Текст книги "Телешоу «Научи меня любить» (СИ)"

Автор книги: Mr Abomination

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 71 страниц)

– Тогда, как ты догадался, кто я? – недоумевал пьяный Дэй.

– Это, – с этими словами Кот извлек из кармана куртки полицейское удостоверение и протянул его своему горе-спасителю.

– Спер?! – икнул Бренди.

– Уронили, – без тени обиды ответил Кот.

– Ик… сп…сп… спасиб… б-б-блять… сп… сп… да чтоб вас! Сп…спас… СПАСИБО! Фух… – рыжий смахнул выступивший на лбу пот, – в детстве заикался, щас иногда тож… ик… бывает… как начну заикаться на одном слове… и все… туши свет… бросай гранату… ик! – объяснил он, наконец, забирая удостоверение из рук Кота и старательно впихивая его в карман джинсов. После длительных потуг ему это так и не удалось, потому что у его джинсов попросту не было карманов, но полицейского это не смутило. Удостоверение соскользнуло со стула на пол, а Бренди продолжил свое алкогольное чаепитие, уверенный, что документы покоятся в его несуществующем кармане.

Тихо прыснув, пепелиец нагнулся и вновь поднял удостоверение.

– Спер?! – с большим возмущением, чем в первый раз, воскликнул полицейский, когда ему в плечо ткнули его же корочками.

– Уронили, – улыбаясь все шире, ответил Кот. На этот раз удостоверение оказалось в реальном кармане куртки. Пепелиец, немного подумав, сам его туда засунул и застегнул на замок.

– Прзнателен, – пробормотал в ответ Дэй, салютуя своему собеседнику.

– А вы знаете, кто я? – продолжил разговор Кот.

– Кнешн знаю, – выдавил рыжий, осушая стакан и заказывая двойную порцию.

– Зачем копу заступаться за Кота? – осторожно поинтересовался пепелиец.

– Силы были не равны, – пробормотал в ответ детектив.

– И это все? – искренне удивился Кот.

– А тебе мало? – лишь проворчал Бренди еще не подозревая, что своей наивностью приобрёл если не друга, то как минимум союзника.

– Нет, – мотнул тогда головой пепелиец, нагибаясь к детективу ближе, чем следовало бы союзнику, – скорее слишком щедро.

Так Кот впервые узнал о ГОРе, а позже столкнулся еще с парой человек из этого же отдела и окончательно убедился, что с этими людьми дружить – острая необходимость.

– Я, – тем временем с запинкой выдохнула Ксин, прерывая поток воспоминаний Кота. Девушка действительно не знала, что ей ответить. Сказать, что была в плену у Шута? Что потеряла счет времени и все еще не оправилась от частичной амнезии, которой ее наградила фигура в хвостатом капюшоне? Чем сильнее она пыталась вспомнить, что же нашла тогда в библиотеке на Шута, тем сильнее болел затылок. Хотя, как это ни странно, любопытная информация о его заказчиках все еще вертелась у нее в голове. Можно было лишь гадать, была она там по счастливому недоразумению, или Шут специально оставил девушке данную информацию. И что-то Ксин подсказывало, что второй пункт, подразумевавший предположений, что девушку попросту использовали, казался ей до противного правдоподобнее первого.

– Вы что? – тем временем терпеливо подтолкнул девушку к ответу Кот.

– Я действительно не помню многого из того, что произошло в последнее время и не знаю, как оказалась в коробке, но… я была в плену у очень опасного человека и до сих пор не верю в то, что жива, – выдохнула Ксин, почему-то рядом с Котом чувствуя себя в относительной безопасности. Она очень боялась, что он начнет допрос с пристрастием, потому что ужасно устала, и каждое слово ей давалось с большим трудом, но лидер Кошек повел себя неожиданно.

– Какое недоразумение, – удивительно спокойным тоном проговорил он, – но теперь вы в безопасности. Могу я предложить вам отобедать со мной?

– Честно говоря… я ужасно голодна! Спасибо! – призналась Ксин, не сдерживая радости по поводу предложения пепелийца. – Надеюсь, у вас есть что-нибудь посущественнее кошачьих консервов? – себе под нос пробормотала она, забыв о том, насколько хорош слух у Кота.

– Что вы, ради нашей гостьи мы обязуемся найти пару свежих рыбок! – пообещал он, едва ли воодушевляя этим бедную Ксин.

