Текст книги "Телешоу «Научи меня любить» (СИ)"

Автор книги: Mr Abomination

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 71 страниц)

– Твоя память больше никогда к тебе не вернётся. Нэй перестанет существовать. Афигеть облегчил, – вздохнул Анжело. – Достаточно эгоистично, – добавил он.

– Эгоистично? Ты рехнулся? – охнул Найт.

– Сам подумай: Май больше нет, а ты никогда не проснешься, значит, отпадает необходимость просыпаться и остальным ТехноБогам.

– Не факт…

– И тем не менее! И раз ты изменил проклятье Май, означает ли это, что претерпел изменениям и твой призыв всем ТехноБогам тянуться друг к другу? Мы потеряемся? И больше не сможем отыскать друг друга? Эта последняя жизнь, когда мы можем быть вместе, а затем… Полностью растворимся в этом мире став обычными людьми?!

– Коими и должны быть, – прорычал Найт, еле скрывая раздражения.

– Не слушай Анжело. Он излишне волнуется, – внезапно встал на сторону Найта Бэйн. – У Макка не было выбора, ты ведь это знаешь. Что же касается твоего беспокойства по поводу того, что мы не сможем найти друг друга… Сомневаюсь, что это возможно. Души ТехноБогов слишком сильно переплетены, чтобы связь между ними исчезла лишь потому, что проклятье ослабло. Да, мы не будем помнить, что когда-то уже были вместе, но… Мы будем вместе все равно, – последние слова он проговорил еле слышно, проводя тыльной стороной ладони по щеке журналиста и заставляя его слегка покраснеть.

«Господи, пожалуйста, избавьте меня от этих ванильных соплей…» – мысленно фыркнул Найт, отворачиваясь от парочки и становясь невольным слушателем вещания Нила Хоуни:

– Только представь, как бы изменилось отношение людей к смерти, если бы они осознали, что, по сути, все мы бессмертны и умирают лишь наши оболочки? – присел он на уши Коту.

– Да, особенно бы обрадовались те, кто хочет покончить жизнь самоубийством. Ты думаешь, что, наконец-то, исчезнешь, а по факту тебе просто стирают память и возвращают обратно в пекло.

– Ну-ну, друг мой, откуда столько пессимизма? Жизнь не так уж и плоха! – бодро заявил Нил. – Так давайте же выпьем за всех собратьев, что в роковой день покинули свои плотские оболочки и переродились, из-за чего в роддоме Майбурга был зафиксирован самый высокий уровень рождаемости за последнюю сотню лет! – Нил поднял над головой стопку с водкой. Присоединиться к его веселью так никто и не захотел, потому патологоанатом, пожав плечам, залпом выпил рюмку и даже не поморщился.

Дэй продолжал петь заунывную песню, пытаясь переорать умирающий саксофон. Анжело вновь ввязался в дебаты с Маслоу, на этот раз пытаясь качать журналистские права, которые, по его мнению, полицейские жестко ущемляли. Крис окончательно скис и втихаря попивал водку Нила, будто воду, не меняясь в лице и словно не пьянея. Гера и Ксин уже откровенно ворковали, после общей вечеринки собираясь продолжить праздник наедине. Найт без интереса ждал, когда же закончится песня и вернётся Дэй. Без пьяной рыжей скотины рядом ему почему-то становилось не по себе. Тем более, что тревожные ощущения не давали ему покоя, то и дело вызывая все новые волны бегущих по спине мурашек и неожиданно пробивая на горячий пот. Взгляд его то и дело блуждал по бару, но ничего подозрительно замечено парнем так и не было. Разве что пес в дальней части бара, что, казалось, то и дело буравил его взглядом.

«Всего-лишь собака…» – вздохнул Найт, коря себя за излишнюю нервозность, когда внезапно сквозь завесу сигаретного дыма скользнула еле различимая фигура с тростью. Человек отвязал собаку от стула и позвал пса, который, не отреагировав на действия хозяина, оставался сидеть на месте и смотреть на Макка.

– Ваара, нам пора.

Найт вздрогнул. Он это имя уже слышал. И точно знал от кого.

«Не может быть. Разве он не погиб? Я почти затушил его пламя. Он получил страшную рану и упал с ужасающей высоты. Он не мог выжить!» – уверял себя парень, но понимал, что если не проверит, никогда не сможет спать крепко. Ни в этой жизни уж точно.

