Текст книги "Почувствуй (СИ)"
Автор книги: Алейна Севимли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 59 страниц)
Ни у кого это не вызвало особых затруднений, и только молодая супруга директора продолжала возмущаться.
– Памук, дорогая, если для тебя это очень тяжело, – проговорила Семиха. – Я приглашаю вашу семью к нам на ужин, да что там, я всех могу пригласить.
– Не пытайся показаться лучше, чем ты есть, госпожа Семиха, – рассердилась девушка. – Уж я-то знаю, как ты готовишь. Я лучше тебя справлюсь, просто мне не нравится, что на отдыхе с нами так обращаются. Аббас, я ведь говорила тебе, лучше нам всем поехать к морю.
– Памук, замолчи, найди себе другое развлечение, – рявкнул на неё супруг, сейчас ему было не до выяснений отношений, в картах ему не везло, и он срывался на всех, даже на легкой, ненавязчивой мелодии, льющейся из динамиков. – Да сколько можно? Что это за настырное завывание? Кто этим управляет? Эй, парень, выключи эту тягомотину.
– Прошу тебя, не нервничай, не забывай, наши новые знакомые ещё не привыкли к твоему вспыльчивому нраву. Биркан, Кадер, прошу извинить его, мой друг не выдерживает стрессовых ситуаций.
– Ничего страшного, господин Насух, – улыбается Кадер, которой пришлось отложить книгу из-за постоянных ссор, мешающих ей. – Тогда я уведу Памук, пусть тоже не нервничает.
– Мы куда-то пойдём? – Обрадовалась девушка, подскакивая с кресла.
– Хочешь погулять? Походим по лесу, спустимся к реке.
– У тебя развлечения, как у госпожи Семихи. Пока вас не было, она тоже меня выгуливала. Будто я вам собака.
– Какая же ты склочница, дочка, – всплеснула руками женщина, она относилась к девушке как к нерадивой младшей сестре, слишком часто Аббас просил её следить за супругой. – Кадер хочет погулять, сопроводи её, не ходить же ей одной по лесу.
– Что интересного в прогулках? Лучше сходим на корт, поиграем в теннис. Или в волейбол. Можно даже парами сыграть, госпожа Семиха классно играет.
– Ещё бы, жаль только Сема уехала, а так здорово поиграли бы.
– Я бы с удовольствием понаблюдала бы за вашей игрой, – отвечает Кадер, не зная, как бы ей отделаться от этого развлечения.
– А ты что? Не будешь играть? – Удивляется Памук, вытаращив глаза, будто Кадер сознаётся в чём-то предосудительном.
– На какое-то время мне запрещены физические нагрузки.
– Ты беременна? Вы поэтому поженились?
– Памук! – Взревел её супруг. – Я велел закрыть тебе рот.
– Нет, что вы, на днях я повредила руку, доктор велел не перенапрягать её.
– Он тебя бьёт? – Продолжала наседать девушка, во все глаза, таращась на Кадер.
– Памук, не доставай мою жену.
– Ты её бьешь, а мне говоришь не лезть?
– Уверяю, ни при каких обстоятельствах я бы не поднял на неё руку.
Она странно, совершенно недоверчиво посмотрела на меня, затем сощурила глаза, и развернулась к Кадер, будто ничего и не было, заявив:
– Идём гулять. Не зря же мой дорогой супруг решил вытащить нас на природу.
Подхватив девушку под руку, жена директора двинулась подальше от нас, демонстративно указывая рукой на деревья, что-то шептала ей на ухо.
При всей недоброжелательности и бесцеремонности Памук оказалась хорошим человеком, и если бы на моём месте был человек, который действительно бил бы Кадер, я уверен, она, не задумываясь, выцарапала бы ему глаза.
Весь оставшийся день девушки не разлучались, оказалось у них нашлись общие темы для разговоров, и пока мы занимались проектом, они развлекали друг друга.
– Интересно, чем же вы занимаетесь целый день? – Спросил я вечером, когда мы сели в гостиной, наблюдая за камином.
– До обеда она убеждала меня, чтобы я обо всём рассказала ей, и не боялась. Знаешь, не будь здесь так замечательно, я бы воспользовалась её предложением и сбежала бы в город.
