Текст книги "Ангелы бездны (СИ)"

Автор книги: tatateo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 51 страниц)

Эти чувства не были похожи на наши: тоска и нега чужого дыхания, ледяной пульс и обжигающий холод чужих страстей заставляли мое собственное сердце лететь, словно выпущенная из арбалета стрела, нестись вскачь по Млечному Пути вдогонку за эхом внеземной любви. И, уловив, наконец, слабый отголосок этого эха, просыпаться по утрам в холодном поту, но со сладкой истомой в сердце и с отравленной улыбкой на губах. Я не искал выхода, я знал, что его не было – я просто шел за эхом. Таким вот образом, бродя как-то вечером по городу преследуемый головокружительным запахом сирени, я заглянул в библиотеку университета. Там было темно, тихо и пусто – все студенты и профессора, как добрые христиане, давным-давно окончили свои дела и теперь мирно кутили в кабачках славного Монса. Я принялся лениво рыться в книгах, я не знал, что именно и зачем я хотел найти. Мои руки двигались сами собою, а голова тупо отмечала абзацы, страницы и фразы из совершенно не нужных мне богословия, латинской грамматики, арифметики и истории путешествий аббата Моруа. - Добрый вечер, молодой человек. Могу я вам чем-нибудь помочь? – раздался над самым ухом тихий, необыкновенно приятный и словно бы немного извиняющийся голос. Я поднял голову. Это смотритель библиотеки г-н Гастон Леру окликнул меня. Точнее было бы сказать – профессор Леру, но его уже давным-давно лишили профессорского звания за ересь и понизили в должности из преподавателей до библиотечного смотрителя. Ходили слухи, что лет 10-ть назад его едва не приговорили к аутодафе, но в последний момент г-да инквизиторы проявили христианскую жалость и г-н Леру отделался ста ударами розог и епитимией. Выжил он чудом, но после этого несколько лет не мог не сидеть, не лежать на спине – болели шрамы. Студенты старались поменьше с ним общаться и шарахались от него, как от зачумленного; профессора обходили его стороной, но мне… Мне было, в общем то, все равно – особенно теперь. Что мне какая-то инквизиция, когда я каждую ночь заживо сгорал на костре внеземной страсти? -Да, - отозвался я, с грохотом закрывая очередной пыльный том. – Я хочу найти…я хочу узнать, что означает слово «инкуб». Казалось, что бывший профессор нисколько не удивился. - Садитесь сюда, юноша. Видите толстую книгу на самом верху? – он протер маленькие круглые очки и потянулся за большой черной книгой над моей головой. – «История ведьм и демонов», выпущенная 15-ть лет назад с одобрения святой церкви и нашей добрейшей инквизиции. Он перелистнул несколько страниц и раскрыл передо мной книгу почти посередине. - «Инкуб» или «демон страсти», а попросту – «искуситель», - не-громко и неторопливо стал читать он, с ходу переводя латинские слова. – Так называемый мужской вариант Лилит, первой жены Адама, впавшей в грех сладострастия и сделавшейся позднее символом коварной соблазнительницы. А слово «инкуб» пришло к нам от мавров – в их религии оно значится, как демон соблазна и искушения, как для мужчин, так и для женщин. Я взглянул на старинную черно-белую иллюстрацию: на ней обнаженный красавец с демоническим взглядом, полумужчина-полузмея, оплетал своим извивающимся серебристым хвостом сомлевшую в его объятиях восточную принцессу. Я встряхнул головой: картинка показалась мне пошлой и донельзя дурацкой. Ну, разве для того, чтобы соблазнять, необходимо щеголять в чем мать родила, иметь двухметровый хвост (или там – рога, копыта, крылья, как у летучей мыши) и сверкать глазами, словно недоспавший филин? Глупо!.. Ведь Он даже ни разу не прикоснулся ко мне: только однажды шелковая прядь его волос замерла в миллиметре от моей щеки, да его меч слегка оцарапал мне грудь; царапина зудела, жгла и болела – особенно по ночам, и я расчесывал ее до крови. - Вы были там? – с неожиданностью ударившего в спину камня спросил вдруг мой странный собеседник. Я растерялся. А, может быть, он спрашивает вовсе не об этом? Конечно, нет – просто все мои мысли сейчас об Монсегюре, вот мне и кажется, что… - Что вы имеете в виду? – поспешил уточнить я. - Замок Шелдон де Монсегюр