сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 51 страниц)
Граф Монсегюр поднял правую руку и перевернул ее ладонью вверх. От неожиданности я тихо вскрикнул. Его прекрасная ладонь сразу в нескольких местах была буквально вспорота лезвием меча.
- Ах, да! – он усмехнулся, с едва заметным изумлением глядя на ладонь, как ребенок, впервые увидевший отраженную в море луну. – По привычке схватился руками за острие меча и даже не заметил. А теперь…
- Что – теперь? – забыв о собственной ране, я с беспокойством схватил его руку, как собака, которая принюхивается и приглядывается к своим кутятам, боясь, что их вот-вот унесут из-под ее носа и утопят.
Он несколько раз сжал и разжал руку, осторожно пошевелил пальцами. На мгновение его взгляд сделался отрешенным и слегка мечтательным.
- Я чувствую, - сказал он, улыбаясь тепло и умиротворенно, словно лежа на солнечной лужайке в траве среди маков. – Я чувствую боль.
- Тоже мне еще нашли радость! – возмутился я. – Немедленно уберите это со своей ладони, иначе я никуда не пойду, с места не двинусь. Вот прямо тут на лугу лягу и истеку кровью.
- Хорошо, - покорно согласился великий магистр. – Это не займет много времени.
Он поднес окровавленную ладонь к своим губам и, тихонько шепнув что-то вроде «ридо радо», подул на рану.
Результат не заставил себя ждать долго: прямо у меня на глазах рана стала бледнеть, тускнеть и через мгновение полностью растворилась в лунном свечении его кожи, шелковистая белизна которой давно сделалась притчей во языцех у всех обитателей замка.
- Ну что, вы довольны? – улыбнулся он. – А теперь ваша очередь.
И он потянулся к моей ране.
- А, может, лучше пойдем в шатер?
Словно опомнившись, он торопливо огляделся – мы по-прежнему стояли на поле боя между трупов, раненых и умирающих.
- Да-да, конечно. Виктор, когда закончите, зайдите ко мне! - крикнул он капитану, который энергично командовал транспортировкой раненых в лагерь.
Оставшиеся в живых бойцы приветствовали нас радостными криками и отсалютовали великому магистру окровавленными мечами.
Очутившись в шатре, граф в мгновение ока сорвал с меня плащ и камзол и, буквально разорвав на мне рубашку, принялся торопливо и аккуратно, едва касаясь кончиками своих лучей-пальцев моей рассеченной кожи, исследовать мое плечо.
- Рана не опасная, но вы потеряли много крови, - сказал он. – Вам необходимо отдохнуть и выспаться.
- Ага, сейчас! – возмущенно фыркнул я - эти его слова совершенно не совпадали с моими планами на эту ночь.
- Помолчите, Горуа. Вы мне мешаете.
Он наклонился. Секунда – и сиреневый ветерок его шепота скользнул по моей коже. Кровь перестала идти, боль утихла, кожа разгладилась, рана исчезла.
- Черт возьми, - только и сумел выговорить я.
- Теперь ложитесь и отдыхайте.
Он встал и, даже не умывшись и не сняв с себя пропитанную кровью одежду, пошел к выходу.
- Куда это вы? – обомлел я.
- К раненым. Помогу Домиану и женщинам.
- Да они и без вас справятся. На то они и маги.
- Земные маги, mon chere. Хоть и сильные. Их энергия имеет начало и имеет конец.
- А ваша?
Он пожал плечами.
- Наверное, тоже. А, может, и нет. Имеет ли начало и конец Вселенная? А вечность?.. А любовь? Без меня им не справиться, Горуа - раненых слишком много, а некоторые в таком состоянии, что воскресить их способно только чудо (он задумчиво посмотрел на сияющую белизну своих рук). Эти люди поверили мне, и пошли за мной, Горуа, и я не могу оставить их умирать. Отдыхайте. Думаю, что к вечеру я вернусь.
Не оглядываясь, он быстро вышел прочь. Я хотел было пойти за ним, даже приподнялся, но… Тело мое было таким тяжелым, а постель такой мягкой. Я и вправду устал за этот день, а потому мне нужно было набраться сил, чтобы завтра идти в бой и, если нужно будет, с достоинством умереть.
Я послушно смежил веки и тут же провалился в сон.
…Меня разбудил плеск воды. Я открыл глаза, не понимая, что со мной, где я нахожусь и сколько времени.
Был вечер, солнце отбрасывало розовые тени сквозь ткань шатра на обнаженное тело монсеньора, который, стоя ко мне спиной, лил на себя воду из серебряного таза. Он вернулся и наконец-то нашел время смыть с себя кровь после боя.
