коврик под дверью не выделишь? – Съехидничала она.

– Если будешь лаять, как собака, то и спать придеться под дверью, – всё же она смогла пересечь черту моей терпимости, редко у кого-то получается вывести меня из себя.

– Знаешь что, иди со своими предложениями в бедный район, у тех людей тоже проблем хватает, и уж кто-то, с самым безвыходным положением примет твое предложение, – она ехидно улыбнулась, слезая с сидения.

– Как отлично сложилось, идти далеко не нужно, вот передо мной стоит тот самый человек.

– Я всё сказала, проваливай. Раньше справлялась и сейчас справлюсь, – она попыталась уйти, для этого ей пришлось почти прижаться ко мне, так как уступать ей дорогу я не собирался, и посмотреть мне в глаза.

– Отлично, – проговорил я, схватив её за руки, прижимая к себе, и почти уткнувшись в её лоб своим лбом, продолжил, – Давай, выплывай, я посмотрю. У тебя-то может быть и получилось бы, но про отца ты, видимо, забыла. Как же ты собираешься вытаскивать его? Или бросишь на произвол судьбы, оставив без шанса на нормальную жизнь?

– Какое же ты чудовище, – прошипела она сквозь зубы. – Как же я ненавижу тебя.

– Узнаешь ближе – возненавидишь ещё больше, – пообещал я, улыбнувшись, отстраняясь от неё. – А теперь, садись в машину, дорогая, если ты согласна со всеми условиями.

Мимолетно я заметил, как на её лице проявляется уже неконтролируемая злость, мгновение, и я получаю довольно увесистый удар по лицу. Не обращая внимания на боль, перехватываю её горящую от пощечины руку, и, сжимая так, чтобы он не могла пошевелиться, шепчу, стараясь сдерживать гнев:

– Легче стало? А теперь садись или уходи, но не забывай, что в твоих руках чужая судьба.

Я заметил слезы в её глазах, она вырвала руку, резко оглянулась на покосившийся забор, затем на маленький домик, брови её дернулись, она едва сдерживалась от слез. Ей хватило пары секунд, чтобы попрощаться с отчим домом, и не глядя на меня вернуться в машину, захлопнув дверь.

Я обошел машину и сел на своё водительское сидение, молча пристегнулся, внутри продолжала кипеть злость, и сейчас мне лучше было бы сконцентрироваться на дороге и не говорить ничего лишнего.

Кадер же сдерживалась до тех пор, пока я не нажал на газ, стоило нам двинуться, как из изумрудных глаз выпорхнули слезы, и быстро покатились по щекам, а затем и шее. Она подняла колени на сидение и обернулась назад, наблюдая, как всё дальше и дальше уплывает её дом, но вместе с ним исчезают старые проблемы, но появляется одна большая проблема, имя которой Биркан Ташлычунар.

Когда мы покинули эту длинную улицу с кривой дорогой и съехали на другую, уже идеально ровную, ведущую через лес к так называемому элитному пригороду, где и находился наш особняк, Кадер повернулась лицом к спинке моего водительского места и спросила:

– Может, я хотя бы вещи заберу?

– У тебя будут новые, любые, какие захочешь, – к этому моменту я успел немного успокоиться, поэтому ответил без грубости.

– А что с моим отцом? – Голос её стал серым, потерянным и блеклым. Видимо, смирилась со своим положением.

– Завтра с утра его отвезут в клинику. Вечером можешь позвонить ему, чтобы не думала, что я тебя обманываю, – посмотрел в зеркало заднего вида, увидев в нем испуганно-заплаканные глаза девушки, смотрящие на меня, медленно отвернулся.

Кадер вздохнула, вытерла слезы с лица и шеи, помолчав с минуту, спросила:

– Сколько это будет длиться?

– Лечение? – Не понял я.

– Да, твоё лечение моей строптивостью.

Я хмыкнул на эту косноязычную фразу, и немного подумав, с ухмылкой на губах, ответил:

– Пока ты мне не надоешь, – к моему сожалению, это прозвучало не с некоторой игривостью, как я задумывал, а с потаенной обидой, а то и избалованностью.

