Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 51 страниц)

- Почему? Я ведь христианин и вполне могу испытывать чувство жалости к ближнему (он указал на свой крест на плаще). Между прочим, мои предки когда-то воевали с маврами за Гроб Господень. - Ах, да неужели?.. Ваши предки?.. Это где-нибудь на Луне или в кольцах Сатурна? Мне показалось, что он слегка вздрогнул. - Да, этот профессоришка вам успел порядочно наболтать. И вы, судя по всему, ему поверили. - Я бы ни за что ему не поверил, если бы собственными глазами не видел сегодня ваши танцы с мечом и вашу улыбку, от которой г-на рыцаря едва не хватила кондрашка. Уж не знаю, как там насчет всего остального, но и того, что я видел, сто раз хватит для того, чтобы святая инквизиция объявила вас… - Кем же? – быстро спросил он. - Если я скажу «инкубом», рискую получить оплеуху. Ну, а ангелом они вас точно не объявят. Он посмотрел на меня как-то странно, и губы его дрогнули. - Скажите откровенно, чего вы добиваетесь? Что вам от меня нужно? Я побледнел еще сильнее. Или – покраснел? Я уже и сам точно не понимал. - Вы же читаете мысли. Неужели, еще не поняли? На лице его вновь мелькнуло что-то. Тоска – не выразимая словами, дикая, щемящая, изводящая сердце и душу, тоска пробежала по его прекрасным чертам, вспыхнув и утонув в глазах. - Поцелуй вампира горек, как мед, и горяч, как лед… Ну вот – и вы туда же, - с грустью и еще чем-то напоминающим обиду сказал он. – Все вы, люди, одинаковы, как ромашки в поле, и всем вам нужно одного и того же. Ах, до чего же мне все это осточертело!.. И тут я вспыхнул, как факел – я не мог больше сдерживаться. Щеки мои пылали, сердце колотилось, как бешеное. Я знал, что своими словами сейчас, может быть, подписываю себе смертный приговор, но я все равно говорил – нет, я кричал: - Ах, вам все это осточертело!.. А вы когда-нибудь бывали на нашем месте – в шкуре тех влюбленных идиотов, которых вы сжигаете заживо всем вот этим, чего вы, глядя на себя каждый день в зеркало, может быть, даже не замечаете?! Вы знаете, каково это каждую минуту, во сне или наяву, думать о вас, точно зная, что даже в случае, если вдруг (вдруг случится такое чудо, и луна упадет на землю?) вы позволите прикоснуться к вам, обладать вами, это все равно ни на шаг не приблизит к разгадке тайны вашей удивительной красоты, ни на дюйм не заденет вашу душу и не сгонит с вашего лица эту убийственную маску ледяной сдержанности!.. А, может быть… может быть, вы просто боитесь любви? Теперь я четко увидел, как он вздрогнул, и в глазах его словно зажглись крошечные зеленые огоньки, как отблеск приближающегося шторма в океане. - Вы переходите все границы, г-н Горуа, - голос его прозвучал низко и хрипло, как надбитый колокол. – Убирайтесь прочь, пока я не приказал Флер проводить вас! Но мне уже было наплевать даже на Флер – меня понесло, словно соломинку в открытый океан. - Вы можете затравить собакой меня, но не мои чувства!.. Вы, который пачками вышвыривает за ворота влюбленных принцесс и в открытую говорит королям «вы мне отвратительны!» Где, на какой из планет вы потеряли свое сердце, или же его у вас просто нет, и никогда не было?! - Нет, и не было, - очень тихо и быстро, в тон мне сказал он. Вся кровь бросилась мне в лицо. - Да вы просто – самовлюбленный осел, вот вы кто! – воскликнул я. Наступила долгая пауза. Он замер. Он побледнел, затем через мгновение на щеках его вы-ступил легкий румянец, словно алый луч алого заката упал на лед горного озера. А потом вдруг неожиданно и мгновенно, как будто на черно-белую страницу убийственно-прекрасного рисунка вдруг каким-то чудом выплеснули все краски радуги, он… рассмеялся!.. Да-да, он рассмеялся – негромко и ужасно мелодично, словно брызги набежавшей волны упали и покатились по теплому морскому песку. Я ушам своим не поверил. Нет, я просто обалдел. Я ожидал всего, что угодно – от пощечины до удара мечом, но только не этого удивительного смеха. - Знаете, - глядя мне в глаза с какой-то мягкой и теплой дружеской приветливостью, вдруг сказал он, - меня еще никто ни разу не называл «самовлюбленным ослом». Мне всегда было интересно: самый первый раз - какой он?.. Оказывается, это довольно приятно. Он умолк и – быстро