Текст книги "Телешоу «Научи меня любить» (СИ)"

Автор книги: Mr Abomination

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 71 страниц)

Я лишь хочу донести до тебя, что как бы человечество ни старалось, его функции не отличаются от функций иных видов, проживающих на этой планете. Единственное, для чего мы рождены, – это жить и оставлять после себя подобных нам. Вот что является сутью существования людей. Но человечество упорствует. О нет, оно избранно для чего-то великого, да! Каждый способен пошатнуть устоявшийся миропорядок. Кто-кто, а уж человек-то точно рожден для головокружительных свершений, однозначно не такой, как всё остальное в этом мире, бесспорно, не похожий ни на что. На деле же – лишь Кусок болтливого мяса.

Не спорю, среди людей действительно можно отыскать отдельных индивидов, заслуживающих считаться лучшими из своего вида. Но, замечу, даже они не могут отбросить человеческое начало. Никто не может, – улыбнулся незнакомец очаровательно и в то же время жутковато белобрысому парнишке, что полулежал на кожаном, потрепанном временем диванчике.

Блондину едва исполнилось шестнадцать, и он, в пугающе-узких джинсах, черной футболке с нарисованными кровавыми разводами и клетчатой рубашке, взирал на говорившего расфокусированным взглядом карих глаз, явно не улавливая сути. Кажется, у него не хватало сил даже на то, чтобы осознать, где он находится, и вспомнить собственное имя.

– Где я? – еле ворочая языком, выговорил он вяло.

– Хороший вопрос, но не главный, нет, – незнакомец продолжал дарить парню улыбку, говорившую куда больше, чем слова, которые произносил незнакомец. И будь блондин в ином состоянии, он бы сделал все для того, чтобы убежать от нового знакомого как можно дальше из-за одной только этой улыбки. Но ему не повезло.

Подросток утратил способность мыслить здраво, а потому жуткий оскал скорее завораживал его. Ровный ряд белых зубов с чуть удлиненными клыками, тонкая полоска бледных губ, серые ямочки на щеках. Одурманенный, парнишка думал лишь о том, как бы было здорово, проведи он языком по всему вышеперечисленному, в слова же незнакомца вслушиваться он и не думал.

– На самом деле тебя волнует совсем не это, не правда ли?

– А что же меня волнует? – выдохнул блондин, пытаясь подняться с дивана, но не находя для этого достаточного количества сил.

Кажется, еще полчаса назад энергия била из него фонтаном. Еще бы: умудриться пробраться в один из лучших клубов Майбурга, да еще и иметь возможность налакаться в отличном баре, не беспокоясь о том, что тебе подадут разведенное пойло! Эйн, так звали парнишку, думал, что это лучший день в его жизни, когда появился Он. Странный, не внушающий доверия тип подсел к подростку у барной стойки и угостил выпивкой. Быть может, будь Эйн чуточку умнее или менее наивным, он бы отказался от предложенного напитка и отошел от незнакомца подобру-поздорову. Но детское желание похвастать перед друзьями, какой он секси и как легко может раскрутить незнакомца на халяву, заставило парнишку потянуться за наживкой. Но где-то он явно ошибся, потому что до друзей с похвальбами он не добрался.

Один глоток предполагаемого виски с колой обжег горло непривычно сильно, голова у паренька закружилась, перед глазами все поплыло, и он сам не заметил, как очутился в вип-комнатке, в которую уходили перевозбудившиеся гости клуба. Помещение, судя по бьющему в нос свежему запаху секса, освободилось каких-то пару минут назад. И теперь парнишка, одурманенный выпивкой, сидел перед жутковатым незнакомцем, ощущая слабость во всем теле, и осознавал, что даже если очень захочет, сопротивляться в таком состоянии не сможет, что бы незнакомец ни захотел с ним сделать.

“Что бы ни захотел...” – как ни странно, но эта мысль Эйна не пугала, а, напротив, заводила.

– Тебя, мой дорогой Эйн, наверняка, как и любого другого мальчика шестнадцати лет, волнует, сможешь ли ты стать Особенным, да, – улыбнулся незнакомец, наклоняясь к блондину ближе и проводя тонкими пальцами по острым скулам подростка.