Я смотрел на него долго и жадно, во все глаза, не дыша и не мигая – я словно впитывал в себя волшебное сияние его сказочной красоты, неторопливо-стремительную мелодию его движений, мокрый шорох его волос вместе со звоном воды о металл. Сквозь лунное свечение его кожи отчетливо проступал стальной рельеф мышц, каждая из которых звенела, словно натянутая струна, и каждая из которых способна была выдержать натиск целой армии.
- Подайте мне полотенце, - не оборачиваясь, тихо бросил он.
- Откуда вы знаете, что я не сплю?
Он тихонько хмыкнул и, я почувствовал, улыбнулся.
- Если бы на мне была одежда, я бы сказал, что ваши глаза меня раздевают, но, поскольку одежды нет, я скажу иначе: ваши глаза проникают в кровь и под кожу. Я жду полотенце.
На негнущихся ногах я подошел к нему и протянул то, что он просил. Более всего на свете я жаждал сейчас прикоснуться к нему, но он, легко и быстро увернувшись, обмотал бедра полотенцем и только тогда повернулся ко мне.
- Отдохнули, Горуа? Как вы себя чувствуете?
- Спал, как младенец, - улыбнулся я.
- Достаньте мне чистую одежду из сундука, - он присел на кушетку и налил себе полный бокал красного вина. – Хотите? – он кивнул на второй бокал.
- Не откажусь. Как раненые?
Рука великого магистра дрогнула, и вино плеснуло на колени – словно алая роза увяла и осыпалась в его руках. Только тут, внимательно вглядевшись в его лицо, я заметил залегшие у его висков и вокруг глаз темные тени.
- Что-то случилось? – встревожился я. – О чем вы думаете?
Он нахмурился и медленно закрыл лицо руками.
- Сотни раненых, mon chere. Сотни истерзанных, истекающих кровью людей. Я помог им, я поставил их на ноги. Я спас их сегодня для того, чтобы завтра убить.
- В смысле? – не понял я.
Он посмотрел на меня, тени под его удивительными глазами сделались еще темнее, словно черные раковины с черными жемчужинами на дне.
- Они все погибнут, mon chere. Следующий бой станет для них последним.
Я опустился на пол у его ног и крепко обхватил руками его колени.
- Тогда какой смысл было тратить силы и спасать их? – невольно сорвалось с моих губ.
Граф Монсегюр слегка вздрогнул, складочка между его бровями сделалась глубже.
- Смысл есть во всем, Горуа – как в таинственном скольжении планет по небосклону, так и в стремительном полете бабочки-однодневки, как в рождественских песнопениях под сводами храма, так и в пении стрижа или птички-полевки. Нужно только этот смысл оценить и почувствовать.
- Вы устали? – я ласково коснулся черноты под его глазами.
Он мрачно усмехнулся.
- Нет. Какая усталость может быть у ангела? А вот маги наши буквально валятся с ног – Мадлен лишилась чувств, Зингарелла едва добралась до постели. Домиан пытался шутить, но я хорошо видел, как дрожат у него руки (великий магистр на мгновение умолк и закрыл глаза). Войны – это ужасно и отвратительно, mon chere. Это неизлечимая болезнь, которой больно и вечно будет болеть человечество.
- А в будущем? – осторожно поинтересовался я. – Может быть, в будущем войны будут цивилизованнее и менее кровопролитны?
Смех моего друга горькой каплей яда растекся в розовом вечернем воздухе.
- Не надейтесь, mon chere. Чем выше человечество будет подниматься в своем развитии, тем ужаснее и кровопролитнее будут войны. Людям мало будет убивать друг друга просто руками, они изобретут столь совершенные орудия для убийства, что… Все самые мало-мальски ценные открытия в науке они ухитряться пустить для создания орудий и способов убийства себе подобных.
Он встряхнул мокрыми волосами и снова рассмеялся.
- Я вот сейчас думаю: а прав ли я, сопротивляясь воле Всемогущих? Может быть, мир, который они хотят создать на этой Земле и вправду будет лучше – мир без войны и насилия?
- Но, - я взял его лицо в свои руки и робко посмотрел в грустные звезды его глаз, - но тогда… А как же Шекспир? Ведь его тоже не будет.
- Да, именно Шекспир, - великий магистр задумчиво погрузил пальцы в мои волосы. – И Леонардо, и Петрарка… И полеты в космос, и тоннель под Ла-Маншем, и раскосые чертики в глазах Вивьен Ли… Наверное, это стоит Хиросимы. А, если даже и не стоит, то все равно, это – НАШЕ. Даже Хиросима, Даже Чернобыль. Что ж, нам с этим жить и бороться, бороться и жить – такова наша судьба, судьба человечества.
