сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 51 страниц)
- Мать Эрика ждет вас, - пряча глаза, сказала девушка.
Боится она меня что ли?..
Мы пришли на поляну. Было совсем серо, солнце еще не взошло, и даже полоска горизонта была не розовой, а синей.
Мать Эрика сидела посреди поляны на большом, гладком камне, а перед ней уже собралась вся вчерашняя компания.
Ночной туман струился по земле вязкими молочными волнами, и со стороны казалось, будто сидящие на поляне люди вот-вот захлебнутся.
Колдунья повернулась к нам, лицо ее было мрачным.
- Должна вас огорчить, молодые люди, - без предисловия сказала она резко. – Я не смогла определить местонахождение монсеньора.
- Как?! – почти одновременно воскликнули мы с Домианом.
Капитан вполголоса выругался, Флер заскулила. Не обратив внимания на наши отчаянные взгляды, женщина спокойно продолжила:
- Тут еще какая-то защита, помимо магии. Что-то, что блокирует всякое вмешательство с моей стороны. И я догадываюсь, что. Человеческую магию могут заблокировать только сильные человеческие эмоции – такие, как безумный восторг или же безумные страдания.
Я невольно хохотнул.
- Вы хотите сказать, что граф Монсегюр находится сейчас в таком месте, где люди или безмерно счастливы или же безмерно страдают?
Взгляд колдуньи сделался еще более сосредоточенным и мрачным.
- Вспомни еще раз, юноша, что сказала Ванда напоследок? Куда они собирались ехать? Вспомни дословно.
Я наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться.
- Она сказала, что… Что-то вроде «мы отправимся в такое место, где нас не найдет и не почувствует ни один маг».
Колдунья быстро встала и толкнула меня на свое место на камень.
- А теперь сядь, юноша и пусти меня в свою голову так глубоко, как только я смогу проникнуть. Не сопротивляйся мне. Я уверена, что где-то там, очень глубоко г-н магистр крошечной частицей сознания все равно остался с тобой. Мне нужно знать, что эта его частица сознания сейчас видит и чувствует.
Она крепко сжала пальцами мне виски.
На мгновение мне сделалось больно, очень больно – я, кажется, даже застонал. Было ощущение, что ее пальцы, будто стальная паутина, пробили мой череп, проникли глубоко внутрь и опутали мозг, пытаясь взять, выжать, высосать из него информацию. Перед глазами у меня словно раскрылись и закрылись двери – одни, вторые, третьи… Какой-то коридор, или коридоры… Низкие потолки, подвал. Сверху капает вода. Цепи, окна с решетками. Стоп-стоп!.. Кажется, что-то знакомое, или же мне это просто кажется?.. Лязгает металл, слышны стоны нечеловеческой боли, страданием пропитан воздух, и страдание повисло в воздухе. Но все это – где-то далеко, слишком далеко и отстраненно, все это нисколько не касается распятого навзничь на каменной плите ангела, не касается его растянутых цепями и стиснутых оковами рук и ног, не касается его запрокинутого, словно чаша плавающей кувшинки, лица… «Мой воин, мой возлюбленный, мой викинг, - струится по коридору вязкий туман внеземного шепота, так одна звезда шепчется с другой на расстоянии космических лет. – Я все равно с вами, что бы не случилось – я ваш. Я жду вас, mon chere».
Я открыл глаза. Я лежал на траве, а голова моя покоилась на коленях у Домиана. Зингарелла старательно брызгала мне в лицо водой, а капитан, стоя за ее спиной, тихонько сыпал проклятиями.
- Не кричите, мальчик, не надо, - цыганка поднесла мне к губам кружку ледяной воды. – Все уже закончилось.
Тут только я заметил, что я и вправду кричу, а точнее – скулю на одной пронзительной, высокой и жалобной ноте, а Флер, задрав голову к небу с первыми дорожками рассвета, усиленно мне помогает.
- Я понял, где это, - стуча зубами о кружку, пробормотал я: боли уже не было, но голова все еще звенела, и перед глазами плавали кровавые круги.
Из центра одного из таких кругов выплыло сосредоточенное лицо Эрики.
- Я тоже. Подвалы инквизиции. Я должна была догадаться. Лучшего места, которое блокировало бы всякую энергию, наверное, просто не существует в этом мире.
- Вы не поняли, - я оттолкнул Домиана, отстранил Зингареллу и встал. – Он звал меня. Монсеньор знает, что я за ним приду – он ждет меня.
- Значит, он все-таки ухитрился наметить для себя тропинку для возвращения. Это еще раз доказывает его силу. А маячком будешь ты, юноша. Ты укажешь ему путь. Возьми вот это – приложишь к звезде на его груди.
