Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 51 страниц)

- Я сейчас вспомнил одну китайскую притчу, - сказал он и, не глядя, с грохотом швырнул на пол свой меч. – Жил в селении один человек, которого все почитали святым. Он не блудил, был умерен в пище и вине, не крал, в жизни своей не сказал никому грубого слова. Он был беден, не имел ни семьи, ни дома, но люди уважали его, называли мудрецом, и он всегда имел и приют, и пищу. И тогда император решил его вознаградить. В один прекрасный день человек получил и дом, и кучу денег, и хорошую должность при дворе. И, что бы вы думали, было дальше?.. Не прошло и полгода, как г-н мудрец пристрастился к вину, сделался завзятым чревоугодником, стал грубить и рукоприкладствовать по делу и без дела. К нему в дом постоянно приводили самых красивых девушек и юношей, а ему все было мало. В конце концов он растратил императорскую казну и был взят под стражу. Император приказал привести его к себе и спросил: «Скажи, человече: почему, не имея ничего за душой, не имея даже места, где бы ты мог приклонить голову, ты был образцом добродетели, а, как только у тебя появилось все, о чем можно мечтать, ты стал преступником?» И тогда человек горько рассмеялся и ответил: «Г-н император, не имея соблазнов, легко быть святым. Гораздо сложнее остаться святым, когда они есть». Граф сделал крошечную паузу и тут же, не дав мне опомниться, практически без всякого перехода сказал: - Я устал и хочу спать. Помогите мне раздеться. Сердце у меня остановилось, затем глухо и сильно ударилось о грудь и снова замерло. Я понял, я прекрасно понял, что он хотел всем этим сказать и… Лучше бы он меня убил!.. - У вас что же – нет камердинера? – с трудом разлепив моментально пересохшие губы, спросил я. - Как видите, нет. А потому я прошу это сделать вас. Приступайте! Не смотря на пылающий позади меня камин, я почувствовал ледяной холод, затем каждая клеточка моего тела словно полыхнула огнем. Я не знал, что мне делать: черт бы побрал мою идиотскую мальчишескую браваду! Ну, разве смертный может устоять против чар ангела – тем более, если этот ангел – инкуб?.. Именно это он и хотел мне доказать. Он хотел ткнуть меня носом в мое собственное ничтожество, чтобы я своими глазами увидел, что я – такой же, как все, и ровно, как и все, мечтаю об одном – обладать им, а все мои лирические отступления – так, от недостатка возможностей! И меня вдруг охватила злость. Черт возьми, а я ведь ему докажу!.. Вот возьму и докажу. В конце концов, ведь это всего лишь несколько мгновений – снять с него плащ, сапоги, камзол. Дальше, конечно, сложнее, но я могу закрыть глаза. Ничего, я выдержу. Если я не дрогнул, когда меня растянули на дыбе инквизиции, выдержу и сейчас, когда он хочет распять меня на дыбе моей собственной страсти. - Слушаюсь, монсеньор, - глухо, стараясь придать голосу как можно больше уверенности и спокойствия, сказал я и принялся снимать с него плащ, мысленно проклиная каждую застежку. Алый крест нестерпимо резал глаза – точно так же, как и открытая рана его губ. Он ничего не говорил, он даже не смотрел на меня – казалось, что ему было нестерпимо скучно, и он ждет не дождется, когда же, наконец, закончится эта нудная и малоприятная процедура. На мгновение он оказался в кольце моих рук, словно в объятии, и я задрожал так, что едва не порвал шнурки на его плаще. Но более всего меня смущала сейчас моя собственная нагота. Черт!.. Куда было бы проще, если бы на мне были сейчас хотя бы штаны! Но штанов не было, и сил у меня тоже не было. Силы исчезли все разом и мгновенно, когда я сбросил плащ с плеч великого магистра, когда я снял с него камзол. Он остался в брюках и белой кружевной рубашке, замысловатый узор кружев которой словно бы повторял шелковый изгиб его ресниц, бархатное свечение его кожи, алый рисунок его губ… - Сапоги, - негромко и жестко приказал граф, садясь на кровать и кладя рядом меч. – Кстати, почему вы не спрашиваете, что император сделал с тем человеком? - И что же он с ним сделал? – опускаясь на колени, пробормотал я. В голове у меня гудело, к щекам прилила кровь, а тело полыхало так, словно я наглотался горячего свинца. Честное слово, я был близок к обмороку!.. - Приказал отрубить ему голову, - невозмутимо сказал магистр, упершись ногой мне в грудь. Сапоги сидели на нем, как влитые, и