Есть люди, к которым все тянутся. Есть те, кто наоборот отпугивают окружающих. Гера умудрялась совмещать в себе обе эти черты. Если обыкновенные люди без видимых на то причин обходили ее стороной, как чумную, то разномастные подонки и фрики души в ней не чаяли и тянулись к ней как мухи на…

– Дерьмо! – воскликнула девушка, влетая в узкий проулок и попадая в тупик.

– Вау! Телочка сама завела нас в укромное местечко! – послышались паскудные смешки.

«И почему я постоянно оказываюсь в подобных ситуациях?!» – мысленно взвыл юный патологоанатом, сжимая перекинутые через плечи лямки тяжелого рюкзака.

– Ну что? Готова к самому незабываемому сексу в твоей жизни? – к девушке приближались три фигуры, и что-то ей подсказывало, что до джентльменов парням было как до Луны.

– Я бы и рада, вот только очень спешу! – пятясь, натянуто улыбнулась Гера, стараясь не показывать своего страха. Если против одного придурка шокер, что лежал в рюкзаке, ей бы и помог, то против троих шансов у нее не оставалось.

– Да ладно, не ломайся! Какие могут быть дела в такую прекрасную ночь?! – пробормотал второй из парней, явно на досуге принявший хорошую порцию технонаркотика.

«Сраный поэт!» – фыркнула мысленно Гера, не переставая улыбаться.

– И все-таки… – девушка взяла себя в руки и выдохнула, – я откажусь! – с этими словами она кинулась в сторону преследователей, в миг столкновения внезапно подпрыгнула, оттолкнулась от живота главного хулигана, взмыла в воздух и зацепилась за край двухметровой кирпичной свежевозведенной стены, являющейся тупиком.

– Сучка! – взвыл парень, сыгравший роль подставки. Гера тем временем поспешно подтянулась на руках и перемахнула через казавшееся непреодолимым препятствие.

– Так-то, идиоты! Вместо наркоты лучше бы спортом занялись! – празднуя маленькую победу, с запальчивостью заявила она.

– Ого-го, какие мы стали самоуверенные! – почему-то в голосе говорившего не нашлось места и нотке злобы или разочарования. И уже через секунду Гера, пронаблюдав, как один из парней приземляется всего в метре от нее, поняла причину их насмешек.

«Твою-то бабушку… бывшие трейсеры! Молодец, Гера! Ты знаешь, как заводить знакомства!» – два других парня последовали за своим предводителем и наверняка окружили бы девушку, если бы та промедлила хоть на секунду.

– Поймайте ее! Во что бы то ни стало! – да, теперь-то для хулиганов это было не просто забавной игрой с запуганной девчонкой. Гера здорово прокатилась по гордости главаря, и без внимания это оставить он бы уже не смог.

«Чертова мода на паркур!» – тем временем проклинала все вокруг Гера. Убегать от наркомана – полбеды, от наркомана-трейсера – катастрофа!

«Только бы успеть!» – благо спасительный бетонный забор уже маячил впереди. Гере оставалось преодолеть лишь его, а дальше дело оставалось за малым.

– Беги-беги! Далеко все равно не убежишь! – тем временем послышались улюлюканья за спиной девушки. Гера прекрасно понимала, что ее пытаются запугать и тем самым замедлить, как осознавала и то, что у них это прекрасно получается.

Метры, разделяющие девушку и бетонный забор, тем временем, стремительно преодолевались.

«Еще чуть-чуть! Самую малость!» – подбадривала себя Гера, ощущая, как воздух раскаляет легкие, а в теле накапливается навязчивая и непреодолимая усталость. Какая-то пара шагов, прыжок и девушка бы оказалась по ту сторону забора, но претворить столь простой план в реальность ей не удалось из-за камня, что запульнул в нее один из хулиганов. Камень попал аккурат в затылок, вызвав резкую головную боль и выбив девушку из равновесия. Как результат, Гера запуталась в собственных ногах и растянулась на асфальте, подняв облако пыли.

– Сказали же, что не убежишь, – послышалась насмешка со стороны главаря хулиганов, что перешел с бега на шаг и теперь с самодовольной улыбкой медленно приближался к своей жертве.