– Поэтому мы и здесь, я знал, что тебя можно временно удержать только красивыми видами, – хмыкнул я, возвращаясь к чтению книги, которую Кадер оставила сегодня утром. – А что потом?
– Когда она мне поверила, то рассказывала о себе, о своей жизни. Господин Аббас только притворяется, что не любит её, и ругает.
– И ты ей поверила?
– Она бы не стала врать. А он не стал бы терпеть её выходки, не люби он её всем сердцем.
– Тоже верно. Что-ж, хорошо, что ты нашла новую подругу. Она точно не даст в обиду ни тебя, ни себя.
– Жаль только, что мы не сможем продолжать с ней общаться потом.
– Почему? Из-за переезда в Стамбул?
– Нет, из-за нашей лжи. По легенде ведь мы женаты. Я ведь не могу сказать, что уехала одна в другой город. Вообще не люблю врать, боюсь сказать что-то лишнее.
– Можешь сказать правду, что я заставляю тебя здесь быть.
– Ну да, во всё остальное они тоже не поверили. Хотя Памук спрашивала об этом. Пришлось сказать, что это шутка. Очень жаль.
Кадер наигранно приложила руку ко лбу, а я засмеялся.
– Что ты читаешь?
– То, что ты оставила утром на кресле.
– Так вот где эта книга. Ты своровал её у меня. Отдай, как раз прочитаю за ночь.
– Ну, нет, теперь это моё. Неплохой выбор, кстати. Я оценил.
– Нисколько не сомневаюсь, – Кадер села ближе, протянула руку вперёд, чтобы я отдал её рукопись, но вместо этого я просто беру её протянутую ладонь в свою руку. – И что это? Я книгу просила.
– А я её просто не отдаю, – откровенно насмехаюсь над ней я.
Она выдергивает руку, сделав это очень легко, ведь я почти не удерживал её. Кадер едва заметно надувает губы, будто жалея, что так легко вырвалась от меня.
– Хорошо, тогда я пойду спать, – немного обиженно заявляет она, поднимаясь на ноги. – К тому же завтра мне готовить завтрак. Ты, наверное, голодный, ведь вы не ужинали с нами у госпожи Семихи.
– Да, съел бы чего-нибудь.
– Подождёшь до завтра, у меня для тебя сюрприз.
– Как скажешь, дорогая, – улыбаюсь я, ловя на себе её недовольный взгляд.
С какой-то демонстративной небрежностью, она поднимается на второй этаж, где на полу, под лунным светом и звездами, устроено уютное ложе.
Меня усадили на террасу, где я ожидал сюрприза, увидел издали, Кадер, легко взмывающую по ступеням вверх. Она шла из общей кухни, где на несколько дней остановилась работа, чему я был несказанно рад. Слишком долго я скучал по еде, приготовленной руками возлюбленной.
Через минуту передо мной красуется блюдо, на красивой белоснежной тарелке дымится аппетитный яблочный пирог с корицей, одно из фирменных блюд Кадер.
Она довольно улыбается, но рядом не садится, наблюдает за моим растерянным выражением лица.
– Я очень ценю твою заботу, но ты же знаешь, я ненавижу сладкое, – я тоже улыбаюсь, так вот в чём заключался сюрприз.
– Знаю. Не хочешь, не ешь, моё дело приготовить, могу сама всё съесть. А на обед приготовлю сютлач, и даже торт испеку, – оптимистично объявляет она, буквально излучая собой свет.
– А на ужин что? Крендельков поедим?
– Конечно, и заедим зефиром.
– Ты ж моя хозяюшка, – во весь рот улыбаюсь я. А затем откусываю кусок пирога на её глазах.
В её искреннюю улыбку примешивается капелька сумасшествия, и ещё более счастливым тоном она объявляет:
– Ненавижу тебя.
Она не обманула, на обед мне пришлось есть торт, и запивать его переслащённым чаем, и всё так же улыбаться.
Вечером мы встретились у коттеджа, уже стемнело, она прислонилась к стене, и наблюдала за отражением полной луны на воде.
– Ты обманул меня, Биркан, – спокойно проговорила девушка, когда я прошёл через мост, оказавшись рядом с ней. – Ты сам сказал им, что женат. Это вовсе необязательное условие.
