Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 51 страниц)

- Послушайте меня, mon chere. Не перебивайте, мне осталось каких-то несколько минут. Вы уйдете отсюда. И вы, и Домиан, и Виктор, и обе женщины – уйдете далеко на север, в Британию. Замок Монсегюр будет сожжен и уничтожен. Не жалейте – свою миссию он исполнил. А нашу тайну, наше сокровище, наше чудо любви и кровь ангела вы унесете с собой. Да-да, Горуа, в ваших жилах течет моя кровь, не забывайте об этом. Божественная кровь звездных странников. Домиан, Виктор, Мадлен, Зингарелла. Отныне вы – ХРАНИТЕЛИ. Более вы не принадлежите себе. Ваш долг, ваша миссия, ваше предназначение – охранять, передавая из поколения в поколение кровь ангела, до тех пор, пока… - До тех пор, пока? – совершенно белыми губами повторил Домиан. - Пока ангел не вернется, Бог не воскреснет, а две реки не сольются воедино. Так было сказано в древнем пророчестве, которое мать Эрика видела когда-то на стене храма. - Так она все знала?! – я с ужасом смотрел на его бледнеющее с каждым мгновением лицо. – И вы знали, что все будет именно так?.. Поэтому вы и плакали сегодня ночью?.. Господи, Александр… Рука великого магистра, утратив свою стальную несокрушимость, слабо ответила на мое пожатие. - На Востоке есть такая поговорка: «Побеждает тот, кто в силах отказаться от своей победы». Так было нужно, mon chere. Иногда для того, чтобы остаться, нужно вовремя уйти, а для того, чтобы победить, нужно просто отойти в сторону. Этот мир состоит из парадоксов, Горуа: его не нужно переделывать, его нужно принимать таким, каков он есть. Кровь ангела будет жить в ваших жилах, а через 300 с лишним лет вспыхнет за тысячи лье отсюда в другой стране под именем Шекспира. - Боже мой, - слова, словно битое стекло застряли у меня в горле, я корчился от боли. – Вот, значит, почему, вы бесконечно твердили об этом самом чертовом Шекспире!.. Вот почему он вам… - Да, mon chere, да, вот почему он мне настолько дорог. Будет Шекспир, и Моцарт, и Петр Великий, и Вольтер… Кровь ангела, влившаяся в людской океан, будет периодически выбрасывать на берег жемчужины. И так, до тех пор, пока время не сделает полный оборот. Тогда ангел вернется, и бог вновь сойдет на землю. Голос его звучал все глуше и слабее – он стал задыхаться. Окружающая нас толпа вздрогнула: многие, не стесняясь, плакали. Многие, опустившись на колени, молились. Дрие, уткнувшись лицом в окровавленный плащ магистра, лежал на земле – сказка, длившаяся 10 лет, закончилась, как бы мучительна и как бы прекрасна она не была. - Александр, - медленно, пошатываясь, словно пьяный, герцог Лотарингский наклонился над великим магистром, со страхом и какой-то дикой, почти нечеловеческой надеждой ловя взглядом исчезающую прелесть его улыбки. – Почему, Прекрасный?.. Зачем вы это сделали?.. Улыбка монсеньора стала розовой – на губах показалась кровь. - Отсрочка, - почти беззвучно прошептал он. – Тысяча лет для ангелов – безделица, а для людей – вечность. Пути господни неисповедимы, а будущее многолико, словно камзол великого фокусника со множеством карманов. Кто знает: может быть, за тысячу лет человечество настолько изменится, что у господ, пришедших со звезд, навсегда отпадет желание вмешиваться в его историю. Ну, а пока что…пока… - Запятая? – улыбнулся сквозь слезы Домиан. -Да, маг. Нужно просто поставить запятую, раз уж Правила Создания Новой Жизни отрицают точку. Поцелуйте меня, Горуа – я хочу унести на губах вашу любовь. Его глаза остановились на мне, и пусть их свет медленно и неотвратимо гас, любовь, заключенная в них, великая тайна любви не могла ни исчезнуть, ни умереть. Я прижался к его губам – со всей нежностью и со всей страстью, на которые был способен. Его губы вздрогнули, отвечая мне, а потом вдруг замерли… Он стал моим дыханием. …Когда я очнулся, солнце было уже высоко. Мы стояли на берегу реки. Граф Монсегюр лежал на дне ладьи, покрытой изумрудно-алым шелком. Домиан, Зингарелла, Мадлен, Виктор д*Обиньи, которого Домиан с трудом отыскал среди раненых, стояли рядом. Чуть поодаль, на вершине холма стояла Ванда: высоко воздев над головой руки, словно желая обнять поднимающийся над головой огненный шар солнца, она что-то шептала на незнакомом убийственно-певучем языке, напоминающем песню океанских волн, поглощающих выстроенный на берегу чудесный град. - Верто оли, морто оли, имрэ умен камэн. Если ангел улетает, то он улетает на рассвете – он отдает новому дню свою кровь и позволяет времени катить вперед свои волны. Рядом, уткнувшись мне в колени мохнатой мордой, тихонько плакала Флер – она наконец-то нашла своего обожаемого