Убедив окружающих, что ему страсть как надо в туалет, и удостоверившись, что Дэй полностью поглощен песнопениями, парень вышел из-за стола и направился к выходу вслед за хозяином пса.

На улице уже потемнело. Город засветился гирляндой ночных фонарей всех оттенков жёлтого. Со стороны большой улицы раздавалось дыхание Майбурга, которое собиралось из смеси сигналов клаксона, рычания моторов, смеха, крика и чьих-то шепотков. Фигура не спешила выходить из закоулка, в конце которого размещался бар, стоя в метре от забитой людьми, звуками, запахами и энергией улицы. Рядом с ним на поводке сидел рыжий пес. Лишь Найт, минуя коротышку и десятки замков, вышел из бара, как зверь тут же повернул к нему морду и уставился на него тем же взглядом, что и раньше. По спине пробежал уже знакомый холодок.

– Эй… – окликнул он фигуру. Та не сдвинулась с места. – Я знаю, что это ты! Можешь не притворяться! – выдохнул мужчина, хватая фигуру выше локтя и заставляя развернуться к себе. Но лишь взглянув в глаза человеку, парень тут же отпустил его руку и невольно отошел от него на шаг.

– Ты… – еле выдавил из себя Макк, чувствуя, как его начинает трясти. Перед ним стоял худенький силуэт. Его коротко остриженные волосы были выкрашены в уже давно смывшийся и превратившийся в грязный рыжий цвет. Светлая кожа. Тонкие губы. Безразмерная толстовка, висящая мешком.

– Ты же… – пробормотал Найт, будто не веря своим глазам. – Слепой… – проговорил он, сглатывая ком в горле, ибо глаза незнакомца блестели белизной бельма.

– Мы знакомы? – кротко поинтересовался человек.

– Не притворяйся.

– Ваш голос действительно кажется мне знакомым. Но никак не могу вспомнить почему. Где же он звучал? Может в каком-нибудь Телешоу? Вы кинозвезда?

– ХВАТИТЬ МОРОЧИТЬ МНЕ ГОЛОВУ! – взорвался Найт. Пес-поводырь, что сидел у ног человека, зарычал, но слепой вместо того чтобы вздрогнуть и испугаться, расплылся в уже знакомой улыбке.

– О, мой король, зачем же так нервничать. Не даете Шуту насладиться таким великолепным моментом! Ну-ну, Ваара, прекрати. Нельзя рычать на нашего господина, – потрепал он пса по рыжей холке.

– Как ты выжил?

– А вы?

– Что ты здесь делаешь?

– А вы?

– И что ты, мать твою, такое?!

– А вы? – уже в третий раз повторил вопрос человек.

– Ты знаешь, кто я. Всегда знал. Ты ведь этого и добивался, да? Искал Нэй.

– Верно. И, как вы видите, в конце концов, Шут нашел!

– Но скольких людей ты убил на пути к этому.

– Невольные жертвы присутствуют в любой войне и этого уже не изменить, – равнодушно пожала фигура плечами. – В этом и состоит мировое равновесие.

Найта будто током дернуло. Ну конечно. Почему он не подумал об этом раньше?!

– Только не говори, что… Ты… Ты Ван Хон? ТехноБог ТетоРавновесия?

Улыбка Шута стала шире.

====== Глава 63. Фотография и любовь ======

Мы находимся на крыше высотного здания, и ледяной ветер пронизывает нас до нитки. Холодно настолько, что у меня стучат зубы, я ежусь и кутаюсь в тонкую куртку, но не нахожу в ней спасения. Ты же невозмутимо стоишь на парапете, будто не замечая, как холодный воздух вихрями проникает под твою одежду, обдувает лицо, заставляя слезиться глаза, колышет черную, давно нестриженную челку, что торчит из-под глубокого капюшона с шутовскими хвостами. Ты вдыхаешь полной грудью и выдыхаешь клубы пара, всматриваясь вниз так внимательно, будто видишь под своими ногами не город, наводненный людьми, а нечто совершенно иное, непостижимое разуму обычного человека. Видишь нити равновесия, так ты их называешь.

