Текст книги "Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)"

Автор книги: Marbius

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 53 страниц)

– А ты думал предположить что-то другое?

Он ухмылялся очень зло, щурил левый глаз больше правого; Берт против воли отмечал отчего-то, какой усталой выглядела его кожа. Не атласной, ухоженной кожей Сибе Винка, а – как у наемника, что ли. Который либо находится в поисках заработка, либо отрабатывает предоплату. И это вечное упрямство – категорический отказ говорить на что бы то ни было, связанное с работой. Только обмолвки, которые, казалось, тревожили Сибе куда больше, чем считал обоснованным Берт.

По ту сторону экранов Иво Ленартс был напряжен, внимателен, сдержан – но доволен. Он охотно приглашал Берта погостить, когда все худо-бедно образуется, не менее охотно делился соображениями насчет тем, которые могут быть любопытны Берту, подтрунивал над ним, мол, звезда журналистики. И прочее. Не менее охотно он отвечал на расспросы Берта о мнении там, на севере, насчет Дейкстра. Насчет ситуации в Африке вообще.

– Видишь ли, Берт, – неторопливо начинал Иво, – мы оказываемся в непростой ситуации, когда пытаемся применить наши лекала к иным странам. История показала, что развитие в геополитическом масштабе значительным образом определяется историей и должно быть, не может не являться ее органичным продолжением.

Иными словами, вмешиваться не собирался никто – предоставляли право на самоопределение. Глупо было бы действовать иначе: если бы посмела вмешаться европейская Лига – общечеловеческие ценности, историческая логика, гуманность, бла-бла, то и другие части света подтянутся, и если с той же Северной Америкой еще можно было бы договориться, то с азиатами этот номер не прошел бы. Берт был уверен, и еще как он был уверен: они договариваются. С Дейкстра и друг с другом. Пока же прикрываются обычной говорильней. Оставалось неясным, как в это уравнение вписывается Тесса Вёйдерс, к примеру, бывшая любимица «Астерры», отчаянно сражающася за «Эмни-Терру» даже со своими повелителями.

И вообще, какую роль во всех этих событиях играют мегакорпы. Что они играли, причем значительную, было бесспорно. Каковы были их цели, оставалось неясным.

Квентин Дейкстра много путешествовал. За ним следовали журналисты, часто прибытию Дейкстра предшествовала внезапная стабилизация ситуации: перестановки в правительстве, к примеру, могли прекратиться, внезапно отменялся комендантский час, исчезали военные, либо вместо обычных появлялись гвардейцы. Дейкстра со свитой размещался в правительственном дворце, его встречал в аэропорту и провожал на собственном кортеже местный царек, глава администрации, премьер-министр, затем могла следовать совместная пресс-конференция, и в течение всего времени пребывания в местных СМИ регулярно появлялась информация: Дейкстра то, Дейкстра се, совместный обед с тем и тем, плодотворное обсуждение политической ситуации. Лиоско, который тоже вроде как считался претендентом, не получал и половины такого внимания. Оставалось задуматься: как долго и как усердно работал над своим успехом этот Дейкстра.

Однажды в июне, когда по счастливому или, по крайней мере, приятному стечению обстоятельств, Берт проводил время в Претории, а Сибе Винк был в увольнении – «целых пять суток, приятель! Целых. Пять. Суток!», они сидели в одном непримечательном баре в относительно благополучном районе. На стенах работали голо-экраны, на доброй половине, разумеется, Дейкстра, рядом – футбол, кто хотел, мог подключиться к любому каналу, но народ предпочитал негромко переговариваться о чем-то ином.