мне пришлось не просто прикоснуться к нему, а крепко стиснуть рукой его ноги для того, чтобы… Для того, чтобы… И тут словно раскаленная спица вонзилась в спинной мозг – аромат сирени ударил в голову. Я забыл, для чего сейчас стою перед ним на коленях, я забыл о лежащем рядом с ним мече, ровно, как и о том, что я не такой, как все и что-то желаю ему доказать… Нет, я более ничего не хотел ему доказывать, я сейчас до безумия, до умопомрачения хотел другого – чтобы его ноги сомкнулись у меня за спиной. А потом – пусть он меня убьет, все равно, наплевать! Вот сейчас я скажу ему, попрошу его… Ах, лучше бы меня распяли отцы инквизиторы!.. Он смотрел на меня внимательно, без насмешки. Он видел, он прекрасно видел мои мучения, видел, что я готов сдаться. Он не помогал мне и не торопил меня – он не вмешивался, предоставляя мне самому сделать свой выбор. А я и не думал ни о каком выборе – я думал лишь о том, каковы на вкус его губы цвета вишни, каковы на ощупь его волосы, каковы… Я нерешительно скользнул рукой вверх по его ноге, когда вдруг встретился с ним глазами. Взгляд его был быстрым, словно молния, но в нем я успел прочесть все – в нем были горечь его победы и боль моего поражения, в нем было обманутое ожидание и обида, обида ребенка, который когда-то поверил в то, что воздушный змей в его руках живой и может улететь к звездам, а тот оказался всего лишь фанерой с ярким бумажным хвостом. И я… Я готов был биться головой о стенку, я готов был убить себя. Я закричал, я отдернул руку, отшатнулся и, отчаянно отскочив назад, изо всех сил стиснул рукой раскаленную решетку камина… Боль была такой сильной и такой желанной, что я моментально лишился чувств. Не знаю, сколько времени я находился без сознания. Когда я открыл глаза, я увидел, что лежу в кресле графа, с головы до ног укутанный в изумрудный шелковый плед, а магистр, стоя рядом на коленях и накрыв своими прекрасными руками мою обожженную руку, что-то тихонько нашептывает на незнакомом мне языке – тихо и завораживающе, будто плетя паутину. Первым моим чувством было изумление – я еще ни разу не видел ЕГО стоящим на коленях!.. А вторым… Сколько я к себе не прислушивался, я не чувствовал боли. Рана от ожога не болела совершенно, а ведь я мысленно уже попрощался было с рукой. Еще бы! Схватиться за докрасна раскаленную решетку камина без последствий может только ангел. А я далеко не ангел. Но боли не было совершенно – даже, напротив, было ощущение, будто по коже скользит легкий ветерок, роняя брызги ласково шелестящих волн. Увидев, что я открыл глаза и внимательно смотрю на него, великий магистр быстро поднялся на ноги. - В следующий раз лучше суньте в камин голову, - не жестко, но довольно резко посоветовал он. - А когда будет следующий раз? – невольно улыбнулся я. Мой прекрасный г-н встряхнул своими удивительными волосами. - Раз шутите, значит здоровы. Поднимайтесь и проваливайте – вы мне до чертиков надоели. Плед можете забрать с собой. Поднимаясь, я невольно покосился на руку – из горла моего сам собою вырвался возглас удивления. Рука была совершенно цела: ни ожога, ни волдыря, ни отметины – кожа была смуглой, ровной и гладкой, как будто бы я вообще не касался камина. - Что это? – тупо глядя на руку, спросил я. Граф усмехнулся. - Вы что же от страсти совсем голову потеряли? Ваша рука, что же еще? - Но тогда как же… Как вы это сделали? Вы что же – умеете лечить раны? Он опять посмотрел на меня, как на идиота. - Если я умею наносить раны, значит, я умею их и исцелять. И, если я в совершенстве делаю первое, то почему бы мне в совершенстве не делать и второе? - Да, раны вы действительно наносите в совершенстве, - запахивая на себе плед, пробормотал я и, тут же оживившись, спросил: - А воскрешать мертвых вы тоже умеете? Граф снова усмехнулся. - Не задавайте идиотских вопросов, Вольдемар Горуа. Я всего лишь инкуб. Инкуб, вампир и маг, а не господь бог. Думаю, что сегодняшний урок вы хорошо запомнили, и в следующий раз, прежде, чем оценивать свои собственные силы, оцените для начала силы своего противника. Идите, вы свободны. - Но ведь я, кажется, еще не закончил, - невинно улыбнувшись, я кивнул на его полурасстегнутую рубашку (поняв, что опасность миновала, я снова обрел прежнюю свою щенячью кусливость). Он быстро поднял голову, и мне показалось, что где-то