– Зря… – тихо выговорила Гера, отползая к забору, стягивая со спины рюкзак и дрожащей рукой расстёгивая наружный карман. Хулиганы напряглись, предполагая, что в руках у девушки окажется оружие, но Гера их ожиданий не оправдала. Из рюкзака она вытащила две заколки в виде кошачьих ушей и поспешно нацепила их на голову.

– Ролевые игры? Не вопрос! – усмехнулся заводила, настолько ослепленный ненавистью к Гере, что не понял очевидного. Когда как два его друга, сразу же сообразив, во что ввязались, начали пятиться подальше от предполагаемой жертвы.

– Не совсем, – улыбнулся патологоанатом, касаясь ушек и нажимая на еле заметные кнопки. Неслышимые человеческим ухом сигналы разнеслись по всей округе, взбудоражив на первый взгляд совершенно безобидных бродячих котов.

– Неплохо смотришься, – прокомментировал вид Геры хулиган, не чувствуя опасности.

– Мяу? – раздалось тихое сверху. На бетонном заборе обнаружился белый пушистый голубоглазый котенок с толстым ошейником совсем не вяжущимся с его миниатюрностью.

– Мяу! – послышалось нервное сбоку. Черный кот с белыми пятнами на груди и кончиках лап выбрался из помойного бака и без тени страха приблизился к людям.

– Мяу… – донёсся со спины длинный зевок. Облезлый рыжий кот с толстым шрамом вместо левого глаза и ободранным ухом не спеша ковылял к компании.

– Что за хрень? – удивленно выдохнул хулиган, оглядываясь по сторонам и только теперь замечая, что его друзья куда-то делись. Парни смылись раньше, чем стало слишком жарко.

«Отлично, он отвлекся, а значит…»

Гера, до последнего надеявшаяся на то, что все закончится без членовредительств, взметнулась вверх и, несмотря на колючую проволоку, попыталась перелезть через забор. Но парень разрушил все ее надежды. С тихим шипением: «Прекрасно, трахну тебя в одиночку!» – он схватил девушку за рюкзак и с силой дернул вниз, буквально сдирая ее с забора. Гера пыталась сопротивляться, но от неловких ударов хулиган с легкостью увернулся, после чего схватил девушку за шею и с силой толкнул ее в сторону узкого проулка, из которого они выбежали. Гера пролетела пару метров, чуть не сбив собой рыжего кота.

– Глупо, – хмыкнул хулиган, делая шаг в сторону Геры. Рыжий потрепанный кот на это среагировал удивительно резко, встав на дыбы и зашипев на парня.

– А ну-ка пшол, – недолго думая, подарил хулиган драному коту неслабый пинок. Животное перелетело через лежащую на земле Геру, но приземлилось на лапы и продолжило шипеть. К тому же к рыжему собрату присоединился черный кот с белыми пятнами, что так же встал на дыбы и бесстрашно попер на парня. Гера, тем временем, покачиваясь, поднялась с асфальта и потерла ноющую шею.

– Зря… – повторила девушка кинутую ранее фразу. – Очень зря.

А ведь действительно, будь парень менее настойчивым или хотя бы таким же догадливым, как и его друзья, до него бы уже дошло, что кошачьи уши на голове Геры говорили не о ее любви к ролевым играм, а о том, что она состоит в банде Кошек. А там недалеко до вполне логичных выводов о том, что если рядом с Кошкой появились коты, да еще и в странных ошейниках, следует уносить ноги. Но, увы, хулиган оказался не слишком расторопным, о чем и пожалел.

Рыжий кот продолжал шипеть, с каждым мигом ударяя хвостом по асфальту все сильнее и оставляя на нем недвусмысленные трещины и борозды. Все тело кота будто свела судорога. Он изогнулся, словно желая завязаться в узел, сквозь проплешины на спине и лапах прослеживались вздутые пульсирующие вены и напряженные мышцы, которые стремительно увеличивались в размерах. Клоки шерсти расползались в стороны, давая волю абсолютно гладкой серой плоти. Морда зверя исказилась из-за стремительно вытягивающейся пасти и ряда острых как бритва клыков. Лапы стали мощнее раз в десять, а острые когти распарывали асфальт, словно мягкий пластилин. Для того чтобы пронаблюдать метаморфозы кота-мутанта, требовались стальные нервы, которых у хулигана не оказалось. Он как-то сразу побледнел. Колени его задрожали. На штанах между ног выступила влага. Чудовище же, теперь лишь отдаленно напоминающее кошку, утробно зарычало, демонстрируя острый ряд зубов и сверля парня взглядом.

