Текст книги "Телешоу «Научи меня любить» (СИ)"

Автор книги: Mr Abomination

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 71 страниц)

– Марлик, чем это ты занимаешься! – внезапный вопрос заставил и журналиста, и охранника вздрогнуть. Увлечённые разговором, они совсем не заметили, как к ним подошел сослуживец Марлика. К сожалению, Анжело знал его. К еще большему сожалению, и охранник знал Анжело. Гэбидж – сухой, худой старик с ужасным характером, очень громким голосом и удивительно сильным телом. Старикан, несмотря на свой преклонный возраст, был зорким, ловким и очень быстрым, а главное – обладал потрясающей памятью.

– Ах, ты, мелкий прохвост! Снова здесь! – взвыл Гэбидж, тут же понимая, в чём дело, – Марлик! Ты олух! Включай сирену! Это же взлом!

Марлик в панике забегал по маленькой комнатке, уставленной различными приборами, на каждом из которых блестело до сотни кнопок.

– Идиот! Красную кнопку жми! – заорал старик, одновременно с этим отрезая Анжело путь к отступлению.

Мартин к тому моменту добрался до склада, взломал всевозможные замки и уже минут десять гулял среди многочисленных стеллажей, уставленных самым разнообразным добром.

«Ш… ш…ш…» – искал он улики по алфавитному порядку, – Шата, Шиста, Шрога, Шрэни, Шс… Шс? Что ещё за Шс? А, ладно, дальше… Шуани, Шуга, Шут… Шут!» – парень вытащил со стеллажа большую коробку, ничем не отличающуюся от многих других, открыл её и нашёл бережно завёрнутый в полиэтиленовый пакетик ярко-зеленый помпон. Бэйн уже собирался было открыть пакет и ткнуть уликой в нос коту, когда сработала сирена. Среагировал парень мгновенно. Не совсем понимая, что он делает, Мартин засунул улику себе в карман, быстро поставил коробку на место и со всех ног кинулся к вентиляции. Пройти по уже выученному пути не составило труда, вот только ближе к выходу Бэйн услышал чьё-то рычание.

«Чёрт побери, они спустили собак!» – взвыл оператор, при этом продолжая продвигаться дальше. Кот тоже учуял наличие псовых. И окончательно взбесился. Мартин и понять ничего не успел, как кот, разодрав голову панды в лоскуты, перепрыгнул через Бэйна и кинулся вперёд него. Когда оператор, запыхавшись, всё-таки добрался до выхода, предполагаемых полицейских на месте не было – видимо, они убежали, – а четыре когда-то грозных пса валялись, загрызенные. Лишь Мурзик, сидя среди трупов собак, усиленно умывал испачканную в крови морду.

«Напомни мне насыпать тебе двойную порцию кошачьей сухой дряни» – мысленно усмехнулся парень, вылезая из вентиляционного люка и с лёгкой опаской глядя на кота.

– Вот он! Держи его! – тем временем послышалось неподалеку. Тут же отбросив все лишние мысли, Бэйн схватил в охапку зашипевшего было и приготовившегося к атаке кота и ринулся к Анжело, уверенный, что сам журналист не выкрутится. Зря он его недооценивал. Блондинчик справлялся вполне неплохо. По крайней мере, не каждый бы смог забраться на шкаф и воинственно отбиваться от старика шваброй. Ворвавшись в небольшое помещение и, тем самым, отвлекая всё внимание на себя, Бэйн предоставил Анжело возможность спрыгнуть со шкафа и со всей силы ударить старика шваброй по спине. Тот взвыл от боли, но сознания, как того хотел журналист, не потерял. Лишь стал ещё злее.

«Идиот!» – единственное, что пришло Бэйну в голову. Он без особых усилий проскользнул мимо охранника, перекинув кота в левую руку, правой схватил Анжело и закинул себе на плечо, после чего побежал с такой скоростью, с которой не бегал уже очень долгое время.

За спиной вновь послышался лай. Кот горланил во всю глотку. В самое ухо друга вопил Анжело. И только Бэйн молча думал матом, когда чёртова маска панды наползала на глаза.

