сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 51 страниц)
Меня охватило отчаяние. На секунду я закрыл глаза. Я вспомнил, как в первый раз увидел графа Монсегюр, когда он выходил из реки - вспомнил мокрый парус его рубашки, черные волны влажных волос, облепившие плечи, вспомнил, как он улыбался, чуть прищурившись на солнце, как тихонько свистел, подзывая собаку… Господи, да ведь я же счастливейший из смертных! Пусть каких-то несколько дней, несколько часов, несколько тысяч минут, но мне довелось провести их рядом с ангелом, вдыхая сиреневый аромат его волос и то и дело ловя на себе его странный задумчиво-испытывающий взгляд.
С очевидностью необратимости я вдруг понял, окончательно и бесповоротно, что я люблю его, и люблю не только его красоту, но и… Я не знаю, как выразить это словами – наш бедный земной язык не приспособлен к описанию подобных чувств. Это как поцелуй, когда губы не соприкасаются с губами. Кто сказал, что можно целовать только одним, известным всем способом?.. Поцелуй сердцем намного пронзительнее и слаще, а ласка без помощи рук – намного упоительней, безудержней и безумнее.
И вот тогда, именно в ту минуту я понял, что мне придется умереть. Потому что я никогда и никому не предам и не продам его ни под какими пытками. Значит, такова моя судьба.
И когда я это понял, я странным образом успокоился. Дрожь в руках прошла, холодный пот перестал заливать глаза, а язык – противно липнуть к небу. Теперь я смотрел на кардинала, как равный на равного.
- Я жду ваших вопросов, отче.
От его высокопреосвященства не укрылась произошедшая во мне странная перемена – без сомнения, он был удивлен, но не подал виду.
- Итак, сын мой, скажите: почему вы несколько дней назад ушли из дома и покинули университет, в котором проучились почти два года?
- Все очень просто, отец мой. Я поступил на службу – монсеньор Монсегюр взял меня в оруженосцы.
Это имя моментально заставило кардинала нахмуриться.
- Монсеньор Монсегюр, - повторил он, голос его сделался низким и зловещим. – Сатана в человеческом облике взялся вас искушать, и вы покорились ему, даже не прибегнув к помощи святой церкви.
- Г-н магистр не имеет ничего общего с сатаной. Он христианин, его предки были крестоносцами и воевали в Иерусалиме. А сейчас он возглавляет орден тамплиеров – рыцарей, которые в свое время воевали с маврами и другими иноверцами.
- Орден сатаны, - презрительно фыркнул священник. – И у них еще хватает наглости носить кресты на плащах!.. А их так называемый магистр еще от рождения был предан дьяволу. Его мать согрешила с сатаной, он - дитя сатаны и его наместник на земле. Точнее – антихрист.
- Я вам не верю.
- Да у меня десять тысяч доносов и тысяча очевидцев его дьявольской силы и его сатанинских способностей. Он заговаривает огонь…
- Но ведь древние жрецы тоже заговаривали огонь.
- Он вызывает бурю…
- Но ведь и Зевс метал молнии.
- Он прогуливается по воде, словно по ковру…
- Но ведь и Христос ходил по воде.
- Замолчите!
На меня обрушился такой силы удар, что я едва устоял на ногах. Да, крепкая у вас рука, святой отец: видно, что не в первый раз вам доводится побуждать грешников к раскаянию.
- Не смейте упоминать имя господне всуе!.. Шелдон де Монсегюр, кроме всего прочего, соблазняет мужчин и женщин своей дьявольской красотой. Почему те, кто хотя бы раз его увидел, готовы отдать за него жизнь?
- Насколько я знаю, - упрямо сказал я, потирая ушибленную скулу, - ангелы господни прекрасны настолько, что от них невозможно отвести глаз!
- Ангелы господни не вводят смертных во грех сладострастия, не соблазняют тело и не отнимают их душу. По тому, как вы его защищаете, я вижу, что свою душу вы ему отдали. Ровно, как и тело.
- Что вы имеете в виду? – насторожился я.
- Только то, что он уже погубил вас! – глаза кардинала, мерцающие в темноте каким-то нездоровым, лихорадочным блеском, вплотную приблизились к моему лицу. – Скажите, Вольдемар Горуа, вы состояли в развратной связи с так называемым великим магистром ордена тамплиеров?
Вопрос, а точнее, сама его формулировка, задели меня за живое. Чего хочет от меня этот липовый святоша, сумасшедший иезуит? Чтобы я признался в том, чего не было? Ведь, если я скажу ему правду, он все равно мне не поверит. Да и какое право он имеет спрашивать о том, в чем я и самому себе никогда бы не признался?..