повернулся к окну. Я смотрел на хрустальный замок рук за его спиной. Я смотрел на длинные черные волосы, мягким шелковым покрывалом ниспадающие на плечи. И я… ничего не понимал! Что за человек такой странный? Им восхищаются – он злится и грубит. Ему грубят – он вдруг смеется… Как же мне понять вашу душу, мой ангел? И есть ли она у вас? - Спорный вопрос, - не оборачиваясь, все так же тихо, с едва заметной горечью сказал он, и я понял, что он, как всегда, влез в мои мысли и ответил на них. – Держите!.. Не глядя, он бросил мне через плечо связку ключей. Не будь у меня хорошей реакции, не миновать мне шишки на лбу. - Что это? - Ключи от комнаты в изумрудной башне рядом с моей. Я решил, что вы останетесь здесь. - Что?!! У меня подкосились ноги, и я, чтобы не упасть, ухватился за решетку камина – благо, она была холодная. Лежащая рядом Флер с легким удивлением покосилась на меня – она явно не понимала, что означает это непривычное вторжение в спальню ее любимого хозяина, и выжидала, чтобы укусить. Граф повернулся и посмотрел мне в глаза – без привычной своей чарующе-ледяной отстраненности, просто спокойно и с легкой усмешкой. - С завтрашнего дня вы будете моим оруженосцем, - он сделал паузу и тихо добавил: - Ну, что: теперь вы довольны? - Нет, - сказал я, чувствуя, как земля убегает у меня из-под ног. И я увидел, я отчетливо увидел, как полыхнули огнем его щеки, а в глазах… в глазах промелькнуло что-то. Я не успел заметить, что – он быстро отвернулся. - Идите к себе, - сказал он, медленно прижимая к стеклу левую руку, как будто приветствуя кого-то там, за окном. – Я распоряжусь, чтобы вам принесли еду и одежду. Ужинайте и ложитесь спать – завтра у вас будет нелегкий день, это я вам обещаю. Идите! Но я продолжал стоять столбом, не в силах отвести от него восхищенных глаз. А, может быть, это очередная его шуточка?.. - Вы еще здесь? – он обернулся и сдвинул свои тонкие черные брови. – Немедленно убирайтесь, или я передумаю! Даже не поблагодарив его, я, как мяч, вылетел за дверь. ========== Глава 4. ========== Комнату я нашел без труда. Мальчишка-подросток принес мне серебряный таз для умывания, одежду и ужин, но у меня не было аппетита. Равнодушно поковыряв великолепно приготовленную холодную оленину, я выпил немного вина и завалился в кровать с намерением хотя бы немного вздремнуть, но не тут-то было. Мысли распирали голову, картинки, одна желаннее и соблазнительнее другой, то и дело вставали перед глазами. И я ворочался, я вертелся, как уж на раскаленной плите, обхватив руками подушку – если бы монсеньор магистр влез в эти минуты в мою бедную голову, мне бы, скорее всего, не поздоровилось. Внезапно мучения мои оборвала музыка. Звуки лютни, протяжно тягучие, надрывно-спокойные и призывно-бесстрастные, мягко струились из раскрытого окна соседней комнаты, улетая в ночь и унося луне всю безнадежность своей тоски, всю страсть и нежность опаленного ледяным зимним солнцем заката. Я замер, прислушиваясь. Ах, какие же демоны терзают в эти минуты ваше сердце, мой ангел, заставляя вас с такой чарующей мукой касаться струн и так горько плакать слезами и голосом лютни? И я не выдержал. Тихонечко поднявшись, я накинул на себя плащ и, не зажигая свеч, осторожно выскользнул в коридор. Дверь в его комнату была приоткрыта. Я заглянул и едва устоял на ногах от… Изумления? Ужаса? Восторга? Зрелище, которое предстало моим глазам, поражало красотой, если бы не… Граф Монсегюр сидел у камина, откинув голову на раскаленную железную решетку, и огонь, словно нежный любовник, расчесывал его длинные черные волосы. Нет, я не спал и не бредил: огонь и вправду касался его головы, длинными золотистыми пальцами-лентами вплетаясь в волосы; своими жаркими поцелуями он словно пытался растопить бледный хрусталь прекрасного лица молодого человека, согреть ледяной бутон его застывших в горькой полуулыбке губ. Рядом, положив огромную черную голову на полусогнутое колено хозяина, тихонько посапывала Флер. Лютня в руках графа сейчас донельзя напоминала женщину – стройную красавицу-турчанку, которую с безумной нежностью ласкали его руки в то время, как душа его витала где-то в сумраке убегающих за горизонт вечерних облаков. Да, он был и