сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 51 страниц)
- Спасибо, монсеньор, - прошептал Домиан; голос его дрожал, а в глазах стояли слезы. – Вы показали нам путь к звездам.
- Найдете ли вы дорогу обратно? – с грустью глядя на притихших вокруг костра магов, спросил граф.
- Вам не нужно беспокоиться об этом. Мы знали, на что шли. Пойдемте, я покажу вам ночлег.
Нас проводили жадно-тоскующие взгляды. Так смотрят умирающие от жажды в пустыне странники на возникающий и исчезающий перед их затуманенными глазами мираж океанского прилива.
- Вы можете заночевать в моем доме, - Домиан кивнул на высокую деревянную крышу за деревьями, - или пойти на сеновал. Мы вчера только-только накосили траву для животных. Выбирайте.
- Мне все равно, - пожал плечами магистр; было видно, что он искренне сожалеет о том, что поддался уговорам молодых людей у костра.
- Отведите нас на сеновал, - решил я.
Перспектива ночевки в доме сгорающего от страсти молодого мага мало меня устраивала – не хватало еще, чтобы он всю ночь прислушивался к тому, чем мы занимаемся в спальне.
По всей видимости, Домиан без труда прочел мои мысли – он быстро скользнул по мне глазами, вспыхнул и отвернулся.
Сеновал был рядом на лугу.
========== Глава 12. ==========
Сеновал был рядом на лугу. В темноте отсюда хорошо был виден отблеск костра. Мой г-н задумчиво оглянулся.
- Как они теперь?
Домиан тихонько усмехнулся.
- Не маленькие, справятся. Я проверил – у всех была хорошая защита. Так что безумие им не грозит. Что же до остального – пусть себе мечтают о вас. В конце концов, мы тоже люди, а людям необходимо иметь бога.
Краем глаз я увидел, как прекрасная рука моего друга сжалась в кулак.
- Так просто… Оказывается, это еще проще, чем они думают, - загадочно прошептал он, подставляя лицо звездам. – Если маги поддались с такой легкостью, то, что же говорить об обычных людях. Ванда права: мне даже не нужно ничего делать – просто быть приманкой. Душеубийственной приманкой, обещанием, которое никогда не исполнится.
- Послушайте, монсеньор, - Домиан решительно сжал губы и посмотрел прямо в глаза моему г-ну. – Прошу прощения, что вмешиваюсь, быть может – это не мое дело, но… Вам лучше сделать то, что требуют от вас Эти, Со Звезд.
- Вот как? – прекрасные глаза магистра с любопытством остановились на молодом человеке. – Вы – сильный маг, если сумели сейчас проникнуть в мои мысли.
- Я прошел 4-ую ступень посвящения, - покраснел Домиан.
- Говорите, я слушаю.
- Г-н магистр, - глаза молодого человека с восхищением и плохо скрытой нежностью скользнули по моему г-ну. – Вы рождены быть богом, так почему же вы отказываетесь им быть? Неужели судьба человечества дороже для вас собственной жизни, свободы и счастья? Кто для вас люди? Они вам чужие, и вы чужой для них. Да и потом… Вы так прекрасны, что человечество простит вам, что бы вы с ним не сделали. Глядя на вас, оно даже этого не заметит.
В чудесных глазах магистра мелькнуло что-то – далекий отсвет далекой звезды, или же просто пламя костра. Он глядел на мага с грустью и пониманием, он видел, что тот говорит искренне.
- Г-н маг, - в тон Домиану грустно ответил он. – Вы спрашиваете, что и кто для меня люди?.. И вправду – никто. Не считая того, что меня родила женщина, меня любила и воспитала женщина, и что я люблю не кого-нибудь, а человека. Вы говорите, что люди даже не заметят, по какому пути и куда их направят, что им будет все равно. Но ведь я-то знаю. Я знаю, каким должен быть этот мир без нашего вмешательства, и каким он станет, если будет игрушкой в руках ангелов. Да, он будет совершенным, кристально чистым и звенящим, как хрустальный шар – в нем не будет ни болезней, ни войн, ни раздоров, ни революций, ни злобы, ни ненависти. Но в нем не будет так же любви и человечности, той невероятной, почти фантастической тяги к познанию, той фанатичной одержимостью страстью, которыми страдают (нет, которыми имеют счастье страдать) все люди. Да, не будет кровавых репрессий, не будет Варфоломеевской ночи, не будет похода Наполеона, Гулага и Титаника, не будет ни Гитлера, ни Сталина, ни Муссолини. Не будет ужасов Холокоста, не будет ядерных бомб, сброшенных на Хиросиму. Но вместе с тем не будет и Шекспира. Не будет Рафаэля, Ньютона, Моцарта и Эйнштейна. Не будет открытия Америки и покорения Эльбруса. Не будет ни полетов на луну, ни синема, ни вальса, ни балета. Не будет прелюдий Шопена и загадок Сальвадора Дали. Не будет самого прекрасного на земле города – не будет Санкт-Петербурга. Вы не понимаете и не можете видеть многого из того, о чем я говорю, но поверьте – я знаю. Я видел, я был там. И я не знаю, какой путь лучше. Но, думаю, что для бабочки будут природнее крылья, а не, скажем, щупальца, для тигра – хвост и лапы, а не плавники, а для человека – его собственный, уготованный ему земными законами и судьбой путь, а не навязанный сверху, пусть совершенный, но иной, чужой для него путь, закон и порядок. Насилие не может быть истиной. Насилие не может нести добро. Это я знаю по себе. Рано или поздно такое насилие начинаешь ненавидеть всем сердцем, даже если это насилие и дает тебе неземное блаженство.
