Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 51 страниц)

Над толпой снова повис бурный шепот сдержанного восторга. Тот, кому когда-нибудь посчастливилось увидеть полуобнаженного бога, во сне или в мечтах, тот меня поймет. Изумительное сочетание изящества и силы, мужественности и утонченности, совершенная форма удлиненных мышц и шелковая кожа, которую помимо воли хотелось трогать, ласкать и гладить – вот что открылось нашим глазам. И, хотя все это я уже видел и целовал тысячу раз, даже я почувствовал, как в груди у меня забилось, заухало, словно пьяный филин, мое бедное сердце. - Во, какой! – растерянно протянул Ярославович, но тут же поспешил взять себя в руки. – Сходимся по счету «три». Только не взыщите, сир, если…Ну, если останутся синяки. Граф тихонько рассмеялся. - Я понял. Приступим. - Один. Два. Три! – быстро скомандовал стоящий рядом Виктор д*Обиньи. Оба противника рванулись к центру площадки, и… Все произошло моментально. Увернувшись от медвежьих объятий Ярославовича, граф сделал легкий шажок в сторону, словно танцуя, обернулся на одной ноге, резко и быстро, почти незаметно выбросил вперед правую руку и – гигант, громко охнув, словно поверженный монолит, рухнул на землю. Все замерли, все буквально обалдели – даже я, хотя, конечно, и ожидал чего-то подобного, не думал, что победа окажется такой быстрой и такой сокрушительной. - Вставайте, - наклонившись над поверженным противником, граф с улыбкой, словно извиняясь, протянул ему руку. – Не волнуйтесь, синяков не останется. - Как?.. Как вы это сделали? – скиф с изумлением смотрел на графа; он явно не верил, что сокрушительный удар, опрокинувший его на землю, нанес ему этот красавец с глазами, о которых слагают стихи и сказки. Граф рывком, невозмутимо, помог ему подняться. - Сила, она ведь, прежде всего, не здесь (он осторожно потрогал налитые бугры мышц под кожей гиганта), а – здесь! (легко, почти не касаясь, он скользнул пальцем по его лбу). Ярославович с недоверием, сквозь которое явно проглядывало плохо скрытое восхищение, покосился на великого магистра. - Это все ваши штучки-дрючки, вы вон и двигаетесь, как танцуете. А вы возьмите просто силу, голую силу без всяких там уловок, премудростей и выкрутасов… Здесь я кого хочешь положу – да я одной рукой корову поднимаю!.. Все вокруг рассмеялись – уж очень комичный был вид у скифа. - Очень за вас рад, - граф насмешливо прищурился. – А от меня-то вы чего хотите? - Давайте на руках, а?.. Ярославович просительно заглянул ему в глаза и с гордостью стиснул в кулак свою огромную, словно оглобля, ручищу. Магистр невозмутимо пожал плечами. - Ну что ж, развлекаться, так развлекаться! – пряча иронию, он деловито взглянул на скифа. – Залог? Что я получу в случае победы? На мгновение Ярославович задумался, и в глазах у него промелькнуло сомнение. Однако он тут же махнул рукой – воистину его самоуверенность была просто изумительной!.. - Ну…если вы меня «уручкаете» (он с сомнением покосился на изящные запястья монсеньора), я отдам вам свой меч. Я его пять лет назад отобрал в бою у Крымского хана – говорят, у него какие-то там магические свойства, хотя я в это не верю. - Дайте-ка посмотреть, - монсеньор быстро взял из рук богатыря короткий широкий меч; золотая рукоять его была сплошь испещрена какими-то знаками – не то рунами, не то просто древней вязью. – Да, действительно – клинок скифских колдунов. Должно быть, он хорошо защищал вас в бою. Что ж, залог хороший. Ну, а что вы хотите получить от меня в случае вашей победы? Могу предложить вам меч магистра – он тяжелее и длиннее, чем ваш, и я думаю, больше придется вам по руке. Ярославович, мрачно набычившись, покачал головой. - Мне не нужен ваш меч, - быстро, глухо и порывисто, будто очертя голову перед смертельной схваткой, сказал он. – Мне нужна ваша ночь. - Что?! – граф даже вздрогнул от неожиданности – такой дерзости он явно не ожидал и не был к ней готов. – Что вы сказали? - Я говорю, что в случае моей победы, вы проведете со мной ночь и разделите со мной ложе, - глядя в глаза магистру, решительно повторил скиф. В наступившей тишине слышно было только, как курлыкали голуби, кружась над башнями замка – они тоже мечтали о любви. Растерявшись не менее графа, я с невольным уважением покосился на