– Ты любишь меня? – задаешь вопрос будничным тоном, словно предложил мне выпить чашечку чая или сыграть в дартс. При этом ты не отрываешь взгляда от картины, развернувшейся под твоими ногами.

– Люблю, – еле слышно шепчу я, чувствуя, как начинаю дрожать уже не от холода. Мне казалось, что у меня достаточно хорошо выходит скрывать свои чувства, но ты, оказывается, знаешь о них. И теперь, затаив дыхание, я жду твоего ответа. Что же ты скажешь мне?

Жизнь, которая была у меня всего пару недель назад, кажется мне сном. Словно теперь я абсолютно другой человек. Не то серое пятно в городской суматохе, не понимающее своего места в этом гребанном мире. Не человек, каждый день, каждую минуту задающийся вопросом, в чем смысл его существования. Мне казалось, что смысла нет. Нет ни предназначения. Ни Судьбы. Нет вообще ничего. Чем больше лет оставалось за спиной, тем отчётливее становилось ощущение того, что не имеется никаких божественных замыслов и великого плана вселенной. Уж точно не на меня. Не на такого человека, как я. Этот мир не так продуман и линеен, как нам кажется. Он не череда сплетающихся между собой событий, ведущих к жизненной кульминации, ради которой ты и был рожден. Лишь хаос из пестрых и мрачных картинок, которые дробятся между людьми в совершенно случайном порядке и количестве. Так мне всегда казалось. И конечно мне никогда и в голову не приходило, что все с точностью да наоборот. Что в этой выгребной яме под названием жизнь есть место балансу и гармонии, о которых ты мне теперь постоянно твердишь.

Это смешно, но я не могу пожаловаться на свою жизнь. У меня всегда и все было отлично. Любящие родители, хорошее образование, куча друзей. Я, черт бы меня побрал, душа компании. И меланхоличные мысли, что порой посещали меня, воспринимались окружающими, как глупые закидоны человека, который никогда не переживал личную катастрофу. Я никого в этом не виню. Пока окружающие искали способы выжить, передо мной стоял лишь выбор, какого цвета купить машину и лучше жить в квартире или в своем доме. Но назвать себя счастливым человеком у меня все равно бы не вышло. Каждый день, каждую минуту моего существования мне не давала покоя одна-единственная мысль: что в моем существовании нет смысла. Я лишь биомасса, часть природы, рожденная для того, чтобы умереть. Кто-то скажет, что это брехня зажравшейся богатенькой выскочки. Но… Деньги, как оказалось, не спасение. Деньги – это яд. Пока у вас нет книги, которую вы хотите, вы желаете ее. Пока у вас нет жилья, вы стараетесь на него заработать. Пока вы не достигли вершины карьерной лестницы, вам есть, к чему стремиться. Но что вы будете делать, если у вас будет абсолютно все? О чем вы будете мечтать, если любое ваше желание настолько реально, что исполнится в течение часа, после того, как вы произнесете его вслух? Ради чего вы будете жить тогда? И о чем думать? Вот именно… Чем больше денег у вас становится, тем больше они для вас обесцениваются. Как и все вокруг. Помню, на одной вечеринке мое внимание привлекла девушка. Безумно красивый экземпляр. Мне захотелось обладать ей. Но на мое достаточно прямолинейное предложение, она ответила отказом.

– Окей, сколько ты хочешь за ночь? – подобные вопросы в прошлом будто приговоры срывались с моих губ, уничтожая одну человеческую жизнь за другой.

– Я не шлюха! – возмутилась тогда моя цель.

– Так сколько?

– Не продаюсь.

– Миллион?

– Что?

– Если я дам тебе миллион, ты со мной переспишь?

Я помню, как она шумно выдохнула. Как сглотнула. И в ее голове завелась та самая адская мыслительная машина, которая большую часть жизни пребывает в покое в каждом из нас. Да, она не продавалась. Якобы. Но. На миллион она могла бы обеспечить семью. Купить себе квартиру. А быть может у нее была больная сестра, которой срочно нужна операция. Или отец. Или дядя. Ей нужны были деньги. Они всем нужны, кто их не имеет.

Не продается.

Что за чушь.

Всё продается.

Все продаются.

И осознание этого уничтожало меня годами.

