Текст книги "Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)"

Автор книги: Marbius

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 53 страниц)

Его окликнули, предложили угоститься; кто-то спросил, как ведет себя ребенок на занятиях; еще кто-то попросил рассказать какую-нибудь легенду. Чуть позже кто-то стоял совсем близко от него, втянув голову в плечи, и жаловался. Еще кто-то просил совета насчет тещи-брата-ребенка. Староста подошел, чтобы осторожно выпытать, как церковное начальство смотрит на государственную политику. И так далее.

Вернувшись домой, отец Амор все-таки включил комм, больше чтобы ужалить себя посильней, чем действительно рассчитывая на сообщение от Эйдерлинка. Мазохистское «я» отца Амора вредно ухмылялось, а комм молчал.

Отец Амор лежал на спине, вслушивался в звуки за пределами своей лачуги, в свое дыхание, закрывал и открывал глаза; сон все не шел. Отец Амор дотянулся до четок, снова улегся, решил подсобить горнякам молитвой, раз не получалось уснуть. И хотелось верить, что едва уловимый треск где-то на севере – это что-то безобидное, а не выстрелы.

========== Часть 7 ==========

Чем больше времени проходило, тем больше Берт Франк привыкал к особому настроению, своеобразному укладу жизни и способу мышления, который властвовал в той же Претории. Он-то считал себя докой, не заявлял открыто, разумеется, но во время приснопамятных миссий в бытность свою членом вел себя так, что спутники его считали: человек разбирается в местном образе жизни, смекалист достаточно, чтобы ориентироваться в традициях и не опростоволоситься, если что. Правда, одно дело оказываться посредником между исполненными важности членами миротворческой миссии и местным населением, которое действительно смотрело на приезжих круглыми глазами, и совсем другое – жить в иной культуре постоянно, пытаться утвердиться в ней самостоятельно, не имея под ногами солидного основания в виде внешних полномочий, будучи лишенным возможности спрятаться за крепкими стенами европейской миротворческой миссии. Оказывается, когда ты лишен этого, и отношение к тебе меняется кардинально. И аборигены тоже оказываются другими, и ведут себя совершенно иначе.

Во-первых, порядочность. Она была. Но она была совершенно иной. Чиновник мог долго угодничать, вести себя подобострастно, пока определял кредитоспособность. Определившись, мог враз измениться, словно маску скинуть, и превратиться в злобную гарпию, флегматичного тюленя или наоборот – усугубить свою подобострастность до такой степени, что отцепиться от него можно было, только бросив подачку, и подчас невозможно было определить заранее, как поведет себя чиновник, к чему вообще готовиться. Берт веселился, вспоминая свою уверенность: мол, хотя бы на юге Африки народ должен худо-бедно избавиться от этих трайбалистских ухваток, ан нет, не тут-то было. И никак-то это поведение не было связано с компететностью чиновника; он мог быть редким дилетантом – и относительно честным, или наоборот, бесконечно просвещенным, обучавшимся в лучших университетах – и невероятно жадным до взяток. Более того, карьерное поведение никак не определялось личными качествами человека. Отличный семьянин и надежный сын и отец мог оказаться гнусным и безответственным типом, и наоборот. Удивительная произвольность сочетаний, признавал Берт после очередной встречи; просто невероятная наглость, добавлял он иногда про себя.

Во-вторых, пунктуальность. Само слово существовало. Понятие же, с этим словом соотносимое, было крайне неопределенным, размытым до безобразия. Назначить встречу в пять часов вечера и не прийти было в порядке вещей. «У меня кое-что подвернулось», – легкомысленно поясняли Берту. Предложить прийти в девять утра, заведомо зная, что будешь в другом месте, самому явиться в полдень и поинтересоваться у мрачно взиравшего Берта: «Все в порядке?». И попробуй-ка скажи, что не все и не в порядке, а скорей наоборот, это отбросит на несколько позиций назад, и не факт, что потом удастся их наверстать. Приходилось смиряться. Забавным образом и от Берта не ожидали ничего иного. Когда он опаздывал и звонил, чтобы предупредить об этом, это воспринималось все с тем же легкомыслием: на полчаса задержишься? А, ну так я успею к парикмахеру. Просто в качестве эксперимента Берт не явился на пару встреч. И – ничего. Главное придумать повод поживописней, и можно быть уверенным, что другая сторона не просто простит необязательность, но еще и порадуется за удачливость Берта или напротив, посочувствует его горю.

