Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 51 страниц)

Его высочество лежал на пригорке, в тенечке, закинув за голову руки. Его глаза были закрыты – казалось, будто он крепко спит. Однако при нашем приближении на губах его показалась улыбка – мечтательная и теплая, как бабочка. - Сирень, - прошептал он, жадно вдыхая воздух полной грудью. – Вы здесь, граф? - Да, - мой друг остановился прямо над ним. – Мои же чары меня и выдают. «Фальфи, - говорили в таком случае арабы. – Когда Иблис близко, воздух всегда пахнет фальфи». Это они так сирень называют. Вы хотели меня видеть, ваше высочество? Герцог медленно открыл глаза. Несколько минут он лежал неподвижно, глядя снизу вверх на моего друга. Затем на лице его отразилось что-то, похожее на страдание. - Такой прекрасный, что дух захватывает! – прошептал он мечтательно. – Когда я увидел вас в первый раз, вот здесь вот, у ручья, я почувствовал, как у меня сердце перевернулось от боли. На вас больно смотреть, сир. И больно, и сладко, и безмерно опасно. Вы, словно яд, растекаетесь по жилам. Вы убиваете, и вы дарите вечную жизнь. Ах, если бы можно было вас уничтожить, не уничтожив при этом себя самого!.. - Какие слова! – не выдержав, подал голос я. – Вы бы, Ваше высочество, заканчивали махать мечом и брались за перо. Глядишь – через год, другой ваши баллады распевали бы все трубадуры во Франции. Герцог медленно перевел глаза на меня, щурясь на солнце. - Г-н Горуа. Ну, конечно, куда же без вас… Могу я попросить вас об одолжении? - Меня? – я откровенно растерялся. На губах его высочества мелькнула улыбка. - Ну да, вас. Вы удивлены?.. Понимаю. Если ваш соперник, мало того, ваш противник просит вас об одолжении, это что-то да значит!.. Так вот я о чем хочу попросить вас, Горуа: побудьте сейчас, совсем недолго, вот хотя бы этот час после полудня просто оруженосцем. Забудьте на мгновение о своих правах возлюбленного и позвольте этот час провести мне вот здесь рядом с монсеньором, у его ног. - Ну…я не знаю, - еще более растерялся я. Монсеньор улыбнулся и, чуть помедлив, сел на траву. - Забавно, - сказал он, глядя на герцога с иронией и еще чем-то – с какой-то едва уловимой теплотой и приязнью. – Считайте, что Горуа согласен. - Но, - возмущенно начал было я. Мой друг посмотрел на меня: взгляд его был чист и ясен, и блистал, словно сталь на солнце. - Воин должен уметь проявлять благородство и щедрость души, Горуа. Без этого он не воин, а варвар. Я поморщился, но ни слова не возразив, сел у ручья чуть поодаль. - Слушаюсь, монсеньор. - Вот и хорошо. Герцог ловко перевернулся и в мгновение ока примостился у ног монсеньора, положив голову к нему на колени. Теперь со стороны они выглядели, как любовники. - Вот так вот, - его высочество уверенно, как само собой разумеющееся, прижался щекой к колену графа, наслаждаясь его близостью. – Ради этого мгновения, пожалуй, стоило 30 лет отравлять существование себе и другим. Прикоснитесь к моей щеке, сир, дайте руку… Ну, пожалуйста, что вам стоит? Это же вас абсолютно ни к чему не обязывает. Граф, немного помедлив, исполнил его просьбу. Я, завороженный этой странной игрой, тоже не стал им мешать. - Теперь я счастлив! – на мгновение лицо принца вновь исказилось, как от сильной душевной боли, однако уже через минуту он улыбнулся – светло и задумчиво, как после молитвы. – Пожалуй, вот так вот можно и умереть, совершенно не заметив самой смерти. Запах сирени сильнее тлена. - Что вы хотели мне сказать, ваше высочество? – очень тихо, не отнимая руки от пылающего лица молодого человека, спросил монсеньор. Герцог снова мечтательно смежил веки. - А разве обязательно говорить что-то? Представим, что мы любовники. Мы только что были близки, и теперь я с благодарностью целую ваши руки (он осторожно коснулся губами ладони монсеньора – тот вздрогнул, но не убрал руки). Я все время вспоминаю ваш рассказ о пирамидах – людям действительно свойственно все усложнять. Да и не только людям. Если перед нами два пути, мы всегда выберем тот, что опаснее и сложнее. Почему? Мы боимся простоты. В ней нам мерещатся ловушки, какие-то нами же выдуманные обманы и хитросплетения. Вот и я, граф. Я шел к вашему сердцу 10 лет какими-то тайными, извращенными путями, я