Хулиган в приступе паники вскрикнул и попятился, но почти тут же наткнулся спиной на бетонный забор и заскулил сквозь зубы. К этому времени черный и рыжий кот, встав по обе стороны от Геры, начали рыть лапами асфальт, раскидывая его ошметки в разные стороны и рыча на ненавистного им человека. Лишь белый и пушистый котенок продолжал внимательно наблюдать за всем происходящим. Ему еще только предстояло научиться контролировать свои мутации, чтобы, так же, как и его старшие братья, вставать на защиту своего создателя.

– Какие… киски, – все же осмелился подать голос хулиган.

– Нравятся? – одарила Гера парня улыбкой акулы, подходя к рыжему коту, вставая на цыпочки и еле-еле дотягиваясь до его макушки, чтобы почесать зверя за ушком. Подобие кота тут же заурчало, и все вокруг тихо завибрировало в такт его гудению. Затем чудище благодарно ткнулось носом в плечо девушки, чуть не сбив ее с ног.

– Полегче, ковбой! – осадила Гера своего питомца и кот, тут же прижав уши к голове, тихо мяукнул, – лучше позаботься о нем, – кивнула она в сторону хулигана, – мне как раз нужен новый материал для экспериментов.

– И что это было? – с придыханием поинтересовался Найт, когда довольно целомудренный, но при этом длительный поцелуй, наконец, закончился.

– Не знаю, – брякнул Бренди, тут же спускаясь на пару ступеней ниже, но, при этом, не сводя взгляда с брюнета.

– Если это такой способ пожа…

– Жалеть тебя никто не собирается, – неожиданно резко ответил рыжий, нахмурившись. – Я сам не в сказке родился и, честно говоря, не знаю ни единого человека, у которого за спиной не таилось бы нечто жуткое. Да и как иначе, когда мир в прямом смысле этого слова сходит с ума, экология подрывает остатки физического здоровья, а люди все чаще забывают о том, что же такое человечность.

– Не знаю насчет людей, но я свою человечность обменял на деньги и покой и ни разу не пожалел об этом, – с этими словами Найт отвернулся от детектива и ринулся вверх, переступая через две ступеньки за раз. Следующие несколько пролетов рыжий и брюнет провели в напряженном молчании.

– Тебе не кажется это странным? – все же разорвал тишину Найт, добравшись до нужного этажа и проследовав в длинный коридор, по обе стороны от которого отходили десятки потрескавшихся и охваченных фиолетовым пламенем идентичных дверей.

– Что «это»? – без энтузиазма откликнулся Дэй.

– Наше… общение, – после раздумий, подобрал подходящее слово Найт.

– Если это можно назвать общением, – фыркнул Дэй, усиленно рассматривая стену.

– В том-то и дело. Что-то не так.

– Все не так!

Помолчали.

– Смотри, мы ведь уже переспали.

– Точнее, ты воспользовался ситуацией?

– У нас был неплохой секс.

– У тебя был неплохой секс!

– Поверь мне, у Нас, – настаивал Найт.

– И что?

Помолчали.

– Просто я веду к тому, что…

– Ну?

Помолчали.

– А теперь ты меня еще и целуешь.

– Какой наблюдательный!

– Это не просто так.

– Конечно, нет, я хочу соблазнить тебя и наложить лапу на твое состояние!

Помолчали.

– Не как в кино, – наконец наиболее верно сформулировал свою мысль Найт.

– Потому что это не кино!

– Не как в книге…

– Я не понимаю, к чему ты ведешь?!

Помолчали.

– С каких пор люди после поцелуя спокойно разговаривают, как ни в чем не бывало?

– Всегда так было!

– Разве мы не должны чувствовать дискомфорт или смущение?

– Мне двадцать семь лет, я слишком стар для дискомфорта и смущения!

– Странно это слышать от тебя…

– Так, может ты уже перестанешь рассуждать обо всем об этом? Мне и так хочется провалиться сквозь землю!

– На седьмом этаже провалиться сквозь землю будет тяжеловато, лететь придется долго и не без преград, – предупредил Найт. – К тому же тебе Двадцать Семь лет и ты Уже Стар для того, Чтобы проваливаться сквозь землю.