В-третьих, предвзятость. Берт был белокожим. То есть конечно смуглокожим и, проведя пару месяцев в Африке, загорел до сногсшибательного молочно-шоколадного оттенка. Но изначально-то он был белым. В стране, на континенте, где это было не то чтобы исключением, но до правила не дотягивало. Белых было мало. И белые всегда вызывали настороженный интерес. Правда, привыкали к ним тоже быстро. В кафе, где Берт любил обедать, его поначалу пытались выжить плохим обслуживанием и беспрестанными попытками обсчитать, а затем привыкли, смирились, как с неизбежным злом: ходит, ну и пусть ходит. Постепенно даже сменили высокомерие на снисходительность и даже дружелюбие. Берт разузнал кое-какие детали из жизни работников, интересовался семьей и жизненными планами официантов, и они все охотнее отвечали на приятельские расспросы. Мелочь, но показательно. Подобное отношение встречало его везде и всегда. Горрен признался однажды:

– Подумать только, я думал, что это я здесь пытаюсь прошибить лбом каменную стену, а на поверку оказывается, что я на пляже головой о песочек стучу. До чего хорошо, что я эгоистично избавил себя от этого удовольствия.

– Да брось, здесь здорово, – широко улыбался Берт.

Горрен закатывал глаза: ему будут говорить, что здорово в другом месте. Он жил в научно-промышленном и технологическом центре Азии, его комнаты убирал совершенно самостоятельный робот; Горрен ездил на встречи на поездах, управляемых умными компьютерами. Более того, правительство Шанхая объявило о завершении консолидации всех муниципальных систем в одну нейронную гиперсеть, которой управлял не какой-то там банальный традиционный мегакомпьютер, а квантовый. Квантовый гиперкомпьютер. ГИПЕР! Как будто простого квантового недостаточно.

– А в Нигерии открыли месторождение, которое может позволить промышленную добычу индия, – весело отвечал Берт. – И «Астерра» очень хочет выиграть тендер на его разработку.

– Удивительно было бы, если бы она не хотела, – хмыкнул Горрен. – И что ты?

– Я? Я нахожу забавные мероприятия, на которых просто позарез должен прочитать лекцию чиновник. И нахожу чиновника, который может повлиять на принятие решения и который страстно хочет прочитать никому не нужную лекцию за симпатичную сумму. Просто удивительно, сколько их, больше даже, чем нужно «Астерре».

– Ничего удивительного, – пробормотал Горрен. – Вот если бы чиновников не находилось, я был бы поражен.

– Угу. – Флегматично отзывался Берт.

– Что-нибудь еще?

– Как насчет создания очередного наблюдательного совета?

– И кто и зачем собирается наблюдать?

– За соблюдением пактов Лиги по балансу тепличных газов, например.

Горрен очень выразительно фыркнул.

– Лига обнаружила зияющую прореху в своем бюджете и решила таким нехитрым образом ее заткнуть?

– Не совсем, Горрен. Для начала нужно создать комиссию, которая определится с параметрами этих самых тепличных газов. Ты знаешь, что в Европе существует не менее сорока методик расчетов?

– Я слышал о двадцати шести. Которые применяются в Азии. И?

– Эти методики опираются на принятые в определенной научной среде климатические концепции.

– Та-а-ак, – заухмылялся Горрен. – Осмелюсь предположить, что и эти концепции еще можно разрабатывать.

– А потом еще принимать, – охотно подтвердил Берт.

– А принимать основы концепции, на основании которой будет разрабатываться эта концепция, случайно не нужно?

– Если понадобится, – широко улыбнулся Берт.

– Кому?

– Да хоть «Астерре».

– Но какое отношение к этому имеешь ты?