блуждал в потемках собственных фантазий, я наслаждался то своими сомнениями, то своей дерзостью – вместо того, чтобы… Ах, да что там говорить! Теперь время упущено. Он немного помолчал, а затем перевернул руку монсеньора ладонью вверх. - У вас удивительные линии судьбы, граф. Никогда таких не встречал. Впрочем, оно и понятно – вы же ангел. И линия жизни у вас, должно быть, находится совсем не там, где у людей. Если вообще такая имеется. - Вы – хиромант, принц? – улыбнулся магистр. - Немного. Увлекался как-то в юности. Ах, да чем я только не увлекался во время своих путешествий – лишь бы заглушить тоску по вам, тому, кого я никогда не встречал, но кого желал и душой и телом. Послушайте, граф! (он снова перевернулся и сел рядом с моим другом плечо к плечу). Крестовый поход будет роковым для тамплиеров. Вам это известно?.. - Да, - великий магистр опустил глаза, будто что-то отыскивая или же что-то пытаясь разглядеть в густой траве. – Свою миссию хранителей тайны живого бога тамплиеры исполнили. Всемогущим они более не нужны. - А что будет с вами? Граф Монсегюр невозмутимо пожал плечами. - То, о чем вы думаете. То, о чем, вы знаете, но боитесь себе признаться. Тех, кого не удается сломать – уничтожают. Тех, кто не выполняет своего предназначения – уничтожают. Тех, кто предает бессмертие богов ради того, чтобы лишнюю ночь послушать соловьев над рекой – уничтожают. Герцог кивнул и придвинулся еще ближе, обхватив руками колени монсеньора. - Я всегда ненавидел предателей, и сам их немало уничтожил своими руками, но вы не просто предатель. Вы – святой. Монсеньор тихонько, с хрипотцой рассмеялся. - В какой-то степени – да. Хотя моя святость связана более с землей, чем с небом. А насчет предательства, принц… Вы никогда не задумывались над тем, что каждый из нас хотя бы раз в жизни бывает предателем. Рано или поздно каждый человек встает перед выбором, и тогда ему непременно приходится предавать кого-то или что-то – убеждения, веру, мысли, друзей, родителей, себя или любимого человека. Предательство - неизменная обратная сторона нашего главного человеческого права – права выбора. Герцог сильно побледнел и отвел глаза. - Да, - медленно протянул он. – Не так давно я тоже стоял перед выбором. Я ведь мог обладать вами – тогда, в подвалах инквизиции. Никто мне этого не запрещал. - Я знаю, - усмехнулся мой друг. – Ванда думала таким образом отомстить мне, унизив меня, и даже не поняла, что этой своей местью она попросту плюнула в собственную душу. - У меня было право выбора, - глядя в глаза монсеньору, тихо повторил принц. – И я предал себя. Себя ради вас. Я предал свои желания, свою мечту о вас для того, чтобы не выглядеть в ваших глазах подлецом. - А теперь что же – раскаиваетесь в этом? – прищурился граф. - Не смейтесь! – герцог схватил его за плечи, но тут же, словно испугавшись своей смелости, отстранился. – Если вы раскаетесь и забудете свою клятву, данную на коронации, если вы не станете противиться воле Всемогущих и станете тем, кем должны были стать по решению Создателей, вы останетесь живы. Вы нужны им, они дорожат вами, как лучшим своим творением. По лицу графа, словно темное облачко по белоснежному полю, пробежала тень. - Вы пришли, чтобы уговаривать меня, принц? – мрачно обронил он. – Вопрос закрыт. - Нет, не говорите ничего! Пожалуйста, помолчите. У меня есть шанс спасти вас. Пусть не большой, но все-таки шанс. И я им воспользуюсь. Если вы сами не желаете себя спасать, то об этом должен позаботиться кто-то другой, например, человек, который… - Который? – глядя в сторону, тихо протянул граф. - Который вас любит, - медленно, словно глотая алмаз, прошептал принц. - Если вы меня любите, - великий магистр опустил глаза так, что тень от ресниц почти до половины закрыла бледный хрусталь его лица, - если вы меня любите, бросайте все и – прямо сейчас поедемте в мой замок. Я сделаю вас главнокомандующим вместо д*Обиньи, и вы завтра вместо того, чтобы возглавить крестовый поход против меня, будете сражаться на моей стороне. Ну как – идет?.. Герцог несколько раз яростно ударил кулаком в землю. - Ну, что вам далось это сражение, граф!.. Ну что вы вцепились в этих своих людишек, словно глупая собака в