Текст книги "Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)"

Автор книги: Marbius

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 53 страниц)

Переговоры о перемирии велись с переменным успехом, требования властей не собираться в больших количествах в общественных местах оказывались чуть более успешными. Военизированные службы находились в постоянной боевой готовности, и руководство открыто говорило, что это положение едва ли отменят сразу после выборов, каким бы ни был их результат.

За сутки до решающего дня гвардии в полном составе предоставили двенадцать часов личного времени с требованием в полночь находиться в казармах в полном составе. Форма одежды – выходная. За две минуты до полуночи Сибе Винк, в первый раз за добрых полгода натянувший на себя парадный китель, стоял рядом с Яспером.

– И какого хрена мы делаем здесь? – тихо спрашивал он.

– Откуда я знаю? – огрызался злой Эйдерлинк.

Ему было неясно, почему они в казармах и в таком виде. И он тревожился. Покосившись на Сибе, оглянувшись, он решил озвучить свои опасения:

– Такое ощущение, что нас пытаются держать как можно дальше оттуда.

– Кстати, кто охраняет дворец? – пробормотал Сибе. На вопрос это не смахивало, скорей на попытку собраться с мыслями.

Яспер зло посмотрел на него.

– Ты что-то знаешь? – заметив это, спросил Сибе.

– Подозреваю, – процедил тот.

В полночь один из штабных генералов проводил политинформацию. Он почти в точности повторял слова Дюмушеля, которые тот до этого повторял с утомительным постоянством по каждому поводу: историческое значение, важный выбор, веха в истории, цивилизационные изменения, преобразования на наднациональном уровне, весь мир замер в ожидании результатов. После речи, длившейся около часа, он соизволил уведомить гвардейцев, что им предстоит провести все время выборов в этом помещении, следить за ними в прямом эфире.

Сами по себе выборы не занимали много времени. Правом голоса наделялись представители стран – членов Лиги. Голосование было закрытым, но проводилось во все том же парадном зале правления; даже с учетом многочисленных речей, которые наверняка намерены произносить генсек, пара членов президиума и представители других лиг, процедура не должна была занять много времени – будничное, в общем, действие: зарегистрироваться, сделать умное лицо, выслушать руководство, дождаться сигнала, нажать область на сенсорной панели рядом с определенным именем. Подождать немного, пока проголосуют все, выразить восторг – или негодование – в зависимости от результатов, по возможности дать интервью хотя бы кому-то из допущенных в святая святых журналистов, и можно перемещаться в банкетный зал. К полудню должны были справиться, даже если Дюмушель и другие ораторы слишком увлекутся.

Генерал как-его-там зачем-то еще раз прошелся по процедуре, остановился на некоторых ее моментах. Кто-то из сидевших за Сибе Винком офицеров спросил:

– А процедура голосования надежна?

– Абсолютно, – категорично заверил его генерал как-его-там. – Для проверки ее надежности были приглашены эксперты из разных государственных структур из-за пределов Лиги в том числе, и они независимо друг от друга выразили стопроцентную уверенность в надежности системы голосования, что подтверждается и нашими данными.

– Кто охраняет здание? – спросил кто-то еще.

– Вы боитесь за свою безопасность, лейтенант? – ухмыльнулся генерал как-его-там. – Вы можете не бояться, ваше здание совершенно безопасно.

Из сидевших перед ним людей никто даже не улыбнулся. Все ждали ответа. Все, сам генерал в том числе, понимали, о чем именно был вопрос, все ждали ответа именно на него.

Генерал пожевал губы.

– Охрану здания и примыкающих кварталов обеспечивает охранная служба администрации здания, усиленная спецсилами контрразведки, – посуровев, ответил генерал. – В следующей зоне выставлен периметр из совместных патрулей вооруженных сил и специальных отрядов полиции.

– Почему к охране здания не приставили нас? – с трудом сдерживая гнев, спросил Яспер.

– В этом нет необходимости, майор Эйдерлинк.

