Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 51 страниц)

Мы смеялись, кружась по комнате, словно подхваченные зимним ветром снежинки, охваченные одним и тем же пронзительно-щемящим, только что родившимся и одновременно древним, как мир, чувством. Я за-был о том, что он – ангел, а ему совершенно не было дела до того, что я - человек, и через каких-то пару мгновений вечности меня, возможно, уже не будет в живых… Сейчас это было не важно. Мы были нужны друг другу, мы были важны друг другу – нас тянуло друг к другу сильнее, чем Солнце притягивает к себе планеты. Послышался топот, словно где-то рядом прошло стадо бизонов – на пороге появилась Флер. Увидев нас, она на секунду замерла, не понимая, что случилось, и почему ее обожаемый хозяин кружится по комнате, держа за руки этого надоедливого прилипалу, которого уже давным - давно следовало покусать. Но потом игра ей понравилась, и она запрыгала рядом, радостно пригавкивая, подскуливая и порываясь вскинуть лапы нам на плечи. - За мной, Флер, вперед! Выпустив мою руку, великий магистр подхватил свой плащ и легче ветра метнулся к двери. У порога он обернулся – глаза его ласково блеснули, словно звезды зажглись на вечернем небосклоне. - Не забудьте, mon chere – сегодня вечером я вас жду. Вы обещали расчесать мне волосы. И, если захотите, я поиграю для вас на лютне. - А сейчас вы – куда? – сдерживая смех, спросил я. Он развел руками и потрепал по загривку трущуюся о его колени Флер: - На речку. Пойду, искупаюсь. Говорят – помогает. ========== Глава 8. ========== Я не помнил, как я очутился у себя в комнате. Все произошедшее казалось мне сном. Он любит меня. Он меня любит. В этом не было никакого сомнения – об этом говорили его глаза. Боже мой, я никогда не думал, что у него могут быть такие глаза!.. Неужели произошло чудо – я увижу рай и попаду на седьмое небо, о которых говорила Мари?.. Ах, какой же я и вправду непроходимый идиот, глупый мальчишка, безмозглый щенок! Ведь все, абсолютно все знали о его чувствах ко мне, догадывались, что скрывается под этой жесткостью, под этими нарочитыми грубостью и хамством – и капитан д*Обиньи, и аббат Дрие, и Мари, и Ванда… Черт возьми – вон Флер, и та знала! Знали все, кроме меня. Я закрыл лицо руками. Я умирал от счастья – неужели сбылась моя мечта, и я узнаю, что такое любовь ангела?.. Я не думал о последствиях – в эти минуты мне было на них глубоко плевать. Угрозы Ванды, таинственные намеки аббата Дрие, грустные вздохи Мари – все это было от меня далеко так же, как утреннее небо в тумане. Я ничего не видел и не слышал. Я слышал лишь его чарующе-певучее «mon chere». И я видел отчаяние и растерянность в его глазах, растерянность, с которой он наблюдал за тем, как чаши весов в чьих-то неумолимых невидимых руках неудержимо меняются местами, и такие понятия, как «долг», «бессмертие», «выбор», и «предназначение» становятся далекими, легкими, ничего не значащими звуками по сравнению с… Я упал на кровать лицом в подушку. Что-то тут же уперлось мне в живот – я полез в карман и достал гребень. Новая волна восторга охватила меня – золотой гребень, который он мне отдал!.. Он сказал, что теперь его волосы принадлежат мне. Только ли волосы?.. Впрочем, сейчас мне довольно и этого. Да если бы он позволил мне любить хотя бы свой мизинец, или запястье, или там родинку, шрам – я уже был бы счастлив!.. Но нет – у ангелов не бывает шрамов. Или все-таки бывают? Надеюсь, что сегодня вечером я это узнаю. Я залился краской и прижал к губам гребень. Сейчас главное дождаться ночи: он будет меня ждать – он сам сказал. Нужно только соблюдать осторожность, чтобы меня никто не увидел – аббат, по всей видимости, следит за нами. Ну и черт с ним, с аббатом!.. Я был настолько переполнен счастьем, что через некоторое время впал в сладкое забытье, очень напоминающее сон. Сквозь взволнованное биение крови в висках, я услышал какой-то шум на балконе, какое-то не то шуршание, не то царапание, но не придал этому значения. Здесь было много голубей, и они постоянно путешествовали с крыши на балкон и обратно. Разбудил меня сильный страх. А еще жар и запах гари – словно сам ад дышал мне в лицо. Я подскочил на постели, как ужаленный, и сердце у меня застряло где-то в горле. Вся комната была охвачена пламенем. Огонь