Текст книги "Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)"

Автор книги: Marbius

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 53 страниц)

– Подозреваю, ищет возможность с присущим ей комфортом разместиться на своем новом месте, – угрюмо заметил Берт и встал. Теперь пришла его очередь пить коньяк.

– Она уже определилась с ним? Что слышно? – спросил Горрен у его спины.

Берт застыл. Он слышал что-то. Иво Ленартс не мог сказать ничего определенного. Берт обнаглел настолько, что связался с Ингер Стов – она все-таки слышала куда больше слухов из кругов, к которым относилась Тесса. Но и у Ингер были всего лишь предположения. Он буркнул нечто неопределенное и пошел к бару.

Вернувшись, успокоившись, сделав глоток, он медленно сказал:

– Говорят… то есть в Брюсселе говорят. А это не всегда проверенные слухи. Кто-то в Азии что-то ей предлагал. И она даже не теряет особо в зарплате.

Горрен неторопливо округлил рот, словно готовясь произнести удивленное «о…»; он сжал руки пару раз, пригладил волосы, усмехнулся.

– Корпоративные связи, – заметил он многозначительно.

– Угу, – мрачно отозвался Берт.

– Правильно ли я понимаю, что таким ловким решением она обеспечила себе относительную свободу от преследований? Ведь если она оказалась в корпорации, приятельствующей с Дейкстра, то едва ли самый смелый судья осмелится слишком сильно против нее выступать?

– Это может сказать тебе только сам Дейкстра, – огрызнулся Берт.

– Хм, – задумчиво произнес Горрен; он закинул руки за голову и уставился в потолок. – По хорошему, чтобы восстановить справедливость, Дейкстра не на суды нужно тратиться, а на хорошего снайпера. Это было бы… – он пожал плечами, – честней, что ли.

Берт промолчал и отвел взгляд. Он поднес бокал к носу, покачал его, понюхал – все, что угодно, лишь бы избавиться от этого разговора, приобретшего такой неожиданный поворот.

– Впрочем, боюсь, у тебя, прошедшего замечательную школу государственной службы, несколько иное представление о справедливости, – продолжил Горрен, совершенно не обращая внимания на неразговорчивость Берта. – И представления о жертвах иные.

– Если позволишь немного поумничать, это сложный вопрос, кто там виноват. Тесса Вёйдерс или еще какой хрен. Она же не одна затевала эту круговерть, Горрен. А в расход пустили даже не ее, а все эти «-Терры». А это корпорации с тысячами работников, и эти люди лишились средств к существованию. Потому что одно дело, когда компания просто обанкротилась. Тогда есть какие-никакие государственные гарантии. И совсем иное дело, когда компанию национализировали, а против большинства работников возбудили уголовные дела, хотя они и ни при чем совсем могут быть. – Берт откашлялся, помолчал немного, продолжил: – Это как с тем же Дейкстра, знаешь. Он оказался в определенном месте в определенное время и смог представить себя олицетворением каких-то поветрий. Вот нужен был обществу именно такой глава, или этому обществу внушили, что он ему нужен, и появляется Дейкстра, слышит там, тут, что кругом говорят, прислушивается, как-то использует то, что услышал, и принимается говорить нечто похожее. Эта Вёйдерс тоже, в общем-то, могла оказаться продуктом той ситуации. У нее было решительности больше, чем у остальных, а так решение то в принципе напрашивалось. В той ситуации и для достижения тех целей. Поэтому судить отдельного человека в данном смысле бессмысленно. Нужно систему менять, что ли.

– Ах, эта вечная дихотомия человека и общества, – пробормотал Горрен. – Ты договоришься до того, что не удивишься, если Тесса Вёйдерс окажется востребованной в других корпорациях.

– Не удивлюсь, – хмуро сознался Берт. – У нее такой стиль, который может приглянуться в той же Азии, скажем. Тем более она, хм… – Он вздохнул, виновато посмотрел на Горрена, жалко улыбнулся, – прости мой сексизм. Впечатляющая баба. Азиаты могут быть в восторге.