– Памук рассказала? – Она кивает головой, всё так же, не глядя на меня. – Да, и этого мне тоже не стоило делать.
– Хасан оказался прав, ты врёшь мне на каждом шагу, – печально хмыкнув, проговорила она, мимолётно взглянув на меня.
После этой фразы она вернулась в дом, а я остался на улице. Сел на мост, свесив ноги к ручью. Я снова облажался.
На улице пасмурно. Небо то немного светлеет, создавая возможность пробиться тоненькому солнечному лучику, то вновь темнеет, но так, что облака остаются едва серыми, сложно понять, будет ли дождь.
При этом природа сама отвечает вместо неба, дует неслабый, холодный ветер, от чего качаются ели и сосны. Птицы и сверчки спрятались, слышны только завывания ветра, ударяющиеся о крышу коттеджа.
За пределами дома и даже в гостиной пахнет лесом, сильнее, чем прежде распространяется аромат хвои, земли и сырой древесины.
В камине потрескивают поленья, это самая освещённая часть гостиной, будто в кромешной тьме, а в это помещение свет почти не проникал, огонь был единственным оплотом света, сегодняшней заменой солнечному свету.
В комнате на втором этаже среднее освещение, такое бывает при раннем утре, когда солнце взошло не так высоко. Этот серый свет не сравнить с полумраком гостиной.
Отсюда лучше видно небо, только сейчас могу беспрепятственно его разглядеть, оно серо-голубого цвета, с немногочисленными белыми прожилками, своей композицией напоминает гладкий мрамор.
Кадер разместилась на высоком матрасе, прямо под стеклянным отделом крыши, она лежит на боку, упираясь на левую ногу, взгляд её устремлён в книгу, изредка перемещается на окно, где во всех подробностях видно буйство природы.
Не знаю, та самая ли это книга, которую мы не могли поделить, или другая, ведь все рукописи вдеты в одинаковые обложки.
Она не видит меня, но слышала, как трещали и скрипели подо мной деревянные ступени. Не оборачивается, сейчас я не достоин её внимания.
– Сегодня была запланирована прогулка. Помнишь? – Не очень громко говорю я, не переходя границу лестничного перехода.
– Никто не пойдёт в такую погоду, – не отвлекаясь от чтения, проговаривает она, немного скучающим голосом.
– Мы пойдём.
– У меня нет ни малейшего желания идти с тобой куда-то.
– Злишься?
– Нет, ложь на каждом шагу, уже вошла в привычный обиход жизни.
– По поводу брака, соглашусь, но в каком месте я ещё тебе врал?
Она помолчала, отложила книгу, и посмотрела в окно, в этот момент вновь подул сильный ветер, и сосна, растущая перед домом, наклонилась.
– Когда признавался мне в любви.
– Я могу зайти?
– Будто если я скажу, нет, ты не зайдёшь.
– Если откажешь, уйду, мы же договаривались.
– Ты собираешься что-то сказать? – Она окончательно закрыла книгу, отложив её на край матраса, а сама села, теперь уже, даря мне возможность видеть её прекрасное лицо и растрепавшиеся волосы.
– Если ты позволишь.
– Да, давай поговорим, – неожиданно быстро согласилась она, понимая, что нам необходимо расставить всё по своим местам.
Перешагиваю последнюю ступеньку, прохожу к мелкому диванчику и сажусь на него, ей вновь приходиться переворачиваться, чтобы мы были лицом к лицу.
– Начнём с последней ситуации. Да, мне нужно было сразу и честно рассказать тебе обо всём. Мы могли поехать куда-то только вдвоём, но оставаться наедине в такой ситуации, не лучший вариант. Брать с собой друзей тоже не вариант, я замечал, что тебе становится только хуже, когда они просят тебя остаться.
– Ты хотел, чтобы моё решение было только моим решением, а не сложившимся из-за намёков и просьб друзей?
– Именно. Так совпало, и эта немного рабочая поездка выпала на эти дни. Днём мы обсуждаем работу, у тебя появляется время подумать, отдыхать от меня, и так далее.
– Я понимаю, но зачем нужно было врать о браке? Говорить мне, что это было обязательным условием?