– Косвенное. Я уже нашел добрых две дюжины узких специалистов для рабочих групп Лиги.

– Эм, – задумчиво произнес Горрен. – И что «Астерра»?

– Согласилась выделить гранты своим лабораториям, в которых эти узкие специалисты работали. В конце концов, такая потеря для них – ведущие специалисты.

– И что руководители лабораторий?

Берт самодовольно ухмыльнулся.

– Выписали себе офигенные премии, разумеется. Мне тоже кое-чего выписали, я проверну еще одну схемку и переведу денежку на расчетный счет. Ты не против?

– Подумать только, – трагично произнес Горрен и благочестиво, в духе епископа Дага сложил руки перед собой, – а казался таким приличным дипработником.

Берт закатил глаза и повернулся спиной к экрану.

– Брось, – протянул он. – Приличным людям в этих миссиях делать нечего. Как будто сам не знаешь.

Горрен усмехнулся и лениво отозвался:

– Знаю, разумеется. Более того, знаю, насколько нежелательны остаточные явления порядочности в подобных, хм, учреждениях. А чем выше к верху, тем их меньше.

– Ну да. Фигово, правда, что официальные биографии готовят люди, слишком любящие всякое «благородство», «порядочность», цельность натуры и прочая, прочая. А в мемуарах так и вообще от нимба глаза слепит.

И внезапно установилась тишина. Берт даже испугался и еще раз проверил, не брякнул ли в порыве светского злословия чего-то лишнего, что Горрен примет на свой счет и как следствие затаит злобу. Но нет. Все в рамках. Все в меру. Но Горрен Даг отчего-то посмурнел.

– Вообще мы, люди, народ такой, любим прихвастнуть, чего уж, – попытался Берт выкрутиться.

– Берт, милый, – заворковал Горрен. – Могу ли я попросить тебя об одолжении?

– Э-э-э, – напрягся тот.

– Если я вдруг, когда-нибудь, совершенно случайно сойду с ума до такой степени, что начну готовить свои мемуары к публикации, возьми, пожалуйста, дубину поувесистей и вправь мне мозги.

– Это я всегда готов, – хищно оскалился Берт. – Мне даже показалось на секунду, что я уже могу браться за дело.

Горрен закатил глаза и тоскливо застонал.

– Ты восхитителен, совершенно и бесподобно неподражаем, месье Франк, – буркнул он и небрежно помахал рукой. – И теперь я боюсь оставаться с тобой наедине. – Он склонил голову и лукаво посмотрел на Берта. – Вдруг… дубинкой… – протянул Горрен и подмигнул, – размахивать начнешь.

Он скупо улыбнулся; на его щеке нарисовалась игривая ямочка, в меру изящная, пока не превратившаяся в глубокую возрастную складку. Берт подобрался, начал лихорадочно прикидывать, как свести все к шутке, как стряхнуть с их разговора это неожиданно проявившееся шаловливое настроение; ему очень не хотелось задумываться о том, насколько серьезен Горрен, когда флиртует все азартней и позволяет себе все более откровенные намеки. Хотелось надеяться, что легкомысленная личная жизнь Горрена, включавшая многочисленные интимные связи, иногда совершенно невероятные, останется его и только его, Горрена, личной жизнью, а Берт продолжит стоять в сторонке, по необходимости выслушивать его причитания, иногда сочувствовать и не более. Хотелось верить, что Берту показалось, и игривость Горрена, нацеленная на него, – это всего лишь привычка и ни в коем случае не осознаваемое и целенаправленное поведение.

Горрен кашлянул, поморщился и повернулся к экрану.

– Так что там с месторождениями? – спросил он. – В Нигерии, говоришь?

– В Нигерии, – подтвердил Берт.

– И каковы шансы «Астерры» выиграть тендер?

Берт развел руками. Он был почти уверен, что они могут быть отличными с точки зрения Африканской лиги, но это не гарантировало успеха в самой стране. В конце концов, национальные правительства имели свое представление о добывающей промышленности в своих странах.

