Текст книги "Почувствуй (СИ)"
Автор книги: Алейна Севимли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 59 страниц)
Глава 64. Биркан
В ночь, когда ухала Кадер, я узнал об этом не самым первым, не вторым и не третьим. В отличие от людей, занявших призовые места, мне она не сообщила лично. Не оставила записки, даже крохотного сообщения мне не досталось.
После свадьбы друга мы оба взяли небольшую паузу, мне необходимо было исправить ошибку, отказаться от того обещания, которое я не в силах выполнить.
В тот вечер я уехал к Рувейде, нам предстоял долгий разговор, с ней, с её родителями, я сказал, что не могу жениться на ней. Она горевала, но не долго, что немного уменьшило моё чувство вины, всего через несколько месяцев оказалось, что они с Танером нравятся друг другу. Он подвозил её после свадьбы, и оказалось, что у них много общих интересов, так они начали общаться.
С более близкими отношениями были сложности, они считали, что это неправильно по отношению ко мне, ведь Танер мой друг, а Рувейда могла стать моей женой. Хоть они оба знали, что никаких чувств к этой девушке я не испытываю, была некоторая неловкость, к счастью, мы быстро всё обговорили, и у нас появилась новая любящая пара.
После этого визита я поехал к дому Кадер, тогда на пороге я встретил пьяного и несчастного Джошкуна, я и подумать не мог, что он вновь скользнул на эту дорожку. Мы вместе нашли письмо, прочитали его. Мужчина долго винил себя, и в итоге принял решение исправиться.
Я часто навещал его, оказывал поддержку, когда она была ему необходима, он называл меня сыном, и жалел, что у нас с Кадер ничего не вышло.
Я пытался предотвратить её побег, не мог допустить мысли, что больше не увижу её. Я во всём виноват, я разрушил и свою жизнь, и, что самое главное, её жизнь, этого я не мог простить.
Знал откуда она уезжает, знал, что в то время с того места отправляется только один автобус, я всегда знал, что она в Стамбуле. Знал, где она работает, ибо вскоре я стал совладельцем этой организации. Знал многое о её жизни, но никогда не вмешивался.
Однажды, по случаю покупкой мной части акций, в той организации устраивали праздник, это событие выпало к новогодним праздникам, Кадер тоже была там, я видел её, но она не видела меня.
Она стала другой, весёлой, уверенной, свободной. Это та причина, по которой я не вмешивался в её жизнь.
Она расцвела, и я не мог вырвать её из земли, и прицепить к себе на грудь, в качестве украшения.
Чтобы она горела, а я плавился, как воск свечи, поддерживая её мерцание.
Если жизнь моей любви шла в гору, то я упал с этой горы. И я стал другим человеком, раздражительным, нервным, всегда занятым.
В какой-то момент мне снесло крышу, это было осенью, ещё до того, как я увидел Кадер на корпоративе. Если моя возлюбленная никого к себе не подпускала, если верить Йетер, то я отрывался по-полной.
В моей жизни были девушки, много девушек, и ничего серьёзного. Я прогонял их из своей жизни ещё до того, как они успевали мне надоесть. С вечера до утра я проводил в клубах, или на чьих-то вечеринках.
Я даже купил квартиру для этих связей. Но не только поэтому, самой главной причиной было, что в этом месте никогда не было Кадер, её вещей, воспоминаний с ней.
Признаться честно, это не помогало. Стоило мне купить туда какую-то мебель, будь то новой кроватью, креслом, подставкой для ножей, я всегда думал, что бы она на это сказала. В какой-то момент жилище стало очень уютным, что опять не давало мне забывать девушку, одно её имя воспринималось мной, как уют.
Я всё ждал, что она вернётся, я покажу ей квартиру, она ей очень понравится, но не настолько, чтобы она не дополняла её какими-то вещами, я буду недовольно бухтеть, говорить, что это всё нам не нужно, но моя душа будет радоваться.
Поэтому в какой-то момент я выбросил половину этого уюта, а остальную часть задвинул в кладовку. Квартира вновь стала холостяцкой, ничего лишнего, стол, стул, холодильник, и кровать, которую и кроватью было сложно назвать, что-то вроде высокого матраса на полу.