- Не скажу, - ответил я просто. – Это мое личное дело.
- Вы напрасно отпираетесь – на вас поступил донос, где подробно изложено, когда и как вы предавались греху. А взамен за преступное наслаждение, которое он вам подарил, вы отдали ему душу и скрепили договор кровью.
Я усмехнулся и, глядя прямо в лихорадочно поблескивающие глаза кардинала, совершенно спокойно сказал:
- Знаете, отче, если бы так легко можно было добиться его расположения, то в аду уже давным-давно было бы не протолкнуться. Но, к сожалению, он слишком высоко себя ценит, чтобы отдаваться первому встречному в обмен на какую-то там душу. Так что – оставьте надежду!
Новый удар, и я упал, ударившись головою о металлический табурет. Из рассеченного виска потекла кровь, но боли я практически не почувствовал, и, сплюнув кровь из разбитой губы, тихо сказал:
- По всей видимости, святая церковь предпочитает рукоприкладство молитве. Если так, то вполне понятно, откуда и почему берется столько еретиков.
Я и сам знал, что это слишком, я знал, что играю с огнем, но мне было все равно. Я знал, что скоро умру, и хотел умереть достойно.
В лице отца Афрания не осталось ни кровинки, а глаза превратились в бездонные черные провалы, в глубине которых клокотала ненависть.
- На дыбу его! – прохрипел он, наклоняясь надо мной и, по всей видимости, изо всех сил сдерживаясь, чтобы снова меня не ударить. - Посмотрим, как он будет шутить дальше!
Палачи в масках, словно застоявшиеся без дела в стойле кони, тут же бросились ко мне. Сопротивляться было бесполезно, и я даже пальцем не пошевелил, когда они скрутили меня и поволокли к дыбе.
В мгновение ока с меня сорвали одежду и, как лягушку, растянули между рычагов, скрутив цепями руки и ноги. Один из палачей, положив на рычаг руку, с явным нетерпением ожидал команды начать пытку.
Но кардинал не спешил. Он снова наклонился ко мне и приложил к моим губам распятие.
- Еще не поздно раскаяться, г-н Горуа. Сознайтесь в грехе, расскажите, как все было, подпишите признание, и вас отпустят. Впрочем, вам даже рассказывать ничего не нужно: ваш доброжелатель сделал это за вас. Вам нужно только подписать бумагу.
- Что именно я должен подписать?
- Признание в том, что, занимаясь с вами развратом, Александр Монсегюр принимал обличье то дракона, то черного волка-оборотня, то летучей мыши. Это доказывает его связь с сатаной и поможет убедить тех, кто еще сомневается в его дьявольской сущности.
И тут я рассмеялся – неожиданно для себя самого. Рассмеялся так, что в руки мои впились цепи, а на груди заныли растянутые между металлическими пластинами мышцы.
- Г-н кардинал, я, конечно, отдаю себе отчет в том, что вы мало разбираетесь в подобных вещах, однако смею вас заверить, что даже при самом своем огромном желании я бы не смог сделать того, о чем вы говорите. Вы хоть сами представляете, каким образом можно заниматься так называемым развратом с драконом?.. Ну, с волком – еще куда не шло!.. А вот дракон – дракон, это уже перебор.
Лицо кардинала вытянулось и позеленело – вытянулись даже уши, как у нетопыря или вурдалака.
«Вот сейчас он выпустит клыки и разорвет меня на части», - подумал я, бессильно стискивая руки в кулаки.
Однако отец Афраний не разорвал меня – он просто махнул рукой, делая знак стоящему рядом палачу.
- Начинайте пытку! – сказал он.
Я почувствовал, как заскрипели у меня над головой рычаги и изо всех сил впился ногтями в ладони, ожидая боли. Но вдруг…
Внезапно раздался оглушительный грохот, и огромная металлическая дверь, ведущая в подвал, раскололась надвое, словно щепка, едва не придавив своими обломками понятых.
Из груди стоящего надо мной кардинала вырвался слабый вскрик, более напоминающий хрип раненого животного.
На пороге, небрежно опираясь рукой на вырванные с корнем дверные рычаги, стоял граф Монсегюр.
Господи!.. Если бы у меня не были скованы руки, я бы точно перекрестился. Да упади мне сейчас на голову небо или начнись землетрясение, я бы, наверное, удивился бы куда меньше!
ОН пришел. И не просто пришел – ОН ЯВИЛСЯ ЗА МНОЙ.
Палачи и священники сбились в кучу, не сводя с него испуганно-восхищенных глаз.
«Сатана», - задушено прохрипел за моей спиной писарь.