хозяина, но она опоздала. Мы все опоздали – нужно было убить солнце прежде, чем оно появится над горизонтом. Может быть, тогда вы бы вновь сказали мне «доброе утро», мой ангел!.. За спиной Ванды с пустыми глазами и серыми лицами стояли Стефан Дрие и герцог Лотарингский. Близнецы-братья, Смерть и Разлука. Им теперь нечего было делить и не за что сражаться. Восходящее солнце украло у них добычу так же, как отняло у меня любовь. А у подножия холма, закрыв лицо огромными ручищами-жерновами, беззвучно трясся от слез Ярославович. Ирасема и Муххамед-Али погибли в последнем бою. Ванда сделала знак – Виктор и Домиан спустили ладью на воду. - Нет! – безжизненно шевельнулись мои губы. – Пожалуйста, нет. Отдайте мне его, или положите меня вместе с ним. Я рванулся вперед. Чья-то рука, большая и грубая, крепкая и добрая, тут же легла мне на плечо, удержав на месте. Я поднял глаза – рядом стояла мать Эрика. - С новым днем нет смысла бороться, юноша, - вполголоса, с легкой хрипотцой сказала она. – Новый день можно только принять, как принимаешь собственное рождение. Домиан припал лицом к ногам великого магистра, а уже через мгновение решительно и сильно оттолкнул ладью от берега. - Куда? – беззвучно уронил я. – Куда вы его? Ванда спустилась с холма и остановилась рядом с нами. - Ангелов не придают земле, юноша. Ангелы улетают прямо на небо. Один взмах ее прекрасной руки – и ладья посреди реки вспыхнула, как факел. Алые языки пламени взметнулись до небес, оставляя на солнце свои кровавые росчерки. Я дико закричал, я рванулся туда, но мать Эрика, крепко прижав к своему плечу мою голову, удержала меня на месте. - Взгляни, юноша! – с какой-то странной, тихой и светлой, как летний вечер, улыбкой, она кивнула на небо. – Посмотри туда, милый. Пламя, полыхающее на реке, внезапно вздрогнуло и изменило свой цвет – из алого оно вдруг сделалось пронзительно-белым, почти хрустальным, как…как ладони моего друга!.. Да-да, два языка пламени, две прекрасные белые руки раскрылись, подобно орхидее, по направлению к небу, и прямо из этих ладоней выпорхнула птица. Вскрикнув, мы все упали на колени. Птица была белоснежной, и только кончики ее перьев были алыми. Она улетала к небу, унося на своих крыльях языки пламени – она летела навстречу восходящему солнцу. - Прощайте, мой ангел, - прикоснувшись к губам и к сердцу, я поднял вверх левую руку, как любил это делать ОН, провожая меня. – Я буду ждать вас в следующей жизни. Осталось ведь совсем немного – какая-то несчастная тысяча лет… Мать Эрика задумчиво переглянулась с Вандой: в глазах обеих женщин догорали отблески костра. - Эта битва только началась, мальчик, - тихо сказала колдунья. – Наша битва. Я не думаю, что за тысячу лет кровь ангела сможет в корне изменить мир, хотя… На свете всякое бывает. Правда, милая? Она потрепала по загривку беспомощно льнущую к моим ногам собаку. Та глянула на нас своими заплаканными, словно черный вереск, глазами, и потрусила по белому речному песку к самой воде. Оставляя на песке следы босых ног, я пошел следом. Над рекой сияла заря и одуряющее пахло сиренью… ЭПИЛОГ ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ДОМИАНА …Я, Домиан Милосердный, настоятель монастыря Ордена Хранителей Живого Бога, свидетельствую: поздним летом, августа 12.. года войска тамплиеров под предводительством графа Монсегюр, встретившись в бою с объединенными силами крестоносцев герцога Лотарингского и папскими легатами, потерпели полное поражение и были разгромлены ранним утром до восхода солнца на берегу Моны. Замок Монсегюр был сожжен до основания, крепость сравняли с землей. Почти никто не уцелел в этой битве – ни со стороны тамплиеров, ни со стороны лотарингцев. Сам же граф Монсегюр, прозванный одними Прекрасным, а другими – Инкубом, погиб во время сражения. Я был этому свидетелем. Вот как это случилось. Люди герцога Лотарингского заманили в ловушку г-на Горуа, друга и возлюбленного великого магистра. Бывший аббат по имени Стефан Дрие спровоцировал юношу на поединок. Оба противника были достаточно сильны и в достаточной мере ненавидели друг друга, у обоих были шансы на победу. Однако наши враги играли не по правилам – это был не бой, а предумышленное убийство. В момент, когда все были увлечены сражением, герцог Андре метнул из арбалета стрелу в г-на Горуа (скорее всего, этот маневр был заранее обговорен с Дрие). Однако стрела нашла не ту цель, которая была ей предназначена. Неожиданно появившийся граф Монсегюр бросился между сражающимися и принял стрелу принца в свою грудь. После этого бой прекратился. И мы, и наши противники были слишком растеряны (а, точнее