Он ласково уперся лбом в мой лоб, и его волосы шелковыми волнами скользнули мне на плечи. Воспользовавшись моментом, я осторожно потянул край полотенца, прикрывающего его бедра. Однако он моментально перехватил мою руку.
- Не здесь, mon chere. Не здесь и не сейчас. Мы на виду – кто угодно может войти сюда, а что видел один – о том знает тысяча. Не нужно лишний раз тревожить воображение моих солдат, они и так мечтают обо мне, как о манне небесной. Знаете, что они пели вчера под мандолину неподалеку от моего шатра? Так, чтобы я наверняка услышал?.. Что-то вроде:
Граф прекрасный Монсегюр,
Вы опасней, чем Амур.
Только слово, только взгляд –
В сердце стрелы полетят.
- А что? – рассмеялся я. – Очень даже неплохо. Грубовато, но откровенно. А, главное, в точку.
Сзади раздалось звяканье оружия, и штора, закрывающая двери шатра, резко взметнулась вверх.
- Разрешите, монсеньор? – в дверной проем просунулась озабоченная физиономия д*Обиньи. – Ох, ради бога, простите!..
Увидев почти обнаженного графа, он обомлел и, по всей видимости, лишился дара речи. Его бледное лицо без малейшего намека на рану или шрам (видимо, монсеньор все-таки успел постараться!) пошло багровыми пятнами, а руки потянулись к горлу, словно ему моментально и навсегда перекрыли воздух.
- Вас не учили стучаться, капитан?
Граф вскочил на ноги; секунда – и он оказался полностью одетым, я даже растерялся от такой скорости.
На капитана жалко было смотреть.
- Простите, монсеньор, - не зная, уйти ему или остаться, и вообще – куда девать глаза, он бестолково топтался на месте. – Я не знал, что вы…заняты.
- Ладно, проехали, - граф обреченно махнул рукой и почти вплотную шагнул ко мне.
- Сейчас выйдете из шатра, Горуа, и пойдете направо, прямо через лес, - коснулся моей щеки теплый ветерок его почти неуловимого шепота. – Минут через 10-15 выйдете к реке, за ней – большая поляна под ивами и дикими яблонями. Ждите меня там. Ну, так, что там у нас с лошадьми, д*Обиньи?..
И он с невозмутимым видом вновь повернулся к капитану.
Пока капитан с воодушевлением, но, по-прежнему пряча глаза, докладывал, сколько лошадей осталось и где взять новых лошадей для завтрашнего боя, я потихоньку выскользнул из шатра.
Тропинку между деревьями я нашел быстро – она начиналась прямо за лагерем. Не оглядываясь и почти не глядя по сторонам, я быстрее гончей рванул к заветной поляне. Сердце мое радостно и учащенно билось: свидание вечером в лесу неподалеку от лагеря нашего противника – это, черт возьми, и в самом деле романтично!.. В чем-чем, а в романтичности моему г-ну отказать было нельзя – он обожал обставлять нашу любовь красиво, с той изысканной простотой, которая била не в глаза, а в сердце.
Я уже повернул было к реке, когда за кустами услыхал голоса. Я насторожился и, придерживая рукой меч, нырнул за деревья.
Это были вражеские солдаты – пятеро рыцарей, по-видимому, совершали мародерский рейд по соседним деревенькам и теперь возвращались в свой лагерь.
Я не стал ввязываться в бой (все равно завтра мы встретимся на поле сражения), у меня на сегодняшний вечер были другие планы, а потому я спрятался за толстым стволом раскидистой ивы и прислушался.
Голоса слышались отчетливо и совсем близко. Ну, о чем, вернее, о ком, могли, спрашивается, рассуждать вражеские солдаты поздним вечером в лесу?.. Разумеется, о моем господине.
- А я говорю, что видел его так же близко, как тебя сейчас! – громко доказывал здоровенный детина с бритой головой и огромным воспаленным шрамом через все лицо. – Я пару раз едва увернулся от его меча.
- Скажи лучше: так на него засмотрелся, что едва увернулся от его меча! – громко заржал второй, невысокий, коренастый с внешностью азиата (все они грызли семечки и орехи и смачно сплевывали на землю кожуру). – Этот магистр и вправду дьявол какой-то!.. А уж красив, собака, даже глазам больно. Думаешь совсем не о сражении, а черт знает, о чем!..
- Говорят, что наш герцог втрескался в него по самое «не горюй!», - задумчиво заметил третий, совсем молодой парень примерно моего возраста. – Оруженосец его рассказывал: вчера, после встречи с великим магистром его высочество вернулся сам не свой – ворвался в шатер, как будто за ним черти гнались, схватил меч, бац – и отхватил себе мизинец на левой руке! Так его разобрало, беднягу…
- Ничего себе! – вся компания, как по команде на минуту перестала жевать.