– А я смогу? – выдохнул парнишка, начиная непроизвольно дрожать.

– Будь на твоем месте кто-то другой, и я бы ответил категоричным «Нет». Но знаешь, тебе выдалась уникальная возможность. Ты, только ты действительно станешь чем-то большим, частью чего-то великого. Ты хочешь этого, Эйн? – завораживающе прошептал незнакомец.

– Хочу, – кивнул подросток, – очень хочу, – проговорил он торопливо, уже укладываясь на диван и цепляясь за длинные хвосты, что отходили от накинутого на голову незнакомца капюшона.

– Другого я от тебя и не ожидал, – кивнул тип, нависая над податливой жертвой.

– И что же от меня требуется? – выдохнул парнишка, ощущая острое желание расстегнуть ширинку и освободить рвущееся наружу возбуждение.

– Всего лишь дать мне кое-что, – с этими словами незнакомец поймал протянутую к нему руку парня и начал медленно вылизывать его пальцы.

– Все, что угодно, – почти простонал Эйн, наблюдая, как длинный язык рисует на его ладони замысловатые рисунки.

– Рад слышать это, – кивнул незнакомец, внезапно отстраняясь от Эйна, стаскивая со спины рюкзак и извлекая из него тесак.

– Давай, дорогой, кушай больше! Вот огурчики! Картошечка! Котлетки еще будешь? – суетилась Стефани вокруг любимого сына, подкладывая в его тарелку все новые домашние кулинарные изыски.

– Ну, мам... – то и дело басил Эгон, стараясь притушить неуемную заботу женщины.

– Ешь, кому говорят! Ишь как исхудал-то в больнице! Кожа да кости! – причитала женщина.

– Стокилограммовые кожа да кости, – не преминул заметить Стэм, лениво грызя морковку.

– Ну, мам... – в отчаянье повторил парень уже в сотый раз за последний час, что он был вне больничных стен. Еда в него уже не лезла, но перечить озаботившейся родительнице хотелось едва ли, а потому Эгон стойко продолжал уничтожать все, что бы ему ни предложили, с завистью поглядывая на довольного жизнью Тараби, вальяжно изображающего из себя гурмана, который не позволяет себе съесть от блюда больше, чем пару ложек.

– Стефани, дорогая, – все же сжалившись над Йотом, вмешался-таки Стэм, вдоволь налюбовавшись на муки напарника. – Вы не спали всю ночь, если не целую неделю. Вашему организму требуется отдых. Эгон наконец дома. В кругу семьи. Поэтому идите-ка в постель и хорошенько выспитесь. Вы это заслужили, как никто другой. Я сам позабочусь об Эгоне, – пообещал блондин.

– Я не нуждаюсь в заботе, – буркнул Йот нервно. – Давно уже не ребенок, – продолжал он бормотать, но ни Стефани, ни, тем более, Тараби, его не слушали.

– Ох, Боже, Стэмми! – всплеснула женщина руками в ответ на предложение блондина. Тараби от уменьшительно-ласкательной версии собственного имени знатно перекосило, но он быстро взял себя в руки.

– Идите, – настойчиво повторил он, и женщина, кивнув, безропотно удалилась в свою комнату, перед этим обняв сына и расцеловав все его лицо.

– Ну, мам! – воскликнул Эгон ей уже в спину.

– Ведите себя хорошо, мальчики! – прощебетала она и вышла из кухни.

– А ты не мамкай. Жри, пока дают, – фыркнул Тараби, без аппетита ковыряясь вилкой в тарелке и превратив таким образом когда-то безупречное блюдо в бурду, больше походящую на месиво, которым кормили свиней. Благо, внимание Стефани было полностью сконцентрировано на Эгоне, и потому она не заметила столь возмутительного изуверства над приготовленной ею пищей.

– Я наелся, – тяжело выдохнул Эгон, откидываясь на спинку стула и хлопая себя по выразительно вздувшемуся животу.

– Ты съел всего пару окорочков, четыре картошины и тазик салата. Тебе что, четыре года? – фыркнул Тараби.

– Во-первых, прекрати считать, сколько и чего я съел. А во-вторых, какой четырехлетний ребенок сможет все это съесть?