Для чего все это? Данный вопрос не давал мне покоя. У меня было всё, но это всё не стоило ни гроша. Чем больше возможностей передо мной открывалось, тем четче становилось осознание того, что я не там, где мне следует быть. Что я представляю собой совершенно не то, что необходимо. Что я – и не я вовсе. Дорогие машины не заглушали тревоги. Вкусная еда не перебивала привкуса тлена во рту. Роскошь не избавляла, а лишь усиливала ощущение, будто я играю в какой-то идиотской театральной постановке, делая то, что мне скажут, живя так, как того не хочу. По вискам, будто наковальней, било необъяснимое, но стойкое чувство долга. Вот только перед чем или кем? Мне не дано было узнать ответа до тех самых пор, пока в мою жизнь не ворвался ты.

Ты стер меня.

Ты меня создал.

Наша случайная встреча теперь мне кажется совсем не случайной. Это был один из тех паршивых вечеров, когда сводящее с ума ощущение неправильности всего происходящего становилось особенно невыносимым. В такие моменты спасение мое крылось в алкоголе, наркотиках, машине и пустой трассе. Часами гнать навстречу молчаливому горизонту, в отчаянии крича во все горло, сжимая пальцы на руле до такой степени, что кожа лопалась. Растирать капли выступившей крови по кожаному покрытию. И пить, пить, пить, чтобы не думать, что ты никто и звать тебя никак.

Ты тогда появился на трассе будто из ниоткуда. Страх мгновенно сковал меня. Визг тормозов. Вывернутый руль. И моя машина оказалась в кювете. Тогда мне казалось, что я на границе между жизнью и смертью. И это чувство – самое великолепное, что мне пришлось испытать за всю свою жизнь. Ощущение, что вот-вот все мои страдания закончатся. Нахер деньги. Нахер друзей и близких. Нахер эту жизнь. И эти чертовы не дающие мне покоя мысли. Нахер.

Ты вытащил меня из машины.

Ты говорил со мной, пытаясь привести в чувства.

Ты был необыкновенен.

В тот момент ты разрушил мое «прошлое» и создал мое «будущее», позволив впервые открыть глаза по-настоящему и увидеть этот мир таким, каков он был на самом деле.

Ты стал моим наставником.

Моей семьей.

Моей любовью.

И я каждый раз жадно ловлю каждое твое слово, когда ты утверждаешь, что весь этот мир испещрен нитями равновесия сверху донизу. Я отрекаюсь от своей веры не верить ни во что и никогда. Я верю в тебя. И это ломает меня до основания.

И ты говоришь, что есть белые нити.

И я проговариваю одними губами «Есть белые нити».

И черные.

«Черные».

Они оплетают собой все, от канализации до самых дорогих пентхаусов. И находятся в постоянном движении. Но они неустойчивы. Белые нити могут стать черными. А черные – белыми. И все это зависит лишь от нас – от людей. Ты смеешься, когда я удивленно замечаю, что люди обычно играют незначительную роль, когда дело касается всей вселенной. Кто мы в этом не имеющем границ мире? Лишь никчемные песчинки, призванные совершать свои никчемные функции.

– Но это не так, – качаешь ты головой. – Люди – самая сердцевина.

Верно. Ведь именно они меняют цвета нитей равновесия. А те, в свою очередь всегда должны оставаться в одинаковом количестве. Выходит, один лишний плохой поступок, равно как и один лишний хороший тут же может пошатнуть гармонию целого мира. В наших руках судьба всего сущего, а мы этого не понимаем и не ценим, зацикливаясь лишь на материальном. Столько власти сконцентрировано в наших руках, столько силы, которую мы стойко игнорируем, часами агонизируя из-за того, что, скажем, сломали любимую ручку или с кем-то не нашли общего языка. В наших руках сама жизнь, но нам нужны новые наушники или пистолет.

Единственное, чего я до сих пор не понимаю, как же соблюдать равновесие между нитями, которых мы не видим. Которые видишь только ты? Хотелось бы и мне когда-нибудь увидеть их. Постичь непостижимое. Стать к тебе еще ближе. Быть может когда-нибудь…

– Если любишь, докажи, – говоришь ты, поднимая на меня глаза, обрывая череду размышлений, что успели зародиться в моей голове, будто черви в мертвой плоти. Ты как обычно абсолютно спокоен. Будто бы мои чувства к тебе нисколько тебя не тревожат.