«Шаг. Ёбтвоюмать! Второй. Чёрт бы их побрал! Третий. Мудозвоны! Дыши, Бэйн, дыши! Чтоб я еще раз..! От правильного дыхания, возможно, зависит твоя жизнь… Грёбанная жизнь!»

– Мамочки дорогие! – вопил в правое ухо Анжело.

– Мяуэ-уэ-уэ-уэ-уэ-уэ-уэ-уэу! – горланил огромный кот в левое.

«Ещё шаг. Ёбаная маска! Разгон. Ёбаный кот! Дыши, Бэйн, не отвлекайся, только дыши… И явно не ёбаный Анжело! Вся надежда сейчас лишь на тебя! СРАНЬ!»

А ведь вечер так хорошо начинался…

====== ЧАСТЬ 5: Разрушительная среда Глава 27. Отражения и тупое рыло ======

Прошлое…

Испокон веков самые разные культуры восхваляли, поклонялись, даже обожествляли или боялись ее. Из-за нее разрушали города, развязывали войны, сжигали на костре и убивали из ревности. Из-за нее в пищу родным подсыпали яд, грабили банки или шли на верную смерть. Из-за нее искажались души, обезображенные глубокими ранами, разрушался разум, не способный и дальше терпеть бесконечную пытку, умирало тело, истекая кровью, сочащейся из тонких запястий. Из-за нее сотрясались миры, страны стирались с лица планеты и восставали из мертвых сильнейшие воины. И виновницей всему была она – Красота.

Являлась ли она ценнейшим даром или убивающим проклятьем для обладающего ею? Ответить на этот вопрос могли лишь носители сомнительного качества. Такие как ты. Каждое утро ты поднималась с постели и первым делом шла к зеркалу, чтобы вновь осмотреть себя с головы до ног и удостовериться, что твоя красота столь же пленительна и безупречна, как и днем ранее. Ты касалась густых пушистых каштановых волос, волнами ниспадающих до торчащих лопаток, проводила пальцами по вырисовывающимся скулам, аккуратному носику, пухлым обворожительным губам, тонким ключицам и острым плечам. Взгляд больших темно-карих глаз, пленивших не один десяток мужчин, блуждал по идеальной упругой груди со вставшими розовыми сосками, плоскому животу, по широким бедрам и длинным стройным ногам. А молочная ровная кожа без единого изъяна на миг заставляла задержать дыхание даже тебя саму.

– Я идеальна, – шептала ты в сладком благоговении перед собой и широко улыбалась отражению, точно зная, что красота – не проклятие и не дар. Она являлась и тем и другим одновременно, обрекая ее обладателя на страшные страдания и роскошную жизнь. Но в первую очередь, для тебя красота несла за собой Безусловную Власть.

Осознание собственной красоты пришло к тебе еще в школе. И произошло это не самым приятным способом. Два старшеклассника попросили тебя помочь им с уборкой подсобки, и ты, тогда еще наивное и отзывчивое дитя, с радостью согласилась, размечтавшись, что затем расскажешь своим подружкам о том, как помогала двум красивым мальчикам из выпускного класса. Одноклассницы, услышав о таком, обзавидовались бы!

Но все произошло иначе, чем ты думала. За твоей спиной послышался щелчок замка, и на пару часов ты осталась один на один со своими кошмарами. Это были самые страшные часы в твоей жизни. Ты сопротивлялась, кричала, звала на помощь, умоляла и ревела в голос, но все оказалось тщетно. Никого не волновало, что ты испытывала нестерпимую боль и безграничный страх, главное, что твои насильники получали наслаждение.

В тот вечер, еле добравшись до дома, ты закрылась в своей комнате, схватила ножницы, подбежала к зеркалу и... Сперва, ты хотела состричь волосы и оставить пару шрамов на лице, настолько красивом, что твои насильники постоянно напоминали тебе об этом.

«Какая же ты красивая!»

«Твои волосы так классно пахнут…»

«Не бей ее по лицу!»

