Текст книги "Почувствуй (СИ)"
Автор книги: Алейна Севимли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 59 страниц)
Глава 66. Кадер
Первый месяц был самым тяжёлым, голова не переставала болеть, и ко мне никого не пускали, оправдывая это тем, что мне не нужны лишние волнения.
Ещё в тот день, когда я услышала их приход и упала лицом вниз, сломала руку, подвешенную к стене, и ко всем проблемам со здоровьем прибавилась ещё и эта.
В июле стало немного легче, боли стали оставлять меня на некоторое время и появилась возможность спать без снотворного. Ко мне стали пускать посетителей.
Биркан приходил каждый день, выделял мне время в своём забитом графике. Мы никогда не разговаривали о случившемся, но стоило мне заснуть, или отвлечься, он всегда сидел рядом, и смотрел на меня с болью, он тоже думает о том, что я могла погибнуть.
Так же мы никогда не разговаривали о наших прошлых отношениях или чувствах, сейчас нам было не до этого, не хотелось поднимать эту тему.
Меня волновали думы о будущем, на этот раз уехать будет сложнее, теперь в городе не опасно, всё наладилось, в том числе в жизнях моих близких. Не хотелось оставлять друзей, снова быть вдали от Биркана, теперь ведь он был со мной каждый день. Но остаться я тоже не могла, сложно жить, когда ты не знаешь, где твой дом.
Я хотела вернуться в Стамбул, ведь я полюбила его всем сердцем, хотела приступить к работе, ведь её я тоже любила, так же хотела вернуться в свою квартиру. Но, к сожалению, ни одну из этих вещей я не любила так сильно, как Биркана и друзей.
Я уже привыкла вновь регулярно общаться с Нихан, слушать сенсационные новости от Озгюра, часто он заходил в палату, восклицал что-то вроде: «Ты не поверишь, что я сейчас тебе расскажу», и я с упоением слушала очередную байку, порой считая, что он сам их придумывает, при этом не знала большинства людей, о коих говорилось в его рассказах. Каждый день заходил и Анри, он работает в больнице, где я обитаю, Анри приносит мне вкусные булочки с заварным кремом из столовой, хотя прекрасно знает, что мне это запрещается.
С едой у меня сложились тяжелые отношения, особенно в первое время после операций, а их было множество. Для меня составлялся список специальных продуктов, в списке, что есть можно, было слабое разнообразие, три вида овощей, два вида фруктов, гречневая крупа, которую я возненавидела в первую же неделю, и ещё мясо некоторых птиц и некоторая рыба.
К моему сожалению, Биркан строго следил за моей диетой, каждый день привозил из дома еду, заботливо приготовленную Чичек, а когда у той был выходной, сам готовил мне, и это была самая лучшая еда за всю мою жизнь, пусть вкусовые качества и не были идеальными.
Часто навещали меня и Танер с Бурсу, адвокат, как и раньше, много шутил, но теперь что-то в нём изменилось, он, как и Биркан иногда замирал с задумчиво – печальным выражением лица. Мы нескоро забудем, как выглядела я в последний день пребывания в подвале, и то, как тяжело проходило лечение.
Ещё Танер читал список разрешённых мне продуктов, который заботливый доктор повесил на стене, чтобы адвокат охал и причитал, он, как человек, привыкший есть всё и много, был очень впечатлен моим меню.
Бурсу, некогда бывавшая в похожих отношениях с едой, просто поддерживала меня, утверждая, что всё скоро пройдёт и я со всем справлюсь.
Тяжело было при групповых посещениях, когда в палату набивались все друзья, нет, мне было очень приятно, я очень радовалась, видя их, но в таком шуме, голова вновь начинала нещадно болеть.
Биркан всегда понимал это, и деликатным образом выпроваживал их, а после мы садились к открытому окну и рассуждали о жизни на других планетах, странно, но это всегда успокаивало меня. В нашем идеальном мире, на других планетах, всё всегда было хорошо.
Сложнее всего приходилось с отцом и тётей, они слишком волновались, и очень удивлялись, как такой хороший парень, как Хасан, мог оказаться убийцей, и держать меня в качестве пленницы.