– Как? – я люблю тебя, но… Иногда испытываю тревогу, вглядываясь в твои глаза, походящие на черные дыры, которые притягивают к себе, грозя гибелью. Животный страх, что скручивается клубком где-то в районе груди, мешая дышать. В твоем взгляде нечто необъяснимо пугающее. Будто вся мудрость бытия прячется в твоей голове и сводит тебя этим с ума. И способна свести с ума целый мир, только пожелай. Это пустой взгляд. Ничего не выражающий взгляд. Взгляд человека, который повидал в этом мире все, что только можно было увидеть. Повидал, и ему это не понравилось.

– Прыгай, – указываешь ты вниз, куда еще мгновение назад вглядывался с таким любопытством.

– Что? – еле слышно шепчу я, шумно сглатывая. Меня одолевает шквал эмоций, которые я усиленно подавляю в себе. Что мне стало ясно почти сразу после нашего знакомства – человеческие эмоции тебе претят. Ты считаешь их слабостью, будь то слезы, крики гнева или заразительный смех. Эмоции, говоришь ты, это чистая энергия. Если вместо того, чтобы растрачивать их, концентрировать эту мощь в себе, человек будет почти непобедим.

– Но, – возражаю я тогда, – психиатры говорят, что сдерживать в себе эмоции нельзя. Это вредно.

– Вредно для кого?

– Для человека.

– А чем?

– Так ведь и сбрендить можно, – смеюсь я тогда. – Сойти с ума, – верчу я пальцем у виска.

– И что же в этом плохого?

Ты вводишь меня этим вопросом в ступор.

– Что плохого в том, чтобы быть сумасшедшим? – на всякий случай переспрашиваю я.

– Да. Что в этом плохого?

– Но это же болезнь?

– Разве?

– Ну конечно!

– Кто сказал?

– Психиатры.

– Психиатры всего лишь люди. То, что представляет собой безумие, непостижимо для них. Ни для кого непостижимо. Безумие – это не болезнь. Зачастую это куда хуже.

– Что может быть хуже болезни? Смерть разве что, – предполагаю я осторожно.

– Смерть – это освобождение. Не стоит размышлять о ней, как о чем-то негативном. Возможно она единственное, что приносит человеку покой. Безумие же… Это часть нас. То, что сидит глубоко в нас с рождения и до самой смерти. Вопрос в том, позволим мы ему вырваться или нет. Вопрос в том, какую форму мы ему предадим. Станем ли убивать себе подобных или внезапно начнем носить вещи исключительно розового цвета. По сути – безумием мы называем все, что не вписывается в череду правил, придуманных людьми. Не убивай. Но в природе момент убийства – один из основных столпов существования видов. Они убивают, чтобы выжить. Убивают, чтобы есть. Не насилуй. Но природа не закладывала в животных Любовь. Основная функция – размножение. Какая разница, как произошел акт? Не ешь себе подобных. Но наш желудок может переварить человеческое мясо. Выходит, он к этому приспособлен?

– Ты пугаешь меня, – признаюсь я тогда и стараюсь больше не затрагивать подобных тем. Ты говоришь убедительно, но смысл твоих слов жуток. Я не знаю, прав ты или нет. Я даже не могу понять, говоришь ли ты всерьез. Ведь ты постоянно меня проверяешь. Испытываешь на прочность. И заставляешь меня содрогаться от немого ужаса и невыносимой, затмевающей разум любви к тебе.

– Прыгай, если правда любишь, – повторяешь ты, и на твоих губах как обычно появляется это странная едва заметная холодная улыбка, которая очаровала меня в первую нашу встречу и выбивает из меня дух теперь.

– Я люблю, – уверенно говорю я, – но…

– Но? – в твоем голосе звучат нотки раздражения, и я не решаюсь договорить.

– Я прыгну, – наконец соглашаюсь я, медленно подходя к парапету. Ты не желаешь мне смерти, я это точно знаю. И там внизу ты увидел нечто, что не сможет увидеть больше никто на этой планете. Если я не прыгну, значит, я подвергну сомнению свою веру в тебя. А я этого допустить не могу. Ведь ты – вся моя жизнь. А значит, мне следует сделать это.

