Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 51 страниц)

Сгорая от любопытства, я решился на небывалую дерзость. Осторожно и бесшумно, как кошка, я вылез из окна и перелез на соседний балкон башни, где находилась спальня монсеньора. Потихоньку, стараясь не шуметь, я заглянул в полураскрытое окно. Граф Монсегюр стоял у зеркала, опершись руками о черную дубовую раму. Он смотрел на свое отражение – пристально, сдвинув брови, с грустью и как бы вопросительно. Услыхав стук в дверь, он, не оборачиваясь, сказал вполголоса: - Входи, Ванда. Она заглянула в комнату и осторожно, бочком, протиснулась в дверь. - Надеюсь, ты одет? Он усмехнулся, по-прежнему глядя в зеркало. - А что, если бы я даже был раздет, это бы тебе сильно помешало? - Нет. Но я, по крайней мере, морально бы подготовилась к тому, чтобы не умереть на месте от твоей убийственной красоты, г-н Монсегюр. Их взгляды встретились в зеркале – он чуть-чуть улыбнулся. - Я же просил тебя не являться ко мне в это твоей отвратительной личине, Ванда. Тебя-то саму от нее не тошнит? Здесь ведь не бордель и не резиденция кардинала. Она рассмеялась и, подойдя к нему сзади, положила руки ему на плечи. - Извини, забыла. Сейчас исправлюсь. Сначала начало изменяться отражение в зеркале. По серебристой поверхности пробежала легкая рябь, и стекло стало плавиться, словно ртуть в руках алхимика. В то же мгновение со стоящей позади юного графа женщины клочьями, подобно змеиной коже, слезла ее мерзкая личина бандерши. Жидкие волосы, обвислая кожа, румяное и пухлое, как сдобная булка, лицо – все пошло трещинами и в мгновение ока осыпалось подобно штукатурке. Сумасшедшим усилием воли я подавил рвущийся из груди крик – возле зеркала стояла ослепительной красоты молодая женщина в изумрудном платье с бриллиантами в черных, как смоль, волосах, белоснежной кожей и глазами, способными погасить и зажечь звезды. С чем можно было сравнить ее красоту?.. Только с красотой стоящего рядом юного мужчины. Да-да, они были похожи, словно брат и сестра. И в то же время – несравнимо разные. Насколько красота юного графа пленяла, притягивала, манила и очаровывала, настолько красота женщины леденила кровь, вызывая что-то похожее на священный ужас. Она – ослепляла, он – обезоруживал. Она подчиняла силой, ему же хотелось подчиниться добровольно. «Да она же одной с ним крови, - с изумлением понял я. – Она тоже ангел, но не искуситель. Как же я раньше-то не догадался!..» - Так лучше? – спросила Ванда, обвивая руками плечи графа. Он усмехнулся, все так же глядя на нее сквозь зеркало. - Да, мне в общем то все равно. Это я так сказал – из эстетических соображений. Она нахмурилась, но почти тут же рассмеялась. - Твое хамство восхитительно, Монсегюр. Если бы я была человеком, я бы отвесила тебе увесистую пощечину. - А, если бы я был человеком, Ванда, и при этом не был бы джентльменом, я бы просто напросто вышвырнул тебя за дверь. Резко сбросив с плеч ее руки, он обернулся – голос его зазвенел жестко, как металл. - Зачем ты была в монастыре, Ванда? Что тебе там понадобилось? Ведь мы же условились: покуда я соблюдаю договор, вы не смеете ее трогать. - Вот я и хотела проверить, насколько г-н граф соблюдает договор. А, вообще, Александр, я никак не могу понять этой твоей тяги к людям. Ну, ладно, та женщина – в конце концов, она была рядом, когда ты родился, она пыталась тебя воспитывать, и она же во многом тебя испортила, забив с детства голову всякой чепухой, свойственной смертным. Но – твое новое приобретение!.. Этого я от тебя не ожидала. На губах графа появилась одна из самых его обворожительных улыбок. - Что ты имеешь в виду, Ванда? Она покачала головой, невольно улыбнувшись ему в ответ. - Ах, бедные, бедные люди… Если даже на меня действуют твои чары, несравненный г-н магистр, то, я представляю, как разбиваются сердца смертных… Я имею в виду мальчишку, которого ты самовольно притащил в замок и который с каждым днем занимает все больше и больше места в твоем сердце. Граф рассмеялся еще более очаровательно, но с издевкой – он играл в очарование ровно настолько, чтобы это выглядело оскорбительным. - Да