В конечном итоге я вернулся домой, устав слушать тишину и смотреть в стену. В доме дедушки была жизнь, уже не так, как было при Кадер. Всё опять стало разрозненным, но по сравнению с пустой квартирой это было неплохо.
Загульной жизни на меня хватило на два месяца, сразу после этого я полностью погрузился в работу, настолько, что иногда забывал спать и есть.
Поднимал голову для редких встреч с друзьями, и общения с сестрой, иногда бабушка Мехтебер забирала час другой, ругаясь, что я так всю жизнь просижу на работе, как и мой дедушка.
Они больше не предлагали мне жениться, однажды я строго сказал нет, и больше меня не донимали этими вопросами, так же они знали, что Кадер уже не вернётся.
Она уехала, у неё началась новая жизнь, со своими взлётами и падениями, новые люди, новая работа, новая она. У меня же изменились незначительные события, каждый день был похож на прошедший день. И вот теперь, когда она почти вернулась ко мне, я снова её потерял.
С момента исчезновения Кадер прошёл месяц, Хасана мы тоже не могли поймать, он был объявлен в розыск, ему запрещался выезд за границу, но он так и не попадался никому на глаза.
Днём и ночью мы искали Кадер, показывали её фотографию прохожим, незаконно, как и раньше, просматривали камеры видеонаблюдения, и её не было.
Я ещё надеялся, что она уехала, пусть я никогда её не увижу, но она будет жива, главное верить.
Дни тянулись невыносимо. Каждый час превращался в вечность. Я наивно полагал, что первая неделя была самой тяжелой. Неделя, когда у нас ещё была надежда, когда были высоки шансы найти Кадер живой.
Омерзительно длинная неделя, я перестал существовать, превратившись в тень, беспутно бродившую по улицам. Я не останавливался ни на миг, прочесывал улицы, донимал прохожих. Мне представлялось, что я найду её, как это бывает в фильмах. Окажусь там, где должен оказаться. Но её не было.
Прошла неделя, никто уже не верил в благоприятный исход. Только я продолжал искать и надеяться. Иногда меня захватывала тёмная материя. Мысль, что девушки больше нет в живых. Я ждал каждого звонка, и при этом проклинал каждый из них. С каждым часом таяла надежда, что новость будет положительной.
Я искал её в прохожих. Такое уже было в нашей истории, но в этот раз иначе. Я не позволял задерживаться на мысли о её смерти. Она была невыносима.
Думал, что этот год прожил во мраке – ложь. У меня было солнце, в Стамбуле, моё далекое, счастливое солнце, и мне этого хватало. А теперь это солнце погасло, и вся моя жизнь обратилась прахом.
Суд состоялся, Йетер признали виновной, но она вновь исчезла, волшебным образом, едва покинула зал заседаний. Семья Кара подкупила охрану, они вывели её на улицу, и дальше неизвестность. Тех людей посадили, а Йетер ходила на свободе. Теперь и она официально разыскивалась полицией. Танеру так и не удалось вытянуть из неё показания, сейчас, когда мы знали, кто убийца, это было не так важно.
Утром, в жаркий летний день, Танер позвонил и попросил приехать в участок, больше он ничего не сказал, и по пути я жутко нервничал. Больше всего я боялся обнаружения тела Кадер. Всё это время я запрещал себе думать о её смерти.
– Что случилось? – Напряжённо спросил я, встретив друга у полицейского участка.
– Не нервничай, Хасана поймали. На допросе он ничего не рассказал, но я договорился, что я проведу допрос, ты тоже можешь вмешаться, я сказал, что ты мой помощник.
– Он сказал что-то о Кадер? Где она?
– Ничего не сказал, но мы попробуем это исправить, давай, идём.
За этот месяц мы оба изменились, постарели и совершенно перестали шутить и понимать шутки. Это особенно не вязалось с манерами адвоката, раньше он никогда не унывал. Когда в жизни происходят подобные вещи, когда твоим близким угрожает опасность, и ты не знаешь, как им помочь, для тебя всё резко меняется.