«Теперь моя очередь…»

Их слова настойчиво звенели у тебя в ушах, вызывая ненависть к собственному телу, красота которого заставила тебя пережить весь этот ужас! Но стоило ли ее разрушать? Лезвие тогда остановилось всего в миллиметре от щеки. Твое дыхание сбилось, рука, державшая ножницы, дрожала, а взгляд бегал по бледному отражению. Еще никогда ты не казалась себе настолько красивой. Раньше ты не замечала, какие большие у тебя глаза, как идеальны черты лица, как безупречна фигура. Сегодня ты словно впервые столкнулась с собой настоящей и до беспамятства влюбилась в то прекрасное создание в зеркале, которое не портили ни опухшие от слез глаза, ни потрескавшиеся губы, ни даже синяк на левой скуле, который ты получила, укусив одного из насильников за палец. Это казалось странным, ведь люди, подвергшиеся насилию, обычно начинали себя ненавидеть, как ненавидела себя и ты всего секунду назад. Но вот ты уже буквально любовалась своим отражением, жадно пожирая его взглядом и от этого… возбуждаясь. Внизу живота все еще неприятно саднило и кровотечение после общения со старшеклассниками никак не хотело прекращаться, но в ту секунду ты забыла обо всем.

Подойдя к зеркалу совсем близко, ты осторожно коснулась его глади, мимолетно погладив отражение по щеке, но почти сразу отдернула руку и звонко захихикала. Отражение, будто бы одобряя твои действия, улыбнулось в ответ. Тогда ты вновь коснулась его холодной кожи, провела пальцами по скулам, спустилась по шее, положила руку на грудь, а затем нагнулась к зеркальной глади совсем близко и припала губами к губам отражения. От холодного поцелуя ты на миг оцепенела, а затем прижалась к зеркалу всем телом, дрожа от до того неведанных ощущений и млея перед собственной красотой.

На следующий день, придя в школу, ты тут же направилась в корпус старшеклассников. Увидев тебя, твои насильники перепугались не хуже диких зверьков, впервые столкнувшихся с человеком. Они и не предполагали, что тебе хватит духа даже просто появиться в школе, что уж говорить о посещении их корпуса. Твоя самоуверенность внушила в них панику, а в глубине души поселила дикий страх перед тобой. Но и сбежать они не могли, завороженно смотря на тебя, как кролики на удава. Все оттого, что они уже давно стали пленниками твоей красоты, и, что бы они ни делали, избавиться от невидимых сетей им бы уже не удалось. Ты очаровала их, свела с ума и буквально Заставила накинуться на тебя. Во всем произошедшем была виновата только ты – они внушали себе эту идею до посинения, пока искренне не поверили в нее.

Поймав на себе их затравленные взгляды, ты и сама усомнилась в своей непричастности. Самую малость. Ведь оба мальчика были из благополучных семей, слыли добрыми и отзывчивыми, кроме того у обоих имелись подружки. Никому бы никогда и в голову не пришло, что они способны на изнасилование.

«Виновата только я», – пронеслась у тебя в голове свежая мысль. Если бы парни, что стояли перед тобой, услышали ее, они бы наверняка вздохнули с облегчением и решили бы, что их проблемы закончились. Вот только в действительности они лишь начинались. Ведь в этот самый момент ты окончательно поняла, на что способна твоя красота. А вместе с пониманием появился интерес по поводу того, что еще она может. Что еще можешь ты?

– Ч…чего тебе надо? – выдавил тогда один из насильников, пятясь от тебя словно от чумной.

– Тебе все равно никто не поверит! – прошипел второй. Но в голосе его четко прослеживались нотки страха, заставившие тебя улыбнуться. Заметив это, оба парня вздрогнули, но не ушли. Ты видела, как их взгляды блуждают по твоему телу. Наверняка прямо сейчас они вспоминали, как сутками ранее прижимались к нему, лаская еще не полностью сформировавшуюся грудь, раздвигали длинные ноги и…

– Я и не собираюсь рассказывать, – тихо проговорила ты, возвращая парней из мира фантазий. Если бы не свидетели, они бы наверняка уже вновь тащили тебя в подсобку.