ты, кажется, ревнуешь, Ванда?.. Ах, да с чего бы это? Неужели я осмелился дать повод? Извини, дорогая, но я инкуб, а сущность инкубов именно в том и состоит, чтобы давать поводы для ревности. Глаза женщины сделались ледяными. - Я? Ревную? Это все равно, если бы я стала ревновать тебя к твоей собаке. Ты можешь делать со смертными все, что тебе заблагорассудится, покуда не пускаешь никого из них в свое сердце. - А у меня есть сердце, Ванда? – взяв со стола большой золотой гребень, он принялся медленно, задумчиво-плавными движениями расчесывать перед зеркалом свои чудесные волосы. – У вампира нет сердца, милая. У вампира нет души. Нет ни совести, ни чести, ни бесчестия. Нет ничего, кроме его распроклятого бессмертия!.. Он провел гребнем резко, с внезапной яростью, так, что волосы его заискрили. Синий лед в глазах женщины засверкал ярче, словно брызги ледяного океана. Она медленно протянула руку к гребню. - Можно это сделаю я? Наступила пауза. Рука юного графа замерла в миллиметре от волос, затем он быстро опустил глаза и швырнул гребень на стол. - Знаешь, Ванда, я как-то привык все делать самостоятельно, - сказал он не жестко, но решительно. Казалось, она не обиделась, даже улыбнулась – как непослушному ребенку, который самостоятельно пытается перейти вброд океан. - Напрасно. Кое-что пора бы доверить делать кому-нибудь другому. Намотав на палец шелковую прядь его чудесных волос, она быстро заглянула в его невозмутимо прекрасные, как горный родник, глаза. - Сколько я тебя знаю, ты никому никогда не позволял расчесывать твои волосы. Так же, как не позволял никому и никогда прикоснуться к твоему сердцу. Скажи, для кого ты себя бережешь? Губы графа тронула легкая усмешка. - Ну, уж точно не для тех проституток, с которыми ты меня просто-таки с маниакальной настойчивостью одно время сводила. Извини за прямолинейность!.. - И которым ты, - грустно рассмеявшись, подхватила Ванда, - всю ночь играл на лютне… Кстати, после этого одна из моих девочек сошла с ума, две постриглись в монашки, а еще одну мы через пару дней вынули из петли. Ты жесток, Александр Монсегюр. А, кроме того, ты слишком много наживаешь себе врагов – слишком многие обожают тебя настолько, что готовы уничтожить. - Ты имеешь в виду короля? - Не только. Его высокопреосвященство поклялся расправиться с тобой. - Ну, для этого ему придется очень и очень постараться. Положив руки на плечи молодому человеку, Ванда задумчиво посмотрела ему в глаза. - Человек бессилен против ангела. Но он может попросить помощи у другого ангела. - Например, у тебя. - Ну, хотя бы и у меня. Я не хочу угрожать тебе, Александр, но в последнее время ты сделался слишком неуправляемым. Вместо того, чтобы делать то, что то тебя требуется, ты тянешь время, о чем-то думаешь, что-то ищешь и даже, страшно подумать! сомневаешься. И сомневаешься тем больше, чем больше общаешься с людьми. Я и сама не заметила, как они перестали быть для тебя просто игрушками. - Они никогда и не были для меня игрушками, Ванда. Та грустно покачала головой. - А жаль. Я это поняла, когда ты спас девчонку от костра инквизиции. Помнишь цыганочку?.. - Зингарелла, - задумчиво улыбнулся магистр. - Да. Когда ты прыгнул в огонь САМ вместо того, чтобы погасить его взглядом или движением руки, я вдруг поняла, сколько в тебе человеческого. Не смотря на твою неземную красоту и кровь ангела. Ты вообще не должен был вмешиваться, девчонка должна была умереть, но тебя что-то подтолкнуло. И я подозреваю, что. Та женщина успела тебя испортить. - Спасти, - закрыв глаза, чуть слышно прошептал граф. - Нет, погубить. Хорошенько подумай над тем, кто же ты все-таки на самом деле – инкуб или монах, человек или ангел. Ты вызываешь вожделение, и сам же это вожделение презираешь. Ты заставляешь перед собой преклоняться, но всячески этого поклонения избегаешь. Ты можешь положить к своим ногам весь мир, а вместо этого любуешься им, словно хрустальной игрушкой… Кто ты, Александр Монсегюр? Какова твоя миссия?.. И так ли дорого тебе твое бессмертие, как дорого оно любому из ангелов?.. Ответь, если знаешь сам. Он крепко стиснул за спиной свои