– Маленький ублюдок, накачанный анаболиками? – не растерялся Стэм. – Ты ж жрешь за целую волчью стаю. Бьюсь об заклад, оголодай ты в нужной мере, сожрал бы и меня.

– Не сожрал бы, – нахмурился Йот. – Не люблю глодать кости.

– Кости? – встрепенулся Тараби. – Да ты видел, сколько мяса у меня на заднице?!

– Не приходилось, – бросил Эгон, заметно бледнея. Стэм же, запоздало осознав неловкость ситуации, поспешил вернуть разговор в первоначальное русло:

– Это как же надо спятить, чтобы потерять интерес к пище? – недоуменно воскликнул он.

– Ничего я не терял, просто наелся... И кто бы говорил об аппетите, ты вон вообще ничего не съел, только по тарелке размазал, – не преминул заметить и Эгон.

– Я не сторонник завтраков как таковых, а столь плотных – тем более. Господи, и кто только придумал выпускать психопатов на волю в шесть утра, а? В кои-то веки у меня выходной, и что я делаю вместо того, чтобы нежиться в своей кровати? Пытаюсь запихнуть в себя гуляш с макаронами, фрикадельки, пюре и… и что-то до жути похожее на дерьмо, – пожаловался он.

– Это фирменные пирожные мамы! – вспыхнул Эгон. – И тебя, между прочим, никто не просил встречать меня, – обиженно надулся он больше прежнего.

– Как же никто? А твоя мать?

– Мог бы ей отказать.

– Не уверен, что ей способен отказать хоть один живой мужчина на этой планете, – контратаковал Стэм.

– Прекрасно. Маме моей помог? Молодец. Теперь можешь спокойно идти домой отсыпаться, – раздраженно проговорил Эгон.

– Не могу, я же обещал твоей ма...

– Только из-за этого?! – наконец-то вышел из себя Йот, понимая, что именно этого Тараби и добивается, но все равно не способный держать себя в руках. – Ты только ради нее пришел встречать меня?

– Ну а ради кого ж еще, – невозмутимо пожал Стэм плечами. – Не ради же соседской кошки, боже мой.

– Я не какая-то там соседская кошка!

– Но очень на нее похож дикими повадками помоечника.

– А под помоями ты кого подразумеваешь? Себя?

Тараби офигевше уставился на напарника.

– Хрена себе дерзкий, – проговорил он, не скрывая удивления. – Не ожидал когда-нибудь услышать от тебя нечто подобное.

– Интересно, а что же ты, в таком случае, ожидал от меня услышать?

– Не знаю. Думал, снова будешь биться в истерике и признаваться мне в любви, как и вчера. Но признаю, язвительный Эгон мне нравится куда больше влюбленного, – заявил он, начиная с довольным видом уплетать содержимое тарелки. – Я рад, что ты пришел в себя!

– Моя раздражительность не отменяет того факта, что я по-прежнему люблю тебя, – сказал, как отрезал, Эгон, вызвав у успевшего набить рот Стэма гамму эмоций. Сперва парень выпучил глаза, затем, кажется, вскрикнул, заключительным аккордом стал кашель, оповестивший ближайшие кварталы о том, что блондин либо подавился, либо болеет тяжелой формой туберкулеза.

– Не за столом же! – взвыл Тараби, еле-еле отдышавшись.

– Не делай вид, будто это для тебя новость, – продолжил напирать Эгон.

– Для меня новость, что ты все еще не отошел от этого гребанного дурмана, – зло прорычал Стэм. – Держи свои бредни при себе. Любит он меня, как же. Все время друг друга ненавидели, а тут на тебе, воспылали светлыми чувствами!

– Я никогда не ненавидел тебя, – продолжал откровенничать Эгон. – Я всегда тобой восхищался, ведь в день, когда я впервые пришел в ГОР, именно ты стал человеком, который объяснил мне, насколько мне на самом деле повезло, что я попал в этот отдел. Быть может, ты сам не понимал, но я всегда замечал, как ты стараешься для окружающих. Как ты злил Ксин каждый раз, когда она предавалась унынию, как придумывал заковыристые ловушки для Маслоу после его очередного скандала с начальством, как ты забирал на себя негатив всего ГОР, ввязываясь абсолютно в каждую ссору и становясь единственным негодяем. Все это время ты делал нечто восхитительное, заставляя сосуществовать бок о бок абсолютно разных и по-разному скатившихся на дно жизни людей. Им бы давно перессориться и пооткусывать друг другу головы, вот только главной занозой в заднице остается Стэм Тараби, против которого все остальные волей-неволей и дружат.