– Ты не хочешь отправиться в Лагос, чтобы разузнать насчет шансов «Астерры»? – кротко поинтересовался Горрен.

– Я очень хочу держаться от Лагоса подальше, Горрен. Я всего лишь частное лицо, которое действует на свой страх и риск. Защищать меня едва ли кто-то будет, если что-то случится. А случиться может многое, если некоторые любопытные люди подумают, что я на что-то влияю, что я могу быть ценен «Астерре» и она будет готова раскошелиться, или еще что-нибудь. Это все-таки не та игра, в которую я бы хотел играть. Ставки слишком высоки.

Горрен вежливо поднял брови.

– Да-да, я знаю, – поморщился Берт. – Это взаимосвязано. Мы поднимаем ставки и дорастаем до них, чтобы снова поднять ставки. Или что-то такое. Осмелюсь напомнить, что у «Астерры» свои лоббисты, которые провели куда больше времени в Африке, чем я и тем более ты. Мне там просто нечего делать.

– Лоббисты компании обладают куда меньшими возможностями, чем независимые консультанты, – заметил Горрен, внимательно глядя на него. – Они не связаны имджем компании, как минимум.

– Я знаю и вроде как успешно применяю на практике. Но давай взглянем на дело с другой стороны. Речь идет о баснословных суммах. Да, да и еще раз да. Дело не в том даже, что разработка месторождения сама по себе может оказаться очень выгодным делом. Дело в том, что за индий с «Астерой» будут биться «КДТ» и «Тонарога» как минимум. И я не сбрасываю со счетов технологические институты в самой Нигерии, здесь, в Ботсване, которые не то чтобы готовы к таким предприятиям, но наверняка захотят вмешаться. Сам понимаешь, у кого на поводу пойдет Лига. Поэтому я предпочитаю слегка участвовать в процессе подготовки к этому самому тендеру, но держаться как можно дальше от него, когда дело дойдет до решительных действий. Не тот у меня вес, чтобы тягаться с «Астеррой» и «Тонарога». Так что если хочешь, отправляйся в Лагос сам.

– Те чиновники, которых ты пристроил на общественно-полезное дело по прочтению никому не нужных лекций, что они сами думают о шансах «Тонарога» и «Астерры»?

– Они ничего не думают, – недоуменно потряс головой Берт. – Горрен, можешь издеваться надо мной, как сочтешь нужным, но они думают очень редко и только когда иначе нельзя. Типичная чиновничья черта. Пока они затягивают подготовку конкурса, это в принципе устраивает все стороны.

– И как долго им будет позволено тянуть волынку? – саркастично спросил Горрен.

– Хороший вопрос, – пожал плечами Берт.

– А где расположены эти копи царя Соломона?

Берт активизировал карту, очертил район, в котором удобней всего было бы вести разработки; Горрен пристально смотрел на карту.

– Забавнейшая вещь, приятель. – Пробормотал он. – Я смотрю, «Астерра» уже добывает что-то к югу оттуда.

– Угу. А в пятидесяти километрах на восток «КДТ» соорудила городок для нефтяников.

– Наверное, ты прав, что не хочешь отправляться в Лагос. Я почему-то уверен, что обе эти стороны уже считают месторождение своим.

– Вот именно, – буркнул Берт и вздохнул.

– Твое содействие этой, с позволения сказать, прокрастинации, оно ведь играет на руку «Астерре». Покажи-ка карту в динамике, скажем, последний год. Смотри-ка. – Он следил за изменениями, прищурившись и криво улыбаясь. – Я, разумеется, ни с какой стороны не инженер, я оперирую возвышенными материями, но мне кажется подозрительным яростное стремление «Астерры» прокладывать дороги таким образом, чтобы их можно было очень просто продолжить дальше на север. И дорожная стратегия «КДТ» тоже схожа.

– Ага. И «КДТ» мой саботаж тоже играет на руку. А уж как рады простые смертные рады этому интересу мегакорпораций к прикладной науке и политике, ты не представляешь.

– Отчего же, – хмыкнул Горрен. – Сталкиваюсь регулярно.

