сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 51 страниц)
В дверь резко без стука вошел Дрие. Я напрягся и стиснул зубы. Если бы Домиан меня не удержал, я задушил бы сейчас отца Стефана голыми руками. Следом мрачный, как пономарь, вошел кардинал Афраний.
- Ну, как наши дела? – не отрывая глаз от вошедших, спросила Ванда.
Дрие сел к столу, без приглашения налил себе вина и одним глотком выпил – его мучила жажда. Он был бледен, но щеки полыхали так, будто под кожей вместо крови бушевала раскаленная лава. А глаза… Господи, дай мне силы выдержать это!.. У него были глаза дорвавшегося, наконец, до свежей крови изголодавшегося зверя – жаждущие и жадные. Их расширенные зрачки, казалось, сверкали в полумраке, словно раскаленные медяшки.
- Замечательно, - ответил он; было ощущение, что он едва сдерживается, чтобы не заурчать от удовольствия.
- Как себя чувствует господин Монсегюр?
- Лучше не бывает. Его высокопреосвященство, - Дрие с издевкой кивнул на напыжившегося отца Афрания, - приказал надеть на него цепи и ремни.
- Зачем?! – подскочил принц.
Отец Афраний мрачно пожал плечами.
- А вдруг он неожиданно очнется?.. Тогда нам не поздоровится.
Ванда тихонько рассмеялась – смех ее был колючий и ледяной, словно град из замороженных ежей.
- Если граф Монсегюр очнется, никакие цепи вам не помогут. Что с мальчишкой, отец Афраний? По-прежнему, никаких следов?
Кардинал медленно покачал головой.
- Мои люди прочесали все окрестности, вплоть до леса над рекой. Юношу с такими приметами никто не видел.
Ванда нахмурилась и задумчиво посмотрела куда-то сквозь стену.
Я даже похолодел от волнения – мне показалось, что она меня видит. Но, нет – обошлось. Она просто смотрела куда-то в сокрытый от человеческих глаз, ведомый одним лишь ангелам, мир.
- Возможно, его прячут маги. Ваши люди пытались проникнуть на Алгол?
- Да. Несколько раз. Это бесполезно. Не вынуждайте меня и моих людей заниматься тем, что под силу только ангелам. И вообще: чего ради я должен вам помогать, мадам Петраш?.. Я – один из кардиналов святой католической церкви, а вы… Бог знает, кто вы такие на самом деле. Вдруг вы – самые настоящие слуги сатаны?..
Ванда отложила шитье и рассмеялась – на сей раз негромко и очень мелодично.
- Ах ты, господи! Ну, кто бы мог подумать, такая красивая, такая чистая и добрая религия, как христианство, в скором времени выродится в такое отвратительное явление, как костры инквизиции?.. Всемогущие правы. Вы, земляне – язычники, христианство – не ваш конек. А, насчет того, почему вы мне должны помогать… Вы мне ничего не должны. Однако, вспомните хорошенько, ваше преосвященство – ведь вы почти 10-ть лет мечтаете отомстить графу Монсегюру за… Ну, сами знаете, за что. И вот теперь я предоставляю вам такую возможность.
На щеках отца Афрания выступили языки сжигающего его внутреннего пламени, однако уже через мгновение он побледнел, как бумага.
- Что вы хотите этим сказать, мадам?
- Ничего такого, что бы вы не поняли (она поставила на стол песочные часы и перевернула их). Даю вам час г-н инквизитор: можете испробовать на монсеньоре свои способности экзерциста. Или же – еще какие-нибудь способности. А они у вас есть, я не сомневаюсь. Думаю, что г-н Дрие не будет возражать.
Тонкие губы Дрие тронула жесткая улыбка – он с презрением покосился не кардинала.
- Нисколько не возражаю. Должна же, в конце концов, святая церковь познать всю прелесть веры в нового бога. А сделать это можно лишь на личном примере и при более близком общении.
Они переглянулись с Вандой и рассмеялись.
«Да ведь они же сейчас мстят монсеньору, - вдруг понял я простую истину, - просто мстят, низко, безжалостно, жестоко. Совсем по-человечески. И нет сейчас никакой разницы в том, кто из них человек, а кто ангел. Оба отвергнуты в своих чувствах, оба оскорблены в своих чувствах – и оба хотят отомстить за свою обиду его унижением. Как будто его можно и вправду чем-то унизить – его, прекрасного, чистого, святого!..»
Ненависть и возмущение охватили меня с такой силой, что в голову ударила кровь – у меня зачесались руки и перед глазами поплыли розовые круги. И не у меня одного. Его высочество резко вскочил со своего места, опрокинув стул.