Хасан выглядел лучше нас, если мы с Танером не помнили, когда последний раз спали, то он будто вернулся с курорта. Он был спокоен, будто точно знал, что ему ничего не будет.
– Ох, господин Биркан, – воскликнул он, увидев меня, растянул губы в ехидной усмешке, и откинулся на спинку жёсткого стула. – Какая встреча.
Стул упал, и обвиняемый тоже.
– Эй, тише, за нами могут наблюдать, – предостерёг меня Танер.
Хасан закатился смехом, вытирая кровь с разбитой мной губы.
– У котёнка есть когти, не ожидал.
– Где Кадер? – Продолжаю я, едва сдерживая желание ударить ещё раз. – Куда ты её дел?
– Это вопрос к тебе, ты снова разочаровал её? Я видел, как она уходила из дома с чемоданом. Снова сбегала от тебя, не так ли?
– Интересно, ведь месяц назад ты говорил, что не видел её. А тут откуда-то чемодан.
– Что вы ходите от меня? И полиция что хочет от меня?
Мы с адвокатом садимся на стулья, напротив обвиняемого, нужно начать допрос, вмазать ему ещё несколько раз я всегда успею, сейчас главное узнать, куда он дел Кадер.
– Ты знаешь, в чём тебя обвиняют? – Начал Танер.
– Понятия не имею.
– Тебя обвиняют в убийстве Джана Бетлюча и Сеита Гювена, а также в исчезновении Кадер Весфель. Что ты можешь на это сказать?
– Как некультурно, господин прокурор, не припомню, что я переходил с вами на «ты».
– Я не прокурор, и встреча у нас неофициальная, иначе бы мой коллега не заехал тебе по лицу.
– Коллега, – расхохотался Хасан, и тут же успокоился, снова возвращая своё нарочито-спокойное выражение лица. – О чём вы хотите знать?
– Вы признаёте свою вину по какому-то из этих дел? – Не надеясь на положительный ответ, спросил Танер, задавая вопросы по списку.
– У вас ведь нет прямых доказательств против меня, я слышал, вы долго уговаривали полицейских начать это дело. Однако признаю, я убил этих двоих.
Адвокат, привыкший держать себя в руках, не показал своего удивления, а вот я изумился, поэтому продолжил молча наблюдать за допросом, думая, почему он так легко принял обвинения.
– Почему ты это совершил?
– Эти двое убили мою невесту Себахат. Для меня было делом чести отомстить им.
– Что ты несёшь? – Не выдержал я, вскочив на ноги. Я точно знаю, Джан не мог этого совершить.
– Ты плохо знаешь своих друзей, или хорошо притворяешься. Я ещё не понял, знал ты об этом убийстве или нет, – будто прочитав мои мысли, проговорил Хасан.
– С чего ты решил, что они убили её? Когда я спрашивал про Себахат, ты говорил, что не знаешь, что с ней произошло.
– А ты хотел, чтобы я во всём сразу же признался? – Хмыкнул парень.
– Сейчас признаешься.
– Теперь я подозреваемый, пусть все знают, что я отомстил за свою любовь. Когда никто не догадывался о моей вине, глупо было делать подобное заявление.
– Что случилось с девушкой? – Танер возвращает нас к допросу.
– Тем вечером она снова была в той компании, вы знаете, кто там был, ходили по пятам. В тот год я уезжал учиться, мало времени ей уделял, и она связалась с плохой компанией, вернее, она-то считала их своими друзьями.
– Что потом?
– Я должен был приехать на выходные в тот день, но проблемы навалились… Себахат обиделась, поэтому внепланово собрала друзей. Я вырвался к ней ночью, осознал свою ошибку, ещё и лишнего наговорил, касаемо этих её друзей. Я зашёл в самый неподходящий момент, эти двое пытались спрятать её окровавленное тело.
– Что там произошло?
– Думаешь, они так и рассказали мне? Забившись в угол, ревела эта противная девчонка, её семья владельцы отелей. Они увидели меня, сказали, что это был несчастный случай.