«Но…» – в глубинах разума все еще звенит тревожным звоночком. Оно шепчет «А вдруг он ошибается? Вдруг что-то не доглядел? Ты понимаешь, что погибнешь, если спрыгнешь с такой высоты?»

Я понимаю. Но так же я понимаю, что если не сделаю этого, мне не быть рядом с тобой. В таком случае смерть – не худший из вариантов.

Я поворачиваюсь спиной к краю парапета и смотрю на тебя, слишком идеального для этого мира. Мое сердце наполняется бесконечной любовью к твоему незримому величию, которым ты пышешь, оставаясь учтивым и спокойным. Есть в тебе нечто благородное, нечто, что слишком отличает тебя от других. Я любуюсь тобой последний раз, любуюсь колышущимися на ветру шутовскими хвостами, и падаю с крыши спиной вниз, надеясь на чудо.

– Нет, – отрицательно покачал Шут головой, медленно растягивая слова и ловя неописуемое удовольствие от читающегося на лице Макка недоумения. – Шут не ТехноБог ТетоРавновесия… Шут всего лишь инструмент… Его инструмент.

Найт поморщился, пытаясь переварить услышанное.

– Не может быть, – наконец выдохнул он, невольно зажимая рот ладонью. – Ты… Каким же должен быть мир, если ты – само воплощение мировой гармонии – творил такое?

– Таким, каков он и есть, – развел Шут руками. – Таким, каким мы обрекли его стать.

Я распахиваю глаза, понимая, что меня не окутали невидимые нити, не остановила твоя рука, я падаю. Стремительно падаю вниз. Ты, смотря на меня сверху вниз, внимательно наблюдаешь за моим падением и не делаешь ровным счетом ничего. Твоя фигура быстро удаляется от меня все дальше и дальше. Но я все равно различаю твою улыбку. Но не могу понять ее смысла. В твоем взгляде все еще читается пустота. Но появляется еще что-то. Будто бы ты раздражен или даже расстроен. Будто ты ждал от меня чего-то.

«О нет! – последнее, о чем я думаю. – Нет, пожалуйста, я не хочу умирать! Я не хочу его разочаровывать!»

Но падение продолжается, и в голову начинают лезть воспоминания из прошлого. Я вспоминаю, как в пятом классе побеждаю на олимпиаде по математике. Как в седьмом признаюсь в любви однокласснице, а она надо мной смеется. Вспоминаю, как бабушка забирает меня из детского сада и дарит мне леденец. Вспоминаю, как дрожат мои руки, испачканные в крови отца… Стоп. Этого не было. С моим отцом все хорошо. Мы с ним всегда оставались в замечательных отношениях и я… Я вижу, как вскрываю себе вены. Но на моих запястьях нет следов. Вижу, как в порыве ярости влезаю в драку с каким-то бугаем. Но на мою долю не выпало ни единой драки. Сквозь одни воспоминания прорываются другие. Будто бы мои, но в то же время совершенно чужие. Это другая жизнь. Это другой человек. Но это я. Вторая жизнь предстает моим глазам, заставляя меня на мгновение затаить дыхание. А за ней приходят и все остальные.

И я уже не падаю.

Я стою рядом с тобой на парапете и смотрю вниз, как и ты. И я вижу одну-единственную нить, что вьется из моей груди к твоей. Та самая нить равновесия.

– С пробуждением, – приветствуешь ты меня, – мои драгоценные Феремины.

– Где твой хозяин?

– Вы хозяин Шута.

– Нет. Твой хозяин Ван Хон.

– Был им когда-то, – согласился маньяк со вздохом.

– И где он теперь?

– Убит.

– Кем?

Шут вновь ехидно улыбнулся.

– Он убит, но ты жив, – продолжил размышления Найт, – выходит… Выходит он хотел… И именно ты… – слова не желали произноситься. Во рту резко пересохло. Из горла вместе со словами вырывался надсадный хрип. – Как же так? Кем он был?

– Король все еще не понял? – хмыкнул Шут разочаровано. – Как же так… Столько подсказок, целое полотно намеков и не единой догадки?

– Не играй со мной.

– Шут для того и существует, чтобы играть.

– Нет, ты существуешь для того, чтобы сохранять баланс мироздания.

– И Шут в этом хорош, да.

– Ты убивал людей!

– Ну и что?