– Почему? – спросил Сибе, недобро смотревший на него.

– Потому что у нас не существует никаких сомнений как в легитимности происходящего голосования, так и в надежности установленной охраны. Службы разведки и контрразведки при лигейском правительстве, служба внутренней безопасности многократно проверили всех людей, задействованных в этой операции. – Генерал долго молчал, обводя взглядом людей, сидевших перед ним. Недовольные ропотки постепенно затихли. – В любом случае, напоминаю вам. Выборы – часть дела. Ключевая, важная, но часть. За ней следует ряд мероприятий, после которых и только тогда можно будет говорить о новом генеральном секретаре. В частности, признание выборов соответствующими законодательству, издание приказа об отставке нынешнего главы. Издание приказа о назначении нового главы. – И медленнее и по слогам: – Инаугурация нового. Принесение им присяги. И только после этого можно будет считать, что выборы состоялись. Еще вопросы.

– Да. – Хладнокровно произнес Яспер. – На время инаугурации нас тоже будут запирать?

За его спиной кто-то одобрительно присвистнул, кто-то – несколько людей, очевидно – пару раз хлопнули в ладоши.

– Господин майор Эйдерлинк, – подавшись вперед, хищно вперившись в его лицо острым взглядом, произнес генерал как-его-там, – если выборы будут признаны состоявшимися и если дело все-таки дойдет до инаугурации, смысла в таком, – он обвел рукой помещение, – собрании просто не будет.

Он выпрямился, сцепил руки за спиной. Повторил:

– Еще вопросы.

– Так нас будут держать здесь прямо до нее? – произнес остряк сзади. Он был из роты Сибе: тот повернулся, ухмыльнулся краем рта, но замечание не сделал. Еще чего. Затем снова выпрямился и преданно уставился на генерала – генерал жаждал получить вопрос, его желание исполнилось, дело за ответом.

– Ни в коем случае. Более того, мы уже получили протокол, согласно которому высшие офицеры гвардии будут присутствовать на инаугурации. Средние офицеры и рядовые будут собраны в общих помещениях.

Генерал снова обводил взглядом присутствовавших, словно проверял: всё ли поняли.

– А что мы будем делать между сегодняшним днем и тем восхитительным моментом, интересуюсь? – снова тот же остряк.

Генерал криво усмехнулся.

– Это одна из причин, господа офицеры, по которой вы собраны здесь, – саркастично произнес он. Посмотрев на потолок – осмотрев его, показалось Ясперу, – он добавил: – И я прошу вас быть готовыми к различным вариантам развития ситуации.

Яспер и Сибе покосились друг на друга. Генерал заметил это, удовлетворенно опустил глаза, сложил папку, лежавшую перед ним на кафедре, сделал шаг в сторону от нее. Встал по стойке смирно.

– Я надеюсь на ваше понимание долга и ответственности перед родиной и народом, – торжественно сказал он.

Сибе Винк ругался, ходя из стороны в сторону перед Яспером.

– Надеется он, ублюдок, наше понимание, ответственность ему подавай!

Яспер молчал. Ему очень хотелось знать, какие прогнозы подготовили штабные аналитики. Еще больше ему хотелось знать: если он потребует у полковника Зубару, тот ему их покажет? И если да, как скоро его швырнут под арест?