Помолчали.

– Так что с семью этажами?

– Меня не волнует! – огрызнулся Дэй.

– А что же тебя волнует?

«Ты меня волнуешь!»

– Отвали, – вслух выдавил детектив, порядком раздраженный этим идиотским разговором. Но и в нем была толика правды. Действительно что-то между ними не вязалось, и любой разговор попахивал абсурдом и бредом.

– Это не ответ.

– Это прелюдия к ответу, а не заткнешься, и я действительно выскажу все, что о тебе думаю!

– Было бы интересно послушать, – улыбнулся Найт, останавливаясь напротив одной из полыхающих дверей.

– Моя квартира.

– О, ништяк, зай…

– Стой, – поймал Найт руку Дэя на полпути к дверной ручке, – скажи, я нравлюсь тебе? – вопрос прозвучал, как гром среди ясного неба. И мужчина, которому было Двадцать Семь лет и он был Уже Слишком стар, на секунду почувствовал себя подростком, которого застали в школьном туалете за дрочкой.

– Что? – поперхнулся он воздухом.

– Это логично, – более чем спокойно продолжал рассуждать Найт.

– Логично предполагать, но не логично спрашивать вот так напрямую! – возмутился рыжий, стараясь не забывать, что ему Двадцать Семь лет и он Уже Слишком стар, чтобы…

– Так нравлюсь или нет?

– Что? Да ты! Да я! Да блин! Ч…ч….чччч… чер… че… че…ччч… блять! – выдохнул рыжий, все еще напоминая себе, что ему Двадцать Семь лет и он Уже Слишком стар, чтобы…

– Да или нет?

– Чего пристал?! – все-таки Дэй забыл и о том, что ему Двадцать Семь лет и он Уже Слишком стар, чтобы вести себя, как ребенок.

– Разве трудно ответить на мой вопрос? – искренне удивился Найт.

– Трудно!

– Почему?

– Потому что это личное!

– Блевать передо мной – это не личное, а признаться, что я тебе нравлюсь – интим? – провоцировал рыжего Найт.

– Поцелуй – чем тебе не признание?! – в порыве лютого бешенства прорычал Дэй, а затем вспомнил, что ему таки Двадцать Семь лет и он Уже Слишком Стар, чтобы… и потянулся к пистолету, чтобы пустить себе пулю в лоб.

– А-а-а… – протянул Найт задумчиво.

– Самая идиотская ситуация за всю мою жизнь! – воскликнул Дэй, стараясь вырвать руку из цепкой хватки Найта, но брюнет не торопился отпускать его. Вместо этого, он толкнул парня на себя и слегка чмокнул его в лоб.

– Ты… того? – отпрянув от Найта, повертел детектив пальцем у виска.

– Почему «того»? – кажется, брюнет всего на секунду, но растерял все свое самообладание и начал походить на юную барышню, впервые в жизни признавшуюся в любви. – Признания могут быть и более изящными, чем твое, – еле заметно нахмурился он.

– Признание?

Найт ничего не ответил, мысленно удивляясь, что на него нашло и как он мог сказать нечто настолько идиотское. Его пальцы коснулись дверной ручки, и он искренне понадеялся, что за дверью они обнаружат его мать. Причем надеялся он на это не только потому, что беспокоился за женщину, но еще и желая замять этот внезапный порыв чувств, к которым он совсем не привык и потому не был подготовлен. Найт никогда раньше не признавался кому-либо в симпатии, из-за чего был растерян и раздражен.

Дверная ручка тихо скрипнула, и дверь распахнулась. Посреди охваченной фиолетовым пламенем комнаты стоял стул, на нем сидела фигура в черной толстовке и морковного цвета штанах.

– А я уже заждался… Оливку, мой король?

====== Глава 29. Отчаянье и ракеты ======

«…Подземное царство Нэй,

То самое, что таило в себе бесчисленное количество темниц.

То самое, где по стенам струилась человеческая кровь, а в воздухе витал ядовитый туман.

То самое, что являлось прибежищем для боли, страха, неверия, предательства, ненависти и лжи.

То самое, что, не имея границ, разрослось настолько,

Что управлять им в одиночку ТехноБогине оказалось не по силам.

Мир смертных утопал в ТехноГрехах,

Пожираемый ими,

Прогибающийся под ними.

