Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 51 страниц)

С трудом выдержав в воде минут пять, не более (отбыв повинность!), я поспешил на берег. Руки мои дрожали так, что я не сразу сумел натянуть одежду. Чтобы хоть как-то согреться, я развел костер и уселся рядом на влажную от росы траву, подложив под себя плащ. Интересно, какого черта великий магистр забыл на том берегу? Ромашки он там что ли собирает? Где-то через полчаса он вернулся. Первой из реки, отряхивая мокрые лапы и мохнатую холку, выскочила Флер – с ее длинной черной шерсти под брюхом тоненькими струйками стекала вода. - Что, не понравилась водичка? – выходя следом за собакой, невинно поинтересовался магистр. Он остановился у самой воды, отжимая мокрые волосы, рубашку и брюки. Я с легкой издевкой взглянул на него. - А раздеться было бы куда удобней. Или вы меня стесняетесь? - Вас? – он даже не удостоил меня взглядом, только усмехнулся. – Я просто берегу ваши нервы, юноша. Да и свои тоже. Бог знает, как поведете вы себя, если я разденусь. Знаю, Александр Македонский любил это делать перед своими солдатами, но у меня нет такого желания. Не люблю устраивать представления из обычных вещей. Тем более, что зрителей и так всегда хватает. Резко обернувшись, он кивнул на кусты жасмина, за которыми притаились двое юношей, по всей видимости, уверенных в своей незамеченности. Поняв, что они рассекречены, оба глупых щенка вынырнули из кустов и, обгоняя друг друга, сломя голову помчались к замку. Великий магистр с грустью проводил их глазами, затем тихо выругался и поднял с земли свой белый плащ. - Кстати, давно хотел вас спросить, - окончательно осмелев, начал я. – Почему в замке, кроме Флер, нет ни одной особы женского пола? Только рыцари, священники да мальчишки-слуги. Вы что же – вообще против женщин? Он глянул на меня так, что я покраснел. - Не говорите глупостей. Просто мужчинами легче управлять. Женщины в любом случае требуют усилий, какого-то напряжения, если хотите – внимания. Мужчину легко можно привести в чувство пощечиной, с женщиной же такой номер не пройдет. Возьмем хотя бы сегодняшний случай: эти наблюдающие за мной юные бездельники просто дали деру, когда поняли, что я их заметил. А будь на их месте девчонка – не избежать бы охов да обморока. А мне, откровенно говоря, не хочется со всем этим возиться. - Ну да, куда лучше возиться с собакой, - почему-то обиделся я. - Собака – не самый худший вариант. Она любит, если ее любят, она не продаст и не предаст. Даже, если ее избить, а потом пристрелить из арбалета, она все равно до самой последней секунды покуда бьется ее сердце, будет тебя любить. Такова ее природа. - О, да вы страшный человек, г-н магистр!.. А эти мальчишки у реки? Вы их накажете?.. Он небрежно пожал плечами. - Зачем? Не они, так другие – любителей поглазеть всегда хватает. Даже, если я запрещу этот балаган под страхом смертной казни, все равно они будут выслеживать меня, смотреть и млеть от восторга. Так устроены люди, и с этим приходится мириться. Еще вопросы есть? - Есть, - я с любопытством и опаской заглянул в его прекрасные глаза. – Что такое Петербург? По лицу его пробежала тень, его губы цвета кровоточащей над башнями зари приоткрылись, и мне показалось, что он хочет сказать что –то бесконечно важное для нас обоих… В воздухе словно зазвенело что-то – то ли хрустально-чистая пауза его сомнений, то ли ветерок моего улетающего в бесконечность вопроса. Но он вздрогнул и быстро опустил голову, пряча глаза за мокрым шелком волос. - Это город, - спокойно, ничего не выражающим голосом ответил он. – Очень красивый город. Самый прекрасный на земле город. - А где он находится? Великий магистр отвернулся к реке и тихонечко вздохнул. - Он нигде не находится, юноша. Его просто не существует в при-роде. Пока. Его построят только через пять с половиной веков за тысячи лье отсюда. - Вот как? – я был удивлен, но не так, чтобы очень – ведь я знал, с кем имею дело. – И вы… вы были там сегодня ночью? И потому у вас шла горлом кровь?.. Это что- то вроде расплаты за беспрепятственный проход между мирами, да?.. А простыни у вас красные для того, чтобы не видно было… Он быстро обернулся – и его взгляд снова сделался холодным и жестким, как сталь его меча. - На сегодня вопросов довольно. Ступайте к себе в комнату, я хочу побыть один. Тихонько свистнув задремавшей было у самой воды Флер, он быстро, не глядя более на меня, пошел куда-то в сторону крепостных стен – там было что-то вроде небольшой часовни при замке, острый шпиль которой рвался ввысь, словно занесенный над землей клинок. Я проводил его задумчивым взглядом. Интересно, что же все-таки он делал на том берегу? Не цветочки же собирал в самом деле? Я постарался выяснить это на следующий же день, когда утром он опять разбудил меня не свет не заря, и мы снова отправились на реку. Было так же сыро, туманно и зябко. Флер с разбегу бросилась в воду и поплыла, словно гигантская черная выдра. Мой г-н, оставив на берегу плащ и оружие, последовал за ней. И вот тогда я решился. Я знал, что переплыть реку я не смогу даже в самом своем наифантастическом сне, а потому я с вечера присмотрел у берега большое полое внутри бревно и спрятал его в кустах. Едва только великий магистр с собакой достигли противоположного берега и скрылись в тумане, я быстренько спустил свое бревно в воду, лег на него животом и, усердно работая руками, направился на другой берег навстречу робко пробивающимся сквозь густую завесу тумана первым солнечным лучам. Переплыв реку без особых проблем и спрятав бревно на берегу, я с головой окунулся в густой туман, который белой шапкой нависал над землей. Прямо передо мной за деревьями я с трудом разглядел какие-то каменные здания с решеткой и воротами. Тюрьма что ли?.. Я подошел ближе и обмер. Это был монастырь. Женский. Неужели мой драгоценный г-н каждое утро ходит сюда полакомиться кровью юных монашек?.. То-то я заметил, что за завтраком он практически ничего не ест. Но – шутки в сторону. Какого дьявола ему понадобилось в монастыре ранним утром, когда все добрые монахини еще спят и видят десятый сон?.. Ограда была высокой с острыми зубцами наверху. Конечно, для магистра это не было преградой, но для меня… Да и собака бы здесь не перелезла. Я медленно двинулся вдоль ограды, ощупывая каждый камень и, действительно, через несколько минут нашел небольшой лаз с клочьями черной собачьей шерсти по бокам. Без сомнения, это было именно то, что я искал. Через минуту я оказался в монастырском саду. Было начало августа, и в воздухе отчаянно пахло спелыми яблоками; ветви под тяжестью плодов клонились до земли, на листьях трепетала роса, и крупные румяные яблоки с тихим плеском (шлеп! – словно камешки по воде) сыпались в высокую траву. Откуда-то сбоку послышался собачий лай и тихий женский смех. Приподняв тяжелые, доходящие до земли ветви, я взглянул на открывшуюся моим глазам небольшую лужайку и застыл как вкопанный. Честное слово, ничего подобного я просто не ожидал увидеть! В центре усеянной ромашками лужайки сидела женщина, а точнее – монахиня с лицом, какие обычно пишут на иконах – прозрачно-бледным, умиротворенным, с печатью ласковой обреченности во взгляде. А рядом с ней на траве, преклонив голову к ней на колени, лежал великий магистр ордена тамплиеров, укротитель стихий и повелитель ангелов. Волны его прекрасных черных волос заливали белое покрывало монахини, и она, смеясь, вплетала в них вьюнок и ромашки. Рядом с радостным лаем носилась Флер, гоняясь за воробьями. Между тем граф Монсегюр что-то говорил женщине, но было слишком далеко, и говорил он очень тихо, так что я не услышал ни слова, только видел, как чуть шевелятся его ярко-алые, словно открытая рана, губы. Женщина ему что-то взволнованно ответила, и он, быстро перевернувшись, уткнулся лицом в ее колени. Она гладила его по голове и, слегка наклонившись, целовала черный шелк его волос. К ним подбежала Флер и стала ласкаться, но юный магистр не замечал свою подругу, он по-прежнему крепко стискивал руками колени монахини, пряча в них свое лицо, а она обнимала его, то и дело роняя слезы на его кудри. Потом они встали. Она, с нежностью обвив руками его шею, быстро перекрестила его. Он одну за другой, поцеловал ее руки, порывисто прижал ее к груди, затем отстранился и, резко отвернувшись, стремительно пошел прочь. Я едва успел