Горрен захохотал.

Берт только сильней голову в плечи втянул.

– Но дамочка не меняет своих привычек. Ее светский секретарь по-прежнему с ней? – произнес Горрен. Ему незачем было спрашивать – он знал.

– Угу, – подтвердил Берт.

– М-гм.

Горрен поднялся. Прошелся по комнате, посмотрел в окно.

– А деловой секретарь? – спросил он. Словно предполагал, что это может как-то облегчить Берту положение.

– Новый, – мрачно ответил он. – Совершенно новый. Был работником британского посольства. Она его вроде добрый год обхаживала. Уговаривала и подкупала запредельными бонусами.

– Это тебе сказали твои бывшие коллеги? – поинтересовался Горрен. Берт угукнул, подтверждая. Горрен молчал. Глядел на улицу, следил за людьми, которые, казалось, радовались самой возможности без боязни выходить на улицу и проводили на ней бесконечно много времени. – А Коринт?

Берт молчал. Горрен оглянулся на него: он сидел, опустив голову.

– Ничего о нем не слышно? – Спросил Горрен. Берт покачал головой.

Горрен снова повернулся к окну. Усмехнулся, недоверчиво покачал головой.

– Он должен быть где-то в Африке, если я прав. – Тихо сказал Берт. – Это почти стопроцентно. – Затем, шумно вздохнув, спросил: – Можешь помочь найти его?

========== Часть 43 ==========

Берт не сомневался, что Горрен согласится. Ему было беспокойно – те пять секунд, в течение которых Горрен изучал его. Глядел через плечо, недоуменно подняв бровь, улыбался уголком рта, мерил оценивающим взглядом – молчал. Зловещим его молчание не было, и осуждающим тоже. Любопытным – почти безразличным. Сочувствующим. Самую малость насмешливым.

– Признаюсь, я не уверен, что всех моих связей хватит, чтобы помочь тебе. – Помолчав, Горрен счел нужным поправиться: – Наших связей. А что заставляет тебя думать, что он в Африке?

Пришла очередь Берта молчать. Единственным, что он мог привести в качестве аргумента, были несколько скупых сообщений – после последней их встречи, которую до сих пор вспоминать без содрогания не получилось. Что-то неопределенное: со мной все в порядке; кажется, моя жизнь меняется слишком радикально, а я даже не могу испугаться; надежда – это то, чем живет человек, когда отказал здравый смысл. И странный, неожиданный подарок – букет белых лилий на день рождения Берта; к этому букету не было приложено никаких карточек, и это мог быть кто угодно, вплоть до тайных поклонников или даже сталкеров Берта, но сам он был отчего-то уверен, что это мог сделать только Коринт. Кто его знает, какие соображения подстегнули его на такой подарок, если – когда – они встретятся, наверняка пояснит и объяснит. Когда – если – они все-таки встретятся.

– Того, что Тесса Вёйдерс завела себе нового секретаря, тебе недостаточно? – хмуро спросил Берт.

– Признаться, узнай я это, а также самую малость о предыстории его отношений с сей великолепной дамой, я бы предположил бы, что предыдущего-то она прикопала где-нибудь в глуши безлюдной. – Горрен прошелся по комнате, уселся напротив Берта и иронично улыбнулся, глядя на него. Берт очень хотел ударить его, даже кулаки сжал, словно готовясь к нападению. И он понимал: это как раз куда больше похоже на правду. – Но я полагаю, что у тебя иные соображения на этот счет, которые ты, возможно, уже проверил?