И она протянула мне какой-то невзрачного вида камешек.
- Что это?
- Глина, юноша. Обычная, наша, земная глина, из которой состоит эта планета, и из которой созданы мы, люди. То, откуда вышел наш мир и то, во что он когда-нибудь превратиться… Энергия Земли не такая уж сильная по сравнению с энергией других планет и светил, но эта частица энергии будет в твоих руках, юноша – руках того, кому принадлежит человеческое сердце монсеньора в груди ангела. Он тебя услышит, я уверена. Помимо капитана, с тобой отправятся Домиан и Зингарелла.
Собравшиеся на поляне маги заволновались – то здесь, то там послышались протестующие возгласы.
- Но, уважаемая Эрика! – Мадлен, бледная, как смерть, подорвалась с места. – Разве двух магов будет достаточно для того, чтобы проникнуть в крепость? Я тоже пойду, я многое знаю и умею.
- И я! – вскакивая, подхватила Марфа.
- И я! И я! – раздалось со всех сторон.
- А ну – цыц! Расшумелись, как сороки.
Мать Эрика взмахнула рукой, и все умолкли.
- Запомните, дорогие мои, - она обвела присутствующих своими холодными, невозмутимо-зелеными глазами, - то, что происходит сейчас – это не игра в благородство, а война. Жестокая война, безжалостная война. А граф Монсегюр – не просто красивый мужчина, который попал в беду, а Единственный, в руках кого сошлись, сплелись, соединились нити настоящего, прошлого и будущего. Помочь ему – значит помочь удержать этот мир на краю бездны. Я выбрала Домиана и Зингареллу потому, что каждый из них стоит доброй половины всех здесь присутствующих. Да-да, Мадлен, не хмурься, это так. А потому их двоих будет вполне достаточно. Все – собрание закончено, расходитесь. И помните: чем быстрее вы разойдетесь, тем дадите нам возможность быстрее приступить к делу. Домиан, Зингарелла, капитан и ты, юноша, подойдите ко мне.
Буквально через несколько минут поляна опустела – остались лишь мать Эрика и мы, четверо избранных.
- Вот что я хочу сказать вам, ребятки, и тебе, Зингарелла, - она поочередно пристально посмотрела в глаза каждому из нас. – Каждый из вас по-своему очень силен: г-н капитан – силой мускулов, Домиан – остротой ума, Зингарелла – житейской смекалкой и женской интуицией, ну а вы, Горуа – просто сильны сами по себе, изначально, может быть, именно за это вас и полюбил ангел (она едва заметно вздохнула). А, все четверо, вы еще сильны своей любовью. Ведь каждый из вас по-своему и в разной степени, но любит монсеньора. Кто-то – как мечту, которую не поймать (Домиан улыбнулся), кто-то – как плоть, которой никогда не сможет обладать (капитан покраснел), кто-то – как прекрасную сказку, которой не суждено осуществиться (Зингарелла смутилась). Ну, а кому-то посчастливилось отдать своей любви и душу, и тело, приняв взамен душу и тело того, кого он любит больше вечной жизни и бессмертия (колдунья заглянула мне в глаза и чуть-чуть кивнула). А потому вы не нуждаетесь в моих магических артефактах – все равно все они бесполезны перед магией ангелов. Единственное, что я хочу вам дать – это вот что.
Она протянула руку. На ладони женщины лежали четыре крошечных комочка-ежика наподобие засохших цветов чертополоха.
- Что за хрень? – насторожился капитан и тут же смущенно извинился:
- Виноват, мадам.
Зингарелла тихонько хохотнула, Домиан понимающе кивнул. Однако колдунья не обиделась.
- Это так называемые «вешки», высушенные цветы мандрагоры. Они помогут вам войти в крепость незамеченными.
- И что для этого нужно сделать? – с любопытством протянув руку, я коснулся кончиком пальца одного из ежиков, но тут же отдернул руку. Колючки были острыми, как иглы, и при малейшем прикосновении с жадностью пака-кровососа норовили вонзиться в палец. От неожиданно и сильной боли я даже вздрогнул.
- Все очень просто, юноша, - на лице Эрики появилась загадочная улыбка, а в глазах мелькнул змеиный отблеск жесткой и безжалостной мудрости. – Нужно взять вешку в руки и изо всех сил сжать в ладони.
В воздухе повисло молчание. Все с недоумением и опаской смотрели на крошечных кровососов. Зингарелла сильно побледнела.
- Но это, наверное, очень больно, - робко начала было она.
