Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 51 страниц)

- Да, - спокойно и серьезно кивнул Дрие, настолько спокойно и настолько серьезно, что мне сделалось страшно – уж очень г-н аббат был в себе уверен. – Рано или поздно вы все равно окажетесь в моих объятиях. Обещаю и клянусь вам. Граф Монсегюр заметно вздрогнул – видимо, его тоже покоробил уверенный тон аббата. - Вы – сумасшедший, - прошептал он. - Пусть так. Сумасшествие и целеустремленность сродни друг другу. Итак, ваш ответ. - Вы его знаете, Стефан. - Нет? - Нет. - Хорошо, я подожду. Что такое время для того, кто влюблен в ангела?.. Он стремительно вышел прочь, не закрыв за собой дверь. Я тут же одним прыжком очутился рядом с графом. - Уф! Наконец, он ушел. Еще бы минута – и я бы его точно прикончил. - Это вряд ли, mon chere. Стефан – опытный и опасный воин. Мой друг вздохнул и медленно прикрыл двери. - Он явно догадывается о чем-то. Он подозревает, что здесь что-то не так. За 10 лет он слишком хорошо успел меня изучить – он понимает, что скорее небо рухнет на землю, чем я сдамся. - Он скажет об этом Ванде? – с беспокойством спросил я. - Нет. Пожалуй, он ничего не скажет. Он ведет свою игру. Однако после сегодняшней коронации, я думаю, у него уже не останется никакой надежды на мой счет. - Что вы задумали, Александр? Он вскинул на меня смеющиеся глаза. - Скоро увидите. …За обеденным столом мы сошлись все четверо. Граф, как обычно, изящно и мастерски ухаживал за нами – разливал вино, резал дичь, комментируя вкусовые качества того или иного блюда. У герцога Лотарингского не было аппетита – он не спускал вопросительных и настороженных глаз с Дрие. В глазах же священника был спокойный вызов и едва заметная насмешка. На меня оба они почти не обращали внимания, так, словно я был неприятным, но неизбежным приложением к их трапезе. Из всех четверых невозмутимым казался только граф. Весь ужин он непринужденно болтал о достоинствах и недостатках крупных собак. То и дело поглаживая по загривку дремлющую под столом Флер. Несколько раз я перехватывал его руку и крепко пожимал, и он, не меняя бесстрастного выражения лица, ласково отвечал на мое пожатие, сплетая свои пальцы с моими. Правда, он совершенно не притронулся к ужину, только несколько раз пригубил бокал красного вина. - Нервничаете перед коронацией, Монсегюр? – усмехнулся аббат, провожая тягучим и страстным взглядом каждое его движение. - С чего вы взяли? А, впрочем, конечно, нервничаю. Согласитесь – такое событие происходит не каждый день. - Да-да, - тут же подхватил герцог. – За ужином мы еще говорили вам «монсеньор», а за завтраком вы уже будете «сир». Если, конечно, вообще захотите завтракать с вашими бедными вассалами. - Все может быть, - таинственно усмехнулся мой друг, снова встретившись в густой собачьей шерсти с моими пальцами. - А вы, я смотрю, хорошо знаете графа, сеньор Дрие, - с вызовом глядя на священника, заметил принц. - О да! – отец Стефан перевел горящие глаза с герцога на моего друга (тот заметно напрягся – я почувствовал, как вздрогнула его рука). – Я давний друг г-на Монсегюра. Настолько давний, что он теперь не желает меня вспоминать. - Ну, насколько я успел узнать графа за эти дни – он ничего не делает просто так, - усмехнулся герцог. - Что вы хотите этим сказать? - Ничего, - принц с невинным видом положил в рот кусочек орехового лукума и запил его вином. – Мы продолжим наш разговор после коронации. И желательно один на один. - Ничуть не возражаю, - насмешливо прищурился Дрие. - Ну, зачем же откладывать, - граф решительно встал и свистнул собаке. – Я покидаю вас, сеньоры. Мне нужно отдать распоряжения перед отъездом. Встретимся во дворе перед колоннадой за час до полуночи. - Вот было бы здорово, если бы они прикончили друг друга, - мечтательно заметил я, выходя вслед за другом. Великий магистр вздохнул. - И не надейтесь. Оба слишком благоразумны для того, чтобы вот так вот по-глупому лишиться жизни. Они будут осторожны, как факир, мечущий кинжалы над собственной головой. …Потом мы долго сидели на террасе, пили вино и смотрели на закат. Алое зарево медленно расползалось под нашими ногами, жадно поглощая своим сиянием и