Выражение лица девушки быстро сменилось, это я заметил все в том же зеркале, и с грустной улыбкой, не поднимая взгляда, она спросила:

– И когда обычно тебе надоедают подобные игры?

– Быстро, поэтому попытайся насладиться прелестями жизни.

Кажется, этот ответ разозлил её, а я хоть и быстро осознал свою ошибку, но не попытался загладить вину. Проехав несколько метров, я всё же решился нарушить это гнетущее молчание:

– Как там дела у твоей подруги с моим другом? – Как можно беззаботнее спросил я, будто несколько минут назад мы не угрожали друг другу.

– Не знаю, но уж явно лучше, чем у нас. Сомневаюсь, что сейчас он везет её куда-то против воли, – вновь съязвила Кадер, продолжая дуть губы от обиды.

Обида, подумал я. Унижение, чувствовала она.

– Разумеется, Анри и говорить с ней не будет, пока не поймет, что симпатия взаимна. А я не могу двадцать лет ждать, пока при худшем исходе и жизни в одиночестве, ты, страшась умереть в пустом доме, всё же согласишься сходить со мной куда-то. Нужно брать и делать. И чего ты губы надуваешь?

– Я не надуваю, – будто обиженный ребенок она отвернулась и скрестила руки.

– Я их даже отсюда вижу. Ладно, продолжай, в случае аварии тебе и подушка безопасности не понадобится.

– А если ты свою губу не закатаешь, то мы точно в аварию попадем, она уже до педалей достает, – продолжала свою обиженную речь девушка.

Я хмыкнул, но только потому, что не понял, о чем она говорит.

– Что за выражение? Зачем катать губу?

– Не важно, – вздохнула она, усаживаясь чуть ниже, чтобы удобнее уложить голову на спинку.

– Ты там спать собралась?

– Нет, – тихо проговорила Кадер, совсем теряя силы от случившегося, закрыла глаза. – Из-за тебя голова разболелась.

– Как хорошо получается, – улыбнулся я. – Я ещё ничего не требую, а у тебя уже отказ готов.

На это замечание она ничего не ответила, максимально сжалась, обнимая себя руками, и не открывала глаз до конца поездки. Как только я подумал, что она заснула, то услышал её едва слышный шепот:

– Как там тебя зовут?

– Биркан, – ответил я, мне же ответили мычанием сквозь сон.

Что ж, я оказался доволен, не смотря на то, что вся затея проваливалась, и всё напоминало похищение и принуждение, то ближе к концу Кадер либо смирилась, либо успокоилась. Во всяком случае, она не тряслась от страха и перестала плакать, а для начала и этого достаточно.

Кадер всё же уснула, и мне настолько не хотелось её будить, ведь день выдался для неё тяжелым, что я собирался молча отнести её в дом, но стоило мне едва слышно позвать её по имени, так она вздрогнула и сразу же проснулась.

Во дворе нас встретил Ферхат, он как всегда молчаливо забрал у меня ключи, бросив Кадер, что-то вроде «Добро пожаловать», не дожидаясь ответа, начал осматривать джип.

– Не поцарапал? А то господин Тунгюч злиться будет, его любимый автомобиль ведь. И чего вам нельзя было на своей машине поехать?

– Эта выглядит внушительнее, – ответил я, вытягивая руку к Кадер, чуть приобнимая её за плечи, из-за чего получил недовольный взгляд. Она попыталась стряхнуть мою руку, но я не обратил на это внимание, и так и не убрал её.

Пока мы шли к дому, наша гостья то и дело смотрела по сторонам, один раз даже остановилась, рассматривая могучие деревья из леса, и мне даже пришлось поторопить её.

Меня порадовало, что внимание привлекла именно природа, а не машины в гараже, или странные статуи, которые не нравились никому из нас, но дизайнер уверял, что в особняках должны быть предметы искусства. Пожалуй, нравились статуи только Фериде, и часто она просила Ферхата перетаскивать их на одну лужайку, чтобы устроить бал или чаепитие.