сумрак, и ночь, и солнце, и звезды. И ангелы, и демоны. Я никогда не догадывался раньше, насколько все эти понятия близки, похожи и совместимы. Да, он был всем вместе, и он был собой – безмерно одиноким и безмерно несчастным, безмерно прекрасным и безмерно жестоким. Может быть, наша бедная земля не погибла, не сгорела, не рассыпалась в прах в жерле космических бурь только потому, что на ней живет ангел, самый прекрасный из ангелов, посланных бездной с некоей тайной миссией, близкая неотвратимость которой каждую ночь терзает его сердце, заставляя его человеческую оболочку плакать кровавыми слезами. Я не преувеличивал – я увидел на его губах кровь. Тоненькая струйка алым росчерком заката змеилась вниз по его подбородку, теряясь среди черного океана рассыпавшихся по плечам волос. Он не вытирал ее – видимо, знал, что это бесполезно. Закрыв глаза и слегка касаясь пальцами струн, он шептал что-то на незнакомом мне удивительно прекрасном, певучем и звучном языке, так напоминающем шепот ночных трав в поле под звездами. Он читал стихи, или, может быть, молился?.. «Пепел – не конец жизни, а в каждом кусочке разбитого зеркала при желании можно увидеть небо», - вдруг быстро и тихо, но совершенно отчетливо, словно в бреду, прошептал он. Я вздрогнул и наклонился. Он не открыл глаз, он словно был не здесь, а… В ином мире, на иной планете, вчера или через тысячу лет?.. Кровь пошла сильнее, толчками, а он все шептал и шептал, слабо шевеля губами: «Слово «предрассудки» пишется с двумя буквами «с», mon chere… Всякая игра имеет свои правила, и у звезд нет выбора. Но Шекспир все равно родится, а Петербург станет центром новой Европы. Тысяча лет пролетит быстро, вы и оглянуться не успеете, как вновь окажетесь у меня в объятиях. Ангелы умирают на рассвете… Не нужно плакать, солнце еще не взошло.» И вдруг, задрожав всем телом, так что лютня выпала из его рук, он воскликнул – отчаянно и хрипло, будто отдавая кому-то там, в вышине, свою душу: «Солнце поднимается, mon chere!.. Еще один, последний раз посмотреть в ваши глаза, а потом, потом…» Внезапно он открыл глаза и посмотрел прямо на меня. Ужас в его лице сменился изумлением, потом чем-то похожим на облегчение и даже нежность, а потом… А потом в них вспыхнула самая настоящая ярость. - Какого черта вы здесь делаете? – низко и глухо спросил он, отбрасывая лютню в сторону и резко садясь на подушках. Флер проснулась и тихонько зарычала. - Я, - от неожиданности голос у меня сел, и я попятился к двери. - Я…просто проходил мимо… А у вас пошла кровь… Простите, я не думал… - Ах, вы не думали!.. Нет, не только ярость была сейчас в его голосе – отчаяние и та странная нежность, с которой он минуту назад шептал в полузабытьи «mon chere» (интересно, кого же он видел в этот момент во сне – уж, конечно, не свою собаку!), звенели, как струна, и рвали душу. Я сделал еще один быстрый шаг назад, намериваясь выскользнуть за дверь. - Вы не думали?! Так думайте в следующий раз прежде, чем сделать что-либо! Быстрый, чеканно-мгновенный взмах его руки – и одна из алых подушек, резко и сильно ударив меня в грудь, буквально вышвырнула меня за дверь. Удар был настолько силен и внезапен, что, вылетев из комнаты, я не удержался на ногах, пошатнулся и, оступившись, кубарем полетел вниз по лестнице. Через секунду, лежа внизу, я отчетливо услышал, как наверху, в дверном замке несколько раз повернулся ключ. Он запер дверь, даже не узнав, что со мной!.. А вдруг я сломал себе шею? Ну, конечно, что ему до меня, когда он во сне с нежностью шепчет кому-то «mon chere» (оказывается, он умеет быть нежным, в чем я уже начал было сомневаться). Вот незадача: шансы мои - то взлетали до небес, то стремительно падали. Я вздохнул и сел. Руки, ноги, голова – все, кажется, цело. Как ни странно, удар смягчила все та же подушка. Да, не было бы счастья… Осторожно, стараясь не шуметь, я снова поднялся по лестнице и, легче тени, проскочил к себе в комнату. Черт меня дернул вломиться к нему среди ночи!.. А что, если завтра он меня выгонит? Тогда мне один путь - головой в реку. Уйти отсюда я уже не смогу: ведь меня не просто отравили – яд стал моей кровью и моим дыханием. Кстати, что означало это его странное кровотечение в полусне