Он растянул губы в улыбке, снова сосредоточился.

– А что-нибудь еще интересное происходит? – спросил он после недолгого молчания.

– В Лиге готовятся к выборам. Пара агентств, с которыми я поближе познакомился, уже хвастается неплохими контрактами. И Горрен. Это пока на уровне слухов. Но национальные правительства хотят продвинуть Квентина Дейкстра, а он отличается своеобразным отношением к пришлым корпорациям, особенно мегакорпорациям.

– Не уверен, что знаю о нем достаточно. – Насторожился Горрен. Берт сообщил кое-что о Дейкстра. Горрен помолчал немного, пригладил волосы, хмыкнул. – И каковы его шансы? – спросил он.

– Зависит от степени поддержки. Чтобы быть избранным Генсекретарем, нужно, чтобы за кандидата проголосовало две трети президиума. Сейчас ребята из агентств говорят, что если выборы завтра, то за Дейкстра проголосует не меньше сорока процентов. Ему есть куда работать. Это не Жан-Эдуард Лиоско, с которым сейчас и за руку здороваются очень неохотно.

– А что, этот Лиоско тоже хочет в Генсекретари? – усмехнулся Горрен.

– Из нынешнего президиума я могу назвать всего-то пятнадцать человек, которые скорее всего не захотят, – скривился Берт. – Да и то потому, что у них рыльце в пушку и, что самое важное, об этом знают слишком многие. Но Дейкстра уже говорил о том, что хочет попытать счастья, а этот Лиоско в одном интервью намекал, что очень хочет. Очень-очень хочет.

– Бог ты мой, – трагично прошептал Горрен. – Все хотят во власть.

Берт промолчал.

– Если выиграет Дейкстра, что это будет значить для «Тонарога»? – спросил Горрен; он как раз разнюхивал насчет возможностей для этой корпорации на западе Африки, вроде даже собирался ступить на раскаленную африканскую почву с целью поинтриговать во имя «Тонарога».

– И для них, и для «Тонарога», и для остальных. Может, для «Астерры» не в той степени. Он настаивает на том, что богатства самого богатого континента должны приносить пользу прежде всего ему самому.

«Астерра» предпочитала работать через франшизы, учреждать дочерние и внучатые предприятия, работать опосредованно; никто не сомневался, кто стоит за такой фирмочкой, но видимость была соблюдена. Другие корпорации действовали от своего имени. И этот Дейкстра очень не хотел, чтобы другие национальные правительства или тем более межнациональные корпорации пользовались добытым в недрах Африки местным же населением, зачастую с ущербом для здоровья и даже жизни.

Эти тезисы были красивой вывеской, за которой много чего скрывалось. Квентин Дейкстра не был громогласным прокламатором от политики; у него сложилась определенная репутация – человека дела, что ли. Целеустремленного политика, способного на долгосрочное планирование. Спроси кто у Берта, верит ли он в такую характеристику Дейкстра, он бы задумался. Скорее да, чем нет, наконец ответил бы он, а потом попытался бы выяснить, с кем из журналистов и пиарщиков Дейкстра преимущественно общается. Ибо при оценке таких заявлений следовало делать скидку и на личность говорящего. Например, центристская платформа «Либертас» охотно оперировала как раз такими категориями: Африка для африканцев, развитие наукоемкой промышленности, переработка ценных ископаемых на территории страны-обладателя недр, и прочее, прочее. При этом «Либертас» не любила Дейкстра и любое его начинание представляла в авантюрном свете, изловчалась в таких формулировках, что тот же многострадальный Лиоско. Вот последнего «Либертас» любила. Охотно повторяла его заявления, приглашала в качестве эксперта и прочее, прочее. Дейкстра – тот часто оказывался зван на передачки левых каналов, читай таких, которые поддерживали либеральные, ново-социалистические и прочие течения. На свою беду, человек он был толковый, но малословный. Говорил по делу, но кратко и четко. Поэтому некоторые его фразы изворотливые журналисты превращали в перлы, а какая-нибудь левоцентристская «АДТ-3», пытающаяся состряпать псевдо-аналитическую документалку, зазывала Дейкстра, а потом делала интервью с режиссером документалки, в котором тот жаловался, до чего эти политики народ тяжелый.