========== Часть 37 ==========

Вопреки мрачным и сдержанно-мрачным прогнозам, полковник Зубару с пониманием отнесся к любопытству Яспера. Он предупредил сразу же, что не обладает информацией в том объеме, как, скажем, статистический отдел, но кое-что доходило и до них. Разумеется, он ни в коей мере не претендует на объективность и многогранность информации, кое-какие вещи фильтруются слишком сильно, чтобы можно было говорить о неискаженных сведениях, но если изучающий информацию не дурак, а полковник Зубару нисколько не сомневается, что стоящие перед ним – читай, Яспер и Сибе – очень даже наоборот, то и представить максимально точно соответствующую действительности картину они вполне в состоянии. Он был интересным типом, этот Зубару. Себе на уме до такой степени, что многим, говорившим с ним, с большим трудом удавалось удержаться от мордобоя – агрессивного, грязного и очень, невероятно эмоционального. Потому что полковник Зубару казался серьезным, скучным, в принципе неспособным на остроумие, и его слова воспринимались именно так – как перечисление фактов и их беглый анализ, скучное, дотошное и безэмоциональное; слушатель терял бдительность – и на него тут же выплескивался поток болезненного сарказма. Иногда в его монотонном разговоре можно было при желании различить нотки симпатии, что ли – и не приведи Высшие Силы уступить искушению и довериться им: Зубару с легкостью продаст человека, вывернувшего перед ним душу. Поэтому он, готовый поделиться информацией, которой обладал сам, доверия не вызывал. С другой стороны, Яспер так сформулировал свою просьбу, что его интерес к дополнительной (и третье-, даже не второстепенной, с точки зрения тактической) информации все-таки был обоснован необходимостью немного точней представлять возможные варианты развития ситуации – не только из возможных, но и вероятных, и самых фантастических в том числе. Полковник сделал вид, что согласился с доводами Яспера, тот сделал вид, что принял его согласие за чистую монету; они с Сибе приступили к изучению материалов, находившихся на руках у Зубару.

Собственно, вариантов было несколько, но самым вероятным ожидаемо оказался один: массовые беспорядки. В любом случае.

– Удивительно, – саркастично протянул Сибе. – Если выиграет Дейкстра, ожидаются неавторизованные скопления народа и, возможно, агрессия, если выиграет Лиоско, ожидаются те же неавторизованные скопления народа и, возможно, агрессия. Я так понимаю, если выиграет тот пень, как его, Эфемена, будут ожидаться все те же скопления народа и агрессия. Просто таки потрясающе. И за что, спрашивается, эти аналитики получают свои деньги? Я им это и так могу сказать.

Яспер внимательно посмотрел на него, покосился на Зубару – тот сидел, сложив руки домиком, и с почтительной миной на лице слушал его. Яспер перевел взгляд на окно.

Сибе, уловивший внимание к нему со стороны других, подобрался и буркнул: „Простите“, сообразив, что только что сморозил что-то этакое, ребяческое.

Для того, чтобы сгладить недоумение – раздражение – от всплеска эмоций Сибе, Яспер задал пару вопросов, почти не относившихся к выборам, которые должны были начаться через пару часов. Какие именно части охраняют какие именно районы, каковы инструкции о вооружении, каковы намерения их начальства насчет разных частей гвардии, что именно говорят о первых месяцах после выборов. Мелочи, в общем-то. Полковник Зубару был привычно немногословен, но отвечал обстоятельно, даже позволил развиться дискуссии. О политике не говорили – это не их дело. Хотя именно то, что скоро начнется в правительственных кварталах, а куда больше, что происходило в них последние годы – концентрированная политика, по сути, определяло их жизнь уже сколько времени, к удовлетворению или разочарованию.

Сибе и Яспер собрались уходить; Зубару посоветовал им все-таки заглянуть к сотрудникам пресс-службы.

– Они готовятся к разным исходам, – туманно сказал он. Помолчав, добавил: – Разных битв.

Сибе молчал, и Яспера это устраивало. В коридоре Сибе не выдержал, резко развернул его к себе и вдавил в стену.

– О чем этот змей говорил, ты понимаешь? – зашипел он.

Яспер осмотрел коридор. Людей не было, камер – сколько угодно. Говорить откровенно едва ли возможно, идти куда-то еще, чтобы делиться своими соображениями – рискованно. А Сибе продолжал:

– Ты понимаешь, что этот хрен чуть ли не открытым текстом говорил, что самое очевидное не обязательно станет единственно возможным исходом?

– Молчать, – сухо приказал Яспер. – Мы возвращаемся.

Сибе отвел руки, но долго стоял напротив него, переводя дыхание.