- Добрый вечер, господа, - негромко сказал великий магистр. - Извините, что не явился к вам в облике дракона или волка-оборотня, но я не люблю превращаться в животных. Это пошло. Надеюсь, никто не возражает против такого моего облика?
Он медленно переступил порог, невыразимо, до умопомрачения прекрасный, словно магическим мечом, пронзая своей красотой бесстрастные сердца монахов и выгоревшие дотла души палачей.
Я глубоко вздохнул, жадно, всей кожей впитывая словно бы исходящее от него сияние. И не я один. Я почувствовал, как задрожал стоящий рядом отец Афраний, и как гулко забилось у него сердце.
- Александр Шелдон де Монсегюр, - медленно и тихо, словно наслаждаясь звуком каждой буквы имени великого магистра, прошептал он. – Будь ты тысячу раз проклят…проклят…проклят!
Сам не замечая, он произносил это с такой интонацией, как будто говорил: «Будь благословен!»
- Спасибо на добром слове, - равнодушно, с едва заметной грустью усмехнулся он и, быстро окинув глазами подвал, оживленно добавил:
- Но я заглянул к вам вовсе не для того, чтобы ваши люди на меня пялились. Я пришел за своим оруженосцем. Надеюсь, вы еще не успели порезать его на ремни?
Он шагнул ко мне и поднял меч: пара легких взмахов – и цепи на моих руках и ногах разлетелись в щепки. Я вскочил на ноги и быстро, одним прыжком очутился рядом с ним.
Глаза великого магистра с усмешкой скользнули по мне.
- Судя по вашей прыти, вы – целы, - он небрежно швырнул мне плотный плащ из медвежьей шерсти. – Набросьте на себя. К сожалению, не могу предложить вам штанов, ну да ничего – я думаю, что господа монахи это перетерпят, и их святость нисколько не пострадает.
Отец Афраний вскинул голову: на его бледных щеках лихорадочными пятнами горел яркий румянец.
- Я уничтожу вас, Александр Монсегюр! – тихо и медленно, словно присягая на кресте, сказал он. – Любыми средствами, любой ценой. Пусть даже для этого мне придется прибегнуть к колдовству. Бог меня простит.
- Будем надеяться, что вам повезет, - усмехнулся юный граф. - Однако, как ни приятно беседовать с вами, но нам пора домой. Я думаю, никто из вас не возымеет желания нас удерживать? (как завороженные, глядя на изысканно –чеканные движения его рук, сжимающих меч, палачи и монахи отступили к стене). Тогда прощайте.
Слегка поклонившись и бросив мне через плечо «Не отставайте, юноша», он вышел прочь.
Не затруднив себя прощанием, я опрометью бросился следом.
Прямо за дверью стояла охрана – пятеро вооруженных до зубов воинов застыли в нелепых позах, сжимая в руках бесполезное оружие. Мы прошли по безлюдному, совершенно темному коридору. За другой дверью было еще четверо – в том же состоянии. Мы вышли во двор, более напоминающий лобное место или римский амфитеатр. Только вместо львов здесь были люди – бойцы, воины, рыцари, охрана, которые, кто стоя, кто сидя на земле или на лошади, молча, с блаженным видом и улыбкой объевшихся вареньем мальчишек, таращились куда-то в небо.
- Что с ними? – придерживая полы плаща, я с удивлением повел рукой перед глазами одного из воинов – тот даже не пошевелился.
Монсеньор магистр тихонько фыркнул сквозь зубы.
- Не волнуйтесь, через полчаса очнутся.
- И будут мечтать о вас?
- Ну, не о вас же в самом деле.
- И вам их нисколько не жаль? Ведь они же обречены!
Он посмотрел на меня с интересом и жестко усмехнулся.
- А вы бы предпочли, чтобы я убил их для того, чтобы войти в крепость?..
- Да. Нет. Не знаю. Но то, что вы делаете с людьми – жестоко. Может быть, вы и вправду превращаетесь иногда в черного волка-оборотня или в дракона…
- Зачем? – где-то в глубине его неподвижно-прекрасных лилий-зрачков мелькнула плохо скрытая горечь. – Для того, чтобы предаваться разврату, мне достаточно моей собственной наружности. Садитесь в седло!
Мне стало стыдно. Кажется, он обиделся.
- Простите меня. Вы меня спасли, а я вместо того, чтобы поблагодарить вас, задаю разные дурацкие вопросы.
- Вопросы и вправду дурацкие. Но вы меня ничем не обидели. Ведь вы тоже спасли меня недавно. По крайней мере – попытались. И я просто вернул вам долг.
- Вы издеваетесь? Сами же говорили, что я только мешал вам, ни к месту путаясь под ногами и в самый неподходящий момент угодив в руки вашего врага.