- Да вы…как вы можете?! Как смеете вы отдавать Его этому… этому негодяю, этому живодеру в рясе кардинала?!.. Какое право имеете вы оба распоряжаться тем, что Он не смог, не сумел унести с собой на звезды – его телом?..
- У кого это вы успели так понахвататься романтики, милый принц? – Ванда сложила на груди руки, взгляд ее сделался задумчив. – Одно из двух: либо чары нашего прекрасного магистра опьянили вас настолько, что вы двинулись рассудком, или же… Или Всесильные снова допустили ошибку – в вашем случае. А это весьма печально для вас, принц. И, знаете, почему?.. Незаменим только бог, других незаменимых у нас нет. Так что сядьте и не размахивайте руками, иначе мне придется… Ну, сами понимаете.
На лбу герцога выступили крупные капли пота. Он до крови закусил губы и медленно сел.
- Будьте вы прокляты. Вы и ваши Всемогущие.
- Ну, ну, ваше высочество, зачем такие эмоции? – Дрие издевательски-сочувственно покосился на него. – Выпейте вина и успокойтесь. Или вы думаете, что г-н магистр непорочен настолько же, насколько прекрасен?.. Ошибаетесь. Красота и непорочность – вещи несовместимые. Идите, г-н кардинал, пока мадам не передумала!
Он сделал непристойный жест, Ванда фыркнула.
- Да я тебя, мерзавец! – герцог схватился за меч и, одним махом перепрыгнув стол, бросился на Дрие.
Тот тоже выхватил меч. Отец Афраний, воспользовавшись потасовкой, потихоньку выскользнул за дверь. Ванда отодвинула свой стул в сторону и с интересом принялась наблюдать за мужчинами: по всей видимости, ей было любопытно, чем закончится поединок, и мешать им она не собиралась.
Но мне было не до поединка, мне вообще было наплевать, кто кому перережет глотку – Дрие принцу или же принц отцу Стефану. Хотя на какую-то минуту мне просто по-человечески сделалось жаль принца. Ну, да что ж – он сам виноват, никто его в выборе не неволил.
Меня сейчас куда больше волновал отец Афраний. И, не дожидаясь, чем закончится схватка, я быстро шепнул «Бесплотен!» и проскользнул через стену обратно. Домиан и женщины сделали то же.
========== Глава 23 ==========
В коридоре кардинала уже не было – видимо, он успел нырнуть в одну из комнат.
- Проклятие! – словно ужаленный осой дворовой пес, я отчаянно завертелся на месте. – Где он? Куда он делся?
- Тише, Вольдемар, - Домиан крепко схватил меня за плечо, но я тут же вырвался – благо, силы во мне было, хоть отбавляй, и, доведись мне столкнуться сейчас с Дрие или с герцогом, или же с обоими сразу – не известно еще, кто вышел бы победителем из этой схватки. – Не кричите так громко, нас могут услышать.
- Наплевать! – я оттолкнул Домиана так, что тот отлетел к противоположной стене, и злобно уставился на нерешительно поглядывающих на меня женщин. – Вы что же, не понимаете, зачем отец Афраний пошел к монсеньору?.. Да я скорее умру, чем допущу…
- Ну, и что толку будет, если вы умрете? – неожиданно жестко и резко спросила Зингарелла. – Кому от этого будет легче? Вам? Или, может быть, монсеньору?.. Да он с ума сойдет, когда вернется – если вообще вернется. Не забывайте: если вы погибните, ниточка, связывающая его с этим миром, может оборваться навсегда. Так что держите себя в руках, г-н Горуа.
- Да-да, - быстро подхватила Мадлен. – Монсеньор навсегда останется во внешних мирах, и мы ничего не сможем сделать.
- Молчите! – я несколько раз глубоко вздохнул и бессильно сжал кулаки.
Они были правы – моя горячность могла усложнить наше и без того нелегкое положение.
«Нужно думать головой, а не тем, что ниже», - часто повторял мне граф.
- Простите, - я подал руку Домиану. – Я все понял, я постараюсь не шуметь. Вы можете определить, где сейчас монсеньор?
- Попробую.
Домиан закрыл глаза и медленно, словно пробуя на ощупь каждый сантиметр воздуха, вытянул вперед левую руку.
- Я не совсем уверен, но, кажется, это здесь.
Кончиком пальца он аккуратно коснулся дверного замка – тот тихонько щелкнул, и дверь отворилась.
Да, на этот раз мы не ошиблись.
Первое, что бросалось в глаза в полумраке подвала – белоснежная фигура, растянутая, распятая на металлических брусьях в центре комнаты.
- Господи, - тихо прошептал Домиан.
Женщины побледнели, прижав руки к груди.