– Вы не пытались отвезти её в больницу?
– Она была мертва. Это было не одно ножевое ранение. Всё было в крови. Сначала нож вонзили в шею, потом несколько раз в живот. Я не знаю, за что они так обошлись с ней.
Я встал, не в силах слушать всё это. В голове просто не укладывалось, что такое могло произойти, и главное, почему? Глаза заполонила тьма, что если он сотворил нечто подобное с Кадер?
– Ваш Джан взял на себя всю ответственность, в течение долгих лет пытался скрыть это преступление, я пытался обращаться в полицию, но меня считали безумным, ведь тела не было, её родственники утверждали обратное. Я не виню её мать, у них никогда не было денег, а кто-то из их семей заплатил им, договаривались лично родители. Чтобы не привлекать внимания, они все прятались, конечно, кроме девчонки Кара и вездесущего спасителя Джана. Мало того, их семьи были виновны в смерти моих родителей и отца Себахат, и ничего, даже за это им ничего не было.
– Что сделали с телом?
– Они где-то закопали её, я даже не мог вмешаться, не мог ничего сделать. После нескольких попыток обратиться в полицию, я исчез, не попадался им на глаза, строя план мести. Это случилось неожиданно, вы заявились в кафе, где я всегда обедал. Джан узнал меня с самого начала, он знал, что всё начнётся заново, но теперь и у меня было больше сил. Я окружил их со всех сторон.
– Как ты убил его?
– Это случилось не сразу, я долго угрожал ему, а он всё утверждал, что то был несчастный случай. Я шантажировал его. Звонил, писал, он знал, что я где-то рядом, но найти не мог. Ставки повышались, он решил сбежать, наплевать на эту девчонку Кара, на Сеита, на свою семью. Он собирался забрать Кадер, да Биркан, твою Кадер, и сбежать. Той же ночью у нас была назначена встреча, всё решилось в тот день, не думаю, что он хотел меня убить, у него не было с собой ничего. Он хотел разобраться словами, отчего-то он был уверен в себе, в своих словах, не видь я своими собственными глазами её окровавленное тело в его руках, поверил бы ему. Он был очень убедителен. Но так, зная правду, я ещё больше разозлился, и когда он отвернулся спиной, собираясь привести последний аргумент, а столкнул его вниз.
– Затем ты принялся за Сеита?
– Да, вы помогли мне найти его, я знал, что вы идёте по пятам, поставил подслушивающее устройство, и пока вы размышляли, поехал в бедный район, нанял нескольких парней, и всего за несколько тысяч у меня появилась возможность расквитаться с обидчиком. Конечно, мне хотелось бы, чтобы он видел моё лицо, я хотел произнести её имя, чтобы он вспомнил. Но мне пришлось нападать, когда вы были в полном составе, в тот день я вновь усомнился, что вы ни о чём не знаете. Приехать раньше мы бы не успели, а после было бы поздно, он мог проговориться, или сбежать. Кстати, прости Биркан, я чуть не зарезал тебя тогда.
Танер продолжал допрос собранный и спокойный. А я не мог вымолвить и слова. Я остолбенел от ужаса.
– О наркотиках в машине Джема Гювена тоже сообщил ты?
– Да, папаша тоже мерзкий человек, сдаётся мне, он знал о случившемся, не зря опекал и прятал сыночка.
– Озгюра тоже могли задавить по твоей наводке?
– Да, но я не настаивал, иначе мог сам сделать это. Я не был до конца уверен, в вашей причастности, вернее, в том, что и вы знали об этом преступлении с моей Себахат.
– А Кадер здесь причем, по-твоему, она тоже что-то знала?
– Кадер, пострадала из-за тебя, я отправил то сообщение, честно сказать, я даже не думал, что ты так легко откажешься от неё.
– Что ты сделал с ней?
– Ничего не делал, мы мило поговорили, я уговорил её ничего не сообщать тебе, и она уехала. Ты ведь перестал что-то значить для неё.