– Не думаю, что тебе хотелось приехать сюда в окружение довольно предосудительных людей, без особой на то причины. Мы бы не могли сказать, что приехали выяснять свои отношения, и по сути нас ничего не связывает. Так же не могли сказать, что мы друг другу никто, поэтому просто так живём в одном доме. Понятно, что между нами что-то есть. Не могу уверять, но что-то мне подсказывает, что тебе бы не хотелось слышать постоянные вопросы о наших намерениях и рассуждений, когда же мы сыграем свадьбу.
– Вероятно, так оно и было бы. Но зачем ты обманул меня? Не мог рассказать обо всём раньше?
– Совершил ошибку, да. И неверно изложил правду, это было не обязательной причиной, а заранее подготовленной ложью. А ещё мне хотелось хоть раз назвать тебя своей женой.
Кадер порывисто взглянула на меня, не то возмущенная, не то ошарашенная моими словами. Однако она ничего не сказала.
Мы немного помолчали, отвернулись к окну, наблюдая за буйством природы.
– Ты ещё хочешь прогуляться? – Вдруг спрашивает девушка, переводя взгляд от окна, на свои руки, обхватывающие колени.
Глава 68. Биркан
На улице очень тепло, даже порывы ветра разносили горячий воздух, будто мы были где-то на вечернем пляже, после жаркого и очень солнечного дня, и тепло окутывало нас.
Небольшой дождь всё же пролил, незадолго до нашего выхода, поэтому сейчас мы шли по мягкой, немного влажной земле.
– Когда я была маленькой, отец часто возил меня на природу, особенно в лес. Иногда мне кажется, только там я была счастлива. Мы гуляли, он рассказывал мне истории. Мы собирали шишки, дома мыли их, а некоторые из них я красила лаком для ногтей. У меня была целая коллекция разноцветных шишек, под цвет маминых ногтей. Я не очень знала, как она выглядит, но знала, какими были её ногти. Например, красный она любила больше всего, баночка осталась полупустой.
– И ты любила этот цвет? Раскрашивала им большинство шишек?
– Нет, – улыбнулась девушка, погружаясь в воспоминания. – Только лучшие из них, и то раскрашивала только один ряд, не желая тратить весь лак. Красный, такой не глубокий красный цвет, как неспелая вишня, всегда напоминал мне о матери.
– Только из-за лака для ногтей?
– Была одна фотография, отец проглядел и не сжёг этот альбом. То был её снимок, ещё до моего рождения, возможно даже до свадьбы. Полароидная карточка, цвета на ней ещё такие нечеткие, немного блеклые, но красное платье хорошо видно. Это единственный снимок, на котором она улыбалась. Я видела и другие фотографии, до того, как отец сжёг их, фото после брака, и ни на одном она не была счастлива.
– Ты бы хотела встретиться с ней?
– Нет. Она бы тоже не хотела этой встречи. Этот брак, создание семьи – было не для неё. Она поспешила и пожалела. Я не могу обвинять её. Каждый заслуживает второго шанса. Она им воспользовалась, надеюсь, теперь она счастлива.
– Ты не считаешь, что она не должна была бросать тебя? Она ведь стала матерью, а матери…
– Нет, ей с детства навязывали, что она должна выйти замуж и родить детей. Когда она встретила моего отца, и он поспешил позвать её замуж, она была слишком молода. Не могу сказать, почему согласилась тогда выйти за человека, которого не любила. Я почти не помню её в жизни, но из того, что помню, она не была счастлива, ненавидела себя, меня, отца. Вот она и ушла. Я не понимала её, ровно до того момента, как не сбежала сама.
– Это разные ситуации, Кадер.
– Отец остался в ужасном положении, я бросила его и даже не звонила. Ради своего спокойствия я бросила всех, как и моя мать. Не думаю, что со мной могла бы получиться хорошая семья.
– Ты боишься пойти по её пути?
– В какой-то степени. Конечно, если думать с сегодняшней головой на плечах, я бы не оставила ребёнка, ведь я знаю, каково ему будет. Но раз я однажды уже поступила так, то…
– Поэтому ты никогда не строила план по созданию семьи?
– Не только по этому, хотя… Возможно только сейчас я осознала это.