врывался в окно и через балконную дверь, словно раскрывая свою смертельную пасть над моей головой – слепя и обжигая глаза, он норовил опалить ресницы. Вне себя от ужаса я бросился к двери, но та была накрепко заперта снаружи. Я налег всем телом, налег с разбегу – бесполезно: двери здесь были сделаны на совесть. Вылезти через окно вообще не было никакой возможности – там бушевало пламя. Почему? Откуда? Мне некогда было раздумывать над этими вопросами – нужно было как-то спасаться. Вот только как?.. Выхода было только два, и оба они были для меня непригодны. Я заметался по комнате, словно угорь по сковородке. С каждым мгновением огонь разгорался все сильнее, черный дым заполнил комнату, острыми когтями раздирая глаза, нос и горло. Я задыхался. «Это конец!» - подумал я и, закрыв голову руками, опустился на пол. Где-то над моей головой раздался звон разбитого стекла, горящие рамы упали посреди комнаты, и откуда-то прямо из пасти огнедышащего дракона легко и бесшумно, словно тень, вынырнул граф Монсегюр. На секунду аромат сирени заглушил запах гари и дыма – было ощущение, будто в комнату вдруг ворвался ветер. - Александр! – я со слезами радости бросился ему на шею. – Я уже думал, что мне конец. - Вы целы? Слава богу, - он резко отстранил мои руки. - Обниматься будете потом, когда выберемся. Подойдя к двери, он легко, одним быстрым и резким ударом выбил ее – вырвавшаяся из коридора огненная волна обдала его с головы до ног (будь на его месте обычный человек, он бы непременно вспыхнул, как спичка). - На лестнице – огонь, и коридор пылает. Вам не пройти, - он озадаченно потер лоб, глядя на меня. - Уходите один, - шмыгнув носом, сказал я. – Мне не выбраться. Он передернул плечами. - Не болтайте глупостей, Горуа. Не за тем я вас столько времени ждал, чтобы вот так вот по-глупому потерять. Лучше идите сюда!.. Кажется, ваш слуга забыл вынести ванну. Храни господи всех лентяев!.. Схватив меня за плечи, он легко, как кутенка, швырнул меня в чан, и, не давая опомниться, несколько раз с головой обмакнул в остывшую воду. - А теперь не дергайтесь и держитесь за меня. У нас ровно две минуты для того, чтобы выбраться. Потом пол провалится, да и потолок… В общем, время пошло!.. Он схватил меня за шиворот, закинул на плечо и выпрыгнул в окно – прямо в жерло раскрывшего ему свои объятия огненного вулкана. Пламя ослепило меня, и я зарылся лицом в его мягкие прохладные волосы, которые даже сейчас, заглушая запах гари и дыма, отчаянно, до слез пахли сиренью. Он спускался по отвесной стене, цепляясь руками за камни, легко, словно бабочка, скользя вниз по огненному цветку. Я неуклюже болтался на его плече, как маятник, крепко обхватив руками его шею. Честное слово, за эти минуты я с радостью готов был пережить хоть 10-ть пожаров!.. Наконец, он спрыгнул на землю и спустил меня вниз. К нам со всех сторон с криками ужаса бежали люди. Замок пылал, как зарница, но граф Монсегюр не обращал на него никакого внимания, он смотрел на меня – ласково, чуть насмешливо, глаза в глаза. - Что-то не так? – спросил я (неужели огонь обжег мне лицо, а я даже не почувствовал?). - Волосы подпалили, - усмехнулся он. – И ресницы. Но это ерунда! Внезапно сверху что-то угрожающе заскрипело, и всеобщий крик ужаса потряс воздух. Пылающая над нашими головами деревянная сторожевая башня, в мгновение ока сорванная с места огненным вихрем, рушилась прямо на нас. - Александр! – только и успел закричать я. В его глазах мелькнул ужас. Один удар сердца, один вздох, одно мгновение понадобилось ему для того, чтобы опрокинуть меня на землю и упасть сверху – щека к щеке, накрыв меня собой, сомкнув мои руки со своими и вытянув их по форме распятия. Еще один удар сердца – и башня, огромная двухэтажная башня, пылающая, словно факел в руках творца, рухнула прямо на нас. Я не успел ничего не понять, не почувствовать, не сообразить - огненный смерч ослепил меня. В голове и ушах отчаянно зазвенело. Удара практически не было – всю силу удара приняло на себя его тело, тело ангела из хрусталя и стали. Я почувствовал, как сердце его на секунду замерло, а дыхание, сорвавшись с губ, розовой бабочкой запуталось у меня в волосах – это по щеке у меня заструилась его кровь. А потом его сердце забилось снова – сначала медленно, потом быстрее, а