Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 51 страниц)

Мой друг слегка наклонил голову, и Ванда возложила венец. Мгновение – и тот вспыхнул вокруг головы великого магистра, заставляя воздух сиять, мерцать и лучиться так, если бы над его головой вдруг взошло солнце. «Вот, значит, откуда они – сказки о божественном нимбе!» - понял я, с восторгом, сквозь боль в глазах, глядя на прекрасного юного бога, чары которого разбивали сердца и заставляли дрожать планеты. Да, такого бога еще не знал этот мир! Черное кольцо вокруг алтаря затрепетало и распалось – это свидетели, отсалютовав мечами, преклонили колени. Ванда, апостолы и Дрие сделали то же самое. «Наверное, и я должен последовать их примеру», - опомнился я, но вдруг поймал глазами его взгляд – взгляд моего друга. Не бога-императора, нет, а того, кто каждую ночь засыпал и каждое утро просыпался в моих объятиях. В его глазах была просьба, и в его глазах был приказ. Я вздрогнул, очнувшись от чар, и, опершись о меч, невозмутимо остался стоять на своем месте у алтаря. Граф Монсегюр слегка кивнул и отвернулся. - Ваша клятва, сир, - не поднимая головы, тихо сказала Ванда. - Моя клятва?.. Мремор. Хорошо. Что-то послышалось в его голосе… Словно тоненькая ниточка чуда в ткани реальности, крошечный огонек великого безумия в равнодушном зеркале холодного расчета. И я вдруг понял – всей кожей, всем сердцем, разумом, душой, плотью и кровью я понял, что именно сейчас произойдет. И Ванда тоже поняла. - Александр! – в ее глазах появился самый настоящий ужас. Но было слишком поздно. Разве кто-нибудь сможет остановить бога – избранного, истинного и коронованного?! - Я, Александр Вестник, Ангел Первого Звена Предвечного, - в разлившейся над землей тишине его голос звучал с ужасающе надрывной певучестью сорванного со звонницы вихрем и летящего в бездну колокола, - я, избранный богом-императором этого мира, властью мне данной и жизнью мне дарованной, клянусь: все свои силы и всю свою власть использовать ради свободы, блага и процветания этого мира. Ради свободы и блага людей, населяющих этот мир. И ничто на свете никогда не заставит меня сделать что-либо, что нанесет Земле и ее жителям какой-либо вред или урон, что-либо, что ограничит свободу их выбора, станет поперек их доброй воли. Да будет моя клятва так же крепка и неизменна, как сила, давшая мне власть. Одно движение руки – и он, сорвав венец, небрежно, не раздумывая и не сомневаясь, швырнул его в горящий у подножия алтаря костер. На мгновение в воздухе разлилась тишина – странная, давящая, безумная тишина навсегда остановившегося гигантского космического пульса, а затем… Затем землю потряс такой силы удар, какого она, должно быть, уже не помнила со времен гибели Атлантиды. Мгновенно погасли звезды, и землю накрыла ночь. Только костер, куда магистр бросил свой венец, вспыхнул до небес, словно исполинский цветок, простерши над землей свои жадные лепестки-руки. - Цыганка, - дрогнувшим голосом прошептала Ванда. – Она сделала ЭТО. Я должна была догадаться. Молния ударила в камень, но граф легко, словно сброшенный вечностью со своих плеч длинный желтый шарф, поймал ее в руку и метнул обратно к небу. Раздался новый ужасающей силы удар, над головами сверкнули сразу несколько вспышек, и полил сильный дождь. – Берк, Ванда. Я свободен. Великий магистр спустился с алтаря и взял из моих рук плащ и меч. - Спасибо, Горуа. А затем, повернувшись к все еще не опомнившейся от потрясения Ванде, произнес громко и отчетливо: - Я, Александр Прекрасный, бог-император этого мира, вызываю тебя, Ванда Ясная, на поединок. - Ты хочешь со мной драться? – казалось, она не поверила своим ушам. - Я давно этого хочу, Ванда. Она усмехнулась. Мало- помалу к ней стало возвращаться ее самообладание. Она кивнула на застывшие в напряженном ожидании вокруг алтаря черные фигуры свидетелей. - А, если я прикажу схватить тебя? - Не выйдет, спокойно улыбнулся мой друг. – Ты же знаешь, что я уничтожу всю эту бутафорию, даже не поднимая меча. – А эти, - он задумчиво кивнул на растерявшихся