– Эйдерлинка едва не разжаловали в лейтенанты. Его. С его сокровищницей на груди. С его-то орденами, – недоуменно поднимая брови, рассказывал Сибе. – Нет, человек он упорный, конечно. Себе на уме, я всегда это знал и всегда говорил. Берт, я ведь и тебе говорил. Я искренне уважаю Эйдерлинка. Искренне. От всей души! Он – один из лучших гвардейцев, которых я знаю. И я тебе скажу, приятель, я тебе совершенно искренне скажу одну вещь: нас, избранных, не трогают. Не трогали. Мы всегда отличались независимостью. И мышления тоже. Но тут что-то такое… хм. – Сибе сделал основательный глоток и осмотрелся. Негромко, скороговоркой он сообщил Берту: – Я знаю, что тут хрен прослушивают, местный владелец за этим делом очень следит. И вот… – он достал из кармана маленький совсем брусок, – не промышленная штука, а очень даже индивидуальная. И все равно кажется, что нас того… – Сибе спрятал брелок в карман, поглядел по сторонам. Берт понимающе покивал головой, пробормотал что-то: «Знаю, понимаю, сам такой». Сибе продолжил: – Так вот. Эти бюрократы не боятся требовать от нас. От нас!

Он стукнул себя кулаком в грудь. Берт даже поежился, до того энергичным, резким, решительным было движение, как только ребра выдержали.

– Посмотри на это с другой стороны. Вы давали присягу служить народу. Чиновники как раз этот народ и представляют.

Сибе гневно фыркнул. Он скривился, как если бы унюхал что-то категорически невыносимое; снова сделал глоток. Посидел немного, морщась, словно пытался определить: продолжать ли разговор с таким ненормальным типом, или нет.

Берт невесело усмехнулся.

– Да знаю я, – протянул он. – Сколько здесь стоят чиновники и чьи интересы выражают.

– Плевать бы на это! – Сибе от возмущения приподнялся над стулом. – Начхать на то, сколько они стоят! Мы все чего-то, да стоим, дело не в том! Понимаешь, нас – нас! – заставляют заниматься всякой дрянью, которую не каждый констебль соизволит делать, понимаешь? Я тебе скажу, европеец, что ты не понимаешь, – в Берта нацелился палец Сибе – длинный, изящный по форме, грубый при этом, давно не облагороженный маникюром, а ведь Сибе Винк с чисто сибаритской тщательностью заботился о себе, – у нас есть гордость! Мы учились, тренировались, сражались даже – не для того, чтобы слушать приказы от всякой шантрапы! Всякой! Мне – гвардейцу – всякий говнюк будет приказывать! И самое главное, они ведут себя, как будто имеют право, ты понимаешь?

– Э-э-э, – Берт в растерянности пригладил волосы и оглядел зал, словно пытаясь найти подсказку, как себя вести дальше. Сибе то ли был пьян, то ли под воздействием каких-то веществ, то ли на грани срыва, если уже не переступил эту грань. – А начальство?

Сибе яростно тряхнул головой и откинулся назад.

– Вот именно. Эйдерлинк – человек. Настоящий человек. – Он даже кулаки вскинул. – Но он не самый главный человек. Над ним стоят многие, к сожалению. И те, кто над ним, допускают это.

Он навалился на стол и принялся буравить Берта взглядом.

– Такое ощущение, – почти беззвучно произнес он, – что они все чего-то боятся. Либо кто-то там наверху хорошо поработал и накопал на всех тонны дерьма, либо…

Он потянулся к бокалу. Берт нахмурился.

Значило ли это, что то ли люди Дейкстра, то ли те, которые стоят за ним, действительно делали то, в чем подозревал их Сибе Винк? Прав ли он в принципе? И что вообще творится вокруг?

Ответа на последний вопрос не было. Берт забывался нервным сном где-то под утро, думая, что вроде бы почти ухватил какую-то очень важную мысль, способную стать ключом к дверце в той темной комнате, в которой, как ему казалось, он находился. Вот-вот еще немного, и он подберет ключик, распахнет дверь, выйдет – и… он смотрел утренние новости и снова убеждался: погорячился. Или наоборот, политика снова крутанулась на месте – сальто в два с половиной оборота, какие там сто восемьдесят градусов!

