Текст книги "Телешоу «Научи меня любить» (СИ)"

Автор книги: Mr Abomination

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 71 страниц)

Найт до сих пор не верил тому, что он мог Так Сюсюкаться с Дэем. Чтобы Макк… О ком-то и так заботился? Да никогда! Впрочем, и его терпению все же пришел конец. Справив нужду, детектив уселся на унитаз, затем сполз с него, начал обтирать полы туалета, его вновь затошнило и… Найт не выдержал, и, послав детектива к чертям, убрался в квартире и ушел спать.

– Да все круто, – сипло почти прошептал детектив, покачиваясь. Кажется, он еще не до конца отошел от попойки:

– А что было-то, а?

– Совсем никаких предположений? – Найт криво ухмыльнулся.

– Нет, у меня, конечно, есть задумки… – кивнул детектив. Ответом ему было скептическое фырканье.

Благо примерно через полчаса Бренди начал приходить в себя, и уборка пошла быстрее, а еще через час туалет блестел.

– Я могу принять душ? – Дэю было очень стыдно перед Найтом за то, что он натворил, поэтому вел он себя куда скованней обычного.

– Да уж, тебе бы не помешало, – ехидно заметил Макк, показательно отходя от рыжего подальше и намекая ему на то, что тот воняет. – Ты иди в ванну, а я принесу во что тебе переодеться, – чуть смягчился он, заметив несчастный взгляд небритого пьянчуги.

– Угу… – Дэй доплелся до ванны, включил воду, а сам осторожно стащил с себя одежду и посмотрел в зеркало. Взгляду его предстала не самая красивая, но наверняка впечатляющая картина: все его тело было испещрено бордовыми кровоподтеками и сине-фиолетовыми синяками, неглубокими ссадинами и царапинами.

– Да уж, тебе с таким телом только в фотомодели, – нахмурился Найт, зайдя в ванну и положив чистую одежду на стиральную машинку. Детектив съежился и поспешно забрался в ванную, надеясь на то, что хозяин квартиры как можно скорее уйдет. Каково же было его удивление, когда брюнет, отодвинув одежду, уселся на стиральную машину и уходить пока не собирался.

– Я могу помыться и сам, – фыркнул Бренди.

– А я тебе помогать и не собираюсь.

– А что же тогда здесь забыл?

– Посижу с тобой.

– На кой хер?

– А вдруг захлебнешься.

– Ага, размечтался!

Повисло напряженное молчание. Дэй не знал, что сказать. Точнее знал Что, но не знал Как. Ведь если бы не Найт, произойти могло непоправимое. Последнее, что помнил детектив, так это то, как его били. Все остальное оставалось в тумане. А мысли о том, что Найту пришлось волочь Дэя до дома, терпеть его пьяный бред, в конце концов, убирать его блевотину, потому что рыжий не верил, что зоной поражения был лишь туалет… К сожалению, детектив знал себя слишком хорошо, чтобы четко осознавать, как он опозорился. Не сказать, что его так уж это волновало. Для Бренди понятие позора всегда заключало в себе немного иной смысл, чем для большинства людей. В какой-то степени мнение окружающих идиотов, которых парень видел в первый и последний раз, было ему не интересно… Но вот перед Найтом…

– Ох, надо же было так… – тихо прошипел Дэй, потирая гудящую голову.

– И часто у тебя подобные приключения? – подал голос Найт.

– Нет, не часто… – не соврал Дэй, натирая руку намыленной мочалкой, – обычно я пью в баре одного своего друга. Там нет паленой выпивки, не то, что здесь…

– А может дело не в качестве, а количестве?

– Нет, пил как обычно…

– То есть вусмерть?

– То есть, именно так…

– Что же у тебя такого произошло, что ты стал вечно жалеющим себя страдальцем и унылым гавном со стажем? – Найт пытался сделать вид, что ему не особенно интересно и спрашивает он это чисто для того, чтобы спросить хоть что-то. Но ему было интересно.

Нет, не так.

Его это волновало.

Его это волновало?

Бред…

Дэй помрачнел больше прежнего и все свое внимание переключил на собственную помывку. Причем натирал тело он с таким остервенением, будто бы пытался стереть с себя следы от синяков. Но своими действиями, естественно, делал лишь еще хуже.