и еще более странное блуждание между мирами?.. Он говорил на каком-то другом, не нашем языке, произносил слова, значения которых я не знал, но, между тем, я все понимал. Как же мне дотянуться до вас, мой волшебник? Как дотронуться до вас, чтобы вы меня не оттолкнули?.. Я забрался в постель и тут же уснул, как убитый. …На улице еще было совсем серо, когда меня разбудил резкий толчок между лопаток. - Вставайте! Или вы решили спать до полудня? Я с трудом разлепил заплывшие глаза – голова гудела, как чугун в руках пьяной кухарки. Он стоял надо мной, полностью одетый, заложив за спину руки, и смотрел на меня – без вчерашнего гнева, просто холодным, ничего не значащим взглядом, что-то вроде: «Ну, что: раз жив, тогда вставай!» И еще – с откровенной скукой. - Сколько времени? - Скоро пять. В это время по утрам я обычно купаюсь в реке. Думаю, что, как мой оруженосец, вы составите мне компанию. - Пять часов утра? – я поежился. – Да вы с ума сошли! Сейчас вода холодная, как лед. - Вот и прекрасно. Освежит, а заодно избавит от разных глупостей, которые лезут в голову. Особенно – по ночам. - Вы себя имеете в виду? Он наклонился резко и быстро, опершись обеими руками о кровать. Теперь его длинные черные волосы, словно ветви сонной ивы, скользили по моему лицу. - Отрежу, - негромко, глядя мне в глаза, шепнул он. - Что вы сказали? – не понял я. - Я говорю, что еще пара подобных шуток – и я отрежу ваш язык. Он отвернулся и так же быстро и стремительно пошел прочь. Я, вскочив с кровати и на ходу одеваясь, бросился следом. Мы прошли каменную колоннаду замка, миновали террасу, башню с часовыми и вышли к реке. Флер бежала рядом, сосредоточенно высунув язык и поводя длинными черными ушами. От ее гигантских прыжков вздрагивала земля, и дрожали стекла на террасе, а попадавшиеся нам навстречу сонные слуги мигом просыпались и отскакивали в сторону, боясь оказаться в зоне действия стремительного вихря ее движений. А, может быть, она и вправду не собака вовсе?.. Вдруг г-ну магистру посчастливилось поймать драконшу и силой своих чар заставить ее на какое-то время быть тем, кого ему в данную минуту хотелось возле себя видеть?.. Солнце над рекой еще не взошло, и берега ее были укутаны густым туманом. Было сыро и зябко – не представляю, каким нужно быть ненормальным, чтобы в это время суток лезть в воду. Ах, да я совсем забыл - вампиры, они ведь не чувствуют холода. Ровно, как и боли. Флер, несколько раз радостно гавкнув, с разбега врезалась в воду – от прикосновения ее огромного тела во все стороны полетели ледяные брызги. Я поежился и отскочил. - Ну что же вы остановились? – великий магистр с вызывающей усмешкой посмотрел на меня. – Я вовсе не заставляю вас лезть в воду, не хотите – бог с вами. Просто мне обидно, что у меня, оказывается, не оруженосец, а папенькин сынок, который до смерти боится отморозить себе зад. Посмотрите на себя со стороны – вы похожи сейчас на трясущегося бобика!.. - Да идите вы знаете куда!.. Я со злостью рванул с себя одежду и пошел к воде. Он снял плащ, но раздеваться не стал. Замерев, я смотрел, как, завязав узлом на затылке свои длинные волосы, он медленно, не торопясь, словно в волшебное мутно-дымчатое зеркало гадалки, входит в укутанную туманом реку. Он вошел по грудь, подозвал Флер и, обхватив одной рукой ее мощную шею, поплыл куда-то вглубь реки рядом с собакой – голова к голове. Закрыв глаза и до боли стиснув кулаки, я пошел в воду. Раз собака не сдохла (еще бы – у нее такая шкура! и мех!), я тоже выживу. Великий магистр оказался прав – в первую же секунду соприкосновения моего тела с водой все ночные грезы разом вылетели у меня из головы. Я вдруг забыл, что глаза графа похожи на звезды, а волосы одурманивают воображение запахом сирени. Мне сделалось не до этого. Холод пронзил меня, казалось, до самых костей, и каждую клеточку тела превратил в ноющий источник непереносимой боли. Это длилось всего несколько минут: я перевел дыхание, расслабился, и сердце мое забилось ровнее, однако, о том, чтобы продолжать купание, не могло быть и речи. Краем глаз я заметил, как великий магистр, переплыв реку, сошел на другой берег и вместе с собакой, словно призрак, исчез за мокрым туманом белых деревьев.