Мы поднялись по ступенькам в дом, сразу оказавшись в гостиной, и я с некоторым беспокойством наблюдал за Кадер, пока она рассматривала эту комнату, своими сонными, слипающимися от усталости, глазами. Мне хотелось, чтобы ей понравилось, понравилось так, как мне. Это всегда была моя любимая комната во всем доме, здесь объединена и гостиная и столовая и сбоку размещены лестницы.

Из больших окон видно двор, а на большом диване, неподалеку от камина, очень уютно сидеть вечерами, с чаем и книгами, то и дело, поглядывая на ночную природу, а иногда и наблюдая за звездами.

Так же я любил ужинать вместе, когда дедушка откладывает свои дела, но продолжает разговаривать о работе за едой, из-за чего бабушка Мехтебер причитает, а Фериде смеется и просит их успокоиться.

Я хотел, чтобы эта комната произвела впечатление на Кадер, но зачем мне это было нужно, я не понимал. Я с затаенной надеждой посмотрел на неё, и безразлично, будто меня это совсем не волнует, спросил:

– И как тебе?

– Неожиданно. Я думала, здесь будет неуютно, дорогая мебель, пафос, куча картин в золотых рамах и статуи как в саду.

– Всё так и должно было быть, но это лишнее, и статуи в саду появились именно отсюда. После того случая, как дедушка ночью пошел за своей любимой лапшой быстрого приготовления, которую ему запрещено есть, врезался в эту махину и пролил весь бульон и лапшу на дорогущий ковер. Так мы узнали о его пристрастии, и с большим удовольствием вынесли статуи.

– И кто здесь живет? – Спросила девушка, наконец, перестав обхватывать себя руками, проводя пальцем по лакированному столу из темного дерева, расписанного белыми узорами.

– Узнаешь, у тебя будет много времени.

– А спать я где буду? Про ковер ты говорил серьезно?

– Сейчас обойдемся без ковра, а потом в зависимости от поведения. Поднимайся наверх, третий этаж, там всего одна дверь, не ошибешься.

– Ты очень гостеприимный, – съязвила девушка, устало хватаясь за перила лестницы, и со вздохом сделала первый шаг, будто сегодня она прошла пару сотен километров.

– Недалеко, найдешь. Заодно освоишься, – проговорил я, и направился на кухню, но стеклянная, раздвижная дверь, ведущая в сад, открылась, и оттуда вылетела Фериде. Расставив руки в стороны, она прыгнула на меня, и когда я поймал её, обхватила шею руками.

– Что это за девочка? Твоя невеста? Или ты привез мне подругу? – Почти шепотом спросила сестра, поглядывая на Кадер, она замерла на втором этаже при виде малышки.

– Ты ведь говорила, что скучаешь, вот я и купил тебе большую игрушку, – я сказал это достаточно громко, зная, что гостья это слышит, и чуть повернувшись, специально кивнул ей.

Глава 11. Кадер

«Вернее для себя», – подумала я, и двинулась дальше, не желая мешать этой встрече. Где-то в мыслях я надеялась, что это не его дочь, ничего не имею против детей, но меня смутил бы тот факт, что в его годы у него уже есть достаточно взрослый ребенок, и возможное наличие матери этого ребенка в доме, которая явно не будет рада моему приходу. Хотя эти мысли от нервов, умом я понимала, что этого не может быть.

К слову, о местных жителях. Меньше всего меня волновал факт моего пребывания здесь, если бы не другие люди, как они будут реагировать на меня? Я девушка, которую привели в дом мужчины, который не является мне ни женихом, ни мужем, ни близким родственником. К тому же семья богатая и имеет положение в обществе, и для них большой позор оказание подобного гостеприимства, как и для всех остальных людей.

Это может остаться в тайне, если я проведу здесь одну ночь, что казалось мне наиболее вероятным, или же я буду заперта на третьем этаже с одной дверью, кажется, моей спальней будет чердак. А я и не против, всяко лучше, чем ночевать со своим «владельцем» в одной комнате, и тем более в одной кровати.