Например, после утверждения очередного временного правительства в – Замбии, кажется (после первых пяти на очередной ввод лигейских войск в еще одну столицу практически не реагировали, только пожимали плечами с унылым безразличием), генсекретарь Лиги принимал делегацию глав нескольких европейских государств. Один из министров, сопровождавший своего премьер-министра, давал интервью той же «Либертас», даже восхищался энергичностью, с которой народы Африки встречают все более очевидное ухудшение климата. «Не в последнюю очередь, как я думаю, стоит отметить и компетентность руководства континента, сражающегося с вызовами, бросаемыми народу Африки природой, к примеру, – говорил он. – Я впечатлен профессионализмом моих коллег здесь и их преданностью делу». Дайджесты европейских и американских новостных каналов тоже вроде должны были подтверждать, что там, далеко, к северу от Нила, за Атлантическим океаном поддерживают местных лидеров. Это выглядело убедительно, но Берт говорил с Иво Ленартсом, тот мрачно хмыкал и буркал: «Как будто у них есть выбор». И действительно: в сети на какой-нибудь незначительной платформе всплывал невнятный сюжетец о событии в крохотном городке, приводивший, подобно маленькому камешку, к лавине обвинений, негодований и возмущений в адрес все тех же африканских властей. На мягком диване и в прохладной комнате можно и побыть убежденным демократом, – с самоуничижительным сарказмом думал Берт. Вот заведет он себе более-менее постоянное жилье, установит там мягкий диван и хороший кондиционер и станет самым демократичным демократом, даже похлеще того, что он представлял из себя в благополучной миссии давным-давно где-то далеко на севере, когда еще и женат был, и считал, что уже заработал нечто почтенное, вроде чиновничьей пенсии и синекуры в «Астерре». Они-то там, на сытом и относительно прохладном севере могут себе позволить быть щедрыми. Демократичными. Высокомерными.

Кстати, о высокомерии. Лиоско, еще один желающий забраться на самый высокий – вроде как – пост. Он так усердно делал вид, что одобряет действия и намерения Квентина Дейкстра и с уважением относится к нему самому, что Берт не мог не хмыкать: не слишком ли усердно он делает вид? Присматривался, пытался определить, не циничность ли берет верх, но этот Лиоско, кажется, учился непроницаемости у каменных исполинов с острова Пасхи, не иначе. Что интересно, поведение на каких-нибудь дебатах или во время публичных выступлений у этих соперников было радикально противоположным. Там, где Дейкстра подавался вперед, плотно сжимал губы, решительно сдвигал к переносице брови, тяжело опускал руки на кафедру перед собой, Жан-Эдуард Лиоску предпочитал легко опускать на нее кончики пальцев, отклоняться назад, смотреть из-под тяжелых век, чуть откинув назад голову. Там, где Дейкстра изображал решительность и – на вкус Берта – чрезмерную напыщенность, разбрасывался слишком простыми фразами, состоявшими из слишком известных слов, Лиоско был витиеват, неточен, предпочитал не определять свои цели, а посмеиваться над чужими. И – он был привлекателен. Щеголеват и, подозревал Берт, не против был воспользоваться своим обаянием. А еще он любил яркие цвета, хотя, очевидно, в угоду консультантам по связям с общественностью, имиджмейкерам и прочим шельмецам сдерживал свои пристрастия. Он напоминал Коринта – тот тоже мог облачиться в невероятных расцветок рубашку в свободное от работы время, любил сандалии ярких цветов, украшенные бусинами, пуговицами, сплетенные из разноцветных шнурков, которые на ком угодно другом казались бы вульгарными, на нем же –уместными; и был официальный, работающий Коринт – застегнутый на все пуговицы, игривый лишь в той мере, которая поспособствовала бы достижению целей. И этот Лиоско, носивший темные деловые костюмы, но позволявший себе яркий штрих вроде цветного платка, выглядывавшего из нагрудного кармана, туфли остромодной формы, какие-то детали. Охотно дававший интервью «без галстука», беседовавший обо всем – и ни о чем. Берту было непонятно, что именно он из себя представляет, но вполне очевидно, отчего его так любят СМИ, представлявшие себя либеральными – болтлив, охоч до длинных слов и фраз, притворяется способным принять все и вся, кроме преступления. И да, представляет себя женским угодником: большинство интервью «без галстука» брали у него как раз женщины, и это деловой атмосфере не способствовало, не по их, причем, вине.

