Текст книги "Свежий ветер (СИ)"

Автор книги: LockNRoll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 65 страниц)

Я с силой сжала край постели, так что побелели костяшки пальцев.

Это неправильно, неправильно! Не так все должно было произойти. Не так все должно было закончиться. Я должна была умереть, я, а не он. Мне отводилась роль жертвы, ему же следовало жить дальше, оставив прошлое позади, а не бросаться за мной.

«Я не могу потерять тебя снова», – сказал он со всей искренностью, когда мы стояли на пороге собственной гибели.

Я попыталась поглубже вдохнуть, но закашлялась в сотрясших меня сухих рыданиях.

О, Боже, он говорил правду. Осознание, что он на самом деле по-настоящему любил меня, обрушилось как снег на голову. Я полагала, что он преувеличивает, произносит слова, которые не до конца понимает, но он точно знал, что говорил. Его забота обо мне была столь же глупой, безрассудной и всепоглощающей, как и моя о нем, и именно из-за нее он и оказался на больничной койке на волосок от смерти. Снова. И на этот раз он не приходил в себя, и никто не мог мне ничего объяснить. Я… я не знала, что мне с собой делать. Мне нужно было, чтобы кто-то сказал, что впереди ожидает еще одна миссия. Может быть, мне необходимо достать какой-то артефакт из неприступной крепости, который излечил бы Кайдена. Однако ничего подобного не происходило, мне оставалось лишь ждать, и ожидание было настоящим адом.

Я взяла Кайдена за руку, чувствуя холод его кожи, и прижалась губами к его ладони. Отображающиеся на мониторе сердечные показатели свидетельствовали о том, что его сердце билось, но он был слаб, и ему не становилось лучше. Ему не следовало спасать меня. Не нужно было лететь за мной.

«Ты обещал, – подумала я гневно, – ты обещал, что не оставишь меня, не причинишь боль».

Я почувствовала, как слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке, но чтобы вытереть ее, мне пришлось бы отпустить его руку, а я не собиралась этого делать – ни сейчас, никогда.

«Ты обещал, что не сделаешь больно, но нарушаешь это обещание прямо сейчас, Кайден, и то, что, очнувшись, первым делом ты попросил бы прощения, не облегчает ситуацию.

Я говорила тебе, что, несмотря ни на что, буду ждать тебя где-нибудь. Ты ответил, что обязательно объявишься, пусть даже это и займет какое-то время. Ты обещал найти меня, где бы я ни была. Я выполнила свою часть договора – я жду тебя, но не знаю, как долго смогу продержаться, не будучи уверенной, появишься ли ты вообще».

– Ты говорил, что мы переживем все это вместе, – прошептала я, удивив саму себя. – Ты уверял меня, что все будет хорошо – просто не может не быть. Ну что ж, ты гребаный лгун, Аленко, лгун, а я… – всхлип сорвался с моих губ. Я прижала его вялую ладонь к своей щеке, стараясь не обращать внимания на то, насколько холоднее и суше она была, чем я помнила.

– Я люблю тебя. Пожалуйста, очнись. Пожалуйста, просто очнись. Мне наплевать на то, что Жнецы повержены, мне наплевать на все, потому что я не уверена, что смогу жить в этом мире без тебя. Я люблю тебя, люблю, и… ты так нужен мне…

Я вдруг почувствовала тяжесть наших жетонов в кармане. Я собиралась вернуть ему его жетоны – своего рода честь любого солдата, но теперь передумала. Это жест будет слишком похож на разжигание его погребального костра, а я не могла его отпустить, пока не могла, ведь у меня все еще была надежда.

– Ты не можешь оставить меня здесь, – взмолилась я, обращаясь к его неподвижному телу, как будто у него было право голоса в этом вопросе. – Одну. Я не вынесу этого – ты знаешь, что не вынесу.

Я опустила голову на матрас рядом с ним, все еще прижимая к себе его руку, будто бы могла таким образом передать ему свою жизненную силу.