сказать, убиты!) для того, чтобы уразуметь весь зловещий смысл происшедшего. Вид поверженного бога сводил с ума даже самых сильных: ведь, не смотря на всевозможные слухи и чары инкуба, граф Монсегюр вызывал горячую симпатию, как среди сторонников тамплиеров, так и среди лотарингцев. Все бестолково толпились и предавались отчаянию. Я с трудом протиснулся сквозь толпу. Не буду говорить о том, что я чувствовал в эти минуты, но то, что я увидел… Господи, дай мне силы дописать эти строки!.. Граф Монсегюр, истекая кровью, лежал на коленях у г-на Горуа, а тот, словно обезумев, раскачивался из стороны в сторону, шепча что-то вроде: «Прекрасный, пожалуйста, не уходите… Вы же обещали…» Рядом рыдал Дрие. Я никогда не мог себе представить этого человека плачущим. Но, оказывается, даже звери умеют плакать. Принц Лотарингский более походил на помешанного, он хотел покончить с собой, однако мадам Петраш вырвала у него меч. «Умели любить на Земле, умейте любить и за ее пределами», - сказала она. Граф Монсегюр на короткое время пришел в сознание. Он очень страдал от боли, даже прошептал что-то вроде: «А это, оказывается, больно, Ванда. Я никогда не думал, что умирать настолько больно». Но еще сильнее он страдал из-за близкой разлуки со своим возлюбленным. Он смотрел на рыдающего юношу так, что у всех переворачивалось сердце. А потом улыбнулся и хрипло прошептал (кровь на губах мешала ему говорить, он то и дело кашлял и задыхался): - Не плачьте, Горуа. Через тысячу лет вы снова будете в моих объятиях. Во Вселенной время летит незаметно. Затем он подозвал меня, д*Обиньи, Мадлен и Зингареллу. - Моя кровь останется на Земле – вот ее носитель (он с трудом кивнул на потерявшего от горя голову юношу). Она, словно волшебная волна, то и дело будет набегать на землю, оставляя среди вас, людей, гениев, в чьих руках будущее этого мира. Отныне и вовеки вы ее хранители, до тех пор, пока… - До тех пор, пока? – с надеждой прошептал я. - До тех пор, пока ангел не вернется. Так сказано в пророчестве. Правда, Эрика? – ласково кивнул он неизвестно откуда появившейся колдунье. Та грустно покачала головой. - Не волнуйся, мальчик. Уходи спокойно. Я присмотрю за ними. Граф Монсегюр посмотрел на юношу угасающим взглядом. - Поцелуйте меня, Горуа. Пусть ваша любовь будет последнее, что я почувствую, возвращаясь к дому, которого нет. Ибо мой дом здесь, Горуа, в вашем сердце. Их губы соединились, словно две реки. Когда же юноша, наконец, отстранился, граф Монсегюр… Монсеньор уже покинул эту Землю. Мы придали его тело огню посреди реки подобно тому, как древние викинги придавали огню своих погибших воинов. Огню, из которого родились когда-то боги, и из которого появилась эта планета. Огню, который есть начало и конец всему. Юноша хотел было броситься в пламя, но его удержала мать Эрика. - Ты должен делать то, что велел ОН. Ты – хранитель. В твоих жилах – кровь ангела. Ты – единственный ее носитель среди людей. ОН отдал тебе свое дыхание. ОН отдал тебе свою любовь – для того, чтобы когда-нибудь вернуться. - Когда же? – размазывая по лицу кровь и слезы, спросил юноша. - Завтра. Или через тысячу лет – не имеет значения. Ты будешь ждать, как когда-то Земля ожидала своего сотворения. Это твоя судьба. Над рекой раздался звук – низкий, щемящий, пронзительный, подобный звуку оборванной звездной струны. Из центра пылающей ладьи, словно из раскрытой ладони, к небесам взметнулась изумительной красоты птица, похожая на огненного лебедя. Птица, несущая на своих крыльях языки пламени. Сделав круг над нашими головами, она полетела на восток, в сторону полыхающего, словно жертвенный факел в руках шамана, золотому утреннему солнцу. - Улетел, - прошептал юноша, прижимая к губам перстень с рубином. - Улетел, - повторила Ванда; ее волосы стали белыми. …Я, Домиан Милосердный, настоятель монастыря Ордена Хранителей Живого Бога, свидетельствую. Вольдемар Горуа умер у меня на руках спустя 7 лет от ран, полученных во время боя с сарацинами. Я не стал его исцелять – это мой грех. Он был мне благодарен. Мы похоронили его на монастырском кладбище под кустом сирени. Он был хорошим воином и прекрасным человеком. Он познал великую любовь и великую утрату. Он заслужил покой. А через 300 с лишним лет в Британии родился Шекспир. Мы отдали ему перстень и золотой гребень, которые Горуа всегда носил при себе. Теперь мы всегда будем рядом. Ведь мы – ХРАНИТЕЛИ. Комментарий к Глава 27. (Заключение и эпилог) ОТ АВТОРА. ...Я ненавижу плохие концы, но эта история просто не могла закончится иначе... Пусть она будет просто запятой между бесчисленными сюитами звездной симфонии.