Берт спросил у Иво как бы между прочим:

– Кстати, этот Лиоско. Он вроде был в Париже на днях? Что делает? Хлыщ, правда?

Иво пристально посмотрел на Берта, словно прицениваясь, как именно вести себя дальше. После тяжелой паузы он сказал:

– Скользкий тип. А откуда ты про его поездку узнал?

Берт пожал плечами.

– Я знаю людей, которые знают людей, которые… ну ты сам понимаешь. Здесь невозможно сохранить секреты, даже если ты за них хорошо заплатишь.

Иво хмыкнул, но уже добрее. Даже попытался улыбнуться.

– И кто тебе такое рассказал?

Берт прищурился: мол, первое правило шпиона – не делиться источником информации, не подпускать к своему кроту.

– Или в Йоханнесбурге так любят сплетничать и о том, куда в свободное от политики время отправляются второстепенные кандидаты? – предположил Иво.

– Ну, не второстепенные, Иво, – надулся Берт. – А один из двух самых возможных победителей. И это когда второй только вернулся оттуда. И вообще Европа, конечно, на веки вечные любимая туристическая цель, но чтобы этот Лиоско праздно интересовался Собором Парижской Богоматери, когда Дейкстра тут себе пункты зарабатывает? Да брось. Ты как будто забыл, что я работал там же, где и ты, и кое-что могу знать, предполагать и допускать.

– Извини, извини! – Иво вскинул руки, рассмеялся. Его смех показался Берту натянутым. Но, поколебавшись, он продолжил: – Естественно, они хотят заручиться поддержкой мировых экономик. Вот и… путешествуют.

– Экономик? – уточнил Берт.

– Если ты можешь разделить экономику и политику, буду рад. Дейкстра пытается утвердить в администрациях по всей Африке своих людей и вытеснить мегакорпы, чтобы обеспечить стерильные условия нацкорпам. Это экономика или политика? Лиоско очень любит, когда его приглашают на разные конгрессы разные мегакорпы, но при этом и с нашей Лигой ссориться не хочет. Это политика или экономика? То-то же.

– Вот как, – поджал губы Берт, задумчиво глядя перед собой. – Лиоско братается с мегакорпами? И кого из них он предпочитает? Или я должен ставить вопрос, кто из них предпочитает его?

Иво молчал и, прищурившись, глядел на него.

– Да я просто вслух рассуждаю! – невинно улыбнувшись, воскликнул Берт. – Мне-то, сам понимаешь, что пнем по сове, что совой по пню. Я так и буду заниматься своими делами и дальше. Но интересно.

– По старой дружбе, Берт, – тише произнес Иво. – Сам Лиоско, наверное, еще толком не определился. Но я думаю, что все покупатели уже неплохо решили насчет цены, которую они готовы за него заплатить.

Берт хмыкнул. Как будто он предполагал нечто иное.

========== Часть 15 ==========

Одним из самых осведомленных людей, да еще приближенным к макушке мегакорпа, был Коринт Ильмондерра. Это Берт помнил всегда, но именно этот источник информации предпочитал не использовать. Как всегда: внезапно просыпающиеся рядом с Коринтом эмоции, непредсказуемые и часто неуместные. Берт запросто мог использовать если не прямые сведения, сообщенные ему тем же Сибе Винком, так хотя бы направление, в котором не мешало бы покопать. Но все, что рассказывал ему Коринт, оставалось с Бертом. Коринт же словно чувствовал это – делился, рассказывал, ругался и проклинал; иногда Берту казалось, что он устраивает этот спектакль не без умысла, а чтобы Берт как раз поставил сведения дальше, и, возможно, Коринт даже знал его адресата или хотя бы пост и инстанцию. Впрочем, это были мимолетные мысли, и Берт продолжал слушать Коринта, изливавшего ему свою душу, и любоваться им.