– Пожалуйста, – снова всхлипнула я, – только… не оставляй меня…

************

Три дня спустя мне в палату доставили коробку прямиком от командования Альянса. Я понятия не имела, что это, но когда подняла крышку, увиденное потрясло меня, как пощечина. Они прислали мне мои личные вещи из каюты «Нормандии», на месте крушения которой до сих пор работала спасательная команда. До меня доходили слухи, что корабль хотят восстановить – хотя бы как символ, но мне было все равно.

То, что мне вернули мое личное имущество, заставило меня чувствовать себя так, словно кто-то ограбил мою могилу. Складывалось впечатление, что все остальные двигаются вперед по жизни, следуют стандартным процедурам, а я осталась позади, не понимая, как это вообще возможно. Как можно было подняться на ноги, отряхнуться и направиться дальше после того, что произошло?

Я достала из коробки кое-какую одежду, несколько модов к оружию, необычное украшение, планшеты и початую бутылку виски. Смотреть на эту бутылку было безумно трудно, а вспоминать свое обещание допить ее вместе – еще труднее. Затем, наконец, мой взгляд наткнулся на гладкую черную коробочку, которую Кайден подарил мне в один из тех дней, когда я еще могла притворяться, что все в порядке. Пусть всего на одну ночь, пусть лишь потому, что он был рядом, я могла притворяться.

Я открыла коробочку и поддела пальцами темную цепочку, наслаждаясь видом драгоценного камня, свисающего с нее – такого тяжелого и невероятно красивого. Глядя на украшение, я чувствовала, как в душе поднимается тошнотворная тоска. Кайден сделал этот подарок именно тогда, когда я ощущала себя практически беззаботной, словно чтобы удостовериться, что я никогда не забуду – где-то далеко впереди нас ждали тысячи подобных вечеров, как этот, что мы провели вместе. Тот момент наших жизней был свободен от всяческих тревог, и забот, и боли, и я позволила себе поверить, что настанет день, когда надену это ожерелье, может быть, даже с платьем и высокими каблуками, и мы с Кайденом вместе отправимся куда-нибудь, чтобы что-то отпраздновать, как нормальные люди.

Украшение являлось обещанием будущего, которое так и не наступило. Будущего, в которое я до конца не верила, но на которое очень, очень надеялась…

Так глупо. Теперь я знала, что подобный самообман был необходим, чтобы отбросить не относящиеся к делу тревоги и сосредоточиться на стоящей передо мной задаче, но эта маленькая ложь все равно отзывалась болью в сердце. Как я могла быть такой идиоткой, что поверила в возможность нашего общего будущего? Я считала себя умнее. Поразительно, на какие глупые поступки толкает порой любовь.

Я взяла бутылку и провела пальцем по этикетке, вспоминая блеск его глаз, звон бокалов, то, как любовалась его сильной спиной, когда он встал и, повернувшись, направился ко мне. Внутри осталось довольно много виски. «Я… когда-нибудь мы вместе допьем его», – решила я, стараясь думать позитивно, как и тогда. Возможно, мне стоит поднять эту тему, когда он очнется – ему это понравится. Он… ему это точно понравится. Горло горело, и я поставила бутылку обратно.

Мой планшет тоже сохранился – тот самый, на котором я писала послания на случай своей смерти. Зная об этих письмах, мне было легче свыкнуться с мыслью о скорой кончине, легче оставить друзей. Однако их никто не читал, и сейчас я очистила память устройства, чтобы удостовериться, что никто и никогда не прочтет. Им не придется – я жива и могу сказать им все лично. Я жива, а многие погибли. Разве это честно? Мне все равно больше нечего дать галактике. Я всегда оправдывала свои необычайные способности к выживанию тем, что в будущем меня ожидали новые битвы, невероятные вызовы, неподвластные более никому, но сейчас впереди не было ничего. И… я ненавидела – ненавидела – что без Кайдена, который указал бы мне на светлые стороны, видела перед собой лишь унылое существование. Это тоже нечестно. Я с радостью отдала бы свою жизнь за кого-то из тех замечательных ребят, кого уже не было в живых. Они заслуживали большего. Кайден заслуживал большего. По крайней мере он бы знал, что делать с этой жизнью, а не изматывал себя напрасными сожалениями.