Тётя всегда плакала, каждый раз, она говорила, что могло случиться, если бы я умерла. Ей было тяжело, а мне ещё тяжелее от её слёз. Биркан успокаивал её, говорил, зачем думать, что было бы, если это не произошло.
Отчего-то, все люди в моём окружении винили себя, якобы они не досмотрели и могли это предотвратить, только вот они не могли ничего с этим сделать. Единственный человек, который как-то мог повлиять на эту ситуацию, это я сама, но обстоятельства сложились так, как сложились, и больше с этим ничего не сделаешь. Я жива, а значит всё страшное позади.
Дело шло к выписке, доктора, наконец, сошлись в едином мнении, и решили, что я поправилась. За окном моросил мелкий, надоедливый и холодной, сентябрьский дождь, завтра меня должны выписать, а на пять часов вечера у меня билет на автобус до Стамбула.
Удивительно, как меня ещё не уволили сначала за долгий отпуск, а потом и за больничный на несколько месяцев.
Сегодня был своеобразный вечер прощания, сначала ко мне заходили отец с тётей, а позже друзья, мы тихо посидели, так как нельзя было мешать другим пациентам в соседних палатах.
Биркан остался, как и раньше, но теперь, после ухода гостей, мы не разговаривали. Он молча собрал пустые стаканчики, в знак прощания я попросила принести торт, а сама купила в столовой несколько порций чая и кофе, сложил всё в мусорный пакет, жестом попросив меня не подниматься.
Молчание тяготило меня, казалось звенящим, и раздавалось в моём сердце, вместе с каждым шагом Биркана.
– Надеюсь, рука полностью восстановилась, иначе я волнуюсь за свои чертежи, – как можно веселее говорю я, наблюдая за его спиной.
– Работа – последнее, о чём тебе стоило бы волноваться, – отвечает он, присаживаясь в соседнее кресло. Он смотрит в окно, что находится справа от меня. Взгляд его карих глаз задумчив, и только на самом их дне отражается хорошо скрытая печаль. – Ты так рассматриваешь меня, потому что уезжаешь?
– Да, – без всяких увиливаний, соглашаюсь я. – Не смотря на всё случившееся со мной, этот приезд сюда многому меня научил. И ещё раз спасибо, ты не оставил меня здесь одну, а до этого спас мою жизнь.
– Но ты сама предпочитаешь уехать, и оставить меня одного, – ухмыляется он, переведя взгляд на меня.
– Ты не один. У тебя есть жена, – впервые за эти месяцы поднимаю разговор о его браке, и сейчас бы не сказала, боясь сделать себе больно, но другой возможности поговорить не будет.
– Что? Какая ещё жена? – Ему смешно, мне так сложно далось это упоминание, а он смеётся.
– Рувейда, – пожимаю плечами я. – Возможно, у тебя есть ещё какая-то, но я имела ввиду Рувейду.
Почему-то с каждой секундой его смеха мне становится обидно, чувствую себя ребёнком.
– И что в этом смешного?
– Ты говорила, что не любишь меня, но при этом ревнуешь.
– Это не ревность, я просто спросила про твою жену. В этом разве есть что-то ревнивое? – Продолжаю обижаться, а после заданного вопроса отворачиваюсь. Мне не только обидно, но и стыдно.
– У меня нет жены, – довольно улыбнувшись, сообщает он, развалившись в кресле. Его настроение сильно изменилось с момента начала разговора.
– Я видела свадебные фотографии, – настаиваю я, но уже без прежней уверенности. Но я ведь видела снимки собственными глазами.
– Фотографии были, они сделаны в период подготовки к свадьбе, ещё в январе-феврале, до твоего отъезда.
– Ложь. Я видела их в мае, вскоре после отъезда, они будто преследовали меня на новом месте, – продолжаю выпаливать факты, только теперь мою обиду видно, и Биркан продолжает улыбаться.
– Вот видишь, хоть ты и бежишь от меня, но я попадаюсь на твоём пути.
Сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, вместо этого опускаю глаза, но он успевает понять мои эмоции.
– То есть, ты не женат?
– Пока нет, а ты хочешь претендовать? – Он продолжает хитро улыбаться, не отводя от меня взгляда.
– Ещё чего, – мои щеки горят огнём, я отворачиваюсь к окну, надеясь, что он не увидит мою улыбку.