Иногда это были неопределенные фразы о незнакомых людях. Иногда Коринт бывал зол настолько, что клял саму Тессу Вёйдерс, которую в остальные, более приятные времена, уважал всемерно. Он скрывал это за гипертрофированной почтительностью, но Берт, поневоле изучивший его, только усмехался: другие бы приняли это за сарказм, но это могло быть как раз почтительностью, а за преувеличением Коринт мог прятать свое недоумение, неловкость, растерянность – не пристало ему быть излишне почтительным, а хотелось. Но и она доводила его порой до такого состояния, что он был близок к падучей. Рассказывая Берту, Коринт трясся от злобы – она требовала встречи с Дейкстра, при этом интриговала с министрами, пыталась ввести пару-тройку людей в кабинет нынешнего генсекретаря или перекупить их благоволение, встречалась и непосредственно с Жаном-Эдуардом Лиоско, причем Коринт присутствовал при этом. Берт мельком думал: да не то что Иво Ленартс обмочится кипятком, едва заслышав об этом, его начальство потребует личного и подробного отчета об этой встрече. И поэтому Берт молчал.

Он не то чтобы смирился со своим душным, нездоровым чувством, да еще искусно распаляемым Коринтом. Он не научился и никогда не научится получать от него удовольствие. Воспоминания о спокойных временах с Альбой, к примеру, вызывали у него тихую грусть и ностальгию – а ведь неплохо было. С Коринтом же было опасно, нервно, непредсказуемо – красиво, интересно, нескучно. В зависимости от настроения, иными словами, от иных обстоятельств, которые могли сочетаться с беспокойством, которое привносил в жизнь Берта Коринт, а могли и диссонировать – отчаянно, утомительно. А спроси кто Берта, хотел бы он избавиться от этого бремени, и едва ли бы он ответил согласием, потому что за те редкие минуты, в которые он видел не только всемогущего, служащего всемогущему, язвительного и утонченного Коринта, но и иного, злого, негодующего, раздраженного, обращающегося к нему, Берту, за поддержкой, стоило терпеть все несуразности, уколы и раны, которые Коринт наносил, не задумываясь.

Впрочем, каковы бы ни были их отношения, Берт куда внимательней присматривался к этому Жану-Эдуарду Лиоско. Подумать только, этот хрен сам добивался встречи с Тессой Вёйдерс, пусть и облекал свое желание в легкомысленное, тщеславное желание принимать у себя в гостях сильных мира сего не только от политики, но и экономики. Наравне с Тессой, он еще и с воротилами из «Бито-Терры» заигрывал, что едва ли добавляло ему симпатии со стороны Тессы – потому что пусть они оба и относились к «Астерре», а все равно конкуренты, если не на ресурсы в Африке, то на внимание повелителей из-за моря, сидевших в Лондоне и хладнокровно следивших за действом здесь. Данные самых разных опросов противоречили друг другу, кстати: по одним выходило, что популярность Лиоско росла за счет рейтинга Дейкстра; по другим – что у них обоих падали рейтинги, но росло количество «против всех». Эксперты, что местные, что за пределами Африки, с умным видом рассуждали о возможности появления некоего «неизвестного», обсуждали возможные кандидатуры. Берт слушал их – и хмыкал недоверчиво: а временные правительства во всех этих странах, которые состоят на львиную долю из ставленников Дейкстра, эти экранные умники помянуть не хотят? А заигрывания Лиоско со всеми мегакорпами одновременно эти типы предпочитают не замечать в упор? Наверное, это неплохая позиция, но недальновидная. Чем дальше, тем меньше он понимал, что происходит. А уж чего ждать от будущего – и подавно.