отскочить в сторону, рухнув в кусты жасмина. Вели-кий магистр прошел совсем близко: травинки влюблено перешептывались под его ногами, а аромат сирени заглушал собою запахи яблоневого сада. Граф меня не заметил. Странно!.. Неужели он был настолько занят своими мыслями, что не почувствовал постороннего присутствия? Но это мне на руку: уж не знаю, что бы он сделал со мной, если бы сейчас меня обнаружил. Они скрылись в тумане – он и собака, а женщина, уронив на землю сорванные цветы, по-прежнему сидела на лужайке. Интересно, кто она такая, а, главное, кто она ему? Любовница? Не похоже – в объятиях и поцелуях, которыми они обменивались, не было страсти, только нежность и чистота горного источника. Сестра? Я не слыхал, чтобы у него была сестра, да и… Она, как минимум , лет на 20-ть его старше. А мать его умерла. Вот уж новая загадка, с которой мне пришлось столкнуться, а сколько их еще будет – уму не постижимо!.. - Можете выходить, юноша, он ушел! – неожиданно услышал я рядом негромкий женский голос, ласковый и мелодичный, точно колыбельная. Я подскочил так, что ударился плечом о торчащий надо мной сук и, морщась от боли, быстро оглянулся. Она стояла возле кустов прямо передо мной – средних лет женщина в белоснежной одежде монахини с несколько осунувшемся и бледным, но все еще прекрасным лицом. Особенно хороши были глаза – черные, бархатные, как будто струящиеся изнутри любовью и силой. Да-да – любовью и силой. Странное сочетание. Удивительное сочетание. Я невольно оробел. - Как вы догадались, что я здесь? – пряча глаза, робко спросил я. Она снова рассмеялась. - Вы что же, всерьез думали, что сможете обмануть ангела? Александр прекрасно знал, что вы здесь. Он с самого начала понял, что вы отправитесь за ним. - Знал и не стал препятствовать? – изумился я. - Вы бы все равно узнали – рано или поздно. И потом, - она доверительно наклонилась к самому моему уху так, что ее белое шелковое покрывало почти коснулось моего лица, - он хотел показать вас. Мне. - Но зачем?! - Я его попросила, - взгляд ее сделался задорным и лукавым, почти девичьим. – Ведь он уже несколько дней только о вас и говорит. Я ушам своим не поверил. - Неужели что-то хорошее? - Нет. Что вы!.. Он отзывался о вас исключительно в таких выражениях, которые женщине не стоит повторять. Я еще ни разу не слышала, чтоб он кого-нибудь так ругал. - Понятно, - упавшим голосом констатировал я. – Наверное, он спрашивал вашего совета, как выставить меня прочь, да так, чтобы я навсегда оставил его в покое? Да? Женщина рассмеялась и вдруг, протянув руку, ласково и доверительно погладила меня по щеке. - Он прав в одном: вы еще совсем ребенок, глупый маленький мальчик, и мыслите тоже – как ребенок. Ничего, скоро вы поймете. - Что? - Увидите. И вспомните мои слова. А теперь ступайте, а то он рас-сердится. Да и меня могут хватиться. Она опустила на лицо покрывало с тем, чтобы уходить. - Подождите! – воскликнул я, чувствуя, что не могу ее отпустить просто так, не задав главного вопроса. – Скажите: кто вы? Она обернулась, глаза ее сделались грустными – она нерешительно посмотрела на меня и вздохнула. - Я Клер-Мари Монсегюр. - Вы – его мать?! – открыл я рот от изумления. – Но ведь… Она покачала головой. - Нет-нет! Его мать умерла очень давно – во время родов. Я – сестра его матери. - О, господи! Я не знал, что мне сказать. Все оказалось гораздо проще, чем я думал. И гораздо сложнее. - Но почему вы в монастыре? И почему он навещает вас тайком? - Тише, - она ласково приложила палец к моим губам. – Об остальном он вам как-нибудь расскажет сам. Если, конечно, захочет. Я горько рассмеялся. - Как же, расскажет!.. Да он охотнее разговаривает со своей собакой, чем со мной! Он меня едва терпит. В ее бархатных глазах снова мелькнула грустная улыбка. - Кажущееся не есть действительное, милый юноша. Александр вовсе не такой, каким хочет казаться. - А какой?.. - Надеюсь, что скоро узнаете. И тогда… тогда вы поймете, что значит рай и седьмое небо. Дай только бог, чтобы это седьмое небо не оказалось для него последним. Прощайте, юноша. И берегите себя – в ближайшее время от вас обязательно попытаются избавиться. Будьте осторожны! Она