Берт хмуро смотрел перед собой. Соображения у него были, разумеется. Из того, что он смог узнать, следовало, что срок аренды квартиры как-то благополучно истекал, что на банковских счетах оставались сущие крохи, и более ничем примечательным Коринт не владел. Почтовые сообщения, которые Берт отправлял на разные адреса, попадали по назначению, но их никто не читал. Звонки оставались без ответа. Наверное, это должно было успокоить. Что касалось нового секретаря Тессы, заменившего Коринта, это выглядело вполне обычно, разве что немного более поспешно, чем принято. Вроде личный секретарь – это чуть ли не вторая пара рук, он знает куда больше о своем шефе, включая привычки, методики работы, пристрастия, личные мелочи; он вроде как обеспечивает своему шефу всевозможные условия для эффективной работы, чего не достичь без наблюдательности, эмпатии и десятка других качеств. Хорошие личные помощники все-таки были на вес золота, как бы ни вопили некоторые технофилы, что искусственные интеллекты нового поколения способны и в этой области заменить человека. С хорошими личными помощниками не расставались из-за мелких недоразумений. Их не находили в два счета; более того, за хорошими личными помощниками охотились едва ли не усердней, чем за топ-менеджерами, и они могли оказаться значительно более редким товаром. Поэтому когда у Тессы Вёйдерс не стало Коринта Ильмондерры, а через неполные две недели объявился Випин Наранг, и Сильвия охотно пила с ним коктейли в популярных кофейнях, это, разумеется, привлекло внимание – со стороны Ингер Стов в том числе. Она же поделилась кое-какими сведениями из биографии Випина Наранга, за исключением совсем уж секретных. Где был Коринт Ильмондерра, она не знала. Возможно, кое-что предполагала, но отказывалась делиться предположениями с Бертом, ссылаясь на то, что это совершенно невнятные слухи, которые дошли до нее из пятых-седьмых рук. Впрочем, она подтвердила, что с ним не случилось ничего необратимого. Берт заставил себя растолковать это как признание, что Коринт все еще жив.

Такие доводы звучали глупо, и Берт признавал это, но их было много, и вместе они начинали казаться убедительными. Берту – так точно. Горрен предпочитал слушать их молча, никак не комментируя. Затем, после того как Берт безнадежно пожал плечами и замолк, он сжал губы, похмурился и сказал:

– Я повторю еще раз. Зная ту даму, на которую он работал столько времени, я все-таки склонился бы к версии о, м-м, альтернативном отношении к праву на жизнь. Тем более блистательная дама показала, что способна распоряжаться и такими категориями. Но я готов пойти навстречу твоим сердечным настроениям и допустить, что по совершенно невероятным причинам она позволила прелестнику Коринту уйти в отставку и даже обосноваться в какой-нибудь глуши.

Он помолчал, побарабанил пальцами по креслу.

– Ты сам-то веришь в это? – спросил он.

Берт невесело усмехнулся.

– А должен?

– Ни в коем случае. Если бы ты вдруг решил, я бы очень сильно засомневался в твоих умственных способностях. Решил бы, что ты слишком утомлен всей той суетой, в которую был ввергнут и по моей вине в том числе. Мне было бы печально, милый Берт, – мягко, грустно улыбнулся Горрен. – Но этот дефект твоего суждения стал бы для меня решающим… и мы бы расстались.

Берт поднял на него глаза, хмыкнул и покачал головой.

– Ты пытаешься представить это куда более бесчеловечным, чем оно было бы на самом деле.

Горрен небрежно дернул плечом и самодовольно улыбнулся. Сказал:

– Ах позволь мне поизображать из себя жестокого и беспринципного, калигулу, разве что не в пурпурной тоге. Или что они там носили.

Берт не удержался – засмеялся. Что нисколько не задело Горрена, напротив: он улыбался, кажется, довольный тем, что у Берта поднялось настроение.

– Так все-таки, – продолжил он после минутной передышки, – что ты предполагаешь?