– Как это что?! Человеческая жизнь – самое ценное в этом мире!

– Сказала Шуту Смерть? – рассмеялась фигура. – Вы, мой король, сами не верите в это, нет. В вас говорит ваша человеческая сущность, воспитанная другими людьми. В вас говорит мораль, навязанная окружением. Но в глубине души вы знаете, что все эти бредни про то, что жизнь одного человека равносильна жизни тысяч – полная и неотвратимая чушь, да. Важен выбор. Важны поступки. Важно равновесие. А жизнь – это лишь этап и ничего более.

– И это дает тебе право отнимать у людей жизнь? Мучать их?

– Подводить к правильным выводам. Человечество почему-то считает, что всю правду ему должны преподнести на блюдечке с голубой каемочкой. Но это неправильно. Любую истину следует заработать. Либо осознать ее самостоятельно.

– Кем он был?

– Если вы до сих пор не поняли этого, мой король, так может вам это и не зачем?

– Кто он?! Говори немедленно! – прошипел Найт, хватая маньяка за грудки толстовки.

– А с кого все началось? – продолжал играть в угадайку Шут.

– С Дориана Прэтти?

– Поздно.

– С Май?

– Рано.

– Прекрати надо мной насмехаться!

– А вы, мой король, прекратите вести себя как среднестатистический смертный. Вы, черт бы вас побрал, ТехноБог. Так соответствуйте. Вы ведь даже не пытаетесь думать. Да, Дориан Прэтти и Эдмон Роше давно в игре. Вот только в этом поколении проснуться они бы сами не смогли. Сил бы не хватило. И тогда Он пробудил их.

– Ван Хон? Добровольно пробудил соратников Май? Зачем?!

– Вы не услышали ответ на первый вопрос, а уже задаете второй? Стоит ли так торопиться? – глумился маньяк. Рыжий пес у его ног внимательно наблюдал за всем происходящим. Когда Найт схватил Шута, тот тихо зарычал, но с места не сдвинулся.

– Этому миру была необходима еще одна ТехноГенетическая война. Колоссальный всплеск энергии. И потому Ван Хон разбудил Дориана и Эдмона. Они, даже не подозревая, что пляшут под дудку ТехноБога ТетоРавновесия, создали Май новое, искусственное тело. Но перед ними встала одна мало разрешимая задача. Оказалось, что переместив ТехноБогиню ТетоЖизни в неживое тело, они лишили ее возможности проснуться самостоятельно. Ведь у клона не было собственного сознания. И тогда Ван Хон нашептал им способ пробуждения Май. Он знал, что Нэй станет лучшим мотиватором для нее. Нэй или ее ближайшие родственники, на которых остается отпечаток ТехноБога. Люди, через которых Нэй можно было бы вытянуть из собственного тела.

– Но для этого им было необходимо найти меня.

– Именно.

– Ты убивал участников Телешоу. Хочешь ли ты сказать, что…

– Да, всё это было создано с единственной целью – найти ТехноБогиню ТетоСмерти. Она не смогла бы пройти мимо собственного детища – Ада. Судьба сама бы привела Нэй к нам. И она привела.

– Создатели Телешоу – корпорация Роше. Так все же… Я не понимаю.

– Но разве им принадлежит Идея? – все-таки позволил Шут сделать Найту подсказку.

– Нет. Идея была основана на скандально известной биографии уби… Нет, – нервно рассмеялся Найт. – Это какой-то бред!

– Шут любит бредить, но не сейчас.

– То есть ты на полном серьезе утверждаешь, что Ван Хоном, ТехноБогом ТетоРавновесия, был… Том Кастер? Прославленный психопат, склонявший невинных студентов к суициду?

– Он не склонял их к суициду…

– Но что же он тогда делал?

– Искал Шута.

Ты меланхолично качаешься на стуле, рассматривая прозрачную ампулу под красным светом старого торшера. Ты в задумчивости вглядываешься в нее уже около часа. Любой другой на моем месте наверняка удивился бы такому поведению. Но лишь потому, что они бы не понимали, что в это мгновение ты видишь вовсе не ампулу, ни красный свет и не торшер. Ты видишь нечто совершенно иное, нити, что переплетаются в этом мире друг с другом, удерживая его на плаву. Я, к сожалению, вижу только одну нить – ту, что связывает меня с тобой. Мне достаточно и этого. Но не тебе.