– Тогда чего ты хочешь? – прошипел тот из парней, что был поагрессивнее.

– Давайте встречаться, – улыбнулась ты.

– Встреч… чего? – выдохнули оба.

– Я же нравлюсь вам? Тогда давайте встречаться, – спокойно повторила ты. Парни переглянулись.

– С нами обоими? – недоверчиво переспросил один из них.

– Да, – с готовностью кивнула ты.

– Вот еще, встречаться со шлюхой! – фыркнул агрессивный, стараясь за подобным поведением скрыть свою заинтересованность в предложении.

– Я не шлюха, еще вчера я была девственницей, и вы знаете об этом, – наигранно нахмурилась ты. – Вы стали моими первыми мужчинами и должны взять за это ответственность!

– То есть встречаться с тобой, – пришел к озвученному ранее выводу тот, что был поспокойнее.

– Именно, – согласилась ты.

– Что ж…

Парни немного помялись, вновь переглянулись, обменялись парой кивков и пожатиями плеч, после чего согласились. Ты же ни на секунду не сомневалась, что все будет именно так, как ты хочешь.

Мучимые грызущим чувством вины, твои новоявленные парни стали отличными марионетками в твоих руках, которыми ты вертела, как тебе заблагорассудится, не гнушаясь устраивать истерики, давить на самое больное и постоянно припоминать парням о том, что они с тобой в свое время сотворили. Но не забывала ты и о «пряниках», даря несчастным такие ночи, после которых мучающие их мысли по поводу разрыва с тобой на какое-то время бесследно исчезали.

Когда же парни тебе надоели, ты натравила их друг на друга, в результате чего один попал в больницу, обреченный остаток дней просуществовать овощем, когда как второй переехал в тюрьму строгого режима с пожизненным сроком и без возможности выйти досрочно. К тому времени ты уже училась в университете и помимо этих двоих, у тебя насчитывалось еще с десяток любовников, одним из которых стал твой собственный отец. Ты сама его и соблазнила. В отличие от раздражительной матери, он всегда был к тебе очень добр и внимателен, поэтому именно у него ты попросила красивое, но жутко дорогое платье на выпускной. Когда же мать узнала о твоей просьбе, она устроила настоящий скандал.

– Эгоистка! – кричала она, размахивая руками. – Как ты можешь требовать от нас подобного?! Ты же знаешь, в каком финансовом положении мы находимся!

Ты знала, но не понимала, с какой это стати должна была довольствоваться дешевкой лишь потому, что родители не в состоянии приобрести дорогую вещь. Ведь это они были виноваты в том, что зарабатывали так мало, а вовсе не ты.

Отец в этом скандале не участвовал, просто тихо наблюдая за своей женой и дочерью. Позже, когда мать, вымотанная тяжелым рабочим днем и скандалом, ушла спать, ты села к отцу на колени и мягко поинтересовалась, почему он за тебя не заступился.

– Потому что твоя мать права, – улыбнулся тогда мужчина, – я так люблю тебя, что готов выполнить любой твой каприз, не задумываясь о последствиях.

– Правда любишь? – кокетливо поинтересовалась ты.

– Правда, люблю.

– Сильнее, чем маму? – последовал провокационный вопрос.

Мужчина пару секунд помолчал, обдумывая свой ответ.

– Куда больше, – наконец произнес он, улыбнувшись.

– Тогда возьми меня, – разрешила ты, усаживаясь на отца так, чтобы обнять его торс ногами. В его взгляде прочитался страх. Он хотел отказаться, наверное, даже поругать тебя за такое отвратительное поведение. Но твоя красота не позволила ему этого. Искушение оказалось слишком сильным и ему не удалось с ним справиться.

Через неделю, ты, напоив мать, соблазнила и ее. Но если ночь с отцом была лишь твоим капризом, коих позже насчитывалось еще несколько десятков, то от матери тебе было необходимо только платье, которое ты, конечно же, после всего случившегося легко получила.