Может быть, ему следовало оставить меня – тогда вся эта история закончилась бы правильно. Он продолжал бы жить, принося радость стольким людям, но вместо этого оказался заточен в своем же безжизненном теле, а я просто… Я просто была здесь. Существовала, но не жила.

Я сунула подвеску в карман к жетонам, которые находились там с того момента, как я нашла их. Хромая по направлению к палате Кайдена, я ожидала, что их вес поможет мне вернуть потерянное равновесие, напомнит, что когда-то я была счастлива, но вместо этого я почувствовала себя еще более одинокой и потерянной, чем прежде.

Андерсон покинул центр вскоре после того, как я окрепла достаточно, чтобы отчитаться перед Хаккетом, предварительно дав четкие указания отдыхать, не перенапрягаться и приходить в себя. Он сказал, что при возможности постарается навестить меня снова, но я попросила его не делать этого – у него имелись куда более важные занятия, чем нянчиться с одним-единственным солдатом. Думаю, он знал, что что-то не так, но даже если бы я и захотела ему обо всем рассказать, то понятия не имела, как подобрать слова и не упасть в его глазах, а потому просто снова предалась самобичеванию.

Я видела Джеймса всего однажды, да и то мимолетом. Он обнял меня – нежно, но все равно достаточно сильно, чтобы причинить боль моему выздоравливающему телу. Впрочем, это была приятная боль, настоящая, словно только так он мог выразить свою радость по поводу того, что я выжила. Ему самому становилось лучше с каждым днем. Совсем скоро он сможет покинуть центр, и я знала, что он ждет не дождется этого момента. От него я узнала, что произошло после эвакуации, о том, как он вырубился, как только увидел открывающиеся лепестки Цитадели и решил, что у него самый крутой командующий офицер из когда-либо живших. Смущенно он сказал, что сожалеет о состоянии «Майора», я ответила, что сожалею тоже, и на этом мы расстались.

По системе видеосвязи я разговаривала и с другими: с Лиарой, Тали, даже с Рексом – они все нашли время, чтобы справиться о моем здоровье. Гаррус даже пообещал навестить лично, как только встанет на ноги. Лиара поинтересовалась, получаю ли я необходимое «лечение», и я знала, что она имеет в виду вовсе не мои физические травмы. Я ответила, что со мной все в порядке, и мы обе знали, что это ложь. Я не могла описать свои чувства, а когда пыталась, то казалась самой себе идиоткой. Глядя на себя, я ощущала только отвращение к тому факту, что я выжила, когда Кайден все дальше ускользал от меня. Зачем мне поправляться? Как это возможно в текущей ситуации? День за днем я все глубже погружалась в апатию и уже сомневалась, что мне хватит сил попросить о помощи.

Единственным человеком, кому я это сказала, был тот, с кем я вообще когда-либо обсуждала подобные темы, и он не мог мне ответить. Я сидела рядом с ним и болтала ни о чем до тех пор, пока не начинало болеть горло, а глаза не закрывались сами собой. Я полагала, что если существовал шанс – пусть и крохотный – я должна была им воспользоваться. А если нет, если я впустую трачу время, то… то я не могла пока об этом думать. Возможно, никогда не смогу, потому что слоняться по реабилитационному центру подобно привидению казалось более разумным, чем стараться жить дальше.

Я сидела у постели Кайдена день за днем, ожидая, когда он откроет глаза и ответит мне. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем я сдамся и потеряю веру в то, что он когда-либо найдет дорогу назад, ко мне?