кость!.. Вы, Прекрасный, Неповторимый и Совершенный, чье одно только имя вызывает сладкие грезы у женщин и заставляет отчаянно биться сердца мужчин?! Вы посланы в этот мир не для войны, а для Созидания и Реконструкции. Вы здесь для того, чтобы показать людям путь к Совершенству и Наслаждению. - Какому Совершенству, принц? – глаза графа жестко блеснули, а в голосе послышался металл. – Совершенству какого мира? Во время путешествия по внешним мирам я был в долине эвенков – это такой народ с планеты созвездия Лебедя. Эти люди создали города и цивилизации, равных которым нет, и не было во Вселенной!.. Их религия проста, даже в какой-то степени примитивна – они поклоняются своему Солнцу, как источнику жизни, и по традиции каждое утро с первым лучом Солнца верховный жрец перерезает горло 10-ти новорожденным младенцам. Так они воздают дань Солнцу за жизни, им подаренные. И они, между прочим, искренне и от души считают свою религию совершенной! Он тихо и горько рассмеялся. Герцог едва заметно вздрогнул. - Я понимаю. Я слишком мало знаю по сравнению с вами, ангелами. Есть вещи, которых я не понимаю, но сир, Единственный, Прекрасный и Любимый… Да-да, не смейтесь. Я знаю, что вы мне не верите, но, если измерять любовь в желании или нежелании пойти ради того, кого любишь, на все, даже на бесчестие, позор и преступление, то… - Это не любовь, ваше высочество, - резко бросил граф. – Это одержимость. То же самое можно сказать о бесноватых – они идут на все, послушные своим демонам. Любовь и преступление не совместимы. Пусть даже неразделенная любовь. - Ой ли, сир! – усмехнулся принц. – Вам ли, Прекрасному и Совершенному, рассуждать о неразделенной любви. Оставьте это нам, простым смертным – тем, кого вы сразили и кого уже невозможно исцелить. Он сделал паузу и вдруг, быстро и хитро взглянув на графа, негромко проговорил: - Обещайте, что не станете читать мои мысли, и я вам кое в чем признаюсь. Я знаю, вы не обманете – вы так же нереально честны, насколько нереально прекрасны. Великий магистр едва заметно кивнул и с интересом посмотрел на молодого человека. А тот, не спеша, приблизил губы к самому уху моего друга и чуть слышно прошептал: - Я спасу вас, сир. Обещаю и клянусь этим миром, которым вы так дорожите, и вашей жизнью, на которую вам наплевать. Я не дам вам погубить себя. Как я это сделаю – мое дело. Этот грех я возьму на себя. - И вы не побоитесь моей мести? И вы не испугаетесь моей ненависти? – сильно побледнев, прошептал граф Монсегюр. Герцог тихонько рассмеялся, от чего черные змейки волос на виске его собеседника слегка зашевелились и заиграли на солнце, словно от дуновения ветра. - Вы не умеете ненавидеть, мой ангел. Вы не умеете мстить. Вы слишком совершенны для этого. Видите, ваше совершенство оказалось ловушкой не только для окружающих, но и для вас самого. Вы все-таки прочитали мои мысли? - Нет. Просто догадался. Догадываюсь и о том, что уговаривать, упрашивать, угрожать вам и умолять вас бесполезно. Вы приняли решение. - Бесполезно, - глядя в глаза магистру, подтвердил принц. – Я знаю, вам будет безумно больно, что ваше сердце будет навеки разбито, но… На свете нет ничего, чего нельзя было бы исправить. Ничего, кроме вашей смерти. - Вы опоздали, мой принц, - на губах графа промелькнула мечтательная улыбка. – Я отказался от бессмертия. - Нет!! – крик его высочества улетел к небу и, вернувшись, словно камнем ударил его по губам; мгновение – и лицо его как будто запорошило инеем. – Нет, вы не могли этого сделать. - Уже сделал, - холодно усмехнулся граф. Принц закрыл лицо дрожащими руками. - Вот и вы себя предали, сир – себя и свое бессмертие. Ради чего?.. Ради всей этой иллюзии, именуемой земным миром?.. Или же – ради игры в красивую любовь с вашим юным Зигфридом?.. - Скажем так: ради того, чтобы это небо как можно дольше из голубого не превратилось в алое. Впрочем, вам этого все равно не понять, Андре. - Что?!! Задрожав всем телом, его высочество бережно, почти не дыша, взял руки графа и, сложив их ладонь к ладони, как на молитве, накрыл их своими руками. - Что вы сказали, повторите! Вы назвали меня по имени? - Да, - улыбнулся монсеньор, глядя куда-то мимо принца в небо. Я назвал вас по имени. И я разрешаю вам называть по