сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 51 страниц)
Новый вопль изумления потряс площадь, заглушив крики сгорающей заживо жертвы. Это было невероятно до безумия и столь же до безумия прекрасно!..
Огонь отступил перед графом – языки пламени вытянулись в форме лепестков тюльпана, а потом склонились к его ногам и снова взметнулись вверх. Огонь приветствовал своего г-на. Так дикий зверь отступает перед сильнейшим (человеком, богом, стихией), признавая его силу и право повелевать.
Разрубив цепи, которыми женщина привинчена к столбу, он легко, словно пушинку, подхватил ее на руки.
Все ахнули – толпа мгновенно, как один человек, рухнула на колени. Рыцари кардинала, чуть помедлив, сделали то же. И их вполне можно было понять. Не смотря на то, что я уже более-менее привык к фокусам моего г-на, я был не менее других ошеломлен увиденным.
Граф Монсегюр стоял в центре огненного вихря с бесчувственной женщиной на руках, прекрасный, словно языческое божество. Длинные черные волосы с вплетенными в них золотыми змеями пламени были похожи на черное ночное небо с извилистыми дорожками желтых комет, а глаза сияли, подобно пламени жертвенного алтаря.
- Антихрист! – отчаянно озираясь на своих замерших в поклоне воинов, прохрипел один из инквизиторов. – На кого вы уставились, как бараны? Кому поклоняетесь?.. Убейте его, рубите его, раз костер против него бессилен!
Ни один из воинов даже не шелохнулся.
Юный магистр медленно сошел с помоста.
- Убирайтесь прочь из моих владений, - все так же негромко, но четко падали в магическую пучину древнего заговора жемчужины его слов. – Сегодня вы останетесь живы, но, если еще раз кто-нибудь из вас зажжет на моей земле костер инквизиции…
В глазах его снова вспыхнули синие искры. Кресты на груди священников стали плавиться с шипением и чвяканием, словно воск на горячей плите. Через минуту все пятеро с дикими воплями завертелись на месте, сдирая с себя расплавленный металл вместе с одеждой.
Однако на них более никто не обращал внимания – все глаза были прикованы к ангелу, который, положив на землю сильно обгоревшую женщину, медленно наклонился над ней.
- Что с ней? – я торопливо присел рядом.
Женщина, а точнее, молодая девушка (с первого взгляда было не разобрать) сильно пострадала – нижняя часть ее тела, ноги , стопы и бедра, едва прикрытые обуглившейся рубашкой, были черными, как головешки. Руки, грудь и шея покрыты волдырями. Не пострадало только лицо девушки (огонь странным образом до него не добрался) – юное, бледное, без единой кровинки, с почерневшими, плотно сомкнутыми веками.
Граф сделал мне быстрый знак замолчать.
Затем он наклонился и, чуть помедлив, прижался губами к губам девушки.
Я обомлел, сердце мое забилось сильнее.
Это не было похоже на поцелуй – это был волшебный луч, посланный богом умирающему, по которому тот из ада перебирается на небо. И пока его прекрасные, чувственные и холодные, ироничные и зовущие губы касались ее безжизненных губ, руки графа медленно, словно снежинки, легкими и завораживающими, воздушно-бесплотными движениями скользили по телу девушки. И я видел, я своими глазами видел, как по ее телу, словно легкая рябь по зеркалу спящей реки, пробежала серебристая волна ЕГО дыхания. Дыхание ангела стало ее дыханием. Кровь, согретая волшебным лучом, заструилась по жилам, прогоняя дурную, мертвую кровь.
И в ту же секунду ее тело стало изменяться: черная кожа светлела, бледнела, превращаясь из уродливо-черной в смуглую, гладкую, с розовато-молочным, почти детским оттенком. Мгновение – и в объятиях магистра вместо обугленной головешки лежала прелестная юная цыганка, изящная и хрупкая, как фарфоровая статуэтка.
Стоявшая вокруг толпа ахнула.
- Святой! – воскликнул кто-то.
- Дьявол! – отозвался рядом другой.
Девушка очнулась и застонала. Ее большие черные глаза, встретившись с глазами магистра, сделались еще больше. Должно быть, она решила, что попала в рай.
- Добро пожаловать обратно на землю, - усмехнулся тот, отстраняясь.
Но она, быстро вскинув руки, обвила его шею.
- Ма стронгэ им мортэ нерро? – изумленно, с каким-то детским и в то же время страстным восторгом прошелестел ее голос.
- Им мортэ, - негромко ответил граф и еще тише добавил:
- Никому ни слова.
Великий магистр быстро поднялся с земли. Она же, припав к его ногам, словно лоза, обвила руками его колени.