– Не понимаю, о чем ты, – блондин помрачнел больше прежнего.

– Еще как понимаешь. Ты громоотвод ГОР, жертвуешь собой во благо всего отдела. Вот только не могу понять, ты делаешь это потому, что настолько любишь наш отдел, или потому, что так сильно ненавидишь себя?

– Я не знаю, где ты всего этого нахватался и почему пребывание в психушке повысило твой IQ на пару баллов, но меня это и не заботит. Я ухожу, – с этими словами Стэм поднялся из-за стола и уже было направился к двери, когда Эгон осторожно ухватил его за край рубашки.

– Прошу тебя, останься, – попросил он тихо.

– Останусь, если ты прекратишь нести чушь.

– Но это не чушь!

– Все, я пошел!

– Нет! – Эгон вцепился в рубашку Стэма обеими руками и с силой притянул парня к себе. Блондин не успел среагировать, когда Йот, продолжавший сидеть на стуле, прижался к нему, уткнувшись носом прямо в живот в свежеперезашитую рану.

– Мне больно, – грозно выдохнул Тараби.

– Я скучал, – будто не слыша его, пробормотал Эгон.

– Мы виделись вчера.

– Нет, – со странной интонацией выдохнул Йот. – Мы не виделись целую вечность.

– Эгон, не беси меня, – предупредил Стэм, явно напрягаясь из-за нежелательных прикосновений со стороны Йота. – Или я за себя не отвечаю!

– Да, прости меня, – спохватившись, парень тут же отпустил блондина и поник плечами, потупив взгляд. В одно мгновение из раздраженного мужчины он перевоплотился в нашкодившего мальчишку, раскаивающегося в содеянном.

– Если ты снова разревешься, я тебя ударю, – на всякий случай пообещал Тараби, тем не менее, вновь садясь за стол.

– Не разревусь, – буркнул Эгон, в отчаянье хватая со стола шматок мяса и впиваясь в него зубами.

– Другое дело. Ешь. Набирайся сил, чтобы больше не сходить с ума, – бросил блондин, украдкой наблюдая за Эгоном и радуясь его аппетиту.

– Ты все еще не понял? – он прожевал кусок мяса, проглотил его и вновь воззрился на Стэма. – Единственный, кто влияет на мое психологическое состояние, – это ты.

– Не сваливай на меня ответственность еще и за это! – заявление Йота блондину не польстило.

– Я и не сваливаю. Скорее, констатирую факт, – пожал тот плечами. – Если тебя не станет в этом мире, моя жизнь потеряет всякий смысл. По крайней мере, жизнь в своем уме.

– Да что ты говоришь. А как же твоя мать?! О ней ты подумал? – Стэм все еще пытался сопротивляться.

– Ты не осознаешь, как дорог мне, правда? – проговорил Эгон вкрадчиво. Стэм же, наблюдая за напарником, не мог отделаться от ощущения, что Он отличался от того, кем был прежде. Всем отличался: от манеры, с которой он говорил, до мимолетных жестов, при этом продолжая оставаться Эгоном Йотом и никем другим. Но Стэм не мог понять, как такое возможно.

– И лучше бы мне никогда не осознавать. А то вдруг из-за этого придет время сходить с ума уже мне, – уже рычал блондин.

– Я очень надеюсь, что ты рано или поздно начнешь сходить с ума по мне, – с готовностью кинул Эгон. – Как сходил с ума раньше, – прошептал он себе под нос, не давая Тараби возможность расслышать его последние слова.