Они дошли до корпуса с их кабинетами. Яспер кивком головы указал на дверь. Сибе, злой, в бешенстве сверкнул глазами, но вошел. Яспер – вслед за ним, прислонился к двери.

– Что именно ты понял? – угрюмо спросил он.

– Что нас держат здесь для каких-то непонятных задач? – предположил Сибе. – Что нас сначала отстранили от задания, которое мы просто обязаны были выполнять, по уставу, по чести, по совести, по всему, и наше дорогое начальство спокойно смотрит на все это и рассказывает в тысячной пресс-конференции, как оно предано Лиге и долгу?

Яспер толкнул его на стул, навис.

– Наше начальство щедро столкнуло эту почетную миссию на своих секретарей, соратник, – холодно сказал он. – Оно даже на это не годится. На то, чтобы отбрехиваться от ушлых журналистов. У него на это просто не хватит серого вещества в черепной коробке.

И он продолжил метаться по кабинету.

Сибе напрягся.

Яспер ходил по кабинету; Сибе следил за ним, как дикий кот за своим потенциальным противником, с которым они только что вполне по-приятельски охотились. Его разрывало от любопытства: Эйдерлинк, в отличие от него, был помешан на политике, еще немного – и он, чего доброго, начнет искать заговоры там, где их быть просто не может. С другой стороны, и дураком он не был, и многие вещи о том, что происходит наверху, на высших этажах власти, предсказывал достаточно точно. Пророк, мать его, маг воды и огня, гадальщик на костях.

– Единственное, на что оно способно, – продолжал Яспер, – так это на то, чтобы отнимать и продавать, торговать и присваивать. Торговать всем, – в бешенстве зашипел он, разворачиваясь к Сибе. – Просто всем, дьявол бы их подрал! Они затаились у себя в логове и ждут, когда все наконец определится и они со светлым взглядом будут присягать новому главе, кем бы он ни был.

– Кем бы он ни был? – осторожно уточнил Сибе Винк.

– Разумеется! Или ты до сих пор думаешь, что Дейкстра так просто отдадут его место, даже если за него проголосуют все и единогласно?

– Там, в том гребаном зале, сидит в два раза больше наблюдателей, чем самих лигейских и их помощников, вместе взятых, эта проклятая процедура транслируется на весь мир, ее уже смотрит больше народу, чем последний чемпионат мира, как, скажи ты мне, Лиоско собирается вырвать у него победу?

Яспер замер и развернулся к нему.

– Ты действительно говоришь о Лиоско? Когда ты поймешь: Лиоско нет. Не согласился бы он, нашли бы кого-нибудь другого, или третьего. Но теперь, после триллионов, которые они просрали на эту кампанию, они не отступят. Им некуда отступать.

– Ты знаешь больше, чем разведка, – поморщился Сибе.

– Нет, – покачал головой Яспер. – Меньше, куда меньше. Она как раз наверняка собрала очень много материала, который ей очень пригодится, вне зависимости от исхода. Ты обратил внимание на возможные сценарии развития событий, которые нам подсунул Зубару? Они все как один предполагают вооруженные столкновения, отличия там в деталях.

– Иными словами, когда выиграет Дейкстра, будет война, и если, если, черт тебя подери, майор, – рявкнул Сибе прямо ему в лицо, – будет та же самая война.

– Та же, да не та же, – раздраженно бросил Яспер, вновь начиная ходить по кабинету. Метаться – было бы точней.

– И что это значит? Извини, приятель, я твоим толкователем быть не нанимался, – вслед за ним начал раздражаться Сибе.

– Они не просто так держат нас здесь. Всех, под наблюдением. Чтобы мы не ввязались в ненужные им стычки. Чтобы нас не засветить там, где им невыгодно иметь нас. Они остервенело следят за тем, чтобы не влезть в это дерьмо и чтобы потом остаться на своих местах, кто бы ни пришел к власти. За все время этой проклятой канители нас никогда не выпустили туда, где мы выполняли бы свои обязанности. Ни одного раза, ты помнишь? Нас гоняли по самым разным делишкам, которыми не каждый полицейский участок соглашался заниматься, лишь бы не засветиться в крупных делах в столице. Я все время был уверен, что нас саботировали где-то вверху, но сейчас я почти так же уверен, что саботажники есть и среди нашего начальства.