– Не хочешь, не говори…

– Не хочу и не скажу…

– Ну и ладно.

– Вот и отлично.

– Ага…

– Да…

– Да пошел ты! – внезапный приступ раздражения сопровождался вскакиванием со стиральной машинки и уходом из ванны, громко хлопнув дверью.

– Ну и что это было? – нахмурился Дэй.

Что? Это было начало…

«Я чувствую себя идиотом!» – хмурился Бэйн, держа в руках большого, гладкошерстного, черного кота с желтыми, как топазы, глазами, острыми, длинными ушами, не менее длинным хвостом и тонкими когтистыми лапами. – «Мы приезжали к Котам… За кошкой?»

– Да, ты все правильно понял, – бодро воскликнул Анжело, протягивая руку к коту. Тот в ответ зашипел и чуть не цапнул журналиста, давая понять, что если блондин к нему прикоснется, ему не поздоровится. При этом в руках у Бэйна животное чувствовало себя просто восхитительно, позволяя оператору себя и гладить, и тискать, и даже таскать за лапы.

– У-у-у… Не справедливо! Нам подсунули бракованную кошку, – захныкал Анжело, потирая руку, которая чуть не пострадала, – давай вернемся и поменяем ее на другую!

«Вот еще! Делать нам больше нечего!» – Мартин прижал кота к груди плотнее и показательно прибавил шагу.

– Ну, Бэйн! Ладно тебе, ты же видел, там этих кошек, как тараканов! – но оператор был непреклонен. Вновь возвращаться в город, плестись по этим улочкам, опять разговаривать с пепелийцем? Из-за того, что этой кошке не понравился Анжело, который, к слову сказать, вообще мало кому нравился? Нет уж, спасибо!

– Ладно, – сдался журналист, поняв, что друга ему не переубедить, – не так уж я и хочу его погладить… Все равно он нам нужен для другого, – насупился парень.

«Для чего же?» – из разговора между Котом и Анжело, Бэйн так и не понял, зачем им сдался этот кошак.

– Эти кошки не обычные. У них очень обострено обоняние и слух. Они отличные ищейки и очень умные создания. Если бы у нас был такой кот изначально, возможно нам самим бы пробираться в квартиру к Макку не понадобилось! Смекаешь, о чем я? К тому же достаточно любого предмета, к которому прикоснется Шут, чтобы затем кот смог отследить его по запаху. Эти кошки куда более хорошие ищейки, чем даже используемые в полиции собаки, хотя те тоже генномодифицированы.

«А в чем же подвох?»

– Но да, ты прав, мой дорогой друг, все здесь не так просто. Эти кошки – своего рода созданные Кошками мутанты. Видишь на нем ошейник? – Бэйн кивнул. – А комиксную историю про мужика, что иногда в монстра превращается, знаешь? – Бэйн кивнул повторно, не понимая, к чему ведет Анжело, но чувствуя, что ни к чему хорошему, – если снять ошейник, эта кошатина превратится в монстра. Вот, смотри… – Анжело показал оператору ампулы, что прилагались к кошке, – это лекарство, что поступает из ошейника прямо в тело этого чуда. Если ампулы закончатся, а мы не успеем привезти котика Кошкам, кто знает, что может случиться! Кстати, как его зовут, не помнишь? Мурзик, кажется. Да, точно, Мурзик! Имя-то какое стремное… Может, оно означает какой-нибудь предмет? Или иностранное? Впервые слышу! – рассуждал блондин, не замечая того, как Бэйн уставился на кошку, побледнел как мел, осознав, кого держит на руках, судорожно сглотнул и начал усиленно наглаживать животное. Кот замурчал как трактор, явно довольный подобным положением дел.

– Вообще эти кошки универсальны, потому что из-за мутаций с одной стороны они обладают потрясающими способностями, годными для шпионажа, а с другой – отличные убийцы! – Бэйн вздрогнул, и поглаживания ускорились. Кот замурчал громче, расслабившись. Анжело также выглядел вполне довольным. И только бедняга Бэйн не знал, куда же ему убежать от кошки-мутанта и лучшего друга-придурка.