Ярославовича – вот отчаянный малый!.. Да стоит только монсеньору прийти в ярость, от него только и останется, что кучка пепла. Все, затаив дыхание, смотрели на графа. Скифский богатырь, может быть, и сам того не подозревая, простодушно выразил желание, не дающее покоя всем, кто имел несчастье хотя бы раз взглянуть на великого магистра. Но одно дело – смотреть и мечтать, и совсем другое – выразить все это словами. На щеках графа выступил слабый румянец, он плотно сжал губы, но вдруг – улыбнулся. - Хорошо, - сказал он. – Только как же вы потом, в случае вашей победы посмотрите в глаза Варваре Никитичне, супруге вашей, которую оставили с первенцем на руках и заверениями в вечной любви и верности? - Варваре Никитичне? – лицо гиганта сделалось пунцовым, затем – серым. Раскрыв глаза, он несколько секунд, молча, как безумный, смотрел на графа. - Откуда вы знаете? – хрипло спросил он, наконец. - Я много чего знаю, скиф. Знаю так же, как вы без малого две недели назад, еще не зная меня, похвалялись своим людям в таверне. Вы говорили, что все слухи о моих чарах – сущая, как вы изволили выразиться, «хрень», и что никакая «ядреня феня» не заставит вас пожелать мужчину, а тем паче самому об этом желании заговорить. Где же теперь эта ваша хваленая «ядреня феня», г-н Новосуздальский, сын Ярославович?.. Гигант несколько раз судорожно сглотнул – видимо, у него пересохло горло. - Я снимаю свое требование, - тихо сказал он и еще тише добавил: - Извините. - За что? – усмехнулся граф. Ярославович целую минуту, молча, переминался с ноги на ногу, а затем, не поднимая глаз, заговорил: - Я был груб и дерзок, я потерял голову. Вы и вправду безбожно красивы – ну просто-таки, не по-человечески. На вас посмотришь минуту – и все мозги напрочь отшибает. С тех пор, как я вас увидел на поляне, ну, тогда, во время церемонии, я просто-таки места себе не находил, все о вас думал. Я и бои эти дурацкие затеял только для того, чтобы вас заинтересовать – знал, что рано или поздно вы вмешаетесь. Еще раз простите. Вы и вправду святой. Никто не имеет права прикасаться к богу, если только… Молодой человек вновь покраснел и замялся. - Если только он сам того не пожелает – это вы хотели сказать? – снова улыбнулся граф. – Да, боги часто жили среди смертных и любили смертных. Но ведь боги – они, как и люди, все разные. Одни швыряются своей страстью налево и направо, как горохом. Другие прячут ее глубоко в сердце, скрывая от посторонних глаз для того единственного или той единственной, кому они хотят отдать это самое сердце. - И вы, конечно, относитесь ко вторым? – усмехнулся богатырь. – Значит, слухи верны, и ваше сердце занято?.. - К сожалению, - пожал плечами граф. - А, - начал было богатырь и тут же смущенно осекся. Граф рассмеялся – негромко и беззлобно, глядя на солнце расширенными черными зрачками, которые казались живущими и дышащими, независимо от их хозяина, маленькими существами. - А все остальное, витязь, прилагается к сердцу!.. Он дружески и, на первый взгляд, несильно хлопнул его по плечу. Богатырь пошатнулся и едва устоял на ногах. - Ну и хватка у вас, сир! Кто бы мог подумать, - с изумлением и еще чем-то, напоминающим мрачное уважение пробормотал Ярославович. – Эдак вы меня, пожалуй, и вправду «уручкаете»!.. Знаете, сир, - он лукаво подмигнул монсеньору (вот, чем мне нравился этот малый, так это своей бесшабашностью – ну, не выгорело провести ночь с монсеньором, ну что ж, значит, не судьба, жизнь-то, она все равно продолжается!). – Знаете, дорогой, сир, я, пожалуй беру свое предложение обратно: уж очень мне не хочется лишиться своего тесака – хоть и короткий, зараза, но, что поделать, привык я к нему. Не возражаете? - Ничего не имею против, - великий магистр улыбнулся, поднял с земли свою рубашку и камзол. – Поскольку коров в замке, к сожалению, не водится, можете поупражняться на лошадях. Кстати, хочу вас обрадовать… Он секунду помедлил, а затем бросил на скифа быстрый, как молния, взгляд. - На днях вам передадут весточку от вашей жены – вы во второй раз стали отцом. Поздравляю! И, оставив опешившего богатыря в радостном ступоре, граф Монсегюр сквозь расступившуюся толпу быстро зашагал к замку. Смеясь, я поспешил следом. - Забавный малый, - заглядывая в глаза монсеньору, на ходу бросил