– Я хочу… – Берт осекся. Перевел дыхание, сжал кулаки, подумал было встать и пройтись по комнате, чтобы унять дурацкое, мерзкое волнение, но передумал. Попытался успокоиться без бестолковых уловок. Продолжил: – Я хочу… хотел бы думать, что Коринт смог предпринять что-то. Скажем так, внезапно стать неузнаваемым, – продолжил он глуше, словно пытаясь сделать свои слова неразличимыми для возможных прослушивающих устройств. Хотя знал, что Горрен наверняка сделал все возможное, чтобы его квартира, места, где он обитал более-менее постоянно, были недоступны для них. А возможно, Берт просто не верил в то, в чем пытался убедить Горрена. – Наверняка он обзавелся такими связями, которые позволили бы ему исчезнуть в Лондоне, немного замести следы, а через месяц, допустим, где-нибудь в Колумбии в какой-нибудь клинике появился бы некий К.-Д. И., чтобы изменить по мелочи кое-какие черты, которые бы сделали его узнаваемым. Ну и попутно открыть счет, на который были бы переведены деньги из оффшора. Понимаешь?

– Звучит несколько… – Горрен сложил руки домиком и принялся изучать кончики пальцев. – Несколько просто, если позволишь. Очень просто. Недостаточно безопасно. Позволь объяснить. Это делает его совершенно беззащитным. Видишь ли, эти клиники… в Америке ли, в Азии, они хороши, но несколько ненадежны. То есть для определенного слоя населения их политика безопасности и, эм, анонимности, срабатывает. Чтобы удрать от трех жен, все из которых настоящие, например, этого хватило бы. Или от мелкого мошенничества. Да и то не факт, – задумчиво добавил Горрен, переводя взгляд в окно. – Я был бы очень расстроен, если бы милый и сообразительный Коринт ограничился бы такими примитивными мерами безопасности. Мое высокое мнение о нем пошатнулось бы. А я привык думать о Коринте как о молодом человеке с очень высокими интеллектуальными данными и хваткой.

«Молодой человек» Коринт Ильмондерра был ненамного младше его. Выглядел значительно более юным, если их поставить рядом. Но не сверх того. Горрен снова скатывался в неудержимое кокетство; это развлекало Берта, отгоняло дурные мысли, снова атаковавшие его:, а если права та черная часть души, нашептывающая, что все зря?

– Ты говоришь, та дама из каких-то таинственных служб неплохо знала Коринта? – продолжил Горрен, снова серьезнея. Берт кивнул, сощурился. – А она случайно не знает, интересовались ли им коллеги отсюда?

У Берта округлились глаза.

– Времена беспощадного противостояния остались глубоко в прошлом, – невозмутимо пожал плечами Горрен, наслаждаясь его растерянным видом. – Да и тогда спецслужбы сотрудничали. Я к чему веду. Сама Вёйдерс будет отпираться до последнего. Я даже подозреваю, что при всем желании никто ничего не сделал бы ей. Я искренне уважаю Дейкстра и считаю его потенциально очень могущественным и даже умеренно справедливым правителем, но я точно также не сомневаюсь и в том, что у него на одной чаше весов лежит эта самая сомнительная справедливость. Которую, – усмехнулся Горрен, – можно преподнести и как месть, и как преступную одержимость, и как навязчивую идею, этакий изящный психиатрический угол, знаешь ли, крайне выгодный противникам, коих у Дейкстра и так достаточно, а будет еще больше, дай срок. А на другой хорошие отношения с европейской, американскими, азиатскими лигами, друг мой, и с мегакорпами, которые способны формировать самые неожиданные коалиции, если речь идет о выгоде, и у которых наверняка прикормлено немало людей из тех лиг. В первом случае речь идет о бездонной дыре. Во втором – о неких финансовых выгодах. Личных ли, государственных, надгосударственных.

Коринт Ильмондерра мог быть интересен любым спецслужбам, что в Европе, что в Африке. Он, изначально имевший доступ ко всем сведениям, которыми оперировали Тесса Вёйдерс и ее соратники, мог оказаться очень ценным свидетелем. Информация, им сообщенная, не позволила бы разобраться с мегакорпами – для этого нужно нечто куда более значительное, чем усилия правительств, пусть даже основывающиеся на показаниях такого замечательного наблюдателя, но у правительств появился бы неплохой рычаг воздействия на мегакорпы, включая и тот, в чьем правлении будет распоряжаться Тесса Вёйдерс. Информация, которую Коринт предположительно обеспечил спецслужбам, бесспорно могла быть полезной для противостояния с мегакорпами, читай войны, но и для того, чтобы укротить их она была не менее эффективна. Глупо было рассчитывать, что они бы разрабатывали планы в отношении корпораций, основываясь только на его показаниях – едва ли. Таких, как Коринт, была в лапах спецслужб не одна тысяча; возможно, в советах директоров были люди, охотно сотрудничавшие с ними – моральные аспекты таких сделок мало кого волновали, а выгода бесспорна; Коринт мог быть жемчужиной в коллекции свидетелей, но не самым замечательным ее экземпляром. В любом случае, если он не был дураком —, а им он не был ни в коем случае, то воспользоваться возможностями, открываемыми ему в случае сотрудничества, он мог.