====== Глава 14. Библиотека смерти и Стэфани ======

Шут и король – две стороны одной медали

Из бронзы, золота, меди и стали.

Смех, власть, безнравственность – от них устали,

А жизнь текла, люди по-прежнему страдали.

О четырех временах года теперь можно было узнать только из древних книг, оставшихся после забытого столетия. Разграничение определенных погодных факторов на четыре блока в нынешнее время казалось чем-то странным и фантастическим. Неужели несколько сотен лет назад действительно три месяца стояла жара, затем погода портилась и приходили дожди, что плавно перетекали в снегопады, а после возвращалось тепло? Да быть такого не может! Времена года канули в Лету. Остались тринадцать месяцев, каждый из которых являлся настоящим сюрпризом для каждого жителя Майбурга – города, в котором стояла одна из самых неустойчивых погод во всем мире! Если сегодня шел теплый дождь и термометр показывал плюс тридцать два, это не означало, что завтра не появится необходимость кутаться в легкий плащ, а то и вовсе наряжаться в теплые сапоги. Также поговаривали, что попади человек прошлого в нынешнее время, и он бы не выдержал либо кошмарных перепадов температуры, либо скачков давления. Но вот жители Майбурга привыкли и не к таким погодным условиям. Наоборот, зачастую, приезжая в другие города, погода в которых славилась куда большей предсказуемостью и стабильностью, майбургцы чувствовали себя не в своей тарелке и не могли отделаться от ощущения, что чего-то не хватает. Врачи, посмеиваясь, называли это синдромом Майбы и разводили руками, потому что вылечить подобное было невозможно.

– Доктор, со мной что-то не так! – истерил очередной несчастный в кабинете врача.

– Что именно?

– Кажется, я умираю!

– Если вы уже поставили себе диагноз, можете быть свободны. Патологоанатом семью этажами ниже.

– Нет, постойте, выслушайте меня!

– Внимательно…

– Я постоянно чувствую что-то… Что-то странное!

– Эрекцию? Зуд? Боль?

– Нет… Говорю же, странное…

– Психиатр тремя этажами выше.

– Да нет же, доктор! У меня впечатление, что все мое тело… Давит изнутри! Как будто ему чего-то не хватает.

– Возможно, паразиты…

– И еще иногда поднимается температура и появляется слабость.

– Простуда?

– И порой болит голова и сердце. До переезда со мной такого не было!

– Так… Простите за нескромный вопрос, но вы, как я понимаю, не местный?

– Нет.

– Майбург?

– Д-да… – оторопело отвечал больной, непонимающе хлопая глазами.

– С этого и надо было начинать! – вздыхал врач. – У вас адаптация, а не болезнь! Это не лечится… – каждый раз терпеливо объяснял очередной доктор очередному майбургцу, жаждущему избавиться от странных ощущений во всем теле. Поэтому жители города редко уезжали из Майбурга надолго и даже те, кто пытался переехать из него окончательно, часто возвращались, не способные забыть своего родного города и всего к нему прилагающегося. Гости же Майбурга подразделялись на тех, кто сбегал уже на третий день, не способный терпеть постоянных головных болей и тошноты, и тех, чей организм тут же подстраивался под погодные условия города, а, значит, делал человека носителем синдрома Майбэ, то есть приезжим майбургцем – эти изменения были необратимы. По этой причине город был очень большим и не прекращал разрастаться. Некоторые перешептывались по поводу того, что если так пойдет и дальше, скоро городу потребуется второй «вечный двигатель», а ведь подобную роскошь могли себе позволить только столицы Семи Великих Государств, в состав одного из которых и входил Майбург. Но город не являлся столицей, а значит и мечты об еще одной забытой технологии, которая бы обеспечила Майбург дополнительной энергией, были на данный момент неосуществимыми.