белоснежные руки, так крепко, что из-под ногтей полетели голубые искры и с тихим шипением ударились в пол. - У меня нет выбора, Ванда. Ты мне пытаешься объяснить то, что мне и так прекрасно известно. Ангелы не имеют права нарушать законы своего абсолюта. Ангелы не имеют права сходить со своего пути, даже если считают его неверным. Ты спрашиваешь, кто я? А разве по мне не видно? Я – инкуб, я играю на человеческих страстях, однако нигде в договоре не сказано, что я обязан преломлять эти страсти к себе самому, а тем более отвечать на них. Я делал, делаю и буду делать все, что от меня требуется, но ни ты, ни тебе подобные не имеете права заставлять меня испытывать восторг или удовлетворение от содеянного. Вы имеете права карать, а я имею права сомневаться. - Мне жаль тебя, Александр Монсегюр, - в прекрасном, звучном голосе женщины прозвучала искренняя грусть; подойдя к магистру, она тихонько обняла его сзади за плечи. – Ты еще совсем мальчик – чистый, наивный мальчик, не смотря на все твои чары. Мне бы не хотелось, чтобы ты страдал, чтобы эти прекрасные глаза затуманились болью. Мне бы хотелось… Она не договорила и мягко, по-кошачьи, обойдя графа, осторожно, словно хрустальную чашу с волшебным вином, взяла в руки его лицо… Мгновение – и ее губы почти коснулись его губ. - Тебе пора, Ванда, - он отвернулся так резко, что черные локоны его волос, взметнувшись, упругой шелковой волной ударили ее по лицу. – Я подумаю над тем, что ты мне сказала. Она нахмурилась, но почти тут же вздохнула и махнула рукой. - Ты неисправим. Хорошо, думай. Только поскорее. И еще мой тебе совет – избавься от мальчишки, если не хочешь проблем. - А, если они у меня уже есть…эти самые проблемы? – он опустил глаза, как будто бы рассматривая что-то у себя под ногами. Мадам Петраш рассмеялась, и смех ее был резким и жестким, словно удар хлыста. - А, если есть – пойди, искупайся в реке. Говорят, холодная вода помогает. Она вышла, громко хлопнув дверью. В то же мгновение великий магистр поднял голову и встретился взглядом с моими любопытными глазами за окном. - Немедленно спускайтесь вниз. Или нет – забирайтесь сюда. Не хватало еще, чтобы она вас увидела!.. Но меня уже увидели. Правда, не Ванда, но от этого было не легче. Перелезая через балкон, я краем глаз заметил в глубине аллеи высокую прямую фигуру в сутане. Отец Дрие!.. Черт возьми, неужели он следит за мной? Впрочем, в данную минуту мне было наплевать и на отца Дрие, и даже на Ванду. То, что я минуту назад услышал, заставило мое сердце биться с такой силой , что, должно быть, его стук был слышен даже на дворе. - А он что же – не догадалась, что я здесь? – спросил я, спрыгивая на пол. Граф быстро приложил палец к губам, прислушиваясь к шагам на лестнице – к счастью, они удалялись. - Знать – это одно. А видеть, как вы торчите над окном, словно химера на Соборе Парижской Богоматери… Да она бы вас самого превратила в химеру!.. - Нисколько не сомневаюсь! – я весело сверкнул глазами и осторожно покосился на него. – Так что там мадам говорила о реке? Великий магистр нахмурился, закусив губы. - То, что вас уже давно следовало бы утопить, как щенка. Наверное, это единственный способ избавить вас от этой дурацкой страсти. - Какой страсти? – невинно усмехнулся я. - Подслушивать и подглядывать. Это у вас просто патология какая-то! - Ладно, - пропустил я мимо ушей его шпильку и вернулся к интересующей меня теме: - Так значит, вы каждое утро лезете в ледяную воду для того, чтобы… - Катитесь к черту! – тихо бросил он, отворачиваясь к зеркалу; лицо его было по-прежнему бесстрастным, а по голосу невозможно было догадаться, что же он сейчас сделает – рассмеется или даст мне пощечину. – Вы просто дерзкий испорченный щенок, который давным-давно заслуживает розги. Пойдите вон, или я прикажу вас выпороть. Он говорил это решительно и быстро, сквозь зубы, но что-то в его тоне… Мне вдруг почудилось, что он с трудом сдерживает головокружение. Бесшумно и медленно я подошел к нему сзади, как это до меня делала Ванда. - Вы действительно прикажете меня высечь? Он не ответил. - Вы и вправду желаете, чтобы я ушел? Он молчал. - Сейчас