Я был потрясен. Домиан тоже. Никогда еще я не слышал, чтобы мой друг и г-н говорил с такой отчаянной убежденностью, такой силой и страстью.
Придя в себя, Домиан озадаченно потер подбородок.
- Но, монсеньор, - тихо промолвил он, - вы же знаете, что означает для вас решение, которое…которое вы, я вижу, хотите принять!
Граф быстро опустил глаза.
- Я еще ничего не решил, маг. Вы спросили, я ответил. И только.
Некоторое время мы, все трое, молчали, глядя на отблески костра над рекой. С наступлением темноты, казалось, весь лес ожил и пришел в движение – за кустами, за деревьями, над берегом, между спускающихся до самой воды ветвей дикого орешника, - всюду угадывались льнущие друг к другу, истомленные страстью тени.
- Сегодня у нас в лесу ночь любви, - грустно усмехнулся маг, с трудом оторвав глаза от чудесных волос магистра, сверкающих в темноте, словно Млечный Путь. – И все благодаря вам. Кажется, мои люди совсем потеряли голову. Ровно, как и я сам, - добавил он тихо и растерянно, словно слепой, выкинутый волной на незнакомом берегу.
Граф сдвинул брови, но тут же улыбнулся – с той едва заметной горчинкой трагичности, которая делала его улыбку такой непередаваемо прекрасной.
- Если я скажу, что сожалею, это все равно ничего не изменит. А потому – мой вам совет: найдите себе на сегодняшнюю ночь красивую девушку. Или – красивого юношу.
- Для того, чтобы в их объятиях всю ночь вспоминать вас? – маг горько рассмеялся. – Нет уж, спасибо. Обойдусь как-нибудь. Спокойной ночи. Ах да, чуть не забыл, - он быстро, не глядя, протянул мне корзину, - здесь фрукты и виноградное вино для монсеньора, ведь ему, кажется, не понравился эль. Теперь все.
Он отвернулся и быстро, словно убегая, зашагал над берегом куда-то в сторону леса, прочь от селения.
- Здорово он в вас влюбился, - сказал я, глядя ему вслед (странно, но в душе у меня сейчас совсем не было ревности, только легкая грусть, похожая на сожаление). – Вот даже вино где-то откопал. Только не оставил ни кружки, ни стакана. Ума не приложу, из чего бедный г-н магистр, с таким трудом переживший сегодня отсутствие вилки, будет пить!..
Граф рассмеялся и взял у меня бутылку.
- Очень просто,mon chere – я выпью из ваших ладоней. Подставляйте руки!
И, прежде, чем я успел опомниться, он выбил пробку и наклонил бутылку.
Вино было густым и теплым – оно лилось в ладони, словно алый утренний туман. Оно струилось сквозь пальцы на землю, горячими каплями сжигая сонную траву под нашими ногами…
А великий магистр, дитя звезды и повелитель ангелов, обхватив мои руки своими безжалостно-нежными, обжигающими страстью и прохладными, как утренний бриз, руками, пил молодое виноградное вино медленно и жадно, наслаждаясь каждой каплей… Наверное, так пьют саму жизнь.
А потом…потом меня накрыл ливень его волос, и белые лебеди из моего сна стали явью…
Позже, оглушенные страстью, все еще не удовлетворенные, разомлевшие и слегка растерянные, мы лежали в прохладной утренней траве, которая к утру сделалась горячей от жара наших тел.
- Александр, - осторожно трогая на его груди знак ангела, улыбнулся я, - а ведь я все еще не знаю настоящего вашего имени.
Он с удивлением приподнял брови: в его волосах, словно в черной реке, купались травинки и увядшие бутоны скошенных полевых цветов.
- По-моему, вы его твердите каждую ночь, как молитву, - слегка улыбнувшись, сказал он.
- Но ведь Александр – земное имя!