- Меня зовут Зингарелла. Если вам понадобиться моя жизнь, прекрасный г-н, помните – она принадлежит вам! – тихонько, как утренняя молитва, сорвалось с ее губ.
Он кивнул – вполне серьезно и строго.
- Я запомню. И мой тебе совет – уходи из деревни. Таким, как ты, здесь не место.
- А где… Где мое место? – в ее глазах вспыхнуло что-то похожее на надежду.
Он пожал плечами.
- Земля Святого Алгола, за водопадом. Прощай!
Осторожно, но решительно отстранив ее руки, он взлетел в седло и кивнул мне:
- Возвращаемся!
Откуда-то из толпы с радостным рычанием вынырнула Флер, волоча в зубах внушительный кусок серой рясы инквизитора.
Граф Монсегюр тихонько рассмеялся:
- Я вижу, ты время зря не теряла. Брось эту гадость – и домой!
Толпа беззвучно расступилась, давая нам дорогу. Жители деревни долго смотрели нам вслед, соображая, что же они все-таки видели: второе пришествие или видение из Апокалипсиса.
Обратно через лес мы ехали, не спеша – нам было некуда торопиться. Я молчал: все произошедшее казалось мне сном, фантастическим видением. Оказывается, вампиры своим поцелуем не только отнимают жизнь, но и с легкостью ее возвращают… А он мне говорил, что не умеет воскрешать мертвых.
- Вы дурак, Горуа, - не оборачиваясь, тихо сказал граф. – Я не воскрешал эту девицу – она была еще жива. Отцы инквизиторы на сей раз не ошиблись: она – маг, и , не смотря на юный возраст, весьма сильный. Именно благодаря этой своей силе она и продержалась до нашего появления. Даже пыталась самостоятельно бороться с огнем. Она догадалась, кто я, как догадалась и о том, что я за ней приду. Она ждала меня.
- Вот как? – эти его слова почему-то больно кольнули меня в сердце; помнится, мою рану он не исцелял поцелуем. – Тогда почему вы не взяли ее с собой, в замок?..
- Зачем? – усмехнулся он.
- Ну… она же хорошенькая. Да и вам, кажется, понравилась.
Он на секунду придержал лошадь. Его глаза вдруг внимательно и пытливо скользнули по мне.
- Вы хотите сказать, что были бы в восторге, если бы я привез эту девицу в замок?..
Я покраснел и честно признался:
- Нет.
- Тогда зачем спрашиваете? Хотите пощекотать себе нервы?
Я покраснел еще сильнее. Какое счастье, что едущие позади нас воины держали внушительную дистанцию и не могли слышать наш разговор.
Великий магистр запрокинул голову так, что его восхитительные волосы черной волной упали на спину, и, не мигая, глядя куда-то в самый центр огненного шара над нашими головами, тихо сказал:
- Можете мне не верить, юноша, но в эти игры я больше не играю.
- Как? – удивился я. – Вы же инкуб!
- Все, что я делаю, я делаю не для собственного удовольствия и без своего на то желания. Так нужно.
- И кому же?
- Не мне. Садовник собирает плоды не для того, чтобы ими полакомиться, а потому, что таков его договор.
- Договор – с кем?
Он промолчал, а потом тихо бросил через плечо:
- Я знаю, что вы любопытны, Горуа, но поверьте – на некоторые вопросы лучше не знать ответа. Знание, оно разъедает душу хуже проказы.
Я вздрогнул: неподдельная боль, звучащая в его словах, болью отозвалась в моем собственном сердце.
- Да и потом, - в его глазах промелькнуло что-то похожее на усталость, - вам когда-нибудь случалось объедаться сладким?
- Да, - честно признался я. – Как-то в детстве я объелся вареньем.
- И что же? Ощущение было приятным?
- Отвратительным! Я потом долго не мог смотреть на варенье.
- А теперь представьте себе, - по его прекрасным губам пробежала горькая усмешка. – Представьте себе, что 10-ть лет подряд вас изо дня в день пичкают этим самым вареньем – до тошноты, до отвращения… Захотели бы вы после этого смотреть на него?..
Я с удивлением захлопал глазами.
- Я вас не понимаю.
На бледных щеках магистра выступил румянец – двумя алыми пятнами, словно на горном хрустале сонного озера отразился алый солнечный закат.
- Это хорошо, что не понимаете. Поверьте, юноша, все ваши самые отъявленные ночные фантазии – сущий вздор по сравнению с…
Он встряхнул волосами, подстегнул лошадь и помчался вперед.
Доехали мы быстро. Во дворе замка нас встретил отец Дрие. Обождав, пока мы спешимся, он неторопливо подошел к графу.