– Можно сколько угодно убеждать себя и окружающих, будто бы люди отличаются от иных форм жизни на планете, но лишь оглядевшись по сторонам, любой поймет, что это далеко не так, нет. Взять хотя бы торговые центры – лишь большие муравейники, заполненные насекомыми, что снуют по магазинам, словно по хранилищам с драгоценными яйцами или запасами еды. Только вместо яиц перетаскивают с места на место они брендовые сумочки, дорогие часы или новую коллекцию платьев, уверенные, что каждый шаг – их личное решение. Только вдумайся, насколько бредово это звучит. Личное решение. Каким же надо быть высокомерным, чтобы придумать данное понятие и поверить в то, что оно действительно имеет право на существование. Все мы – лишь винтики в огромном механизме. Взаимозаменяемые и не настолько важные, как хотелось бы, да.

– Я пришел не для того, чтобы выслушивать все это, – нахмурился Кот, сидя неподалеку от Шута у высокого фонтана, что бил в самой середине широкого зала одного из самых больших торговых центров Майбурга. Назвали его в честь ТехноБога равновесия Ван Хона, и дабы изобилующий самыми разными товарами третьей необходимости магазин не только нес данное наименование с гордостью, но был еще и лучшим воплощением ТехноБожества, весь торговый центр разделили на две симметричные части, одна из которых была выполнена в черном цвете, а вторая – в белом. Фонтан, находившийся в самой середине центрального зала, таким образом, также делился на две половины: левая – из черного мрамора, на территории которой фонтанировала подкрашенная черная вода, и правая – белая, выпускавшая ввысь молочные струи. Шут с довольным видом сидел на белой части окаймляющего фонтан бассейна, с любопытством наблюдая за окружающими. Коту досталась черная половина.

– Да, Шут просит прощения, сегодня Шута так и тянет на псевдофилософию, – кивнула фигура, сладко потягиваясь.

– Зачем ты позвал меня сюда? Мне рискованно появляться в столь людном месте. И тебе, между прочим, тоже, – заметил пепелиец, поднимая голову к потолку и наблюдая, как по прозрачной трубе бегут сотни набитых людьми капсул. Они находились в одном из так называемых «лифтов», по которым можно было подняться с первого этажа на один из небесных, а в данном случае на одиннадцатый этаж – рай книголюбов. Подъем на лифте занимал примерно семь минут, но и это небольшое путешествие люди старательно разделяли на несколько частей, попутно посещая многочисленные магазинчики, рестораны и смотровые площадки, что попадались им на пути от первого до одиннадцатого этажа. Народу здесь было достаточно в любое время суток, но к утру суматоха значительно возрастала.

– Нет, на этот раз количество людей нам на руку, да, – ухмыльнулся Шут, укладывая на границу между белым и черным мрамором черный рюкзак, на котором была нарисована маленькая золотистая корона, острые края которой украшали не драгоценные камни, а помпоны.

– Это еще что такое? – встрепенулся Кот, чувствуя вполне знакомый запах, исходящий от принесенного Шутом предмета.

– Открой, – маньяк выглядел безумно довольным собой.

– Я не хочу виде…

– Открой, – настаивал Шут, внимательно следя за Котом. – Тебе понравится, – подмигнул он. Пепелиец осторожно наклонился к ноше Шута, подцепил тонкими пальцами собачку замка, медленно расстегнул рюкзак и заглянул внутрь.

Вопль ужаса застрял у мужчины в горле. Первое, что ему захотелось сделать после увиденного, – это отшвырнуть рюкзак в бассейн подальше от себя, но он подавил в себе это желание. Более того, ничто не выдало его отвращения. Лишь легкая бледность и без того серого лица показала истинные чувства мужчины.

– Где… где ты это взял? – все-таки заставил он себя заговорить.

– Что за глупый вопрос. Разве это не очевидно? Шут взял это у человека.

– И этот человек… он мертв?

– Кто знает, – усмехнулся маньяк, к ужасу Кота распахивая рюкзак шире и с нежностью поглаживая свежеотрубленную человеческую руку.

– Ты сумасшедший!

– Кто знает.

– Я знаю!

– Шут таков, каков окружающий мир. Шут, если хочешь, его олицетворение. И ты знаешь это не хуже Шута, – усмехнулся маньяк. – Быть может, Шуту следует дать ей имя? Как думаешь?

– Да. Конечно. Ведь давать имена отрубленным рукам – это так Нормально, – выдохнул Кот, пытаясь скрыть то, насколько он разнервничался.