Выпускной прошел, а гнетущее чувство вины, которое мучило не только твою мать, но и отца, не уходило. Первой сгорела мама. Не выдержав твоих насмешек, постоянных подтруниваний и напоминаний, она как-то вечером привычно ушла в ванну. Вы с отцом спохватились только спустя час. Пока выбивали дверь, прошло еще некоторое время, поэтому на помощь женщине вы пришли слишком поздно. Она так и умерла, лежа в кроваво-красной воде бледная как мел. Отец тогда в ужасе выбежал из ванны, борясь с рвотными позывами, и поспешил вызвать скорую помощь. Ты же с безразличием провела пальчиками по водной красной глади, затем наклонилась к бездыханному телу матери и поцеловала ее в лоб.

– Спасибо за платье, мам, – прошептала ты сухо, таким образом, попрощавшись с усопшей.

Пускай твой отец и говорил, что любил тебя куда больше матери, после смерти жены, он был сам не свой. Если ты приставала к нему, он становился неистовым и очень резким, а на пике удовольствия называл ее, а вовсе не твое имя. Тебя это ужасно злило, поэтому ты все меньше времени проводила дома, когда как мужчина, не справляющийся со своим горем, взялся за бутылку, через месяц потерял работу, а еще через год его нашли в канализационном люке. Пьяный он упал в люк и сломал себе позвоночник. Нашли еще только через пару месяцев, врачи заключили, что мужчина умер далеко не сразу, пролежав в канализационном люке пару недель, мучаясь от боли, голода, холода и жажды. Кроме того, его начали есть крысы еще до того, как он испустил дух.

На похоронах стояла мертвая тишина, потому что к тому времени твой отец успел растерять всех своих друзей, ты же и не думала лить по нему слезы. Он был заботливым отцом, который всегда баловал тебя, играл с тобой в настольные игры, учил кататься на лыжах, помогал с уроками и даже жарил гренки на завтрак, но ты ничего не чувствовала. В постели он был самым нежным любовником из всех, которые у тебя были, чутким и внимательным, раскаивающимся и искренне любящим тебя, но ты ничего не чувствовала. Его жизнь пошла под откос лишь потому, что ты захотела новое платье, но ты ничего не чувствовала. Ты являлась его убийцей, но тебе было все равно. Конечно, где-то глубоко внутри раздражающее сожаление о его смерти мучило тебя, но ты легко с этим справилась. Тебе было достаточно привычно закрыться в комнате, надеть любимое нижнее белье и сесть перед зеркалом. И растекающееся по телу жгучее удовольствие заставляло забыть обо всех проблемах.

На последнем курсе тебя внезапно одолело чувство одиночества, которое не могли заглушить даже все твои любовники. Тебе захотелось полноценной семьи. И ты довольно быстро ею обзавелась. Найти нейтрального доброго паренька труда не составило. Соблазнить его – тем более. Через три месяца после знакомства он уже надевал обручальное кольцо на твой длинный тонкий пальчик, улыбаясь так счастливо, что даже тебе казалось, что жизнь твоя изменится, и вы действительно будете счастливы. Какое-то время так и было. Ты даже забеременела и даже была этому рада. Правда, чем больше рос твой живот, тем противнее тебе становилось. Ребенок портил твою фигуру, твою безупречную красоту, и отражение уже не казалось таким соблазнительным. Жаль, что поняла ты это слишком поздно, когда аборт сделать было уже нельзя. Пришлось рожать. Мучительная боль пугала тебя не так сильно, как мысль о том, что тебе уже никогда не стать прежней.

Но восстановилась ты быстро: с растяжками расправились дорогие мази, с лишним весом, коего в принципе почти не было, ты рассталась посредством диет, и вскоре засияла лучше прежнего.

Все то время, пока ты занималась собой, твой муж заботился о ребенке. Это он кормил его, он успокаивал младенца по ночам, он менял ему подгузники и водил на прогулки. Правда, чем взрослее становился мальчик, тем больше у мужчины появлялись сомнения по поводу того, что он его сын. Периодически вы скандалили по этому поводу, и ты мастерски изображала из себя жертву, страдающую от жестокой клеветы. Но как-то раз муж особенно сильно разозлил тебя, и тогда ты, в порыве гнева, впервые сообщила ему, что аристократка и что от такой грязнокровной свиньи, как он, ребенка бы ты никогда не родила. Упоминать о том, что забеременеть ты могла лишь от аристократа, ты не стала, ибо это считалась аристократической тайной, раскрытие которой могло повлечь за собой не самые приятные последствия.