Но в таком случае и вероятность найти его стремилась к нулю. Тогда и речь шла бы о безграничных возможностях, предоставляемых непосредственно государственным аппаратом. И рассчитывать можно было разве только на то, чтоб Коринт сам изъявит желание вступить в контакт с Бертом – если ничего не изменится в его жизни и не появится некто третий, если все еще будет цела та тонкая ниточка между ними, если Коринту вообще будет дело до чего угодно, и до Берта в том числе.

Берт рыскал по южной Африке, движимый отчаянием и упрямством, из-за которого почти не оставалось места надежде. Он разговаривал с приятелями Коринта, которых смог найти, пытался найти подход к банковским работникам и страховщикам, к сотрудникам самых разных административных служб, которые вроде как должны были получить хоть какую-то информацию о том, что стало с Коринтом. По крайней мере, что осталось после него и кто назначен распорядителем. Удивительно, но он добился противоположных результатов: муниципальная администрация, к которой вроде как относился и Коринт, а затем полиция, проверив ситуацию, подав запрос во всеафриканскую и всемирную базы данных, признали его пропавшим без вести. Берт, получив соответствующее уведомление —, а еще благодарность за активную гражданскую позицию, сделал единственное, что пришло ему в голову – напился. Уведомление это, чтобы отсохли руки у человека, его составившего, или – чтобы расплавились контакты у материального носителя алгоритма, если технологии в муниципалитете и полиции настолько продвинуты, – было для него явным и бесспорным подтверждением самых ужасных предположений. На беду Берта, Горрен пытался связаться с ним, чтобы уточнить детали по другому их проекту. Через полчаса он собственной персоной стоял на пороге квартиры Берта и осуждающе смотрел на него.

У Горрена хватило терпения выслушивать бесконечные исповедания Берта, его непрекращающиеся «а если», «а вдруг», метания от беспросветного отчаяния к жалкому подобию надежды. И периоды угрюмого молчания – они оба сидели: Горрен рассеянно следил за фигурами на голоэкране, что-то там изображавшими, Берт, развалившийся на кресле, мрачно смотрел в пол. Ему бы заснуть, но он упрямо противился этому – не хотел еще и этой слабости поддаться.

Утром Берт не мог понять: визит Горрена имел место или был результатом забавной игры его вскипевшего мозга? Связываться с ним и спрашивать казалось Берту не совсем приличным, что ли. Пустяк ведь, с кем не бывает, ну сорвался, ну решил его поддержать его единственный близкий человек: коль скоро Горрен сорвался с места и примчался, чтобы унять истерику Берта, так и обозвать его близким было не недопустимо. И вообще, столько лет вместе, скоро их союзу будет больше лет, чем браку с Альбой. Тоже какой-никакой, а знак. Легче от срыва Берту не стало, но способность соображать к нему вернулась, и вместе с ней желание верить, что Коринт все-таки позволит ему еще раз встретиться с собой.

Тесса Вёйдерс считалась одним из главных свидетелей в процессе о государственной измене, мятеже и геноциде. Удивительно – не обвиняемой. Для непосвященных.

– Какая удивительная у ее владельцев политика, – задумчиво заметил Горрен. Они – он и Берт не смогли отказать себе в болезненном удовольствии и смотрели ее допрос вдвоем. Представление было замечательным, достойным тех вечеров, которые они решили посвятить ее бенефису.