на дне его чудесных глаз зажегся магический огонек теплой ласковой улыбки. - Спасибо, я как-нибудь обойдусь без вашей помощи. Он открыл дверь – в комнату осторожно, бочком заглянула Флер. - Заходи, заходи, девочка, - он ласково потрепал ее по черному загривку. - Ну да: мальчик – выходи, девочка – заходи, - пробормотал я, пропуская собаку. - Что вы сказали? – нахмурился он - Ничего. Вам показалось. - Щенок! - Я вижу, вы и вправду обожаете собак!.. - Я вас когда-нибудь просто насажу на меч. - Жду не дождусь! - Нет, вы… вы просто!.. Убегая по коридору, я услыхал его смех. Удивительный, словно звездопад, ласкающий ухо таинственным шепотом пробудившегося океана. Он смеялся!.. Значит, этот день был прожит мною не зря! ========== Глава 6. ========== ГЛАВА № 6 На следующее утро, когда я, отдохнувший за ночь, одетый и умытый спустился к завтраку в трапезную, граф, как нив чем не бывало, указал мне на место рядом с собой. - Садитесь. Надеюсь, вчерашнее приключение не отбило у вас аппетита? - Смотря, какое приключение вы имеете в виду, - с готовностью ответил я, подвигая к себе блюдо с горячей телятиной и каштанами. – Если то, которое было вчера в вашей спальне, то, пожалуй, мой аппетит от него нисколько не пострадал. Скорее – напротив!.. Граф усмехнулся и протянул мне какой-то маленький серебряный предмет, напоминающий рогатину. - Это еще что? – не понял я. - Вилка. Попробуйте есть ею – так удобнее. Я задумчиво покрутил рогатину в руке. - Да, его высокопреосвященство г-н инквизитор по достоинству бы оценил это ваше нововведение. Это вы что же – сами придумали?.. Он тихонько фыркнул и глянул на меня, как на… - Вы непроходимый тупица, Вольдемар Горуа. Ешьте, чем хотите, только поскорее. Я хочу отправиться на прогулку. Я решительно отодвинул так называемую вилку и вонзился в мясо зубами. - Варвар, - усмехнулся великий магистр, наливая себе вина. Он пил очень мало, всем напиткам предпочитая этот свой ужасный черный кофе. Впрочем, может быть, он пил еще что-то по ночам – думаю, что никто из жителей замка не стал бы возражать, если бы однажды к нему в окно прыгнул прекрасный волк-оборотень с черными глазами, в которых вселенская грусть странным образом сочетается с самой обычной, нашей, земной грубостью. - Оборотни не бывают прекрасными, - сказал магистр, даже не взглянув в мою сторону, угадав, о чем я думаю. – Они грубы, жестоки и отвратительны. Не дай бог смертному угодить к ним в лапы. Это в большей степени животные, чем люди. - Так значит, вы все-таки не превращаетесь в волка? – поспешил уточнить я. - По-вашему, я похож на животное? - Нет, - покраснел я. - Спасибо. Тогда ешьте и не говорите глупостей, - он аккуратно длинным тонким ножом порезал брынзу, горячий хлеб и масло, и подвинул все это ко мне. - А, скажите, почему вам за столом никто не прислуживает? Вы настолько привыкли все делать самостоятельно? Он пожал плечами. - По той же самой причине, по которой у меня нет камердинера. Чем меньше людей со мною общается, чем меньше людей меня видит, тем лучше для них. В дверь постучали, и на пороге возник начальник охраны. - Монсеньор, прошу прощение за вторжение (его взгляд внимательно, чуть пристальнее, чем обычно, скользнул по мне), но у нас проблемы. В одной из ваших деревень, той, что за речкой, хозяйничает инквизиция. Граф остался спокоен, только его хрустальные пальцы чуть сильнее сжали кубок с вином. - По какому праву? – спросил он. - В церковную курию поступил донос на одну из жительниц, кажется, цыганку, совсем девочку, обвиненную в колдовстве. Ее взяли под стражу, допрашивали и вот теперь собираются устроить прямо посреди деревни аутодафе. - Что? – кубок треснул в руке магистра, разлетевшись россыпью мелких серебристых осколков по всей комнате (он раздавил стекло буквально в пыль!). – Аутодафе в моих владениях!.. Да они спятили. Готовьте лошадь, я еду. - Сколько людей прикажете взять с собою? - Никого. Я поеду один. Мгновение подумав, он кивнул на меня. - Нет, с ним. - Но монсеньор!.. Лицо рыцаря вытянулось и окаменело. Он, видимо, привык к подобным причудам своего хозяина (прогуляться вечером одному в логово инквизиции для г-на магистра – что переплыть речку!), но то, что он, вопреки своим привычкам, берет с собой постороннего, и не просто постороннего, а совсем постороннего, пришедшего в замок неизвестно