Текст книги "Свежий ветер (СИ)"

Автор книги: LockNRoll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 65 страниц)

Лорен кивнула в сторону стула по другую сторону от кровати. Я глянула на Кайдена, и он оставался все таким же безжизненным. Я знала, что это плохая идея, но его мать смотрела на меня с такой верой и благодарностью, даже несмотря на то, что я только что сказала, что ее сын находится в этом состоянии из-за меня. Казалось, ее это нисколько не беспокоило. Я обошла кровать и с трудом опустилась на стул. Что может случиться плохого? Может быть, мне станет легче.

Она расспрашивала меня о том, как Кайден попал на «Нормандию», что делал во время войны, был ли счастлив – задавала все те вопросы, которые, как я знала, положено задавать матери в подобной ситуации. Я старалась отвечать так, чтобы не выдать своей тайны, но я устала от простого передвижения по центру и не следила за своими словами так, как должна была. Мне все же удалось убедить ее, что Кайден точно так же приложил руку к спасению галактики, как и я, может быть, даже больше. Я сказала, что все живущие сейчас и все те, кто будет жить в будущем, обязаны ему. Кайден не особо жаловал всеобщее внимание к своей особе, впрочем, так же, как и я, и я не собиралась присваивать все заслуги себе.

Однако сама идея, что он когда-либо сможет встать рядом со мной, казалась фантастичной, а я просто… Я просто хотела, чтобы он очнулся, вот и все. После всего, что я сделала, если мне и причиталась награда, то я желала именно этого. Я никогда не стану просить ни о чем более. Я ни о чем больше и не мечтала.

– Это просто несправедливо, – продолжила я, стараясь оставаться настороже, но в то же время нервно теребя пальцы и неотрывно глядя на покрывающие внутреннюю поверхность локтя Кайдена синяки, оставшиеся от бесконечной смены игл капельницы. – Между нами говоря, я не ожидала, что хоть кто-то из нас выживет – особенно я – и теперь, когда все закончилось… это несправедливо, что я жива и невредима, а он… – Я посмотрела на него, на его неподвижное лицо, видя, что он дышит, и слыша, как бьется его сердце. Снова и снова. Этот искусственный звук никогда не менялся, не позволяя удостовериться, что под этой оболочкой находился живой человек. Эмоции вдруг переполнили меня, и я с трудом сдержала слезы. Чертовы болеутоляющие.

Что-то теплое коснулось моих пальцев, и, подняв голову, я увидела, что Лорен протянула руку и накрыла мою ладонь. Я встретилась с ней взглядом, и выражение ее лица было таким нежным, таким искренним, что я мгновенно внутренне подобралась. Ей было все равно, что ее сын едва не погиб, спасая мою жизнь. Ее не волновало, что это была моя вина. Казалось, она смотрела сквозь мои расплывчатые формулировки и путаные ответы прямо в мою душу и видела что-то, достойное спасения. Подобно ее сыну, с ней было слишком легко разговаривать. Она располагала к себе, без труда выведывая нужные ей ответы, а я не могла даже разозлиться на нее, потому что она не допрашивала меня, не делала это нарочно… она просто была милой. Она улыбнулась, и я осознала, что, несмотря на всю проявленную мною осторожность, выдала себя.

– Что бы ни случилось, – сказала она, – я рада, что он находился на «Нормандии», с вами. Я рада, что у него был кто-то вроде вас.

Я уже открыла рот, чтобы ответить «спасибо за доверие» или «я тоже рада, что он был с нами», но что-то сжало грудь, лишая голоса; кожа покрылась мурашками, словно мое тело извещало о том, что я вот-вот сломаюсь.

– Спасибо, – тихо ответила я, стараясь сохранить тон спокойным и ровным, в то же самое время пытаясь придумать, как вырваться из этого помещения. – Я… эм… Мне нужно идти.

Я встала, вытащив руку из-под теплой ладони Лорен, отказываясь смотреть в ее широко распахнутые доверчивые глаза или на безжизненное тело Кайдена.