имени меня. Зовите меня Александром. - Но…но, боже мой!.. Смуглое лицо герцога Лотарингского сделалось бледнее горных вершин, а в глазах мелькнуло отчаяние. - Я слыхал, что в Японии самураи разрешали своему противнику называть себя по имени только в одном единственном случае – если они собирались этого самого противника убить. Или же – сами рассчитывали быть убитыми. Это значит, что… - Да ничего это не значит! – в голосе монсеньора зазвенело неподдельное злое отчаяние. - Ну, почему, почему все благие намерения в этом мире заканчиваются полным дерьмом?! Грубое слово из его прекрасных уст резануло, как стекло. Герцог отшатнулся, но не выпустил его рук. - Не нужно так убиваться, Александр. Когда-нибудь вы поймете и скажете мне «спасибо». Смех великого магистра остро отточенными алмазами разлетелся, рассыпался по траве. - Грудь кинжалу сказала «спасибо», Грудь кинжал когда-то любила. Кошка хвост откусила рыбе – Кошка рыбу считала красивой, - странное четверостишие почти бесшумно слетело с его губ. - Что это значит? – насторожился герцог. - Так, просто. Люблю японскую поэзию. - А я – нет. Она слишком жестокая. - С каких это пор принц Андре сделался противником жестокости?- рассмеялся мой друг. – А, впрочем… Скажите, мой дорогой Андре, а, если бы я вдруг дал вам то, о чем вы столько лет мечтали, изменили бы вы свое решение? Если бы я вам сказал: «Я дам вам познать всю горечь и всю сладость моих поцелуев. Я буду любить вас – самозабвенно, горячо, непритворно, неистово, здесь, сейчас, сегодня, на этой поляне. А завтра… Завтра вы заберете свои войска и уйдете отсюда навсегда, оставив меня один на один с моим выбором и моим решением». Что бы вы мне ответили? Синие глаза герцога вспыхнули – мгновенно и ярко, будто бы в них зажглось по факелу. Он попытался что-то сказать, но только судорожно сглотнул и схватился за горло – видимо, от волнения у него перехватило дыхание. Я хотел было запротестовать (игра явно затягивалась и, чего уж греха таить, давно вышла из-под моего контроля), я даже привстал со своего места, но граф взглянул мне в глаза, и я обмяк. Это был не взгляд, это был приказ. С пустой головой и звоном в ушах я автоматически сел на место. - Вы пытаетесь соблазнить меня, сир? – облизнув вмиг пересохшие губы, хрипло спросил его высочество. - Нет, - глаза графа были непроницаемы, а голос – ровным и спокойным, словно речь шла об игре в шахматы. – Если я включу свои чары инкуба, никто не сможет сказать мне «нет», в том числе и вы. Но я желаю играть по-честному, а потому открыто спрашиваю вас: согласны ли вы на мое предложение сейчас и немедленно? Лицо принца из бледного сделалось багровым, а через мгновение опять бледным, как бумага. На какую-то долю секунды мне его сделалось жаль – такая жестокая в нем шла борьба! Он вдруг вскочил с места и, наклонившись над ручьем, несколько раз отчаянно и резко сунул голову в воду. Прошло, наверное, несколько минут прежде, чем он заговорил – очень тихо, но довольно спокойно, с теми спокойствием и обреченностью, которые свойственны неизлечимо больным, счет жизни которых идет не на месяцы, а на дни: - Я очень ценю ваше предложение, Александр – я знаю, чего оно вам стоило, и сколько сил вы потратили для того, чтобы заставить себя его сделать. В свою очередь вы представляете (а, впрочем, вы, наверное, никогда не сможете себе представить!), каких сил мне стоит от вашего предложения отказаться. Я знаю, что каждую минуту из оставшихся мне прожить в этой жизни, я буду безумно сожалеть о своем отказе, и, тем не менее, я вынужден отказаться. И, если вы и вправду так же благородны, как прекрасны, вы не станете сейчас использовать свои чары для того, чтобы меня сломать. - Не стану, - тихо сказал граф. Он посмотрел на облако, так похожее на уплывающий за горизонт чудесный парусник. - Никто не видит до конца всех возможных вариантов своего пути, Андре. И мы никогда не узнаем - так ли уж действительно было ценно то, от чего нам в свое время пришлось отказаться, как не узнаем и того, насколько ценно было то, во имя чего мы от него отказались. Он сделал паузу и, слегка смежив веки, быстро взглянул на герцога. - Для меня вы – один из таких вариантов, Андре. Принц негромко и горько рассмеялся.