- То-то я заметил сегодня – на руке у герцога черная перчатка, - внезапно посерьезнев, сказал бритый со шрамом. – Вот уже опасный дьявол этот Монсегюр – хуже, чем ведьмино зелье. Я так после боя – ну, прямо сам не свой. Что не делаю, куда не смотрю, а перед глазами – он! И голова пустая, как церковь после набега нехристей, и только одна мысль, одно желание… Прям наваждение какое-то. Я слыхал, что есть такие, чьи чары сильны, как в отношении женщин, так и в отношении мужчин. Их называют ангелами и еще как-то…Забыл.
На несколько минут все умолкли – что-то грустно-умиротворенное внезапно промелькнуло в их грубых лицах; они смотрели куда-то за деревья, в сторону нашего лагеря, смотрели с собачьей тоской, с растерянностью и слабым проблеском надежды. А – вдруг?.. На свете ведь иногда случаются чудеса.
- Ну, ничего, - подчеркнуто бодро вдруг заявил наглый рыжий молодец с веснушками на щеках. – Завтра будет бой. Ночью подойдут резервные войска, и мы этих тамплиеров порубил, как капусту вместе с их знаменитым магом. Исчезнет красавец-колдун, вместе с ним пропадут и его чары.
- Так тебе и дадут его убить! – снова похабно загоготал азиат и с аппетитом принялся за орехи. – У нашего герцога жесткий приказ – взять колдуна живьем в любом случае и при любом раскладе.
Молодой солдат растерянно заморгал.
- И что же это значит?
Остальные, переглянувшись, тоже рассмеялись, подчеркнуто громко, небрежно и грубо.
- А это значит, что не мы одни пали жертвами чар г-на магистра. Кое-кто повыше нас тоже им чрезвычайно интересуется. Ладно, двигаем в лагерь, а то влетит за долгое отсутствие. Не хотелось бы перед боем отведать розги.
Все так же переговариваясь и балагуря, они скрылись за деревьями.
Я задумчиво проводил их глазами. Вот так-так! Значит, его высочество так боялся поддаться чарам моего господина, что даже отрубил себе палец! Я невольно вспомнил себя – как я сунул руку в пылающий камин. Боль заглушает желание. Правда, только на время.
Через несколько минут я очутился у реки, над которой бесшумно и умиротворенно нависло огромное огненно оранжевое солнце.
Не долго думая, я сбросил одежду и плюхнулся в воду.
Река была прохладной и ласковой, словно жемчужное ожерелье в руках грустной Мадонны. Она смывала кровь, пот, тревогу и усталость, придавая телу ощущение какой- то непонятной, почти что первозданной чистоты.
Я лег на спину и закрыл глаза, а, когда снова их открыл, солнце уже почти что совсем скрылось за горизонтом. Оказывается, я ухитрился задремать. С беспокойством оглядываясь, я поплыл к берегу.
Он уже меня ожидал.
========== Глава 27. (Заключение и эпилог) ==========
Граф Монсегюр меня уже ожидал.
Он сидел на камне у самой воды, черном гладком камне, издали похожем на крыло какой-то гигантской птицы… Сидел в своей любимой позе, обхватив ноги руками и упершись подбородком в колени. Легкий вечерний ветер перебирал его волосы невидимыми пальцами, а заходящее солнца бросало розовые тени на лунный хрусталь его лица.
Увидев, что я наблюдаю за ним, он улыбнулся, но не сдвинулся с места.
- Прыгайте ко мне! – я подплыл к камню и протянул руку. – Вода – прелесть. Хотите, достану для вас самую большую ракушку?
- Нет, Горуа, лучше вы идите ко мне.
Он поймал мою руку и легко, одним рывком, словно соломинку, выдернул меня из воды, усадив напротив себя на камень. Вода стекала по моим волосам, по моему лицу, ногам и груди, но мне не было холодно – меня согревал его взгляд, странно нежный, бесконечно нежный. Казалось, эта самая нежность трепетала, как ласточка, на его ресницах, плавала в черной чаше его зрачков – лилась, тянулась, струилась, словно живая вода, словно вечно юная сказка о бессмертии.
- Почему вы так странно смотрите? – подвинувшись ближе к нему, тихо спросил я. – Так, словно…
- Словно? – почти беззвучно подхватили его губы.
- Ну, не знаю. Словно пытаетесь запомнить, что ли…
- Глупости! – он вздрогнул и встряхнул волосами. – Просто любуюсь вами. Вы уже совсем мужчина, Горуа. Вон даже пушок на щеках появился. Это восхитительно.
Я усмехнулся и выразительно потрогал подбородок.
- Спасибо вам. Вы меня создали. Вы сделали из меня мужчину.
- В каком смысле? – лукаво прищурился он.