– В самом верху? – глухо переспросил Сибе.

– Ну да, в президиуме. В министерствах. Людям из команды Лиоско наверняка старательно освобождали места, мы же приносили присягу главе Лиги, самой Лиге и народу Африки, и изначально у нас было куда больше автономии, чем советники Лиоско находили допустимым. А теперь мы сидим здесь и ждем результатов выборов, которые ничего не решают. Кто бы ни получил большинство голосов, результат будет один и тот же.

– Какой? – угрюмо поинтересовался Сибе.

– Не знаю, – Яспер пожал плечами, уселся наконец в кресле напротив него. – Я не могу предсказать исхода при всем моем желании. Но определенно, стопроцентно и однозначно мира нам еще долго не видать.

Они вернулись в общее помещение; Яспер уселся у стены, положил ноги на стул перед собой, достал комм, проверил, есть ли в сети Амор, отослал ему сообщение из глупых, целью которых было напомнить о себе, просто использовать возможность и дотянуться до близкого человека, и, скрестив руки на груди, уставился на большой экран. Трансляция из парадного зала еще не велась, но его изображение, очевидно, с каких-то служебных камер, передавалось на один из дополнительных экранов: он был заполнен на четверть, люди, уже находившиеся там, переходили от места к месту, образовывали группки, переходили к другим, и дальше; время от времени пробегали люди в форме, либо их особая деловитость позволяла допускать их принадлежность к секретным службам. Еще на одном боковом экране журналистка болтала с людьми на центральной площади в одной из столиц; во врезке в правом нижнем углу такой же репортаж вел журналист откуда-то с севера. Еще на паре экранов транслировались новости мировых информационных каналов. На большом экране вещал преторийский кардинал.

– Благообразный ханурик, – заметил сержант из роты Яспера и плюхнулся рядом. Стул, несмотря на выразительно надежную конструкцию, жалобно скрипнул: в сержанте веса было хорошо за сто килограммов, Яспер предпочитал не спарринговать с ним – он был не настолько идиот, чтобы выступить против камнедробильного молота. Но парень он был добродушный, флегматичный, пусть и не самый сговорчивый – себе на уме, как большинство из них, входивших и выходивших, сидевших и шедших к автомату с кофе, бодро переговаривавшихся, смеявшихся, усердно общавшихся с кем-то на своих коммах, спавших, вытянувшись прямо на стульях – если есть возможность подремать лишние полчаса, отчего ее не использовать. Сумскван продолжал: – Когда перед камерой красоваться, так они все такие замечательные, заботливые и все такое. А так вообще лучше к шаману обратиться, чем к этим из экуменистов. Песка в пустыне не допросишься.

– Отчего, – лениво возразил Яспер. – Они разные, как везде.

– Брось, – поморщился Сумскван. – Что этот, что наш ботсванский, что епископы в Габороне, только дворцы себе и строят. Моего брата подруга работала с ними, провизию доставляли, так она рассказывала, какие продукты эти благообразные заказывали. И как рассчитывались. И как себя с ней вели. Как будто великое одолжение делают. Кто туда подался, у того сердце гнилое, – убежденно добавил он, наставив палец на экран.

Яспер покачал головой.

– Брось. Там, – он указал на потолок, – сидят самые разные люди. Даже здесь, – он кивнул в сторону, – они разные. То же и там. Я знаю отличных людей, священников. Замечательных. Поверь.

– И я знаю, майор, – невозмутимо отозвался Сумскван. – Но кардиналы у них дерьмо. Собственно, ты понимаешь, что это применимо и к другим.