проверим. Я взял в руки небрежно брошенный им на стол золотой гребень. Он не шевельнулся, только из груди его вырвался глубокий вздох, когда я погрузил гребень в глубину его загадочно мерцающих в полумраке комнаты прекрасных черных волос, словно в пучину бездонного океана. Черные волны ласково затрепетали, расступились и приняли меня в свою бездну – так, будто давно ожидали именно меня, безжалостно отторгая и выбрасывая на берег прочие чужеродные предметы… Я медленно провел гребнем вниз, затем еще раз и еще. Ощущение было настолько упоительным, что у меня захватило дух. Казалось, что я вот-вот оторвусь от земли или – умру. Но мне было все равно. И тогда я, приникнув губами к сиреневому дурману его виска, чуть слышно прошептал: - Мне ничего, слышите, мне ничего от вас не нужно. Я просто хочу быть рядом с вами, смотреть в ваши удивительные глаза, слушать биение вашего сердца и просыпаться по утрам с вашим именем на губах. Слова родились внезапно, сами собой и взялись из ниоткуда. Так, словно я повторял их тысячу раз в прошлом и еще не одну тысячу раз повторю в будущем. Слова - признание, слова – заклятие, слова – как дорога в вечную жизнь. И он понял – так, если бы всю свою жизнь ожидал именно этих слов. Он повернулся ко мне лицом, и глаза его… Я еще ни разу не видел, чтобы у него так сияли глаза. Они были так прекрасны, что никто, глядя в них, не думал о смерти и никто, глядя в них, не заметил бы смерти, если бы она вдруг наступила. В них было обещание вечной жизни. И еще в них была Любовь. Это была сила, которая бесчисленное число тысяч лет назад сотворила этот мир, умыла его океанами и зажгла над ним солнце и звезды. Это были пронзительность полета и горечь падения, страх познания и восторг первого шага в бездну – первого и последнего шага, который, может быть, стоил и вечности, и кары, и поклонения, и бессмертия. Гребень беззвучно выпал из моих рук. Я заплакал, уронив голову на плечо тому, кто, вопреки всем сказкам о магах и вампирах, отражался в зеркале. А он, осторожно гладя меня по щеке своими мерцающими, словно хрусталь, снежно-белыми пальцами, тихо шептал мне на ухо: - Я ваш, mon chere. Я ваш и только ваш. - И вы никогда, никогда меня не прогоните? -Нет, ну что вы… Конечно же – нет. - И вы будете всю ночь играть для меня на лютне? - Конечно, когда только пожелаете. - И вы позволите мне каждое утро и каждый вечер расчесывать ваши волосы? - Они теперь ваши, mon chere – можете делать с ними все, что угодно. - Но я… Простите меня, Александр! Мне так стыдно… - За что же? - Вы были правы. Я думал о вас так же, как и прочие. И хотел я от вас того же, что и прочие. А сейчас…вот сегодня я понял: звезду нельзя положить в карман, к звезде нельзя прикоснуться руками. Можно лишь поцеловать ее отражение в реке или в зеркале. А обладать ею можно лишь в единственном случае – сгорев в ее лучах высоко над землей, если, конечно, сумеешь взлететь. Но у меня нет крыльев, Александр, я ведь – не ангел. А потому…потому… В глубине его прекрасных глаз на мгновение что-то вспыхнуло – какая-то мысль, догадка, озарение. Он загадочно улыбнулся. - Подождите, mon chere. Я знаю, что нужно сделать, но я… Это не простое решение, и мне нужно подумать. Он умолк, а затем добавил еще тише: - Я ведь тоже виноват перед вами, очень виноват. Я мучил вас, я издевался над вами, не говоря уже о том, что избил вас прямо как варвар какой-то. Я хотел, чтобы вы возненавидели меня, и ушли прочь. Я хотел уберечь вас от себя, от своей любви… - Господи, - я купался в его глазах, в черной бездонности его ласковых вишен-зрачков, таких теплых и таких родных. – Да разве можно вас возненавидеть?! Да разве можно от вас спастись? - Наверное, нет. Возьмите гребень, пусть он теперь будет у вас. Он поднял гребень и вложил его мне в руки. И вдруг – тихонько рассмеялся, очень светло, заразительно, совсем по-мальчишески. - Жаль, что нас сейчас не видит Ванда. Представляю, в какую бы ярость она пришла! - Нет! – в тон ему тут же подхватил я. – Жаль, что нас сейчас не видит великий инквизитор! - И король Филипп!.. - И все существующие на свете принцы и принцессы!..