И что я делаю? Снова попадаюсь в его сети? Отлично, Кадер, отлично. Быстро ты забыла, с какой лёгкостью он вычеркнул тебя из своей жизни.
– Хорошая погода, правда? – Продолжает он, я не смотрю, но знаю, что он всё ещё улыбается, и смотрит на меня, а не на природу в окне, к тому же сейчас, в темноте, там ничего не видно. – В лесу будет просто восхитительно, рыбалка, природа.
– Та встреча с партнерами будет завтра? – Я вновь возвращаюсь к нему. Он давно говорил о скорой встрече с партнерами. Неофициальной встрече, они снимают домики в лесу, и в течение недели узнают друг друга, и понимают, нужен ли им такой партнёр.
– Да, ты поедешь в Стамбул, а я в лес, – он наблюдает за моей реакцией, будто выжидает чего-то. – Надеюсь, всё пройдёт успешно, мне нужен этот контракт.
– Удачи. Надеюсь, всё получится. Я бы попросила позже объявить мне результат, но у тебя ведь нет моего номера, – не остаюсь в долгу я.
– Нам не привыкать ничего не знать друг о друге, правда?
Ехидно улыбаюсь, так же, как и он. В прощальном сообщении, я призналась ему в любви, чувствуя, что это моя последняя возможность признаться ему, сейчас вспоминаю об этом, и мне становится обидно. Он никак не отреагировал на эти слова, даже спокойно отпускает меня в Стамбул.
А чего я хотела? Всё давно закончилось, пусть он и не женился надругой, но и я больше не что-то особенное, так, можно немного пофлиртовать, но ничего больше.
– Мы ведь больше никогда не увидимся? И это моя последняя возможность спросить про смерть Джана?
Биркан мгновенно помрачнел, эта не та тема, о которой стоило говорить в прощальный вечер. Но только от него я могу всё узнать. Танер, едва дело закрылось, перестал обсуждать это со мной.
– Ты сама знаешь, кто убил его.
– Но почему? Он со мной не откровенничал.
– Начнём сначала, как ты вообще об этом узнала?
Рассказываю о фотографиях и схеме, не могу остановиться и рассказываю, как побежала домой за телефоном, поэтому и не смогла сразу сбежать.
– Подожди, мне ты позвонила первому и назвала имя убийцы? – Биркан почему-то напрягся.
– Да, а иначе, как бы вы узнали, что это Хасан? Танеру не успела отправить, возможно, и не стоило, но я не знала, когда ты прослушаешь.
– Найдя твой телефон, мы узнали, что это Хасан.
– Как? Я же всё сказала.
– Йетер удалила сообщение.
– Йетер? Ты виделся с ней? – Не знаю, что это было в моём голосе, ревность или беспокойство.
– Не важно, главное здесь факт того, что она стёрла сообщение, не просто так.
– Она умолчала имя Хасана?
– Да. Специально сказала так, будто ты сказала о своём побеге, ты об этом говорила?
– Не помню в точности своих слов, но я не думала, что успею это сделать, и так и случилось. Думаешь, она имеет к этой истории какое-то отношение?
– Возможно. Она говорила о сговоре с Эрдалом, якобы тот хочет вернуть тебя, поэтому она и попросила тебя приехать. Хасан не стал бы привозить тебя. Твоё похищение внеплановое происшествие.
– И ещё я уверена, что они не знакомы. У Йетер свои цели, до которых мы сами не додумаемся. Эта девушка настоящая загадка.
– Они знакомы, – задумчиво проговаривает Биркан.
– Что? Откуда?
– Хасан утверждал, что Джан и Сеит убили Себахат, в тот день там была и Йетер.
– Он не мог. Джан не поступил бы так, – отрицаю я, и на секунду не засомневавшись в своём друге. – Он солгал.
– Не похоже, но и я не верю, что Джан мог это сделать. И Сеит не мог, он был зависимым человеком, но убийство… Он бы не пошёл на это.
– Постой, в доме Кара был праздник. Там был Хасан, а позже я услышала нервный разговор Йетер и Джана, он спрашивал про него. Они знали его раньше, может, видели его ещё до смерти Себахат? Их могли объединять другие дела. Я не верю в это. Джан не мог кого-то убить.