– Коммандер…

– Мне надо на физиопроцедуры, – пояснила я, демонстрируя левое предплечье, где мои татуировки были выжжены ближе к запястью, отмечая место соединения старого протеза с новым. – Руку оторвало. – Заткнись и уходи, ты, чертова идиотка, просто уходи. – Еще увидимся.

Я развернулась и вышла из его палаты, не оборачиваясь и стараясь двигаться как можно быстрее по направлению к моей собственной. Мышцы походили на желе, горло горело от боли, глаза щипало, и в груди…

Я бездумно открыла оказавшуюся рядом дверь в кладовку и скользнула внутрь. Оставшись наедине с самой собой, я прижала ладонь ко рту, надеясь заглушить рвущийся наружу всхлип. Прислонившись к стене, я сползла на пол и свернулась калачиком у какого-то стеллажа, чувствуя, как горячие слезы текут по щекам, а все тело сотрясают рыдания. Молчаливые вскрики обжигали ладони неровным дыханием, меня трясло от гнева, и горя, и всепоглощающей боли, внезапно обрушившихся на меня подобно бетонной плите.

Снова и снова ко мне возвращались ее слова: «Я рада, что у него был кто-то вроде вас», и каждый раз новая вспышка боли пронзала меня. Я бы никогда не поверила, что чья-то душа может испытывать подобные муки.

Да, у него была я, и что он получил от меня, кроме горя, и боли, и полной зависимости, и злых слов? Размытое обещание, что когда-нибудь, после войны, все изменится к лучшему? Я думала, что, выжив, стану новым человеком, свободным от этого гнева и страданий, я полагала, что буду способна что-то дать в ответ, а не только высасывать его собственные силы. На «Нормандии» выражение «после войны» представлялось ярким светом где-то на краю мира, мифическим местом, где сбудутся наши мечты, и надежды, и желания. Но все знали, что фантазия никогда не воплотится в реальность. Моя реальность даже не казалась реальной. Пока еще нет.

Для Кайдена же война еще не закончилась.

Я подтянула ноги к груди и обхватила их руками, уткнувшись лицом в колени. Хватая ртом воздух, я пыталась успокоиться, но тщетно. Я вспоминала последние четыре года, все то, что сделала, всех тех, кого встретила, то, как они изменили меня, и сейчас мне казалось, что я вернулась к тому, с чего начинала. Черт, я снова чувствовала себя ребенком, вдруг оказавшимся в незнакомом мире, не имея и понятия о том, как в нем выжить. Только… только это было еще хуже, потому что прежде я всегда находила для себя новую битву, а сейчас у меня не осталось ничего. Мне полагалось выздоравливать, восстанавливаться, строить новую жизнь, но я не знала, как. Я не знала, каково это – жить в мирное время. Я чувствовала умиротворение, только лежа рядом с Кайденом.

Глупо было привязывать все свои надежды и мечты к одному мужчине, забывая, кем была до него. Однако глупая или нет, это была моя действительность.

Медсестра, остригшая мне волосы, предупреждала о возможных эмоциональных расстройствах, всплесках, приступах ярости или вины. Уверенность в том, что это нормально, не помогало. Точное понимание того, почему мое тело и разум заставляют меня пройти через эту эмоциональную встряску, не помогало. Я знала лишь то, что заперла себя в гребаной кладовке, чтобы никто не стал свидетелем моего срыва, и что никогда прежде не чувствовала себя настолько одинокой.

Когда я думала о своем будущем до назначения на «Нормандию», то видела только медали, повышения, новые волнующие звания вроде Спектра, которые я могла бы поставить перед своим именем, если только докажу, что достойна их. Тогда меня ждали захватывающие миссии, одна битва за другой бесконечной чередой. Оставаясь наедине с Кайденом, я могла вообразить время, когда мы сможем быть рядом друг с другом, не волнуясь ни о чем, когда нас никто не станет прерывать, как тогда, три года назад в моей захолустной квартире, когда я позволила себе поверить, что это будет длиться вечно. Я понятия не имела, что таило наше будущее, и пусть порой это пугало меня, я все же ждала его. Мне необходима была эта мечта в те нелегкие дни, когда все остальное потеряло цвета.