Тесса Вёйдерс – та худо-бедно понимала, чем ситуация, если она продолжит развиваться так, как до сих пор, грозит ей лично и «Эмни-Терре». Коротко говоря – большой задницей. Это если выражаться образно. Не то чтобы катастрофой, но банкротством – ее личного и профессионального рейтинга – запросто. Если она не удержит «Эмни-Терру» в Африке, если она не удержит ее на том уровне, на который возвела до сих пор, если она не сможет поставить на нужную лошадь в тех скачках, которые могла наблюдать. Коринт Ильмондерра волей-неволей сопровождал ее во всех обсуждениях и обдумываниях, при подготовке и принятии решений, при негодовании, если они оказывались неверными или недостаточно выгодными. Тесса Вёйдерс была научена выдержке, обучалась ей долго и мучительно, понимала ценность хладнокровности и уравновешенности, но иногда ее взрывная натура брала верх, и в помещении, где она давала волю своим эмоциям, гремели громы, сверкали молнии, хлестали струи ливня. Сильвия в силу своих обязанностей и соответствовавших им полномочий избавляла себя от удовольствия присутствовать при вспышках гнева Тессы. Коринт такой привилегии был лишен.

Собственно, после очередной неудавшейся попытки организовать встречу с Квентином Дейкстра Тесса взорвалась.

– Да кто он такой! – орала она. – Он забыл, кому обязан своим взлетом? Да еще несколько лет назад он был никем и должен был, ты слышишь, Коринт – обязан был никем остаться! Только потому, что мы решили поддержать его, он и забрался так высоко! А теперь надо же – у него нет для нас времени! Жалких двух часов не найдется! Подумать только, нет, только подумать!

– Эта встреча действительно могла бы оказаться крайне нежелательной, – сухо замечал Коринт. Эта интонация злила Тессу еще больше, но и отрезвляла.

– Для кого нежелательной? – застывала она, подходила близко к Коринту – неторопливо, бесшумно, двигаясь по-кошачьи плавно, слитными, точно выверенными движениями. Она глядела прямо ему в глаза с мизерного расстояния – едва ли больше пятнадцати сантиметров. Коринт заставлял себя не шевелиться и ни в коем случае не моргать. Иначе – ему кранты.

– И для тебя тоже, – мягко, словно скрывая ледяную ярость, сообщал он. – Не ты ли говорила пару месяцев назад в интервью какому-то журнальчику, что считаешь разумным полное разделение экономики и политики?

Тесса величественно вскидывала голову, брала себя руки и даже скрещивала на груди руки императорским жестом.

– Мой обожаемый малыш Коринт развивает избирательную память? – печально спрашивала она. – Цитата неполная. Я подчеркивала, что если идти на поводу у идиотов, ратующих за разделение всех сфер общественной жизни, то естественно нужно отделять экономику от политики, а ее от социальной сферы.

– И я очень хочу посмотреть, как ты будешь напоминать это сотням журналистов, которые предпочтут дословную, но слегка кастрированную цитату расширенному и точному толкованию, – шипел Коринт.

Тесса гневно топала ногой и поворачивалась к нему спиной.

Разумеется, в интересах обеих сторон было бы обставить встречу Дейкстра и Тессы, точней, Тессы и Квентина Дейкстра, коль скоро именно она настаивала на ней, как можно более непримечательно. Естественно, следовало бы избегать любых и разных свидетелей. Иными словами, это было бы практически невозможно – разве что где-нибудь в Европе, где народ просто помешан на охране своей личной жизни и вынужден заботиться о личной жизни приезжих, хотя хотел бы совсем иного. В Азии подобная встреча едва ли осталась бы незамеченной, пусть заинтересованные лица и делали бы вид, что ничего такого не знают. Так что только если искать встречи с Дейкстра где-то в Люксембурге, Брюсселе, куда он зачастил, в Лондоне, где тоже бывал, пусть редко и почти инкогнито. Это было бы возможно, если бы он был в ней заинтересован. А в этом Коринт уверен не был. Тесса – так вообще отлично понимала, что он был категорически настроен избегать любых связей с представителями мегакорпов. С учетом цели, которую Дейкстра поставил перед собой, решительности, с которой ее преследовал, и средств, которые выбрал, чтобы достичь ее, это было более чем понятно.