Нет, мы не бросились вперед, мы замерли у дверей, чувствуя, как слабеют ноги и то телу пробегает предательская дрожь. Ах, как права была Мари!.. К этому действительно невозможно привыкнуть – к его красоте. Она била наотмашь и в самое сердце. Она пронзала, пленяла и вынимала душу. Хотелось одновременно, и опуститься на колени в самой чистой, самой трепетной душеспасительной молитве, и в то же время безумно, до боли, до умопомрачения хотелось другого – прикасаться, ласкать, нежить и нежиться…
Я сделал шаг вперед на негнущихся дрожащих ногах. Неужели прошло только два дня, как я прикасался к нему?.. Домиан что-то шептал. Горячее дыхание Мадлен обжигало мне затылок.
…Небрежно наброшенный сверху плащ скрывал его сияющую наготу, но она все равно, словно отражение в волшебном зеркале, угадывалась и проступала сквозь мягкие складки материи.
Его хрустально отточенные запястья и лодыжки были схвачены кандалами, а чуть повыше, в локтях и коленях еще и прикручены ремнями. Ах, до чего же они его боялись!.. Боялись даже сейчас – далекого, чужого, неподвижного, никогда и никому до конца не принадлежащего.
Еще шаг – и я наклонился над ним.
Хрустальная чаша его запрокинутого лица бледной звездой сияла в темноте. На плотно сомкнутых ресницах трепетала звездная пыль чужих галактик, а губы, трепетно-чувственный изгиб которых вводил в соблазн святых, словно хранили на себе следы неземной пыльцы неземных цветов. Длинные черные волосы тяжелыми волнами струились на пол – безумно хотелось окунуть в них руки по самые локти, хотелось умыться в них и пить из них горячую силу чужого желания. Нежный аромат сирени витал в воздухе – кажется, им был пропитан каждый дюйм комнаты.
Я почувствовал, что уплываю – я искренне забыл, зачем я здесь нахожусь. Остальные, по-видимому, тоже. Женщины буквально перестали дышать.
Внезапно раздавшийся за нашей спиной громкий металлический лязг вывел нас из оцепенения.
Обернувшись, мы увидели отца Афрания. Он стоял на пороге со свечой в руке, вперив неподвижно-восхищенный взгляд, ненавидящий и обожающий, в распростертое тело магистра.
Нас он не видел, но Домиан на всякий случай резко дернул меня за руку, и мы отступили к стене в темноту.
- Ну, вот мы и встретились, Шелдон Монсегюр, - хрипло прошептал отец Афраний, медленно, кругами подходя к распятому по форме звезды монсеньору ( так римляне распинали когда-то на крестах непокорных рабов и так много позже евангелисты распяли своего бога).
Кардинал поставил свечу у изголовья и наклонился над своим давним и бесконечно любимым врагом.
- Говорят, что ты – бог, Монсегюр. Наверное, это грех – желать бога. А может быть и нет. Я ничего не понял в этой вашей новой религии – я видел только тебя и думал лишь о тебе. Ну, а грех – пусть, ради обладания тобой мне не жаль своей бессмертной души.
Он быстро скинул сутану и, мгновение помедлив… Нет, он не сорвал с монсеньора плащ – видимо, побоялся ослепнуть от его неземного сияния. Он просто наклонился, запустил под плащ руки, приговаривая, шепча, как молитву у алтаря: «Совершенный, совершенный, совершенный…»
Дальнейшее я помню плохо. Внезапно перед глазами у меня поплыл туман, а в висках забилась, запульсировала кровь так сильно и громко, что, казалось, я вот-вот оглохну или же у меня прямо сейчас разорвется сердце, а потом… Потом я, словно бы издалека, увидел себя стоящим над поверженным телом кардинала с обрывком железной цепи в руках. Отец Афраний неподвижно лежал у моих ног – его голова превратилась в кровавое месиво.
- Вы убили его, - сказал Домиан, потирая ушибленную скулу. – Я хотел вас удержать, но вы…
- Черт! – я бросил цепь. – Сам не знаю, как это вышло. Хотя, честно говоря, этот мерзавец получил по заслугам.
- Нельзя было убивать его сейчас! – Зингарелла подошла к дверям и прислушалась. – Убийство влечет за собой очень сильный выброс энергии. Если Ванда почувствует, она сразу же поймет, где мы и чем занимаемся.
- Нужно спешить, г-н Горуа, - тут же подхватила Мадлен. - Попытайтесь разбудить монсеньора, а мы покараулим, чтобы вам никто не помешал.
Переступив через труп кардинала, я подошел к графу.
«Прекрасный мой, - мысленно прошептал я, осторожно касаясь ладонью его прохладной мраморно-бледной щеки. – Вернитесь ко мне, я так соскучился…»
- Поспешите! – негромко крикнул Домиан. – Делайте то, что сказала вам Эрика.
Я вынул из кармана кусочек глины и, опустив прикрывающий магистра плащ до пояса, приложил глину к слабо мерцающей на его груди звезде.