– М-да, – многозначительно произнес Горрен. – Хотел бы я как-то предупредить менеджеров «Тонарога» насчет этого Дейкстра.

– Но? – уловив сомнение в его голосе, полюбопытствовал Берт.

– Но ты говоришь, что ему для начала нужно подобрать союзников половчее? Вот когда он выдвинется на боевые позиции, тогда можно будет и вопить в ужасе. Насчет Лагоса ты не передумаешь?

Берт покачал головой.

– Боюсь, я недостаточно авантюрен для такого предприятия в такой стране, – невинно улыбнулся он.

Горрен оскалился.

– Если позволишь, дражайший Берт, у меня уже успело сложиться противоположное мнение. Твои действия, поведение и идеи наводили меня на мысли, что тебе как раз нравится твоя собственная предприимчивость и возможности, которые открываются тебе на этой благословенной земле.

– Бесспорно, милейший Горрен. Но ты забываешь и о моем критическом взоре, которым я постоянно окидываю окружающий меня мирок, – мирно отпарировал Берт. – Он и подтверждает моему скептическому настрою, что нам не стоит ввязываться в некоторые вещи.

Горрен скептически поднял брови, что не ускользнуло от Берта. Своенравным он был типом, этот Горрен Даг. Возможно, именно потому, что в уравнении со многими неизвестными возник еще один мистер икс, Даг и решил принюхаться поближе. Все, что угодно, думал Берт, только не вмешивай меня.

Этьен Симайди Танья был знаком с Квентином Дейкстра, но шапочно. Они здоровались, время от времени читали служебные записки друг друга, иногда участвовали в совместных заседаниях; Симайди Танья предпочитал теневую жизнь комитетов и комиссий, в состав которых входил, Квентин Дейкстра желал определять стратегию этих комитетов и комиссий и ничего против публичности не имел. Не любил ее, и об этом знали если не все, то заинтересованные, но относился ко всем этим интервью, круглым столам и прочему как к неизбежному злу: нужно. Для дела. Для будущего. Поэтому сцепить зубы и вперед к этим идиотам, которые способны говорить короткими предложениями и ни в коем случае не мыслить сложными концептами. Этьен Симайди Танья предпочитал вообще не связываться с общественностью, но очень положительно относился к тому, чтобы выпить со знакомым журналистом бокальчик вина время от времени и потрепаться о делах насущных, о том, что происходит в центральном здании Лиги, к примеру, о перспективах ее развития или еще чем-нибудь насущном; он позволял журналисту заплатить за ужин – разумеется, время от времени принимал приличествующие его положению подарки, но делом чести считал быть неопределенным в своих формулировках, чтобы на него невозможно было указать потом, если что. Впрочем, утешал себя Этьен, в подобном поведении определенно были и тактические уловки: те же журналисты могли быть полезны при формировании общественного мнения, так что все для работы, все во имя всеобщего благополучия и процветания. Но зато никто и никогда не оказывался глупым настолько, чтобы предлагать ему высказать свое мнение перед камерами. Собственно, и мнение свое у Этьена было таким же – туманным. По сравнению с ним Квентин Дейкстра был, разумеется, жестким и идейным политиком, знавшим, чего он хочет и даже как туда добраться. Не самые плохие качества у потенциального лидера Лиги.