Я любила его, всегда любила. Он принадлежал мне, а я принадлежала ему – на какое-то непродолжительное время мы были друг у друга, а сейчас… Сейчас у нас не было ничего.

Это просто глупо! Он, скорее всего, никогда не придет в себя, а у меня все еще есть моя жизнь, мое тело, большая часть команды, мои звания, медали, деньги, люди, которые заботились обо мне. Большинство не имело и десятой доли от всего этого. Я говорила себе, что мне не о чем печалиться, ведь так многие потеряли куда больше.

Это не помогало. Ничего из этого не помогало. Я прижимала ладони к лицу – мокрому и раскрасневшемуся – и больше не пыталась остановить слезы.

************

Несколько дней спустя меня наконец пустили в спортзал. Одну его стену занимало огромное окно, и я знала, что несколько пар глаз наблюдают за моими первыми попытками пробежаться с того дня, как я свалилась с кровати, будто новорожденный жеребенок. От врачей я получила четкие указания насчет того, какие именно нагрузки мне позволялись, и поначалу намеревалась послать эти советы к черту, однако, приступив к тренировке, осознала, что мое тело все еще слишком слабо, и даже незначительное напряжение отдается болью в мышцах, а потому вернулась к рекомендациям.

Однажды, упражняясь на беговой дорожке, я заметила мать Кайдена на улице. Она тоже увидела меня, тепло улыбнулась и помахала рукой, словно мы были старыми подругами. После тренировки я собиралась разузнать, что она делала здесь, но Лорен нашла меня первой. Она объяснила, что вместо того, чтобы постоянно сидеть у постели сына, решила предложить медцентру свою помощь. Оказалось, что когда-то она училась на полевого врача, но после рождения Кайдена в двадцать лет переквалифицировалась в медсестру для работы в учреждениях, подобных этому, чтобы помогать солдатам, застрявшим между жизнью и смертью, с отсутствующими конечностями и шрамами куда глубже, нежели те, что оставались на коже. Неудивительно, что она так смотрела на меня: с пониманием, сопереживанием и сочувствием, ведь за ними стояли годы заботы о старых вояках, которым нечего было дать в ответ на ее тепло. Неудивительно, что вместе со своим мужем-военным они вырастили сына, воплощавшего в себе все качества, которыми полагается обладать герою.

Неудивительно, что она гораздо лучше справлялась с болью – она столько раз сталкивалась с этим в прошлом.

Мне вдруг захотелось рассказать ей про нас с Кайденом, объяснить, как мы снова нашли друг друга вопреки всему, как я любила его больше всего на свете. Но я знала, что не произнесу ни слова, так что не стала даже пытаться – без Кайдена, который придал бы моему рассказу осмысленность и реальность, я походила бы на тронувшуюся умом. То, что его мать – самая потрясающая женщина во вселенной, не помогало. Встреча с ней только заставила меня тосковать по жизни, которой у меня никогда не было, где нас познакомил бы именно Кайден с этой своей ухмылкой, говорящей, что он считает меня идеальной и ему плевать на мнения остальных. В той жизни у меня была бы возможность иметь настоящую семью. Стабильность. Защищенность. Интересно, как бы он представил меня? «Подружка» звучало абсолютно не к месту, учитывая то, кем мы являлись друг для друга. Являлись…

Глядя на эту женщину, я вдруг осознала, что ее муж, с которым она прожила тридцать пять лет, погиб несколько месяцев назад, а единственный сын лежал в больнице без сознания, и шансы на то, что он когда-либо откроет глаза, были крайне невелики. Каким-то образом мне казалось неправильным сообщать ей, что я тоже имела право разделить ее горе, потому что была влюблена в ее сына. С другой стороны, я никогда не знала, что же на самом деле правильно.