Так что Коринт делал ей кофе, иногда даже позволял себе фамильярные жесты – приятельски похлопать по плечу, например, а когда Тесса смотрела на него, невесело улыбался. Она сканировала его, словно проверяла, какие гадости он собирался провернуть за ее спиной, но в результате трепала его по щеке и принималась за кофе. Затем требовала, чтобы он развлек ее сплетнями: с кем тот, с кем тот, а тот еще с той или уже с той. Как поживает милашка европеец. Что там позволяют себе умненькие людишки из разных лигейских служб.

– Кстати, этот идиот из партера, как его… – Тесса помахала рукой, словно приманивая из ноосферы искомое имя, – ну тот, из Нигерии, кажется… тот, который так и не удосужился скататься с тобой в отпуск… этот жмот… – она смотрела, прищурившись на Коринта. Он же ухмылялся, отлично понимая, о ком идет речь, и не верил, что Тесса могла забыть его имя – после стольких-то лет тесного сотрудничества. Ухмылялась и Тесса. Коринт после паузы лениво предполагал:

– Симайде Танья?

Тесса с самодовольным видом кивала головой.

– Он по-прежнему жмот, и теперь я тем более не смею рассчитывать на отпуск за его счет, – печально вздыхал Коринт.

– Во-о-от как, – сыто жмурилась Тесса. – И ты конечно же не расскажешь мамочке, что именно так основательно настроило его против моего обожаемого Коринта?

Он целовал ей руку, ухмылялся и рассказывал, разумеется – все, что узнал. Этого было недостаточно, чтобы объяснить внезапное охлаждение Этьена Симайди Танья и некоторым образом многозначительную занятость, когда речь шла о приятельском обеде с его давней и хорошей знакомой, все еще главной «Эмни-Терры», блистательной и обворожительной Тессой Вёйдерс.

В круг людей, имеющих непосредственный доступ к Квентину Дейкстра, всеми правдами и неправдами пробился и Этьен Симайди Танья. Он-то был способен на это, и показательным было скорей то, что ему позволили. Дейкстра не горел желанием располагаться к нему дружескими чувствами, подпускать к самой плотной группе его единомышленников и личных поверенных, но и пользоваться услугами не брезговал. Это же Симайди Танья, способный на все и изобретательный тип, его полезно иметь в команде: если нужно что-то достать, кого-то убедить, кого-то подкупить, кого-то припугнуть, Симайди Танья может быть незаменим. Разумеется, с ним могли прийти и проблемы. Симайди Танья не меньше денег любил свою репутацию кобеля; и некоторые из доверенных лиц Дейкстра оказывались если не потерпевшими, так знали людей, которых одно упоминание имени этого хрена превращало в разъяреных носорогов. Пять к двум, что Симайди Танья не удержится рядом с Дейкстра из-за своих похождений, по крайней мере, несколько близких приятелей уже требовали от него поосторожней обращаться с этим проходимцем.

– Мне очень – очень! – хочется узнать, чем конкретно Симайди Танья полезен Дейкстра, – отрешенно произнесла Тесса. – Малыш Коринт ничего такого не слышал?

Коринт изобразил виноватую мину.

– Увы, дражайшая Тесса. Я, как и подобает верному и преданному слуге, ставил под удар свой ливер, пил алкоголь в неумеренных количествах с самыми разными людьми, но они предпочитают говорить о шашнях Симайди Танья, а не о его делах…

Тесса похлопала его по руке.

– Следи за своим здоровьем, милый. Ты нужен мне здоровым и полным сил, – ласково сказала она.

Коринт положил руку поверх ее руки, широко улыбнулся. Сам же подумал: это от доброты сердечной или намек, что если, не приведи Всевышний, с ним что-то случится, Тесса не задумываясь выбросит его на помойку? Она-то может, хотя Коринт и думал о ней как о преданном человеке, никогда не тяготившемся длительными отношениями. Но если дойдет до того, чтобы выбирать между больным и оттого бесполезным Коринтом и новым, пусть не таким изворотливым, малоопытным, но здоровым помощником, Тесса наверняка выберет второе. Сам Коринт, наверное, поступил бы именно так. И Сильвия, очевидно, тоже. По здравом размышлении, едва ли среди знакомых Коринта было много людей, способных сохранять верность без каких-либо условий, просто потому, что сама ценность этой верности заключалась в ней самой.