************

Спустя неделю после моего пробуждения, я стала замечать, что держу левую руку прижатой к груди под халатом, делая все одной правой, пусть и в два раза дольше. Я даже привыкла к тупой боли в поврежденном запястье – отголоску чего-то утерянного. А затем мне сообщили, что прибыл мой протез, и я наблюдала – вопреки советам – как мне ввели местное обезболивающее и присоединили мою новую искусственную руку к культе. Врачи признались, что им непривычно было пользоваться паяльником наравне с хирургическими инструментами, но мои металлические кости и наращенная кожа сделали всю процедуру намного проще и более похожей на налаживание старой машины, а не восстановление живого тела.

Я снова шевельнула пальцами, ощущая покалывание в запястье, где нервные окончания возвращались к полузабытой работе. Эта искусственная ладонь была не так хороша, как прошлая – непривычная на ощупь кожа, не совсем попавшая в тон по цвету, но это определенно лучше, чем ничего, и цена была несопоставима с той, что потребовал «Цербер». Час за часом глядя на свою новую руку, я начинала любоваться тем, как воробьи на запястье исчезали ближе к ладони – казалось, они улетали к солнцу, покидая мир подобно тому, как едва не покинула его я.

Пока я находилась без сознания, врачам пришлось удалить несколько имплантатов и заменить те из них, что вышли из строя после импульса Горна. Оказалось, что я на самом деле отчасти являлась Жнецом, как тот мальчишка и предупреждал. По словам специалистов, удаленные элементы были не особо важны, но мне пока запрещали заниматься физическими упражнениями. Никакого бега, подтягиваний, растяжек – ничего. Я не смогу оценить нанесенные мне повреждения, пока не приду в форму, однако когда это случится?

Минул уже целый месяц с окончания войны, и люди вокруг меня поднимались на ноги и шли дальше, приходя в себя. Но насколько проще этот процесс, когда есть куда идти. Им необходимо было восстанавливать родные планеты, создавать правительства, их ожидали новые вызовы и открытия. Но это все не относилось ко мне. Я выполнила свою работу, а попытавшись найти новую цель, обнаружила, что самым трудным будет просто жить в этом мире, созданном моими руками. Это было тяжело, тяжелее, чем следовало бы. Я до сих пор не могла радоваться победе.

Кайден все еще находился без сознания, ничего не изменилось. Я не получала никакой новой информации касательно его состояния, а только бесполезные советы подождать еще немного. Я перепробовала все: деньги, связи, но тщетно. Я не могла решить это с наскока. Коммандер Шепард спасовала перед этой проблемой.

Как итог, я осталась в реабилитационном центре, застряв между войной и миром, не будучи в состоянии жить ни в одной из этих двух реальностей. Ничто более не имело смысла, все казалось неважным – даже мое выздоровление. Я на собственном опыте узнала, что после напряжения войны, после того, как добилась того, чего не мог добиться никто прежде, впереди меня ожидала лишь пустота. Никакой награды от мироздания. Если же наградой являлась моя жизнь, то я не хотела ее – она причиняла слишком много боли.

Я бессознательно бродила по территории центра, периодически мысленно возвращаясь в мир живых, когда мне нужно было поговорить с Джеймсом или с представителями командования, поделиться своим мнением по какому-то вопросу. Остальное время я проводила наедине со своими терзаниями, или в кабинете физиопроцедур, или рядом с Кайденом. Я старалась навещать его каждый день, хотя поначалу это и причиняло боль. Однако теперь я не чувствовала боли – во всяком случае, той острой, удушающей, поразившей меня в первый раз. Теперь я ощущала лишь безысходность, будто события не могли развиваться иначе.

А может быть, боль не изменилась, а просто я привыкла к ней? Почему-то эта мысль навевала печаль и чувство опустошенности.

Я попросила медсестру постричь меня, потому что часть волос отсутствовала из-за ожогов, а те, что остались, были местами опалены и выглядели неопрятно. Она зашла ко мне после дежурства с парой медицинских ножниц и помогла мне в том, с чем не справлялись мои непослушные пальцы. Я смотрела, как пряди падают на пол, и каким-то образом это зрелище сумело проникнуть сквозь толстую завесу апатии и достичь моего сознания, даруя ощущение чистоты. Что ж, это прогресс.