Прежде чем отправиться на дежурство, Лорен сказала, что время и правда лучший лекарь и что я должна дать ему возможность сделать свое дело. Я не была уверена, имела ли она в виду меня или Кайдена, но она говорила от чистого сердца. Затем она коснулась моего плеча, передав частичку простого человеческого тепла, и ушла.

Вместо того, чтобы вновь погрузиться в себя, как мне того хотелось, или отправиться к Кайдену и смотреть на его безжизненное тело, я сделала то, что, как знала, должна была сделать – отправилась на поиски человека, который вернул бы мне почву под ногами.

Несколько дней назад меня навещал Гаррус – просто хотел попрощаться, прежде чем покинуть Землю вместе со своим народом. Радость от встречи была приправлена горечью пережитого. Это была не та триумфальная победа, на которую мы надеялись, по крайней мере, не для нас. К тому моменту, как Горн нанес удар, Гаррус уже пребывал в бессознательном состоянии. Ни ему, ни мне не удалось ощутить эйфорию победы, поучаствовать во всеобщих празднованиях – мы пропустили все те моменты, которые заставляют жизнь казаться прекрасной. Для нас окончание войны стало началом депрессии, но Гаррус все же нашел себе новую цель – он залечил поврежденные ноги, собрал весь турианский флот воедино и вместе с Примархом покинул Землю, направляясь назад на Палавен. Без ретрансляторов это путешествие займет не менее месяца, но впереди их ждала родная планета. Да, ему было ради чего жить дальше.

Предаваясь воспоминаниям, я и не заметила, как оказалась на месте, и стоило мне только оглядеть представшую моим глазам картину, как губы сами растянулись в улыбке. Я кашлянула, привлекая внимание, и Джеймс перевел на меня взгляд с видом нашкодившего, но не сожалеющего о своих проступках мальчишки. Медсестра, которой он что-то шептал, тоже подняла голову, заметила меня и покраснела. Она выпрямилась, неосознанно поправила форму, подняла с пола очевидно уроненный недавно документ и направилась к двери, на пороге которой до сих пор стояла я.

– Не забывайте, – сказала она на прощание натянутым голосом, – вам предписан постельный режим.

На эти слова Джеймс широко улыбнулся, отчего медсестра покраснела еще сильнее, и пробормотал:

– Это-то я понял.

– Опять доставляешь неприятности медсестрам? – поинтересовалась я, когда девушка ушла.

– Это не моя вина, что они слетаются ко мне, как мотыльки на огонек, – пожал он плечами, все еще выглядя слишком довольным собой, – как будто я какой-то герой войны.

Я приподняла бровь.

– Эй, это рана получена на войне со Жнецами, – произнес Вега, указывая на свежий шрам, видневшийся из ворота футболки и пересекающий его татуировку на шее. – И если мне суждено застрять тут еще на какое-то время, то будь уверена, я выжму из этой царапины все, что смогу.

– Тебя зацепил Мако, – заметила я, – и ты упал. В лучшем случае это огонь по своим. А если тебе хотелось настоящей травмы в бою, то надо было потерять руку в энергетической вспышке, сбивающей космические корабли.

Джеймс хохотнул и распрямил плечи, кивнув на мой протез.

– И как ощущения?

Я пошевелила пальцами.

– Кажется, бюджет «Цербера» превосходит бюджет Альянса. Но я привыкну. Если я смогу стрелять, мне все равно, как она выглядит.

– Я понял. Мои ноги до сих пор заживают, но по крайней мере, они у меня есть. Это означает, что я смогу воспользоваться приглашением и вступить в программу N7, когда она вновь откроется.

Я невесело усмехнулась.

– Я должна одобрить твой отпуск или что?

– Не, теперь, когда мы снова на Земле, технически моим командующим офицером является Андерсон. И ты будешь рада узнать, что он наконец-то освободил меня от обязанности следить за тобой, так что теперь я свободный агент. Должен признаться, я буду скучать по необходимости заботиться о тебе, Лола. Пусть даже порой ты превращала мою работу в сущий кошмар.

Я беззвучно рассмеялась, и этот смех на самом деле шел от самого сердца. Я правильно сделала, что пришла сюда.