Они повернулись друг к другу, пристально уставились, словно испытывали сидящего напротив. Оба остались довольны тем, что увидели; повернулись к экранам. Яспер проверил сообщения на комме, улыбнулся, увидев входящее от Амора, прочитал его, погасил экран и провел пальцем по кромке комма, словно рассчитывая дотянуться до него – или хотя бы надеясь, что Амору передастся эта незамысловатая ласка. Сумскван сидел и глядел прямо перед собой: личная жизнь – это личное дело каждого, хочет он делиться – делится, не хочет – не стоит настаивать. Яспер Эйдерлинк никогда не допускал никого из сослуживцев в нее, даже молодого щенка Винка, с которым вроде приятельствовал. Это его право.

Кардинал продолжал отвешивать одну мудреную фразу за другой, журналистка внимала ему с почтением, которое только и пристало собеседнику высокорангового духовного лица. Яспер не удержался: принялся искать что-нибудь о кардинале помимо его неспособности скрывать симпатию к молоденьким белокожим журналисткам. Выяснил: кардинал был очень дружен с Тессой Вёйдерс, когда она еще была персоной грата в ЮАР; он одобрительно отнесся к тому, что два мегакорпа из южного полушария реконструировали кардинальский дворец. Тот, кстати, враз стал оцениваться в четыре раза больше – если верить экспертам с „желтых“ каналов. Спутниковая съемка показывала, что количество зданий на участке увеличилось, и они сами значительно подросли. Правда, о дружбе с Вёйдерс кардинал больше не упоминал, но охотно проводил отпуск в Канберре по приглашению КДТ. Яспер подумал было поискать что-нибудь об отношении кардинала к Дейкстра и Лиоско, но решил не делать этого в казармах: кто его знает, что за прослушка здесь установлена и как определенные службы отреагируют на его любопытство. Он снял ноги со стула, подался вперед, вслушался в интервью.

– А парень старательно прогибается перед Лиоско, – произнес он вслух. Сумскван, дремавший рядом, замычал и приоткрыл глаза.

– Лиоско, – скептически протянул он.

– Видать, еще раз хочет прокатиться в Канберру и пожить в шестизвездном отеле, – усмехнулся Яспер, безмолвно соглашаясь с сомнениями Сумсквана.

– И эту поездку оплатит ему непременно Лиоско.

– Ну или те, кто платит за все спектакли Лиоско, – отозвался Яспер и вытянул ноги.

– Скользкий он тип, – поморщился Сумскван и снова закрыл глаза.

Яспер был последним человеком, кто согласился бы спорить с ним.

Больше для подтверждения собственных предположений, чем из-за чистого любопытства он проверил, о чем вещает сейчас лагосский епископ, которому вроде как подчинялся Амор – если ничего не изменилось и та история с разрешением служить в лагере закончилась ко всеобщему удовлетворению. Собственно, сюрпризов не оказалось, и тот тип тоже говорил о необходимости корректного проведения выборов и дотошном следовании законодательству, что-то там о двух царствах и двух мечах и изысканно перемещался на восхваление достоинств всё того же Лиоско и той политики, чьим воплощением он является. Поневоле возникал вопрос, чем епископ Обен обязан „Астерре“ – и не только ей.

Справа от Яспера раздался негромкий голос:

– А опросы показывают шестьдесят пять процентов за Дейкстра. Видно, эти проценты на всяких там епископов и кардиналов плевали с самых высоких холмов.

– Не забывай о магическом соотношении девяносто-десять, салага, – сонно отозвался Сибе. – Это когда десять процентов населения обдирают остальные девяносто, чтобы иметь девяносто процентов имущества, а остальное бросить тем девяноста – и пусть радуются, нищеброды.

– Я не совсем проникся изяществом полета вашей мысли, майор, – произнес кто-то чуть дальше.

– Никакого изящества. За изяществом тебе следует к пресс-службе обратиться, что ли. Ты говоришь, шестьдесят пять процентов за Дейкстра. А насколько влиятельны эти шестьдесят пять процентов? Этот чудак в пурпурном камзоле явно на подарочки совсем не от них рассчитывает.