И следующая волнующая меня мысль, самая важная, что мне делать? Неужели я действительно стану любовницей человека, чье имя знаю меньше часа? Для меня любое тесное общение с молодыми людьми кажется пугающим, сначала я держусь хорошо, общаюсь, шучу, но стоит мужчине проявить ко мне интерес и намекнуть на дальнейшее общение, как всё мое добродушие пропадает. Я смущаюсь, начинаю меньше говорить и максимально отдаляюсь. Я никогда не понимала, что это, может, страх торопиться куда-то? Страх перемен? Или страх быть использованной, брошенной? Сейчас мне и переживать не стоит, я ведь уже должна принять факт, что меня используют и выбросят. Сделают так, как я боюсь, и от чего всю жизнь пыталась отдалиться.

Мой меньший страх исполнился мгновенно, стоило мне ступить на второй этаж, размышления тут же прекратились, в мою сторону шла невысокая, чуть полноватая женщина средних лет.

Я остановилась, не зная, как вести себя. Мне нужно поздороваться. Ну а что дальше? Пройду молча на третий этаж? Гостья, позволяющая себе слишком много.

– Доброго дня, – едва слышно проговорила я, не поднимая на женщину глаз от смущения.

– И тебе, дочка. Ты подруга нашего господина Биркана? – Я кивнула, не поднимая головы, но сделала это не так быстро, так как не сразу вспомнила имя «друга». – Добро пожаловать. Комната на третьем этаже, если что-то понадобиться, найди меня.

– Благодарю, – я, наконец, смогла взглянуть на женщину, и заметила её хитрую, беззлобную улыбку и изучающий взгляд. Она не осуждала меня, скорее интересовалась, кого выбрал молодой хозяин. Я же нашла в себе каплю смелости, и продолжила, – Меня зовут Кадер, а вас?

– Я Чичек, можешь называть меня тётушкой, как это делают наши младшие господа.

Я медленно кивнула, выражая свою благодарность, женщина с довольной, но хитрой улыбкой ещё раз осмотрела меня, и продолжила свой путь.

Я поднялась на третий этаж, схватилась за ручку и распахнула темную, деревянную дверь с прямоугольными стеклянными вставками, ожидая увидеть небольшое помещение с кроватью, возможно заваленное хламом. Но перед моими глазами предстала уютная, обжитая комната, огромных размеров.

Стена напротив двери полностью состоит из больших окон, и стеклянной двери, с выходом на балкон, в середине стоит темно-синий мягкий диван, а напротив него, большая двуспальная кровать, застеленная синим пледом с узором из серебристых ромбов. Сбоку от кровати обнаружилась ещё одна дверь, она вела в ванную комнату, довольно тесную, по сравнению с чердаком, но больше ванной в моем доме. За диваном, возле окна стоит письменный стол из стекла, и рядом с ним два мягких, бархатных кресла, голубого цвета.

На фоне всего этого интерьера я почувствовала себя дешевкой, совершенно не вписывающейся ни к чему из этого, особенно к жизни в подобном окружении.

Может, кому-то это всё покажется обычным, здесь ведь нет чего-то эксклюзивного, выходящего за рамки людских возможностей, это вполне обычная комната людей среднего достатка. А я понимала, что я очень далеко от этого среднего достатка. Я выгляжу как дешевка, потому что я такая и есть, я всегда так чувствовала себя, но никогда не желала признаваться, а теперь, очутившись в богатом доме, в приличной семье, и будучи купленной, будто бы на распродаже уцененных товаров, я приняла это мнение.

Я чувствовала себя гусеницей на фоне прекрасных бабочек, гусеницей, которая никогда не станет бабочкой, как бы она на это не надеялась.

Я не испытала ни капли радости от того, что проживу какое-то время в лучших условиях, наоборот, это всё вновь выпустило наружу тот страх и ту тревогу, что я пыталась спрятать за злостью, когда поняла, что ждет меня, и что никуда я от этого не денусь.