на берегу Моны, или же просто - замок ордена тамплиеров, как его обычно называют. Сказать, что я удивился, это ничего не сказать. - Откуда вы знаете? Леру снова потер свои очки. И странно покосился на книгу в моих руках. - Догадался по вашему вопросу. Скажу даже больше: вы видели хозяина замка. Он сделал паузу и понимающе кивнул на рисунок: - Что – не похож? - Не похож, - сказал я, захлопывая книгу. – Но… Неужели это так заметно? - Для дураков – нет. Для дураков вы – просто смазливый мальчишка, который недели две назад (я не ошибаюсь?) пережил некое странное приключение и теперь ходит сам не свой с потухшими глазами и разбитым сердцем. А для более-менее посвященных… Да у вас же на лбу его печать! От неожиданности я даже потрогал лоб, но там ничего не было. Бывший профессор рассмеялся звонко и заразительно. - Ну не в буквальном же смысле! Просто всех вас очень хорошо видно с первого взгляда. - Всех нас?.. - Ну да – тех, кого он отравил своей красотой, и кто теперь места себе не находит, ища свое сердце, оставленное за рекой. У меня вспыхнули щеки. За две недели я впервые почувствовал, что ко мне возвращается, если не интерес к жизни, то какое-то его подобие. - А вы сами? Откуда вы знаете о нем, профессор? Он грустно улыбнулся. - Вы назвали меня профессором? Что ж, спасибо. Честно говоря, я уже давным-давно забыл, что был им когда-то. Теперь я просто библиотекарь. А о тамплиерах вообще-то известно всем – от папы до попрошаек. Просто вы… Как бы это сказать?.. Милый домашний мальчик, которого ваши родители и преподаватели всеми силами пытались оградить от «тлетворного влияния реальности». Вот вы и выросли тепличным цветком, между тем, как реальность никуда не исчезла и в скором времени сама дала о себе знать. Ну, да это не важно. О тамплиерах знают все, разница только в том, что именно они знают. В основном, все, что рассказывают о них – сказки, слухи и детские страшилки, распускаемые папскими прихлебателями да проповеди отцов-инквизиторов, в которых искать истину может только сумасшедший. Орден тамплиеров был основан более трех веков назад – орден рыцарей-монахов, мистиков и воителей. Они никогда не отрицали, что владеют некоей страшной тайной, способной перевернуть мир и снести с лица земли страны и народы. Что это за тайна, никто не знал, а потому тамплиеров боялись – и короли, и церковь. Однако орден был слишком могущественным, слишком богатые и влиятельные люди состояли в нем, что б его можно было просто взять и уничтожить. А потому тамплиеров скрепя сердце терпели – и король Эдуард, и король Генрих, и вот теперь – король Филипп. Рыцари никогда не посвящали в свою тайну посторонних и никого из чужаков не пускали в свой замок. - И что же это за тайна? Неужели о ней так никто и не догадался? – с замиранием сердца спросил я. - О ней стали догадываться без малого 25 лет назад, когда одна из монашек, живших при замке, родила ребенка, рядом с которым младенец Иисус выглядел просто заморышем. Мальчика воспитывали священники ордена, и через 20 лет он стал называться великим магистром и господином и сделался полновластным хозяином Монсегюра. - Но, боже мой, кто же он на самом деле? – щеки у меня пылали, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Леру задумчиво потер свой смуглый безволосый подбородок. - Я знаю совсем немного, юноша. Ровно столько, сколько положено знать обычному, пусть даже очень умному и посвященному во многие вопросы, но – человеку! Его зовут Александр Шелдон де Монсегюр. Ему 25 лет. Мать его – графиня, с юных лет насильно постриженная в монашки, отец… Кто его отец не знает никто, кроме, конечно самих тамплиеров. Об этом можно только догадываться. Как можно догадываться и о том, что все это – ложь от начала и до конца, и не было у него никакой матери, и не родился он вовсе в замке и вообще не родился здесь, у нас, на Земле, а… Но это лишь предположения и догадки. - Он – не человек? - На этот вопрос еще труднее ответить. Разве можно назвать чело-веком того, кому, как котенок лижет руку огонь, кого безболезненно стискивает в своих объятиях молния, кто не чувствует ни холода, ни боли, ни земного притяжения?.. И – кто помимо таинственных, не доступных людям способностей и знаний, обладает главным своим оружием – ослепительной, неведомо кем и для чего занесенной на землю красотой, которая любого бьет без промаха и в самое сердце? Говорят, что в безлунную ночь он может заставить звезды звенеть так же легко, как пономарь может заставить петь колокола в часовне. Одним только взглядом он вызывает и гасит пламя, останавливает ураган и разрушает камни. Часть этих слухов, конечно, сказки, но… Но почему, скажите на милость, тамплиеры всегда выходят победителями из любого боя, даже, если их – горстка, а противник их – легион? Почему их открыто не трогают ни король, ни фанатики, ни инквизиция?.. Да все они просто-напросто смертельно боятся Его. Восхищаются, ненавидят и боятся. - Неужели настолько боятся? - Послушайте меня, мой друг. Десять лет назад Александр Монсегюр не был еще великим магистром, был мальчиком-подростком где-то на пару лет моложе вас. Вот тогда-то в силу каких-то обстоятельств он и еще 10-ть рыцарей угодили в лапы к инквизиции. Каким образом? Не знаю, я не всеведущ. Обвинения были стандартными – в колдовстве, в распутстве, в связях с сатаной. Дело вел великий кардинал Андре Афраний, вторая рука и доверенное лицо папы. Однако, не прошло и трех дней, как обвиняемых отпустили. -Что?! – не поверил я своим ушам. - Да-да. Ни один волос не упал с их головы, а г-да инквизиторы вместо эпитимии поставили лишь одно условие – немедленно покинуть Рим и вернуться во Францию. - Но почему?.. Леру рассмеялся – негромко и ужасно заразительно. - Во-первых, ни один из палачей даже под страхом самых страшных мук и наказаний не взялся пытать и допрашивать юного пленника. Ведь это было все равно, что своими же руками разрушить Храм Тела Господня или осквернить икону Божьей Матери. Во-вторых, в самом Риме начались волнения. По городу поползли неизвестно откуда взявшиеся слухи о втором пришествии и повторном распятии – люди были наэлектризованы до такой степени, что малейшей искры хватило бы для мятежа. А тут – юный граф с лицом непорочного антихриста. Это уже не искра, а целый вулкан. Ну, а в-третьих… Взгляд Леру сделался откровенно лукавым, и мне показалось, что он даже заговорщически мне подмигнул: - …В третьих: великий инквизитор Афраний после того, как поговорил с юношей, едва не забил себя до смерти плетью. Знаете, специальные такие плети для умервщления плоти с острыми медными бляшками на концах?.. Слуги говорили: кровь лилась рекой, а он все махал и махал плетью, словно сам дьявол в него вселился. Лекарь утверждал, что еще совсем немного, и душа великого инквизитора улетела бы… В общем, не знаю, куда, но улетела бы. Вот после этого-то случая пленников и отправили восвояси. - Инквизиторы не посмели его убить? - Выходит, не посмели, о чем впоследствии пожалели не один раз. Мальчишка вырос и стал мужчиной, а вместе с ним возросли и его чары, и красота его сделалась совершенной. Да, если бы он пожелал, его уже давным-давно объявили бы богом, или императором, или и тем и другим одновременно – Буддой и Цезарем в одном лице. Однако у тамплиеров на этот счет какие-то свои планы – я подозреваю, что они каким-то образом хотят переделать мир. Естественно, что ни королей, ни священников это не устраивает. Поэтому Монс и его окрестности просто-таки напичканы папскими шпионами… А сколько раз графа Монсегюр пытались убить – он, наверное, и сам давным-давно потерял счет. - Он настолько неуязвим? - Без понятия. Все зависит от того, кто он в большей степени - человек или ангел. Я слышал, что он виртуозно владеет техникой боя, основанной на знаниях о траекториях движения человеческого тела и оружия, которую он перенял у воинов-монахов, путешествуя в юности по Тибету. - Я уже успел это заметить, - улыбнулся я. – Значит, он никому не подчиняется? - Насколько я знаю, нет. Он сам себе хозяин и г-н. А, если и подчиняется кому-то, то сей объект, будьте уверены, находится так же далеко от Земли, как ваша щека от его поцелуя. - Вы и об этом знаете? – вспыхнул я; мне не было стыдно, нет, на-против – я был безумно рад поговорить с человеком, который с первого же взгляда понял, что