– Тише, поэтому я и не хотел рассказывать тебе об этом. Мой друг не хотел бы, чтобы ты помнила о нём, как об убийце.
– И не подумаю, я точно знаю, он не убийца. Что же ещё он мог говорить? Почему я не спрашивала стольких вещей?
– Перестань, тебе пора спать, завтра тяжелый день, – Биркан поднялся с кресла, задумчиво взглянул в окно и вышел.
Утром, после бессонной ночи, полной коротких, тягостных, кошмаров, где в каждом эпизоде кто-то кого-то убивал, и мыслей о случившемся в тайном месте несколько лет назад, я собрала последние вещи и приготовилась к выписке.
Озгюр обещал встретить меня у входа, и отвести в квартиру Анри и Нихан, где я проведу оставшееся до отъезда время.
Я спустилась в холл, и у приёмной стойки увидела человека, с кем мне не хотелось бы видеться, то был Эрдал, мой неудавшийся жених.
За время моей болезни он ни разу не навестил меня, что обрадовало меня, я надеялась, что он вычеркнул меня из своей жизни, хотя однажды он отправил мне цветы с запиской, в ней выражались наилучшие пожелания к скорому выздоровлению.
Самым правильным, пусть и некультурным поступком, было просто уйти, пока он не заметил меня, но я, как и раньше, ищу проблемы на свою голову.
– Здравствуйте, – подхожу ближе и обращаюсь к его спине.
Мужчина поворачивается, вздрогнув от моего голоса, он не верил, что это я ровно до того момента, пока не рассмотрел меня, зависнув на несколько мгновений.
– Здравствуй, Кадер.
– Что-то случилось? Надеюсь, никто из ваших близких не заболел?
– Моя бывшая невеста сегодня выписывается, – ухмыляется он, вальяжно облокотившись на стойку, чем смущает дежурящую там медсестру.
– Благодарю за визит, и за цветы.
– Они понравились тебе? Хоть немного подняли настроение? – Продолжает улыбаться он, за это время он стал походить на бандита, а улыбка стала волчьим оскалом.
– Да, спасибо, это очень мило с вашей стороны.
– Какие планы теперь?
– Вернусь к работе, – боюсь сказать что-то лишнее, теперь меня ещё больше пугает внимание с его стороны.
– Где ты сейчас живёшь?
– В России, как и прежде, – обманываю я, страна большая, он не найдёт меня, особенно трудной задача окажется по причине моего отсутствия в упомянутой стране.
– Я слышал, что с тобой произошло, очень жаль, – конечно, слышал, обо мне все газеты писали, серийный маньяк, как величали Хасана в прессе, не смог добить жертву. – Надеюсь, этот человек получит по заслугам.
– Вы ведь знали его, Хасан хотел жениться на вашей сестре, – с подозрением проговариваю я, приглядываясь к Эрдалу с новой стороны.
– Ты же знаешь, я не общался с семьёй, – пытается обмануть он, и тут же хочет перевести тему, но я мешаю.
– Когда-то я видела вас вместе в кафе, вы сказали, что знаете Хасана.
– Чего ты добиваешься, Кадер?
– Правды. Вы знаете, что случилось с вашей сестрой?
– Она исчезла.
– Хасан утверждает другое.
– Какое мне дело до того, что утверждает этот парень? – Мужчина злится, не будь это общественным местом, и не стой рядом с нами медсестра, пытающаяся делать занятой вид, он вцепился бы мне в шею.
– Вы не хотите найти виновных в смерти вашей сестры?
– Сдаётся мне, все виновные понесли своё наказание, – хищно улыбается он, и от этой усмешки по моей коже поползли мурашки.
– Вы обо всём знали?
– Дорогая моя, перенеся подобное испытание, ты продолжаешь рисковать своей жизнью?
– А вы не Хасан, своё дело завершите, не так ли? – Излишне рискованно заявляю я. Почему-то после того случая я не стала бояться смерти, или избегать её. Нет. Я так усердно просила богов о смерти, и должна была умереть по многим причинам, но не умерла, это можно объяснить тем, что я не должна умереть. У меня есть здесь незаконченные дела. – Не вам решать, кто должен умереть.
– Жизнь в новой стране испортила тебя, ты стала слишком высокого мнения о себе. Мне не стоило давать тебе насытиться свободой. Ты стала порочной женщиной. Но всё можно исправить, не так ли?