– Какая еще политика? – нахмурившись, обдумав его слова, не подобрав сносного объяснения, спросил Берт.

– Корпоративная, разумеется. – Любезно пояснил Горрен. – Они наняли тетку, на которой висят такие значительные обвинения. Под которую копает чуть ли не целый континент. За которую едва ли вступится ее бывшая корпорация. И тем не менее, они сочли возможным предложить ей такое замечательное место с такой впечатляющей зарплатой, а потом вбухали немерено средств, чтобы она сидела там, – он ткнул пальцем в экран, – как свидетель.

Берт хмыкнул. Потянулся за бутылкой, налил еще вина.

– Сука она, – с неохотным одобрением признался он. – Отлично она держится.

– Учитывая возможности ее работодателя и ее лично, с ней наверняка очень серьезно репетировали самые разные специалисты. Не удивлюсь, если в их числе были преподаватели сценического мастерства и хореографии. – Горрен поднял бокал, салютуя экрану, на котором Тесса Вёйдерс выслушивала очередной вопрос очередного прокурора. – Не могу не признать, что противники ей достались с не менее твердыми яйцами. Потрясающее представление, феноменальное. Просто удивительно, что оно не пользуется популярностью. Это же просто хрестоматийный пример. – Подумав, он счел нужным пояснить: – Как для допросчиков, так и для допрашиваемых.

– Еще бы, – буркнул Берт.

Горрен сделал еще глоток.

– Кстати, – медленно продолжил он, – не могу не отметить одно примечательное обстоятельство, если позволишь.

Это предложение, а точней, интонация, с которой оно было произнесено, насторожило Берта. Таким тоном обычно предваряют либо признание в жесточайшем преступлении, либо – наоборот.

– Кто тебе запретит, – буркнул он.

Горрен тихо засмеялся. Будь Берт настроен вслушаться – поанализировать – приписать ему какие-нибудь странные эмоции, он бы это сделал; но сама ситуация заставляла его держаться из последних сил: в груди пульсировал клубок из разных, подчас противоречивых эмоций, и субъективная, иррациональная, черная ненависть к Тессе Вёйдерс сменялась уважением к ее выдержке, изобретательности, остроумию, не ожидаемому от нее тонкому, мягкому, почти неуловимому юмору, который она позволяла себе совсем изредка. И даже то, что у нее хватило дерзости являться на допрос в элегантных, подчеркнуто женственных костюмах, выдержанных в ярких, теплых тонах, – тоже. Горрен был менее пристрастен. Более того, он неоднократно подчеркивал, что у Коринта, каким бы преданным он ни был, хватало возможностей отказаться служить Тессе либо участвовать в том бедламе. «Если, – задумчиво добавлял Горрен, – права все-таки людская молва и инициатором, идейным вдохновителем и полководцем была действительно Тесса Вёйдерс. Потому что все более допустимым… нет, неверное слово. Убедительным, обоснованным… легитимным выглядит тот вариант, который пропихивают ее адвокаты. Ну или тот вариант, на который уже согласились судьи и прокуроры». Коринт Ильмондерра знал, что творилось, наверняка был причастен если не к самим решениям Тессы, то к тому, чтобы они доносились до адресатов и исполнялись. Но до последнего он был рядом с ней. О чем-то это да говорило.

Горрен продолжил:

– Тесса, бесспорно, подготовилась просто великолепно. Она держится просто блистательно. Она могла бы стать легендарной актрисой, не могу не повздыхать о том услаждении для чувств, которого мы лишены. Впрочем, оставим эстетические воздыхания в стороне. Что именно мне кажется достойным более пристального внимания – не могу избавиться от ощущения, что вопросы ей задаются такие… основанные на очень точной инсайдерской информации. Очень точной. И очень инсайдерской.

Берт внимательно смотрел на него и ждал продолжения. Горрен соизволил повернуть к нему голову – и подмигнул. У Берта участился пульс, немного – и запылали уши. Он уставился в экран. А в голове закружилась одна-единственная мысль: так все в порядке?