– В какой-то мере, – поморщился Шут.

– И ты позвал меня сюда, чтобы похвастать трофеем?

– Конечно, нет, – вздохнул маньяк, смотря на Кота так, будто он ничего не понимающий юнец. – Просто мне показалось честным сообщить тебе, что все приготовления завершены. Дело осталось за малым. Я завел механизм, который люди называют Судьбой. Остановить его не в силах даже ты.

– Что ты сделал?!

– Что я Сделаю, – широко улыбнулся Шут, извлекая отрубленную руку из сумки и невозмутимо прижимая ее к груди. – Ты ведь знаешь, что много фиолетового пламени живое тело, даже приспособленное, удержать в себе не может. А вот мертвое… Совсем другое дело, – выдохнул он, закрывая глаза и будто бы на чем-то концентрируясь. – Большая победа требует больших жертв, – выдохнул он, и отрубленная конечность засветилась. Сперва свечение было едва уловимым, но с каждым мгновением становилось все более интенсивным.

– О нет! – выкрикнул было Кот. – Ты не посмеешь!

– Ты каждый раз мешаешься под ногами, – промурлыкал Шут. – Извини, но в этот раз Шут тебе этого не позволит, нет, – сообщил он, и обрубок в его руках вспыхнул фиолетовым пламенем. А еще через мгновение огонь окутал собой весь торговый центр.

====== ЧАСТЬ 7: Техногенетическая среда Глава 44. Правда или ложь ======

“ТехноБог МетоВойны и ТетоРазрушения

Полимос

Следовал за Май и днем и ночью,

Исполняя любую прихоть её,

Любое самое немыслимое пожелание.

Он был ей и щитом, и мечом,

Оберегая милосердную мать свою

От нападок низвергнутой гнили

И сладострастных взглядов Недостойных.

Не подпускал Полимос к Май даже её сестру

Нэй.

Тем более Нэй.

И ТехноБогиняТетоСмерти

За это его ненавидела.

Она мечтала уничтожить Полимоса

И занять его место рядом с Май.

И вскоре ей представился случай исполнить

Желаемое...”

Цитата из потерянной МетоБиблии, глава 54: «Недостойные», отрывок 03: «Противостояние»

– Беда не приходит одна. Череда воистину ужасающих событий и не думает заканчиваться. Городские газеты прозвали странное стечение обстоятельств никак иначе, как эпидемией ужаса. Не успел Майбург оправиться от трагедии, произошедшей на съемочной площадке полюбившегося всеми телешоу «Научи меня любить», как новый кошмар не заставил себя ждать! – Анжело, как и любой другой уважающий себя журналист, мастерски нагнетал и без того тяжелую обстановку, надеясь не оставить равнодушным к своим словам ни единого интел-телезрителя. Ему хотелось, чтобы каждый услышавший его голос припал к телеэкранам и внимал каждому его слову. – Не ранее, чем сегодняшним утром, всемирно известный торговый центр Ван Хон охватило фиолетовое пламя. По предварительной информации, торговый центр, вопреки предостережениям геологов, был построен на мощном скоплении природного пламени. Вероятность того, что фиолетовое пламя вырвется на поверхность, была минимальной. Но, прошу заметить, малая вероятность не является стопроцентным подтверждением безопасности. Возможно ли, что владельцы торгового центра закрыли глаза на не самые перспективные обстоятельства, дабы набить свои и без того переполненные карманы еще большим количеством денег? И стоило ли это жертв, количество которых пока не известно? Спасательные работы продолжаются. Нам же, дорогие интел-телезрители, остается ждать результатов и надеяться на лучшее. Я – Анжело Кьяре, специально для интел-канала ЖЕпр, – с этими словами паренек едва заметно кивнул Бэйну, давая понять, что репортаж закончен. Мартин отключил камеру и меланхолично воззрился на верхние этажи полыхающего здания, на фоне которого вещал Анжело. Языки пламени сверкали сквозь окна и стены, не повреждая поверхности. И казалось невероятным то, насколько они на самом деле были опасны для любого живого существа.