– Это точно, – пробормотал Сумскван.

Яспер хмыкнул и отослал Амору сообщение: «Ваш епископ с „Астеррой“ дружит?». И буквально через полминуты получил ответ: „И не только с ней. Он вообще любит такие дружбы“. Еще через несколько минут дополнительный вопрос: „С какой радости ты заинтересовался?“; Яспер ответил: да мы смотрим тут всякое, ждем, когда начнутся эти проклятые выборы, быстрей бы. И он не мог не улыбнуться: Амор тут же откликнулся: мы тоже проводим небольшую службу во имя будущего, – и показал, как они с детьми украсили алтарь, какие у хора одеяния; и он даже смог выйти на пару минут на улицу, чтобы сделать несколько совершенно бессмысленных, но красивых снимков. „Вас ведь не пытаются отправить на защиту каких-нибудь идиотов?“ – беспокойно спросил он. Яспер хмыкнул, ответил: „Пока нет, что будет после полудня, известно только твоему Самому Высшему Начальнику“. В ответ получил: »+++“. Яспер покосился на Сумсквана, дремавшего рядом, и прижал руку к груди – он словно почувствовал пальцы Амора, выводившие привычные знаки благословения на ней. Он чуть больше приоткрыл щелочку для того желания, которому не смел дать волю: что когда-нибудь потребует от него чего-то большего, чем эти знаки, чем его внимание и терпение, чем молитвы – правда, спроси кто Яспера, чего именно он хочет, ответить бы не смог. Для него отношения с Амором, их бесконечное знакомство и привычные пикировки, эта непоколебимая уверенность в том, что к нему можно обратиться за всем и получить если не поддержку, так понимание точно, что с ним просто молчать вместе – уже благословение, – это все было незыблемым, и воспоминания о редких, но очень насыщенных встречах. К ним же примкнули и совсем иные ощущения, которые Яспер неожиданно для себя пережил рядом с Амором в миротворческом лагере. Там все было неожиданным: неожиданно нежизнерадостный Амор, неожиданное понимание того, насколько отличаются цели, опасности, причины и следствия в их жизнях, насколько они похожи – тоже ведь долг, принципы, кодексы, тоже обязательства, которые они оба постоянно берут на себя, ответственность, которую привычны нести за многих и многих. И сам Амор, рядом с которым тускнел любой, неважно насколько яркий образ. Амор, который никогда по доброй воле не наденет пурпурный камзол кардинала, а еще будет отбиваться всеми возможными способами, если его посмеют навязать. Амор, готовый подставить свое плечо любому, и ему, самоуверенному. Амор, рискующий своей жизнью пусть не так регулярно, как Яспер с сослуживцами, но готовый к этим рискам значительно меньше. Доверяющий ему в достаточной степени, чтобы засыпать рядом. Изменившийся – оставшийся прежним. И все-таки что-то отвечало на его близость совсем иначе, чем еще полгода назад. Эти несколько недель, в течение которых Яспер не получал никаких сведений от него, не имел никакой возможности связаться с ним – только секундные блики, по которым можно было проследить на карте его маршрут, и то слишком приблизительно; но они, удручающе редкие выходы его в сеть, говорили Ясперу: жив, вернется, – это время, в течение которого он был полностью лишен связи с ним, оно что-то сдвинуло в его сердце, открыло его для иных вещей, не только привычных. Для того, к примеру, чтобы вспомнить: не просто так он обращал внимание на поделки из янтаря – он действительно светился изнутри, как глаза Амора, теплым, умиротворяющим светом. Или его скупые улыбки, которые Яспер непроизвольно выискивал на лицах знакомых белокожих. Или желание сделать что-нибудь, вернуть время на пару лет назад, заставить этого упрямца перебраться в город, где сейчас не случаются беспорядки и до этого тоже было спокойней, чтобы не было ни той нищеты, тех постоянных караванов то с беженцами, то с мародерами – или проправительственными вооруженными отрядами, чтобы устранить те причины, из-за которых Амор казался ему далеким, непостижимым, чужим – и по-новому, непривычно притягивающим.