– Может быть, мы будем снова работать вместе раньше, чем ты думаешь. Сейчас для меня не так уж много дел за пределами планеты, а руководство программы N7 уже давно просило меня вернуться в академию и нагнать страха на некоторых рекрутов, – сказала я, пожав плечами. – Полагаю, это неплохое занятие, чтобы скоротать время до следующей войны.

– Ты возвращаешься на службу? – спросил Джеймс вроде бы обыденным голосом, но его внимательные глаза видели и подмечали куда больше, чем можно было бы предположить.

– У меня больше ничего нет, кроме службы, Джеймс, – хмыкнула я, стараясь обратить свои слова в шутку, но они были слишком правдивыми, чтобы казаться смешными. – Моя жизнь всегда состояла из миссий. А сейчас… Черт, у меня даже дома больше нет. Мой корабль превратился в развалины, половины Совета нет в живых, как и половины моих знакомых, и… наверное, нет уже ничего круче, чем спасение галактики, да? Самое время вернуться к тому, что я делаю лучше всего. Ну, по крайней мере, когда снова войду в форму. Воспользуюсь вторым шансом и все такое.

– А… тебе не приходило в голову, что ты уже сделала достаточно? – недоверчиво спросил он, скрестив руки на груди. – Не хочешь взять отпуск? Может, отдохнуть, расслабиться?

– А что я, по-твоему, делаю сейчас? – Я широко развела руками, как бы указывая на свободную одежду, мягкий халат, чистое и спокойное окружение, шум прибоя в отдалении. – Я уже несколько недель не держала в руках оружия.

– Это не отдых, Шепард. Ты в гребаной больнице. Ты чуть не погибла – снова – и я уверен, что у тебя не было нормального отпуска как минимум три года. После всего, через что мы прошли, никто не будет ожидать, что ты сразу же вернешься в строй. Что мешает тебе отвлечься от всего?

– Я… – Я не знала, что ответить, и это бесило меня. – Я пока не могу покинуть центр, – сказала я наконец, прибегая к привычному ответу, который давала и себе, и другим, когда вставал вопрос моего здесь пребывания. – Меня не отпустят – я все еще…

– Ты самостоятельно ходишь и разговариваешь, и ты – коммандер Шепард, – возразил Джеймс. Зря я позволила ему подобраться ко мне достаточно близко, чтобы разговаривать со мной подобным образом, но на самом деле он прав – конечно, прав: я вела себя, как слабачка, тогда как никогда прежде не позволяла себе такого. – Если бы ты захотела уйти, они не смогли бы остановить тебя. В чем же заключается настоящая причина, а?

Я чувствовала на себе его пронизывающий взгляд и знала, что лгать бесполезно, однако продолжала смотреть мимо Джеймса, пытаясь найти оправдание. Он, однако, сообразил быстрее.

– Это Майор, не так ли?

Я уже открыла рот, чтобы наговорить чего-то про физиотерапию, протезированные конечности и рекомендации командования, но странно уважительное прозвище Кайдена на устах Веги заставило меня позабыть обо всем.

– Он прилетел за мной, – сказала я просто, тихо. – Он спас мне жизнь. Он рискнул всем, чтобы вытащить меня, и теперь он в коме, а со мной все в порядке. Находясь там, я знала, что умру, а открыв глаза пять секунд спустя, поняла, что жива и здорова, а он – нет. Я эвакуировала вас двоих, потому что не могла работать, беспокоясь о вашей безопасности, а после узнала, что все это не имело значения, потому что он, скорее всего, больше никогда не очнется.