опустила покрывало и, быстрее лани, исчезла в кустах жасмина. - Но, мадам! – опомнился я. – Вы не сказали, кто… Кто захочет от меня избавиться? И – зачем? Постойте, мадам!.. Но ее уже и след простыл: на том месте, где она только что стояла, лежал недоплетенный венок из ромашек. Я поднял его и грустно улыбнулся. Ромашки. Детская игра в «любит - не любит»… Интересно, что она там говорила про седьмое небо? Я переплыл на другой берег тем же путем. Моего г-на не было нигде видно, и я решил, что он вернулся в башню. Не торопясь, раздумывая над тем, что я увидел и услышал, я пошел через сад к замку. Из кустов, ворча, вылезла Флер – она довольно облизывалась, а где-то там, за деревьями, на земле виднелась чья-то жалкая шкурка – то ли заяц, то ли белка, то ли кошка. - Охотишься, милая? – приветливо улыбнулся я, стараясь не делать резких движений. Флер, конечно, уже выучила, что я – новое приобретение ее хозяина, которое пока не следует ни есть, ни кусать, но мало ли что ей придет в голову?.. Не обращая внимания на мой заискивающий тон, собака равнодушно скользнула по мне глазами и пошла рядом – видимо, она, как и я, возвращалась к хозяину. Внезапно она остановилась и тихо зарычала. Шерсть на ее загривке моментально встала дыбом. Из-за деревьев показался человек в сутане. Священник. Аббат. Я невольно поморщился, давая ему дорогу. Но он не спешил уходить. Остановившись в нескольких шагах от меня, он некоторое время молча и пристально меня разглядывал. Взгляд его светло-серых с едва заметной зеленцой глаз буквально по клочкам сдирал с меня кожу. Я почувствовал, что ладони мои стали влажными, а лоб покрылся холодным потом. - Доброе утро, отче, - тщетно борясь с подступившей к горлу дурнотой, первым поздоровался я. Он медленно кивнул в ответ. Высокий худощавый мужчина лет 45-ти, более похожий на воина, чем на священника. Сутана нисколько не скрывала его крепких плеч, широкой груди, быстрых и точных, как у боевой машины, движений. Его загорелое утонченно-аристократическое лицо можно было бы даже назвать красивым, если бы не этот странный, тяжелый и вязкий, продирающий до костей взгляд. - Здравствуйте, молодой человек, - ответил он, наконец, и, глядя вполоборота на рычащую собаку, приказал тихо и четко: - Пошла прочь, дура! К моему удивлению, Флер подчинилась: все так же рыча и скаля зубы, она стала пятиться и осторожно, словно ядовитого скорпиона, обойдя аббата, быстро помчалась к замку. - Ловко вы с нею! – удивился я. Священник буркнул сквозь зубы что-то неразборчивое и, не отвечая на мою реплику, как бы между прочим, спросил: - Сколько вам лет, юноша? - Семнадцать, - честно признался я, искренне удивившись вопросу. В холодных глазах аббата вспыхнул насмешливый огонек. - Семнадцать… Замечательный возраст. В это время безумно хочется любви. Не так ли?.. Я захлопал глазами, не зная, куда он клонит и что ему отвечать. А он продолжил, все так же не торопясь, пристально глядя мне в глаза: - Красота подобна магии, милый юноша. Ею пленяешься вне зависимости от своего желания. А уж, если и сам желаешь быть плененным, то…Но есть одно маленькое «но». Кроме безумной жажды красоты и любви, есть еще одна жажда – жажда жизни. Ведь вы же хотите жить, г-н Горуа из Прованса? Вопрос прозвучал неожиданно и резко, словно удар хлыста. Я почувствовал, что бледнею. Намек был слишком ясен, но я все-таки предпочел уточнить: - Вы мне угрожаете? - Нет, ну что вы, - улыбка священника сделалась хищной и острой, словно клюв сокола. – Как я могу угрожать оруженосцу великого и могущественного магистра, несравненного и прекрасного г-на Монсегюра? Я просто хочу предупредить на правах доброжелателя: будет лучше, если вы немедленно покинете замок. - Для кого лучше? - Для вас, разумеется. Но… и для него тоже. Вы опаснее для него, чем все заговоры старика Мерлина, вместе взятые. - Я не понимаю. - А не нужно ничего понимать. Вы не должны ничего понимать. Если вам наплевать на свою жизнь, а я по глазам вижу, что наплевать – ничего другого я от вас и не ожидал, то подумайте о монсеньере. Ведь вы же не хотите, чтобы он страдал? - Страдал? - Это в лучшем случае. А в худшем… - Но ведь ангелы не умирают!..