Теперь мои волосы были короткие и мягкие, и из-за этого шрамы, покрывавшие мое лицо, выделялись отчетливее. Разглядывая себя в зеркало, я нашла на своем теле множество новых отметин. Забавно, но, судя по всему, в больнице, в которую меня доставили до того, как переправить сюда, не особо волновались за мой внешний вид. Я выглядела по-другому, что немудрено, но и это меня не волновало.

Когда я погружалась в вызванный лекарствами сон, то снова возвращалась в самую гущу битвы, озаряемую яркими вспышками агонии. Последние часы перед наступлением, ощущение губ Кайдена на моих, звук его голоса – все это представлялось картинками из прошлой жизни. Воспоминания о нем – таком любящем, скромном, но уверенном в своих силах, хорошем настолько, насколько никто более не был, постепенно вытеснялись видом его на больничной койке день за днем безо всяких изменений.

Все это не останавливало меня от визитов к нему. Я ничего не могла с собой поделать – мне казалось, что он единственный на всем белом свете знает, что я чувствовала. Даже сейчас, когда все внутри меня зачерствело и умерло, он бы понял, потому что он находился в чертовой коме и, вероятно, чувствовал то же самое. Я убеждала себя, что это хорошая идея – это помогало мне расставить все по местам, а кроме того, разве разговоры с находящимися в коме пациентами не шли им на пользу? Разве разговоры о полученных за время войны психологических травмах не шли на пользу мне? Встречи с Кайденом казались мне логичными, пусть даже только для того, чтобы я могла выговориться. К тому же, в этом заведении к понятию «часы посещения» относились со всей серьезностью.

Погруженная в свои мрачные мысли я и не заметила, что ноги снова несли меня знакомой дорогой. Я больше не нуждалась в костылях, но по-прежнему не в состоянии была двигаться быстро. Я ковыляла к палате Кайдена, осознанно напрягая каждую мышцу и стараясь равномерно нагружать тело. Открывая дверь, я ожидала, что найду все в том же состоянии, как и в прошлый раз – в этом месте ничего не менялось – но сидевшая у постели женщина подняла голову и встретилась со мной взглядом, заставляя меня застыть на месте.

Женщина приоткрыла рот, и я подумала, что она выглядит знакомой, хоть и была уверена, что никогда прежде не видела ее. Что-то в ее облике внушало мне чувство умиротворения. Ее густые темные волосы были собраны в хвост, а теплые карие глаза отражали ее чувства, и сейчас она была потрясена. Я наблюдала, как она осмотрела мою нелепую прическу, яркие шрамы и больничную одежду, прежде чем ее глаза вновь вернулись к моему лицу, и в ее взгляде я видела только любопытство. Несмотря на гладкую кожу ее лица, рука женщины, сжимавшая пальцы Кайдена, выдавала ее возраст.

– Да? – произнесла она как ни в чем ни бывало, будто я, пребывая слегка не в себе, случайно забрела не в свою палату. Что ж, я на самом деле чувствовала себя потерянной.

Мне хотелось спрятаться за официальным фасадом, спросить у нее, кто она такая, что делает здесь и откуда знает Кайдена, но ее выражение вдруг изменилось – она узнала меня.

– Погодите-ка, – сказала она быстро, подняв ладонь, словно намереваясь удержать меня от ответа. – Вы… вы коммандер Шепард, не так ли?

Гребаные видеоролики. Даже здесь, даже в обычной одежде я не могла остаться незамеченной. Я выпрямилась во весь рост, стараясь вернуть хоть толику властности своему растрепанному виду.

– Да, – ответила я, прочистив горло, и вдруг почувствовала смущение. – Это я.