потом опять – ровно и спокойно, как у спящего ребенка. - Александр, - прошептал я, переворачивая его на спину. Он лежал, не двигаясь, смежив веки. Из его плотно сомкнутых, побледневших губ тоненькой ниточкой все еще струилась кровь. Страх и отчаяние охватили меня, я беспомощно огляделся. Замок по-прежнему пылал, однако никто уже не обращал на это внимания. Обступившие нас плотным кольцом люди - рыцари, воины, монахи и слуги – все с отчаянием, ужасом и сумасшедшей надеждой смотрели на неподвижно распростертого на земле прекрасного юного мужчину, на теле которого ни огонь, ни обломки башни не оставили не следа. Только кровь на губах. Или же это была кровь вовсе не от удара, а от… Я ничего не успел сообразить – граф Монсегюр тихонько вздохнул и открыл глаза. В тот же миг по толпе пробежал вздох облегчения. - Жив! Жив! Жив! – с разных сторон послышались радостные возгласы. – Монсеньор, с вами все в порядке? Из толпы выскочила Флер: тихонько поскуливая, она на брюхе подползла к хозяину и ткнулась мокрым носом в его руку. Великий магистр встряхнул головой (из его волос посыпались щепки) и чуть улыбнулся, вытирая кровь рукавом разорванной рубашки. - Все в порядке, - подтвердил он и посмотрел на меня. - Испугались?.. - Немного, - сказал я, стесняясь его обнять, а, кроме того, зная, что не следует бурно выражать свою радость при посторонних (а так хотелось!). – Испугался за вас. Улыбка его стала грустной. - Да что со мной сделается!.. Я ведь не… Он закусил губы и отвернулся. -Монсеньор! – отчаянно работая локтями, к нам протиснулся Виктор д*Обиньи. – Монсеньор, замок пылает, огонь вот-вот перекинется на ваши покои!.. - Огонь? – великий магистр поднял голову, словно очнувшись, и огляделся по сторонам. – Ах да – огонь. Отойдите все! Виктор, уведите людей в сторону, - холодно и четко, обычным своим голосом приказал он. Мы отошли. Граф Монсегюр поднялся на ноги и, не спеша, словно хозяин к вырвавшемуся на свободу дикому зверю, подошел ближе к огню. Я почувствовал, как все вокруг буквально перестали дышать. Слышен был только шум пламени да треск горящих бревен. Магистр закрыл глаза. - Ле стронга домин берк! – громко и резко, будто ножом разрезая воздух, выкрикнул он в огонь. Слова полетели, словно выпущенные из пращи камни, и упали в центр огнедышащего жерла. В ту же секунду стало темно и тихо – так темно и так тихо, будто жизнь на земле умерла, растворилась, растеклась, испарилась, исчезла, будто остановилось время, солнце упало на землю и разом высохли океаны. Это погас огонь – резко и внезапно, словно кто-то задул чадящую свечу на подоконнике. Дым еще несколько секунд висел в воздухе, словно облака ночного тумана, а затем исчез и он. Остался только запах гари. Прижав к груди дрожащие руки, я ошеломленно смотрел на графа. Так просто!.. Господи, да ведь он мог погасить огонь одним взглядом, одним словом – спасти меня и себя от падающей башни, мог не прыгать по отвесной стене, цепляясь руками за острые камни, не подставлять себя под чудовищный удар горящего дерева. Мог бы. Но не сделал этого. Я похолодел: да ведь он сейчас действовал и думал не как ангел, а как человек!.. Может быть, именно поэтому из губ его несколько мгновений назад шла кровь? Это было страшно, но это было восхитительно! - Ну, вот и все. Никто не пострадал? – обернувшись, спросил граф невозмутимо глядящего на почерневшие стены башни капитана. Тот быстро покачал головой. - Нет, монсеньор. Только вот что я хочу вам сказать, - он понизил голос и, чуть придвинувшись к графу (благо, представилась такая возможность!), тихо произнес: - Это не пожар, ваша светлость. Это поджог. У магистра потемнели глаза, и где-то там, на дне черного колодца, вспыхнули негодование и досада. - Я знаю, - сказал он очень тихо, не глядя на капитана. – Знаю даже, кто и зачем это сделал. Я разберусь, Виктор. Я обязательно с этим разберусь. А сейчас – берите людей, сколько нужно, и приведите в порядок замок. Так, чтобы к утру от пожара не осталось и следа. Он снова посмотрел на меня. - Ступайте в мою комнату. Можете немного поспать. - А вы? - Я нужен здесь. - Но… - И, будьте так добры – не путайтесь у меня под ногами! Он сделал паузу и, внезапно улыбнувшись, добавил: - Пожалуйста! Ах, за эту его улыбку можно было… Что именно можно, я не