- Нет. Просто его привыкли считать земным. А на самом деле – оно пришло оттуда, - он задумчиво кивнул на звезды. – Как бы там не было, это мое имя, данное мне при рождении.
- Так вот значит, почему оно так удивительно звучит – будто жемчужины на языке перекатываются.
- Вы – романтик, Горуа, - рассмеялся мой друг, - но вы правы. Ведь это имя должно стать именем бога, - с едва заметной горечью добавил он.
Звезда на его груди больно обжигала мне пальцы, однако она притягивала меня, как магнит, и я прикасался снова и снова к ее лучам.
- А, скажите, - в очередной раз подув на пальцы, хитро усмехнулся я, - ответьте честно: этот маг, Домиан, он вам понравился, ведь так?
Великий магистр кивнул, с улыбкой глядя на меня.
- Ну, а если бы случилось такое, что меня не было бы рядом с вами? Вернее, вообще не было бы с вами, если бы мы не встретились, и вы по-прежнему были бы одиноки, вы эту ночь провели бы с ним, не так ли?..
В глазах магистра мелькнуло удивление.
- Не знаю. Я как-то не думал об этом. Может быть. А, может быть, вообще не стал бы ее ни с кем проводить. Вы же знаете – я всегда, если была возможность, избегал каких-либо отношений.
- До встречи со мной?
- До встречи с вами. Ванда говорила, что я холоден, как бриллиант на шее у Снежной Девы.
- Вы?! – я неудержимо рассмеялся, я расхохотался, уткнувшись лицом в траву. – Да вы от одного прикосновения вспыхиваете, словно пламя. Ваша Ванда просто дура.
- От вашего прикосновения, mon chere, - с легкой улыбкой поправил он, вынимая из моих волос травинки. – От вашего, и только – от вашего.
- Лжете!..
- Проверим?
Мы рассмеялись, чувствуя, что еще секунда – и нас опять неудержимо, как щепки, унесет волна… Однако мне не давал покоя еще один вопрос.
- Скажите: а кто такая Ванда? Она сильнее вас? Почему вы обязаны ей подчиняться?
Он заложил руки за голову и посмотрел в небо: звезды отражались в его глазах, и звезды меркли по сравнению с его глазами, как меркнет рядом с солнцем крошечная свеча.
- Я обязан подчиняться не ей, а тем, кто ее послал. Ванда – древний вампир. Она древнее, чем весь этот мир, Горуа. Скорее всего, она и сама уже потерялась в числе своих перевоплощений, для нее это плевое дело, все равно, что для вас чихнуть. А кто из нас сильнее? Это вопрос еще тот. Ванда очень сильна, но я, честно признаться, никогда не пробовал своей силы полностью. А, судя и исходя из моего предназначения, я должен быть (он покривил губы и выдохнул, словно это было не слово, а скорпион, который жег его губы) всемогущим – ведь я же бог. Так что вопрос, кто из нас сильнее, может разрешить только поединок. Я ей предлагал несколько раз, но она отшучивалась, отказывалась, в общем, всегда находила повод уйти от ответа.
- Она просто влюблена в вас, - сказал я, наклоняясь над ним: первые утренние лучи скользили по его хрустальному лицу, словно пальцы, и я сейчас завидовал им и безумно ревновал его к Ванде. – Неужели вы этого не видите?
Он слегка приподнялся мне навстречу, ласково обхватив меня своими изумительными ногами.
- Она влюблена не в меня, а в сказку о живом боге-императоре, которым я должен стать. Она влюблена в мою красоту, даже нет, не так: она влюблена в то, что не может противиться силе этой красоты. А чужая сила, превосходящая твою собственную, всегда вызывает в сердце чувства сродни любви. Или ненависти. Ангелы в этом удивительно похожи на людей, mon chere.
- Они и еще кое в чем похожи на людей, - тихо рассмеялся я, находя губами его теплые и сладкие, словно сваренные в меду вишни, губы. – И это кое-что нравится мне куда больше!..
…А потом мы умывались в укутанной туманом сонной реке, и я долго отряхивал и выскребал травинки и листья из его чудесных волос, спутанные волны которых напоминали ночной океан после шторма.
Возле реки нас и нашел Домиан.
- Доброе утро, - сказал он. – Я вижу, вы рано встали.
Я только усмехнулся в ответ: за всю ночь мы ни на минуту не сомкнули глаз и ни на минуту не разомкнули объятий. Домиан, конечно, сразу же понял это, однако предпочел не заметить.
- Вы пришли нас проводить? – спросил магистр, медленно бредя вдоль берега по колено в воде.
- Да. Пока все мои люди спят. Иначе не обойтись без охов и обмороков. А вы, я знаю, этого не любите.