– Я могу стать вновь запуганной, поддавшейся страхам девицей, это можно исправить, да, но убийца никогда не станет невинным человеком, не так ли, господин Эрдал?
– Раньше у тебя было иное мнение, госпожа Кадер, – продолжает усмехаться мужчина, но в его глазах загорелось что-то неприятное, мне стоит закончить этот разговор. – Ты говорила, что все совершают ошибки, и не тебе их судить.
– Верно, я не отказываюсь от своих слов, а то был лёгкий намёк на то, что не вам решать, нужно мне меняться или нет. Я больше не ваша невеста, и никогда ей не буду.
– Всего-то нужно надеть на палец кольцо, госпожа Кадер, и ты вновь станешь моей собственностью, – угрожает Эрдал, грозно оскалив зубы. Он тоже изменился, теперь это не уверенный в себе бизнесмен, а бандит с большой дороги.
– В таком случае, придется отрезать себе все пальцы.
Выпалив последнюю фразу, довольствуясь быстро изменившимся лицом мужчины, скорчившемся в раздражительной гримасе, выбегаю из больницы.
– Ты чего так долго, госпожа Кадер? – Встречает меня уставший ждать друг, устроившийся на капоте машины.
– Быстрей садись в машину, – приказываю я, оглядываясь назад.
Парень быстро соскользнул с автомобиля, скрываясь на водительском сидении, уже внутри транспортного средства мы продолжили разговор.
– Ого, у нас снова погони, преступления?
– Скорее проблемы от моего длинного языка.
– О, а ты случаем, мне не сестра? Сколько же у меня было проблем от длинного языка, некоторые даже хотели его укоротить.
– Очень хорошо, что не сделали, иначе бы я умерла от скуки в больнице, без твоих сказочных рассказов.
– Нашёлся наконец-то человек, оценивший мои умения по заслугам, – во все зубы улыбается Озгюр.
– А как же Бурсу? – Хитро улыбаюсь я, переглянувшись с другом.
– Да, она тоже благодарный слушатель.
– И всё? – Мне не достаточного подобного ответа.
– А что ещё?
– А как же любовь?
– Не пали контору, дорогая. Иначе мой любимый адвокат открутит мне голову, или в следующий раз завалит меня в суде за мои штрафы.
– Когда тебя это останавливало?
– Никогда, – пожимает плечами он. – Но прежде, чем все остальные узнают, мне нужно найти к нему подход.
– Удачи, он не такой уж и строгий, к тому же тебя он знает, и хорошо относится.
– Отлично знает, всю мою историю административных нарушений знает, к нему же просто так с желанием жениться на его сестре не подойдёшь.
– Кстати, о свадьбах. Биркан, правда, не женат?
– Нет, с чего ты решила? Ладно, можно так подумать, мы же были у него на помолвке, но это же так, не серьёзно.
– Почему вы мне раньше не говорили?
– Ты у меня и не спрашивала, это эти персонажи тебе недоговаривают, а я всегда говорю правду, и ещё немного больше, чем надо сказать.
Погони не случилось, чему я была рада, мы спокойно доехали до квартиры друзей, где и собирались провести время до моего отъезда. Мне не хотелось прощаться на месте, перед автобусом, не нужно делать этот момент печальным и уезжать с тяжёлым сердцем.
И у Танера и у Бурсу сегодня были дела на работе, поэтому мы окончательно попрощались вчера. Поэтому сейчас пребываем в неполном составе.
Я надеялась увидеть здесь Биркана, ведь вчера мы достаточно странно попрощались, не на самой лучшей ноте, по этой причине прислушивалась к звукам, надеясь услышать дверной звонок.
Мы с малышом Онуром смотрим в окно, я рассказываю ему всякие глупости, а он внимательно смотрит, и смеётся, иногда указывая куда-то в окно пальцем.
И опять же, я не просто так стою у окна, надеюсь увидеть подъехавшую машину. Неужели я так и не увижу его? Я могла бы сама поехать к нему, попрощаться, поговорить, но я не сделаю этого. Он прав в том, что не нужно видеться последний раз, это бессмысленно, не нужно напрашиваться и выжимать какие-то жалкие минуты, чтобы быть с человеком, который давно остыл к тебе.