успел додумать – он быстро отвернулся и с бесстрастным лицом тут же принялся отдавать распоряжения. Прихватив с собой то и дело чихающую от дыма Флер, я отправился в опочивальню графа. Здесь было темно и тихо. Полумрак мягко окутывал комнату таинственным дрожанием витающих под потолком сонных теней. Желтыми лепестками расцветал в камине огонь, загадочно мерцал багровый закат балдахина, а на кровати растекались алые реки простыней. Флер тут же запрыгнула на одну из подушек и вытянулась по всей длине кровати, словно гигантская черная пантера. Я с опаской пристроился рядом и почти тут же провалился в сон. Я не знаю, сколько я спал, но проснулся от того, что почувствовал – он рядом. Я медленно открыл глаза – да, так и есть. Граф Монсегюр сидел на кровати рядом со мной и, не отрываясь, смотрел на меня тем особенным ласковым сияющим взглядом, то которого хотелось плакать от наслаждения и умереть от тоски. Утро, выглянув из-за изумрудных штор, робко скользило белыми лучами по волнам расплескавшихся по белоснежной рубашке прекрасных черных волос, зажигая алые искры, словно отсветы пламени, на сверкающем хрустале его лица, рук и шеи. Он, видимо, успел искупаться и переодеться – от него не пахло гарью, только сиренью, и еще – рекой, утренней холодной рекой с первыми бликами восходящего солнца. - Вы давно здесь? – хриплым от сна голосом спросил я, подскакивая на кровати. Он покачал головой, но было видно, что он врет – да, он давно сидел вот так вот, разглядывая меня спящего. Я покраснел, судорожно пытаясь припомнить, что же мне сейчас снилось. Кажется, ничего фривольного. - Должно быть, у меня во сне ужасно глупый вид? - Нет, mon chere. Напротив, во сне вы похожи на ребенка, пытающегося разгадать бином Ньютона. - А кто такой Ньютон? – насторожился я. Он улыбнулся и воздел глаза к потолку. - Понятно, - рассмеялся я. – Послушайте, Александр… Или - монсеньор? – я лукаво прищурился. Он обреченно махнул рукой. - Называйте меня по имени. Я так сомлел от восторга, что едва не позабыл то, о чем хотел его спросить. - Скажите, Александр, как вы ухитряетесь балансировать между настоящим, прошлым и будущим? Неужели никогда не путаете одно с другим? Я бы уже, наверное, давно заблудился и сошел с ума. - Я привык, - усмехнулся он. – Это как слоеный пирог – один пласт проникает в другой. Получается триединство, которое не разорвать, не разделить, не отсоединить друг от друга. Вот такое вот блюдо – согласен, не самое приятное, но мне приходится есть его каждый день. - А свое будущее вы знаете? А мое?.. А будущее - нас и нашего мира? Он сдвинул брови и опустил голову, пряча глаза. - Будущее похоже на лесную развилку, Горуа. Развилку, от которой в разные стороны разбегаются лучи тропинок. От того, как вы поведете себя на развилке, зависит то, какую тропинку вы изберете. И так до следующей развилки. Вариантов множество, mon chere, бесчисленное множество. - И вы видите их все? - К сожалению, вижу. - И какой же из них – ваш? Он нахмурился. - Одну из главных своих развилок я сегодня прошел. - И что же? Непередаваемая горечь, звучащая в его словах заставила меня насторожиться. - Слишком поздно говорить «Оп!», когда овраг уже перепрыгнут. Слишком поздно искать лодку, когда река осталась позади. Я сделал то, что сделал, а там… Ведь я же сегодня во время пожара подвергал опасности вашу жизнь и жизни других людей, хотя мог бы прекратить все, даже пальцем о палец не ударив, одним только словом. А я этого не сделал. - Но почему?! Он вдруг улыбнулся – растерянно и грустно, как ребенок, очутившейся в чужом городе наедине с ночью. - Мне неловко в этом признаваться, mon chere, но я… Я просто забыл об этом. Я делал то, что приказывало мне сердце. Ванда права – во мне слишком много человеческого. - О, господи! – я не знал, что мне делать – радоваться или плакать. – И что же теперь будет?.. - Ничего не будет. При желании я еще все смогу вернуть назад, чтобы идти раз и навсегда уготованным мне путем. Вопрос в другом: хочу ли я этого? Честно признаться, я запутался. Он опустил голову и вздохнул – черные локоны полностью закрыли, захлестнули его лицо. Я осторожно протянул к ним трепещущую руку. - Вы знаете, что на свете нет и никогда не было ничего, прекраснее ваших волос? – тихо, непослушным голосом спросил я.