Он помолчал и спросил, тихо-тихо, опустив глаза – так, если бы спрашивал у Судьбы точную дату своей смерти:
- Могу я надеяться еще когда-нибудь вас увидеть?
Взгляд графа был ласковым, но не оставлял ни малейшей надежды.
- Конечно, маг, когда бы вы ни пожелали, вы будете гостем в моем замке. Ровно, как и любой из ваших людей.
Домиан побледнел – дверь захлопнулась, и выхода из ловушки уже не было. А ловушкой были глаза стоящего рядом молодого человека, такие прекрасные, что, глядя в них, невозможно было думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы никогда не отрывать от них взгляда, утонуть, исчезнуть, раствориться в их сияющей глубине.
Но он пересилил себя – видимо, сработала все-таки защита мага. Он отвел глаза в сторону и сказал спокойно и просто, по-деловому:
- Кстати, об инквизиции, монсеньор. Они, по-видимому, выследили вас, когда вы сюда добирались. Ночью обложили все подступы к водопаду и даже сожгли мост.
- Я вижу, они частенько устраивают вылазки по вашу душу, - усмехнулся магистр.
- Да, случается. Однажды даже пытались перейти мост – вы видели кости там, внизу… Скажите лучше, как вы думаете возвращаться. Если вам нужна помощь магов, то, пожалуйста – мы с удовольствием расчистим для вас дорогу.
Граф посмотрел на Домиана, посмотрел на меня, затем перевел глаза на восходящее над горизонтом большое розовое солнце и улыбнулся.
- Спасибо, маг, не нужно. Лет через 200-300-та в Италии будет жить один замечательный человек по имени Бенвенуто Челлини, скульптор и творец от бога. За непослушание папа заточит его в непреступной крепости, из которой невозможно бежать. А он посмотрит по сторонам и скажет: «Раз нельзя убежать – я улечу!»
В светлых глазах мага мелькнуло удивление.
- Вы это серьезно?
- Вполне.
- А я думал, что вы предпочитаете летать только по ночам, - усмехнулся я, выходя из реки и стараясь более-менее привести в порядок одежду.
Свет зари заиграл на щеках великого магистра, напоминая молодое красное вино, которое он пил ночью из моих ладоней, и которое я потом пил из его губ.
- Полеты полетам рознь, Горуа, - тихо сказал он и добавил чуть громче:
- Пойдемте!
- Куда?!
- На скалу, конечно. Полет с высоты в высоту – это что-то!.. Думаю, что разочарованы вы не будете.
Втроем мы поднялись на скалу – большую желтую скалу над водопадом, которая, казалось, сама рвалась ввысь, словно клюв гигантской птицы.
- Прощайте, Домиан, - повернувшись, мой друг протянул магу руку. – Может быть, еще увидимся.
- Прощайте, граф, - Домиан на секунду задержал его руку в своей. – Спасибо вам!
- За что?
- Сами знаете. А, главным образом, за то, что этот мир до сих пор существует.
Великий магистр кивнул и подошел к краю скалы.
- Дайте руку, mon chere. Сейчас вы поймете, что даже среди дня можно увидеть звезды.
Скала вздрогнула, легонько нас оттолкнула, и мы…
На мгновение мне показалось, будто мы падаем, но – нет, это у меня просто закружилась голова от неожиданности. Земля качнулась перед глазами, рассыпалась, словно крошечные кубики мозаики и осталась далеко внизу, а мы вдруг легко и стремительно, словно подброшенные невидимой силой, взмыли ввысь.
Отчаянный крик, сорвавшись с моих губ, камнем рухнул куда-то вниз, но только крик, а не я. Я не мог упасть – ведь меня за руку держал ангел.
Солнце ослепило меня, а в ушах зашептал ветер. На секунду мне вдруг сделалось страшно, и я изо всех сил стиснул руку моего друга.
- Не бойтесь, Горуа, - скорее почувствовал, чем услышал я его голос. – Отдайтесь солнцу, станьте одним из его лучей, и воздух сам подхватит вас на свои крылья. Положитесь на кровь ангела, слушайтесь ее зова.
И кровь заговорила. Я опять почувствовал под кожей, в жилах, в мышцах, во всем теле этот удивительный взрыв, так похожий на маленькую смерть и последующее воскресение.
Тело сделалось легким и звенящим, словно скользящий по моему лицу золотой солнечный луч – я почувствовал, как поток воздуха подхватывает меня и, будто воздушный шар, подбрасывает к облакам.
- Свершилось! – прошептал я, ловя губами развивающееся на ветру шелковое черное знамя волос графа. – Александр – имя бога. Так почему бы вам и вправду…
- Еще одно слово, Горуа, и я сброшу вас вниз, - полушутя, с едва заметной горечью сказал он, но только крепче стиснул мои пальцы.