Сегодня небо над городом затянуло свинцово-зелеными тяжелыми облаками, а по многолюдным улочкам гулял холодный пронизывающий ветер – самая подходящая погода для посещения старого кладбища. Шут не любил солнца, и не любил снега, и не любил жары, и не любил холода, зато он любил дождь и ветер. Слезы и дыхание богов, как называл он их мысленно. Лишь в такую погоду Шут выбирался из своего убежища на свежий воздух и мог часами прогуливаться по городу, оставаясь незамеченным для большинства горожан. Люди вокруг суетились, куда-то спешили, разговаривали по плексотелефонам, слушали музыку, сидели в сети, читали интелгазеты, спорили, плакали или просто уходили в себя и с остекленевшим взглядом торопились в нужное им место. Никого из них не интересовало, что происходило вокруг, будь то чье-то убийство или быть может атомный гриб на фоне фиолетового заката. Тут акции на компанию по производству подгузников упали, а цены на презервативы взлетели на пару копеек, а вы о каком-то там сраном грибе говорите! И во всем этом хаосе Шут словно был не человеком, а лишь чьей-то безродной тенью, что слонялась по узким кварталам и извилистым улицам в поисках своего хозяина. Вот только прогулки неотъемлемо заканчивались в одном и том же месте – на старом безымянном кладбище, что находилось на окраине города.

На потертой табличке большими черными витиеватыми буквами так и значилось «Безымянное». Шут осторожно обогнул перекособоченные ворота, сделанные из изогнутых в незатейливом узоре железных прутов, и ступил на шуршащий белый гравий. Нынешнее кладбище кардинально отличалось от кладбищ прошлого. Усопших перестали хоронить в земле еще несколько столетий назад, придя к выводу, что это слишком дорого, не говоря уже о расточительном использовании хорошего куска земли, так что обязательной и необходимой процедурой стала всем известная, и до того не особенно популярная, кремация. Людям больше не давали Выбора по поводу того, как они хотят быть захоронены. Когда закон о запрете хоронить людей в земле только вошел в силу, многие воспротивились этому и пошли против него. Это спровоцировало создание тайных кладбищ, владельцы которых здорово наживались на горе людей. Но последствия были не самыми приятными. Власти приезжали на подобные захоронения с эскаваторами, перерывали землю, смешивая полуразложившиеся трупы с землей и разломанными гробами, превращая их в однородную массу, которую затем обливали специальным составом и поджигали. Люди были в ужасе, но это никого не волновало.

После кремации тела, останки человека помещали в мраморную шкатулку, которую обычно заготавливали сами умершие. Не было ничего необычного в покупке шкатулки для себя любимого, а если ты наткнулся на шикарную распродажу таковых, то приобретение сего предмета и для пары тройки родственников. Получить погребальную шкатулку в подарок не считалось оскорблением, наоборот признаком заботы и внимания. Лучшим подарком, чем шкатулка, могла быть лишь кладбищенская ячейка, в которой шкатулка хранилась. Дело в том, что уносить сей предмет домой запрещалось. Защитники человеческих прав добились запрета на то, чтобы родственники могли забирать шкатулку с прахом себе.

«Человеческий прах – это не игрушка, он не должен стоять на одной полке с картиной, на которой изображен лес, и вазой с засохшими цветами!» – кричали гуманисты и никто так и не решился поинтересоваться у них, чем же им так не угодили лес и цветочки.

После того, как прах помещали в шкатулку, ее герметично закрывали, а после этого отдавали мастеру, который делал гравировку с именем, годами жизни и фотографией усопшего. Делать это до того, как прах окажется в шкатулке, считалось дурным тоном. По негласным правилам все родственники должны были внимательно наблюдать, как на крышке шкатулки появляется один символ за другим. Когда же процедура заканчивалась – длилась она обычно от одного до трех часов – шкатулку помещали в заготовленную для нее ячейку одного из похоронных стеллажей. Да, теперь кладбище больше походило на библиотеку, только вместо книг на ее стеллажах размещались останки людей. Настоящая библиотека смерти.

В самом центре кладбища располагался крематорий – серое одноэтажное здание с уродливыми башенками и потрескавшимися от времени статуями ангелов. У входа размещался небольшой палисадник с извечно жухлыми цветами. Вокруг же здания в десятки рядов возвышались тусклые стеллажи. Толщиной они были примерно в полметра, длинные и дугообразные, так, что один ряд таковых образовывал разорванный дорожками круг. Самое маленькое кольцо обступало здание. Каждое последующее – естественно было чуть больше предыдущего. Заканчивались стеллажи уже около забора. Причем каждый из них был высотой примерно в сто метров и хранил в себе бесчисленное количество шкатулок.