Впрочем, не только с журналистами любил обедать-ужинать Этьен Симайди Танья, но и с менеджерами «Астерры». Например, в тихий августовский вечер – зима, чтоб ее, южно-африканская зима, короткие дни и длинные ночи с бесконечными звездопадами – он ужинал с Тессой Вёйдерс и ее личным секретарем. У дражайшей Тессы их было два, и оба личные: один для сугубо официальных дел и другой, занимавшийся исключительно светским календарем. Сама Тесса Вёйдерс была исключительно занятой женщиной, что было неудивительно: она прогрызла себе путь в вице-президенты «Эмни-Терры», одной из дочерних фирм «Астерры»; и ей было всего сорок два года. Это было выдающимся достижением: Этьен не много знал высокопоставленных чиновников схожего ранга, которым было бы меньше пятидесяти; как правило, о карьере можно было говорить, начиная лет с двадцати восьми-тридцати, все, что до этого – обучение, поиски работы, бесконечные стажировки, которые ничего не приносили в плане заработка, а только опыт и связи. Так что у Тессы Вёйдерс было немного времени, чтобы подняться с самого низа на один из верхних этажей «Эмни-Терры» – что-то около пятнадцати лет. И это с учетом людей, жаждавших этого же места куда дольше, чем она.

Этьен находил ее компанию сносной, временами даже умеренно приятной, общие дела с ней – привлекательными, а сотрудничество – перспективным. Кто-то говорил, причем кто-то, близкий к верхам, что и в самой «Астерре» к ней относятся с большим уважением. Но вот за каким чертом она постоянно таскала обоих секретарей, оставалось загадкой. Впрочем, пусть бы ей. У ее коллеги был-то один единственный помощник, да и тот виртуальный: компьютер с искусственным интеллектом. И справлялся ведь. А парень хвастался всем, кто только заикался о виртуальности или слегка вдавался в смежные темы, что это новейшая разработка, даже в исследовательских центрах «Астерры» таких только пятнадцать экземпляров, и у него, между прочим, – виртуальный секретарь под номером одиннадцать. Тесса Вёйдерс относилась к этому хвастовству со снисхождением старшей сестры; но, наверное, будь у нее такой помощник, он был бы загружен под завязку – оба ее секретаря были вечно заняты перепиской, короткими звонками, раздачей инструкций и их уточнением у Тессы. Поначалу Этьен относился к этой констелляции с подозрением, считая это показушеством больше, чем необходимостью, затем привык. В Тессе вообще было что-то примечательное, что придавало любым чудачествам в ее поведении своеобразный оттенок – естественности, наверное. В ней могло быть под шесть футов росту, она любила яркие, вибрирующие цвета, стригла волосы почти под ноль и – была очаровательна, когда хотела.

И каждый ужин Этьена с Тессой начинался с того, что она была очаровательна первые полчаса; Этьен охотно делал ей комплименты, выслушивал рассказы о том, где она нашла модельера, который сшил этот костюм и еще несколько, которые Тесса находит невероятными, а Сильвия – ужасными. Сильвия, ее социальный секретарь, закатывала глаза, тяжело вздыхала и снова утыкалась в комм. Тесса продолжала рассказы о шопинге, ради которого сорвалась в Милан, а затем в Сеул.

– В Сеуле, мой милый Этьен, фантастическая, нет, просто сказочная, божественная мужская мода, – энергично говорила она. – Она бы изумительно подошла тебе, милый. У тебя шикарная, просто феноменальная кожа, и я жажду, вожделею увидеть тебя в том особом желтом цвете, который «in» в Корее. Не так ли, Коринт, драгоценный? Не правда ли, наш Этьен был бы весьма эффектным в корейском желтом? Ты ведь помнишь тот костюм, не так ли?

Коринт оценивающе смотрел на Этьена, согласно кивал, одобрительно облизывал полные губы – и снова утыкался в комм.

– Я предпочитаю более сдержанные тона, Тесса, дорогая. Мне кажется, с учетом продолжительности нашего знакомства ты могла не только заметить, но и убедиться в этом.

– Да-да-да, – надменно говорила она, отмахиваясь. – Разве это можно не заметить, – осуждающе добавляла она.

И в том же духе.

Только после основного блюда она позволяла себе переключиться с легкомысленного настроения на деловое. Сильвия и Коринт переглядывались за ее спиной; Сильвия снова утыкалась в комм, Коринт начинал прислушиваться к разговору.

– Итак, давай уделим немного времени геополитике и политической географии, Этьен, дорогой, – все так же улыбаясь, произнесла Тесса; ее глаза сверкнули ледяным огоньком, что-то в выражении лица изменилось – она собралась и приготовилась требовать, насколько Этьен успел изучить ее.