Узнав правду, муж практически сразу от тебя ушел. Если бы ты захотела, то наверняка смогла бы удержать его рядом с собой: пара истерик, слез раскаянья и нежные слова, нашептанные на ушко, и он простил бы тебе все и даже больше, но к тому времени необходимость в нем отпала: играть в семью тебе надоело. Жизнь же твою могли обеспечить и твои любовники. Единственной проблемой оставался маленький сын. Даже по истечении пяти лет после его появления, ты все еще не могла понять, что же к нему чувствуешь. Иногда он жутко тебя раздражал, когда как в другое время ты еле справлялась с желанием схватить мальчика и задушить его в объятьях.

В это время у тебя появляется маленькая проблема. Точнее, она присутствовала уже давно, но ты старалась этого не замечать. Провалы в памяти. Они мучили тебя еще со школы с того самого дня, когда тебя сделали женщиной. Сначала из памяти твоей стирались минуты и часы, в которые твои действия становились необъяснимыми даже для тебя самой. Одна знакомая, к примеру, заявляла, что ты целый час просидела в библиотеке, хотя ты ненавидела это место и никогда его не посещала, а однокурсница в университете уверяла, что вы вдвоем переспали с преподавателем философии. Но и этого ты не помнила.

Теперь же игнорировать провалы тебе не удавалось, потому что они заметно участились, а их длительность увеличилась. Ты даже подумывала сходить к врачу, но настолько боялась диагноза, что так и не решилась на это. Да и кому нужно лечение, когда есть красота? Как только в душе твоей зарождалась тревога, ты тут же бежала в свою комнату, запиралась там, поудобнее располагалась перед десятками зеркал и расслаблялась, наслаждаясь обществом безупречных отражений. Каждое из них к этому времени уже приобрело свое имя. Да-да, все они были разные. Из каждого зеркала на тебя смотрела иная личность с неповторимым характером, со своими фантазиями, желаниями и чувствами. Одни боготворили тебя, другие ненавидели, при этом жгуче желая тобой обладать, третьи скромничали, четвертым было почти все равно. Все отражения объединяло лишь одно: они любили тебя. А ты любила их. Их всех.

Шли годы, и твой сын рос. В нем все четче проявлялась твоя красота. Безупречная, неиссякаемая и будоражащая кровь. Та самая, которой было невозможно противиться. Даже ты попала под его очарование. И внезапно захотела сделать для сына что-нибудь значимое. Тогда ты и повстречала Лари – аристократа до мозга костей, который предложил тебе довольно пикантную сделку: тебе всего лишь следовало участвовать в аристократических развлечениях, а за это, после истечения определенного периода, твой сын получил бы право переехать на этаж аристократов. Тогда бы он получил аристократическое образование и их всеобщую поддержку, а это означало бесспорное яркое будущее для твоего сына.

Недолго думая, ты согласилась.

Перед вашей первой оргией Лари подробнее рассказал, что тебе предстояло. Ты лишь равнодушно пожала плечами, и такое поведение с твоей стороны удивило и не понравилось твоему спутнику:

– Пэйрис, ты должна проявить эмоции, иначе быстро им наскучишь, – заявил он.

– Как же мне себя повести? – удивилась ты.

– Как жертва изнасилования, – ухмыльнулся мужчина, проводя пальцами по твоему подбородку. – Кричи что есть мочи, плачь и сопротивляйся.

– Без проблем, – ухмыльнулась ты, тут же морщась и заливаясь слезами. – Мы так не договаривались! – комната наполнилась твоими криками и всхлипами. – Я разрываю наш договор! Я не хочу!

Аристократам действительно понравилась красивая «необъезженная» сучка, что ревела в голос, пытаясь вырваться из их объятий. Никто из них ни разу не усомнился в том, что тебе действительно страшно. Но это было далеко не так. Пока твое тело оскверняли, ты отстраненно размышляла о будущем. Будущем своего сына.