– Из твоих вещей выпала фотография Кадер, откуда она взялась? – Продолжил Танер, он хотел продолжать, чтобы я не задумывался над его словами.
– Сфотографировал, – пожимает плечами преступник. – Я долго ходил в «Эдер», до того, как вы появились. Я нравился ей, но моё сердце было занято другой девушкой.
– Ты как-то заходил с какой-то девушкой, Кадер тогда ещё расстроилась, – припоминаю я день нашего знакомства, и сердце сжимается в груди, но не больше, чем от мысли, что он поквитался с ней. Пусть любит кого угодно, только пусть останется жива.
– Это так, уверен, что больше никогда в жизни не видел её. Ты знаешь как это, после отъезда Кадер у тебя было много подобных, но соглашусь, те были на ранг выше моих любовниц. Знаешь, в какой-то момент я решил, что если заставить себя, то можно полюбить кого-то другого, я выбрал Кадер. Я вновь пытался ей понравиться, пытался сделать всё, чтобы она понравилась мне. Но я больше раздражался, начинал ненавидеть себя.
– Прошу тебя, скажи мне, где Кадер?
– Понятия не имею, куда-то сбежала, – сообщил он, и опустил глаза. Он врал.
– Ты ведь любил Себахат, любил. Ради неё убил людей. Я люблю Кадер ничуть не меньше, скажи мне, где она.
– Ты ведь никогда не простишь себе её смерти? – Он не поднял глаза, уголки его губ немного приподнялись.
– Не прощу.
– И я не мог простить, но я хотя бы отомстил, ты тоже можешь это сделать.
– Ты убил её? – Вмешался Танер.
– Хорошо, я понимаю твои чувства. Если ты так хочешь посмотреть на неё, я могу дать координаты, где нужно копать.
В ушах что-то шумит, затем ударяет резкая тишина и противный писк. Я услышал то, что боялся услышать.
Глава 65. Кадер
Под землёй жутко холодно. Не важно, зима наверху, или весна, а в моём случае почти лето, осталась всего пара недель, но я уже ничего не увижу, земля всё равно холодная.
Я не была любимой рабой Аллаха, иначе бы умерла сразу, не мучаясь, не размышляя о жизни и смерти, просто умерла бы, погребённая в землю.
Когда я родилась, отец настаивал, чтобы я стала мусульманкой, неважно жили мы в России или в Турции, отец считал меня истинной турчанкой, хотя я совсем не переняла их черты, ни внешности, ни характера.
Там, где мы жили, не было мечети, я посещала это место в раннем детстве, отец возил меня в город покрупнее, в целом, я жила с верой в сердце, но редко молилась, не носила платка, и не имела в доме Коран.
Я всегда спокойно относилась к религии, не отрицала существования богов, наоборот, я признавала все религии, считая, что у каждого божества свои люди и свои земли. За всю свою жизнь я почти никогда не обращалась к богам, ни с просьбой, ни с каким-либо упоминанием. Мне казалось, у людей есть проблемы серьёзнее моих, пусть боги помогают этим людям, тем, кто больше в этом нуждается. Незачем привлекать к себе внимание, если мне послали какие-то испытания, значит, я могу с ним справиться.
И только сейчас, оказавшись под землей, я ежесекундно обращалась с мольбами к небесам. Я молилась не за спасение, а за смерть.
Я не погибла, и меня не закопали в могилу. У меня нет объяснения, почему Хасан не сделал этого. Так же и не было объяснений, почему тот удар в голову не стал последним.
Я потеряла много крови, простынь, в кою замотал меня убийца, насквозь пропиталась кровью, мои частицы остались и в ворсе обивки багажника. В какой-то момент рана начала обрастать коркой, она не была глубокой, он не смог со всей силы проломить мне череп, как и не смог добить меня после.
Хасан оставил меня в чём-то вроде погреба, во всяком случае, это было помещение из кирпичей, под землей, ибо я точно помню, с каким трудом он спускал меня по лестнице, хотя сейчас её перед собой не видела, она скрывалась в другой комнате, за дверью.
Где-то в углу хранился скудный урожай, на стенах расположены полки, на них всего несколько банок, с какой-то жидкостью, и варенье.