– Мне сказали, что вы тоже находитесь здесь вместе с еще несколькими членами экипажа «Нормандии», но получить достоверную информацию было… сложно. Сейчас стало легче, так как большинство систем связи вновь функционируют. – У меня почему-то создалось впечатление, что эта женщина с радостью говорила бы часами, лишь бы удостовериться, что ее поймут правильно. – Я узнала о том, что Кайден снова служил на «Нормандии», всего неделю назад, когда спасатели нашли место крушения, а о его состоянии мне сообщили только сегодня утром после того, как я добралась сюда. Но, судя по всему, никто не знает ничего более. То есть… Я рада, что он жив, но это… Я не ожидала такого.

Она замолчала, и я наконец смогла задать интересующий меня вопрос:

– Простите, но кто вы?

– Ох! Прошу прощения, просто вы так известны… я так часто видела ваши фото, слышала про вас различные истории, так что очень легко забыть, что… – женщина оборвала себя на полуслове, смущенно улыбнулась и протянула мне руку. – Я Лорен Аленко, мать Кайдена.

Его мать. Она никак не выглядела старше пятидесяти, она была прекрасна, она была его матерью, и она была здесь. Я понятия не имела, что ответить на это. Внезапно я ощутила себя самозванцем, обманщицей, женщиной, чья слава была существенно преувеличена. Я смотрела на нее – ту, кто вырастила мужчину, значившего для меня буквально все, и не знала, что сказать. Что я вообще могла бы ей сказать? Мы не знакомы, никогда прежде не встречались – будет ли ей дело до того, что я люблю ее умирающего сына? Знала ли она о том, что наши отношения вышли далеко за рамки тех, что обычно существуют между командиром и подчиненным? Как много он рассказал ей? Мы редко обсуждали семьи, пока находились вместе: разговоры о его родителях, оставшихся на Земле, причиняли ему боль, а мне и нечего было особо сказать. Сейчас же у меня возникло ощущение, что я сижу на званом обеде, таращась на ряд вилок рядом с моей тарелкой, и не знаю, какую использовать. Что мне делать?

Я посмотрела на ее протянутую руку, подошла и пожала ее, ощущая, насколько грубой была ее кожа – несомненно, последствия той жизни, что она вела в течение последних нескольких месяцев.

– Рада с вами познакомиться, – осторожно сказала я, стараясь ничем не выдать своего замешательства. – Я… не знала, что вы появитесь.

К счастью, мне удалось вовремя прикусить язык и не добавить: я полагала, что вас нет в живых.

– Я узнала, что он здесь, всего несколько дней назад, – произнесла женщина поспешно; ее акцент был таким знакомым, но голос звучал мягче. – Я использовала коды, что Кайден мне передал до того, как Ванкувер подвергся нападению, чтобы узнать хоть что-то. Разумеется, коды сменили, но я все же смогла связаться с оператором и объяснить ей все. Кое-что она знала, но совсем немного, а потому соединила меня с кем-то еще и потом… – женщина нервно кашлянула, очевидно, стараясь взять себя в руки. – Когда я наконец получила нужную информацию, то собрала все имеющиеся деньги, чтобы оплатить поездку сюда, и вот… – Она обернулась посмотреть на своего сына, ее лицо вдруг стало усталым, и морщины проступили гораздо отчетливей, свидетельствуя о том, что она куда старше, чем я думала. – Мне сказали, что его состояние критическое, но, кажется, больше никто ничего не знает. Я уже не имею отношения к вооруженным силам, а потому мне не говорят, что произошло. Вы… вы знаете, что случилось?

Она доверчиво посмотрела на меня широко раскрытыми глазами так, будто у нее не было причин сомневаться в моих словах. Это нервировало. Хуже того, мне было знакомо это выражение. В первый раз за время сегодняшнего визита я посмотрела в лицо человека, которого пришла навестить, и оно по-прежнему ничего не выражало. Он походил на статую. Едва заметное вздымание и опускание его груди и этот гребаный писк сердечного монитора – вот и все свидетельства того, что он еще жив.