апостолов и Дрие, - эти пусть сами решают, с кем они и на чьей стороне. Останутся со мной, я приму их, нет – с радостью отпущу. Итак, Ванда, твой ответ. Ты принимаешь мой вызов? - А, если я не хочу с тобой драться? - Тога я просто тебя убью. Имею на то право. - И тебя не смутит то, что я женщина? – она смотрела на него с легким удивлением, слегка сдвинув брови; дождевые капли на ее прекрасном лице напоминали рассыпавшийся на снегу жемчуг. – Ты, ведь, кажется, никогда в жизни не поднимал руки на женщину. - Ничего, Ванда. Для тебя я сделаю исключение, милая. В черных глазах мадам Петраш вспыхнули насмешливые огоньки. Однако, кроме насмешки, здесь было еще что-то. Может быть, сожаление? - Хорошо, Александр. Я принимаю твой вызов. Она сделала взмах рукой, и площадка перед алтарем вновь осветилась сиянием невидимых звезд. Дождь лил по-прежнему, но было светло – так светло, что каждая черточка, каждый огонек в глазах, каждый взмах ресниц на лицах стоящих друг против друга мужчины и женщины - ослепительно прекрасного мужчины и изумительно прекрасной женщины – были видны, как под увеличительным стеклом. Все лишние – свидетели, апостолы, Дрие и я – отошли в сторону. Ванда снова повела рукой в воздухе, и в руке ее появился меч, длинный и острый, словно желтая молния. Мой друг сделал то же самое. На секунду они замерли с поднятыми мечами по разные стороны площадки. - Тебе все равно не победить в этой войне, Александр, - сказала Ванда, глядя на великого магистра сквозь сияние своего меча. – Даже если ты меня сейчас убьешь, на мое место придет другой, а затем еще другой. И так бесконечно. - Ну что ж, - на губах моего друга показалась улыбка – отрешенная и влекущая, как пламя жертвенного костра, - вселенная и время тоже не имеют конца. Хотя где-то там, в середине, обязательно должна быть запятая. - Я не совсем понимаю тебя, Монсегюр, - нахмурилась женщина. - А вот в этом и заключается ваша ошибка, г-жа Ясная. Если бы вы стремились понять людей, а не воевать с ними, вы не допустили бы сегодняшнего промаха. Легкое движение, толчок, прыжок, нет, полет к центру площадки – и их мечи зазвенели, запели, как, сталкиваясь, поют над землей свою смертельную песню молнии. Это не был бой двух противников – нет, это был поединок двух стихий. Ужасный по своей силе и противостоянию поединок, подобный тому, в результате которого миллиарды световых лет назад родилась эта Вселенная. Мечи скрещивались, роняя золотые звезды, которые с глухим шипением падали в траву, а сама трава под ногами напоминала серебристую гладь горного озера, в котором отражались сгорающие высоко над землей кометы. Оба противника парили в воздухе в стремительно-замедленном танце-полете, практически не касаясь земли. Черные волосы графа, взметнувшись черной тенью водной точке пространства, тут же, уронив свою тень, перелетали, перемещались в другую точку. Иногда они едва заметно задевали, касались серебристой чешуи Ванды, и тогда между ними вспыхивало пламя и сыпались искры. Несколько раз меч женщины почти касался лица мужчины; несколько раз меч магистра был в миллиметре от груди посланницы звезд, и бесчисленное количество раз звенел воздух, разрезаемый лезвиями, словно золотое лунное желе. А потом… Потом вдруг невидимые чаши весов в руках не видимого свидетеля покачнулись, и одна из них под тяжестью одной-единственной, почти не заметной глазу оплошности (ведь это не ошибка, а просто досадная оплошность – не разглядеть запятую в поэме звезд!) стремительно полетела вниз. В это же мгновение меч в руках женщины, слегка отклонившись в сторону, не успел ответить на сокрушительный удар магистра… Один вздох, взмах ресниц, удар пульса в висок – и Ванда оказалась распростертой на земле, прижатой к земле коленом графа. Пауза, господа Избранники и Проклятые. Должно быть, целую вечность длилось молчание – эта странная пауза, напоминающая смерть. Наконец, колено графа на груди Ванды слегка дрогнуло, а рука, сжимающая над ее головой меч, резко опустилась, несколько раз ударив в землю почти что рядом с невозмутимой