Обида сжала мое горло, брови чуть приподнялись и сошлись над переносицей, так происходит каждый раз, когда я теряю контроль над своими эмоциями, от этого заболела голова, и мне захотелось плакать, мне хотелось кричать. Но слезы отказывались появляться, глаза щипало, но ни одной слезинки так и не появилось.

От мерзкой ноющей боли в горле, я схватилась за шею, будто бы это как-то ослабит боль, и в таком положении вошла в ванную. Я мимолетно глянула на себя в зеркале, и отшатнулась. Лицо опухло и стало раза в два больше, чем обычно, нос и щеки красные, будто я купалась в кипятке, тушь размазалась, под глазами красовались темные разводы, будто я не спала недели три, а темно-русые волосы стоят дыбом, и при этом выглядят настолько путанными, будто я в жизни не видела расчесок.

Удивившись своему виду, я поскорее решила привести себя в порядок, нагнулась над раковиной и включила кран, не обращая внимания, горячая льется вода или холодная.

Как Биркану могло прийти в голову, взять меня в любовницы, особенно сейчас, когда я выгляжу как ошарушка, как говорит моя тетя в моменты, когда ей кто-то не приглянулся.

На моменте, когда я второй раз намыливала лицо мылом, так как иных средств кроме геля для душа не нашлось, от чего лицо сделалось мерзко скрипучим, а глаза горели от попавшей в них воды, в комнате хлопнула дверь. Через секунду ко мне заглянул «хозяин», а я пожалела, что не закрыла дверь.

– Я уж думал, ты заблудилась, – задумчиво пробурчал он, продолжая смотреть на меня.

Я, не желая терпеть ещё большего вмешательства в свою жизнь, выпрямилась, не вытирая лица, а поэтому вода заструилась по моей одежде, а глаза щипали и не могли открыться до конца. Я щурилась, как побитая кошка, встала перед ним, даже чуть отодвинула его с места, зацепила рукой ручку двери, и вновь скрылась в ванной, хлопнув дверью, прямо перед его носом.

– Я рад, что ты освоилась и уже показываешь свой характер, – послышалось из-за двери. – Но нужно познакомить тебя с дедушкой.

Тяжело вздохнула, облокотилась спиной к двери, и сползла вниз, усевшись на голубую плитку, которая оказалась теплой, ох уж эти богатые дома с подогревом пола, я же теперь и уходить отсюда не захочу. Я бы и в своей ванной жила, да только мерзла и не помещалась в полный рост.

Не знаю, сколько меня ждали за дверью, но я так и не вышла, на что мне ничего не сказали, будто дали время осмыслить всё происходящее.

Я и воспользовалась этим случаем, всё сидела и думала, думала и думала. И не смогла придумать ничего, кроме как довериться судьбе и жить какое-то время так, как она и пожелала. Плевать что будет, как я буду относиться к себе после этого, что буду чувствовать, пусть я буду игрушкой в чужих руках, но так я дам отцу хотя бы крохотную возможность вылечиться и встать на ноги.

Этими долгими размышлениями я в конец утомила себя, не желая ни знакомиться с кем-то, ни начинать эту игру в чувства за деньги, я так и не нашла в себе силы подняться. Обхватила колени руками и свернулась на коврике возле ванной, как этого и обещал мне мой владелец, и быстро уснула, даже не выключив свет.

Следующий день начался с резкого, громкого и отвратительного воя будильника из моего телефона. Я не знала радоваться ли мне, что у меня стоит функция повторять каждый день, или горевать, потому что на работу идти совершенно не хотелось.

Но не хотелось мне только до тех пор, пока я не вспомнила, что сплю на полу ванной в чужом доме, в который меня привезли, как пальму с распродажи.

Когда я распахнула глаза и уперлась взглядом в красивую деревянную тумбу, на которой установлена раковина, тогда-то вновь и осознала своё положение.