– Что случилось с… с Аленко? – уточнила я, в последний момент изменив намерения и назвав его по фамилии, чтобы звучать более официально. Женщина энергично кивнула, словно озвученная мною правда изменит текущее положение вещей.

– Он… эм… – я могла бы скормить ей удобную ложь о том, что Кайден был ранен, спасая сотню жизней в бою, пожертвовав собой, чтобы невинные люди могли убежать, и она поверила бы мне, но… ложь есть ложь. Я посмотрела на нее, зная, что по крайней мере она заслужила право знать истину. – Он прилетел за мной, – сказала я наконец, наблюдая, как ее брови сошлись у переносицы в недоумении. – Наше задание заключалось в активации оружия, которое уничтожило бы Жнецов, однако в течение миссии мы разделились. Я сумела пробиться к цели и выполнила работу, но… только благодаря ему. Это… трудно объяснить. Оружие нанесло удар, уничтожая врага, но вместе с тем причиняя и другой урон, и я застряла на орбите. Аленко прилетел за мной. Он сумел вытащить меня оттуда. Он… спас всех… включая меня. Все так запутанно, и я много чего не в праве рассказывать вам, но вы должны знать, что… только благодаря ему нам удалось победить.

Я не кривила душой – без него я бы сдалась давным-давно. Женщина, очевидно, поняла, как трудно мне даются эти слова, и теперь смотрела на меня сочувственно.

– Он… всегда хотел сделать что-то, что имело бы значение, – сказала она натянутым голосом, – всегда хотел помогать людям.

Я старалась игнорировать тот факт, что она говорила о Кайдене в прошедшем времени, старалась не думать о том, что это означало. Я сказала себе, что это лишь потому, что она так давно не получала от него вестей. Возможно, окажись я на ее месте, я бы тоже предположила, что он мертв.

Я вдруг вспомнила, как Кайден говорил, что его мать ненавидит узнавать последние известия про него из новостей.

– Вы же знаете, что он Спектр, верно? – спросила я, скорее, чтобы заполнить паузу.

– Спектр? – переспросила она с удивлением, приподняв брови. – Спектр Совета? Я… нет, я не знала этого. То есть… его совсем недавно повысили до майора Альянса, и я уже это считала невероятным, но… Когда это случилось?

– За несколько недель до окончания войны, – пожала я плечами. – К тому времени связи с Землей уже не было, но церемонию посвящения показывали по работавшим каналам. Думаю, что когда восстановят экстранет, вы сможете посмотреть запись там.

Почему, черт возьми, я до сих пор не замолчала?

– Я… я так и сделаю, – ответила женщина неуверенно, продолжая сжимать ладонь Кайдена, и я заметила, что ее кожа чуть темнее, чем у сына. – Я имела дело с несколькими солдатами, прибывшими на Землю из космоса, и они говорили мне, что видели его – именно так я узнала, что он снова на «Нормандии», но никто не сообщил мне, что он стал Спектром. Уверена, его отцу было бы что сказать по этому поводу… – Она улыбнулась, глядя на сына, но улыбка вышла натянутой, будто призванной скрыть гримасу боли.

Я хотела спросить, что она подразумевала, говоря «имела дело», может быть, разузнать немного о ее прошлом, чтобы чуть облегчить наш разговор, но понимала, что лучше сосредоточиться на более важных темах.

– Я сожалею о вашем муже, – сказала я просто. – Кайден узнал об этом сразу после того, как вернулся на борт «Нормандии». Он… тяжело это перенес.

Лорен снова мне улыбнулась, но только для того, чтобы поблагодарить за то, что я постаралась сказать что-то подходящее к случаю. Ее выражения так походили на те, что я видела на лице ее сына, что у меня по спине пробежал холодок. Она выглядела такой искренней.