за яд разлит в моей крови, и что искать противоядия нет никакого смысла. В круглых стеклах очков Леру мелькнули теплые золотистые искорки, так, словно он наклонился над камином. - Вы – живы, а это значит, что он вас не целовал. Хотя вы его об этом и просили. Ведь так? - Так, - признался я. – Но он отказался. - Вы – не первый, - усмехнулся Леру. – Его все об этом просят - каждый, кто его видит. Однако он… Для инкуба он, однако, себя ведет уж слишком странно. Насколько мне известно – он никого не соблазняет специально, даже напротив – старается поменьше мозолить людям глаза своими чарами. Почти безвылазно он сидит в Монсегюре, а, если куда-то и выезжает, то только ночью или поздним вечером. Но к нему приходят сами – и короли, и рыцари, и сеньоры. Одно время ходили слухи, будто наш добрый король Филипп (мой собеседник понизил голос и с озорной, почти мальчишеской улыбкой зашептал мне на ухо), наш король Филипп сунулся однажды к нему с предложением, от которого обычно не принято отказываться, когда его делают короли. И знаете, что ответил ему Александр де Монсегюр?.. «Мне это не интересно», - вот так вот, ни больше, ни меньше. После этого-то король и возненавидел его по-настоящему и теперь ищет любой предлог, любую возможность для того, чтобы его уничтожить. Вон, даже с папой снюхался!.. Так что наш инкуб очень и очень переборчив. У меня ощущение, будто он чего-то ожидает – может, знака какого-нибудь – для того, чтобы начать действовать. Единственный человек, который имеет на графа какое-то влияние, это аббат Дрие, который его в общем то и воспитал. Уж не знаю, что за человек этот Дрие, но говорят, что жесткий, как сталь, фанатик, каких мало, и в беспощадности своей не уступает добрейшим отцам-инквизиторам. Однако юный магистр на все имеет собственную точку зрения, и никто еще не обвинил его в излишней жестокости. Вот в бессердечности – это да. Он ведет жизнь затворника и монаха, ни женщинами, ни мужчинами не интересуется, и на данный момент у него только две подруги – собака и лютня. Правда, есть еще женщина… - Женщина? – оживился я. Леру тихонько рассмеялся и похлопал меня по плечу. - Это совсем не то, что вы думаете, юноша. Женщина эта, как минимум вдвое его старше и страшна, как смертный грех. Что их связывает, я понятия не имею, однако ее часто видят въезжающей в замок, хотя всем известно, что женщин в свой замок тамплиеры не пускают в принципе. У них даже на кухне орудуют исключительно мужчины – по большей части, нанятые в городе или же в окрестных деревнях подростки, которые за хорошую плату, а еще более, из страха, упорно держат язык за зубами. Но для этой женщины делается исключение. Я не знаю ее имени – вернее, слышал когда-то, но забыл, уж очень оно заковыристое, то ли хорватское, то ли болгарское – Ванга, Ванда, Вонга… не помню. Рыцари называют ее не иначе, как «дама в зеленом». Вот, пожалуй, и все, что я знаю, милый юноша. Он умолк, а я даже этого не заметил, все думал и думал о своем. Я вспоминал, заново вспоминал, оценивал и анализировал каждое ЕГО движение и слово. Вот даже, значит, как: ОН – тайна Монсегюра, способная перевернуть мир, снести границы государств, изменить религию и свергнуть монархов. Теперь я вспомнил: я уже слышал что-то о Чаше Грааля и Копье Судьбы, которые, по слухам, хранятся в Монсегюре. Значит, ОН и есть это самое Копье. К ЕГО ногам падают короли и воины. Боже, каким ничтожеством я, должно быть, ему показался, когда две недели назад, перемазанный вишнями, барахтался в кустах, уворачиваясь от его собаки!.. - Должно быть, вы ему чем-то понравились, молодой человек, - неожиданно нарушил молчание мой собеседник. Я с недоверием покосился на него. - Почему вы так решили? - Вы живы. Не сошли с ума, не уморили себя голодом, не деградировали морально и не озлобились. А, главное – не разучились мыслить, мечтать и анализировать. Это значит, что ОН в последний момент каким-то образом смягчил действие своих чар. Сами подумайте – стал ли бы он делать это, если бы остался к вам совершенно равнодушен. - Да, - задумался я. – Два моих приятеля, те, что были со мной в его саду, через три дня покончили с собой.