По-настоящему ты испугалась в тот момент, когда узнала, что Найт – твой дорогой, возлюбленный сын, видел развернувшееся для аристократов представление. Мысль о том, что ты запомнишься ему слабой никчемной женщиной, убивала тебя. В тот день ты избила Лари тяжелой железной вазой, а затем заставила его облизывать твои туфли. Мужчина не сопротивлялся, потому что, несмотря на наигранное превосходство над тобой, в действительности он был таким же жалким человечишкой, как и сотни падавших к твоим ногам ранее. Его пленила твоя красота, она же его сломала и лишила возможности сопротивляться.

Провалы в памяти тем временем стали уже само собой разумеющимся. Как минимум один день в неделю выпадал из твоей жизни, и вскоре ты поняла, почему. Отражения. Они воровали твою жизнь, по очереди вселяясь в твое тело, как по очереди его насиловали те два старшеклассника. Они пользовались тобой, они обладали тобой без остатка, потому что даже отражения преклонялись перед твоей красотой.

За первой аристократической оргией последовали другие. Ты уже не плакала и не сопротивлялась, но поражала своих любовников откровенностью, наглостью, раскованностью и познаниями в удовлетворении, как мужчин, так и женщин. Только вот они, в свою очередь, тебя не удовлетворяли, когда как сладкое желание распаляло тебя и требовало разрядки. В понимании того, кто же сможет обуздать эту жажду, тебе помог Лари, который как-то раз привел сына к тебе в комнату и овладел тобой у него на глазах. Тебе стоило разозлиться, как обычно ударить его и показать жалкому глупцу его место, но ты предпочла украдкой смотреть на Найта, осознавая, что красота его расцветает и заполняет тебя изнутри, возбуждая и доводя до экстаза. Тогда ты четко осознала, чего, а точнее кого хочешь. Но мальчик был еще мал. Стоило подождать.

Время шло. Лари сделал тебе предложение, подарив кольцо с большим камнем фиолетового пламени. Безумно дорогая и опасная вещица. Украшение тебе очень понравилось: оно обладало той же пленяющей и разрушительной силой, что и твоя красота. А еще в прозрачном камне, внутри которого и таилось пламя, ты обнаружила очередное отражение. Оно отличалось от тех, что жили в комнате в твоих зеркалах. Было совсем иным, не злым и не добрым, но высокомерным и совсем не живым. Отражение в камне наблюдало за тобой, но не любовалось, как все остальные. Оно желало другого: вырваться на свободу. Провалы в памяти превратились в череду дней и недель, с каждым днем камень забирал все больше твоей жизни. Тогда ты не на шутку испугалась и, чтобы избавиться от этого кошмарного чувства, перестала носить кольцо, спрятав его в ящике с нижним бельем.

Сын твой к тому времени уже превратился в молодого юношу – привлекательного и харизматичного. Ты была уверена, что соблазнить его не составит труда, но все оказалось не так просто. Нет, у тебя все получилось. В одну из ночей, когда Лари уехал на очередное «собрание» аристократов, ты пришла к сыну в комнату, забралась к нему в кровать, поцеловала… парень дрожал, но не сопротивлялся твоим порывам. Ты делала, что хотела, но когда притянула его к себе, в глазах нависшего над тобой не мальчика, но мужчины ты прочитала совсем не ту любовь, на которую рассчитывала. Несмотря на твой характер, постоянные провалы в памяти, отвратительное поведение и во многом равнодушие, сын все равно любил тебя, и любил не за твою красоту и не за то, что ты спала с ним, а потому что ты была его матерью. И во взгляде его не нашлось вожделеющей похоти, лишь жалость, скорбь, боль и смирение:

«Если тебе станет от этого легче, я сделаю все, что ты захочешь…» – читалось в каждом его движении, в его робких еще детских ласках.