– В этом есть нечто завораживающее, не правда ли? – проследив взгляд оператора, последовал его примеру блондин, так же задрав голову и уставившись на верхние этажи. Бэйн лишь пожал плечами.

“Я – Анжело Кьяре, веду прямой репортаж с места событий! Прямо сейчас неопознанный объект находится рядом с нами и многозначительно пожимает плечами! Что бы это значило, дорогие интел-телезрители? Он соглашается с нашим утверждением по поводу захватывающей дух картины? Или, быть может и куда вероятнее, ему все равно? А что если этим жестом он пытается оспорить наше утверждение, порицает наше поведение и даже считает нас бесчувственными, раз в свете произошедшего мы умудряемся любоваться видом смертоносного пламени вместо того, чтобы оплакивать погибших?!”

– Какой ты скучный, – вдохнул блондин. – Ничем тебя не удивить.

Бэйн лишь слегка улыбнулся.

“И, дорогие интел-телезрители, мы, как всегда, оказываемся правы. Вариант номер два, а именно: ему все равно, – является единственно верным! Аплодисменты, дамы и господа! Аплодисменты. Очередная шарада разгадана нами, но сколько же еще их нас ждет впереди?!”

– Не стоит нам отходить далеко от места происшествия, в любую минуту могут поступить новые данные, – вздохнул Анжело, стаскивая с себя легкую куртку. Журналист с глупым видом повертелся вокруг своей оси, пока взгляд его не упал на грязный бордюр.

– Ты-то мне и нужен, – обратился он к куску камня, прежде чем накрыть его курткой и плюхнуться сверху. Бэйн воззрился на него с легким недоумением.

– Что? – нахмурился Анжело. – Я устал. Мне почти двадцать шесть. Я старый больной человек, – фыркнул журналист и для поддержания имиджа «старого и больного» схватился за поясницу и закряхтел так жутко, что на него начали озираться спасатели, что работали на месте трагедии. Бэйн же просто улыбнулся, кивнул, поставил камеру рядом с журналистом, а сам целенаправленно зашагал вглубь проулка.

“И новая информация поступает стремительней, чем мы предполагали! Объект поспешно уходит в противоположную от нас сторону! Его улыбка может означать многое: быть может, он решил наплевать на работу и пойти домой спать, либо предположил, что для более приятного времяпрепровождения нам необходима «плюшка», третий вариант – у него встреча. В таком случае возникают новые вопросы: с кем встреча, почему именно сейчас, с женщиной или с мужчиной и почему Бэйн не…” – поток мыслей Кьяре прервал Мартин, протянувший блондину стаканчик с горячим кофе, за которым он сбегал в ближайший ларек.

“И вновь верным оказывается второй вариант. Немыслимо! Бэйн предсказуемей, чем может показаться! Как хорошо, что по его реакции не делают тестов, иначе напротив каждого вопроса можно было бы просто отметить второй вариант ответа и почти на сто процентов оказаться правым! Аплодисменты, дорогие интел-телезрители! Аплодисменты. Сегодня мы раскрыли еще одну тайну загадочного оператора!”

Бэйн последовал примеру Анжело, стащив с себя куртку и воспользовавшись ею в качестве импровизированной подстилки.

– Картина действительно захватывает дух, – не выдержав и половины минуты, вновь забубнил слишком разговорчивый Анжело. Болтовня была для журналиста панацеей от всех бед. Паренек мог болтать от скуки или желания отвлечься, от страха или переживаний, от хорошего настроения или плохого, от желания спать или отсутствия оного. Он говорил, когда хотел что-то утаить, и не затыкался в попытке спрятаться от чего-либо, укрывал очевидное, вытаскивал на поверхность незначительное, заострял внимание на странном и пытался забыть незабываемое.

– И, судя по всему, многие разделяют мою позицию. Посмотри, сколько зевак, – кивнул блондин в сторону людей, что толпились вокруг торгового центра, бессовестно мешая работе скорой помощи и пожарных. Здание полыхало, и иногда с него то срывались тонкие яркие искры, то летели во все стороны полыхающие фиолетовым пламенем листы бумаги и мишура. Попади что-то из этого на человека, и фиолетовое пламя моментально бы перекинулось на несчастного и тотчас убило бы его. Именно поэтому полиция пыталась отогнать бурлящую возбужденными переговорами толпу от места взрыва. Но люди если и уходили, то с неохотой. Им нравилось стоять под яркими языками пламени, ощущать опасность на расстоянии вытянутой руки. Эта мысль подстегивала все новых любопытствующих индивидов останавливаться у торгового центра, задирать голову к небесам и ждать смертоносного чуда.