Главный экран показывал изображение парадного зала; Яспер иронично заметил про себя, что странные его мечтания, непривычные, но не неприятные, выкинули его из реальности на немалый отрезок времени. В зале, очевидно, готовились к открытию заседания. На врезке в верхнем углу показывали Дюмушеля, с торжественным и суровым видом вещавшего что-то своему помощнику; рядом с ним толпились люди, все как один делавшие вид, что очень увлечены чем-то невероятно важным. Рядом на совсем небольших врезках: Дейкстра, сидевший со снисходительной миной, бросавший короткие фразы находившимся рядом с ним людям. Лиоско, сосредоточенно изучавший сообщения на экране комма, он усердно делал вид, что увлечен и ничего важнее для него сейчас просто нет. Ясперу только и оставалось, что закатить глаза.

В помещении стало куда шумней: народ подтягивался, рассаживался. Пришлось снять ноги со стула, уступить место. Яспер привычно проверил сообщения на комме: Амор молчал; подумав было, что следует уже прятать комм подальше, Яспер все-таки не убрал его, остался сидеть, надеясь, что Амор выкроит еще пару секунд для него. Пусть даже у самого Яспера времени может не найтись.

Неподалеку несколько людей затеяли минутку политпросвещения. Один не мог понять, как именно функционируют эти выборы, несколько товарищей рядом сочли это отличной возможностью отвлечься от бесцельного ожидания, принялись объяснять, разговор перескочил на обсуждение кандидатов в генсеки. Это было опасно, и Яспер уже наклонился, чтобы предостеречь от неуместных разговоров, но сослуживцы сами сообразили, что забрались в опасные воды, внезапно замолчали, многозначительно улыбнулись друг другу, покосились на Яспера и Сибе и уселись. Уставились на экраны с сосредоточенными лицами – Яспер не мог не подумать, что это выглядит комично. Но это дурацкое бесцельное ожидание наконец заканчивалось. Все подобрались, начали следить куда более внимательно за тем, что происходило на экранах. На главном – сенаторы рассаживались, переговаривались, поглядывая на президиум. Вокруг – журналисты частили словами, с ненужной настоятельностью напоминая всем, что именно будет происходить буквально через несколько минут. Камеры показывали то Дюмушеля, то Дейкстра, то Лиоско. Еще экраны выводили статистику: столько-то людей смотрит, по оценкам экспертов, столько-то собралось там и там. Снова и снова камеры показывали панорамы главных площадей в столицах и крупных городах. Один за другим офицеры говорили, сначала с высокомерием, затем с недоумением и наконец с беспокойством: „Они идиоты, что ли, допускать сотни тысяч народу собираться на площадях? Они же разнесут все!“. Сибе поглядывал на Яспера. Тот – угрюмо смотрел на экраны.

– Кажется, ребятки решили устроить большой бадабум, – пессимистично заметил Сумскван.

– Скорей допустить его совершения, – отозвался кто-то рядом с ним. – Открыто ничего не делать, чтобы регулировать такие скопления – это уже откровенный саботаж. С уважением к нацвластям, господин майор.

– Его не очень легко испытывать, лейтенант, – пробормотал Сибе.

Яспер кашлянул. По помещению прошелестели смешки и короткие фразы, вроде одобрительные, но кто их знает.

Наконец генсек Дюмушель вышел к трибуне и в своей привычной невнятной манере начал говорить о величии сегодняшнего дня, об ответственности, возложенной на присутствующих, о выборе исторического пути, перспективах развития и внимании, с которым за предстоящим событием следит весь мир; о важности происходящего в Африке для всей мировой цивилизации, и так далее, и о том же, но другими словами, снова и снова – по своему обыкновению почти на час. Затем он предоставил слово епископу Йоханнесбурга, и тот говорил почти то же самое и приблизительно теми же словами.