Омерзение – то, что ты к себе в тот момент ощутила. Ты прервала Найта на середине, выскользнула из кровати и убежала в туалет. Тебя вывернуло наизнанку от той мерзости, что копилась в тебе все эти годы. Ты смердела и гнила изнутри, но почему-то почувствовала это лишь теперь. Больше ты к сыну не приставала. Но не твои отражения. Им нравился Найт, его красота. И они ложились к нему в кровать, обнимали его шею, оставляли засосы на светлой коже и заставляли его кончать в твое тело. Но отражения не устраивало, что Найт любил тебя, а не их, из-за чего они стремились сделать ему больно. Именно поэтому в стоне удовольствия они шептали чужие имена, желая, чтобы твой сын возненавидел тебя и наконец-то полюбил их. Любовь твоих отражений обернулась в фанатичное желание стать тобой, когда как ты сама превратилась для них в раздражающую помеху.

А Найт не видел разницы, не понимал, что это не ты, а кто-то другой. Кто-то гадкий, фальшивый, грязный и сошедший с ума. Сломленный дух, прячущийся за наигранной бравадой и шальным безумием. Хотя… именно поэтому разницы видно и не было. Ведь ты была точно такой же.

– В следующий раз, когда я приду к тебе, отвергни меня, – почти умоляла ты сына, но он никогда не отказывал отражениям. Скорбь же и жалость к тебе в его взгляде росла.

– Мама, ты больна, – иногда шептал он тебе на ухо, после очередной бурной ночи, – тебе надо показаться врачу.

«Надо!» – кричала ты.

– С нами все в порядке, – шептали отражения. – Не бойся, мы никогда тебя не оставим, – улыбались они.

Твоя жизнь превратилась в настоящий ад. А может быть таковой она всегда и являлась, просто ты не хотела этого замечать? Ты жила, как хотела, делала, что хотела и, в конце концов, превратилась в одно из десятков собственных отражений, что были заточены в зеркала. Теперь они терзали твое тело, когда как ты наблюдала за всем этим с зеркальных гладей автомобилей, окон и чашек. И ты ненавидела их за это, боролась с ними, сопротивлялась и беззвучно кричала.

В те недолгие моменты, когда ты оставалась самой собой, ты наполняла ванну горячей водой, бросала туда кубики растворимой искусственной крови, которую продавали в магазине «Фокусы и чудеса», забиралась в ванну и представляла на своем месте мать в тот момент, когда она перерезала себе вены. Тебя это почему-то успокаивало и давало возможность мыслить трезво.

– Мне нужен пистолет, – вслух произносила ты, боясь не расслышать своих мыслей за тьмой чужих, что уже некоторое время без устали теснились у тебя в голове, – мне нужен пистолет, чтобы освободить моего сына.

Через какое-то время ты действительно приобрела огнестрельное оружие и спрятала его все в тот же ящик с нижним бельем, где уже покоилось кольцо с фиолетовым пламенем. Следующим шагом в освобождении себя и Найта от плена отражений было полное уничтожение твоих дорогих зеркал.

– Вам только кажется, что я порабощена вами. Но в действительности всегда рабами были только вы, – шептала ты, стоя в комнате перед зеркалами и держа в руках молоток. Отражения в ответ перешептывались и перемигивались.

«Ты не сможешь!» – шипели они.

«Кроме нас, у тебя больше никого нет!»

– Ошибаетесь, у меня есть сын, – с этими словами ты размахнулась и обрушила на зеркала череду сильнейших ударов. Тени, овладевавшие тобой столько лет, рассыпались на осколки, растворились в твоей ярости и исчезли без возможности вернуться. Тогда, сжимая в руках молоток, тяжело дыша и разглядывая зияющие на местах зеркал дыры, ты была уверена, что теперь все изменится и твоя жизнь наконец-то потечет по правильному пути. Всего-то и надо было выбрать лучший момент и заставить Найта Уйти вместе с тобой. Пистолет предназначался именно для этого.

Но вот незадача, в этот самый период ты узнала, что беременна. Лари был бесплодным, о чем сообщил тебе еще в самом начале вашего знакомства, а в последние полгода, так как твой муж почему-то отказывался брать тебя на аристократические мероприятия, кроме него, у тебя был лишь один любовник. Найт.