– Ты придаёшь тому событию излишне много внимания. Следуя твоей логике, если мы полностью отражаем своих родителей, то я должен стать убийцей.
– Извини, – смутилась девушка. – Я не хотела сказать, что это касается всех людей, просто я волнуюсь, что та история найдёт продолжение во мне.
– Я знаю тебя, ты не смогла бы поступить так. Как бы не было тяжело, но ты не бросала отца, то, что случилось недавно не в счёт, как минимум ты интересовалась его жизнью.
– Значит, ты не оправдываешь поступок моей матери?
– Нет, у подобного не может быть оправданий. Совершенно так же я никогда не прощу своего отца.
– Ты впервые говоришь мне об этом. Никогда не говорил, что чувствуешь по отношению к нему, – с некоторым сожалением, касаемо моих переживаний, произносит Кадер, прислонившись спиной к стволу дерева.
– С собой я тоже этого не обсуждаю, – ухмыляюсь я, пытаясь скрыть растущее внутри меня напряжение.
– Я не заставляю, если момент не настал, не нужно…
– Когда-то нужно выпустить пар, к тому же, никому кроме тебя я не смог бы рассказать об этом.
– Я рада, что ты видишь меня таким человеком.
– Все тебя такой и видят, ты не замечаешь, но выглядишь ты как человек, которому готов рассказать всё.
– Нет, просто я хорошо и внимательно слушаю. Готова сделать это и сейчас.
Мне было не так легко начать, как казалось изначально, хотелось выговориться, убрать эту преграду с пути.
– С момента смерти отца, – наконец начал я, после продолжительной паузы. – Я ни разу не был у него на кладбище, ни единого раза не молился за его душу. Не смогу простить его, никогда не прощу. Поэтому никогда не осуждал тебя, когда ты не могла простить своего отца.
– У меня меньше причин злиться на него.
– У каждого свои границы терпения. У меня никогда не было матери, и мне очень не хватало этой любви. Если я видел чьи-то отношения с родителями, представлял, как бы я общался со своей. Думал, что она являлась важнейшим человеком в моей жизни. А он убил её. Ни за что. Просто так. Не сожалея, лишил человека жизни.
– Тебя он тоже бил?
– Да, постоянно, долгие годы он снился мне, и каждый раз избивал меня. Пока я не дал ему сдачи. Всего один раз, изменил сюжет, вечно повторяющегося сна, и он перестал меня преследовать. Плевать на эти годы жизни в страхе. Прошло. Возможно, в некотором роде это сделало меня сильнее. Но простить его за смерть матери, не смогу никогда.
– Это и гнетёт тебя. Я не могла взлететь до того, как отпустила ситуацию с мамой. Узнала, что она жива, пусть и отказалась от меня, и всё. Тебе необязательно прощать своего отца, уж тем более пытаться понять, но отпустить это нужно. Уже никого нельзя спасти от него, кроме твоей души.
– Знаешь, недавно я погрузился в это воспоминание вновь. Я думал, что очень похож на него, ведь я был готов убить другого человека.
– Кого?
– Хасана. Если бы он как-то попал в мои руки раньше, чем полиции. Я бы мог убить его.
– Не говори так. Этого не должно произойти.
– Возможно. Смерть – слишком простое наказание для него, как и тюрьма. Нашлись же люди, которые поддержали его. Как же, герой, отомстил за свою девушку. А Джан предстал перед всеми убийцей, – начал злиться я, вспоминая заголовки газет. – Но потом я понял, что ничем не отличаюсь от него, если бы ты не открыла тогда глаза…
– Мы же точно знаем, что он не мог совершить этого. Джан не мог, и ты не будешь убивать. Обещаешь? Если когда-нибудь встретишь Хасана, не сделаешь ему ничего.
– Если ты не намерена любить меня, почему волнуешься за мою душу? – Ухмыляюсь я, немного воспрянув духом, но почти сразу же осекаюсь. – Или ты переживаешь за Хасана? Ты ведь отнеслась к нему слишком снисходительно.
– Да, возненавидеть его, настолько, насколько он этого заслуживает, я не смогла. Однако в этой ситуации я переживаю только за тебя. Я не до конца уверена, в том, чтобы быть с тобой и дальше, к любви это никак не относится, – загадочно улыбнулась она, бросив на меня хитрый взгляд. – Так ты обещаешь?