- Ошибаешься, девочка, - колдунья зажмурилась, словно нежащаяся на солнце кобра. – Это не просто очень больно – это невыносимо больно. Шипы должны полностью войти в плоть – кровь и боль материализуют ваше желание, силы вашего сердца и дадут магическую установку такой силы, которую не одолеть даже ангелам. На сегодняшний день, это, пожалуй, единственное оружие, которое мы, люди, можем использовать в борьбе с Всемогущими. Хватит ли у вас мужества выдержать боль?.. Ведь это не минутная неприятность – боль придется терпеть так долго, пока у вас будет нужда в магии.
- Тоже мне - удивили! – фыркнул капитан. – Видимо вы, мадам, не имели дела с маврами.
«Боль? – подумал я. – А разве мой г-н прошлой ночью страдал меньше во время пытки кристаллом?.. Думаю, что по сравнению с той болью вешки колдуньи – просто детские игрушки».
- Ерунда, выдержу, - вслух сказал я.
Домиан на секунду задумался.
- Честно признаться, я никогда не сталкивался с физической болью. Ну, бывало, так, по мелочам. Но я постараюсь – ведь я же, в конце концов, мужчина.
- А что скажешь ты, девочка? – колдунья вопросительно взглянула на Зингареллу.
Та грустно улыбнулась, побледнев еще сильнее.
- Тому, кто прошел костер инквизиции, разве могут быть страшны ваши вешки, бабушка?.. Я выдержу.
- Вот и хорошо, - колдунья высыпала вешки в кожаный мешочек и протянула его Домиану. – И последнее. Вы, маги, и вы, капитан. Ваша главная задача – доставить мальчика в целости и сохранности в крепость. Если понадобиться, отдайте свои жизни, но жизнь Горуа должна быть спасена.
- Ну, знаете ли, - обиделся я. – Я ведь не сопливая девчонка и вполне могу постоять за себя сам.
Секунда – и я умолк, придавленный к земле ее насмешливым и тяжелым, словно древнее заклинание, взглядом.
- А ты, юноша, лучше побольше молчи – целее будешь. И не дергайся по пустякам. Прежде, чем хвататься за меч, нужно подумать: что в данный момент лучше – меч или ноги.
- Убежать? – возмутился я. – Но ведь бегство, как и предательство, унизительно!..
- Предательство и бегство – разные вещи. Хотя иногда, во имя великой цели многое допустимо… В общем, вы, четверо, не маленькие: у вас у всех есть головы на плечах, и, по большому счету, в этих головах все-таки имеются мозги. Идите, и да будет с вами свет.
========== Глава 22. ==========
Мы перешли водопад.
Солнце только-только проснулось и выглянуло из-за леса с любо-пытством и какой-то светлой розовой грустью, которая вместе с утренним туманом словно струилась по траве. От земли шел пар. Кое-где уже проснулись птицы, и в воздухе пахло еловой смолой и мятой.
Лошадей в Алголе не держали, и нам пришлось идти пешком. Впрочем, оно и к лучшему: пешие путники гораздо меньше привлекают внимания.
Домиан и Зингарелла сбросили за кустами свои белоснежные одежды магов и заметно преобразились: Домиан теперь был странствующим монахом, А Зингарелла – хорошенькой юной крестьянкой с корзиной свежих фруктов.
Меня с капитаном тоже заставили переодеться: д*Обиньи превратился в разбитного кутилу-мастерового (хотя, честно сказать, на разбойника он смахивал куда больше, на этакого хозяина разбойничьего вертепа), а я – в его помощника с коробком грязных инструментов за спиной. Не скажу, что мне это было по вкусу, но приходилось терпеть.
Флер несколько минут с удивлением смотрела на нас, затем завиляла хвостом и успокоилась.
Солнце было уже в зените, когда мы решили сделать небольшой привал у ручья. Капитан поймал куропаток, и мы зажарили их на костре, заедая все это фруктами из корзины Зингареллы.
- Оставьте и мне что-нибудь, благородные господа, - послышался из-за кустов знакомый голос. – Угостите бедную пастушку крылышком куропатки.
- Что за черт? – капитан подавился и закашлялся.
Флер тихонько гавкнула. Домиан поднял голову и улыбнулся. Зингарелла поджала губы.
Из кустов дикого орешника выглянула прекрасная пастушка: длинная матерчатая юбка, подоткнутая за пояс с двух сторон, чтобы не мешать ходьбе, и свободная белая блуза придавали ей независимый и слегка диковатый вид. В длинных белокурых волосах виднелись васильки и маки, а ее голубые глаза смотрели на нас вопросительно и тревожно. Честное слово, я с первого взгляда ее не узнал, но это была она – Мадлен!..
- И давно ты за нами идешь? – опомнившись первым, спросил Домиан.
- Давно. Я перешла водопад вслед за вами.