Вдруг во мне проснулось дикое желание поскорее уйти на работу и вырваться из этой уютной обстановки чужого дома, в котором я не знала как себя чувствовать. Хотя кого я обманываю, из своего дома я убегала с похожим желанием.

Я разделась и наконец-то приняла душ, затем оделась в ту же рабочую форму, в которой провела почти сутки, нашла в кармане юбки резинку, забрала волосы в хвост и, наплевав на отсутствие макияжа, вывалилась из комнаты.

В самом прямом смысле вывалилась, когда я уже потянула за ручку двери, ни с того ни с сего у меня подвернулась нога на ровном месте, я потеряла равновесие, и покатилась вперед, привалившись на дверь.

– А ты умеешь эффектно появляться, – сонно протянул Биркан, убирая волосы с заспанного лица.

Он приподнялся на кровати, одеяло укрывает его до низа живота, а голый торс с кубиками пресса в таком полу-лежачем, полу-сидячем положении выглядит ещё эффектнее.

В комнате царит полумрак, так как утро ещё довольно раннее, а окна плотно зашторены, и только тоненькая полоска света пробивается между стеклянной дверью и окном.

– Почему ты не спишь? – Я растерялась, так как не ожидала увидеть его в этой комнате, ведь где-то в душе надеялась, что это только моя спальня, поэтому спросила первое, пришедшее в голову.

– От твоего будильника люди и в Стамбуле вздрогнули.

– С добрым утром, – почему-то его слова меня разозлили, и это пожелание я пробурчала со всем ехидством, на которое была способна.

– И тебе. Хорошо спалось в ванной?

– Отлично, главное, что без тебя под боком.

– Это ненадолго, – обнадежили меня. – Решила лечь как человек? Милости прошу, – Биркан повернулся на бок, закрыл глаза, и похлопал на место в постели возле стены.

Я опять взбесилась, но не нашла подходящих слов, поэтому фыркнула и закатила глаза, сложив руки на груди.

– Ну, хоть ванну освободила, а то мне надоело на второй этаж бегать.

– Там бы и спал.

– В круг моих интересов не входит спать на полу под унитазом, люблю комфорт, знаешь ли.

– А жаль, лучше бы интересовался этим, чем принуждал людей спать с тобой.

– Ты спала не со мной, а с моим белым другом, с коим я иногда обнимаюсь после тяжелых ночей, проведенных с алкоголем, – проговорил он в подушку, так и не удосужившись повернуться ко мне.

– А может я не спала. Может я заперлась там и покончила с жизнью, – не знаю, зачем это говорю, но меня удивил факт, что за такое количество времени он ни разу не окликнул меня. Я ведь не по своему желанию пришла сюда, может, я перенервничала и упала.

– Если так, то даже покойницей ты находишь способы, чтобы играть на моих нервах. Но интересно было бы посмотреть, как ты это сделаешь, я ведь подготовился к твоему переезду, убрал все острые предметы куда подальше.

– Ты считаешь, что я сумасшедшая, готовая из-за тебя завершить свою жизнь?

– Откуда мне знать? – Только сейчас он приподнялся на локтях и взглянул на меня через плечо. – Ты не особенно желала знакомиться со мной, чтобы я мог хоть что-то понять о тебе.

– А вот я многое поняла о тебе, – опять же, не понимая зачем, я это говорю, и стоило бы мне заткнуться и идти на работу, но нет. В его присутствии меня прямо разжигает на всякие едкости.

– Очень рад, что ты такая наблюдательная, – саркастично улыбнулся он, проваливаясь на подушку.

И даже не поинтересовался, что я там поняла. Но это к лучшему, а то я долго могу говорить глупости, которые не несут никакой смысловой нагрузки, просто потому что мне нужно хоть как-то отговариваться от него.

Ничего не ответив, я покинула комнату, а затем и дом, к своему счастью, никого не встретив. Проблема возникла только у ворот, кои я искала довольно долго, путляя по саду, из-за чего успела замерзнуть, и после меня остановила охрана, но они вполне спокойно выпустили меня наружу и даже показали дорогу к остановке.