я. – И, кажется, на него можно положиться. Тот пожал плечами. - Все они милые и забавные до тех пор, пока меня не видят. А, стоит разок посмотреть – и все, прощай "крыша"! («Сленг, должно быть», - подумал я, стараясь запомнить забавную фразу; мой друг обожал иногда вставлять в свою речь этакие словечки из другой эпохи.) Ну, да это, может быть, и к лучшему. По крайней мере, предательства с их стороны можно не опасаться. Он посмотрел на розовые дорожки рассвета над рекой и вздохнул – солнечные лучи напоминали розовое вино, пролитое на зеркальном паркете. ========== Глава 25 ========== Через два дня прибыли гонцы – один из Парижа, другой – из Рима. - Что там? – спросил я, глядя на задумчивое лицо графа; он держал письма с таким видом, будто в руках у него было по ядовитой гадюке, которые выжидали момента, чтобы ужалить его. - У нас новости, - невозмутимо постукивая по столу кончиком безымянного пальца, украшенного моим золотым кольцом, сказал монсеньор. – Святая церковь объявила против нас крестовый поход: с этого дня и отныне тамплиеры - вне закона. - Твою мать! – протянул капитан, нахмурив брови. - Этого следовало ожидать, - спокойно констатировал Домиан. - Да, - граф взял второе письмо и сложил из него кораблик. - Добрейший король Филипп ставит меня в известность, что он, как добрый христианин, вынужден поддержать святую церковь, а потому незамедлительно отправит свои войска в Монс и предаст огню еретиков и слуг дьявола во главе со мной. Впрочем, здесь оговаривается, что, если я сдамся добровольно, мне будет гарантирована жизнь. Все невольно усмехнулись. - Все-таки он к вам не остыл, - фыркнул сквозь зубы д*Обиньи. - Он и не остынет, - мой друг грустно покачал головой и пустил кораблик в чашу для умывания. – Даже, если убьет меня. Чары инкуба, понимаете ли… - Не нужно так шутить! – я перехватил его руку. – Кто возглавит войска? Граф посмотрел на меня, и в черных бриллиантах его зрачков промелькнуло что-то неуловимое. - Герцог Лотарингский, - невозмутимо сказал он. - Что?! – мы все трое, Домиан, Виктор и я, вскочили с места. – Этот Иуда?.. Он все-таки предал вас? Вот уже мерзавец!.. - Он не предавал меня, - тихо сказал граф, спокойно подув на кораблик. – Он с самого начала предупредил о том, что будет сражаться против меня. Это его право – он свой выбор сделал. Я задумчиво почесал затылок и пытливо взглянул на графа. - Не понимаю я этого вашего…апостола. Он ведь любит вас до безумия. Любит по-настоящему – я чувствую. - Чувствуете?- улыбнулся монсеньор. Я невольно покраснел. - Такую любовь всегда чувствуешь. Она словно бы разлита в воздухе. И в то же время он помогает вашим врагам. Он не хочет вашей гибели, но выступает на стороне тех, кто мечтает вас погубить. Граф рассмеялся – негромко и грустно, трогая пальцем свой кораблик. - В том-то все и дело, Горуа, что меня никто не хочет погубить в прямом, физическом смысле – ни Ванда, ни король Филипп, ни герцог Лотарингский, ни даже папа. А тем более – Всемогущие. У них у всех совсем другое желание – что бы я был жив и служил их целям. Не будем более об этом говорить, mon chere – мне все это уже порядком надоело. - Так значит, войну против вас будут вести люди? И компания против вас организована людьми? – нарушил молчание Домиан. – Как это отвратительно! Лучшей мести Всемогущие не могли придумать – уничтожить вас руками тех, ради кого вы их предали. - А вы что же, хотели, чтобы на землю был обрушен библейский огонь, громы и молнии? – рассмеялся великий магистр. – Должен вас огорчить – никаких всадников Апокалипсиса не будет. Всемогущие привыкли загребать жар чужими руками – у них в этом плане такие же слабости, как и у обычных людей. - Так что же, это будет самая обыкновенная война? – я был заметно разочарован. – А я-то думал… Все улыбнулись. Монсеньор окончательно утопил свой кораблик и ласково положил руки мне на плечи. - Вы надеялись сразиться с Вандой, mon chere? Уверяю вас, это вряд ли доставит вам удовольствие. Да и потом… Он сделался серьезен, а глаза – грустно-пронзительными, как лепесток черной розы на острие ножа. - Нам будет тяжело, mon chere, очень тяжело – слишком мощные силы задействованы против нас. Крестовый поход объединит все европейские страны. То, что планировалось пустить в ход за