– О… Вы снова пришли! – практически полностью потерявший зрение и ориентирующийся при помощи других органов чувств, дряхлый старичок поприветствовал прошедшего мимо него Шута. Смотритель кладбища вяло обмахивал один из стеллажей сухой тряпочкой, пытаясь согнать пыль с давно поблекших и никому не нужных ячеек. Снизу располагались самые старые хранилища, за ними почти не ухаживали хотя бы потому, что родственники этих давно ушедших из жизни людей сами покоились всего парой этажей выше.

Шут на это лишь кивнул и, сойдя с главной дороги, пошел по одной из второстепенных. Он не беспокоился о старике, прекрасно понимая, что если тот даже очень захочет, ничего кроме походки, по которой он и определял приходившего, описать полиции он не сможет.

Рядом с каждым стеллажом стояла целая стопка магнитных досок квадратной формы, а также рулей и перил для них (в разобранном виде кладбищенские средства передвижения занимали куда меньше места). Любой желающий мог взять доску, настроить ее на магнитное поле необходимой ему полки и затем добраться до определенной ячейки независимо от того, насколько высоко она располагалась. Шут ввинтил в доску руль и перила, встал на нее и ввел координаты нужной ему ячейки на дисплее руля. Все, что оставалось ему делать после этого, всего лишь держаться за перила, наслаждаясь легким ветерком и маячащими перед глазами идентичными ячейками. Квадратная доска взмыла вверх на шестьдесят метров, а затем провела Шута вбок еще метров на пять и остановилась так, что перед глазами фигуры в капюшоне оказалась ячейка под семизначным номером. Шут ввел необходимый код на сенсорной панели ее дверцы, открыв тем самым электронный замок, распахнул ее и в нетерпении коснулся рукой черной шкатулки.

– Здравствуй, – тихо проговорил Шут, погладив холодную крышку, – Шут снова пришел, да.

На кладбище было тихо и пустынно. Посетители бывали здесь в основном три раза в год в особенные дни, которые так и именовались Кладбищенскими. В это время никто не работал и считал своим долгом посетить всех своих усопших родственников. В остальное время приходить сюда никто не рвался, так как и без того было слишком много дел. Но Шут бывал здесь куда чаще трех раз в году: перед каждой новой Работой.

– Помнишь, ты говорил Шуту, что человеческая психика подобна тонкой нитке с бесконечным числом узелков, каждый из которых олицетворяет собой кладезь страхов, комплексов и предубеждений. И эту ниточку можно вытягивать из человека узелок за узелком, постепенно и неторопливо разрушая его личность, оголяя его нервы, заставляя думать о собственном уничтожении. Помнишь же? Конечно, помнишь, ведь Шут помнит, да. И сегодня Шут начнет тянуть очередную ниточку, да-да, из того самого Черного Короля. В этот раз Шуту приказали поторопиться. Якобы с Мэлани Шут был слишком медлителен. Они ничего не понимают! И Шут не позволит им диктовать, как ему надо работать. Шут общался с Мэлани четыре месяца, наслаждаясь каждым ее узелком, а затем еще полтора – прикасаясь к ее телу. Но и в тот день, когда она ушла от Шута, Королева оставалась Королевой. И это было восхитительно. Самое восхитительное, что только мог испытывать Шут! Поэтому Шут не подчинится приказу. Он не будет торопить событий, о нет. Шут хочет мучить Короля, и Шут будет мучить короля, Шут сделает его своим, да.

– Ты издеваешься? – Дэй вяло подавился воздухом. – Я не хочу.

– Тебя никто, собственно, и не спрашивает, – пожал плечами Крис, пожевывая кончик электронной ручки.

– Но это… Это не справедливо, – продолжал слабо возмущаться Дэй. Сильно возмущаться ему не позволяло его состояние. Головная боль прожигала виски, перед глазами то и дело мелькали мушки, а горло пересыхало, несмотря на то, что парень успел выпить три литра фильтрованной воды и два стакана чая.