– Охотно, Тесса, – вежливо ответил Этьен и поднес к губам чашку с кофе. – Начнем с геополитики?

– Я слышала, этот милейший орангутан Дейкстра твердо намерен стать главой вашего прайда. Я имею в виду Лигу, разумеется.

Этьен усмехнулся.

– Он твердо намерен возглавить президиум Лиги, Тесса, а это не мой прайд. Я имею некоторое отношение к некоторым его членам, но они – тот еще закрытый клуб.

Тесса смотрела на него своим фирменным уничтожающим взглядом. Этьен был привычен к нему и, чтобы подразнить ее, чуть отчетливее обозначил улыбку.

– И каковы его шансы быть избранным? – сухо спросила Тесса.

– Пока очень хороши. Но многое будет зависеть от общественного мнения, глобальных настроений, внутриафриканской политики, форс-мажора. Транспортных катастроф, в которых он, о горе, может погибнуть.

– Но пока «очень хороши»?

– Всевышний с тобой, дорогая. Я слушаю внимательно. По твоей личной просьбе, – широко улыбнулся Этьен. Тесса закатила глаза: его слова сочились ядовитым медом. Был бы на ее месте чуть менее твердокожий человек, его бы проняло. Можно подумать, в том прискорбном факте, что он подрабатывает, шпионя на «Астерру» и, скорее всего, еще на пару корпораций, виновата она. Или должна чувствовать себя виноватой. – И я так полагаю, ты тоже прислушиваешься к настроениям внутри президиума Лиги. Вопрос даже не в том, какие шансы у Дейкстра. Вопрос в том, что могут противопоставить Дейкстра его конкуренты.

– Конкурен-ты? Множественное число? Ты будешь утверждать, что у зануды Квентина Дейкстра есть не один даже, а несколько? – Тесса тихо засмеялась и, чтобы показать свое недоверие, покачала головой.

– Разумеется, – хладнокровно ответил Этьен и отставил чашку. – Весь президиум практически. Активно участвовать в кампании будут человек восемь, хотя бы поначалу. Относительно неплохие шансы у трех-четырех, включая Дейкстра. Но почему тебя интересует, кто будет избран Генсекретарем Лиги?

Тесса – и Коринт – внимательно смотрела на Этьена.

– Ты знаешь, что сорок лет назад природные запасы индия официально были признаны исчерпанными? – печально улыбнулась она. – Трагичная история для высокоточных приборов, космической техники, да что там, для твоего комма – тоже. Я не особо технически подкованный человек. Я даже больше скажу, я не представляю, что это за дрянь такая оптическая связь, но я ею пользуюсь. И кажется, для комма, которым так ловко пользуется мой милый Коринт, – Тесса положила руку поверх бедра Коринта и похлопала его; по ее лицу скользнула сладострастная тень. Коринт печально вздохнул, Тесса продолжила: – требуется не менее одного грамма этого самого индия. Коринт так расстроился бы, если бы у него из-за индия не было его обожаемой игрушки.

Коринт покачал головой и еще раз закатил глаза.

– Но к счастью, старушка Земля оказалась щедра на сюрпризы, и в Индии, ха-ха, было обнаружено еще одно месторождение, позволявшее продолжить промышленную добычу индия. Так что окончательную дату прощания с индием передвинули еще на двадцать лет. Затем разработали шикарные способы практически безутратного ресайклинга, и «Астерра» до сих пор является лидером на этом рынке. Но факт остается фактом. Когда космические агентства, например, отправляют зонды к Плутону и даже за пределы Солнечной системы, эти зонды не возвращаются. А на их производство израсходовано немало индия, который никогда не будет повторно использован. Когда у берегов Атлантического океана возводятся замечательные подземные города, на их конструкцию тоже применяется индий, и он тоже едва ли будет повторно утилизирован. И так далее. Иными словами, несмотря на наши усилия, потребность в индии возрастает. Потому что видишь ли, развитие технологий требует новых материалов. А их невозможно производить только лишь из водорода, железа и кремния.