Я тоже походила на полку, ибо тоже была прикована к стене, только не на шурупы, а на собачью цепь. Правая рука всегда пристёгивалась к стене, я уже не чувствовала её, слишком долго она находилась в неестественно подвешенном положении.
На собаку я тоже похожа, подо мной что-то вроде подстилки, какой-то кусок ковра, запачканный моей кровью. Рядом стоит чашка с водой и какая-то еда.
Я не могу есть пищу, и пить тоже не могу, так же не могу сходить в туалет, хотя для меня любезно принесли что-то вроде биотуалета.
Я медленно, очень медленно умираю, шевелиться и разговаривать я не могла с самого начала, если с меня вдруг спадает та самая простыня с сакурами, сворованная из моего шкафа, то я даже не смогу её поправить, жду, пока появится Хасан и накроет меня.
Он приходил каждый день, смачивал мои губы водой, заставляя сделать глоток, накрывал меня простыней, иногда приносил что-то вроде пледа, но это бесполезно, я никак не согревалась, менял фонари, когда они перегорали. У меня было целых два фонаря, один висел на гвозде на стене, другой стоял на полу.
Единственное что я делала, так это тряслась от холода, постоянно, не останавливаясь, у меня стучали зубы, кожа всегда была синяя, я постоянно проваливалась в сон, надеюсь, что на этот раз уже не проснусь. Когда Хасан приходил, сначала проверял пульс, ибо я всегда была похожа на мертвеца.
Он менял воду, приносил еду, и каждый раз садился рядом, и начинал извиняться. Меньше всего он хотел бы, чтобы всё произошло так, но не может же он позволить, чтобы его посадили, он ведь совершал это не со зла, так должно быть, он отомстил.
Свою историю он не рассказывал, как он убивал, как пришёл к этой мысли, ничего из этого. Он говорил некоторые вещи, совсем кратко, какие-то чувства, страхи, но никаких подробностей. А я не могла спросить, единственное, что я могу, так это стучать челюстью, но и это не моя заслуга, моя заслуга – держать глаза открытыми больше пяти минут и иногда делать глоток воды.
Он не хотел бы, чтобы я умерла, особенно не хотел, чтобы я страдала здесь, говорил, что с радостью создал бы здесь условия лучше, но не мог. Если я начну говорить, ему конец. Конечно, если выбирать между мной и собой, он выберет себя.
Одну подробность мне всё же удалось узнать, то сообщение тоже написал он, убийство было бы слишком, а вот страдания, вполне себе неплохо. Ещё он надеялся, что сможет полюбить меня, я казалась ему похожей по характеру на Себахат.
– Я не знал, не нашёл никаких доказательств, что эти трое имеют какое-то отношение к её смерти, но они просто могли знать об этом событии и молчали, чтобы эти богатенькие сосунки не попали за решетку. Убивать их было бы слишком, хотя я знал, как это сделать. Натравил фотографа на близнеца убийцы моей возлюбленной, не знал, убьёт он его или нет, но можно было попытаться. Он ведь брат, наверное, знал больше остальных об убийстве. С фотографом я был знаком когда-то, как раз знал историю о той девушке, вот так совпадение, что эта модель очень похожа на неё. Я организовал его приезд сюда, как удачно, что он не упомянул об этом. А потом анонимно писал ему, натравил на этого рыжего болвана. Он не умер, ладно, я забил на это. Мне хватило того, что вся эта четверка должна быть несчастной. И тут я был почти доволен. Модель плевать хотела на болвана, и он был удручён, твоя подруга не любила доктора, что тоже делало того несчастным. И только вы портили карты. Сначала, когда ты его ненавидела, всё было прекрасно, но потом, ты всё испортила, Кадер. Мне пришлось разъединить вас, не переживай, я бы не убил тебя, но припугнуть стоило. Зачем же ты вернулась, глупая? Снова поверила в любовь? И снова она тебя погубила. Я понимаю, меня любовь сделала убийцей, тебя сделала покойником.