- Но вы дали мне свой меч…
- Без которого вы вполне бы обошлись.
Он промолчал и вскочил в седло, я сделал то же самое.
Не спеша, ведь за нами никто не думал гнаться, мы выехали за ворота. Навстречу нам из кустов с радостным поскуливанием выскочила Флер.
- И она здесь? – удивился я.
- Как ни странно, это она привела меня к вам, - граф наклонился и погладил собаку по голове (ах, сколько бы женщин отдали дьяволу душу за то, чтобы его прекрасная рука вот так же ласково коснулась их волос!). – Она сразу взяла след. Так что, если уж непременно хотите кого-нибудь поблагодарить, то в первую очередь скажите «спасибо» ей.
Он помолчал, а затем, не глядя на меня, тихо спросил:
- Что они от вас хотели? О чем спрашивали?
- Да ведь вы и сами, наверное, знаете, - усмехнулся я. – Г-н кардинал все норовил узнать, являюсь ли я вашим любовником.
- И что вы ему ответили?
-Ничего. Я отказался говорить на эту тему.
- Напрасно, - по лицу великого магистра пробежала улыбка, значения которой я не понял. – Нужно было ответить утвердительно – то-то бы его высокопреосвященство пришел в ярость!.. Представляю его физиономию.
Я невольно придержал поводья и осторожно взглянул на графа.
- Значит, и кардинал – тоже?.. Я об этом догадывался. Так ненавидеть может только безумно влюбленный. Но ведь он вроде бы священник.
- А какая разница? Или вы думаете, что сутаной можно защититься от вожделения? Прежде всего, он – человек. А люди…(он опустил глаза и у губ его появились жесткие складки) Все люди думают об одном и том же.
Меня охватило возмущение: я вспомнил то, о чем думал за минуту до того, как меня растянули на дыбе.
- Неправда! – привстав в стременах, воскликнул я. – Если вы ангел, это еще не значит, что вы хорошо знаете людей. С вашей точки зрения, мы все – примитивные создания, умеющие любить лишь одним, всем известным способом, но… Не все люди таковы, как вы думаете – есть и другие!..
- Это вы что же – себя имеете в виду? – усмехнулся он и, быстро скользнув по мне глазами, тихо, с едва заметной иронией бросил через плечо:
- Прикройтесь, юноша!..
И, подстегнув лошадь, помчался вперед.
Я, со злостью запахнув полы плаща, последовал за ним – да, он умеет поставить точку и в бою, и в разговоре. На то он и ангел. А я, идиот, расчувствовался – ах, он явился за мной в подвал инквизиции!.. Ах, он меня спас! Подумаешь, какой подвиг. Да с его стороны это все равно, что выпить на ночь чашку кофе. Просто ему сегодня вечером нечем было заняться, и он решил поиграть в благородство. Вампир он и есть вампир – откуда у него сердце?..
Мы вернулись в замок далеко за полночь.
Честно признаться, я устал, как собака, и физически, и морально, и мечтал сейчас об одном – завалиться спать. Однако у великого магистра по- видимому были совсем другие планы. Бросив поводья мальчику-конюшенному, он задумчиво посмотрел на меня и жестко усмехнулся.
- Так вы говорите, что все люди разные и совершенно не похожи друг на друга? А вы так у нас вообще – святой?.. Честно говоря, на святого вы не тяните. Впрочем, это легко проверить.
- Проверить? – у меня что-то закололо под кожей, будто я нечаянно сел на ежа.
Его улыбка, скользнув по лицу, исчезла так же внезапно, как и появилась. Было ощущение, будто он развлечения ради, чертит ножом на собственной ладони загадочную роспись-виньетку.
- Поднимайтесь за мной, вы мне нужны.
Мы вошли в башню. Флер, виляя задом и умильно заглядывая в глаза, бежала рядом, однако граф неожиданно закрыл двери в спальню перед самым носом своей подружки.
- Лежать, Флер! Ты останешься здесь, - тихо и четко, как удар хлыста, прозвучали его слова.
Собака вздохнула и вытянулась у двери, положив грустную морду на свои огромные черные лапы. Да, г-н магистр, похоже, сейчас в дурном настроении. Неужели мои слова по дороге сюда настолько его задели?
Он вошел первым и зажег свечи. Меня всегда удивляло, зачем он это делает: ведь я был более, чем уверен, что в темноте он видит не хуже кошки.
Великий магистр повернулся ко мне. Мы были примерно одного роста, и сейчас, стоя совсем близко от меня, он с легкостью фокусника, за-пускал глаза в самому мне мало известные тайники моей души.