– Скажи это не вышедшей на работу Ксин! По идее, моим напарником на сегодня числилась именно она. Но Койне не пришла на работу. Более того, я звонил ей не единожды, но она ни разу не взяла трубку. Учитывая, что она самая ответственная из всех, кто состоит в ГОР, я пришел к выводу, что с ней случилось что-то серьезное. Раз она не оставила записки и не предупредила, возможно что-то произошло с ней или ее семьей. Так или иначе, последний раз ее видели вчера вечером в нашем архиве. Сказать по правде я… Я очень волнуюсь, – пробормотал Крис, чуть краснея и отводя взгляд. Хотя, что уж там. Все и так знали, как ему нравилась Ксин. Так же как знали и то, что это было не взаимно. По крайней мере, его признание в любви успехом не увенчалось. Но чувства от этого не угасли, и Крис и сейчас тихо страдал по единственной девушке в ГОР.

– То, что она не пришла на работу, еще ничего не значит. Что с ней вообще могло произойти? Напал маньяк-насильник? Да она первая бы на него напала и избила бы своими книгами. Воры? Опять же, кому сдались ее книги? Убийца? Делать-то ему больше нечего! – фыркнул Стэм, которого всегда раздражали влюбленные сопли. – Ох! – внезапно воскликнул он, закрыв рот рукой. – А что если…

Крис побледнел.

– Что если что...? – пробормотал он сипло.

– Что если ее утащили в лес медведи?!

Крис позеленел.

– Где у Вас здесь ванна, – бесцветным тоном выговорил он, обратившись к Найту.

– Прямо и направо…

– Ну и придурок же ты, – тем временем фыркнул Эгон, – человек беспокоится, а ты порешь всякую чушь.

– Ну а что? – пожал в ответ плечами блондин. – Нечего нюни тут распускать. Не маленький. Что ты прям, баба не вышла на работу, катастрофа вселенского масштаба. Еще скажите, что завтра полюса поменяются из-за того, что наша дорогая буквоедка простыла и решила в кои-то веки остаться дома.

– Но почему она никого не предупредила? – настаивал Эгон.

– Может у нее телефон сломался. Или она пришла и заснула. И сейчас валяется поперек кровати в болезненной полудреме, пуская слюни на покрывало, и ВСЯКИЕ КРИСЫ ЕЙ БЕЗ НАДОБНОСТИ! – проорал парень последнюю фразу, дабы его коллега в ванной услышал каждое его слово. В ответ послышался звук падения каких-то стеклянных предметов, а также чертыханье и посылы Стэма туда, куда еще не ступала нога человека.

– Интересная у него фантазия, – прокомментировал этот посыл парень, потягиваясь и зевая. – Ну да ладненько. Вы здесь прекрасно справитесь и без меня. А я пойду, – сообщил он, поднялся со стула и поплелся к двери.

– Эй! Вы что, бросаете меня? – возмутился было Дэй.

– Извини, Бренди, но наша смена закончилась, – как ни странно, поддержал своего горе-напарника Эгон, – пора домой… Отдыхать.

– А вы, я смотрю, трудились здесь в поте лица, – хмыкнул Найт, – пальчики перенапряглись на кнопочки-то нажимать? – ехидно поинтересовался он. Эгон покраснел, торопливо извинился и почти бегом направился за Стэмом.

– У вас в ГОР все Такие? – последние три часа Найт активно игнорировал существование Дэя в его квартире, не реагируя на его слова и показательно обходя парня за три версты, поэтому когда он к нему внезапно обратился, рыжий аж вздрогнул от неожиданности.

– Какие Такие? – нахмурился он.

– Уебки, – лаконично охарактеризовал брюнет все отделение.

– На себя посмотри… – фыркнул Дэй, все еще не понимая, с чего этот говнюк на него теперь так злится? Из-за того, что рыжего стошнило на его новую плитку в ванной? Или в комнатах? Так вроде бы никто его не просил тащить пьянчугу к себе в квартиру. Дэй, конечно, был благодарен за своеобразное спасение, но прыгать перед Найтом из-за этого не собирался.

– Они ушли? – на кухню вернулся Крис. Парнем он всегда был очень эмоциональным, поэтому его позеленевшее лицо было вполне нормальной реакцией на слова Стэма. Шатен обессиленно плюхнулся на стул напротив Найта, шмыгнул носом, а затем уперся лбом в холодную столешницу и затих.