Обычно я люблю раннее утро, люблю эту прохладу и свежий воздух, полу пустые улицы, и медленно поднимающееся солнце, ощущение свежести и трепетное желание вернуться назад в кровать, но не сегодня.

Мне было холодно, страшно, так как я находилась в незнакомой местности, и не знала, как точно добраться до кафе. Радовало только то, что в запасе оставалось довольно много времени, обычно с утра я принимаю душ, ем, одеваюсь и не спеша иду пешком до работы, сейчас же я потратила минут десять, пять из которых ушло на глупый, бессмысленный разговор с Бирканом.

Кроме меня людей на станции не было, возможно, транспорт здесь и не ходит в это время, ведь расписания я не знаю, это наводило на меня тревогу, но не заставило вернуться в дом. Не только из-за моей якобы гордости, но и потому что я не решилась бы ещё раз пройти мимо охраны, одно дело уходить, выпускают обычно всех, тем более я могла быть ночной подругой Биркана, хотя так оно и есть, но вот зайти назад мне было бы стыдно и страшно.

Минут через пять я всё же села в небольшой, но удобный автобус, внутри было четыре человека, тихо и мирно я добралась до нужного места и продолжила путь в кафе пешком.

Я зашла в раздевалку, чтобы оставить вещи, но стоило мне зайти в помещение, как я столкнулась с другим человеком.

– Голову поднимать не умеешь? – Послышался резкий голос, со звучащими в нем нотками ненависти.

– Извини. А что ты здесь делаешь? – Растерянно спросила я, отходя в сторону.

Тюлин, как и всегда, высокомерно закатила глаза и поправила свои восхитительные рыжие волосы. Взгляд её удивительных каре-золотистых глаз обратился ко мне с жалостью и гордостью, словно она одновременно сожалела, что я не так хороша, как она, и радовалась этому.

– Подруга твоя выходной взяла, что-то там пытается разобраться со своей любовью, – в конце фразы девушка демонстративно фыркнула.

– А ты ей завидуешь? – Напрямую спросила я. Это её отношение постоянно критиковать Нихан меня раздражает.

– Чему? – Девушка чуть не хохотнула, нисколько не обидевшись моему замечанию. – Этот её мальчик – птица не моего полета. Я не люблю Нихан, но все-таки, она заслуживает чего-то большего.

– У неё есть любовь и её всё устраивает, не нужно вмешиваться в её жизнь.

– Пусть делает, как хочет, – равнодушно пожала плечами Тюлин. – Но что это за жизнь с человеком, который на свадьбу пытается заработать уже несколько лет?

– Не для всех деньги – счастье.

– Я посмотрю на тебя, Кадер, когда возникнет выбор между любимым или богатым, – после этих слов я напряглась, осознавая, что именно так и произошло. – Мы все не в том положении чтобы выбирать любовь, выбор есть только у богатых, а нам выгодно, чтобы выбирали они нас. Считай это мой совет тебе, так сказать, жизненная мудрость.

Тюлин приставила пальцы к виску и махнула ладонью по направлению ко мне, жест этот походил на воинское приветствие, собеседница же, вероятно подумала, что этим жестом передала мне свои мысли. И после этого направилась в зал.

Небрежно бросила вещи на скамейку, не беспокоясь, что их кто-то заберет, собираясь выйти за коллегой, но дисплей телефона засветился, оповещая о звонке. Я собиралась наплевать на это, думая, что Биркан ищет меня, но поняла, что у него нет моего номера, а на экране высветилось обозначение «Отец».

Взяла в руки телефон, но ответила не сразу. Сердце сжалось, как и всегда перед тяжелыми разговорами.

Я не хотела разговаривать с ним, не хотела оправдываться, или слушать его объяснения по поводу случившегося, извинения, и так же не хотела говорить каким способом смогла добиться его зачисления в клинику.

С другой же стороны, с подлой и жестокой стороны, мне хотелось рассказать ему, как тяжело мне далось это, и как отвратительно я чувствую себя, чтобы он не наплевал на эту возможность, как он любил всегда делать, и не испортил сразу же этот мимолетный шанс.