Оттого приток заблудших и прогнивших душ,

Что неотвратимо спускались в царство Нэй после смерти

Навечно,

С каждым веком увеличивался.

И тогда на помощь ей пришел ВанХоп – ТехноБог Отчаянья.

Бывший прислужник –

Маленький МетоБожок,

Что издевался над душами грешными,

Грязными,

Развратными,

Всячески.

Однажды ВанХоп среди других истязаемых увидел юную деву.

На запястьях ее значились глубокие кровоточащие раны,

Что указывало на причину ее падения в царство Нэй.

Но в отличие от большинства заблудших душ,

Она не потеряла разума,

Она не разучилась говорить,

Она не забыла себя,

Она улыбалась.

«Чему ты радуешься?» – спросил тогда МетоБожок.

«Тому, что я, наконец-то, умерла!» – ответила ему девушка.

«Но теперь ты в царстве Нэй».

«Сюда я попасть и хотела!»

«Но… почему?»

«Потому что я была в отчаянии».

«И поэтому ты улыбаешься…?»

«Отчаянье – чувство, которое возникает,

Когда человек, вдоволь насладившийся всеми прелестями жизни,

Внезапно сталкивается с ее уродством,

Настолько омерзительным,

Что он закрывает глаза,

Предпочитая ослепнуть, чем принять правду.

Рано или поздно он, лишенный зрения,

Спотыкается

И падает в глубокую выгребную яму,

Утопает в ее содержимом,

Беспомощно барахтается в нечистотах до тех пор,

Пока не мирится со своим положением

И не открывает глаза.

Тогда он выбирается из ямы,

И ему кажется, будто единственное, что осталось сделать,

Это смыть с себя налипшую пакость.

Вот только отмыться уже не получится.

Потому что грязь сотрется с его тела,

Но не из его воспоминаний,

Не с его души.

Отчаянье – это смирение.

Отчаянье – это проклятье.

Отчаянье – это смерть души

И ее бессмертие.

И нет ничего страшнее его».

МетоБожок послушал девушку, а затем,

В качестве страшной кары,

Забрал у нее то Отчаянье, что делало ее непоколебимой

И не боящейся царства Нэй.

И так ВанХоп вбирал и вбирал в себя отчаянье падших душ,

Оно питало его,

Оно делало его сильнее.

Оно превратило его в ТехноБога.

ВанХоп стал самым жестоким из ТехноБогов,

Но и самым справедливым…

Но даже он не смог остановить надвигающегося…»

Цитата из потерянной МетоБиблии, глава 98: «Царство Нэй», отрывок 03 «Отчаянье»

Прошлое…

Дрожишь? Бессмысленно. Боишься? Не стоит. Пугаться здесь нечего, уверяю тебя. Смерти? Не смеши меня. Ведь она – всего лишь вспышка агонии, после которой не последует ровным счетом ничего. Понимаешь? Ни-че-го… В этом и заключается ее неповторимый шарм. Именно этим она пленяет и манит за собой. Разве тебе не интересно? Разве ты никогда не брала лезвие или кусок стекла и не прикладывала их к запястью? Или не делала из пальцев пистолет и не приставляла импровизированное дуло к виску, любуясь своим отражением?

Бабах! И ты улыбаешься своей фантазийной кончине.

Со смертью играют до тех пор, пока не сталкиваются с реальной возможностью познакомиться с ней поближе. Но не всегда. И не все.

В одну из не самых удачных ночей в тюрьме – хотя для бывшего копа вроде меня там каждая ночь была крайне неприятной – мне досталось больше обычного. В мою камеру пришло восемь человек. Надеюсь, мне не надо говорить, чего они от меня хотели?

Представляешь ли ты, что есть изнасилование? Ох, не смотри на меня так. Конечно же, ты знаешь. Отчасти. Ведь именно в этом, в конце концов, ты меня обвинила, не так ли? Интересно, что ты тогда сказала? М? Не хочешь отвечать? Что ж, в каждой девушке должна быть загадка, предположим, что ответ на этот вопрос будет твоей тайной, маленькая дрянная сучка.