– Потрясающая охрана, – не преминул прокомментировать Макк. Крис никак не отреагировал, Дэй поморщился.

– Слушай, ты… Драгоценный наш. Не хочешь ли прогуляться до своей Безопасной комнаты, пока мы тебя здесь будем Активно охранять? А то ж мешаешь, – мрачно предложил он.

– С удовольствием, – в тон детективу ответил Найт, – на рожу твою уже смотреть тошно.

Страшное признание едва ли вызвало у Дэя хоть какие-то эмоции. Он молча пронаблюдал то, как брюнет скрылся за дверью своей комнаты, а затем повернулся к Крису.

– Эй… – обратился он к шатену. – Я знаю как это – бояться за жизнь человека, которого любишь, и думать, что любое его отсутствие связано с какой-то бедой. Но… Не накручивай себя лишний раз. Легче от этого никому не станет. Выпей кофейку, расставь камеры по квартире, ты же для этого притащил эту огромную сумку, – Дэй кивнул на принесенные Крисом шмотки, что сейчас лежали на полу в коридоре, – не раскисай из-за собственных домыслов. Я уверен, что вечером Ксин сама позвонит нам, и окажется, что с ней все хорошо. Понял меня? – Крис оторвал голову от стола и вяло кивнул. – Вот и отлично.

– Ну и хер ли ты за мной прешься? – ощетинился Стэм, оглянувшись уже в пятый раз и вновь наткнувшись взглядом на Эгона.

– Я не за тобой прусь. Я домой иду. Мне в ту же сторону, – парировал незаслуженные обвинения парень.

– Тогда перейди дорогу и иди по другой стороне!

– Сам переходи и иди, мне и здесь хорошо, – нахмурился Эгон.

– Нет, должен перейти ты! – настаивал Стэм.

– Слушай… Тараби… Отвали, а? – с этими словами парень ускорился, в три шага перегнал напарника и собирался завернуть в первый попавшийся проулок, чтобы не видеть ни его рожи, ни его затылка, и не слушать его писклявого голоска, когда случилось непредвиденное.

– Молодой человек! – грозный женский голос заставил парня вздрогнуть и остановиться:

– Ма… мама? Что ты здесь делаешь?

– То же самое я бы хотела узнать у тебя! – пухлая женщина, уперев руки в бока, подошла к сыну почти вплотную и, сощурив глаза, приказала: – Ну-ка дыхни!

– Ма-а-ам, я же…

– Дыхни, говорю!

Эгон готов был провалиться сквозь землю. Мало того, что сцена сама по себе была крайне унизительной, так ее еще и наблюдали не какие-нибудь посторонние люди, а Стэм! Тот самый Стэм, который затем побежит рассказывать всему ГОРу о том, какая у Йота грозная мать и как она строит своего двухметрового сыночку. Но и спорить с матерью или, не дай бог, делать что-то против ее указов грозило жутким скандалом, из-за которого весь ГОР мог узнать о матери Эгона и без Стэма, зато при помощи СМИ. Бритоголовый даже представил заголовки газет: «Кто она? Обыкновенная мать, деспотичный тиран, офицер Гестапо?! Скандал в центре города, кто же стал виновником начала Седьмой Мировой?!»

Проще говоря, запихнув гордыню подальше, Эгон наклонился к матери и дыхнул. Женщина поморщила нос, но смягчилась:

– Зубы не почистил, – прокомментировала она.

– Ну, ма-а-а-ам, – простонал Эгон. Ему очень хотелось, чтобы Стэм, воспользовавшись заминкой, пошел по своей дороге в полном одиночестве и не беспокоясь за то, что ему в затылок будет дышать лысый Йот. Но блондин, к ужасу Эгона, предпочел наблюдать разворачивающуюся перед его глазами картину, давясь от смеха и роясь в кармане, дабы найти телефон и все это великолепие заснять на видео. Сцена действительно была крайне уморительной.

– Опять ты где-то гулял всю ночь! Разве я не говорила тебе, что если ты не ночуешь дома, я очень волнуюсь! Мамочка недовольна! – бормотала женщина, постукивая носком лакированной туфельки по асфальту.