Не знаю, сколько времени я провела здесь, для меня это казалось десятилетиям, я не могла понять умерла ли я или только на пути к этому.
Однажды Хасан пропал, сначала я не понимала, прошёл ли день или нет, я просыпалась и вновь проваливалась в сон, и только однажды я поняла, что жутко хочу пить. Пришлось делать это самой, вода, оставленная парнем начала портиться и иметь неприятный вкус, но я так сильно хотела пить, поэтому выпила всё содержимое чашки. Больше воды не было, так же, как и моего неудавшегося убийцы.
Очень сильно болит голова, эта боль не останавливается ни на секунду, всё это время в череп будто забивают колья. Старая рана иногда кровоточит, приходиться прикладывать к ране эту чертову простыню, с этой ставшей ненавистной сакурой. Розовых цветов больше не видно, вместо них красные, кровяные разводы.
Я не понимала, жива ли я ещё, или же умерла, возможно, этот погреб стал для меня своеобразным адом, и вечность мне предстоит чувствовать дичайшую боль в голове, жажду и голод.
Слышу шаги над своей головой, кто-то ходит рядом. Впервые я слышу шаги, перед приходом Хасана подобных звуков не было.
Каждый шаг кажется слишком громким, будто наступают мне на голову. Этот человек слишком топчется, я не в силах это терпеть. Тихо скулю от боли.
Шаги будто находят отклик в моём сердце, кровь стучит под этот ритм, сердце подстраивает свои удары под этот звук.
Хочу закричать, позвать на помощь, это явно не Хасан, кто-то другой, кто-то, кто может стать моим спасением, но я не могу подать голос. Мне слишком больно, голова сжимается, будто вот – вот взорвётся, из глаз вырываются слёзы.
Собираю последние силы, плевать, нужно попытаться что-то сделать, пусть это будет моим последним усилием перед смертью, но я должна постараться.
Кричу, что есть мочи, кричу. Раздаётся жалкий писк, я себя едва слышу, этот звук точно не преодолеет кирпичи и толщу земли.
Пытаюсь что-то сказать, позвать на помощь, не выходит, я будто больше не умею разговаривать, ни слова не произнесла с момента, как в голову вонзился металлический прибор.
Начинаю дёргать рукой, я давно не чувствую её, она всегда висит, прикованная к цепи, но сейчас мне это на руку. Цепь ударяется о стену и гремит.
У меня нет сил, бьюсь всем телом о стену, иначе не получается издавать этот звук. В движении вижу, как все контуры размываются, потом подвал начинает кружиться, а перед тем, как я упаду лицом вниз, вывернув руку, прикованную к стене, то всё ещё и потемнеет.
Топот усиливается, я ничего не вижу, будто и не слышу ушами, мне подсказывает биение сердца, стук крови в висках. Человек, нет, людей несколько, они приближаются. Слышу, как открывается железная крышка, которая всегда скрипит при возвращении Хасана.
Я не знаю, кто это, но первой и последней фразой, сказанной мной, будет имя, я позову его так тихо, что этот звук не услышат уши, этот зов услышит сердце.
– Кадер, Кадер, – требовательно зовёт знакомый голос, меня переворачивают, чьи-то тёплые ладони обхватывают моё исхудавшее, холодное лицо.
Танер пытается сделать что-то с цепью, он тоже зовёт меня, словно пытается привести в чувство. Биркан ощупывает мой пульс, его движения резкие, нервные, он что-то шепчет мне на ухо. Он прижал мою окровавленную голову, с запутавшимися в засохшей крови волосами, к своей груди.
Я кажусь слишком маленькой в его руках, он будто держит одну из кукол Фериде, но я кажусь себе скелетом, безвольным манекеном для изучения анатомии.
Открываю глаза, затуманенным взором разглядываю испуганного Биркана, они с Танером что-то обсуждают, но я уже ничего не слышу, в подробностях рассматриваю его лицо, если это последний раз перед смертью, то я запомню каждую черту.
Какими-то немыслимыми усилиями, меня отделяют от цепи, будто почувствовав свободу, я тут же испугалась её, и провалилась в беспамятство.