– Озгюр, – зову я, вдруг вспомнив ещё одно дело, время от времени не дающее мне покоя. – Как поживает Мелике?
– О, это долгая история, – парень встаёт с дивана, подходит к нам, тоже уставившись куда-то вдаль.
– У неё всё в порядке? – Спрашиваю я, и боюсь услышать, что она всё так же несчастна. Не попадись я на её пути, всё было бы иначе. Это ещё одно событие, которое я храню в своей шкатулке ошибок и испорченных жизней.
– Ты за неё волнуешься? С чего бы? – Удивился друг, странно взглянув на меня.
– Я испортила ей жизнь. Нужно быть ужасным человеком, чтобы поступить с кем-то так же, как я поступила с Мелике.
– Не твоя вина, что Джан не любил её. Поверь, не было бы тебя, он продолжал бы её ненавидеть.
– Нет, это моя вина, ведь я бы сбежала с ним, а если бы в тот вечер знала, что его убьют, не оглядывалась бы, уехала, не думая о последствиях.
– Перестань винить себя, – вздыхает Озгюр, смерть брата та самая тема, о которой он не может разговаривать свободно. – Если бы мы знали, что будет в будущем с определёнными людьми, всё складывалось бы иначе.
– Ты спрашивала о Мелике? – Наш разговор попытался разрядить Анри, он вошёл в гостиную с большим подносом с чашками и сладостями, кои сейчас в кухне готовила Нихан, попросив нас с Озгюром присмотреть за малышом. – Или мне показалось?
– Да, спросила. Так, что с ней?
– Вышла замуж, у них была крупная свадьба, она даже нас с Нихан позвала, хотя мы почти никогда не общались, но мы и не пошли.
– А я как раз успел на празднество, но меня не звали, а ведь я специально прилетел из другой страны, не для их свадьбы, но прилетел. По всему городу гуляние было, будто свадьба султана, больше недели гуляли.
– Они собирались отмечать неделю, но на утро после свадьбы, – начал Анри, забирая у меня захныкавшего ребёнка, я больше не рассказывала ему историй, а сплетни ему явно не нравились.
– Дай мне сказать. Моё дело объявлять сенсационные новости, – остановил друга журналист. – На утро после официальной свадьбы старика Анлачик забрала полиция. Прямо из дома в наручниках вывели.
– Как такое возможно?
– Да, я тоже думаю, что мафия таких уровней только умирает, но не отвечает за свои деяния перед законом, но в этот раз он перешёл дорогу не тому человеку.
– Странная история, как-то связанная с мужем его старшей дочери, – добавляет Озгюр, словно пытается навести тумана, для большего резонанса.
– А за кого она вышла замуж? – Почему-то дело с арестом незнакомого мне человека, желавшего расстрелять нас с Анри, меня слабо волновало.
– За мелкого бандита. Думаю, она довольна, деньги у него есть.
– И он не урод. Кажется, это все её критерии к супругу, – поддержал друга в усмешке Анри.
– Она ведь любила Джана, не за деньги и внешность. Странно слышать от вас, будто её это волнует, – обижаюсь я. С чего они решили, что для Мелике важны деньги или внешность? К Джану она относилась искренне, так же, как и ко мне.
– Ты просто знала её уже после помолвки, до того, как ей выпала партия моего брата, у неё были весьма завышенные критерии по материальным и внешним возможностям.
– Оно и понятно, она всю жизнь жила в достатке, ни в чём себе не отказывая, даже подруг себе покупала и ничего дурного в этом не видела, – дополнил хирург, заглядевшись с нами в окно.
Послушался стук двери, я сразу же вздрогнула и обернулась, ожидая увидеть Биркана, сердце моё защемило, а голова отказывалась понимать, что его машину никто так и не видел из окна.
– Кадер, может, ты никуда не поедешь? Посмотри, как хорошо, когда мы рядом. Ты можешь приезжать к нам на выходные, или после работы, в любой день. Мы всегда рады тебя видеть, – на пороге гостиной стояла Нихан, и едва сдерживала слёзы.
Я понимала её, в глубине души мне тоже не хотелось уезжать, но это необходимо. У меня теперь другая жизнь, а то, что происходит сейчас, что-то вроде экскурсии в прошлое.