– Желание пощекотать нервы мне вполне понятно. Но находиться в такой близости к фиолетовому пламени сродни суициду. И о чем они только думают? – возмутился Анжело. – Впрочем, быть может, они себя сейчас не контролируют, ведь очарование фиолетового пламени состоит не только в его бескомпромиссной убийственности.

Бэйн недоуменно воззрился на журналиста, машинально отхлебнув кофе и поморщившись.

“Боже-боже-боже, вы это видели?! Видели, как мило он морщится?! Безумно мило! Дорогие интел-телезрители, вы не могли это пропустить! Признайтесь, вы видели, как суровый молчаливый Бэйн морщит нос, будто ребенок! Картина непередаваемая! Почти такая же завораживающая, как и фиолетовое пламя! Вот только у нас нет времени любоваться Мартином, ведь новая шарада не будет ждать! Итак, перед нами новый, требующий немедленного ответа вопрос: почему же он морщится? Быть может, его раздражает твоя пустая болтовня, Анжело? Или кофе оказался слишком горький? А вдруг у него внезапно что-то заболело?! Сердце? Почки? Голова?!”

Бэйн, покраснев как рак, с навернувшимися на глазах слезами шумно вдохнул порцию воздуха и забавно помахал рукой перед ртом.

– Горячо? – на всякий случай удостоверился Кьяре.

“Адово!!!” – Бэйн активно закивал, подтверждая предположение журналиста и жестами предостерегая его от повторения его ошибки.

– Да ладно тебе, – беспечно пожал Анжело плечами. – У меня высокий болевой порог. И я люблю погорячее, – заносчиво заявил он, в доказательство показательно отхлебывая кофе и в следующее мгновение выплевывая кипяток прямо в лицо оторопевшему оператору.

– Слишком горячо! – завопил блондин не хуже Бэйна, начиная размахивать руками перед ртом и, таким образом, пытаясь охладить обожжённую поверхность. Мартин же с немым воплем вскочил на ноги и начал бегать от дерева к дереву, кажется, мысленно крича что-то вроде: “Моё лицо! Моё чертово лицо! Проклятый Кьярэ, ты поплатишься за это!”

“Прошу заметить, дорогие интел-телезрители, что сорок четвертая попытка извлечь из Марти хоть какие-то звуки не увенчалась успехом. Мы зря потратили глоток отличного кипятка!”

“Ты сдурел?!” – эту череду жестикуляций Анжело разобрал без особых проблем и долгих размышлений.

– Я нечаянно, – пробормотал он, даже не пытаясь изобразить раскаянье.

“Хрен тебе, а не нечаянно!” – нечто подобное, кажется, имел в виду оператор, показывая Анжело средний палец.

“Прошу заметить вас, интел-телезрители, что у Марти шикарные руки! Длинные пальцы. Узкая ладонь. И вены на тыльной стороне потрясающие! Да, его руки – мой маленький фетиш!”

– Одна штука? – решил Анжело поиздеваться и расшифровать вполне себе общепризнанный жест недовольства по-своему. – А чего именно?

Бэйн закатил глаза, на мгновение уставился в небо, будто бы собираясь с мыслями, а затем с недовольным видом вернулся на свое место на бордюре. На лице у него красовались красные пятна от кипяточных брызг. Выглядел оператор крайне раздраженным. Анжело не выносил плохого настроения Бэйна, особенно если оно таковым становилось по его вине.

– Ну, Марти, – захныкал блондин, вешаясь оператору на шею и пытаясь заглянуть ему в глаза. – Дорогой мой друг! Ты не можешь на меня обижаться!

Бэйн хмуро перевел взгляд на Анжело, подтверждая его слова. Действительно, злиться на блондина парень не умел. И журналист бессовестно этим пользовался.

– В следующий раз я постараюсь отвернуться, – продолжал вещать журналист.