Домиан было отвернулся, но через мгновение подошел и стал рядом.
- Ну, чего вы ждете? – голос его прозвучал низко и хрипло. - Ласкайте его, говорите ему, как вы его любите, умоляйте его вернуться – он должен вас почувствовать. Он должен вас услышать.
Осторожно, почти не дыша, я положил руки на грудь графа. И – тут же позабыл обо всем на свете. Я забыл о стоящем рядом Домиане, о смущенно замерших у двери женщинах, забыл о еще теплом трупе на полу и о поединке герцога и Дрие. Я забыл даже о Ванде, и о всех этих, черт бы их забрал, Всемогущих!.. Я видел только монсеньора, я чувствовал только монсеньора – прекрасного, родного, беспомощного и – всесильного. И еще - безумно и бесконечно любимого.
И я стал целовать бледный жемчуг его лица, его губы, грудь и шею. Его кожа была гладкой и прохладной, словно трепещущее на ветру шелковое покрывало, но где-то там, в глубине, в нежных бусинах-узелках его вен и артерий угадывался, чувствовался огонь и жар – обжигающий, неистовый, неукротимый.
- Вернитесь, умоляю! – шептал я, плача от переполнявших меня нежности и отчаяния.
Где-то за стеной раздался шум, крики и топот десятков ног.
- В крепости тревога! – приложив палец к бледным губам, прошептала Зингарелла. – Кажется, они что-то почувствовали. У нас всего несколько минут – поспешите, Горуа.
Слезы отчаяния хлынули из моих глаз неудержимой волной. Неужели ничего не получится? Неужели мы все напрасно погибнем, а монсеньор… Боже мой, что будет с монсеньором?!
Я прижал к груди его прекрасную голову и зашептал быстро и горячо:
- Вы нужны нам, Александр. Вспомните: ведь вы же дали клятву защищать нас, людей, вы – бог-император этого мира!.. И вот сейчас мы, четверо, нуждаемся в вашей силе, нуждаемся в вашей защите. Спасите нас, спасите себя. Хотя бы ради какого-то там Шекспира!..
- Ну, если только ради Шекспира, - неожиданно прошелестел над ухом его голос, словно одна из нот внеземной симфонии. – Не нужно плакать, mon chere, иначе вы меня просто утопите.
- Александр! – со вздохом выпустив его из объятий, я почти без сил опустился на пол у его ложа.
- Монсеньор!! – забыв обо всем на свете, обе женщины и Домиан бросились к нам.
Мгновение – и их трепещущие губы с жаркими поцелуями приникли к его рукам.
- Тише, тише, дамы и господа. Мы не в церкви, да и я мало смахиваю на Христа, - улыбнулся он, пытаясь сесть, но мешали цепи. – Что за черт! – он легонько повел руками, он согнул ноги в коленях, и в ту же минуту ремни и оковы лопнули и порвались, словно паутинка.
- Честное слово – как дети малые, грустно прошептал он, сбрасывая с себя обрывки цепей.
- О, монсеньор, - я крепко обхватил руками его бедра, пряча голову у него на коленях.
Он быстро перехватил мое лицо в свои ладони и посмотрел мне в глаза. Я почувствовал, что медленно отрываюсь от земли и куда-то улетаю. В его глазах была вся любовь этого мира – вся его боль, вся его надежда на спасение.
- Я ждал вас, mon chere. Спасибо, что пришли. Нужно спешить – сейчас они будут здесь.
Он приподнялся и, наконец, заметил, что обнажен. В глазах его сверкнул мрачный огонек.
- Дрие? – спросил он тихо.
Я кивнул.
- Ну, и черт с ним, с Дрие! – он вздохнул и махнул рукой. – А это еще что такое? – кивнул он на бездыханное тело отца Афрания. – Это вы его так приложили, Горуа?
Я смущенно потупился.
- Он хотел… Ванда ему отдала вас на время, и он…
- Он – тоже? – монсеньор закусил губы.
- Нет, он не успел.
- Ну и замечательно! – мне показалось, что мой друг вздохнул с облегчением. – Подайте-ка мне его сутану.
- Зачем? – удивился я.
- Ну, не могу же я выйти отсюда в таком виде!.. Прошу дам меня извинить.
Он быстро, одним молниеносно-скользящим движением откинул плащ и набросил на себя сутану отца Афрания.
- Вы нас видите, монсеньор? – ласково заглядывая в глаза магистру, поинтересовался Домиан.
- А почему, собственно, я должен вас не видеть?.. Ах, да! – он осторожно провел пальцем по кровоточащей ладони Домиана. – Вешки. Вот они, значит, какие. Больно? – он с нежностью посмотрел на меня.
- Не очень. Даже совсем не больно.