Находясь в этом городе несколько месяцев, пусть и не выходя из больницы, мне казалось, будто ничего не изменилось, не было этого года, не было моей работы, подруг, разукрашенной квартиры, с заляпанным краской полом. Будто то был скоротечный сон, но почему?
Закончившиеся отношения с Бирканом длились меньше, чем я страдала по нему, меньше, чем я жила другой жизнью, так почему тот год кажется мне одной страницей в жизни, в то время, как Биркан занимает всю мою книгу жизни?
– Любимая, мы ведь договаривались, не давить на неё психологически, – Анри подошёл к жене и обнял её за плечи, она уложила голову на его грудь, тяжело вздыхая.
– Я буду навещать вас, и приглашаю к себе. Правда, приезжайте, я буду рада вас видеть.
– И ты всё ещё не хочешь, чтобы мы провожали тебя?
– Не хочу, незачем прощаться, мы ещё встретимся, – пожимаю плечами, внутри будто скребутся кошки, в прошлый раз было гораздо проще уехать, все эти прощание лишнее, на вокзале будет ещё тяжелее.
– Я хоть помогу тебе погрузить вещи, а потом, обещаю, сразу же уйду с зоны видимости, – настаивал на своём крайне дружелюбный, Озгюр.
– Или мы все можем постоять в стороне, – дрожащим, от невидимых слёз, голосом, предлагает подруга. – Можешь ничего не говорить, просто будет легче, если мы будем рядом.
Нет, станет в разы глупее и совсем не легче. Я предполагала, что друзья, несмотря на мои желания, явятся в назначенное место, поэтому заранее сообщила неправильное время отъезда. Уже, будучи в пути, ещё до того, как они решат проследовать к автобусу, сообщу им, что уже близка к Стамбулу.
– Мы же договаривались, никакого давления, – вновь поддерживает меня Анри, бравый защитник моей психики. – Но, Кадер, пообещай быть осторожнее, позвони, как доберёшься.
– Спасибо, Анри, обязательно сообщу вам. И буду звонить регулярно, спрашивать, как вы поживаете. А вы будете рассказывать тёте Кадер, какие слова выучил малыш Онур, – улыбаюсь ребёнку, он смущённо прячет лицо за папиной рукой, а затем поворачивается вновь.
Ещё несколько часов провожу в помпезной квартире, мы лакомимся кулинарными изысками Нихан, пьём чай, привезённый Озгюром из Европы, и успешно оставленный в этой квартире вместе с другим сувенирным барахлом, как он сам же и выразился.
Прощаемся, теперь точно, едва сдерживаем слёзы с моей верной подругой, и договариваемся, что в ноябре, во время отпуска Анри, супруги и малыш, приедут ко мне в Стамбул.
Озгюр отвозит меня к тётушке, где поджидал и мой отец, прощаюсь с другом, он обещал навестить меня в конце месяца, пообещав, что непременно приедет с хорошими вестями, касающимися их с Бурсу женитьбы, конечно, после напряженного разговора с настырным адвокатом.
Прощание с родственниками даётся немного проще, чувствую себя достаточно виновной, по крайней мере, я не бросаю их, как в прошлый раз. А ещё, за время, проведённое в другом городе, я научилась бороться с чувством непрекращающейся вины.
Мы расстаёмся достаточно легко, обещая звонить друг другу, больше мне не удастся держать номер телефона в секрете.
В такси борюсь с желанием сорваться к Биркану, я не могу этого сделать, не могу так поступить с ним, или со своей жизнью. Мы слишком изменились, уже ничего не может быть, как было раньше. Моя жизнь там, в Стамбуле, пусть без любви, но и тревог в ней нет. Теперь, когда мы с Бирканом провели много времени вместе, и не сделали попыток примириться, я смогу реже вспоминать его, зная, что и он не вспоминает меня.
Выхожу из машины, таксист предлагает помочь донести чемодан до автобуса, но я отказываюсь, вещей почти нет, из дома я забрала минимум, а из Стамбула и вовсе привезла пару вещей.
Приходиться ждать какое-то время на улице, какие-то неполадки с автобусом, но беспокойных пассажиров, а нас не так уж и много, человек двенадцать, уверяют, если рейс немного задержится, то на место в любом случае приедет во время, водитель увеличит скорость, и мы успеем вовремя.