- Все развлекаетесь, монсеньор? Молодая кровь бьет в голову? – в почтительном голосе священника явно слышались издевательские нотки.
Граф стиснул зубы – было видно, что он с трудом сдерживается, чтобы не сказать что-нибудь резкое.
- Если я и должен перед кем-то отчитываться в своих поступках, падре, то отнюдь не перед вами.
Он, не спеша, пошел по дорожке в башню. Но священник стоял на его пути и не собирался отходить в сторону. Мгновение – и они оказались лицом к лицу друг против друга. И не один не собирался уступать.
- Вы желаете мне что-то сказать, падре?
- Да, но только наедине.
- Я сейчас занят.
- Но…
- Если вы не уступите мне дорогу, мне придется сделать вам больно, падре Стефан.
Несколько мгновений они, словно прикипев глазами друг к другу, не двигались с места.
- Вы не носите перстень, монсеньор, - с вызовом сказал священник. – Почему? Мадам это не нравится.
- Мне тоже мало что нравится, - насмешливо прищурился граф. – А перстень… Что, если я его потерял?
- Лжете, монсеньор. Он у вас в шкатулке.
Магистр невозмутимо пожал плечами.
- Все-то вы знаете, падре Стефан. Ваши шпионы всюду суют свой нос не хуже шпионов нашего славного папы.
По бледному лицу Дрие пробежала тень – в нем появилось что-то хищное, как у выслеживающего свою добычу ястреба.
- Да, я знаю очень многое, монсеньор Монсегюр. Например, я знаю, что происходило вчера вечером в вашей спальне.
Я покраснел и растерянно посмотрел на моего г-на. Вот те раз! Неужели он вчера настолько увлекся игрой, что не заметил слежки?.. По всей видимости, так оно и было.
Глаза графа сделались ледяными – казалось, еще минута, и из них, звеня и переливаясь, посыпятся острые, как лезвие кинжала, льдинки.
- А вот это вы зря, отче, - глухо, с легкой хрипотцой сказал он. – Я ведь терплю вашу опеку до тех пор, пока… Запомните, падре Стефан: все, что происходит за дверью моей спальни, касается вас ровно настолько, насколько моя рука касается вашей. Иначе… иначе, уважаемый отче, я не посмотрю на то, что вы священник! Дайте дорогу.
Отец Дрие отступил в сторону, и монсеньор, не оглядываясь, быстро пошел по дорожке в башню. Проводив его глазами (странный взгляд – он смотрел на графа, как на драгоценный камень, который в его кармане внезапно превратился в солнце, прожег дыру и вырвался наружу!), отец Дрие повернулся ко мне.
- А вы, молодой человек, я вижу, не спешите следовать моим советам.
- Я бы с радостью, - ухмыльнулся я с оттенком того изысканного хамства, которым так любил щеголять мой господин, - но монсеньор граф запретил мне покидать замок.
- Ну-ну, - глаза священника презрительно скользнули по мне. – Боги иногда чудят еще хуже, чем люди. Только не забывайте, сеньор Горуа, что прихоть смертного – всего лишь прихоть, тогда, как прихоть бога – это…
- Что?..
- Катастрофа, молодой человек, катастрофа…
Он ушел, и я с облегчением перевел дух: уж не знаю, что связывает монсеньора с этим человеком, но, по всей видимости, он и сам от этой связи не в восторге. И я его вполне понимаю.
Поднявшись в башню, я осторожно подкрался к комнате графа. Она была заперта изнутри. Я тихонечко поскребся.
- Идите к черту, Горуа! – донесся из-за двери голос моего г-на. – Хотя бы на время можете оставить меня в покое?
В руку мне ткнулось что-то горячее и лохматое.
Я вздрогнул – это была Флер. Она сидела у стены, грустно заглядывая мне в глаза. Да, если великий магистр не пустил к себе свою любимицу – дело серьезное.
Понурившись, я вернулся к себе в комнату и нечаянно уснул, сидя у окна и преклонив голову прямо на подоконник. Мне снились лебеди - прекрасные белые лебеди с черными глазами, похожими на океан. Я плескался с ними в воде, я ласкал их шеи и крылья, а потом вдруг эти шеи и крылья превратились в руки – белоснежные руки, сверкающие, словно горный хрусталь с голубым жемчугом ногтей. Эти руки касались меня, ласкали меня, опускаясь все ниже и ниже, и…
Я упал со стула, едва не протаранив лбом подоконник.
Некоторое время я сидел на полу, потирая рукой ушибленный лоб. Было больно, но… Господи, чего бы я только не отдал за то, чтобы досмотреть продолжение!
Захватив на всякий случай меч, я вышел на двор.