Жажду ли я мести? Безусловно. Ненавижу тебя? Даже не сомневайся. Всеми фибрами души! И получаю неописуемое удовольствие, представляя, как убиваю тебя. Медленно, и смакуя каждую секунду. Но тебе повезло! Настоящее бинго! Ведь я безумен еще не настолько, чтобы претворять свои извращенные желания в реальность. Настолько извращённые. Но кое с чем я все-таки хочу тебя познакомить. Это не то, с чем я сталкивался каждую ночь в тюрьме. Это нечто, что сконцентрировалось и обрело свою форму в тот единственный Самый кошмарный из самых кошмарных дней в моей жизни. А именно: я жажду, чтобы ты перестала бояться смерти. Чтобы ты осознала, что она приносит покой, только она может остановить поток дерьма, что без остановки льётся на твою голову на протяжении всей твоей бессмысленной жизни. Но дабы ты поняла это, сперва следует продемонстрировать, насколько паршивой может оказаться жизнь!

Так вот, в ту ночь, когда в камеру мою пришли восемь заключенных, я молил о смерти. Я. Молил. О. Смерти. Я! Атеист! Никогда не веривший в ТехноБогов и смеющийся над фанатиками, что ходят по квартирам и пытаются продать корявые копии потерянной МетоБиблии, молился Май о том, чтобы эта ночь стала последней в моей жизни! Но смерть не приходила, заставляя меня терпеть, и терпеть, и терпеть, и терпеть… А что еще мне оставалось? Ты думаешь, что самое страшное в изнасиловании – это процесс? Но это не так. То, что действительно тебя пугает, это твоя беспомощность. Не-от-вра-ти-мость. Когда еще ничего не произошло, но ты уже знаешь, чем все закончится. Знаешь, но ничего не можешь с этим поделать. Тебя прижимают к холодному пыльному полу. Скручивают по рукам и ногам. Трясущимися от нетерпения руками стаскивают с тебя штаны, карябая кожу. И каждый миг, каждая секунда происходящего врезается в твою память так сильно, что, кажется, если даже когда-нибудь тебя посетит амнезия, ты, возможно, не сможешь назвать своего имени, но обязательно вспомнишь вкус пыли и прикосновение грубых влажных от пота пальцев, что так поспешно избавляли тебя от одежды.

И тогда приходит отчаянье. В этот момент ты окончательно теряешь себя как человека. Как личность. Ты больше не знаешь, что такое гордость, и не ведаешь о самолюбии. Единственное, что остается с тобой, это страх, за которым следует смирение и апатия. Ты закрываешь глаза, надеясь на то, что сможешь отвлечься, абстрагироваться, спрятаться в своем придуманном мире, но твое подсознание играет с тобой злую шутку. Вместо того чтобы спрятать тебя, оно выталкивает тебя из тела и заставляет наблюдать за тем, как этого ничтожного слабака ставят на колени, как его насильники кидают жребий, выбирая очередность, как одни приступают, когда как другие терпеливо наблюдают, ожидая своей очереди. С худых ног на пол тонкими неравномерными струйками сползают капли прозрачно-белой спермы. Иногда они перемешиваются с каплями крови, которые менее густые, а потому их скорость движения чуть выше. Под коленями неудачника они образуют настоящую лужу. И он Ничего Не Может Поделать С Происходящим. Его левый бок – бурый, потому что всего пару дней назад неудачнику сломали пару ребер за то, что он пытался сопротивляться. Потому что он не хотел мириться с мыслью о том, что он Ничего Не Может Поделать С Происходящим. Когда-то он был силен, и в первые недели пребывания в этом месте он даже верил в свою победу, но это давно ушло в прошлое, а тело, не успевающее восстанавливаться, больше не подчиняется своему хозяину и больше не способно защитить себя от чужих грязных посягательств. И он Ничего Не Может Поделать С Происходящим. Так зачем же он раз за разом пытается убежать? Или ударить своих насильников. Ведь это его положения не изменит, лишь усугубит. И тогда появляется новая догадка, а что если этот парень вовсе не сопротивляется. Что, если он… Провоцирует? Ну да! Конечно же! На самом деле ему все это нравится! Он наслаждается происходящим и в нетерпении ждет наступления ночи! Лишь так можно объяснить тот факт, что этот парень все еще жив, ведь любой нормальный человек уже давно наложил бы на себя руки, осознавая, что ему грозит участь тюремной секс-игрушки.

Шлюха.