– Обещаю, – в ответ улыбаюсь я.
Следующие два дня на улицу невозможно было высунуться, дождь лил не прекращаясь, резко похолодало, и внешняя атмосфера, ввиду отсутствия света, сразу стала мрачнее.
Переговоры откладывались, проживая в нескольких метрах друг от друга, мы никак не могли встретиться с партнёрами, и в эти дни поддавались хандре, запертые в четырех стенах.
Кадер куталась в плед, руки её нехотя высовывались из тепла, чтобы переворачивать страницы. Я сидел на другом конце дивана, без интереса щёлкал пультом телевизора.
– Мы так скоро на стену от тоски полезем, – тяжело вздохнув, протянула девушка, откладывая книгу в сторону. – Хотя соглашусь, в больнице временами было ещё скучнее.
– На то она и больница. Ничего, на днях погода улучшится, снова начнём двигаться, – зеваю я, ещё больше растекаясь по дивану.
– Мы даже не разговариваем в это время, – подхватила зевок от меня. – Мы два дня не встаём с дивана. Мы даже едим здесь.
– На ночь же уходим, и нормально.
– Ты сегодня здесь спал.
– Да, не хотелось вставать.
– Вот оно, начало конца. Разве раньше у нас были дни, когда мы могли позволить себе не вставать с дивана?
– Мы стареем, хотя, даже бабушка Мехтебер не позволяет себе столько сидеть на одном месте. И перестань зевать, я из-за тебя не могу остановиться, – и в подтверждение своих слов ещё раз широко зевнул.
– Это ты начал, а я стала жертвой, – возмутилась Кадер, и спустя две минуты осуждающего взгляда на меня, тоже зевнула, да так, что из глаз потекли слёзы. – Хватит, отвернись, зевай в другую сторону.
Она не поленилась подвинуться, и протянуть ко мне руку, чтобы отвернуть мою голову, но я перехватил её ладонь и продолжил зевать. Повторили друг за другом ещё несколько раз и рассмеялись.
– Какой кошмар, нас веселит зевота. А дальше что?
– Не знаю, – в который раз зевнув, промямлил я.
– Нет, всё. Вставай. Надо чем-то заняться.
– Например?
– Погуляем под дождём, заодно взбодримся, – не дожидаясь моего ответа, девушка направилась к крючкам, где висела её легкая ветровка.
– Эй, не думай даже. Тебе ещё заболеть не хватало, – грозной интонацией напомнил я. – Давно в больнице не была? Опять будешь нудные истории Анри слушать, он же понятия не имеет, что такое врачебная тайна. Болтает без умолку про своих пациентов.
– Иногда это даже захватывает. Перестань, от одной прогулки ничего не будет.
Поднимаюсь с дивана, Кадер знает, что я не отпущу её, поэтому выбегает из дома, на ходу натягивая на себя ветровку. Бегу за ней.
Хватаю её со спины, прижимаю к себе, она замирает, несколько секунд стоим молча, затем девушка высвобождается.
– Это уже слишком, мы же гулять хотели.
– Погуляем завтра, погода должна прийти в норму. А тебе не нельзя заболевать.
– Я не заболею, это просто дождь.
Мы стоим на пороге, под уютной, небольшой крышей, в защите от ненастья, здесь достаточно холодно, воздух влажный, окутывает нас, будто морской бриз.
– Нельзя подвергать себя опасности, – шепчу я ей на ухо.
Мы слишком близко, под крохотной крышей мало места для нас двоих. Несколько секунд Кадер смотрит на меня, задумчиво, изучающе. Мне знаком этот взгляд. Печаль, с примесью разочарованности.
Она пытается что-то изменить в своих эмоциях, но не может, то и дело возвращается в прошлое. Как бы ей не хотелось, она не сможет забыть всё произошедшее.
С момента её возвращения в город она не перестаёт смотреть на меня этим особенным взглядом, и лишь иногда мне удаётся видеть другую эмоцию, происходит это только тогда, когда меня она не замечает.
– Оставь меня, – её настроение резко сменилось, стоило задержать взгляд на мне. От прежней весёлости, беззаботности, не осталось и следа.