чеканкой лица женщины. Тяжело дыша, граф бросил меч. - Воспитание, благородный дон, - Ванда в свою очередь перевела дыхание и улыбнулась. – Правило первое: никогда не бей того, кто в данную минуту не может тебе ответить. Правило второе: будь милосерден. Ну, а если речь идет о женщине, оба правила автоматически возводятся в квадрат. Воспитание, Монсегюр. Человеческая кровь позволила той женщине сделать из тебя человека. - Человека? – чуть слышно, не отводя от Ванды болезненно расширенных вишен-зрачков, переспросил магистр. - Да, Монсегюр. Ангел бы на твоем месте еще тысячу мгновений назад вонзил бы мне в грудь меч. Ты все-таки не в состоянии убить женщину. - Безоружную женщину, - тихо поправил магистр и тут же еще тише додавил: - Я воин, а не палач. - Ну, а, если бы на моем месте оказался сейчас мужчина? Граф усмехнулся – мало-помалу к нему стала возвращаться его обычная невозмутимая оскорбительно-изящная ирония. - Мужчина не стал бы так много болтать на твоем месте, Ванда. Та вдруг тихонько рассмеялась. - Ну, если ты не собираешься меня убивать, тогда слезь с меня, пожалуйста. - Ах, да, конечно, - еще более невинно усмехнулся граф. – Я совсем забыл, что ты предпочитаешь другую позу. Он быстро скатился с нее и, поднявшись, протянул ей руку. - Вставай, Ванда. Надеюсь, твоя гордость не пострадает, если ты обопрешься на мою руку. Я же все-таки бог-император. На мгновение их руки соединились. Женщина по-прежнему не спускала с графа удивленно-насмешливых глаз, в которых временами вспыхивали зеленоватые, словно стрекозы, огоньки искреннего сожаления. - Ты понимаешь, что все это означает, Александр? Он пожал плечами. - Бунт на корабле с применением оружия. Статья и расстрел по законам военного времени. - Ты предпочитаешь шутить?.. Ну, шути, шути. Совсем скоро ты пожалеешь о том, что оставил мне жизнь. - Кристалл? – улыбнулся он. Дождь расчесывал его волосы, влажными пальцами скользя по его телу, словно оплетая его серебристой паутиной чужого желания. Ванда с трудом отвела глаза в сторону и набросила наголову капюшон. - Ты был великолепным любовником, Монсегюр. Мне будет тебя не хватать. Но ты – отступник, мало того, ты – предатель. А с предателями не церемонятся. Ты не привык к боли, а к такой боли, которая тебя ожидает, привыкнуть просто невозможно. Ну, да ничего: возможно, это единственное, что тебя образумит, и ты передумаешь. - Ты все еще на это надеешься, Ванда? – удивился граф. - А что мне еще остается? Ты ведь знаешь, что незаменим, и пользуешься этим. Но всему на свете есть предел – в том числе и терпению Создателей. Если ты пойдешь против них, ты погибнешь. - Считай, что ты меня предупредила, милая. Он резко взмахнул мечом, и дождь прекратился. Он взмахнул еще раз – и воздух вдруг задрожал, на мгновение сделавшись горячим и плотным, как дрожжевое тесто. На какую-то секунду стало нечем дышать, и мне показалось, что я умираю. Я закрыл глаза, а, когда открыл их – все исчезло. Ночь, алтарь, рвущиеся к небу руины древнего храма, лунный луч, напоминающий золотую дорогу в бесконечность и черные тени вокруг алтаря – все растворилось, рассыпалось, распалось, словно карточный домик, как будто никогда и не было… ========== Глава 20. ========== …Мы стояли в лесу на опушке неподалеку от замка. Вернее, стоял только граф, заложив руки за спину и безотрывно глядя, как над рекой медленно растекается алый рассвет и восходит солнце. Я стоял на коленях, схватившись за грудь руками, и глубоко, жадно дышал – воздух мало-помалу терял свою свою вязкость и становился обычным утренним, прохладным. Рядом на траве, кто где и кто как, вповалку лежали апостолы и Дрие; их мечи, за которые они перед тем, как лишиться чувств, по-видимому, судорожно хватались, валялись рядом. - Ну, ну, mon chere, сейчас пройдет, - не оборачиваясь, ласково сказал магистр. – Еще несколько секунд, и пространственный коридор полностью очистится. - Что с ними? – я озабоченно кивнул на лежащих на земле без движения мужчин. - Ничего страшного. Через пару часов очухаются. Открытие и закрытие