С этим можно было соглашаться, но и спорить тоже. Горрен категорически настаивал на том, чтобы набраться терпения и ждать. Искать подходы, разумеется: всегда можно найти людей, которые знают людей, и так далее, и кто-то да знал кого-то, как-то связанного с Коринтом.

– Тем более, – замечал Горрен, – это очень нескорый процесс. Предполагаю, что если он смог получить некие гарантии от неких служб, даже не знаю, каких, в обмен на сведения, то представь: сначала его потрошат, добывая все те петабайты информации, которую он им обеспечивает прямо или косвенно. И даже если параллельно готовят ему новую личность, это наверняка займет не один месяц. Слишком поспешное появление нового гражданина, уж не знаю, какой страны, может оказаться опасной небрежностью. Я имею в виду его виртуальную историю. И я не думаю, что у него сейчас есть хоть какая-нибудь возможность дать о себе знать. Едва ли он хочет привлекать кое-чье опасное внимание к тебе.

Последняя фраза прозвучала непривычно сентиментально. Горрен Даг знал, разумеется, толк в пафосе и в истинно классических страстях, но вот так мелодраматично заканчивать свои монологи – что-то новое.

Но он держал свое обещание. Время от времени, при случае, ронял: тот и тот ничего не знает, ничего не слышал, но, кажется, знаком с человеком, делавшим какие-то странные фальсификации: покупки человека с личным номером таким-то. Этого номера, кстати, еще год назад не существовало. Или: познакомился с человеком, приятельствовавшим с помощником следователя по делу мятежей, тот говорил, что на Тессу Вёйдерс было слито столько информации, что ей бы хватило на несколько смертельных инъекций (и он первым ходатайствовал бы на введение смертной казни просто ради такого приятного решения), или даже она могла бы стать членом первой сотни заключенных в тюрьме на околоземной орбите. Эту информацию, кстати, сообщил человек, очень близкий к ней и вообще верхушке одной из «-Терр». Имя? Неизвестно, но человек очень близкий. Или что-нибудь такое. Берту везло меньше, но и круг его знакомых был несколько иным. Ингер Стов, охотно поддерживавшая контакт с ним, более того, расширившая полномочия его и свои – она использовала Берта и для того, чтобы тот как бы невзначай доносил до определенных людей кое-какие сведения, тоже держала уши востро, при малейшей возможности пыталась узнавать, знает ли кто-нибудь что-нибудь о Коринте. Она признавала, что убедительных сведений о том, что он мертв, нет. О том, что жив, впрочем, если и есть, то исключительно косвенные. «Но я все-таки склоняюсь к тому, что его смогли защитить», – добавляла она. Берту казалось: Ингер была почти искренна. Ключевое слово – «почти».

Он спросил однажды у Горрена:

– Почему ты помогаешь мне?

У Горрена взлетели брови, а лицо приобрело исключительно красноречивое выражение крайнего изумления, и Берт начал сбивчиво объяснять:

– Нет, пойми меня правильно, я бесконечно благодарен тебе. И за твою помощь, и за то, что ты обеспечил меня работой и очень солидным доходом, и все такое. Но правда, ты не обязан, ты вообще столько раз мог сказать: парень, иди-ка ты в Тартар, и был бы в своем праве, но ты не делаешь. Это здорово, и все такое. Но все-таки непонятно. Просто я хотел бы знать твои мотивы. Скажем прямо, я не так уж нужен тебе. Был. Ты мог бы смело найти человека половчее, побойчее и все такое.

Горрен задумчиво покивал головой.

– В некотором роде это было моим знаком благодарности Альбе, – задумчиво глядя то на Берта, то на стену за ним. – Она поддержала меня в сложной ситуации. За тебя, кстати, тоже. Меня устраивает твое отношение к подчинению, твоя ответственность тоже. Предприимчивость, что бы ты ни говорил о себе. Надеюсь, это минутный приступ самобичевания, и он будет забыт раз и навсегда.