– Алло, – произнесла я, чувствуя, что мой голос стал сиплым и жалким, будто всё время я провела за плачем.

– Прости меня, – тут же послышался голос отца, печальный, обвиняющий себя во всем голос. Следом послышались тяжелые рыдания.

От его слез сердце моё сжалось, его боль всегда больнее ощущать. В тот же мин я забыла о мысли сказать ему всё, о чем я думаю, чтобы он взял себя в руки и постарался.

– Всё хорошо, правда. Не плачь, папа, – я чувствовала, как слезы подступают к глазам, а горло сдавливает от тупой боли.

Я умоляла его успокоиться несколько минут, судорожно сдерживая желание разреветься самой.

– Я так виноват перед тобой.

– Прекрати, что было, то было, уже ничего не изменить, нужно жить тем, что есть.

– Я ведь всю жизнь тебе испортил, – продолжал плакать отец, от чего мое сердце сдавливалось всё сильнее. Как я ненавижу это состояние, когда человек расстроен, не желает никого слушать и зацикливается только на одной мысли, загоняющей его в тупик.

Еще пару минут я потратила на то, чтобы он успокоился и выслушал меня. Мне хотелось услышать и от него каких-то слов поддержки, но я их не получила, как и всегда оставаясь один на один со своими проблемами.

– Выберемся, как-нибудь да выберемся. Не первый раз ведь, – я старалась говорить как можно мягче, чтобы он не слышал ни моих слез, ни ноток глупого раздражения.

– И как же? Этот человек забрал тебя.

– Он ведь не жизнь мою забрал, – хмыкнула я. Сожалея, что отец всё больше и больше загоняет меня в угол, будто бы в своих мыслях я и так не находилась там. Мне хотелось услышать что-то хорошее, и пусть я знаю, что ничего хорошего быть не может, но поддержка никогда не вредит, с ней проще пережить что-либо. – Всё закончится, и мы пойдем дальше. Только пообещай мне. Ты сдержишься. Постараешься всё изменить, иначе всё это будет напрасно.

– Я обещаю тебе, Кадер, обещаю.

– Спасибо. Будь молодцом, помни, ради чего всё это.

– И ради чего?

Мне хотелось сказать, что ради меня, пусть было бы хоть что-то ради меня. Но сказала другое:

– Ради новой жизни.

После этой фразы я быстро попрощалась с ним, ссылаясь на то, что опаздываю на работу, не дожидаясь его ответа, сбросила вызов.

Продолжая держать себя в руках, я зашла в уборную и ещё раз умылась холодной водой, возвращаясь к реальности.

В зал вышла, когда кафе официально открылось и принимало посетителей. В моем присутствии особой нужды не было, ведь люди начнут появляться только к обеду, так я думала, но стоило мне выйти, как Тюлин схватила меня под руку и отвела в сторону.

– Спрячься на кухне, и не выходи сюда.

– Что случилось? – Испугалась я.

– Всё отлично, я нашла свою возможность выйти замуж. Тебе то это ни к чему, деньги то не главное, – девушка на последней фразе передразнила меня, вытягивая губы вперед.

– И как ты сразу поняла, что там деньги? Врожденное умение?

– Я тачку его через окна увидела, да благословит Всевышний дизайнера этого кафе, за такие большие окна, в коих видно транспорт посетителей.

– Что ж, удачи, надеюсь, точно повезет и это твой последний рабочий день, – ехидно протянула я.

Тюлин хмыкнула, но ничего не ответила мне, в мгновение ока она схватила запасное меню со стойки официанток, непонятно зачем, ведь на всех столах есть по два огромных листа, и побежала к столику.

Меня же охватило любопытство, что же это за богатый персонаж, заявившийся сюда с самого открытия. Первой мыслью сразу возник образ красавца Анри, ухаживающего за Нихан, и мне сразу стало интересно, подастся ли он на чары нашей главной обольстительницы или сохранит верность объекту обожания.