– Спасибо вам. Когда он ушел на фронт, я знала, что шансы на его возвращение мизерные, но… подтверждение все равно стало ударом. Я хотела бы сказать, что рада тому, что он погиб в бою, как всегда мечтал, но… эта война научила меня, что не существует «хороших» способов умереть. По крайней мере, он прожил долгую и счастливую жизнь. – Она посмотрела на Кайдена, и ее голос стал тихим. – Он так гордился своим сыном. Не переставал хвастаться родством с героем галактики после того, как вы остановили мятежного Спектра. Но Кайден… Мне так хотелось, чтобы и у него была возможность прожить свою жизнь, понимаете? После того, как проявились его биотические способности, и того инцидента в Тренировочном центре… я думала, что ему не суждено вести нормальную жизнь, но, поступив на службу Альянса, он казался таким счастливым, а присоединившись к команде «Нормандии», еще и начал взбираться по служебной лестнице… Полагаю, этим он был обязан вам…

Женщина больше не смотрела на меня. Я не знала, должна ли сесть, должна ли что-то сказать, и просто стояла, как каменное изваяние, отчетливо осознавая каждое свое движение. Лорен вздохнула и продолжила чуть надломившимся голосом:

– Но мне нет дела до его звания и медалей… я просто хочу, чтобы он был счастлив – вот и все. Несмотря на все свои заслуги и полученные благодарности, он все еще мой сын, – она сжала его ладонь. – Мой мальчик. И каждый раз, когда он покидал дом, мое сердце разрывалось на части, потому что я знала, что он может не вернуться.

Невидимые пальцы стиснули мое горло, и я не смогла бы ничего сказать, даже если захотела бы. Женщина тряхнула головой, словно отгоняя воспоминания.

– Однако мне не следует болтать об этом. Простите, вероятно, вам не очень-то интересно…

– Нет-нет, – с трудом произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал ободряюще, – мне… нравится. Слушать, как вы говорите о нем, я имею в виду.

Я чувствовала, как внутри поднимается желание рассказать ей о том, что я безнадежно влюблена в него, и что знание о том, что кто-то еще переживает так же сильно, как и я, приносило какое-то садистское удовлетворение. Однако слова так и не сорвались с языка.

– Все любили его, – сказала я и поспешно добавила, – на корабле. Даже еще до войны, на первой «Нормандии», он всегда… – Он всегда знал, как убедить меня в том, что я стою большего, чем сама считала. Всегда готов был поддержать добрым словом или отвлечь забавным наблюдением, успокоить ласковым прикосновением – готов был на все, чтобы облегчить мою жизнь. Он всегда знал, что сказать, что сделать. Одним своим присутствием он заставлял мое сердце биться чуть быстрее… – Всегда оказывал положительное влияние, – закончила я.

Почему я до сих пор стояла, словно готовясь в любой момент броситься бежать?

Лорен улыбнулась. В ее взгляде было столько тепла и доброты, что у меня возникло желание обернуться и удостовериться, что она на самом деле смотрит на меня, а не на кого-то, стоящего позади.

– Вы его навещаете, да? – спросила она, и я не могла точно сказать, был ли в ее словах потайной смысл, какой-то намек на то, что она знала правду.

Я кивнула, а затем пожала плечами, надеясь создать впечатление, что в этом не было ничего особенного.

– Да, когда выдается возможность. На самом деле, тут не так уж много чем можно заняться. – Я засунула руки в карманы, и моя искусственная кожа коснулась холодного металла его жетонов. Что ж, неплохой предлог.

Неохотно я достала жетоны и протянула их сидевшей передо мной женщине.

– Я… я хотела вернуть вам вот это. Их по ошибке упаковали вместе с моими вещами, и… э…

Она осторожно забрала жетоны из моих пальцев и задумчиво всмотрелась в выгравированное на них имя. Ее лицо перекосила гримаса, и я на мгновение испугалась, что она сейчас заплачет, но она лишь кивнула, молчаливо и печально.

– Мне надо идти, – пробормотала я, ощущая себя полной идиоткой. – Я оставлю вас с…

– Нет, – перебила она меня напряженным голосом, – пожалуйста, я… если вы не против, мне бы хотелось, чтобы вы составили мне компанию.