В Берте неожиданно всколыхнулось любопытство. Он не удержался и поинтересовался:

– Только это? Ничего больше? Устраивает, в смысле. – Ему становилось неловко, и следующая фраза прозвучала глупо даже для Берта, и произнесена была сбивчиво, словно слова упрямились и не складывались в нечто пристойное: – У меня иногда складывалось впечатление, что ты прикидывал кое-какие другие отношения. Со мной.

Горрен засмеялся.

– Не буду отрицать, временами мне казалось возможным и такое развитие событий. Секунды две, не дольше. Хочу верить, что твое самолюбие не будет раскрошено моим бессердечным признанием. – Горрен насмешливо прищурился; Берт растерянно, настороженно и даже опасливо смотрел на него, и Горрен наслаждался. – Чисто практически это было бы неплохим выбором. Если бы мы с тобой были одинаково гомосексуальны.

Берт ничего не мог с собой поделать: он поежился. Это развеселило Горрена еще больше.

Затем он успокоился, встал, прошелся по комнате.

– Одно время я очень боялся одиночества. Был готов на любые ухищрения, чтобы не допустить его, на любые отношения, даже разрушительные. – Он помолчал немного, словно давая Берту возможность задуматься, связано ли это откровение с Альбой, тогда ли ее помощь оказалась необходимой. Продолжил: – Сейчас – оно желанно. Не скажу, что я обрел мир в душе, и так далее. Но я уже почти готов перестать платить шринкам.

Он молчал и ходил по комнате – привычное действие, но Берт реагировал на него по-особому, нервничал, боялся оглядываться и с трудом удерживался, чтобы не посмотреть на него через плечо. Хотел спросить несколько идиотских вопросов, вроде: что произошло-то, каким боком к этому Альба, и не связан ли – совершенно случайно – и дядюшка. И что-то подсказывало, что ответа он не получит.

– Но ты можешь быть спокоен, мой преданный друг, – неожиданно продолжил Горрен. Берт вздрогнул. – Все, что я делаю для тебя, я делаю, потому что искренне желаю помочь. Я привязался к тебе. Как к другу, разумеется, – счел он нужным уточнить, и Берту показалось, что эти слова, произнесенные успокаивающе, были наполнены ехидством до краев.

Берт хотел спросить многое другое: единственный ли он друг, например – его исключительность могла стать обременительной. Что именно заставило Горрена отправиться именно в Африку. И не собирается ли он снова отправиться в путь – с него станется. Хотя если он обрел нечто похожее на «мир в душе», и бежать дальше необязательно. Наверное.

И они ждали. Берт – что Горрен поделится своими соображениями насчет будущего. Что Коринт даст знать о себе. Горрен – когда ситуация в политике станет стабильной настолько, чтобы можно было делать долгосрочные прогнозы. Дел было много, еще больше – суеты, и ничего помимо нее. Ни определенности, ни желания что-то изменить, куда-нибудь сбежать, хотя бы на пару недель во имя передышки. Разве что следить за тем, что происходило в Лиге – например.

Как там говорится: новая метла по-новому метет? Этого ждали от Квентина Дейкстра, это же предпочитали видеть в его решениях. Он же предпочитал не оригинальничать; формировал свой кабинет, назначал министров, делал заявления, давал пресс-конференции. Встречался с представителями других лиг, позволял появляться бесконечно длинным, невнятным, малосодержательным анализам этих встреч; его служба издавала какие-то комментарии. Восстанавливалась экономика, политическая жизнь начинала активизироваться. У Дейкстра уже появлялись оппоненты, в прессе начали раздаваться недовольные голоса: Дейкстра слишком авторитарен – или недостаточно суров; он принимает слишком много законов – или их чересчур мало, чтобы как-то улучшить жизнь. И так далее. Его рейтинг оставался высоким, но лишился пары пунктов. После одного обвала, когда Дейкстра потерял целых пять процентов популярности за месяц, либеральное крыло СМИ долго и радостно ликовало. Ярые сторонники Дейкстра помалкивали; они могли себе это позволить.