– Ты доверяешь мне? – спрашиваешь ты внезапно, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.

– Да, – произношу я, не задумываясь. Поняв, кто я есть на самом деле, мой страх перед тобой ушел. Теперь каждое твое слово для меня – непоколебимая истина.

– В таком случае у меня к тебе будет два задания. Обещаешь их выполнить?

– Какие? – спрашиваю я.

– Обещаешь или нет? – настаиваешь ты, не отводя взгляда от ампул.

– Обещаю, – я знаю, что другого ответа дать не могу. Не имею права.

– В таком случае закапай эту жидкость себе в глаза.

– Зачем?

Ты медленно переводишь взгляд с ампулы на меня и смотришь пронзительно и очень долго, не моргая.

– Хорошо, я сделаю это, – так и не получив ответа, протягиваю я руку и получаю твой дар.

– Прямо сейчас, – говоришь ты.

– Ты знаешь, что я сделаю это в любом случае, но можно мне знать, для чего?

– Этот химикат ослепит тебя. Точнее, он ослепит твою телесную оболочку. После этого я отдам тебе часть своего пламени. И ты сможешь видеть мир таким, каков он на самом деле.

– Но… В таком случае Ты сам сможешь видеть нити равновесия? – обеспокоенно восклицаю я.

– Не смогу. Но мне этого и не надо.

– Почему?

– Потому что твоим вторым заданием будет мое убийство.

– Но…

– Нам необходимо всколыхнуть этот мир. Перевернуть с ног на голову и втряхнуть, чтобы запутавшиеся нити расправились. Чтобы достичь равновесия, этому миру нужна смерть Бога Равновесия. Забавно, не правда ли?

Нет. Это не забавно.

Но я закапываю препарат в свои глаза.

И через неделю убиваю единственное любимое существо во всей вселенной.

Убиваю жестоко. Помпезно. Так, чтобы общество еще долго будоражила эта история.

Все ради этого треклятого мира.

Мира, который никогда не оценит твою жертву.

Мира, который давно о тебе забыл.

– Раз вы помогали Дориану и охотились за мной, зачем же ты решил играть на нашей стороне?

– Равновесие, – пожал Шут плечами. – Феремины не могут выбрать одну из двух сторон. Но могут в одинаковом количестве помочь и тем, и другим. Кроме того… Только с помощью последователей Май можно было разбудить Короля.

– Но зачем?! ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ??? – Найт начал трясти Шута, будто тряпичную куклу. Ваара зарычала сильнее прежнего. – Только не говори, что и об этом я должен догадываться сам!

– Нет… Об этом вы не знаете, мой король, – вздохнул маньяк, аккуратно освобождая толстовку из рук Макка. – Но Шут объяснит, – с этими словами он резко разрубил рукой воздух, создав в нем рваную дыру. – Идемте, мой король, Шут кое-что хочет вам показать. Если вы, конечно, не боитесь своего слуги, – с этими словами фигура нырнула в расселину. Из трещины лишь осталась торчать протянутая к Найту рука. Макк, немного поколебавшись, сжал холодную ладонь Шута, и его тут же затянуло по ту сторону подпространства. Темная пыльная улица, ведущая к бару, сменилась еще более темной площадью. Макк огляделся по сторонам и не поверил своим глазам.

– Это место… То, что виднелось по ту сторону мироздания, когда небо по воле Май трескалось и разваливалось, – пробормотал он скорее для себя, чем для Шута, оглядываясь по сторонам. Коробковые небоскребы возвышались над его головой, выглядя одновременно величественно и весьма ненадежно. Соединяющие их вершины мосты мерно покачивались из стороны в сторону. От них то и дело отлетала одна-две коробки от йогурта или молока и летели вниз на коробковую мостовую.

– Добро пожаловать в Коробколэнд, – пропел Шут.

– Твой мир?

– Теперь мир Шута. Но когда-то он принадлежал не только Фереминам. Всем ТехноБогам. Пойдемте, – Шут, не отпуская руки Макка, прошел по площади, заставленной коробковыми лавочками и статуями, оттуда свернул на большой коробковый проспект и указал вдаль на непонятный силуэт, вырисовывающийся на фоне ярких радуг. – Нам туда.