Гадко, не так ли? Когда об этом думают окружающие, ты хочешь умереть. Но если ты сам начинаешь так считать, ты уже мертв. Ты понимаешь, каково это смотреть в зеркало и чувствовать отвращение к своему отражению, видеть в его взгляде блядские искорки, а на потрескавшихся губах наблюдать удовлетворенную ухмылку? Вот что самое страшное в изнасиловании. Отвергание себя. Отвращение к собственному телу. Страх перед зеркалами. Тогда и появляется желание умереть. Тебе кажется, что смерть смоет с тебя чужой пот и сперму, и ты вернешься к тому состоянию, когда у тебя была любимая работа и не менее любимая женщина. Когда ты мечтал о семье, доме и большой собаке по имени Тайги. Сейчас все это кажется тебе каким-то страшным насмешливым сном. В голове не укладывается, что когда-то твои мечты были столь глобальными, ведь теперь твой день хорош уже в том случае, если на обед привычную жижу чуть согрели, а ночью в камеру к тебе пришел всего один половой партнёр, который выдохнется через пару часов, и тогда у тебя даже появится возможность поспать! Ты мечтаешь только об этом! О теплой похлебке и одном-единственном насильнике на ночь! Желать, чтобы к тебе вообще никто не приходил, ты даже не смеешь. Потому что не веришь в то, что такое бывает. Что когда-то было. Нет, вся прошлая жизнь – одна большая шутка.

Так вот, в ту самую ночь, о которой я уже успел напомнить дважды, мне было хуже обычного. Я не мог встать, потому продолжал лежать обнажённым на холодном полу в луже спермы и крови на боку со сломанными ребрами. Я хрипел, пуская через нос кровавые пузыри, потому что не мог нормально дышать. И молился. На секунду я даже, кажется, почувствовал, как темная тень скользнула к моему телу, как коснулась моей ступни. Я так надеялся, что за мной пришла смерть. Но видимо это была всего лишь крыса, потому что через пару дней я очнулся в тюремном медпункте под капельницей и небрежно накрытый тонким грязным покрывалом. Думаешь, я был счастлив своему спасению? Отнюдь! Не сомневайся, попади мне в тот момент в руки что-нибудь острое, и я незамедлительно воткнул бы это себе в шею. Но мои руки и ноги оставались прикованными к кровати, поэтому единственное, что я мог, это тихо мычать в подушку, содрогаясь от обыкновенных рыданий. Да, я плакал. По себе, по своей жизни, по своему прошлому и по потерянному будущему. От меня отвернулись родственники, не желающие иметь что-то общее с насильником. Обо мне забыли друзья, потеряв всяческий интерес к человеку, от которого больше не было пользы. Обо мне забыли даже ярые многолетние фанатки, что писали мне любовные послания, ведь, изможденный тюрьмой, я перестал быть красавчиком. Помощи ждать было неоткуда. Вообще Ни единого шанса выбраться из всего этого дерьма!

Отчаянье.

Но вместе с тем я внезапно осознал, что мне нечего терять. Нечего, кроме собственной жизни, которой я теперь все равно не дорожил. И пришло с отчаяньем бесстрашие. Внутри меня что-то надломилось. В тот момент я почти услышал треск. Оглушительный и вселяющий ужас. Но это оказалось последним, чего я испугался.

В тот день, когда в тюрьму пришла твоя мать, я собирался претворить в реальность План, результатом воплощения которого стала бы моя смерть. Не от страха, не потому что убегал от этой чертовой жизни, желая покоя. Просто я сдался, решив, что нет смысла биться головой о железную стену. Все равно голова проломится раньше. А эти жалкие попытки зацепиться за жизнь, еще один день, еще один час – обыкновенный мазохизм. Мне же совсем не хотелось становиться мазохистом. Поэтому я продумал идеальное самоубийство. Это был не какой-то акт, нацеленный на привлечение внимания. Единственным стремлением являлось убийство себя. А, знаешь ли, в тюрьме это сделать куда сложнее, чем кажется. Если повесишься, то тебя могут спасти. Вероятность этого пятьдесят процентов. Если нарвешься на драку, тебя покалечат, но не убьют, в конце концов, ты местный петушок, и твое расписание по удовлетворению собратьев по камерам расписано на несколько лет вперед. Отнять пистолет и пустить себе пулю в рот? Не успеешь, собьют с ног раньше, к тому же пули, скорее всего, резиновые.