Вега нахмурился, внимательно вслушиваясь в каждое мое слово, прежде чем ответить:

– Он знал, на что шел…

– И я тоже! – рявкнула я, чувствуя, как протез сжался в кулак, будто настоящая рука. – Я… теперь это звучит глупо, потому что все позади, но ты помнишь. Ты знаешь, как это было, на «Нормандии». Только война, только миссия, и это была кульминация – я хотела отдать последнему заданию все. И… я так и сделала. Или, вернее, думала, что сделала. Я полагала, что наконец-то покончила со всем, а сейчас… Я просто… Я не знаю, какого черта должна делать, что должна чувствовать или…

– Вообще-то, я тоже там был, – перебил меня Джеймс. – Пусть и в полубессознательном состоянии, но я находился в том же помещении, что и Майор, когда он принял решение лететь за тобой, и я скажу тебе: все силы ада не остановили бы его. Он любил тебя. Все знали это. Надеюсь, ты тоже об этом знала.

В носу щипало, в глазах стояли слезы, но я не позволяла им пролиться. Не сейчас.

– Прекрати говорить о нем, будто он уже мертв, – сдавленно произнесла я, и Вега мгновенно растерял весь свой пыл, выглядя теперь неуверенным.

А в следующее мгновение он ступил ближе и обнял меня своими огромными руками. В его объятиях я ощущала себя хрупкой, словно фарфоровая кукла, но каким-то образом его близость дарила умиротворение.

– Все в порядке, Лола, – прошептал он непривычно серьезным голосом. – Все в порядке, все будет хорошо.

Я знала, что должна была принять его утешение, притвориться, что оно возымело на меня хоть какой-то эффект, отличный от растущей привязанности к моему лейтенанту, но я не могла. Внутри я чувствовала себя мертвой и опустошенной, и его слова ничего не затронули в моей душе.

– Нет, не будет.

– Да, – вздохнул он, правильно оценив мое настроение, – я знаю. Я знаю, что ты веришь, только когда эти слова произносит Майор.

– Я не… я понятия не имею, как начинать жизнь заново без него, – прошептала я, ненавидя себя за то, что говорю об этом вслух, но не в силах остановиться. – Последние несколько лет походили на настоящую мясорубку, и я просто не понимаю, что мне делать сейчас. Ничто не имеет смысла, все кажется нереальным.

– Тебе просто нужно время, – мудро заметил он, и, прижавшись ухом чуть ниже его ключицы, я ощутила, как завибрировали эти слова в его груди. – Станет легче. Тебе нужны лишь время и расстояние, – Джеймс задумчиво помолчал и добавил: – и психиатр, потому что я уверен, никто не смог бы пройти через то, что прошла ты, и не надорваться.

– Мне не нужен гребаный психиатр! – прошипела я, прекрасно зная, что это ложь. – Мне нужен он. Мне все равно, если это посттравматический стресс, или вина выжившего, или как еще это назовет чертов доктор… Я бы не задумываясь отдала свою жизнь в обмен на его!

– Уверен, он сказал бы то же самое, если бы мог, – заметил Джеймс, отступая назад и глядя мне в глаза. Я вдруг вспомнила свое состояние после смерти Эшли. Тогда Кайден сказал мне, что я не имею права с такой легкостью идти на самопожертвование и не допускать, что и другие, вполне вероятно, готовы на это – каждый член моей команды мог ставить жизни своих товарищей выше своей. Я всегда считала, что это должна быть я, но ведь каждый сам творит свою судьбу. У всех есть мечты, мысли и эмоции, которые, как мы все эгоистично думаем, не разделяет никто во всей галактике.

Я попыталась объяснить эту идею Джеймсу с помощью неуклюжих слов, щедро приправленных ругательствами, полагая, что если кто-то поймет это, мне станет легче, но я ошиблась. Мне всегда было трудно справляться с эмоциями, а единственный человек, который действительно мог мне помочь, лежал в коме.

************

Вега навестил меня еще раз два дня спустя – минуло всего двенадцать дней, как я очнулась и немногим более месяца, как Кайден оказался в коме. Джеймс сообщил, что направляется на базу неподалеку от его родного города, чтобы помочь с восстановительными работами. Пройдет еще некоторое время, прежде чем академия N7 начнет работать, но лейтенант ненавидел сидеть без дела. Когда-то это утверждение было справедливо и для меня, но вот она я – достаточно здоровая, чтобы выписаться, сижу на той же самой скамейке и смотрю на море в лучах заходящего солнца.