откуда, видимо, глубоко его задело. - Не пристало магистру скакать одному по лесам в сопровождении лишь мальчишки-оруженосца! Да и г-н Дрие будет недоволен. Граф хотел что-то сказать, но мгновение подумав, быстро глянул на рыцаря и сказал: - Хорошо. Пусть едут еще трое. - Мне отправиться с вами? - Нет, вы нужны здесь. Капитан крепко стиснул зубы, но послушно кивнул, поклонился и вышел прочь. - Зачем вы его мучаете? – неожиданно для себя самого спросил я. - Я? – он с недоумением оглянулся уже на лестнице. – В каком смысле? - Вы могли хотя бы позволить ему поехать вместе с вами… Если уж не желаете позволить ему ничего другого. Неожиданно подавшись вперед, он резко и грубо схватил меня за ремень и, быстро, рывком притянув к себе, бросил мне прямо в лицо: - Запомните, юноша: я не подаю милостыню. Так же резко отпустив ремень, что я едва не грохнулся лицом вниз, он спустился во двор. Опомнившись, я побежал следом. Почему, ну почему всякий намек на какие-либо чувства или отношения он воспринимает в штыки, ну прямо бесится? Такое ощущение, что он искренне ненавидит тех, кто в него влюблен. Или, все-таки больше жалеет?.. Странная такая жалость-ненависть. Интересно, а как же я? Какое место занимаю я в его сердце и занимаю ли вообще при условии, что это сердце у него есть?.. Через 10-ть минут мы неслись лесом по свежевырубленной просеке; Флер бежала рядом и со стороны напоминала небольшую лохматую лошадь, только без всадника. Лес уже заканчивался, когда откуда-то сбоку, со стороны реки отчетливо потянуло дымом. - Костер! – воскликнул один из рыцарей, обгоняя магистра и указывая куда-то за лесную развилку, туда, где заканчивалась дорога, и начинался берег. – Они осмелились разжечь костер! Кажется, мы опоздали. По лицу магистра пробежала тень, и его черные, словно океанская пучина, глаза, казалось, сделались еще темнее. - Они за это поплатятся, обещаю! – он безжалостно вонзил шпоры в судорожно вздымающиеся бока лошади и стрелой понесся вперед. Мы, стараясь не отставать, ринулись следом. Деревенька на берегу реки была пуста – всех жителей согнали на площадь перед небольшой деревянной церковью. Костер был виден издалека – он пылал, словно факел на фоне синего утреннего неба, разрезанного напополам золоченым шпилем церкви. Площадь плотным кольцом обступили рыцари ордена Святого Франциска – их золотые кресты горели на плащах, словно скрещенные лучи полуденного солнца. А у самого костра, сверкая непорочностью своих одежд, орудовали пятеро инквизиторов. Двое держали иконы, один – огромный, усыпанный драгоценными камнями крест, а еще двое старательно подкладывали ветки в пылающее жерло пламени. Люди, человек двести поселян, мужчин, женщин и ребятишек, не смея двинуться с места, молча, наблюдали за происходящим. Женщины, трясясь от страха, прижимали к себе плачущих ребятишек, мужчины хмурились и сжимали кулаки – да только что они могли поделать против мечей и копий?.. А уйти было нельзя. Оставалось одно – стиснув зубы стоять и смотреть, как костер, словно изголодавшийся зверь, пожирает хрупкую белую фигурку, прикрученную цепями к почерневшему от гари столбу. Внезапно тишину прорезал отчаянный женский крик – крик нечеловеческой боли, боли израненной и истерзанной плоти, которую даже перед смертью обрекают на муки и заставляют страдать. Я видел, каким бледным стало вдруг лицо магистра, какой яростью полыхнули его глаза – не земной, не нашей яростью. Должно быть, именно так смотрел Иегова, низвергая на Содом и Гоморру огненный дождь. - Сатана! – воскликнул один из священников, словно щит, поднимая над головой крест. Из глаз магистра брызнули синие искры. - Мандре ми тангер, - тихо прошептал он, и крест в руках инквизитора вспыхнул, словно факел. По толпе пронесся возглас удивления и ужаса. Рыцари, окружающие костер, вздрогнули и опустили мечи. - С дороги! – вполголоса, но так, что его было слышно в каждом уголке площади, сказал граф. В его голосе сейчас не было даже намека на очарование, это был приказ хозяина непослушной собаке, которую в случае неповиновения ожидает жестокий удар плетью. И рыцари расступились, молча и мгновенно, как сомнамбулы. Пришпорив лошадь, он белой стрелой подлетел к костру, на котором в муках извивалась женщина и, прежде чем кто-нибудь успел что-либо сообразить, прямо с лошади прыгнул в пламя.