сад, и реку, и темную полосу леса над рекой, и золотые кресты монастырской часовни на другом берегу. Шерсть лежащей у наших ног Флер отливала розовым – розовыми были кончики ее ушей, а оскаленные в блаженной полуулыбке клыки казались розовыми жемчужинами. Мы сидели, молча, по-прежнему крепко держась за руки. В этот день мы вообще почти не размыкали рук. Так дети боятся, что в любой момент может налететь вихрь и вырвать их из рук матери, а потому отказываются выпускать ее руку… А слова, слова были не нужны. Он мне уже давным-давно все сказал своим отчаянно-нежным «я ваш, mon chere – я ваш и только ваш». Я же…я боялся, что, если скажу хоть слово, то разрыдаюсь. Около 11 часов ночи мы покинули замок. Было темно, луну скрыла туча, и мы неслись по темной ночной дороге, словно по уходящему к звездам Млечному Пути, и земля, казалось, стенала и плакала под копытами наших лошадей. Граф Монсегюр не стал тянуть время – его лошадь неслась стрелой, задавая нам темп. И, как мы не старались держаться рядом, он все равно вырывался вперед – его белый тамплиерский плащ мелькал впереди, словно крылья волшебной птицы, или, нет – словно покинувшая свою грешную оболочку душа, улетающая к небу. Мы добрались быстро. Казалось, прошло всего несколько минут – и перед нашими глазами выросли черные исполины разрушенного храма. Они, насторожившись, с насмешкой щурились в небо своими пустыми глазницами – спокойные, как смерть, и равнодушные, как вечность. Однако сегодня здесь не было темно. Все вокруг – дорога на подступах к руинам, опушка леса, черное плоскогорье, украшенное сонными исполинами, каменная площадка на краю обрыва – все было словно пропитано льющимся откуда-то сверху ярким золотым светом. Казалось, что вышедшая из-за облаков луна вдруг в десять раз увеличилась в размерах и обрела яркость и силу солнца. Ночь сияла – торжествующе и зловеще. Мы спешились и отпустили лошадей. В то же мгновение откуда-то из-за камней, словно из ада, вынырнуло несколько темных фигур. - Добро пожаловать, г-да! – Ванда откинула черный капюшон и приблизилась к нам. Сегодня она была не в своем излюбленном изумрудном платье. Сегодня на ней было надето что-то наподобие змеиной кожи – тонкое, серебристое, облегающее, с глубоким разрезом до самого бедра (должно быть, именно так одевались когда-то легендарные амазонки). И на все это великолепие был накинут длинный бархатный плащ, расшитый драгоценными камнями, которые сверкали в полумраке не хуже звезд. Рядом с ней высились четыре фигуры в таких же плащах: мощные торсы, обхваченные такой же серебристой, сверкающей в лунном свете кожей, лица скрыты под черными капюшонами, а руки сжимают усыпанные бриллиантами рукояти древних мечей. И на каждом мизинце каждой руки (прекрасной, белоснежной руки, словно рука святого на иконе) горел перстень с рубиновой звездой, точно такой же перстень, который был спрятан у меня на груди рядом с крестом – знак ангела, печать вампира. Я пригляделся. Точно такие же величаво-неподвижные фигуры высились на дороге вдоль реки: оцепив черным кольцом лунную площадку, они и сами были похожи на камни – прекрасные черные монолиты, рухнувшие на землю вместе с осколками чужой галактики. - Добро пожаловать, Александр Прекрасный, Единственный, Бес-смертный и Всемогущий, - Ванда величаво склонилась перед великим магистром и тут же едва слышно добавила: - Надеюсь, сегодня обойдемся без глупостей и этих твоих человеческих штучек? - Там будет видно, - усмехнулся мой друг. Бездонные глаза Ванды на мгновение встретились с моими глазами. - А этого зачем ты сюда притащил? Ему не место здесь – сегодня здесь имеют право находиться лишь посвященные. - Ты, должно быть, запамятовала, Ванда? – глаза и голос моего друга в одно мгновение сделались ледяными и жесткими, как сталь. – Этот юноша посвящен лично мною – посвящен моей кровью. По-твоему, этого мало? – издевательски добавил он. - Нет. Этого довольно. Мадам Петраш на секунду закрыла глаза и вздохнула. - Ну и упрям же ты, божественный! Хочу дать тебе маленький совет: после сегодняшней церемонии найди себе новый предмет для страсти – богу как-то не к лицу делить ложе с оруженосцем. Не дожидаясь ответа