Солнце клонилось к закату. В поисках моего г-на я отправился к реке, я знал, что это его любимое место, и он, когда никуда не выезжает, почти все время проводит там – купается, играет с собакой или просто часами сидит на берегу.
Я не ошибся – он действительно был у реки. Притаившись за кустами бузины (даже, если он знал, что я за ним наблюдаю, наплевать - зрелище стоило оплеухи или даже больше, чем оплеуха), я с замиранием сердца наблюдал, как, выйдя из воды, он, не спеша, идет по берегу. Мокрая одежда облепила его прекрасное юное тело, словно вторая кожа, с мокрых волос потоками стекала вода, а босые ноги то и дело по щиколотку утопали в прохладном речном песке. Издали не было видно его лица, но, даже не смотря на это, красота его одинокой, прямой и светлой, словно волшебный луч неземного солнца, фигуры до боли резала глаза, заставляя сердце то замирать, то стучать с ожесточением пытающегося вырваться из застенка узника.
Флер бежала рядом, оставляя на песке глубокие борозды своих тяжелых лап – она то забегала вперед, заглядывая в глаза своему хозяину, то отставала, глядя на плавающих у самого берега диких лебедей.
За спиной тихонько хрустнула ветка, и в ту же секунду отсвет занесенного над моей головой железа холодным ветром скользнул по моей щеке. Я тихонько вскрикнул и каким-то чудом успел уклониться. Удар меча почти надвое расколол росшую рядом молоденькую иву.
- Что за черт?! – отпрыгнув в сторону, я в свою очередь выхватил меч.
Их было двое: обнаженные мечи в их руках в лучах заходящего солнца напоминали золотые стрелы Юпитера.
- Кто вы? Что вам нужно?
- Твоя жизнь, Горуа! – последовал лаконичный ответ и за ним - новые удары.
Теперь я узнал их – двое молодых людей из свиты монсеньора, которые не далее, как вчера принимали участие в развлечении с брутами. Теперь они пришли меня убить. За что?.. Я был слишком растерян и, буду говорить откровенно, слишком испуган для того, чтобы задумываться над ответом. Мечом я, конечно, владел не так уж плохо, но разве можно было сравнить мое умение с отточенными движениями вышколенных воинов, которые каждое утро совершенствуют свое мастерство с самим великим магистром?.. К тому же их было двое. Меня пока что спасала быстрота и мальчишеская верткость.
- Но, г-да рыцари! – уворачиваясь от серии очередных ударов, попытался я вступить в диалог. – Это должно быть какое-то недоразумение!.. За что вы меня хотите убить – ведь я вас даже не знаю!
- Зато мы тебя очень хорошо знаем, - мрачно буркнул тот, что постарше, делая быстрый выпад (я едва успел отскочить за дерево). – Ты - маленький негодный щенок, который прибежал на чужую территорию…
- А за это щенкам обычно отрезают хвост и уши! – обходя меня сзади, зловеще добавил второй.
Да, пожалуй, говорить с ними было бесполезно – они и в самом деле решили меня прикончить и, судя по ненависти и просто-таки охотничьему азарту, сопровождающих каждый удар, им через несколько минут это удастся. Конечно, я бы мог позвать на помощь, но… Нет, лучше умереть, чем так уронить себя в глазах монсеньора.
Бой продолжался недолго: в полумраке я споткнулся о корни деревьев и, выронив меч, грохнулся на спину, больно ударившись головой о пень. Я видел, как надо мной сверкнули занесенные клинки. Я зажмурил глаза и попытался представить себе лицо моего г-на, но вместо него по закону подлости перед глазами выплыла рожа великого инквизитора…
«Вот черт, и здесь не везет!» - только и успел подумать я.
- Это еще что такое? – раздался прямо надо мной негромкий голос графа с металлическими нотками, так похожими на осколки стекла в чаше горячего шоколада. – Что за петушиные бои вы здесь устроили?.. Или же это не бой, а убийство?
Я открыл глаза. Великий магистр стоял надо мной. Вода тонкими серебристыми струйками стекала с его мокрой одежды прямо мне на грудь и казалась горячей, как парное молоко. Одним быстрым движением он, взявшись руками прямо за направленные на меня обнаженные лезвия, выхватил мечи из рук ошалевших от удивления молодых людей.
- Простите, монсеньор, мы…мы…
Оба юных рыцаря рухнули на колени, не сводя с графа по щенячьи испуганного и в то же время по мужски страстно-восторженного взгляда.
- Я не прощаю убийства. Пусть даже - не состоявшегося, - он легко, словно щепки, сломал мечи о колено. – Извольте убираться вон из замка, чтобы глаза мои вас больше никогда не видели.