Я не нервничаю, не имеет значения, когда я вернусь в Стамбул, отчего-то складывается такое ощущение, будто я никогда и не жила там. Но это не то чувство, когда я грезила о наступлении новой жизни, ждала перемен, и делала вещи, которые никогда раньше не совершала.
Сейчас я возвращаюсь в чужую жизнь, в жизнь счастливой и беззаботной Кадер, той девушки, черт которой во мне становится всё меньше. Я снова погружалась в какую-то яму, и в ней мне не хотелось абсолютно ничего, ни уезжать в Стамбул, ни оставаться здесь.
У меня было много времени подумать, в том подвале я думала о жизни и смерти, преимущественно о смерти, коей я так грезила, затем в больнице. После случившегося, я чувствовала себя непобедимой, будто бессмертной, мне казалось, будто весь мир лежит у моих ног, и стоит выйти на свободу, как я сразу же сотворю что-то великое.
Поговорила с бывшим женихом, я была так уверенна в себе, так гордилась собой, но потом я вышла, но вышла не на улицу, не на свободу, о коей я так грезила, я вышла в никуда, и провалилась на дно.
Сейчас я стояла на автовокзале, нажимала на кнопку в кофейном автомате, ждала, пока в стаканчик нальётся чёрная, горькая жидкость, и думала о том, что вновь не знаю, где выход.
Стамбул излечил мои раны год назад, излечит ли он меня теперь?
Почему это снова произошло? У меня ведь нет причины чувствовать это вновь. Всё хорошо, у меня, у моих близких, но почему я этого не чувствую?
Кажется, я схожу с ума, как только приеду в Стамбул, запишусь к психологу, или к кому-то другому, пусть даже и к стоматологу. Да, пусть будет он, с зубами проблемы решить легче, чем с моей головой.
Если будет совсем невыносимо, начну просто улыбаться, благо тогда улыбка будет восхитительной, пусть и неискренней.
Запоздало беру в руки стаканчик с кофе, который я так ненавижу, оборачиваюсь к автобусу, и людям, старательно пытающимся отработать свои деньги, и отправить других, нуждающихся в чем-то людей, туда, куда они желают попасть.
– Мы можем поговорить? – Я так увлеклась разглядыванием людей, что не заметила ни шагов за спиной, ни вздоха, перед сказанными словами.
Дергаюсь, проливаю немного жидкости, я так и не сделали ни единого глотка, зато обожгла руку, и добавила несчастным уборщицам работы, пусть на пол и пролилось всего несколько капель.
Заторможено, словно я пребываю во сне, или же моя душа решает покинуть тело на несколько минут, оборачиваюсь, молча смотрю на человека, и внутри что-то переворачивается, всё снова решило встать на ноги. Нет, я точно не в порядке.
Нежданный гость, будто понимает моё состояние, забирает чашку из моих рук, и выбрасывает её в мусорное ведро, затем берёт меня за руку и куда-то ведёт.
– Стой, – наконец возвращаюсь в своё тело. Останавливаюсь, но руку не выдергиваю. – Едва автобус починят, я должна буду сразу сесть в него, меня не будут ждать.
– Обещаю, это не займёт много времени.
– Лучше поговорить здесь. Я ведь не могу оставить чемодан без присмотра.
– Хорошо, если это коричневое чудовище на колесах тебе так дорого, возьмём его с собой, – произносит он спокойно, на секунду прикрыв глаза, будто соглашается со мной. У него тоже появилось чувство, что я сошла с ума.
Парень поднимает чемодан, взяв его в другую руку, а не повез на колесах, и мы все вместе выходим за пределы вокзала, подходим к знакомой машине, чемодан вместе с Бирканом остается у багажника, а меня просят сесть внутрь.
Замечаю, что «коричневое чудовище» кладут в багажник и закрывают его, это обстоятельство смущаем меня, но не настолько, чтобы возмутиться. Хотя, я уже прихожу в сознание, на вокзале я будто бы потерялась, вышла из себя и заблудилась. Нечто подобное было со мной, когда я узнала о смерти Джана, после расставания с Бирканом, и в ту секунду, когда увидела фотографии на стене в комнате Хасана.