графа, она развернулась и пошла ввысь по залитой лунными лучами дорожке между каменных гигантов, сделав остальным знак следовать за ней. - Кто они? – тихо спросил я друга, с опаской кивая на застывшие по краям дороги высокие черные фигуры с мечами в руках - Ах, эти… Не обращайте внимания, Горуа. Это просто свидетели. Они ничего не значат и ничего не решают. Церемония должна иметь размах и вызывать трепет – ведь это же коронация. Знаете поговорку про пятую ногу у собаки? Я не совсем понял его, но промолчал. Около алтаря в настороженных позах замерли еще трое, не похожие на остальных. Даже беглого взгляда достаточно было для того, чтобы убедиться в том, что это люди. Причем все трое настолько отличались внешностью и настолько удивительно (и даже в какой-то степени нелепо) смотрелись рядом, что невольно притягивали к себе внимание. Один был невысокий, смуглый, черноглазый, с гладко выбритым лицом и маленькими изящными руками, сжимающими кривой в форме полумесяца меч. Его яркие восточные одежды в полумраке отсвечивали алым, словно оперенье экзотической птицы. «Арабский шейх!» - догадался я, с интересом скользя глазами по изящной, словно фарфоровая статуэтка, миниатюрной фигуре араба. И тут же перевел взгляд на другого – он заинтересовал меня куда больше. Это был детина огромного роста, я отродясь не видел таких гигантов – широколицый и голубоглазый с длинными золотисто-русыми волосами и аккуратно подстриженной клинышком русой бородой. Одет он был богато, но уж очень необычно – длинный, почти до колен расшитый золотом кафтан, украшенный алой бахромой пояс и такой же алый короткий плащ, сколотый на груди медной брошью. Клинок его был широким и коротким, как и вся его узловатая лапа-ручища. «О, да это скиф какой-то!» - подумал я, вспомнив недавно услышанное от моего друга незнакомое слово. Ну, а третий – третий вообще был что-то из ряда вон выходящее!.. Невысокий, поджарый, словно молодой олень на выгоне, с узким, смуглым аж до красноты лицом – он был красив какой-то особенной, дикой, первозданной, почти непорочной красотой, словно одно из незнакомых явлений незнакомого мира, внезапно открывшееся моим любопытным глазам. А, впрочем, так, должно быть оно и было. «Новый Свет», - вот что сказал об этой стране мой друг – четвертая сторона света, о которой пока что знают только маги и ангелы. Герцог Лотарингский сильно побледнел – он попытался поймать глазами взгляд моего друга, но тот отвернулся. Его высочество вздохнул, как пловец перед прыжком в воду, расправил плечи и, гордо вскинув свою красивую голову, занял свое место между скифом и азиатом. Дрие остановился с противоположной стороны алтаря. Вот так вот – четыре апостола и пастырь новой веры. А я? Где мое место? Словно угадав мои мысли, граф легонько тронул меня за руку. - Станьте сюда, Горуа, перед камнем – нужно же кому-то держать мой плащ и меч. Ванда не будет возражать. Правда, милая? Он насмешливо прищурился, мадам выразительно фыркнула. Великий магистр сбросил мне на руки свой белоснежный плащ. Сегодня он был в черном – черная кружевная рубашка, украшенная бриллиантами, узкая в талии, с неимоверно расширенными книзу рукавами, и узкие черные брюки из неизвестной мне мягкой эластичной ткани, плотно, словно вторая кожа, обхватывающие его изящные ноги и бедра. Его грудь была полностью обнажена – так, что печать ангела сразу бросалась в глаза. Она горела, она мерцала под сердцем, нежно переливаясь голубыми огоньками, словно на груди великого магистра подрагивала своими прозрачными крылышками сапфировая бабочка. Его красота ошеломляла, ослепляла и завораживала. Сегодня, в эту ночь она была тем магнитом, который легко притягивал к себе не только людские сердца, но и планеты. «Вот почему луна светит сегодня так ярко, - подумал я. – Она просто, как глупая желтая мошка, угодила в тенета его чарующей улыбки». В одно мгновение я словно собственной кожей почувствовал, как вздрогнули и затрепетали сердца пятерых стоящих у алтаря мужчин. И скиф, и краснокожий, впервые увидевшие графа, вздрогнули так, словно под ногти им загнали иголки. Краснокожий встряхнул головой и медленно, непослушным от восхищения голосом пробормотал