– Извини, я не… – начинаю я, но она вновь бросает на меня взгляд, и я замолкаю.
– Для чего ты всё это устроил? У нас ведь нет будущего. И ты знаешь это лучше меня.
Не спешу с ответом, продолжаю смотреть в её печальные глаза, и только спустя пару секунд, отвечаю:
– Верно. Зато у нас есть настоящее, мы никогда не будем жить в будущем, всегда будем находиться в настоящем, и в этом настоящем мы есть друг у друга. И никто не сможет нам помешать.
– Но ведь завтра когда-то наступит, – усмехается девушка, не отводя от меня взгляда, чему я очень благодарен.
– Если мы этого не захотим, не наступит.
– А если я захочу? – Совсем тихо спросила она, и этот шёпот ударил по моему сердцу.
– Я приму твоё решение, и настоящего уже никогда не будет. К сожалению, прошлое я не смогу изменить, для того, чтобы ты изменила своё решение.
– Пока я не смогу отпустить прошлое, не приму настоящего. Прости, – напоследок шепчет Кадер, и возвращается в дом.
Прошло ещё несколько дней, Кадер избегала меня, с утра до вечера сидела вместе с Памук на улице, а к моему возвращению поднималась на второй этаж, делая вид, что меня не существует.
Виделись мы только за ужином, когда вся компания собиралась вместе, но и тогда она общалась исключительно с Памук или Семихой. Я неотрывно смотрел на неё, удовлетворяясь, её мимолетным взглядом, полным разочарования. Едва переглянувшись со мной, она быстро опускала глаза.
Неумолимо приближался день отъезда, ещё немного и мы будем обязаны распрощаться. Как бы мне не хотелось думать об этом, как не хотелось оставаться в стороне от неё, но иначе было нельзя, не могу же я заставлять её быть с собой. Однажды я уже совершил эту ошибку, и второй раз не осмелюсь причинить ей страдания и унижение.
Кадер много размышляла, я часто замечал её замершей в одном положении, устремившей взгляд куда-то в сторону, на её лице застывала гримаса легкого напряжения, обдуманные ею вещи, не казались легкими.
За день до отъезда, мы уже договорились о подписании контракта, в чём у меня не было никаких сомнений и страхов, поэтому оставшееся время позволили себя отдохнуть.
Я сел на ступенях дома, наблюдая со стороны быстрое течение воды в ручье, и обдумывал предстоящую разлуку с любимой, хотя я и не был готов расстаться, не использовав последнюю попытку.
Кадер ещё с утра ушла гулять с Памук, теплая и ясная погода позволяла им проводить много времени на природе, чем они с удовольствием пользовались.
Примерно через час Кадер появилась на дорожке, направлялась прямо к дому, чем сильно удивила меня, обычно она не возвращается так рано, чтобы случайно не пересечься со мной.
На её лице играла улыбка, а солнечные лучи, будто не видели ничего, кроме её лица, поэтому оставляли свои тёплые поцелуи на её румяных щеках, и щурившихся от яркого света, веках.
У её улыбки было только одно объяснение, она ещё не заметила меня, просто не знает, что мои переговоры закончились, иначе б она вовсе не вернулась в коттедж.
Я неотрывно смотрел на неё, любовался каждым её движением, игрой солнца на её лице, однако это не помогло мне разглядеть или как-то предотвратить момент, когда она провалилась в пруд.
Едва я услышал всплеск, сразу вскочил на ноги, сломя голову понёсся к ней, в воде неглубоко, уровень воды чуть выше колена, однако под водой дно засыпано острыми камнями, а течение слишком быстрое.
Я вовремя схватил её за руку, вытянул на берег, и склонился над ней, испугавшись за её жизнь, хотя головой понимал, что ничего страшного не произошло и произойти не могло.
В ответ на мои невысказанные тревоги, Кадер звонко рассмеялась, она смеялась так беззаботно, как никогда не смеялась при мне.
– Что такое?
– Я всегда была такой неуклюжей? – Едва различимо спросила она, сквозь заразительный хохот.
Молчу, совершенно по-дурацки улыбаюсь, глядя на её счастливое лицо. Не могу сдержаться. Мимолётно прикасаюсь к её губам. Лёгкий, едва заметный поцелуй.