– Мам, я же сказал, что работаю…

– Знаю я, как вы, молодые люди, в вашем возрасте работаете! – воскликнула в ответ мать. – Эгон, мальчик мой, надеюсь, ты предохраняешься?!

– МА-А-АМ! – лицо Эгона приобрело пунцовый оттенок, а желание умереть стало в три раза острее.

– Что? Мы взрослые люди, и…

– Я правда был на работе! Вот он… – Эгон ткнул пальцем в Стэма, – может это подтвердить. Он мой коллега! – сообщил Йот, не подозревая, что роет себе могилу. Стэм скорее спрыгнул бы с моста, чем поддержал бритоголового. Вместо того чтобы заверить волнующуюся мать в том, что ее сын полночи добросовестно резался в игровую приставку, блондин поступил иначе:

– Ах, вот кто я теперь для тебя?! – неожиданно бархатным, но возмущенным голосом воскликнул он, изобразив на лице искреннее оскорбление. Эгон оторопело уставился на блондина.

– Бедный-бедный мальчик, – всплеснула тем временем руками его мать. – Ах, простите его, он всегда был грубияном! – возмутилась женщина, подходя к Стэму и беря его ладони в свои. – Мое имя Стэфани, и я мама этого оболтуса! – женщина метнула взгляд на сына, а затем вновь повернулась к блондину. – А вы…

– Мое имя Стэм, – очаровательно улыбнувшись, представился парень.

– Прекрасно-прекрасно, – закивала дама, – и давно вы… Знаете моего сына?

– С того времени, как он устроился в ГОР, – продолжал поддерживать беседу блондин, боковым зрением наблюдая, как искажается лицо Эгона, и получая от этого неописуемый кайф.

– Ах, боже ж мой! – всплеснула Стэфани пухлыми ручками. – И ты столько времени скрывал от меня этого очаровательного юношу? Как ты мог?! – упрекнула она Эгона.

– Неужели ты совсем ничего не рассказывал своей матушке обо мне?! – теперь изображая искреннее изумление, воскликнул Стэм. – Как ты мог?! – вторил он женщине.

– Мам! Да он же дурит тебя! Он мой коллега и больше никто!

– Никто?! – Стэм изобразил полуобморочное состояние, схватившись за сердце и привалившись спиной к стене дома.

– Эгон Йот! Попрошу следить за языком! Пока я не привела Вас домой и не помыла Ваш рот с мылом! – грозно пригрозила женщина. – И больше не смейте так говорить о том, кто любит Вас! Посмотри на этого очаровательного мальчика! Посмотри, как он на тебя смотрит! На эти наполненные любовью глаза! И ты смеешь говорить ему подобное?! Да еще и при родной матери?! Тебе не стыдно?!

И тут Эгон понял, что попал.

Найт лежал на кровати и то и дело подкидывал вверх мягкий теннисный мячик, а затем без труда ловил его. Парень злился. Злился из-за того, что притащил Дэя домой. Злился из-за того, что, забыв о гордости, отмывал после него всю квартиру, когда как было бы разумнее вызвать уборщиков. Так обычно он и поступал и своего ночного затмения разума не мог объяснить и теперь. Злился из-за того, что Дэймон, в ответ на его героизм, не повис у него на шее и не подставил задницу в качестве моральной компенсации. Нет, разумом-то Макк понимал, что такого быть не могло, но помечтать не вредно. К тому же Найт не отказался бы и от одного страстного поцелуя.

– Что за бред, – в сердцах выругался брюнет и кинул мячик сильнее. Тот отрекошетил от потолка и полетел куда-то вбок, упал на мягкую кровать и с нее укатился на пол.

– Метко… – холодный голос заставил Найта вздрогнуть. Парень перевел взгляд с потолка на кресло, что стояло неподалеку от его кровати. В нем сидела фигура мало чем отличимая от той, что приходила к брюнету в Телешоу. Такая же худая, без выразительных половых признаков, в ярко-оранжевых штанах, черной толстовке и треххвостом капюшоне с оранжевыми помпончиками. Капюшон по-прежнему прятал большую часть лица гостя.