что-то на своем языке – «Маниту, о, Маниту!». Должно быть, так звучит у них имя бога. Скиф ничего не сказал, но из глаз его упрямой огненной волной брызнул такой восторг, что у меня комок встал в горле. Глаза маленького азиата грустно мерцали в темноте – он приложил руку к глазам и к сердцу, приветствуя великого магистра, как хорошо знакомого и любимого друга. Даже Дрие смотрел сейчас на него несколько иначе: он безоговорочно склонял голову перед красотой и величием нового бога, признавая его право быть в первую очередь богом, а потом уже всем остальным. И только лицо его высочества было мрачным – сейчас он словно заново переживал свое решение, свой выбор, свою безнадежную и слепую страсть, свое предательство. Где-то далеко над рекой невидимые колокола пропели полночь, и в то же мгновение широкий золотой луч луны, словно достигнув определенной точки в пространстве и времени, ударил прямо в центр черного алтаря. Камень, будто на глазах превратился в простертую к небу золотую ладонь - гигантскую ладонь пробудившегося от векового сна, древнего, как сама земля, каменного бога. - Грэдо, верто, аль миро! – простерши руки к небу, громким, словно удар набата, голосом выкрикнула Ванда и кивнула графу: - Поднимайтесь, монсеньор – вам пора. Великий магистр медленно поднялся по вырубленным в камне ступеням на алтарь и застыл в центре, подняв к небу свои соперничающие со звездами глаза. В руках Ванды появилась сверкающая, словно выточенная из цельного изумруда, чаша. - Тэо, тао, тауритэ, - сказала она и, подойдя к замершим перед алтарем апостолам, опустилась перед ними на колени. - Отдайте свою кровь богу – пусть это будет вашим причастием. Одной рукой она протянула им чашу, в другой руке у нее сверкнул небольшой клинок с серебряной рукоятью в виде змеи и длинным тонким лезвием. Первым нож взял скиф. Не отрывая глаз от замершего наверху алтаря графа, он резко и сильно, одним ударом раскроил себе ладонь и наклонил ее над чашей. Кровь, словно вино, брызнула из раны. То же самое по очереди сделали и все остальные. Последним был принц. Или мне показалось, или же он чуть замешкался – на мгновение в его глазах мелькнуло что-то вроде растерянности или сомнения, но…Но отступать было поздно. Он взмахнул кинжалом и через секунду смешал свою кровь с кровью своих собратьев. Высоко держа чашу над головой, Ванда поднялась на алтарь вслед за монсеньором. - Мать Вечность и отец Абсолют, - заговорила она, медленно и четко выговаривая каждое слово, так, словно намертво прибивая каждую букву к вратам вечности. – Вашей силой и вашей волей вручаю власть над этим миром избранному вами. Фрест тальма инфинити! - Выпейте, монсеньор, и да свершится желаемое! – она протянула чашу моему другу. Тот подчинился - Прест инфинити. Да сбудется! – звенящим, как струна, голосом повторил он и приложил чашу к своим губам. В тот же миг мечи стоящих вокруг алтаря черных воинов, покинув свои ножны, взметнулись к небу в торжественном приветствии тому, кто стоял на вершине алтаря. Свет от мечей яркими золотыми лучами словно бы вонзился в небо, а оттуда, тысячу раз преломляясь в таинственном сечении, упал в центр алтаря к ногам юного бога единым, звенящим и острым, как стрела, лучом. Граф сделал еще глоток и медленно выплеснул остатки напитка в то место, куда упирался золотой луч. Послышалось легкое шипение, камень дрогнул и раскололся, вместе с густой огненно-кровавой лавой выплеснув из своих недр венец. Вокруг алтаря, словно ветер, пронесся шепот-молитва тысячи тысяч голосов – тех, кто жил, живет и будет когда-либо жить на этой планете. - Венец Предвечного. Корона бога. Амине. Амине. Амине. Венец представлял из себя тонкий голубой обруч, мерцающий так, словно это был кусочек лунного луча, или осколок погибшей звезды. Приглядевшись, можно было заметить, как по всей его сияющей окружности то и дело вспыхивают алые огоньки каких-то неведомых, незнакомых человеческому глазу знаков. «Магические руны, - подумал я. – Знаки тех, кто послал его и вот теперь дает возможность и силу изменить этот мир». - Приветствую тебя, Александр Прекрасный, бог-император, Единственный, Всезнающий и Всесильный. Будьте благословенны, сир!