И она не злится. Не отталкивает меня. И даже не перестает улыбаться.
– Прекрати, – чуть нахмурив брови, проговаривает она, голос становится тише. – Или так и будешь поджидать, когда мне станет весело?
Кадер присаживается на землю, мне тоже приходится подняться.
– Если понадобится, буду сам всюду падать, создавая моменты для твоего веселья.
– Тут меня ронять нужно, может, скорее всё это закончится, – без прежнего веселья проговорила Кадер, но улыбка на её лице осталась, хоть и стала немного печальной.
Девушка смотрела пару секунд мне под ноги, вновь о чём-то размышляя. Затем поднялась на ноги, вставая передо мной. Её лёгкое платье полностью промокло, о босоножках можно и промолчать. С волос, как и с одежды, на землю спускались небольшие потоки воды.
Не знаю, почему я решил сделать это именно сейчас, у меня нет тому нормального объяснения. Возможно, то была секундная слабость. Или её хорошее настроение, так благотворно повлияло на меня. Либо нервная система не могла продолжать нервничать и ждать более подходящего момента.
Лезу в карман брюк, штанина которых немного промокла в процессе спасательной операции из пруда, достаю оттуда вещь, которая нервировала и будто обжигала меня с момента покупки.
– Я понимаю, сейчас не самый прекрасный момент, но ничего лучше, кроме твоей улыбки, со мной уже не может ничего произойти. Кадер, я во многом виноват перед тобой, но обещаю, что сделаю всё, чтобы впредь ничего плохого с тобой не происходило. Никто не навредит тебе, ни я, ни кто-то другой. Несмотря на твой ответ, говорю, я люблю тебя, и ничто этого не изменит. Согласишься ли ты выйти за меня замуж?
Едва любимая поняла, что я достал из кармана кольцо, её лицо изменилось. Улыбка стала какой-то болезненной, словно то, что она хочет сказать, причинит ей боль. Она смотрит мне в глаза, на их дне читается удивление, но это вовсе не счастливое удивление.
Не заставлю её произносить слова, которыми, как ей кажется, она может задеть меня. Не смотря на всё, что я сделал ей, она не может обидеть меня отказом, это тяжело даётся ей.
– Хорошо, – хмыкнул я, отведя от неё взгляд. – По глазам вижу ответ. Возможно, с третьего раза получится…
Я собираюсь убрать коробочку с кольцом обратно в карман, конечно, мне бы хотелось оставить его ей, но знаю, что она не примет подобного подарка.
Неожиданно она берёт меня за руку, перехватив её до того, как кольцо скроется в кармане. Удивленно смотрю на Кадер. На лице её играет таинственная улыбка, значения которой я не понимаю.
– Нет, – едва слышно произносит любимая, и сердце моё замирает. Что-ж, зря я переживал, что она не сможет отказаться. Вполне спокойно ответила на моё предложение. – С этого раза получится.
– Знаешь, я ведь и шла к тебе, когда всё это случилось, – проговорила Кадер, устраивая голову на моём плече.
Наступила наша последняя ночь в коттедже, мы решили провести её вместе, улеглись на матрас, прямо под окном, с видом на звездное небо.
– Боюсь спрашивать, почему ты сменила своё решение, – усмехаюсь я, перебирая её волосы пальцами. – Вдруг натолкну тебя на размышления, и ты откажешься.
– Не передумаю, – улыбается девушка, бросив на меня хитрый взгляд.
– Тогда спрашиваю, что такое произошло?
– Мы разговаривали с Памук, – Кадер вздохнула, видимо, тема будет не самая простая. – У неё был жених, давно, ещё в Мостаре, где она жила раньше. Они очень любили друг друга, она считала его главным человеком в своей жизни, знала, что чтобы он не сделал, никогда не сможет его разлюбить.
– Видимо, разлюбила, – хмыкнул я, за что получил щипок за палец.
– Нет, с господином Аббасом у неё просто иная любовь, далёкая от той. Так вот, они поругались, она не назвала причины, но там была замешана другая девушка, может, то была измена. Так вот, Памук собрала вещи, вернулась в родительский дом. Он долго просил у неё прощения, говорил, что подобное никогда не повторится. И, умер.
– Что с ним произошло?