- Как же ты посмела ослушаться мать Эрику, Мадлен? - возмутилась цыганка. – Немедленно возвращайся обратно, или тебя накажут.
- Уж не ты ли собралась меня наказывать, Зингарелла? – едко усмехнулась Мадлен. – Да окажись ты на моем месте, ты бы сама, ни минуты не сомневаясь, вприпрыжку бросилась бы следом… Надеешься, что граф простит тебе смерть Мари Монсегюр? Напрасно – он и смотреть на тебя не захочет.
- Вот ведьма! – глаза цыганки вспыхнули, она моментально подскочила на ноги. – А сама-то ты на что надеешься, милая? Думаешь, если ты блондинка, то граф раскроет тебе свои объятия?.. Да плевать он хотел на твои патлы цвета соломы!..
Мадлен вплотную приблизилась к Зингарелле – она была выше и полнее, чем худенькая миниатюрная цыганка. Насмешливо и презрительно глядя на соперницу сверху вниз, она сказала:
- Нарасти на своих костях сперва хоть немного мяса, а потом уже трогай мои волосы. Иначе г-н граф, если вдруг вздумает тебя обнять, поранит руки о твои ребра.
- Ах ты, герцогская подстилка!.. Да я тебе глаза выцарапаю!..
- Заткнись, черномазая! И думать забудь о монсеньоре, иначе я тебя..
- Нет, милочка, это я тебя…
Раздавшийся рядом тихий звук, похожий на всхлип, заставил женщин прерваться. Домиан, спрятав лицо на коленях, смеялся до слез. Это и вправду было забавным: оба мага вмиг забыли о своих магических способностях и готовы были вцепиться друг дружке в волосы, как самые обычные женщины.
Флер, озадаченно выглядывая из-за спины Домиана, то и дело переводила глаза с соперницы на соперницу, словно раздумывая – кусать или не кусать, а, если кусать – то кого.
- А ты что смеешься, приор? – нахмурилась Мадлен, переводя дух. – Уж кто-кто, а ты точно ничего не получишь от графа.
- А я и не рассчитываю, - улыбнулся Домиан.
- Врешь! – забыв о ссоре, тут же поддержала товарку Зингарелла. – Нет на свете такого человека, который, глядя бы на монсеньора, не мечтал оказаться в его объятиях!.. Ага, покраснел, святоша!..
- Милые дамы! – не выдержал, наконец, я. – Уважаемые маги!.. Вообще-то есть еще я. Вы, я вижу, обо мне совсем позабыли.
Эти мои вполне невинные слова подействовали на женщин, словно ушат холодной воды. Их лица моментально вытянулись, обе с тоской посмотрели на меня.
- Забудешь тут о вас, Горуа, - грустно вздохнула Зингарелла. – Впрочем, о чем здесь спорить: сердце монсеньора давно принадлежит вам.
Она переглянулась с Мадлен, еще раз вздохнула и села доедать свою куропатку. Через мгновение к ней присоединилась и Мадлен.
- Уф! Кажется, обошлось,- облегчено вздохнул капитан.
Мы закончили обедать и отправились по лесной дороге в обход Монса (нечего нам маячить в городе!) вдоль реки, которая вела… Да, это место было мне слишком хорошо знакомо. Не так давно мне довелось познакомиться с досточтимым отцом Афранием. Правда, от слишком тесного знакомства с дыбой меня спас тогда мой господин.
Вдалеке на дороге показались всадники, немного, человек 10-ть. Я пригляделся: золотые кресты Св. Франциска издали бросались в глаза. Ох, не к добру рыщет сегодня инквизиция по дорогам Монса!..
Капитан тихонько зарычал и стал искать спрятанный под одеждой меч. Я сделал то же. Флер ощерила клыки и вздыбила холку: уж не знаю причины, но инквизицию она почему-то на дух не выносила.
На плечо мне осторожно и мягко легла рука Домиана.
- Нам не желательно светиться, Вольдемар. Если вы начнете бой, Ванда вас моментально почувствует и вычислит.
- Вы думаете, они меня ищут?
- Я не думаю, я в этом уверен. Только вы, единственный, способны вернуть монсеньора из внешних миров, и это хорошо известно не только нам. За вами теперь будет охотиться каждая собака в Монсе и его окрестностях.
Я нахмурился: перспектива была малоутешительная.
Между тем всадники приблизились и перегородили нам дорогу.
- Куда направляетесь, красавицы? – молодой человек лет 25-ти, ехавший во главе отряда, безбородый, чернявый и наглый, не обращая ни малейшего внимания на нас с капитаном, наклонился из седла к нашим женщинам. Видно было, что пышные формы Мадлен произвели на него впечатление.