Однажды мне пришло в голову, что, возможно, было бы лучше, если бы Кайден просто погиб. Если уж мне суждено выжить, но при этом мы не могли быть вместе, то я предпочла бы пусть и болезненный, но быстрый конец наших отношений – что угодно было бы лучше, чем эта… эта неопределенность. Неуверенность. Я не могла оплакивать того, кто еще не умер, но в то же время Кайден не мог утешить меня, пребывая в коме. Неужели, очнувшись, я полагала, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой? Теперь мне казалось, что я живу в своем наихудшем кошмаре, включавшем в себя эмоции, с которыми я не в силах справиться, битву, которую мне не суждено выиграть, и врага, которого никогда не победить.

Когда челнок, на котором улетел Джеймс, скрылся из виду, и я устала смотреть на солнечное отражение в морских волнах, словно какая-то вдова морского капитана, я откинулась на спинку любимой скамейки на песчаном пляже и принялась обдумывать пришедшую мне в голову идею.

Мне нужно выбираться отсюда. Не только ради себя самой, ради сохранения собственного рассудка и самоуважения, но и ради всех тех, кто задавался вопросом о том, что случилось с коммандером Шепард? Я всегда с трудом определяла, что является наилучшим для меня, а даже если мне это и удавалось, редко следовала своему же совету. Зато я отлично умела отодвигать в сторону личную жизнь и не относящиеся к делу мысли, входя в роль легендарной бесстрашной коммандос. Все что угодно, только бы перестать слоняться по медцентру, вымаливая чудо, зная при этом, что никто не слушает мои мольбы.

Поднявшись на ноги, я потянулась, пытаясь определить, чувствую ли боль в какой-то части тела, и с удовлетворением обнаружила, что за несколькими исключениями практически вернулась в прежнюю форму. Разумеется, мне придется провести несколько дней в спортзале и на стрельбище, чтобы убедиться, что все рефлексы в норме, но, к счастью, подобное времяпрепровождение вполне соответствовало моим представлениям об отдыхе. Я не могла взять настоящий отпуск, который включал бы в себя пляжи, рестораны и долгий сон по утрам, потому что не помнила, как это делать без Кайдена. Так что… я просто не дам себе возможности думать об этом. Я покину это место, наполню свою жизнь другими делами, и что бы ни случилось… просто случится. И я справлюсь – я найду силы в самой себе.

Когда-то Тейн сказал мне, что когда у тебя не остается никаких страхов, никакой ответственности – это отличное время для того, чтобы умереть. Я больше ничего не боялась, потому что почти все мои страхи воплотились в реальность. Что же касается ответственности… что ж, теперь я могу выбирать себе занятия по душе – никто не станет больше ничего от меня требовать. Они не посмеют.

И все же отчасти мне хотелось продолжать жить своим горем – просто потому что это было проще, нежели встретиться лицом к лицу с суровой действительностью нового мира. Я провожала взглядом последние лучи скрывшегося за горизонтом солнца и думала о том, что не смогу уехать сегодня. Я останусь до утра.

Я все меньше времени проводила в палате Кайдена и не только потому, что его мать частенько бывала там, но и потому, что мне нужно было привыкать к мысли, что я не смогу больше находиться рядом с ним после стольких ночей в его объятиях. Впрочем, сегодня Лорен дежурила в ночную смену, а потому она вряд ли помешает мне. Я направилась к нужной мне палате, не привлекая ничьего внимания, и, зайдя внутрь, заперла за собой дверь, как делала всякий раз, когда хотела остаться с Кайденом наедине. В комнате царила тишина, нарушаемая только писком аппарата, следящего за сердечной деятельностью. Я уселась на кровать, так что мои бедра касались ног Кайдена, и посмотрела на его руку в моей – она была все такой же тяжелой, но раны на костяшках пальцев зажили. Я поцеловала его ладонь, благодарная, что только одну его руку покрывали всевозможные датчики и иглы капельниц, так что вторая доставалась мне.