Собственно, на эту тему можно было подумать еще раз: за утренним кофе, в то самое уютное, почти семейное время Сильвия обмолвилась:

– И этот проходимец Симайди Танья. До чего хорош, кстати, – она посмотрела на Коринта, многозначительно вскинув бровь. – Какое счастье, что я давно и безнадежно связана отношениями и очень хорошо осведомлена о дурном характере моего драгоценного бойфренда. А то бы боролась с очень сильным соблазном проверить на деле, так ли хорош этот… – Сильвия двусмысленно хихикнула. Тесса ухмыльнулась чуть высокомерно и посмотрела на Коринта.

– Он неплох, очень неплох, – нудно сообщил Коринт и принялся изучать ногти. – Но я не рекомендовал бы его нашей нежной Сильвии. Он… однобок, – протянул он, посмотрел на Сильвию сквозь очки, рассеянно пробежался по ногтям подушечкой указательного пальца. – Но ты ведь не просто так завела о нем разговор.

Сильвия помахала ему пальцем.

– Ты знаешь меня слишком хорошо. Наверное, ты даже сможешь удачно подобрать мне нижнее белье в подарок, коварник, – мило огрызнулась она.

– Дети! – успокаивающе произнесла Тесса и похлопала ладонью по столу. – Так что там этот плейбой?

– Ах, Тесса, дорогая. Спасибо тебе за тот абонемент, милая, который было так щедро подарить с твоей стороны. Знаешь, когда я первый раз попала в тот фитнес-центр, я чувствовала себя Золушкой, причем далеко не в пышном бальном платье, а скорей наоборот. Но я так понимаю, что для тех людей, которые тоже пользуются успехами того центра, сам по себе этот абонемент является достаточным подтверждением моей легитимности.

– Этот абонемент действительно пошел тебе на пользу, дорогуша, не так ли, Коринт, прелестник?

Он угукнул, насторожился. Сильвия была очень словоохотлива, что значило: она подготовила бомбу.

– И те дамочки, которые тоже ходят в тот центр, они могут быть такими болтливыми за коктейлями после занятий. Наверное, это как-то связано с эндорфинами, которые вырабатываются в процессе тренировки. И одна из них мне рассказала, что ее знакомая очень скучала прошедшим вечером, потому что ее муж, э-э-э… Коринт, милый, тот, который министр последние три недели… который отказался от взятки «Тонароги» и даже рассказал об этом на какой-то забавной новостной платформе…

– Н-ну, когда он был просто чиновником в захудалом нацправительстве, он только так брал их. Наверное, «Тонарога» продешевила, – поморщился Коринт.

– Уверен? – холодно спросила Тесса.

– Абсолютно. Если бы они предложили ему ту же сумму, но с одним маленьким дополнительным ноликом, он бы согласился. Когда он был чиновником, эта тактика действовала.

– О! – в наигранном удивлении округлила губы Сильвия.

– Это все равно оказывалось демпинговой ценой, – отмахнулся Коринт. – Но сейчас…

Тесса довольно улыбнулась.

– Так что та знакомая, чей муж так охоч до взяток, но считает хорошим тоном ломаться, когда берет их?

– Он ужинал с этим гигантом секса, который упорно возвращается к нашему ветреному Коринту.

– Он очарован тобой, малыш! – гордо сказала Тесса.

Коринт только вытянул лицо.

– А на следующий день, – после паузы, смерив Коринта самодовольным взглядом, – этот гигант должен был встречаться с Лиоско.

Сильвия торжествовала. Коринт и Тесса смотрели на нее, не скрывая удивления.

– Танья пытается прилипнуть к нему? – пробормотал Коринт и поморщился. Ему очень не хотелось делать то, чего от него могла потребовать Тесса.