меня, будет теперь пущено против меня. Такова политика!.. - Но ведь вы… (я просительно заглянул в его глаза) Вы же можете положить конец всей этой компании – еще до ее начала. Да развейте вы все эти войска по ветру, утопите папу в океане, а короля Филиппа зашвырните на гору Арарат – и дело с концом! Граф Монсегюр нахмурился – взгляд его стал суровым и жестким, непроницаемо-ледяным, как черное зеркало. - Я не буду использовать в борьбе против людей магию. Это низко. - Ах, если бы все ваши враги были так же благородны, как и вы! – я начал злиться. – Да разве время думать о благородстве, когда речь идет о вашей жизни?.. - И о моей чести, - тихо добавил он. – Вы сомневаетесь в том, что у ангела может быть честь?.. Я иногда и сам в этом сомневаюсь. Но, как не странно, она у меня все же имеется. - Максималист, - пожал плечами Домиан. – Не спорьте с ним, Вольдемар. Это не лечится. Даже, если он будет точно знать, что через каких-то 10 минут погибнет, он не станет себя спасать, если для этого придется совершить что-нибудь недостойное. Так? Щеки монсеньора порозовели, словно лепесток магнолии. - Так, - тихо уронил он. А еще через пару дней поздно вечером грациозный юный паж вручил графу плотно запечатанный конверт. - На этот раз – что? – спросил я, лежа на полу у камина и лениво потягивая красное вино. Монсеньор вскрыл письмо и усмехнулся. - Герцог Лотарингский, - сказал он. Я подскочил так, что едва не сбил стоящую рядом вазу с фруктами. - Что ему от вас нужно, этому мерзавцу? - Он хочет со мной встретиться. Завтра днем на том самом месте в лесу, где он увидел меня впервые. - Ах, как романтично! – я в сердцах звякнул пустым бокалом по столу. – И вы что же, поедете?.. - Непременно, - весело кивнул монсеньор. Не обращая внимания на мой грозно-насупленный вид, он вытянулся на ковре и подвинул к себе вазу с фруктами. - Хотите виноград, Горуа? Или, может быть, персик?.. - Вы мне зубы не заговаривайте. Завтра я поеду с вами. - Ну, разумеется, mon chere, - улыбнулся он. – На то вы и мой оруженосец. Легкая ирония в его голосе звучала, как музыка. Он вообще обожал менять интонации – не только фраз, но и самих слов. Каждая его фраза была, словно законченный нотный рисунок. Это звучало удивительно, это звучало упоительно, однако он, скорее всего, не думал в этот момент о красоте, а просто таким образом развлекался. Или, может быть, иронизировал над самим собой. Я потянулся к нему и отщипнул губами несколько ягод от виноградной грозди в его руках. - А, если это ловушка, Александр?. Он покачал головой. - Нет. - Вы настолько доверяете его высочеству? - Доверие-то здесь как раз ни при чем, mon chere. Он просто хочет увидеть меня перед боем. - Ну, хорошо, - сдался я, - но я все равно не оставлю вас с ним наедине. - Я в этом нисколько не сомневаюсь!.. Тесно переплетая свои ноги с моими ногами, он принялся кормить меня виноградом – изо рта в рот. А, когда виноград был съеден, начались поцелуи, которые продолжались до самого утра. Под утро я задремал, лежа на его груди. Ветер ласкал мою обнаженную спину, и мне снился город – удивительный город, где над линией горизонта по ночам не гаснет солнце, а шпили башен пронзают небо, словно лучи из металла и стали. Город-призрак, город-мираж, город-убийца. Самый прекрасный на земле город, который когда-нибудь сотни лет спустя будет построен за тысячи лье отсюда. На следующий день мы отправились на рандеву с герцогом. Мы поехали в лес тайком, потихоньку, незаметно ускользнув из замка – не сказав ни слова, ни Домиану, ни Виктору д*Обиньи. - Это мое дело, - сказал монсеньор. – Мои отношения с этим человеком не касаются никого, кроме меня. Ну, еще, может быть, вас. Он сосредоточенно скользнул по мне глазами и стал смотреть на солнце. - Спасибо за доверие, - обиделся я. – Знаете, не смотря на все ваше желание быть и казаться человеком, есть в вас эта «ангельская гордыня». Ваше «я» отгорожено высоким забором от внешнего мира, туда вы пускаете только избранных, да и то не всегда. Великий магистр грустно улыбнулся и покачал головой. - Вы правы. Я знаю за собой такой грех. Это вырывается невольно, независимо от меня. Мне самому неприятно, а потому, если видите, делайте мне замечания. Но, кажется, мы приехали. Вон черная лошадь под дубом. Нас ждут.