пространственного коридора высасывает слишком много силы из обычных людей. -Это тот коридор, по которому ушла Ванда? – догадался я. – И все остальные – все эти свидетели? Он кивнул и протянул руку, подзывая меня к себе. Я подошел и стал рядом. Его рубашка и волосы все еще были мокрыми после ночного ливня, а на груди нежно мерцала печать ангела – она горела спокойным, ровным и как будто бы ласковым светом, как огонек от зажженной на подоконнике свечи. Мой друг был спокоен – его мост был навсегда сожжен этой ночью и не подлежал восстановлению. - Оказывается, это гораздо проще, чем я думал, - лаская глазами розовый шар над рекой, улыбнулся он. – Как полет со скалы головой вниз - когда ты не уверен, чем встретит тебя земля, объятием или смертью. - И что же теперь будет? – я с беспокойством заглянул в его глаза. – Они используют кристалл? - Скорее всего. Ванда сама не может решиться на подобный шаг. Она обязана получить санкцию свыше. - И она ее получит? - Несомненно. - Вы так спокойно об этом говорите? - А что же мне теперь – плакать?.. Я знал, на что иду. - Но Ванда говорила… Что будет, если вы не выдержите пытку кристаллом? - Тс-с-с… Не нужно об этом, mon chere, - он накрепко запечатал мне губы поцелуем, отчаянно ласковым, обжигающим, как лед, и безумным, как надежда. – Все будет так, как будет. Я не хочу ничего знать и вам не позволю. Теперь наша судьба – прыжок вниз, о котором я только что вам говорил. И хочется думать, что внизу нас не ждут острые камни. Когда мы вернулись, замок еще спал. Нас встретила Флер. Мы завтракали на террасе свежеиспеченными булочками с маслом и медом, пирожками с яблоками, свежим виноградом и рахат-лукумом. Граф кормил сладостями Флер, и та, жадно облизываясь, осторожно, стараясь не задеть зубами хрустальных пальцев хозяина, брала лакомства из его рук. - У вас опять нет аппетита? – прикончив блюдо с пирожками, я вопросительно покосился на графа, который задумчиво пощипывал виноградную гроздь – да и то, виноград доставался больше собаке, чем ему. Мой друг грустно улыбнулся и покачал головой. - Ну, нет, так дело не пойдет! Перегнувшись через стол, я протянул ему на ладони кусочек рахат-лукума. - Берите пример с Флер. Помните: даже, когда вы ее выставили прочь из спальни, белок в саду это не спасло. Великий магистр рассмеялся и, ласково глядя мне в глаза, аккуратно взял из моих рук рахат-лукум. Я наклонился было к его губам, чтобы разделить с ним лакомство, но тут сзади что-то резко загрохотало. Это герцог, входя, бросил на пол свой меч вместе с ножнами. - Приятного аппетита, господа. Не возражаете, если я к вам присоединюсь?.. Голоден, как волк! - Конечно, - улыбнулся граф, наливая принцу бокал виноградного вина. – Вы все-таки вернулись? - Ну, я же как-никак ваш гость, - усмехнулся в свою очередь герцог. И, чуть помедлив, добавил: - Г-н Дрие куда-то ускакал. Остальные трое вернулись каждый в свой лагерь. Я не знаю, что они решат. Но, подозреваю, что вы настолько поразили их воображение, что кара Всемогущих их вряд ли испугает. - А вас? - Меня? – герцог залпом осушил бокал и придвинул к себе блюдо с пирожками. – Я уже давным-давно ничего не боюсь. Вернее, боюсь одного. Я не хочу, чтобы самая прекрасная из звезд сгорела над землей ради какого-то там Шекспира, который еще не родился. - И потому вы… - И потому я. Я не буду сражаться на вашей стороне, граф. Ради вас. Ради того, что должно случиться между нами в будущем. Я, как и Ванда, надеюсь, что вы остановитесь – остановитесь прежде, чем Те, Со Звезд решат вас остановить навсегда. А в остальном я – ваш покорный слуга, сир. Вы разочарованы? Граф равнодушно пожал плечами. - Я ожидал этого. Спасибо за откровенность. - Может быть, вы не поняли, - синие глаза герцога с неожиданной нежностью (да-да, именно с нежностью! Никогда бы не подумал, что его высочество способен на такой взгляд!) скользнули по лицу магистра. – Я вам не враг. Напротив, я хочу… - Я понял – вы просто хотите меня спасти. От меня самого. А для этого вам придется меня убить. Что ж – очень гуманно!