– Джеймс улетел, – сказала я, уже давно не чувствуя себя идиоткой, разговаривая с пустым помещением. – А это значит, что из команды «Нормандии» здесь остались только ты и я. Наверное, и я скоро уеду. Не потому что не хочу остаться, просто… я не могу. Ты бы понял. Это слишком трудно, и я никому не помогаю, находясь тут – уж точно не себе. Я знаю, что это не совсем то, но мне кажется, сейчас я чувствую себя примерно так же, как ты после Алчеры. Только… тогда у тебя не возникало и мысли, что я вернусь – ты был уверен в моей гибели. У тебя была возможность скорбеть по мне и пытаться двигаться дальше, а я… я не могу делать ни того, ни другого. В моих силах лишь стараться продолжать жить. Ты бы ведь именно этого хотел, верно? Ты бы хотел, чтобы я не сдавалась, никогда. Ты бы не желал, чтобы я зацикливалась на нарушенном тобой обещании. Ты… тебе бы не понравилось, что я виню себя за то, что с тобой случилось.

Я прочистила горло, и в носу защипало.

– Но это тяжело, и ты единственный, с кем я могу поговорить об этом, пусть даже ты не дашь мне ответа.

Его грудь вздымалась и опадала, глаза оставались закрытыми. Он выглядел таким… таким теплым, таким живым. Раны на шее и лице практически исчезли, и он казался почти здоровым. Но его состояние оставалось неизменным. До сих пор имелась вероятность, что однажды он просто тихо умрет во сне. Я не была уверена, что хочу находиться рядом в этот момент. Я не знала, что хуже.

– Я так скучаю по тебе, – прошептала я. – По возможности засыпать рядом с тобой и по тому, как ты относился ко мне, будто я являлась самым важным в твоем мире. Я скучаю по тому, как, просыпаясь, обнаруживала, что ты плотнее укутал меня одеялом, чтобы я не замерзла. Скучаю по твоей смущенной улыбке. Больше всего я скучаю по подобным мелочам.

Я посмотрела на свободное место рядом с Кайденом и внезапно поняла, что не могу больше сопротивляться давно манящему меня искушению. Я знала, что это глупо и бессмысленно, что потом мне станет хуже, но в данный момент мне было все равно. Я решила, что скоро покину это место, а потом это уже не имело значения – это действие не превратится в привычку, но хоть немного утешит меня сейчас. Всего один раз. Отринув сомнения, я приподняла руку Кайдена и устроилась рядом с ним. Кровать не была рассчитана на двоих, но если я стеснила его, то пусть очнется и скажет мне об этом сам. Я вздохнула и расслабилась, наслаждаясь знакомыми ощущениями его тела, прижатого к моему, даже его отросшей бородой, щекочущей мой лоб. Я закрыла глаза, и на миг мне показалось, что ничего не изменилось – словно мы перенеслись на месяц назад и наслаждались последней ночью перед решающей битвой со Жнецами, все еще теснящими наши войска.

– Ты помнишь? – тихо спросила я, чувствуя биение сердца у него в груди и слыша соответствующий писк монитора полсекунды спустя. – Что мы тогда говорили друг другу? Мы будто находились в ином мире. А теперь мне кажется, что я все это выдумала, потому что никто не знает о нем, кроме меня и тебя, и ты не можешь подтвердить, что все это случилось на самом деле. Когда я болтала о квартире – огромной, и вульгарной, и абсолютно неудобной, надеюсь, ты понимал, что она была нужна мне, только если бы ты пообещал жить в ней тоже. И ты пообещал. Я спросила, будешь ли ты рядом? И ты ответил: «Всегда». Словно… словно ничто на свете не могло остановить тебя, даже… даже мое свинское отношение к тебе. Об этом я тоже сожалею. Я думала, что наверстаю все после окончания войны, а теперь не уверена, что мне представится такая возможность. Я просто… наверное, я просто хочу, чтоб ты знал: я понимала, что под конец вела себя не совсем нормально, что со мной и в лучшие времена не так-то просто, и ты заслуживаешь медали за то, что выносил все. И…